Олешек

...Грая действительно накормили обычной солдатской кашей, подгорелой и пересоленной, дали выпить воды и связав, бросили около костра, от которого он пытался отползти подальше, но видно воинам хотелось поглумиться и оказаться хоть чуть дальше от огня ему не позволили. Тогда рыцарь попросту отвернулся от всполохов костра и прикрыл глаза, но прислушивался. Впрочем, удача на этот раз ему не улыбнулась и толку и особого смысла в солдатском трепе не наблюдалось. Сначала он выровнял дыхание, притворяясь и вслушиваясь, а потом — задремал едва-едва, надеясь накопить хоть немного сил на утро. Но стоило лишь начать проваливаться в сон, как он словно наяву увидел свою чудь. Ламми улыбался ему нежно и светло. Смотрел не моргая, тая в глубине своих прекрасных очей печаль и тревогу. И руки протягивал, словно силясь обнять, хоть во сне. - Все хорошо, сердце мое, сокровище чащи лесной, — Грай попытался улыбнуться ободряюще, но видать вышло криво да косо, а тревоги в любимых глазах поприбавилось. -Ты можешь меня успокаивать сколь угодно много, но толку от этого не сыскать. Знаю я, что ты задумал, не спокойно у меня на душе. Но в силах моих помочь тебе. Пусть я не могу выйти из своей чащобы, но могу подсобить, где магией, где уговором. Не отказывайся от помощи моей, умоляю тебя, мой возлюбленный. Меньше всего я хочу тебя потерять. Больше всего тревожусь за тебя. Не за свой лес, не за себя, хоть следовало бы, а за твою жизнь… — чудь лесная чуть не плакала в конце речи своей. И каждое слово заставляло Грая сжимать кулаки. Недопустимо же! - Ламми, олешек трепетный, мое счастье, ты знаешь же, что и мне будет не мила жизнь, коль ты меня покинешь. Потому и опасность отвожу, потому и пошел сюда. Как не понимаешь? — он попытался провести пальцами по его щеке, но так и не смог дотронуться почему-то. - Понимаю. Все я понимаю… — начал Ламми, но Грай перебил его: - А понимаешь ли, что все это — только начало? Понимаешь, что началась война? - И… И что ты предлагаешь? — карие глаза наполнились слезами. Понимал все лесной Хранитель, но боялся услышать эти слова от своего рыцаря. - Мне нужен этот отряд. Мне нужны люди, умеющие держать оружие. Чтобы хоть как-то дать отпор тому, что грозит нам. Чтобы хоть как-то от тебя отвести смерть. От тебя и твоего леса. От нас. Сможешь ли убедить их? Затуманить накрепко сознание, чтобы подчинялись, чтобы признали меня командиром? Должна же быть у тебя в запасе такая ворожба? Волшебство тайное? — Грай понимал, что даже если есть, то его лесная чудь не откроет ему этого, утаит, не скажет. Не потому, что зло затаил, а потому что не хочет олешек его отпускать от себя. Ему и самому в тягость было это решение, но таков, видать, его удел — отдать все же жизнь свою в бою. На этот раз лишь с тем отличием, что было за кого воевать. Не по присяге, а по сердечному велению. Ламми молчал. Долго. И плакал беззвучно. Смотрел на него с таким укором, что совсем уже не по себе становилось. И едва хотел рыцарь попросить прощения за свою просьбу, как олешек все же выдавил из себя слова, что хуже каленого железа жгли его губы, пока он их произносил, неожиданно зло и твердо. - Есть ворожба. Будет тебе воинство! - Ламми… — Грай тепло улыбнулся своему чуду, окликая его, собирающегося истаять в дымке сонного морока уже. - Что еще? — зло он огрызнулся, подняв подбородок и сузив глаза. - Я вернусь. Клянусь тебе! На эту его горячую клятву, он только усмехнулся невесело и истаял, оставляя рыцаря в его дремоте. Их обоих ждал нелегкий путь и оба они это понимали. И каждому из них придется что-то принести в жертву. А вот что... Это вопрос лишь к судьбе.