проблемы взаимо(не)понимания.

Чонгука недавно посвятили в рыцари. Даже была торжественная церемония с алкогольной феерией на фоне сильной истерики юного сэра Ланселота и молчаливого хмыканья Юнги. Тогда он с сожалением (и гневом) удалял все фотографии такого красивого уже не его хёна из телефона, а Мин дымил противными крепкими сигаретами и гладил мелкого по голове. Он рассказывал, что у них теперь орден нерушимой дружбы двух уважаемых сэров, которые не смогли добиться руки прекрасной принцессы. Теперь они настоящие герои, которые должны посвятить жизнь работе, а не своим прихотям. Этой прихоти хочется разбить лицо, а потом целовать синяки, пока не пройдут, пока прихоть наконец-то устанет и больше не будет сопротивляться, оставаясь в чонгуковых руках на подольше, желательно лет на пятьдесят, но можно чуть больше. Но это всё глупые желания. Пока всё, что у него есть — это долбанное «рыцарство». Звучало, конечно, красиво. Но у них не было ни коней, ни доспехов, ни мечей даже. Пиров в их честь не было тоже.Только круглый стол и другие рыцари, про которых, наверное, Шуга-хён и не догадывался. Но это не тот стол, который Чонгук хотел бы увидеть. И не те люди, о которых слагают легенды. У них даже состава не было официального. Чон знал о них или, по крайней мере, догадывался, но на эту тему они никогда не говорили все вместе. Даже у неудачников есть свои секреты. Клуб разбитых сердец, как иногда называл его младший, перманентно включал в себя четырёх человек — его самого, Юнги, Чимина и Хоби. Но непосредственно про ситуацию каждого с младшим в подробностях никто не делился, кроме Шуги-хёна. Про Чимина и Хосока он понимал несильно, но факт того, что именно они вдвоём после новости о их расставании деликатно пытались «удалить» Тэхёна временно из его окружения, говорил о многом. Хоби тогда выглядел удивлённым, но сразу пошёл вместе с Чимином к Тэхёну, чтобы узнать, в чём тут дело. Для них всех казалось странным, что при очередной ссоре они не выбивали друг из друга дерьмо, не выкидывали вещи и не ставили на уши всё общежитие. Тэхён почему-то не закатил истерику, а выглядел спокойным, хоть и немного грустным. Макнэ выглядел так, будто по нему пробежалось стадо буйволов, а потом сразу же асфальтоукладчик, затем его подобрали мусорщики и на заводе перекроили вместе с отходами в какого-то нового Чонгука. Этот новый был болезненно кривой и неправильный. Будто бы от старого осталась только оболочка. Тэхён просто выкинул его внутренности в бак, пока весело шёл в магазин за мороженым. По пути было. «Мы решили, что нам лучше прекратить эти отношения», — сказал Ким, а Чонгук только хмыкнул на это. Не стал докладывать, что это не коллективное решение. Ну и плевать. Хёнов не обязательно посвящать в их драму ещё больше, хватит с них. По пути было. Сейчас нет. Однако, Чон не учёл, что справиться с этим одному будет крайне тяжело. Поэтому в первый вечер после расставания он обрёл своего первого напарника — который председатель правления неудачников, а заодно и коронованный принц Артур со своими новыми светлыми волосами — Мин Юнги. Он утешает новоприбывшего Чонгука, не дает ему грустить слишком сильно, но знает все равно, что такое сможет залечить только время — ни один доктор еще не придумал лекарства от разбитого сердца (Доктор Шнабель фон Ром — приятное исключение из правил). На самом деле, младший думал, что тот будет как-то злорадствовать, ведь оказалось, что даже сам золотой мальчик Чон Чонгук не смог в итоге сохранить хрупкую «связь» с КимТэ, но тот выглядел даже более подавленным. Они разговаривали долго-долго и тогда пришло осознание, что всё ещё можно сохранить — не для них с Тэ, это понятно, но в самой группе. Минни, прекрасное солнышко, на следующий день прикрыл его перед менеджерами и даже как-то умудрился выпросить для него выходной, а вечером завалился уставший с тренировки смотреть с ним какой-то научно-фантастический фильм. Тот был скучный до безумия, но хён притащил шоколадные пирожные и теплый чай, поэтому с ними смотрелось проще. Они толком не обсуждали ситуацию, видимо, для Чимина было трудно открыться кому-то, поэтому он не требовал такого от Чона в ответ. Сложно говорить с лучшим другом того, кто бросил тебя день назад. Пак пытался начать разговор об этом, но Чон быстро его перебил. Знает же, что сейчас польётся водичка вроде «он не хотел тебя обидеть». Слушать это в который раз ему не всралось, на это у него есть Джин, который буквально каждую секунду смотрит на него таким злым взглядом, что на табуретку встать хочется чуть раньше Нового года. — Тэхён, он… — начинает Пак, пытаясь сделать тон мягче, чтобы не задеть. Но задевает всё равно, потому что «ты серьезно сейчас, любовь всей моей жизни меня бросила, а ты тут философию разводишь?». — Сожалеет? — младший знает, что нет. Но хочет услышать другое. А потом бы дверь открылась, появился раскаявшийся Тэ, и они бы взялись за руки, а Чон бы ему всё простил. Но судьба так сильно плюёт в чонгукову душу, что ни один желанный сценарий в последнее время не срабатывает. Чимин отвечает молчанием. А для Чонгука даже правдивое «нет» в тысячу раз лучше, чем это. Младший не может так просто принять ещё один удар по больному, поэтому делает Чимину так же. Око за око, больная любовь за такую же неправильную. Разбитое сердце за разбитое сердце. Так нечестно, что поддержать бы, но грустить в данный момент кажется более правильным выходом. — Намджуна не будет в субботу, он идёт на свидание с какой-то там Соён, так что можем рвануть все вместе куда-нибудь, хочешь? В кино идёт прикольный фильм. Шпилька неприятно впивается в кожу, бок ужасно ноет, но Чимин даже не морщится — улыбается только и говорит, какой Чонгук ещё ребёнок. У Чимина в глазах ебанный океан печали, а улыбкой можно вытирать пыль. Чон не хочет думать, что сейчас выглядит так же. Они оба страдают совершенно зря. И вот это тоже обидно до ужаса. Но младший никогда бы стал спокойно смотреть, как жизнь пытается его нагнуть, даже не сводив его на свидание, как все нормальные люди. Чонгук не хочет мириться. А Чимин понимает, что бесполезно. Наверное, поэтому тот предпочитал делиться переживаниями только с Хосоком, который в ответ брал того под ручку, и они дружно уходили в закат. Чимин, хоть и жалел Гука очень сильно, понимал, что выслушать младший его не сможет, особенно когда пытаешься не задеть чувства Тэ, для которого второе чужое сердце в руках стало непосильной ношей, поэтому общение с Гуком для Тэхёна казалось чем-то вроде предательства. Но Чонгук про Кима даже думать не хочет (хотя всё равно думает). Хосок так же разговаривает эксклюзивно с Чимином, наверное, потому что боится, что смелый Гук захочет решить и его проблему. Младший лезть в это ещё раз никогда в жизни не захочет, на самом деле. Оказалось, что дружба (даже такая шаткая) лучше любых отношений. Потому что другу ты можешь что-то простить такое, что любимому не получится. Поэтому, Хоби и сохраняет это, как может. Вот только всё равно видно — у хёна даже взгляд меняется, когда он на Юнги смотрит. Хоби присоединяется к клубу в субботу. Тогда они вместе с Чимином и Гуком идут в кафе и едят безвкусное низкокалорийное мороженое (потому что маленький Пак опять вбил себе в голову сесть на диету) и обсуждают девчачьи клипы, которые показывают на экране. Хосок смеётся и говорит, что Чимин в сто раз красивее этих вот девчонок, и Чон с ним согласен. Видеть благодарную смущённую улыбку Мина и его покрасневшие щеки — зрелище в топе чонгуковых любимых. Но не одно из первых. Первое — это искренняя улыбка Тэхёна, когда она направлена только Чонгуку. Когда они играют вместе, а Тэхён выигрывает или когда младший делится своей картошкой. Второе — это его сияющие глаза, когда Чон шепчет ему утром «доброе утро», обнимая и зарываясь носом в его растрепанные волосы. Или в тот раз, когда тот сказал, что кроме Тэхёна, ему не нужен никто, и что он променял бы всю эту славу лишь бы быть с ним. Третье — это его голос, когда тот говорит, что любит своего Гукки. Когда шепчет низко какую-то дурость прямо в шею, но Чон его никогда не дослушивает. Вот только это брехня всё. Для Тэхёна. Для младшего это по-прежнему остаётся на первых местах. Но получается однобоко и опять слишком неправильно. Люди быстро привыкают к хорошему, а Чону досталось идеальное. Поэтому, наверное, время привыкания стало рекордным. Отпускать было больно, и нахуй все эти метафоры вроде «как кусок от сердца оторвали». Чёртов Ким сделал ему полное вскрытие и вытащил сердце и душу, а потом неаккуратно зашил и притворился, что так и было. Чонгука недавно посвятили в рыцари. И это вроде бы хорошо. Но он всё равно безумно хочет обратно. Вернуться туда, где тепленько от нежного красивого хёна, который заботится сильнее, чем мамочка, который смущает постоянно, который подбадривает одним взглядом — никак не выйдет уже. Потому что до ужаса странный Тэхён, оказалось, не может обещать что-то ему, не может (не хочет) терпеть ревность, потому что, наверное, сам понимает, что просто не может не быть для всех. Тэхён же солнце у них. А оно освещает и травку, и речку, и домики, и котиков, и собачек, и блюющего бомжа на грязной улице тоже. Ким-ебанная-мать-тереза. Чонгук себя чувствует дранным котом. Потому что его выбросили на улицу, сначала приучив к ранее не известной ласке, а теперь так грубо отняли его. Потому что у него с Тэхёном первый поцелуй, первый секс, первая любовь даже, а у Тэхёна не первая и не последняя, и не любовь, наверное, тоже. — Ты просто нравишься мне. Я привязался, подумал, что это что-то большее, понимаешь? Чонгук отказывается понимать. Как всегда, думал задницей он, а отдуваться теперь младшему — и за разрушенную дружбу, и за свою боль и за много чего ещё. Вряд ли хрупкий хён выдержит. Раз уж даже их отношения не смог вытерпеть. — Почему ты говоришь это сейчас? Тэхён, завернутый в синее одеяло, не смеет поднять взгляд. У него всклоченные волосы, а на щеке красный след от простыни. Он уставший, прекрасный до ужаса, такой чонгуков. С его укусами на бедрах. Но даже вот так он умудряется от всего отказаться. Именно вот так. Чтобы последний раз. Чтобы и помирились, и поссорились одновременно. Тэхён — ходячий контраст, поэтому даже добровольно сдаваясь чужим губам, он не отдаётся ему как раньше. Их последний поцелуй был нежный, отчаянный и холодный. Как и сам Тэ. — Я хочу, чтобы всё закончилось сейчас. Потом будет слишком сложно. Чонгуку хочется закричать прямо в его эти ядовитые губы, которые он любит больше жизни, но которые, по очередной насмешке судьбы, делают ему больнее всего на свете. Всё уже сложно. Как он не понял ещё, этот глупый хён. Младший тянется, чтобы поцеловать ещё раз. Чтобы тот запомнил, чтобы, возможно, одумался, понял, что ошибается. Тэхён опускает голову и отстраняется. В нём океаном — тоска, и Чонгук там не маяк, как он раньше думал, он не перетерпит все крушения кораблей вокруг, штормы, грозы. Чонгук в этом океане обычный Чонгук, который уже не видит света над головой и чувствует, что оттолкнуться от дна не хватит сил. Стихия против человека. Он с самого начала должен был понимать исход их истории. Вот только сейчас хуже в тысячу раз, как если бы они не встречались. Так больнее. Безответная любовь бьёт по вискам сильнее, когда она такой становится. Вместо теплого взгляда Чонгук видит отрешённый и виноватый. Вместо объятий и поцелуев Чонгук ощущает трупный холод. Либо он действительно затонул так глубоко, что замёрз в глубинах волн, либо Ким и вправду когда-то разрезал его на части, убил. А теперь у них в группе ходячий мертвец. Даже четыре. Но только остальные успешно маскируются. — Я люблю тебя. Чон выглядит сейчас так жалко. Он будто смотрит на себя со стороны. Будто не он говорит это человеку, который только что разрушил его. У Чонгука умоляющий тон, и, если будет надо, он будет плакать и стоять на коленях. Тэхён для Чонгука не просто всё, это словами описать сложно. В это последнее для него признание он вкладывает много чего: «не уходи», «я сделаю всё, что ты попросишь», «я буду стараться стать тем, кого ты будешь любить», «пожалуйста». Это для хёна как камни о толщу воды — тому на это всё равно. Он не отвечает ему. Тихо шепчет что-то непонятное, а потом убегает за дверь. Вместе с ним из комнаты исчезают все надежды и мечты. А ещё теплое синее одеяло. Ким оставляет его на ещё теплой кровати, где мгновение назад он его целовал и шептал чонгуково имя. Пару минут назад он позволял кусать себя, прикасаться, любить. А сейчас оставил Чонгука, как маленького мальчика оставляет мама на парковке какой-нибудь закусочной. Мальчишка понимает, что мама уже не вернётся, но верит, так хочет верить, что она всё же придёт. А потом сидит на холодных ступеньках, обнимая себя руками, и чувствует себя таким маленьким в злом и жестком мире. Мама должна была заботиться, не оставлять никогда. Но ушла всё равно. Но Тэхён оставаться был не обязан. Понимание простой истины бьёт по виску, и голова тяжелеет. Плакать не хочется, но слезы всё равно созывают массовое собрание. Истерика выходит на одиночный пикет перед головным офисом. Всё, что он сейчас хочет — вернуться домой. Но в какой дом он не понимает. Либо тот, который в Пусане, где мама и холодное море. Либо тот, который здесь, у которого смешная улыбка и внимательные глаза. А ещё, наверное, холодное сердце. Их Ким Тэхён тот ещё Кай. Но неважно какой осколок попал ему в сердце — Чонгуку насрать. Он вытащит его. И потом этим осколком выбьет всю дурь из Снежной Королевы, которая забрала его мальчика. Это решение бороться приходит через неделю, когда водка уже чисто по-джентельменски сама быстро уходит из его организма вроде «здравствуйте, сэр, у вас тут очень уютно, но я все равно вынуждена вас покинуть». Когда сигаретный дым миновских сигарет уже осел килограммами в легких. Когда разговоры с Хосоком и Чимином и их безысходность сказали Чону невербально «ты правда хочешь быть таким же грустным влюбленным бараном, который ничего не сделал?». Чонгук, наверное, выглядел таким подавленным и таким Юнги, что парни забили тревогу. Пить уже было тяжело, но они с Шугой-хёном настойчиво почти каждый день собирались на разговоры на кухне. Мин открывал окно и курил бесконечные сигареты, а Чонгук и так вдыхал горький запах тэхёновского безразличия, поэтому табачный дым на рецепторы не давил. Они не говорили о Тэ, Юнги рассказывал какие-то истории из жизни, а потом они тихо смеялись вместе. Но даже у смеха был неприятный привкус горечи и сладкой водки. Голова начинала гудеть, но с каждым новым стаканом веселее не становилось. С каждым новым вечером становилось больше похуй. На себя, на хёна, на группу. Зато утром старые кухонные мысли об их с Тэ истории не возникали. Вместо счастливого завтрака кухня теперь ассоциировалась с запахом водки, табака и бесконечной просто печали. Но так было проще. Потому что Тэхён тоже перестал приходить на завтрак так рано. Если ему хоть немного некомфортно, то Чон рад. В конце концов, кому здесь больнее. Очередное прекрасное утро ещё пьяного Чон Чонгука и пропитавшегося дымом Мин Юнги встречает всеобщим недовольством и порицанием. — Один в маринаде валялся всю ночь, а другой на костре провертелся что ли? У нас через пару часов запись. Идите мойтесь, выливайте на себя все гели, которые в ванной есть. Чтобы вышли бодрые, чистые и вкусные, понятно? — У Намджуна от всей вакханалии уже мозг болит. Ни стыда, ни совести у этих идиотов. Зато потом именно лидеру приходилось на задних лапках вешать красивую мишуру на уши менеджерам, якобы устали, мальчики, трудились в студии. А у мальчиков на записи глазки в разные стороны, плюсом Чонгук смеется через каждую миллисекунду, а Юнги не может ответить на простой вопрос. Трудяги чёртовы, ага. В этот день к нему приходит Чимин. В этот раз без кексов, без чая и без хорошего настроения тоже. Спрашивает, для чего тот вдруг решил закосплеить Юнги, а потом обнимает. Говорит, что понимает, насколько тому тяжело. Чон хватается двумя руками за Пака и боится отпустить, плачет долго тому в живот, вытирает сопли о тонкую чиминовскую домашнюю футболку. И вот сейчас маленький Чиминни для него полноценный хён, который старше, который убаюкивает мелкого в объятиях и рассказывает, что они оба такие идиоты. Чонгуку становится легче. Чимину, скорее всего, тоже. — Ты хотя бы почувствовал это, слышишь? Даже так, когда ничего не вышло, пусть. Зато ты знаешь, какого это. Чонгук лежит, уткнувшись в чужое плечо, и слушает тихий мелодичный голос. Сквозь почти шёпот можно уловить застарелую боль. — Я немного завидую тебе, Чонгукки. Я бы многое отдал даже за один день с ним. — Ты с ним и так каждый день. — Не так, как я бы хотел. Даже очень грустным, Пак может улыбаться так красиво и тепло, что Чонгука пробирает до мурашек. Чувство дома впервые за последнюю неделю кажется невероятно близким. — Ты ещё такой ребёнок, — смеётся Чимин. А потом долго-долго вглядывается в непонимание напротив и вздыхает. Понимает теперь. Два малыша пытались поиграть в любовь, но у них ничего не получилось — что один, что другой ещё не понимает, что такое «серьёзные отношения», не понимает, как надо. Тэхён, наверное, особенно. Запираться везде научились, а как строить доверие и взаимопонимание — нет. Молчание измеряется в чонгуковых выдохах, но интерес выжигает гортань хуже, чем бесконечное соджу, поэтому этот вопрос он не задать не может. — Как ты понял, что…ну… — внезапно появившееся смущение немного мешает, но Чимин догадывается о составляющей вопроса. — Я не знаю. Сначала думал, что просто привязан к нему. Ну, у тебя, может, так же? Чонгук кивает и прикрывает глаза. Привязанность — просто отвратительное чувство. Заставляет быть не человеком, а доверчивым хвостом виляющим псом. Ждать хозяина там, где он тебе сказал. Приносить тапочки. И ничего в ответ не просить — только бы за ушком почесал. Вот только, в отличие от собак, у людей чувств больше. От того и хуже. — Он меня поддерживал всегда, говорил, что я красивый. Постоянно рассказывал какой-то странный бред, наполненный смыслом. Смотрел мои любимые фильмы, которые ему не нравились даже, и гладил по голове, когда вы с Тэхёном устраивали битвы, а я боялся, что вы окончательно рассоритесь и друг друга поубиваете. Так и вышло, конечно… Насчёт него — я потом только понял, что не по себе, когда он идёт на свои дурацкие свидания или просто проводит время с кем-то другим. Просто смотрел на него, а вокруг не видел ничего. Только он. — Ты говорил ему? — Нет, зачем? Он же видит всё прекрасно, понял давно. Да и не такой хороший актёр, чтобы скрывать это успешно. Чимин гладит Чонгука по голове, потому что по мелкому видно, что взял на себя зачем-то часть страданий, перенёс, прочувствовал. И вроде тому своих проблем должно хватать, но нет же. Супергерой Чон Чонгук лучше, чем Кларк Кент в тысячу раз. Хотя бы тем, что не разрушает здания и не кидается автобусами, полными людей, в глупых злодеев. А ещё Чонгук — настоящий, хоть у него и слабостей больше, а вместо криптона — Ким Тэхён, который и Лоис Леин и Лекс Лютор в одном флаконе. — Вы не говорили насчёт этого? Ну, он же понимает… — Ему тоже некомфортно об этом говорить, Гукки. Он этого не хотел и никогда не просил. Это мои проблемы, и, если я признаюсь — будет сложнее. Тогда он, добрая душа, будет винить себя за моё настроение, за чувства, будет осторожнее в словах, хотя это никому не нужно и сделает ситуацию только более неловкой. Намджун — часть моей семьи. Я не хотел бы, что он испытывал что-то такое из-за меня. — Ты ангел, ты знаешь? Чимин снова смеется. От его смеха веет теплым летним ветром. Он ощущается приятным песком, в который можно зарыться ногами, а потом сидеть на берегу и смотреть на спокойные волны. Чимин — маленькое ласковое море с хорошей погодой и ярким солнцем. Но Чонгук всё равно считает, что огромный непредсказуемый бушующий океан круче. И хоть каждый раз он заплывает все дальше, и поэтому шансов выбраться на берег меньше, пусть. На берегу сидеть всё равно не получится. — Он идиот, — внезапно говорит Чимин, будто бы знает, о ком сейчас младший задумался. — Он не думает никогда. Просто действует по ситуации. А ты своими разговорами про «вместе навсегда» его до ужаса напугал. Я понимаю, что ты так хотел показать, что он тебе дорог, но… Он просто идиот, ладно? У Чонгука опять в голове одни вопросы и слепая злость на придурочного хёна. Испугался, блин. Гениально. Зачем вообще Пак эту тему поднял, всё же было так хорошо. — К чему ты ведёшь? Чимин не отвечает. Опять. Вот эти вот недомолвки бесят до белой пелены перед глазами. Так сложно ответить человеку? Особенно сейчас ответ нужен. На чонгуковом лице все эмоции написаны чётко и ярко. Поэтому Чимину приходится отвечать. — Я не говорю, что у тебя получится, но, я думаю, что тебе стоит попытаться. Всё-таки ты ему сильно нравишься и, да, он привязан к тебе. Ему тоже плохо сейчас, не так, как тебе, но плохо. В руки дают нотариально заверенное разрешение на любые действия в отношении Тэхёна. От его лучшего друга. «Вот это подстава», — думает младший, но разрешение всё равно принимает. Оно ему надо. Чтобы потом можно было официально предъявить всем, якобы «вот смотрите, тут печать, ко мне никаких претензий». — Поможешь? Чимин сомневается. Чонгук ему как младший брат, поддержать его хочется, помочь тоже. Но если не выйдет у них, а Тэхён узнает, конечно, узнает, ведь Чон от него скрыть ничего не сможет — тогда что? Ким ему не холодную войну устроит, как мелкому, а настоящую третью мировую — с атомным и биологическим оружием. Но у макнэ влажные печальные глаза, а в них взрываются планеты и тут же появляются новые, загораются звезды и фейерверк полным ходом. Кажется, геройство и отвага (на пару с безумством) передаётся воздушно-капельным. Поэтому Чимин соглашается, а радостный накаченный малыш придавливает своим крепким телом к дивану и обвивает конечностями. Чонгук скороговоркой говорит, как он благодарен, какой хён замечательный, прекрасный и просто самый лучший. Они оба знают, что это туфта. Для Чонгука. У того в голове только один хён, который пытается выселиться, вон уже вещи собрал, но Чон его из своей головы не отпустит. Даже без арендной платы пусть живёт. Главное — рядом. После этого проходит ещё немного времени, но за эти дни они с Чимином становятся в разы ближе, чем за годы до этого. Тот отличный друг, спокойный, когда нужно, и тактичный. И после Тэхёна, который за ужином с набитым ртом перед всеми говорит, что у них закончились презервативы и надо бы за ними сгонять, это дар свыше. Они шушукаются после тренировок, ходят вместе в кафе, а потом заваливаются к Юнги с Хосоком и смотрят тупые комедийные передачи. В конце недели, когда Чимин обычно на пару с Хоби уходят секретничать в дальние дали, планы почему-то меняются. И вместо себя деловой и занятой Пак отправляет младшего. Говорит, что уж тот знает, что ещё такого Чонгуку насоветовать, чтобы получить обратно в лапки своего пугливого мальчика. Они с Хоби долго спорят насчёт еды, а потом идут в то странное кафе, где когда-то Чимин трескал низкокалорийные сладости. Почему-то так чувствуется его присутствие, а поэтому легче перенести разговор по душам, который им сейчас предстоит. Хосок громко смеётся, но Чонгук чувствует какую-то фальшь в этом смехе, поэтому улыбнуться в ответ не получается. — Что у тебя с Юнги? — Мелкий, не наглей. Хоби жалеет, что они не пошли в какой-нибудь бар и закусывает неприятный разговор таким же неприятным морковным десертом без сахара, глютена, гмо и счастья. Чонгук внимательно наблюдает за попытками хёна не выплюнуть «торт дня» в салфеточку рядом. Наглеть всё равно хочется. Тем более, когда понимаешь, что тебе за это ничего не будет, что пирожочек Чимин уже обработал Хосока на продуктивный диалог. Но этот хён оказывается даже сильнее Юнги в этом плане. Не подействовали ни уговоры, ни большие умоляющие глаза — ничегошеньки. Тот просто хмыкал и продолжал делать вид, что рвотный рефлекс это не про него. — Что тут рассказывать-то, Чонгук? Я проебался. Эту часть младший знает. А как это было? А что он собирается делать дальше? А как он терпит каждый день с Юнги, если у него всё так серьёзно, если серьёзно? В голове куча вопросов, но что Чон никак не ожидает услышать, так это… После произнесённой фразы хёну хочется дать премию в конспирологии и заодно похвалить за находчивость. Действительно, чем скрыть неразделённую любовь к человеку, как не этим. Однако, теперь часть про «проебался» понимается лучше. — Ты хочешь сказать, что теперь… — Я что хотел сказать, я сказал. Мы тут про тебя пришли болтать, а не про меня. Всё, Чонгук, закрыли тему. Чон Хосок отныне именуется как самый железный человек из всех. И все люди из стали, халки-хуялки, терминаторы и робокопы просто сосут по сравнению с ним. Вот только и по слабоумию он тоже приз какой-нибудь возьмёт. — Тебе же нужна помощь, чтобы разрешить всё это? — Чонгук осторожно спрашивает у сильного хёна, который теперь, если честно, пугает своими планами в стиле доктора зло. — Как ты думаешь? — взгляд Хоби наполнен сарказмом и безнадежностью. Он в тупике в огромном лабиринте, в который сам себя завёл. Вот только никакой женщины с нитками у него нет. Зато уже слышно тяжелое дыхание минотавра за поворотом. — Чимин знает? «Пожалуйста, скажи, что да» — молится младший про себя, но молитвы бога не достигают. Взгляд у Хоби тяжелый и темный. Его короткое «нет» делает хуже. Отлично, они в полной жопе. Юнги думает, что Хосок влюблён в Чимина, и поэтому иногда ведёт себя как пятнадцатилетняя девочка, а Чимин думает, что тот любит Юнги. Вот только Хоби чуток «проебался», как он сам выразился. Значит, что ни то, ни другое не является правдой. Но Чонгук же видел, как тот относится к Мину. Или что-то уже изменилось? — Я созываю срочное собрание рыцарства разбитых сердец, — говорит младший. — Только так мы справимся с этим! — Чонгуку не хватает меча для полноты картины, но он встаёт со стула, чуть не опрокинув свой йогурт с фруктами, и поднимает руку в кулаке. Хосок поднимает на него удивлённые глаза. — Ты придурок что ли? Сядь. Кто бы говорил.