Перманентная изолированность

Кевина освободили из тюрьмы, когда ему было двадцать три. Это было глупо с его стороны стоять посреди улицы и смотреть по сторонам, одновременно осознавая, что он по этому городу не скучал. Он не чувствовал радости при виде все тех же выгоревших на солнце домов, ему было плевать на изуродованные временем лица знакомых и он не хотел бежать в супермаркет, чтобы впервые за почти десять лет нормально поесть. Вместо ностальгии Кевин чувствовал раздражение. Он знал, что еще давно выполнил свое предназначение, а теперь ему оставалось просто ждать смерти – ждать послушно, тихо и с трепетом – но нет. Все резко пошло не по плану, полетело к чертям, и теперь Кевин был вынужден думать о том, что ему делать дальше. Было смешно всерьез надеяться на то, что он станет одной из множества социальных ячеек, но Кевину не хотелось сдохнуть где-нибудь под мостом в обнимку с блохастой псиной, теплый бок которой будет служить ему подушкой. Кевин поправляет на плече лямку рюкзака, а потом все-таки решает пойти домой. Если, конечно, у него еще оставался дом. Его не навещали ни мать, ни Криденс с того дня, как ему исполнилось восемнадцать лет. Возможно, в тот день они впервые вздохнули полной грудью и навсегда уехали из этого города. А может их давно разорвали на части родители убитых детей, решив не дожидаться того дня, когда Кевина ударят в этот раз слишком сильно и он все-таки сломает себе шею, падая на обоссанный пол тюремного туалета. В конце концов, суд Линча всегда был отдушиной слабых людей, которые считали своим долгом показать зубы в ответ на причиненные вред и боль. У Кевина ушло полчаса, чтобы дойти до дома, и под конец пути он уже чувствовал себя усталым. Почти разочарованным. Дом выглядел мертвым – его темные окна напоминали Кевину открытые, набухшие глаза утопленника, а обшарпанная дверь была разинутым в немом крике ртом. Кевин идет по каменной дорожке через запущенную лужайку и морщится, когда под его весом один из камней проваливается в глину, а вокруг него выдавливается грязная вода. Наверное, вчера был дождь, но у жителей такого дома должны были быть проблемы куда серьезней, если, конечно, тут и правда все еще кто-то жил. Когда он оказывается почти вплотную к дому, то замечает плохо вычищенные разводы красной краски. Кевин тянется пальцем к одной из досок, на которой белая краска пузырилась и трескалась, а потом с безразличным лицом проводит указательным пальцем по красной сухой капле. - Кевин? Тебя освободили? Он слышит знакомый и одновременно вызывающий раздражение голос. Резко дергает головой, словно волк, почувствовавший запах добычи, а потом видит своего брата. Его всегда было странно видеть перед собой – Кевину это напоминало ощущение, когда смотришь на фотографию с самим собой и вроде бы понимаешь, что это ты и есть, но все равно что-то не сходилось. Что-то отличалось от той картины, которую ты привык видеть в зеркале – и так же было и с Криденсом. Он отличался и одновременно был очень похож – Кевин не любил это сходство, мечтал своими руками вырвать эти оленьи глаза и никогда больше не видеть перед собой свое же лицо, изуродованное испугом, покорностью или трепетом. Кевин не сделал этого до сих пор лишь потому, что знал – в Криденсе был потенциал. Над ним издевались в школе. Его унижали и били. Но однажды всю шайку ребят с соседней улицы исключили из школы после того, как они окунули Криденса с головой в унитаз. Никто не знал, почему их выгнали, Криденс никому не жаловался и всегда прятал синяки, но Кевин был уверен – его брат нашел способ отомстить. С каждым годом Криденс становился мрачнее. Он был невероятно замкнут, его все ненавидели или над ним смеялись, а он смотрел себе под ноги и терпел. Сейчас же Криденс смотрел на него с искренним изумлением. Возможно, еще с гневом. Или с отвращением. Кевин не успел разглядеть, потому что Криденс скрылся в доме, но спустя полминуты его брат открыл входную дверь. - Заходи. Криденс сутулился. Он сутулился с самого детства и прятал взгляд, а когда ему нужно было все-таки на кого-то посмотреть, то он делал это исподлобья – так мрачно и загнанно, что со стороны могло показаться, словно он в этот момент чувствует одновременно обиду и желание причинить боль. Но сейчас Криденс на него не смотрел. Он неловко отошел в сторону, пропуская Кевина внутрь, а потом тихо закрыл входную дверь. - У меня бардак, н… - Мне плевать, – Кевин медленно проходит в коридор, заходит в гостиную и думает о том, что здесь не поменялось ничего. Либо Криденс не хотел здесь что-то переставлять, либо у него просто не было денег на ремонт. Брат был одет в обноски – рубашка выцвела, брюки были потертыми и мятыми, и когда Кевин опускается на драный диван, то неожиданно вспоминает о его привычке одеваться в классическую одежду. В школе за это его дразнили ботаном, хотя учился он плохо. Кевин же просто посмеивался. Прошло много лет, а Криденс по-прежнему был в черной рубашке и черных брюках. И даже не решился поменять свою дурацкую прическу. - Где мать? – Кевин начинает вычищать грязь из-под ногтей и больше не смотрит на Криденса, который нелепо замер возле дивана, на который он сел. Впрочем, брат всегда отличался этой нелепостью и неуклюжестью. Всю его жизнь. – Она, наконец, решила от тебя съебать? - Она уехала путешествовать, когда нам исполнилось восемнадцать. Так и не вернулась. Вроде бы замужем, – Криденс никак не реагирует на грубость, а Кевин наклоняется вперед, оперевшись локтями в колени, и слегка наклоняет голову. - Принеси мне пиво, Криденс. Это было любопытно. Любопытно и забавно смотреть, как Криденс обиженно поджимает губы, видимо резко вернувшись на много лет назад – в те годы, когда они еще были подростками, он над ним смеялся и часто командовал, а Криденс не находил в себе сил как-то это прекратить. Кевин часто делал это при матери, невинно поднимая брови и спрашивая ее потом, что он сделал не так. Он делал это при отце, который трепал его волосы и вновь напоминал Криденсу о том, что он должен быть мужчиной – только вот какой к чертям из Криденса мужчина, если он не умеет за себя постоять, без конца хнычет от жалости к себе, когда думает, что его никто не видит, и выглядит как посмешище? Впрочем, даже в этих рубашках и прическе что-то было. Просто не все были художниками, чтобы разглядеть в Криденсе эту геометричность и контрасты, а Кевину было главное сделать ему больно. Мнение большинства – больно. Мнение его близнеца, с которым они родились в одной семье и с одинаковой внешностью, но при этом выросли такими разными – еще больнее. Наверное, Криденс постоянно пытался понять, почему они так друг от друга отличались. Наверное, он сейчас жалел, что ему не пятнадцать и он не может спрятаться за мамкиной юбкой и пожаловаться, что Кевин опять его обижает. Криденс – слабый, забитый, сутулый, бесполезный и нелепый, и сейчас остался совершенно один в этом жестоком мире, где в любой момент твой брат-убийца может прийти на порог твоего дома и сходу начать командовать. Криденс пару раз моргает, а потом идет к холодильнику. Достает бутылку дешевого пива, находит в ящике открывалку, а потом возвращается назад. Кевин видел, как дрожали его руки. Вряд ли от волнения – скорее от унижения и злости. Он цепляет зубцом открывалки крышку – пытается открыть пиво на весу, потому что рядом не было никакого столика, и спустя секунду на его руки, брюки и немного на джинсы Кевина льется белая пена. - Ты имбецил, Криденс, – он наклоняет голову, когда произносит эти слова – смотрит на него как на зверька в зоопарке и чувствует удовлетворение от возможности снова вернуться назад. Издеваться над Криденсом, унижать Криденса, обзывать Криденса – это было приятно, это было правильно, и, пожалуй, это стоило даже того, чтобы снова оказаться в этих стенах. – Не зря тебя так всегда называли в школе. Я пойду в свою комнату. Кевин забирает из рук Криденса мокрую от пены бутылку и идет к лестнице. Все-таки некоторые вещи в этом мире остаются неизменными. * * * Кевин проснулся из-за того, что солнце начало бить прямо ему в глаза. В первую минуту он лежал на кровати и пытался понять, что происходит: то ли его заключение в тюрьме было сном, то ли спал он именно сейчас, а в реальности находился в камере. Проходит еще несколько минут, и Кевин думает о том, что тут определенно была какая-то несостыковка. Что-то заставляло его одновременно сомневаться в том, что он спит и бодрствует, он чувствует тревогу и раздражение, и больше всего его злит то, что ему кажется, что кто-то громко бился внутри его черепа и просился наружу. Он хмурится, переводит взгляд на окно, а потом выдыхает. Стук был не в его голове. Он был здесь, совсем близко, и причиной его стала ворона, которая стучала клювом по грязному стеклу. Кевин смотрит на настенные часы, а потом трет пальцами глаза. Он спал до половины третьего и, пожалуй, в этом и заключался главный плюс его освобождения. - Эй. Криденс. Он на пробу зовет брата, не особо надеясь, что он откликнется. Так и есть – в доме висела тишина, которая была сопоставима с могильной, и ворон, все еще сидевший на подоконнике, прекрасно вписывался в эту картину. Кевин встает на ноги, чуть не сшибает бутылку пива, которая стояла на полу, и только сейчас осознает, что ее принес брат из собственного холодильника, а ведь пьющий Криденс – слегка странная картина. Он всегда негативно относился к алкоголю и сигаретам, в подростковом возрасте даже принял крещение в баптистской церкви, но сейчас, видимо, его взгляды успели поменяться. Кевин натягивает на себя пахнущую потом футболку и спускается по лестнице вниз. Дома было пусто – теперь Кевин мог здесь все рассмотреть более детально, и то, что он видел, вызывало у него такую родную с самого детства тошноту. Все было настолько одинаковым, настолько скучным и настолько блевотно похожим на то, как все выглядело почти десять лет назад, что Кевину неожиданно захотелось засунуть в рот два пальца, чтобы его перестало мутить и он смог прочистить желудок. Впрочем, здесь были и отличия. В коридоре, например, больше не было рисунка, который он принес из школы, когда ему было восемь. Тогда ему поставили за него самую плохую отметку, но Кевин был с ней не согласен – он взял рисунок домой, показал его матери, а она повесила его на стену. В конце концов, матерью всегда было легко манипулировать. Стоило ему сменить кнут на пряник, и тогда он каждый раз получал то, что хотел. Кевин открывает холодильник и морщится. Внутри было почти пусто – но внимание его привлекло гнилое яблоко на дверце и плесневелый кусок сыра на самой нижней полке. Увидев это, Кевин не решился проверять, свежие ли колбаса и яйца. Неожиданно ему в голову приходит мысль о том, что этот холодильник рассказывал куда лучше любых слов о том, что стало с их с Криденсом жизнями. Они еще были живы, их организмы еще работали, только тратили все энергию на ненужное и абсолютно бесполезное поддержание жизни. Их можно было попробовать исправить, попытаться хотя бы на время починить, но спустя пару дней все их внутренности все равно покроются плесенью. Криденса было не спасти. Он был обречен на страдание еще младенцем, когда чуть не умер во время родов. С ним все было ясно, когда он был ребенком – тогда он болел каждую весну и осень, ни с кем не мог подружиться и всегда очень плохо спал. Вся его жизнь – одна сплошная неудача. И только в будущем его ждет один единственный подарок судьбы – избавление от страданий и покой. Другими словами, смерть. Кевин же проявил себя немного позже, но конец в любом случае их ждет один. Впрочем, как и у всех живых существ на этой планете. Но смерть не была для Кевина чем-то плохим – наоборот, она его волновала и будоражила каждый чертов раз, когда он о ней думал. Когда он слушал по радио новости, то всегда завидовал тем, кто стал жертвой теракта или аварии. Кевину тоже хотелось узнать, каково это – умереть. Но всему свое время. Он был терпелив, он подождет, а пока нужно было хотя бы позавтракать. Кевину кажется, что он уже успел достаточно узнать Криденса, чтобы начать его понимать. Когда они были подростками, то мать прятала на кухонном шкафе сладкое и деньги. Тогда они не могли дотуда дотянуться – но зато сейчас Кевин легко встает на носки, вытягивает руку и среди комьев пыли нашаривает кошелек. Пыльный и грязный – видимо, у Криденса не было возможности пополнять свою копилку чаще, чем раз в полгода, но это было неважно. Главное – купить еды и, может, пива, чтобы пребывание в этом доме хоть немного окрасилось в более светлые тона Кевин дергает молнию, вытаскивает несколько сложенных купюр, а потом давит в себе глухой смех. Четырнадцать долларов. Это были все накопления Криденса за двадцать три года. Все его чертовы запасы – и это при наличии дома, за который не нужно было платить аренду, убогого вкуса, который не требовал дорогой одежды и еды, и посредственных запросов, которые убирали из статьи расходов графу «Заплатить кредит на машину». Кевин комкает деньги в кулаке, засовывает их в карман джинс, а потом выходит из дома, даже не прикрыв за собой дверь. На улице было пасмурно и сыро. Кевин хмурится, когда поднимает взгляд на небо, вытирает указательным пальцем дождевую каплю со щеки, а потом засовывает руки в карманы и идет в сторону ближайшего супермаркета. Если, конечно, его еще не снесли. Первое, что приходит Кевину в голову – стало слишком много детей. Словно со всех ближайших деревень, которые были еще большим захолустьем, чем их город, каждая до рвоты влюбленная пара решила купить здесь дом и отложить личинку. Вместо сквера теперь была детская площадка, шум от которой вызывал голову боль. Вместо круглосуточной забегаловки, где ему без паспорта продавали сигареты, сейчас заходился детский магазин. Наверное, с точки зрения экономики это было хорошим знаком. Но сейчас Кевину на секунду вновь захотелось в тюрьму. Он снов вытирает с щек дождевую каплю, и эти тучи вкупе с детьми и этим городом в целом начинают его раздражать еще сильнее. Лучше бы полноценный ливень, чем невнятная капель, лучше бы его так и оставили в тюрьме, чем выпустили к остальным людям без какого-либо будущего или хотя бы банальной возможности самостоятельно заработать себе на бургер в дешевой забегаловке – это злит, это выводит из себя и раздражает, ему хочется покурить, но неожиданно он вдруг слышит свой голос. Немного странный и неприятный, словно кто-то заставил его слушать свой же голос, записанный на диктофон; Кевин прищуривается, глядя по сторонам, а потом видит Криденса. Криденса, который стоял в своей классической одежде возле нелепого супермаркета (они и правда снесли старый и построили новый). Он замер, втянув голову в плечи и смотрел себе под ноги воспаленными глазами – такими, словно он плакал всю ночь, хотя Кевин знал точно – он этого не делал. Изредка он обращался к прохожим – бормотал «возьмите листовку», но его почти все игнорировали. А если и брали этот кусок бумаги, то выкидывали его в ближайшую мусорку. Кевин медленно подходит к клумбе, где валялись несколько таких листовок. Чувствует, как между его бровей залегла глубокая складка, когда он прочитал огромную желтую надпись: «Приходи в наш пицца-бар, ведь еда – это наш дар!». Более бездарного слогана он еще никогда не видел. Криденс выглядит глубоко несчастным и осунувшимся. Он всегда был замкнутым, и эта работа наверняка была для него пыткой. Криденс не любил внимание к себе, но, видимо, других способов заработать деньги он позволить себе не мог. И теперь Кевин совсем не удивляется тому, что он накопил всего четырнадцать долларов. Когда Кевин отрывает взгляд от листовки и вновь начинает разглядывать Криденса, то ему почему-то кажется, что тот буквально секунду назад смотрел прямо на него. Кевин прищуривается, ждет, пока брат выдаст себя и снова на него посмотрит – но нет. Криденс все с тем же мертвым взглядом и сгорбленной под тяжестью всех проблем спиной стоял с протянутой рукой, а на него никто не обращал внимания. Кевин обходит пикап, припаркованный возле супермаркета, и смотрит на Криденса с нового угла обзора. Тот почти не шевелился, пропуская мимо себя безразличных прохожих, но потом – Кевин видел это отчетливо и ярко – Криденс повернул голову и посмотрел на то место возле клумбы, где еще минуту назад стоял Кевин. Это заставляет его улыбнуться – то, как почти трогательно его брат нахмурил брови, а потом сильнее ссутулился, – но долго смотреть на это было весьма скучно. Кевин засовывает руки в карманы и идет в супермаркет. В конце концов, ему хотелось что-нибудь поесть. У него было слишком мало денег для того, чтобы набить холодильник, и слишком мало терпения для того, чтобы выдержать осуждающие или пугливые взгляды, которые были направлены на него со всех сторон. Кевин вальяжно идет вдоль стеллажей, изредка замечая, что многие производители шоколада, чипсов и прочей гадости за это время очень расширили линейку вкусов и даже начали поставлять вишневую колу в их захолустье. Кевин берет в руки пиццу, которую потом разогреет в микроволновке, двухлитровую бутылку колы и три бутылки пива. Хочет взять еще несколько, но тогда придется идти на корзинкой или лишний раз бегать от кассы за новыми бутылками. От размышлений его отрывает какая-то женщина. Она хлопает его по плечу, заставляя развернуться, и Кевин с вежливым недоумением приподнимает брови, отстраненно замечая, что она была не одна, а с мужем. - Значит, тебя выпустили, гребаный ты сукин сын? Мы видели твоего брата на улице. Значит, это ты. Ты. Кевин делает шаг назад, но не потому, что боится ее тона или посылов. Просто у нее воняло изо рта так мерзко, что хотелось закрыть рукой нос и отвернуться – только вот у Кевина были заняты руки чертовой пиццей и напитками, а муж этой дамы сразу же приблизился, видимо боясь, что он сбежит. - Вы что-то хотели? – он терпеливо задает этот вопрос, слегка наклонив голову – руки устали, хотелось поскорее все купить и уйти, а какая-то семейная пара решила воззвать к его совести или просто напомнить, какой он мерзкий человек. Кевину хотелось поскорее закончить со стадией показушных эмоций и уйти домой, желательно минуя Криденса. Больше ничего. – Я спешу. - Моя дочь – Лора Вулфорд, – она почти выкрикивает это имя – произносит его практически по слогам, потом поднимает голову, стараясь смотреть на него сверху вниз, что было глупо с ее маленьким ростом, и замирает в этой якобы драматичной позе. Наверное, ей кажется, что ее взгляд с глупо откинутой назад головой был полон тяжестью ее ненависти и презрения, выражал всю ее боль и демонстрировал ее искреннее желание разорвать Кевина на куски во имя невинной маленькой девочки, которая пала от рук психопата в обычный солнечный день, не сделав никому ничего плохого… Только вот единственное, что видел перед собой Кевин – ее трясущиеся щеки. Она дрожала от напряжения, и ее мерзкое лицо, покрытое расширенными порами и прыщами, тряслось вместе с ней – Кевин устало вздыхает, понимая, что быстро не отделается, а потом кладет назад на стеллаж бутылку колы, чтобы не держать ее в руках. - Не знаю такую, – он равнодушно произносит эти слова и пожимает плечами. Смотрит на женщину, которая выглядела так, словно ее резко ударили молотком по затылку, а потом медленно растягивает губы в улыбке. – Покажите мне хотя бы ее фотографию. Сами же знаете, сколько я тогда людей убил. Я всех не запомнил. Кевин сгибается пополам, когда ее муж-амбал ударяет его в живот. Ловит губами воздух и смотрит, как выпавшие из его рук бутылки разбились вдребезги, а пивная пена залила его кеды. Он не видит, как неудавшиеся родители уходят из магазина. Когда, наконец, он восстанавливает дыхание, то быстро хватает пиццу и пять бутылок пива, решив обойтись без колы. Пробивает все на кассе и выходит на улицу. Криденс по-прежнему стоял с протянутой листовкой в руках, и Кевин замечает, что от влажности его волосы начали немного виться. Судя по асфальту, только что прошел небольшой дождь, и его черная рубашка липла к телу – ему было холодно, он ежился и пытался одновременно обнимать себя руками и протягивать листовку, и это было настолько жалким зрелищем, что Кевин чувствует почти привычное отвращение. Он решает обойти его более длинным путем, чтобы не попасться на глаза, и когда он шагает домой, то постоянно слышит, как стекло ударялось в пакете и словно кричало своим звоном о том, что сегодня он собирается напиться. Когда он заходит в дом, то замечает, что от него плохо пахло. Он не мылся с тех пор, как вышел из тюрьмы, от него пахло кислым потом и пивом, которое промочило одежду, но сейчас ему было плевать. Раньше он пытался делать вид, что он был совершенно нормальным – соблюдал правила гигиены, ходил в школу и даже делал домашние задания. Сейчас же все резко потеряло смысл. Кевин закидывает в духовку пиццу, решая, что так будет вкуснее, открывает первую бутылку пива и садится за стол, уставившись в стену. Мысли текли лениво и неторопливо – нужно было чем-то заняться, например, купить новый лук, на который у него не было денег, или посидеть в интернете – сейчас, наверное, там было куда интереснее, чем столько лет назад, но все-таки идея с луком привлекает его куда больше. Он заходит в гараж, но старого лука нигде не было. Скорее всего, его конфисковали – это было самым логичным вариантом, но еще мать или Криденс могли его выкинуть. Впрочем, неважно. Можно на первое время попробовать сделать его самому. Взять какую-нибудь ветку, резинку, настрогать стрелы – будет нелепо и бесполезно, но хотя бы он на время найдет себе занятие. Кевин выходит из гаража на участок и замечает, что возле дома росло небольшое дерево. Он понятия не имел, что это была за порода, но ветки были средней толщины, а главное – прямыми. В конце концов, можно было вполне начать со стрел. В гараже легко находятся садовые ножницы, в сарае – рубанок и ножи. Кевин срезает шесть веток, идет с ними на кухню и в первую секунду не понимает, почему в доме пахло горелым. Пицца. Он открывает духовку и зажмуривается, когда ему в лицо повалил густой дым. Кашляет и матерится, ища полотенце, чтобы не обжечься, а потом достает противень и с отвращением кидает почерневшую и дымящуюся пиццу в раковину. Плевать. Криденс наверняка что-нибудь купит после работы – не будет же он весь день голодать, и Кевин залпом допивает пиво и начинает строгать себе стрелы. Когда открывается входная дверь, он даже не поднимает взгляд на вошедшего. - Чем здесь, блять, воняет? Надо же. Криденс теперь не только пил пиво, но и матерился – матерился вполне уверенно и привычно, словно делал это постоянно, и это вновь плохо вписывалось в образ, который он запомнил перед своим арестом. Кевин все еще не поднимает глаз – с напряжением на лице затачивает ножом стрелу, а потом оглядывает усыпанный опилками пол. - Пиццей. Будешь? – он ухмыляется, кивает головой на раковину и краем глаза видит, как Криденс передернулся в отвращении при виде горелой кучи из плавленого сыра и почерневшего по краям теста. - Откуда у тебя деньги на пиццу и пиво? – наконец, он достает руки из карманов и садится за стол напротив Кевина. Берет в руки полупустую бутылку, делает несколько глотков и пытается пальцами пригладить волосы. - Взял твою заначку. - Что? Криденс резко выпрямляется – смотрит на него одновременно озлобленно и затравленно, сжимает пальцы в кулаки и поджимает губы – вот-вот бросится, только вот Кевин знал, что на это у него не хватит характера. - Тебе нужно найти работу, Кевин, – наконец, брат справляется с гневом – глупо было драться из-за чуть больше десяти долларов, и Кевину хочется потрепать его по голове. Хороший мальчик. А теперь перестань показывать зубки и повиляй хвостиком. - Листовки на пару с тобой раздавать? – он все-таки поднимает взгляд на Криденса – смотрит на него с усмешкой и ждет реакции, но вместо злости видит лишь растерянность. - Значит, мне не показалось, что я тебя видел. Криденс поднимается на ноги, берет в углу веник и начинает собирать опилки с пола. Даже не попробовал заставить Кевина сделать это самому – знает же, что не согласится, и поэтому настроение постепенно становилось лучше. Впрочем, весь день с самого утра шел насмарку – это было очевидно, но что-то приятное в нем все-таки было. Например, послушный братик-близнец. Когда он подходит ближе, то закатывает рукава и безуспешно пытается собрать опилки в одну кучу. Кевин замечает на его руке красноватый шрам – длинный и идеально прямой, словно от ножа, но в глаза бросалось то, что он был слишком широким. Где-то с полсантиметра – такого быть не должно, если, конечно, ты не решаешь, что твои раны не стоят того, чтобы их зашивать. - Почему не поехал к врачу? – Кевин перехватывает Криденса за запястье, кивает головой на шрам и пристально на него смотрит. Видит, как он смущается – ему явно не хотелось показывать свои шрамы и давать понять, что его жизнь была еще хуже, чем казалось на первый взгляд, но уже было поздно. Криденс вырывает свою руку и продолжает подметать, обиженно поджав губы, словно ребенок. - В травмпункте дежурил Рокко. Отец Даны. - Тебе нужно научиться зашивать себе раны самому, Криденс, – Кевин встает на ноги и отходит в сторону столешниц, чтобы брат смог подмести вокруг его стула. Тот по-прежнему на него не смотрит, прячет глаза и имитирует бурную деятельность, но зато Кевин не отрывал от него взгляда. - Не хочу. И так все заживает. - Нужно, Криденс. Кевин говорит вкрадчиво и тихо, а брат лишь качает головой и выглядит так, словно сейчас заплачет. Но это было нормально – это было даже правильно, потому что любой опыт и любые знания даются с трудом. Ничего не бывает так просто. Кевин открывает ящик, хватает первый попавшийся нож, а потом с размаху оставляет на руке Криденса глубокий порез. Кожа легко разошлась под лезвием – вначале впадина пореза была бесцветной, но спустя несколько секунд быстро наполнилась алой кровью. Криденс молчал – видимо, от шока и неожиданности даже не почувствовал боль, но зато сейчас он стоял, открывая и закрывая рот, словно пытаясь что-то сказать, и смотрел на текущую кровь. На пол упало несколько красных капель. Вся кисть руки уже была в крови, а Криденс все так же стоял, замерев, и пытался хоть что-то сказать. - Держи, – Кевин с резким стуком ставит на стол увесистую аптечку – там были и бинты, и иглы, и прочие необходимые вещи, без которых брат и не смог бы обработать рану. – Теперь ты должен ее зашить. Я буду тебе подсказывать. - Ке… Зач…. – Криденс упорно пытался произнести хоть слово, но не выходило ничего – он дрожал еще сильнее, чем тогда, на улице, его глаза наполнились слезами и он держался свободной рукой за пострадавшую – кровь же лилась по его руке и капала на пол, а Криденс до сих пор так ничего и не сделал. - Сейчас же, кретин! – Кевин с удовольствием смотрит, как лицо Криденса исказилось от боли, а потом он потянулся окровавленными руками к аптечке. Его пальцы тряслись и проскальзывали – на пластмассовой упаковке оставались разводы крови, а крышка так и не была поднята. Криденс хныкал и дрожал, а аптечка по-прежнему была закрыта. - Ты бесполезен. Перед тем, как подняться по лестнице в свою комнату и оставить Криденса здесь одного, Кевин открывает холодильник и берет оттуда колбасу и пару бутылок пива. Пожалуй, он все-таки рискнет сегодня это съесть. * * * Наверное, ему все-таки стоит найти себе работу. Кевин думает об этом, когда стоит на первом этаже и смотрит на стрелы, которые он вчера пытался смастерить. Тогда это казалось ему неплохим вариантом убить время с пользой, но сейчас Кевин не мог понять, почему Криденс не рассмеялся при виде этой нелепой пародии на оружие. Кевин с отвращением пинает носом кед одну из стрел и замечает на полу грязные разводы крови. Видимо, утром Криденс в спешке пытался здесь прибраться, но проглядел несколько упавших капель и разводы от половой тряпки, которая сейчас валялась в мусорном ведре. Это притягивает его взгляд куда сильнее, чем сделал бы банально залитый кровью пол. Множество капель и брызг были бы очевидной демонстрацией грубой работы. Но то, что видел сейчас перед собой Кевин, было совершенно другим. Он с легкостью представляет себе Криденса, который остался на кухне в полном одиночестве с солеными слезами на лице. Он мог настолько ярко сейчас его видеть, словно стоял в этот момент рядом с ним – бледным от страха и волнения, раздраженно шмыгающим носом и забитым взглядом исподлобья. И хотя они оба стали свидетелями унижения, которое он перенес, Криденс все равно захотел стереть всю пролитую кровь. Он наверняка ползал по полу, смотрел на грязь своим вечным взглядом озлобленного волчонка и чувствовал боль при каждом движении руки. Кевин опускается на корточки и берет в руки одну из стрел. Задумчиво крутит ее перед глазами, равнодушно оценивая несовершенство собственной работы, и замечает каплю крови, которая была на наконечнике. Кевин подносит стрелу к своим глазам, всматривается в каждую занозу, которая пропиталась кровью и потемнела, и это зрелище возбуждает его куда сильнее, чем хорошо спрятанные вырезки из журнала, которые Кевин нашел в туалете этого дома. Он даже не вздрагивает, когда слышит какой-то посторонний шум у входной двери. Лишь шумно втягивает носом воздух и оборачивается, сразу же прищурившись, стоило только впиться взглядом в Криденса. Кевин не ожидал его увидеть в такое время, а Криденс явно не ожидал увидеть в своем доме убийцу с оружием в руках. Плевать, что с самодельным. Пускай. Кевин видит, как Криденс поджимает губы и невольно отшатывается при его виде. Но вместо того, чтобы напугать или спровоцировать, Кевин даже с каким-то разочарованием на лице отбрасывает стрелу в сторону, а потом поднимается на ноги. - Сигареты забыл, – Криденс звучит так, словно извиняется – смотрит на него взглядом побитой собаки, а потом кивает на журнальный стол. Кевин стоит, не двигаясь, и не отрывает взгляда от Криденса. Тот явно спешил на работу и наверняка хотел курить, но под его взглядом он стоял в каком-то оцепенении и не шевелился, хотя все, что ему нужно сделать – пройти мимо Кевина, протянуть руку, взять пачку своих дешевых сигарет, а потом уйти. - Купить новую пачку рядом с работой бюджет не позволяет? – Кевин продолжает смотреть на Криденса, который в ответ на его слова сжал пальцы в кулаки и поджал губы, обиженно и зло глядя на него исподлобья. Но Кевин вдруг растягивает губы в усмешке, а потом наклоняет голову. – Ну, возьми. Криденс с облегчением выдыхает, моргает несколько раз, а потом все-таки сдвигается с места. Постоянно смотрит на Кевина, словно тот мог на него броситься, быстро и нервно хватает сигареты, а потом стремительно направляется к двери. - Найди себе работу, – Криденс бросает это напоследок, схватившись за ручку двери, а потом едва заметно качает головой и выходит на улицу. Как только он уходит, Кевин чувствует невообразимую скуку. Он поджимает губы и засовывает руки в карманы, только сейчас осознавая, что времени у него было безмерно много, а занятий – никаких. Раньше у него была цель. Раньше он наблюдал за матерью, наблюдал за сестрой и знал, что в конечном итоге все придет к тому, что свершилось много лет назад. Потом было время, когда он упивался тем, что сделал, время, когда он мог сидеть, покачивая ногами и откидываясь на стуле во время разговоров с психиатром, он мог выводить мать из себя и наслаждаться собственной неуязвимостью, которая не дала никому его даже, черт возьми, убить, а потом пришла пустота. Пустота пожирает изнутри – она никак не мешает, не отвлекает тебя от занятий и не беспокоит, как засевшая мысль о том, что было просто необходимо что-то сделать – нет, она просто маячит где-то на фоне и напоминает о том, что впереди у тебя множество дней. Что каждое утро ты будешь просыпаться, делать какие-то дела, чтобы вечером снова лечь в постель и закрыть глаза, не думая ни о чем. Людей беспокоила боль. Их беспокоили собственные разбитые сердца, физические недомогания, невзаимная любовь, необходимость постоянно пересчитывать собственные накопления, собственная нереализованность и постоянное желание сделать хоть что-то, чтобы было не так тяжело жить. Кевина не беспокоило ничего. Он медленно поднимается по лестнице и заходит в комнату Криденса. В ней почти ничего не изменилось – все те же обои, все та же мебель и все так же разбросанная одежда. Впрочем, Кевина не столько интересует его комната, сколько компьютер. Кевин медленно подходит к рабочему столу и в первую секунду думает о том, как сильно успела поменяться техника. Монитор был плоским и на вид очень хрупким. Кевин опускает взгляд на системный блок, но в нем никакой разницы не замечает. Возможно, это был старый. А, может, внешне они просто никак не изменились. Кевин садится за стол, нажимает на кнопку питания, а когда компьютер начинает включаться, то со скучающим видом оглядывает комнату. На незаправленной постели кучей тряпья валялась серая пижама. Криденс, кажется, не поменялся в своей привычке разводить беспорядок в комнате. На полках копилась пыль, а на шкафах привычно стояли книги Стивена Кинга. Только коллекция Криденса за эти годы достаточно пополнилась. Кевин никогда не понимал тягу Криденса к чтению. Он несколько раз спрашивал его, в чем удовольствие забивать свою голову чужими мыслями и идеями, но не получал никаких слов в ответ. Лишь в последний раз он нахмурился и пробормотал: «Когда я читаю, я хотя бы чувствую, что меня понимают». Кевин тогда с насмешкой спросил его, насколько это приятно знать, что в мире есть хотя бы еще один неудачник со схожим мышлением, но даже он хоть чего-то добился, потому что его книги хотя бы публикуют. Криденс тогда, кажется, обиделся гораздо сильнее обычного. Они не разговаривали три недели, а каждый раз, когда Кевин говорил Криденсу, чтобы тот переключил канал или принес ему что-нибудь из холодильника, тот только поджимал губы и отворачивался. Кевин смотрит на заставку, которая была у Криденса на рабочем столе, и чуть приподнимает брови. На фотографии была Ирландия – Кевин понял это сразу, потому что в школе им показывали такие пейзажи. Зеленые поля, которые резко обрывались и заканчивались скалами – такими ровными, словно Создатель просто ножом отрезал край берега, не потрудившись изобразить пляж. Кевин открывает браузер – в верхней панели закладок был Google, Facebook, Youtube и Reddit. Слишком банальный набор человека, который хочет заполнить вечернюю пустоту чужими идеями. Кевин открывает последний сайт, потому что раньше он про него не слышал. Ему требуется пять минут, чтобы понять, что этот сайт – помойка чужих мыслей, глупых шуток и скучных историй. В профиле Криденса не было ни одного поста, но зато он постоянно, отчаянно часто писал комментарии. «У меня такая же проблема. Я живу один, отец мертв, а мать давно уехала из страны. Из-за одного случая, который произошел много лет назад, со мной никто даже не здоровается, хотя моей вины здесь нет. Впрочем, до того случая друзей у меня тоже не было. Ког…». Кевин подпирает голову рукой и прокручивает ниже. «Мне нравится Bud, но обычно я беру что-нибудь дешевле. Я очень мало зарабатываю, потому что семь лет назад в нашей семье произошла трагедия. Мне было не до поступления, а потом резко появилась необходимость содержать себя самому. Я уже пр…». Кевин устало выдыхает и снова прокручивает ниже. «Когда мне было двадцать один, я тоже получил сотрясение. Было тяжело – я ничего не помнил, постоянно забывал о том, что сделал, не мог читать из-за головной боли и…». Ниже. «Иногда мне кажется, что я могу убить человека. Вчера меня снова облили на улице холодной водой, и тогда я схватил палку и со всей силой ударил того уебка по лицу. Он потерял семь зубов – часть из них он выплюнул прямо при мне, и мне это понравилось. Я бы сделал это с каждым, кто ко мне лезет, но, к сожалению, очень редко все выходит за рамки обычных обзываний. Я хочу, чтобы мне дали повод». Он откидывается назад на стуле и задумчиво смотрит в потолок. И тихо произносит, обращаясь к экрану: - Это именно то, что я искал. Кевин закрывает вкладку и открывает Google. Ему нужно было узнать, столько стоит новый и достаточно приличный лук, чтобы начать думать о том, как добыть деньги. Цены заставляют его со злостью сжать челюсти, он почти сразу начинает осматривать комнату на предмет того, что можно продать, но, разумеется, кроме компьютера, который был необходим, здесь ничего не было. Кевин выдергивает шнур из розетки, а потом возвращается на кухню. Ему снова было совершенно нечем заняться – дом пустовал, тонул в пыли и словно был в состоянии клинической смерти. Кевин нашаривает в карманах вчерашнюю сдачу, а потом выходит на улицу. Сегодня было солнечно – лучи с первых секунд начинают греть его кожу, но Кевин этого даже не замечает. Ему просто хотелось дойти до магазина и купить чего-нибудь выпить. Ничего больше. Он засовывает руки в карманы, слегка сутулит плечи и выходит на тротуар. Людей на дороге практически не было, машин тоже, и Кевин даже не смотрит по сторонам. Было бы неплохо встретить Криденса. Он явно стыдился своей работы и явно ее ненавидел. Не только из-за необходимости быть на людях, но и постоянно обращать на себя внимание. Впрочем, он ненавидел всю свою жизнь в целом. В интернете люди писали что-то о себе, а Криденс видел в этом лишь возможность кому-нибудь пожаловаться на свою жизнь в надежде на хотя бы подобие сочувствия. Кевину, пожалуй, все-таки стоило смотреть по сторонам. Он не понимает, что происходит – еще секунду назад он задумчиво переходил дорогу, хмурившись от яркого солнца, но потом его ноги резко отрываются от земли. Ему кажется, что он висит в воздухе как минимум несколько минут, а потом удар об асфальт выбивает из его легких весь воздух. Он лежит на спине, как рыба пытается поймать губами хоть немного воздуха и думает о том, что ему повезло, что он хотя бы не чувствовал никакой боли. - Парень, ты жив? Кевин слышит чей-то взволнованный голос, пытается произнести хотя бы банальное «блять», а потом проклинает собственное тело, которое все еще не позволяет ему свободно дышать. Спустя минуту он все-таки открывает глаза и видит старую машину, марку которой он не может определить. До этого момента машина должна была неплохо выглядеть для своих лет, но сейчас она демонстрировала собой хрупкость собственного металла после столкновения с чьим-то забором. Видимо, после того, как его сбили, водитель вывернул руль в сторону домов. Браво, гений. Мало одного сбитого человека – давай подпишем себе приговор, сбив ребенка на ухоженной лужайке. - Не шевелись, – мужчина, кажется, в панике его даже не узнавал. Впрочем, он мог жить здесь совсем недавно. – У тебя может быть что-то сломано. Кевин игнорирует его слова – поднимается на ноги, брезгливо смотрит на разбитые руки – на локтях не осталось живого места, предплечья и ладони были рассечены, а джинсы на коленях начали быстро пропитываться кровью. Кевин вздергивает подбородок и выжидающе смотрит на мужчину. - Парень, мне не нужны неприятности, – его голос звучит так, словно он пытается оправдаться, а Кевин в это время флегматично думает о том, как ему поступить. Он может, наконец, найти себе занятие – попробовать засудить человека за неосторожную езду, как-нибудь ему отомстить, выбивать компенсацию – чтобы убить эту скуку, вариантов было много, но неожиданно ему в голову приходит единственный верный и правильный. - Я тоже не хочу тратить время на бюрократию, – Кевин видит в чужих глазах облегчение, прежде чем оно сменяется ужасом. – Семь тысяч. - Но у меня нет таких денег. Откуда… Я пр… Кевин закатывает глаза, когда слышит предсказуемый поток глупых оправданий. Он хочет поскорее закончить этот разговор, потому что он знал – в конечном итоге все будет именно так, как захочет Кевин, но он не мог знать точно, через какое время получит необходимое. - Вы сбили меня на переходе. И мы еще не знаем, сломаны ли у меня ребра и есть ли трещины в других костях. Хороший адвокат выйдет дороже. Кевин еще не договорил, но уже видел – сдался. Он определенно сдался под небольшим нажимом в лице неплохих аргументов, и теперь Кевин может позволить себе ухмыльнуться. - Мне нужно дойти до банкомата. - Я пойду с вами. Кевину было плевать на заверения мужчины о том, что он копил на новую машину в связи с беременностью жены. Ему было плевать, что она в декрете, а он работает лаборантом в университете. Плевать на нервную дрожь в пальцах и плевать на застывшие слезы в водянистых глазах. Заработает еще. Может даже потом поблагодарит Кевина за такое снисхождение – судиться с адвокатами, а потом потерять работу вряд ли было бы более оптимистичным вариантом для него и его беременной жены. Кевин берет протянутые деньги и говорит о том, что сейчас он оказал этому мужчине очень большую милость. Ему было даже лень пересчитывать деньги, потому что банкомат выдал их на его собственных глазах. В тот момент он внимательно смотрел на чужие пальцы, которые набирали пин-код, и Кевин решил на всякий случай его запомнить. Он разворачивается и уходит, больше не сказав ни слова. Кевин чувствует, как натянулись в районе бедер джинсы из-за пачки денег в кармане, чувствует, как по его рукам медленно и лениво течет кровь – но при этом он не замечает в себе никаких эмоций. Ни кипящего адреналина после пережитой аварии. Ни отвращения к жалкому типу, который так быстро расстался с деньгами. Ни боли в ребрах и ни радости из-за полученных денег. Он дергает на себя деревянную дверь, ведущую в охотничий магазин, и единственное, что он, пожалуй, ощущает – уверенность и решимость. - Привет, Криденс. Кевин мрачно смотрит по сторонам, но никого, кроме продавца, не видит. В первую секунду колеблется, но потом растягивает губы в неуверенной улыбке и опускает плечи. Так было даже лучше. - Здравствуйте. Я бы хотел купить лук. Вежливая и добродушная улыбка продавца резко становится кривой, словно он неожиданно почувствовал зубную боль. Он смотрит на него с сомнением, наверняка ищет повод отказать, но не может придумать ничего. - По брату скучаешь? – он пытается звучать весело и легко, но выходит лишь просто глупо. Кевин же подходит к стене, на которой висели все доступные модели, и почти сразу указывает на нужный ему лук. - Я возьму этот. Продавец – Джеймс, как было указано на бейджике – кивает головой и больше не пытается делать вид, словно его ничего не тревожило. Он запаковывает лук, подбирает для него стрелы и колчан, молча принимает деньги и открывает рот только тогда, когда Кевин направляется к выходу. - Не повторяй его ошибок, парень. Кевин оборачивается, выпрямляет спину и усмехается, глядя в чужие глаза. Подмигивает, толкает дверь и только тогда отворачивается и выходит на улицу. Стоило ему оказаться за дверью, как ухмылка сразу же стирается с его губ. Кевин перехватывает поудобнее пакет, оглядывает улицу, а потом направляется к дому. Смотрит на табло над аптекой, в которой сегодня были скидки на ибупрофен, и с удивлением понимает, что уже был почти вечер. Впрочем, плевать. Времени у него впереди было слишком много. Когда Кевин заходит в дом, то видит Криденса, который лежал на узком диване, поджав колени к груди. На полу возле него стояли две пустые бутылки пива и одна едва начатая. Криденс сонно и устало на него смотрит, но ничего не говорит. Безразлично прикрывает глаза – но Кевин с мстительным удовольствием включает на первом этаже свет, а потом идет к холодильнику. Пакет оттягивает его руку, но ему хотелось что-нибудь выпить. Плевать, что – воду или сок, просто ему чертовски надоело чувствовать сухость во рту и тошноту после полета на разогретый солнцем асфальт. - Что случилось? Кевин, уже глотая сок из пакета, слышит вопрос и с невинным недоумением смотрит на Криденса, который даже приподнял голову с подушки и во все глаза его рассматривал. Только сейчас Кевин мысленно отмечает, что продавец про его разбитые до самых пальцев руки не сказал ничего, и отстраненно думает о том, что, видимо, Криденсу доставалось нередко. - Ты весь в крови. И т… – Криденс замирает, увидев, наконец, пакет. По его форме можно было легко понять, что находилось внутри, и Криденс выглядит так, словно для него свершилось то, чего он больше всего боялся и к чему всегда мысленно пытался себя подготовить. Он больше не говорит ничего. Встает на ноги, осторожно забирает из рук Кевина, который все еще глотал сок, запакованный в бумагу лук, а потом кладет его на столешницу. - Ты весь в крови. И от тебя воняет. Иди в душ. Кевин вновь смотрит на него с тем же наигранным непониманием – ему нравилось видеть Криденса таким мрачным и решительным, нравилось замечать озлобленный изгиб его бровей, но Кевин все равно не ожидал того, что Криденс не выдержит и схватит его за руку. Он видит, как чужое лицо брезгливо кривится, когда пальцы касаются открытой раны, но Криденс настойчиво тянет его в сторону ванной – и Кевин милостиво позволяет ему себя увести. Ему было интересно. И он почти испытывает удовольствие, глядя на такого Криденса. Как только брат заходит в ванную, то сразу же включает воду и начинает искать чистое полотенце. В каждом его движении было раздражение и нервозность, но зато Кевин был совершенно спокоен. Он снимает с себя всю одежду и оставляет ее лежать у своих ног. Криденс тем временем наливает в воду гель для душа – видимо, для большего эффекта, вытирает руки, а потом оборачивается на Кевина. Вздрагивает, сразу же стыдливо опускает глаза, натыкается взглядом на его пах и краснеет, что никак не вязалось с прежним раздражением и злостью. Кевин ухмыляется, а потом неловко залезает в ванну. И когда горячая вода начинает смывать подсохшую кровь, он неожиданно чувствует, что утренняя пустота и скука может хотя бы на время исчезнуть. Он поднимает взгляд на Криденса, который что-то тихо бормочет, а потом выходит из ванной. И впервые за много лет Кевин понимает – он снова может взяться за то, чтобы придумать новый план. * * * Криденс мог переступить черту. Когда Кевин просыпается, то ему кажется, что он всю ночь видел во сне чертовы комментарии своего брата на Reddit'е. Он лежит в кровати и лениво смотрит на часы, но в голове по-прежнему билась мысль: что же такое мог сделать Криденс, что так его мучило и пугало? Брат был непредсказуем. Он мог связаться с шайкой диковатых сектантов, находя в них отдушину, а спустя неделю сжигать агитационные листовки, злобно вытирая с лица слезы. Он пил и курил, он ругался матом и был воплощением нервозности и ненависти к окружающему миру, но при этом оставался достаточно слабым для того, чтобы не выгонять Кевина из дома. Краем глаза Кевин замечает какое-то движение, и когда он все-таки поворачивает голову в сторону, то видит, как на его новый лук села муха. У него оставались деньги даже после покупки такой навороченной модели, но Кевин не собирался пока думать о том, как он их потратит. Об этом он подумает позже, потому что сейчас он слышит внизу голос Криденса. Кевин поднимается на ноги и тихо идет вниз. Ему совершенно не до того, чтобы натянуть на себя футболку или брюки – Криденс разговаривал с кем-то внизу, и Кевин ощущает своего рода предчувствие, что это связано со скорейшей развязкой. Кевин понятия не имел, какая вообще развязка их ждет, но он знал, что она обязательно будет. - Да. Да, я... Конечно. Конечно приду. Я... Спасибо. Криденс звучит заискивающе. Он звучит так, словно своим голосом активно пытается выразить свое желание упасть перед собеседником на пол и начать вылизывать его ботинки. Кевин почти бегом возвращается в свою комнату, натягивает на себя футболку и джинсы, и в тот момент, когда он возвращается на лестничный пролет, слышит, как Криденс уже хлопает входной дверью. Кевин сбегает по ступеням вниз и видит, что брат опрометчиво оставил на столешнице смартфон. Кевин, разумеется, засовывает его в карман джинс, а потом выходит на улицу. Криденс выдает себя черным сутулым силуэтом на почти пустой улице. Он привычно не поднимает глаза и нервно стряхивает сигаретный пепел, и Кевин засовывает руки в карманы и идет следом, совершенно не беспокоясь, что Криденс его увидит. Брат нервно хлопает себя по карманам, явно пытаясь найти пропавший телефон, и Кевин словно назло ему достает дешевую игрушку из кармана и нажимает на кнопку. Заблокирован. Кевин поворачивает экран на свет и под нужным углом легко различает на экране след от влажного из-за волнения пальца, с помощью которого можно различить нужный графический ключ. Слишком предсказуемо и слишком легко. Криденс кидает сигарету в траву – мать бы обязательно ему за это отомстила выговором, только вот матери рядом больше не было. Кевин прячется за дерево, когда видит, как к одному из домов подъезжает полицейская машина. Кевин становится боком к дереву и смотрит, как из нее выходит мужчина лет сорока на вид. Он был тем самым редким типом мужчин, которым идет седина и возраст, который находился в прекрасной физической форме и который одним своим видом показывал абсолютную и неограниченную уверенность в себе и власть. Меньше всего Кевин ожидал, что он направится к Криденсу. Это было интересно. Достаточно интересно для того, чтобы Кевин едва заметно приподнял брови, а потом в нетерпении нахмурился. Мужчина подходит ближе – непозволительно близко к его брату, который был еще более полон сюрпризов, чем казалось ранее, а потом что-то спрашивает у него тихим, вкрадчивым голосом. Криденс был робкой, послушной и слабой овцой. Казалось, что он даже в чем-то преобразился – из него исчезла эта злоба, которую он обрел за время отсутствия Кевина, из него исчезла обида, которая сопровождала его всю жизнь, и теперь в его лице читалось лишь обожание и искренняя, неоскверненная боль. Кевину хотелось провести указательным пальцем по его бровям, хотелось рассмотреть дрожащие ресницы и хотелось вылепить из глины болезненный изгиб его губ, чтобы навсегда запомнить его именно таким. Чтобы был стимул сломать его настолько, чтобы видеть его таким всегда. Криденс с мужчиной заходят в дом. Кевин только сейчас обращает внимание на постройку, возле которой остановилась полицейская машина. Этот дом ничем не бросался в глаза, но Кевину все равно казалось, что владелец такого дома должен был быть обеспечен. Когда они подходят ко крыльцу, то мужчина открывает перед Криденсом дверь и пропускает его вперед, почти интимно приобняв его за плечи. Кевин прикусывает губу, а потом, пригнувшись, мнет кроссовками ухоженный газон. Он чувствовал, что сейчас он увидит что-то необъяснимо важное. Настолько насколько вообще могли быть важными вещи после нескольких лет в тюрьме. Кевину отчаянно хотелось подвести свое существование под новую цель. Ему хотелось вновь чувствовать, что у него есть четкий продуманный и дотошный к деталям план, который в конечном итоге приведет его к тому, что он вновь будет выше, умнее и сильнее остальных людей. Кевин крадется вдоль дома, согнувшись пополам, чтобы его не увидели из окон, и пытается понять, где здесь был черный выход. Он должен был быть, хоть и вряд ли ему это поможет, и когда Кевин дергает, наконец, нужную дверь, то выясняет, что она была предсказуемо заперта. Ничего. Кевин тихо матерится, но при этом думает, что это ничего. Он все равно не опоздает. Кевин идет вдоль стены дальше и, наконец, находит открытое окно. Он выпрямляется, чтобы осторожно проверить, нет ли никого в комнате, а потом как можно тише забирается через окно в дом. Как оказалось, с мыслями о деньгах он не прогадал. Если снаружи дом еще не слишком бросался в глаза, то на кухне, в которой он оказался сейчас, все было со стороны недешевым. Кевин сразу вспоминает свою мать. Вспоминает ее любовь быть вычурной и иметь в гардеробе и на полках только те вещи, которыми обязательно можно было бы похвастаться. Пустить пыль в глаза своими вечными "о, это я купила в Гоа, а этим меня отблагодарил пожилой мужчина в Китае, когда я подвезла его на арендованной Тойоте..." – в этом всем была его мать, и когда Кевин с отвращением озирается, то думает о том, что хозяин дома обязательно бы подружился с его мамашей. Нет, здесь не было вычурности или экзотики, но зато Кевин отчетливо видит, как мужчина сел бы в свое кожаное кресло, закинул ноги на прозрачный журнальный стол, а потом долго бы рассказывал, как ему удалось выцепить того самого непревзойденного дизайнера интерьера. Кевин медленно, едва слышно выходит из кухни в коридор – из дальней комнаты доносятся приглушенные звуки, и Кевин медленно, осторожно заглядывает внутрь. В спальне на постели предсказуемо двигались два обнаженных мужских тела – Кевин уже не опасается того, что его заметят, потому что они были слишком заняты друг другом. Криденс лежал на животе. На его затылок давила тяжелая мужская рука, заставляя Криденса лежать прижатым щекой к подушке. Но он, кажется, совершенно не был против – он скулил от каждого толчка, который заставлял его тело крупно вздрагивать, он зажмуривался и слизывал пот с верхней губы, и Кевин отчетливо видел, как брат трется пахом о простынь. Он переводит взгляд на мужчину. Кевину нравилось то, что он видел, пускай и не чувствовал в этот момент возбуждение. Ему нравилось смотреть на то, как были напряжены его мышцы, нравилось видеть, как он размеренными толчками входил в тело Криденса и нравилось, как он собственнически прижимался губами к его шее. Кевин достает из кармана мобильный Криденса, открывает журнал вызовов и видит последний входящий. "Мистер Грейвс". Вот, значит, как зовут этого очень плохого полицейского. Кевин не считал себя дураком, но при этом он совершенно не мог понять, чем Криденс заинтересовал этого мужчину настолько, чтобы ему захотелось его трахнуть. Криденс тем временем дышит тяжелее. Он задыхается и словно пытается выбраться из-под тяжелого тела, но, разумеется, у него ничего не выходит. Тогда Криденс воет – звук выходит таким вымученным, что любой другой испытал бы жалость, но Кевин лишь равнодушно смотрит на происходящее, а мистер Грейвс вколачивается только быстрее. В какой-то момент мужчина обхватывает горло Криденса рукой и тянет на себя, заставляя его выгнуться и прижаться затылком к мощной груди. Забавно, но Криденс кончает именно в тот момент, когда начинает задыхаться. То, что Грейвс кончает следом, становится понятно тогда, когда он напрягается всем телом и прикусывает мочку уха Криденса. Тот вскрикивает, скулит и бьется, и когда Грейвс вытаскивает из него член, то Криденс обессилено падает на кровать. Кевин ухмыляется, когда видит, как Грейвс наклоняется и нежно целует плечи его брата. Ухмыляется, когда видит, как Криденс в этот момент блаженно улыбается и целует Персиваля в губы. А когда Грейвс встает и закуривает, Кевин уже вылезает на улицу через кухонное окно. Приземляясь на траву, Кевин в первую очередь проверяет сохранность мобильного телефона. Кажется, при приземлении он неудачно подвернул ногу, поэтому к дому он возвращается медленно и далеко не так изящно, как до этого. Дома было пусто. Кевин маялся со скуки, ему совершенно нечем заняться, и поэтому спустя час он идет в магазин. Нога уже почти не болит, да и в целом она была разумной ценой за то, что он сегодня узнал, и поэтому Кевин в совершенно нейтральном настроении набирает полную корзину полуфабрикатов и пива. Криденс возвращается в дом ближе к вечеру. Кевин встречает его, лениво развалившись на диване с бутылкой пива в руке, и когда Криденс плюхается напротив него, Кевин поднимает брови и выжидающе на него смотрит. - А для меня пиво найдется? – Криденс неуверенно улыбается, и Кевин понимает, что он был пьян. Пьян, весел и даже счастлив – таким Кевин его не видел никогда, и он мысленно хвалит Грейвса за активное старание. Тот, видимо, каждый раз качественно работал над Криденсом, хотя бы на время вытрахивая из него дурь. Впрочем, Криденсу бы не помешало встречаться с ним почаще. По крайней мере не реже раза в неделю. - Бери, – Кевин равнодушно пожимает плечами, не отрывая пристального взгляда от Криденса и не замечая в его походке даже ни хромоты, ни дискомфорта. Он шел до холодильника так, словно это не его трахали крупным членом минут двадцать, и Кевин думает о том, что ему, должно быть, не привыкать. - Чего ухмыляешься? – Криденс открывает бутылку пива и снова садится напротив него, кажется, с трудом сдерживая улыбку. Кевин действительно ухмылялся, и когда он слышит вопрос, то он не меняет выражение своего лица. - Настроение хорошее. - У меня тоже, – Криденс делает глоток пива, а потом откидывается в кресле назад. Достает пачку сигарет, прикуривает и мечтательно смотрит в потолок. Его губы трогает легкая улыбка, которую он пытался стереть, но у него это не получалось, как и все остальное в его бесполезной жизни. Кевин поднимается на ноги и смотрит на Криденса сверху вниз. - Я купил сэндвичи. Сейчас разогрею. Криденсу удается стереть с лица глупую улыбку только тогда, когда ее невольно сменяет выражение искреннего изумления. Кевин же, довольный произведенным эффектом, направляется в сторону холодильника, а потом кидает в микроволновку сэндвичи. Когда они начинают размеренно вращаться в желтом свечении, Кевин крепко сжимает челюсти и вглядывается в заляпанное жиром стекло. - Ты в порядке? Кевин поворачивает голову к Криденсу и видит, как тот уже без прежней мечтательности на него смотрит. С его сигареты пепел падает на черные брюки, Криденс шипит тихое "блять", а потом неуклюже пытается стереть грязь. - Все хорошо, – Кевин выдавливает из себя улыбку, но Криденс из-за нее стал выглядеть еще более встревоженным. Кевин же с равнодушным видом кидает сэндвичи на тарелку, а потом возвращается к Криденсу. - Ешь. Криденс делает еще несколько глотков пива, а потом берет в руки сэндвич и смотрит на него с таким видом, словно Кевин минутой ранее его отравил. Кевин это замечает, поэтому берет второй сэндвич в руки, а потом откусывает большой кусок. Криденс мгновенно расслабляется и показывает пальцем на свой подбородок. Кевин понимает намек и вытирает потекший соус тыльной стороной руки. Криденс снова выглядит почти таким же, как пять минут назад, и теперь он с аппетитом ел дряной сэндвич и постоянно вытирал соус пальцами - И что же тебя сегодня так порадовало? – Кевин слышит, как язвительно звучит собственный голос, но Криденс этого даже не замечает. Он проглатывает сэндвич, поспешно допивает пиво, а потом тянется за почти пустой пачкой сигарет. Кевин привык курить в тюрьме, поэтому он почти не раздумывает, когда сам прикуривает сигарету. - День хороший, – Криденс стряхивает в рот последние капли из бутылки, а потом встает за добавкой. Неуклюже открывает пивную бутылку и смотрит голодными глазами на сэндвич Кевина, к которому тот так и не прикасался. – Будешь доедать? Кевин качает головой, и Криденс тянется к сэндвичу руками. - Знаешь, – его голос звучит невнятно из-за непрожеванной еды и опьянения, поэтому он делает шумный глоток и только после этого продолжает говорить. – У меня появился друг. Кевин понимающе ухмыляется, прекрасно понимая, что на трезвую голову Криденс никогда бы в таком не признался. Только не Кевину. И только не в такой личной вещи. Криденс, кажется, сам был удивлен своей смелостью, и Кевин понимает, что ему очень давно хотелось про это рассказать. - И как давно вы... дружите? – невинный вопрос кажется самой грязной и пошлой вещью, которую его язык только мог выдавить. И Криденс, кажется, все-таки начал нервничать. - Ну... Месяца два, наверно. Он хороший, – Криденс звучит так, словно пытается оправдать этого мистера Грейвса перед другими детьми на детской площадке. Он уже, наверное, минимум сто раз пожалел о своей внезапной и неуместной искренности. Кевин все-таки расслабляет лицо. Расслабляет и пытается по-доброму улыбнуться, на что Криденс улыбается в ответ. - Здорово. - Ага. Слушай, я не могу найти свой телефон, – Криденс обводит взглядом гостиную, словно сейчас должно было случиться чудо и телефон бы волшебным образом появился прямо перед ним. Как жаль, что Криденс еще не понял, что никакого волшебства не существует. - Я знаю. Он у меня. Когда Кевин достает из кармана телефон, Криденс сразу же тянет к нему руку. Схватить не получается – Кевин качает головой и отдергивает руку в сторону, предупреждающе поцокав языком. - Тише, Криденс, он терпеливо ждет, когда брат успокоится, а потом лениво откидывается назад в кресле. – Я позволил себе прогуляться за тобой и понаблюдать за тем, как продвигается ваша дружба с дядей-полицейским и в какие игры вы с ним играете. Криденс выглядит так, словно из него выкачали воздух. Он открывает рот, но не может вздохнуть – со стороны выглядит так, словно у него начинался приступ, и Кевин разглядывает его со скукой студента, которого насильно отправили в исторический музей. - Твой телефон удачно попался мне под руку, и я решил снять на камеру ролик с вашим с ним участием, – Кевин встает на ноги, берет со стола тарелку и пустые пивные бутылки, а потом возвращается на кухню. Мусор летит в ведро, а тарелка со звоном падает в тарелку. – Мне показалось, что нельзя лишать других людей удовольствия, поэтому я отправил видео всем твоим контактам. Знаешь, телефон разрывается. - Ты не... Ты не... – Криденс шокировано бормочет эти слова, словно в тумане поднимается на ноги, а потом на деревянных ногах и со сгорбленной спиной идет к Кевину. – Это мое. Мистер Грейвс – это только мо... - Твой мистер Грейвс, кажется, огорчен случившимся. Вряд ли это хорошо скажется на его карьере полицейского, – Кевин говорит твердо, и ему кажется, что еще секунда, и с его губ потечет яд, а сквозь ухмылку прорастут клыки. Кевин оборачивается к Криденсу, открывает рот, чтобы продолжить, но внезапно чувствует в животе холод и опускает глаза. Криденс стоял вплотную к нему, а в его руке был зажат кухонный нож. Сейчас он полностью погрузился в живот Кевина – торчала одна лишь деревянная рукоятка, и Криденс сам не может оторвать от нее взгляда, прежде чем вновь обхватить ее руками и резко потянуть на себя. Из живота Кевина резким потоком хлынула кровь, он открывает рот, чтобы что-то сказать, но вместо слов выходит неразборчивые хрипа и бульканье. Кевину кажется, что он падает на пол вечность. Ему кажется, что время замедлилось минимум в сотню раз, когда он ударяется затылком о холодную плитку, а потом беспомощно ловит воздух губами, пытаясь что-то сказать. Кевин никогда не мечтал умереть молча. Впрочем, мечты и никогда не имели свойство сбываться. - Прости меня, Кевин, – он открывает глаза, когда слышит голос Криденса, и от ледяного звука падающего на пол ножа ему хочется навечно провалиться в сон. – Но я так и не научился зашивать раны. Конец