В твоей памяти

— Ты в курсе, что в этой части Айюра сейчас глубокая ночь? — Альгинерия не могла не возмутиться факту столь позднего вызова, хотя сама отчего-то совершенно не хотела спать. Такотос как всегда предпочёл связь через видеоконсоль прямому обращению через Кхалу, и она была даже благодарна ему за это — прямые ментальные прикосновения этого Венатир каждый раз заставляли её передёргиваться. — Мне просто безразлично, спишь ты или нет, — ответил он с насмешливым равнодушием. — Какая похвальная честность, Венатир. Чего тебе? — Ты — Альгинерия, дочь Алджуны ке Ара, если мои данные верны. А значит — единственная из проживающих на Айюре кровная родственница моего воспитанника, которая способна взять его под опеку. — Мне определённо не нравится то, куда ведут твои мысли, — Альгинерия напряглась, вспомнив неприятный разговор с матерью, в котором ей пришлось донести до неё новость о том, что один из её детей волею Конклава попал на воспитание к самому неподходящему из возможных кандидатов. — Это не мои мысли. Мальчик уверен в том, что ему будет лучше среди твоих соплеменников. К тому же ты сама неоднократно говорила, что я неправильно его воспитываю. Пусть почувствует разницу. — Как мило, что ты хотя бы предупредил меня. — Я привезу его на шаттле через шесть часов. — Шаттл? Почему не через врата? — Ему не комфортно от повышенного внимания посторонних. — Как всё запущено. — И мне тоже. Не дожидаясь ответа, Такотос разорвал связь. Альгинерия, к своему удивлению, даже не успела разозлиться — в глубине души она ожидала, что это произойдёт рано или поздно, и, торжествуя, отмечала, что была права, когда утверждала, что еретик из Венатир не способен вырастить даже идеально совместимого с ним ребёнка. Вскоре она почувствовала себя ещё лучше, когда поняла, что сможет своим согласием решить ещё одну проблему. Судящая прекрасно ориентировалась в Иалоне и ночью, и днём, и легко нашла дом, в котором жила Инола, не воспользовавшись ни одним трансматом и попавшись на глаза лишь нескольким воинам, не вникавшим в причины и направления её перемещений. Времени у неё было немного, но ей удалось рассчитать и успеть до того, как начало светать. Как она и ожидала, она нашла Син'Кхеру медитировавшей сидя у порога её покоев. Почувствовав присутствие судящей, она резко встала и смерила её взглядом, не исполнив ни поклона, ни какого-либо другого уважительного приветствия. — У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — сказала Альгинерия, сейчас готовая не заметить и большую дерзость. — Ты обращаешься ко мне или к... — К тебе. Идём. — С каких пор между вами есть секреты, судящая? Альгинерия посмотрела на закрытую дверь. Инола спала совершенно точно — она ощущала неяркую прохладную пульсацию её сознания, погружённого в холодный тёмный сон. — Ты же хочешь увидеть своего возлюбленного? Надбровные дуги Син'Кхеры дёрнулись вверх, и из поверхностных мыслей схлынуло желание дальше дерзить. Судящая удовлетворённо хмыкнула и повела её прочь из здания, внимательно следя за тем, чтобы нетерпение отверженной не вынудило её сделать какую-нибудь глупость. Они остановились у выхода на посадочную площадку — возраставшее нетерпение бывшей воительницы достигло пика. — Такотос ке Венатир прибудет сюда на шаттле через четыре часа. Ты будешь ждать здесь — но не высовывайся, пока он не передаст мне ребёнка. Потом делай с ним всё, что хочешь, уверена, он будет счастлив. Не благодари. Син'Кхера замерла, неверяще глядя перед собой на пустую площадку, освещённую только светом энергетических линий, пульсировавших между гладких камней. — Он действительно прилетит? — За кого ты меня принимаешь, отверженная? Пусть вы оба мне противны, ложь ниже моего достоинства. — Мне кажется, я обманываю судящую Инолу. — Она могла провести тебя через врата в Лаци сотни раз за эти два цикла, но не сделала этого. А ведь это было твоим единственным настоящим желанием. Как ты думаешь почему? — Альгинерию искренне изумляло то, что в незамутнённом уме отверженной воительницы и впрямь не было ответа на столь простой вопрос. — Я — храмовник. Моё дело — сражаться, а не копаться в чужой душе, — жёлтый глаз Син'Кхеры несколько раз мигнул красным. — Хотя мне всё же ужасно интересно, зачем ты это делаешь? — Я избавляю Инолу от обузы в твоём лице и от болезненной надежды когда-либо завоевать внимание этого недостойного еретика, а ещё помогаю воссоединиться двум влюблённым. Разве не прекрасно? — Я не верю, что ты делаешь это из чувства природного благородства. У тебя его просто нет. — Это бесценная возможность больше никогда тебя не видеть рядом с моей подругой — такой мотив тебя устроит? — Хм. Вполне, — вялое любопытство Син'Кхеры снова уступило нетерпению, в котором ей предстояло провести ближайшие часы. Она скрылась — Альгинерия не хотела знать, каким образом. Закрыв глаза, судящая погрузилась в медитацию прямо там, где стояла, унесшись сознанием обратно к порогу, за которым всё ещё спала Инола. — Надеюсь, ты сможешь понять меня. *** В тот вечер Инола не чувствовала усталости — за последние пару лун ей удалось достичь определённого успеха в концентрации на потоках пси, и когда-то сложные опыты теперь даже позволяли ей отдохнуть в процессе и совмещать некоторые виды медитации с внимательным считыванием окружающих. Однако когда Альгинерия предложила сходить с ней в дом досуга и расслабиться, она согласилась, почти не раздумывая. В своих мыслях она назвала это проверкой, пройти которую решительно желала, пусть внутри неё до сих пор скрёбся полуосознанный страх и недоверие к новой себе. Джакс'Унадар пусть и сильно отличался от Джакс'Манар, их назначение было схожим — временное жильё и развлечения. Был праздник третьей луны, и несколько судящих из Шелак творили музыку в общем зале, прославляя Ар'и'Лаи, и под звуки ксилеферов несколько молодых Велари изгибались в синхронном танце. В дыму курений отдыхали представители всех каст, и Иноле удалось почувствовать причастность ко всеобщему веселью, и к её чувствам не примешивались ни тревога, ни раздражение. Альгинерия ожидала её на подушках рядом с целым столиком разнообразных смесей, дым которых примешивался к общему фону лишь после того, как делал долгий круг между скрывавшей её полупрозрачной ширмы. В её ауре сложно было разобрать что-то кроме общего веселья — советник явно имела намерение провести этот вечер хорошо и позволила разуму расслабиться в окружающем дурмане. Напротив неё лежал мужчина из Саргас и лениво вертел в руке зелёную дощечку, обдумывая следующий ход в разложенной рядом со столиком гул'зиил. Когда Инола приблизилась, он поднял на неё взгляд и застыл, выражая смесь удивления и страха. — Великие боги! Я на мгновение решил, что ты — призрак! — Я знаю тебя? — Инола опустилась на подушки между ним и Альгинерией. — О. Конечно, нет. Но меня совершенно точно знала Малирунаи ке Шеддар. Если бы я не был уверен в том, что она сгинула в пустоте, я решил бы, что она переродилась, — он поднял кадуцей и представился: — Иратис ке Саргас, судящий шестой ступени, бывший прокуратор северной То'Элин. — Инола ке Шеддар... пока никто, — она подняла свой кадуцей в ответ, почувствовав прилив уверенности — не она одна была здесь непохожей на других. — Очень многообещающая никто, — телепатема Альгинерии прозвучала столь невнятно, что оба собеседника не сразу уловили её смысл. — И не надо говорить, что мне уже хватит! — Тебе было достаточно ещё до того, как я сюда пришёл, Гине, — Иратис рассмеялся и сделал свой ход. Альгинерия подняла руку и не глядя потеснила его дощечку другой, более маленькой и синей. — Что? Опять? — он нахмурился и убрал с поля зелёную дощечку и ещё несколько жёлтых, находившихся поблизости. Судящая торжествующе усмехнулась. — Никогда раньше не бывала в доме досуга... в качестве гостя, — Инола не обращалась к кому-то конкретно, продолжая прислушиваться к своим ощущениям. Пока все они были приятными, и прошлое не давало о себе знать, даже когда её взгляд цеплялся за кхалаи, разносивших курительные смеси. — Прекрасно понимаю тебя. Когда я был юн, никто не верил, что я поднимусь выше военного советника низшего ранга. Однако я вообще никогда не работал с храмовниками. Более того, я просто отвратительный стратег, — он иронично указал на поле, на котором пёстрая армия Альгинерии окружила его белую «крепость», в которой уже недоставало «камней» и «защитников». — Не сочтите за ересь, но, кажется, система Кхаса начинает всё чаще давать сбои. — Еретик, — проворчала Альгинерия. — Кхас непогрешим! — Эй! Тебе сюда нельзя! — вмешался голос одного из стражей в наполнявшую дом гармонию. По эфиру пробежала неровная рябь недовольства, кое-где перетёкшего в возмущение. — Она со мной, — Инола безошибочно узнала голос Такотоса, пусть он и звучал как-то необычно весело. Обернувшись, она увидела его самого — обнажённого, на руках у столь же обнажённой Син'Кхеры, о существовании которой она успела позабыть, не обнаружив её на пороге с утра. Она прикрывалась его телом, он прикрывался обрывком ткани столь грязным, что цвета его было не понять, и лишь статусные украшения не позволяли окружающим сомневаться в его кастовой принадлежности прямо сейчас. — Нам с этой прекрасной женщиной нужна уединённая комната и... очевидно новая одежда. — Прости за грубость, но... у нас определённо разные понятия о прекрасном, — кхалаи, управлявший домом, попытался сгладить конфликт, на что страж наполнил эфир ещё большим негодованием. — У нас есть свободная комната наверху, и я очень прошу вас обоих не портить праздник. — Сразу видно, привратник, ты никогда не любил. А теперь давай-ка поклонись мне, как подобает. И ты, воин. И пусть все здесь знают, что тот, кто оскорбляет Син'Кхеру ке Саргас, оскорбляет меня! Кхалаи незамедлительно подчинился и глубоко поклонился, страж несколько секунд медлил, разглядывая отверженную с нескрываемым отвращением, затем тоже опустился на одно колено. — Боги. Мне стыдно, что я с ней из одного племени, — Иратис покачал головой, от возмущения позабыв, какой ход хотел сделать следующим. — В лесу не растёт столько маранги, чтобы этот Венатир перестал быть мне омерзителен. Невоспитанная грубая отверженная храмовница, лишённая великого единства — действительно, единственная достойная пара для него, — сказала Альгинерия достаточно громко, чтобы все присутствующие высказали, услышали и выразили почти единодушное согласие. Такотос и Син'Кхера в ответ лишь расхохотались и проследовали по направлению, которое привратник дома поспешил им указать, дабы избавить главный зал от их присутствия. По дороге они прошли близко мимо ширмы, за которой сидела Инола, и она зацепила ощущение их общего счастья — не того спокойного и умиротворённого, что она почувствовала в Такотосе, встретив его на улице больше пяти циклов назад, но яркого, почти обжигающего и, что тронуло её больше всего, единого. — Я никогда раньше не слышала, чтобы он так смеялся, — Инола сжала кулаки, пытаясь унять дрожь, прокатившуюся по сосудам. — Он ждал её больше двухсот циклов... боги, да это вдвое больше, чем вся моя жизнь. Как я посмела решить, что могу заменить её? Она почувствовала острое желание немедленно уйти. Альгинерия уловила её желание и нежно, но крепко сжала в ладони прядь её нервных отростков. Инола вздрогнула от каскада вибраций энергии, исходивших от судящей. Несмотря на кажущееся опьянение, все её мысли были ясны, с той лишь разницей, что усыплённый наркотиком здравый смысл не видел разделения между Инолой и Малирунаи. — Я тоже ждала тебя долго, пока ты болталась в пустоте. И что теперь, сходить с ума? — Судящая... — Инола почувствовала прилив смущения, такой же, как в их первую встречу, отчего-то не стёршуюся из памяти после вмешательства Конклава. В тот момент не имели значение ни её каста, ни возраст — лишь резонанс, который появление Альгинерии ке Ара на пороге Джакс'Манар вызвало в её душе, лишь глубина, на которую они обе заглянули друг в друга, одна — по законному праву, другая — потому что не смогла не заглянуть. — Гине. Давай я отведу тебя домой. — Но мы не доиграли партию, — возразила она виновато, но поддалась, когда Инола обняла её за плечи и помогла подняться следом за собой. — Ты всё равно выиграла, — Иратис безразлично сбросил с «крепости» последнюю «башню». — Даже если и есть эффективная тактика обороны в такой позиции, она мне недоступна. — Ты мог повернуть меня в бегство в три... четыре хода. — Если я додумаюсь до этого стратегического решения раньше, чем Ар'Лаи сядет за горизонт — я дам тебе знать. — Останешься сегодня со мной? — спросила Инола неожиданно для себя, когда дом досуга остался далеко позади и потоки влажного воздуха начали сдувать с них тот дурман, что не успел впитаться в кожу. Альгинерия подняла на неё глаза, горевшие ровным непроницаемым голубым. Её ладонь продолжала сжимать её узы. — С тобой — хоть на целую вечность. *** Сознание Альгинерии качалось на волнах цветистой смеси трав, впитавшейся в кожу вместе с дымом и продолжавшей проникать в неё глубже бодрящим послевкусием. Она не могла сказать точно, где кончались её узы и начинались узы Инолы, так тесно было сейчас их переплетение. Инола зависла в неопределённости где-то между медленно отступающей, но всё ещё сильной болью, и упорядоченным умиротворением, исходящим от судящей и наполнявшим её непрерывным потоком. Альгинерия обнимала её плечи, и она же вплеталась в её мысли, проникая так глубоко, как никогда прежде, раздвигая обрывки воспоминаний старых под тонкой плёнкой новых, ныряя к полуосознанным потаённым страхам и видениям, словно на дно древней трясины, которой она совершенно не боялась, так как давно знала каждый камень в этом кажущемся непроглядным мраке. Она уже была здесь — сотни циклов назад, когда она каждый день соединялась с молодой кхалаи в холодных травах То'Элин, и всякие попытки отрицать это растворялись в тумане курений. Инолу пугало то, что она чувствовала, позволив этому произойти. Её толкала вперёд досада, обида на судьбу, на судящего из Венатир, до которого она тщетно пыталась дотянуться всеми возможными способами, но проиграла искалеченному призраку из его прошлого, на себя саму за то, что так долго не могла смириться с этим поражением. Теперь же она плыла между ярко сияющих нитей чужого сознания, и из-под рваных размытых инграмм вставало чёткое ощущение того, что это уже происходило с ней однажды. В другой жизни. Той, что случилась с ней задолго до того, как Инола ке Шеддар пришла в этот мир в одну из холодных ночей восточной Лаци. Той, что оборвалась так давно, что её образы истаяли в пустоте, но не переставали возвращаться к ней неразличимыми пугающими пятнами. — В детстве я часто видела один и тот же сон. Я шла по лесу. Вокруг было очень темно и страшно, но я продолжала идти, мне было так любопытно. Я видела ручей Ранноу, его светящиеся воды были мне маяком, и там были эти цветы. Красные, как твои одежды. Они как будто парили над водой, и их нестерпимо хотелось взять в руки. Я успела об этом забыть — в Лаци редко бывает что-то... такого цвета, — перед её глазами снова поплыли грязно-коричневые пятна прежней жизни. Такотос был одним из этих пятен, и сейчас он был столь же размыт — не волей Конклава, но её собственной болью, заполнившей ощущением бессмысленности всё, что было до её преображения. Пальцы Альгинерии скользнули по её ключицам, медленно обводя каждую чешуйку, и остановились на металле кастового ожерелья. Ровный голубой свет её глаз вспыхнул чуть ярче, а по рисунку мыслей скользнуло осознание того, что теперь никто не попытается помешать их единению. — Каждый раз меня словно вела невидимая нить. Снова и снова к этому берегу. А они качались, качались и пели мне. — Тысячи парсек через пустоту ты летела на мой голос? — Альгинерия провела ладонью по корням уз Инолы, не переставая утверждать своё право в каждом движении. Она жаждала этого последние десять циклов, но не позволила себе воспользоваться ею даже тогда, когда та была лишь покорной смущённой служанкой у её ног. Она хотела, чтобы Инола пришла к ней сама, пусть даже так, через горечь и дурман. — Звучит слишком красиво, чтобы быть правдой. — Так ли важно, правда это или нет? — боль снова всколыхнула всё её существо, отдавшись в висках, перекатившись на Альгинерию обжигающе холодной волной. — Ты единственная, кому я нужна во всей Вселенной, среди живых и мёртвых. Кем бы я ни была. Какой бы я ни была. — Не говори это так обречённо, — волна разбилась о ровное горение страсти, тлевшей в душе Альгинерии сотни циклов, изрезалась о нить, связывавшую их души через смерть и забвение. — Неужели весь мой путь вёл к этому? Неужели я вернулась из пустоты только для того, чтобы так и остаться призраком чужого прошлого? — Ты вернулась, чтобы исправить несправедливость. Стать чем-то большим. Твой путь только начинается. И, вероятно, в том был замысел богов, но именно ты исцелила два разбитых сердца. Инола ке Шеддар, судящая первой ступени, великодушная и милосердная к отверженным, — Альгинерия закрыла глаза и прижалась надбровными дугами к диадеме Инолы. — Останься милосердной ко мне, — её пальцы сжали металл ожерелья с отрезвляющим звоном. — Останься. — Судящая... — Инола сфокусировала взгляд на одной из многочисленных тёмных полосок, покрывавших тело Альгинерии красивым естественным узором. — Гине, — поправилась она запоздало. — Есть ли у меня выбор? — Ты прекрасно знаешь, что он есть всегда. Но тебе стоит знать также и то, что Альгинерия никогда не отпускает свою добычу, — она засмеялась, и Инола отчего-то почувствовала облегчение. Она позволила себе снова упасть в её горячую густую ауру, в которой и прошлое, и будущее теряли своё значение. И многие сотни циклов после Альгинерия ке Ара не видела больше кошмаров.