***
Ричи не считал себя красивым. Веснушки были словно клеймом, а худоба и бледность смотрелись болезненно, особенно с большими очками. Он часто влезал в драки, где не был инициатором. Просто так получалось, что по великой удаче свыше взгляд хулиганов падал на его неприметную фигуру, а длинный язык, с которого срывалась очередная язвительная шутка, подливала масло в огонь и явно прибавляла баллы в системе "людей для битья", если, конечно, они додумались бы сами до подобного списка. Юноша был балаболом с большой буквы, и отличником с другой. Его поведение было на двойку и даже ниже, уходя в далекий минус, а оценки за контрольные всегда "отлично"; вокруг него у людей вопросы в лицах и негодование у элитных-лузеров-отличников с первых парт, с идеально выглаженными воротничками и серебряной ложкой в одном месте. Он был лузером-изгоем. Даже сейчас, летом, редкие друзья не имели возможность выйти на улицу. А оставаться дома, чтобы наблюдать очередную ломку матери, не было желания. Пожалуй, ему было даже ее жаль. Алкоголь затуманил разум, ухудшая память и подменяя кадры жизни. Она неделями сидит в темноте комнаты за пустым листом открытого ворда, строя из себя востребованную писательницу с дедлайном, в том время как никогда не издавалась. У нее в голове она — писатель, если не с большой, то хотя бы с заглавной шрифтом семь буквы; да с востребованным издевательством. Возможно, в своих иллюзиях она достигла чего-то, однако в реальности единственным достижением было выпить две бутылки и не отключиться за рабочим местом, да не задохнуться в собственных рвотных массах. Тозиер покупает жвачку, мармелад и, заговорив зубы миленькой продавщице с такими же мармеладными мечтами и розовым пони в сердце, крадет пачку сигарет. В лесу, вдали от заживо гниющей цивилизации, он нервно курит, сжимая сигарету между большим и указательным пальцами, рвано выдыхая дым в вверх, почти колечками. Чувствует, как яд растекается по венам, циркулирует в крови сгустками. Четко представляется картинка, которую им показывали на классном часу: черные легкие, которые скукожились медузами на свету. Не к месту вспоминается смятая полупустая пачка Лаки Страйк, которой он стащил у какого-то мужчина на празднике. У того было выпирающее пивное брюхо, которое облегала рубашка, что буквально рвалась по швам, брюки в линию и натянутые, до предела, подтяжки. В его волосах уже было заметно обилие седины, а выражение лица было настолько пафосным, что вызывало только дикий смех. Лаки Страйк — его первая попытка, "удачная", как иронично. Однако сейчас в руках Marlboro, и юноша даже не загоняется о том, что держит в руках уже вторую сигарету. Руки дрожали от нервов, а приятный никотин успокаивал. Хотелось сидеть тут, выкуривая пачку, и чтобы домой не надо было. Ричи помнит, как запаниковал, когда впервые увидел ее «такой». Тогда она глупо шутила, была одета развязно, а синяки на шее говорили слишком двусмысленно. Походка была странной, отлично бы подошло слово "пьяная". Пряди неаккуратно выбились из хвоста — какого-то подобия прически — а бретелька платья съехала, оголяя плечо. Она что-то говорила о том, как не хватает мужской руки в доме и жаркого мужчины в постели. Тозиер не вдавался в подробности, потому что это было противно. На ее лице была грустная мечтательная улыбка, а в руках пустая бутылка виски. Юноша не был уверен, мать вернулась только что или наоборот собирается куда-то. Но, если и собиралась, то позеленевшее лицо разрушило все планы. Как и планы Ричи, который выдраивал пол, морщась и мечтая, чтобы это поскорее закончилось. Больше настолько пьяную он ее не видел. Однажды только она напилась немного, но достаточно, чтобы подняла руку, из-за чего красный след от женское ладони не сходил довольно долго, но это — максимум. Иногда, когда Ричи гулял долго и возвращался домой поздно, он видел, как из дома выходит Мистер Райнольд с соседней улицы. Примерный муж и отец троих детей — говорили о нем повсюду. Но в ту минуту лицо этого примерного семьянина, выходящего из его дома, с похабной ухмылкой, пиджаком на плече, без всяких сомнений, показывало, что зашел он к ним явно не за солью, как потом уверяла мать. Ричи выдыхает резко и бросает в траву докуренную сигарету, втаптывая ту ногой в землю. Он заедает мармеладом апатию, а на обратном пути жует жвачку. Подходя к дому его не смущает открытая дверь, а зайдя внутрь, не смущает пустота. Он прикрывает за собой, поднимаясь по лестнице верх, удивляясь тому, что свет в комнате матери горит полностью. Заглядывая внутрь, Ричи видит лежащее на полу тело и пустую бутылку вина. "Надо бы перенести на кровать". И, в попытках поднять, ему кажется, что не слышно дыхания. Грудная клетка не опускается и не поднимается, а сами глаза открыты и смотрят в никуда. Ричи Тозиер садится рядом с медленно остывающим трупом. Душа гниет, потому что даже не больно и не жалко, если только чуть-чуть. "Надо бы позвонить в скорую". Но юноша встает и оттаскивает тело на кровать, что, впрочем, и собирался первоначально делать. Накрывает ее одеялом и выходит из комнаты, выключив свет и закрыв дверь. Заходит в свою комнату, плюхается на кровать, сминая в руках полупустую пачку Лаки Страйк и думает, что будет дальше. Весь день какой-то неправильный. Сюрреалистичный. Взгляд падает на телефон и, вздыхая, он тянет руку.Вводная первая глава.
13 октября 2017 г. в 20:44
Кофе, на удивление женщины, совсем не бодрит. На столе стоит уже третья пустая чашка, а в руках четвёртая. Глаза тяжёлые, держать их стоит огромных усилий. Открытая страница вордовского листа чистая, как девственница, а сроки поджимают. Женщина сама виновата, что не села за работу раньше, все свободное время проведя в компании дорогой бутылки безвкусного алкоголя. Несмотря на хорошую выдержку, пила она без особо удовольствия, проклиная того продавца и свою наивность.
Даже сейчас, вместо того, чтобы начать печатать хоть что-нибудь в режиме "авось придумается само" она допивала чашечку кофе, косясь на полупустую бутылку вина, на которую, подобно зову самой судьбы, падал свет от старой лампы, являвшейся единственным источником света в темноте комнаты.
Стук в дверь отвлек от мысли налить очередной бокал и забить на работу, что уже давно не приносила былого удовольствия.
Женщина встала, снимая очки и потирая глаза, уставшие долго смотреть в яркий экран ноутбука.
Открывая дверь, она уже знала, что увидит там собственного сына. Мальчик с непослушными чёрными волосами, которые сейчас были слегка прилизаны, редкие кудри все-равно выбивались. Лицо украшала неаккуратная россыпь веснушек, а глаза были спрятаны за стеклами больших очков. Он стоял в клетчатой рубашке поверх белой майки и в шортах чуть выше колена. На его руках проступали реки вен, а на запястье красовался пластырь. Юноша удивлённо смотрел на женщину, будто до последнего считал, что та не откроет дверь или что той совсем нет.
— Что ты хотел? У меня работа, — произнесла она, когда молчание затянулась, а желание выпить нарастало с каждой секундой. Видимо сегодня не удастся начать работу.
— Мне нужны деньги.
Женщина вздыхает, задумываясь, куда ему столько, буквально вчера же просил, да и позавчера тоже... Она оглядела сына с ног до головы, не доверяя и ища какой-нибудь намёк на то, что он делает с выданной суммой. Прицепиться было не к чему. Его внешность не была идеальной, но явно не отличалась от той, которая была все это время.
Она зашла в комнату, где пропадала от силы несколько минут, после чего вышла снова в коридор, держа в руках несколько помятых купюр, одна из них даже была сморщенной и пахла неприятно, не так, как пахнут деньги, скорее как то, на что совсем недавно вылили пиво.
Юноша кивнул, не произнося больше ни слова и, развернувшись, сбежал по лестнице вниз. Женщина, перед тем как зайти к себе, услышала хлопок двери.
Зайдя в комнату она бросила ненавидящий взгляд на открытый ноутбук. Подошла к небольшому столику и, взяв бутылку, начала пить прямо из горла с жадностью, с которой дети пьют желанный лимонад.