«НОЛЬ»
5 ноября 2017 г. в 11:24
Звук выстрела почти оглушает, заставляет чуть вздрогнуть не ожидавших этого и отдаётся лёгкой пульсацией в руке. Звук, похожий на попытки человека вскрикнуть, и тело безжизненной тушей падает на землю, пачкая её кровью, которая почти тут же впиталась в пропитанную дождём землю.
Чонгук недовольно хмурится, чувствуя лёгкий озноб, но быстро приходит в себя. Взгляд его, тёмный и тяжелый, проходит по трём стоящим за спиной парням. Лёгкий кивок, и они расступаются в стороны, пропуская Чона, а после — следуя за ним. Двое стоявших в стороне начинают убирать грязь, но того это уже не интересует — он просто садится на заднее сидение машины и ждёт, пока та тронется с места.
Работающий мотор успокаивает колотящееся сердце, но не успокаивает трясущиеся руки. Чонгук смотрит на них, покрытые лёгкой испариной, и крепко сжимает в кулаки. Стискивает зубы, чувствуя лёгкую пульсацию на сгибе — там, где продолжает красоваться уродливый шрам. Как напоминание, как клеймо, которое не оставит его уже никогда в этой чёртовой жизни.
Его Юнги так шёл костюм. Чёрный пиджак, белая рубашка, идеально контрастирующая с поседевшими от жизни волосами. Чонгук помнит, как сердце его билось чаще от одного только взгляда, и как любовь расцветала в груди только от осознания того, что парень, стоявший перед ним — его самое больше Сокровище.
Но ещё больше Юнги шла улыбка. Широкая, светлая. Такая, какую не видел никто, кроме него, Чонгука. И он сжимал руку своего возлюбленного, любовался им, утопая в нежности тёмных глаз. И попутно слушая план их дальнейших действий.
— Такси довезёт вас до места, где вы пересядите на машину, — Сокджин протянул Юнги ключи, на что тот покорно кивнул.
— Ты умеешь водить машину? И всё равно ездил на автобусах? — удивился Чонгук, на что Мин лишь пожал плечами.
— Бензин — нынче очень дорого.
Киллер усмехнулся, заставляя тем самым и Чонгука коротко расхохотаться. Картина, что создавали эти двое вместе, невольно умиляла стоявших в стороне братьев, которые, растрогавшись, всё же вытолкали их с базы. А сами пообещали, что, в случае чего, будут рядом. «Только свистните».
— Босс, планы не изменились? — слышит он вопрос, отвлекающий от боли.
— В аэропорт, — приказывает Чонгук, а сам прикрывает глаза.
С губ срывается вздох, а умиротворение возвращает его в прошлое. Оно покрыто чёрной пеленой, думать о которой Чон просто не хочет. Потому что больно, потому что почти невыносимо.
— Ты продолжаешь это дело? Даже после всего того, что случилось?
— Кто-то должен.
Отец говорил много и почти не по делу. Чонгуку уже давно осточертело его слушать, но он продолжал сидеть, попутно поглядывая на сидевшего рядом Юнги. Тот щурился, нередко оглядывался, но в основном чётко держал взгляд на главе семьи, который весьма покоробился внезапным гостем, но выгонять того не стал.
— Кто он? — спросил Хоён указывая на поднявшего руки Юнги. Конечно, не каждый день на него наводили сразу несколько прицелов.
— Мой возлюбленный. И если ты сейчас не заставишь своих шавок разойтись по будкам, я сам уйду отсюда и уже никогда не вернусь.
Чонгуку почти стыдно за сказанное. Но только спустя двадцать минут, за столом, когда отец внимательно осматривал то его, то его спутника, то и дело задавая какие-то наводящие вопросы. На которые, к великому удивлению, отвечал сам Мин. Не вдаваясь в подробности и вешая лапшу на уши — точно так же, как когда-то вешал Чону-младшему. Ему было почти не обидно. Разве что совсем чуть-чуть.
Разговоры с отцом были почти пыткой, но Чонгук понимал, что так нужно. Чтобы добраться до истины, чтобы выяснить, что же, чёрт побери, творится в голове у старшего брата. Чону было до слёз обидно, что любимый брат, что всегда поддерживал его выбор, просто взял и воткнул ему нож в спину.
— Отец, а где брат? — всё же решил поинтересоваться Чонгук, но тотчас отвлёкся, заслышав скрип двери.
— Братишка! — услышал он радостный голос Хосока. А когда повернулся, заметил его улыбку, которая затмилась мрачной маской, стоило старшему из братьев уловить на себе прищуренный взгляд киллера.
— Прибыли, — слышит Чонгук голос одного из подчинённых и покорно открывает глаза. Он чуть тянется, хрустя позвонками, а после резво вырывается на улицу. Туда, где солнце нещадно ослепляет, где толпы людей и противно пахнет бензином.
Аэропорт встречает его громкими голосами, высокими окнами и яркими вспышками солнца в отражениях. Чонгук опускает тёмные очки на глаза, кивает двум парням и идёт в сторону входа. Мимо снуют люди, нередко задевая его плечами, но Чон их игнорирует. Потому что пытается унять дрожь в руках, потому что страшно совсем немного.
А когда он, слыша приход СМС, читает сообщение, в груди холодит почти так же сильно, как при виде двух стоявших поодаль парней, один из которых замахал ему рукой.
От кого: Сокджин-хён.
Мы приехали.
Чонгуку было почти не страшно, когда над столом повисла тяжелая атмосфера, ему было почти не беспокойно, когда брат заговорил на повышенных тонах, после переходя в громкий смех. Он почти не струсил, когда прогремел первый выстрел в его сторону. Просто онемел от шока, отмечая зияющую дыру в локтевом сгибе.
Из горла вырвался крик, который нельзя было сдержать ничем. Чонгуку было больно, ему было страшно, несмотря на сильные руки, сжимавшие его плечи. Рядом был Юнги, но из-за этого ему было лишь беспокойнее. Потому что киллер рядом только из-за него, потому что подвергал себя опасности из-за н е г о.
— Какого чёрта ты творишь?! — последнее, что произнёс отец, прежде чем замертво пасть на пол.
Чонгука охватила паника. Он ревел, не имея возможности остановить слёзы, цеплялся за Юнги, который пытался успокоить его и спрятать, уберечь, спасти от этого Ада. Вокруг гремели выстрелы, соёновские псы, ворвавшиеся в комнату, не оставляли от чоновых шавок практически ничего. Те сдавали позиции, и Чонгук понимал, что это, кажется, конец. И голос брата, отдававшийся в голове повторявшимся эхом, был тому банальным подтверждением.
Ему было страшно, он не скрывал этого. Мальчишка, ребёнок, неумеха.
Теперь Чонгуку двадцать четыре, но он трясётся перед старшими так, словно малое дитя. Чимин, кажется, с годами стал только меньше. Не стала меньше только его улыбка, которой он одарил младшего, трепля его по волосами. И не важно, что для этого пришлось встать на носочки — Пак даже так выглядел слишком мило.
— Ты так вырос, малыш Гук-и! — восхищается Чимин, осматривая его, будто бы собственного сына. Это невольно вызывает улыбку у Чонгука, который нервничает так, как никогда не нервничал. Ему почти не страшно — хоть этот страх и совсем другой.
А потом он видит Сокджина. Всё такого же широкоплечего, будто бы не изменившегося с их последней встречи. Разве что теперь мужчина смотрит на него чуть приуженными глазами, на краях которых появились заметные морщинки. Ким много работал, Чонгук знал это. Пусть данность была понятна не только из-за сообщений и редких разговоров по телефону. Весь Сокджин говорил о том, как он не высыпается, как устаёт. Его мешки под глазами, его истёртые руки, которые мягко обхватывают маленькие ладошки Чимина.
Чонгук, правда, рад их видеть спустя столь долгое время.
— Спасибо, что приехал, — Сокджин протягивает руку, и Чон пожимает её в приветствии.
— Я не мог не приехать, — на выдохе произносит Чонгук. А руки его всё ещё продолжают дрожать.
— Как ты, Гук-и? Выглядишь неважно, — Чимин вновь приближается к нему, прикладывая ладонь ко лбу. Но тот улыбается и качает головой. «Всё хорошо».
— Просто мало спал. Со мной... всё хорошо.
Однако Чонгук понимает, что с ним не всё хорошо. И явственно ощущет это, когда новые воспоминания проникают в него, как выстрелы пуль.
Те самые выстрелы пуль, проносившиеся над его головой. Чонгук невольно вскрикнул, когда бокал разбился прямо над его головой. А после — лицо Юнги напротив него.
— Сиди здесь.
— Куда ты?! — в панике затараторил Чонгук, ухватываясь за руку Мина. Он не мог потерять его. Особенно сейчас, после того, как он его уже чуть было не потерял.
— Я вернусь, — пообещал Юнги, оставляя короткий поцелуй на лбу.
Чонгук пытался остановить, кричал, звал, но со страха спрятался обратно, когда мимо пронеслась новая пуля, еле задевая его плечо. Царапина нещадно саднила, но Чон всё равно выглядывал, искал глазами. И заметил, как Юнги выбежал следом за Хосоком прочь из комнаты.
Последнее, что увидел Чонгук — его спину, прежде чем услышал новый, более оглушающий его выстрел. Он пробился через трупы, через перестрелку, прячась за мебелью, но выбираясь из комнаты. Чтобы увидеть, как беловласая макушка коснулась пола. И больше не шевелилась.
Чонгук молил всех богов, чтобы Юнги повернулся, чтобы посмотрел на него, чтобы открыл глаза. Хотя бы в последний раз. Однако теперь, стоя под пронзительным тёмным взглядом, ему кажется, словно смерть была бы куда менее губительна для него.
Прошло столько лет, а сердце его всё так же нещадно тянет, бухается где-то внизу, оставляя в сердце чёрную дыру. Юнги перед ним бледнее, кажется, чем семь лет назад. Однако улыбка его всё такая же мягкая, переполненная любовью и теплом. И Чонгук тает, распадаясь на сотни осколков и убивая в себе того, кого строил все эти годы полного одиночества и нещадной войны не с судьбой — со всеми крысами, что привели его к этой жизни.
Срываясь с места, Чонгук быстро преодолевает расстояние между ними. Вытягивает руки прямо на ходу и заключает Мина в крепкие объятия. Из глаз его сочатся слёзы, челюсть сводит от того, как сильно он сжал зубы. Он, тёплый, живой — перед ним. Или эта очередная галлюцинация?
— Хён... Хён, — бормочет Чонгук, зарываясь пальцами в волосах и утыкаясь в чужое плечо. А Юнги смеётся и обнимает в ответ.
— Я вернулся, Чонгук-и.
Чонгук обещает себе, что больше никогда не отпустит его. Ни на минуту, ни на мгновение. Что защитит, что убережёт ото всех невзгод, опасностей, пуль.
И рано или поздно он доберётся до брата, как добрался до Соён, и перебьёт, наконец, всех тех, кто почти сломал его жизнь.
Нет, их жизни.
Счастливый конец — это их Общее Исключение во всём хаосе жизни.