проблемы взаимо(не)понимания.

Быть старшим братом не очень просто. Особенно при условии, что младшеньких у тебя аж целых шесть штук. Добавьте к этому то, что у этих самых детишек ума не достаёт по определению, раз почти каждый день у них проблемы. Поныть нужно обязательно в опасной близости от сокджиновых нежных ушей. Успокаивать обычно тоже приходится именно ему. Уши никто не спасёт, его самого тоже. «Хён, я сломал микроволновку», — говорит ему Намджун с периодичностью где-то раз в месяц. Сокджин подходит к микроволновке, и та, видимо, испугавшись его злого взгляда, чинится сама собой. Джун плохо нажимает на кнопки и плохо справляется со стрессовыми ситуациями. Особенно с теми, что касаются еды. «Хён, я повредил спину на тренировке», — говорит ему Хосок и ноет, ноет, ноет. Хоби, когда в плохом настроении, хуже себя в хорошем, а главное, громче. И вот это вообще ад. Уши, помните? А у него идеальный слух. И ладно, что на остальное медведь наступил, он в танцах честно старается. Сокджину приходится мазать Хосоку спину, дуть на неё, а потом в течение недели делать массаж. «Как там Сокджин-хён» никто не спрашивает. «Хён, Чонгук выкинул мою футболку!», «Хён, Ви сломал мою приставку», — если бы Джин знал, чем в итоге их ссоры закончатся, то помогал бы получше. А тогда он просто брал детей за уши и заставлял на пальчиках извиняться за членовредительство (упаси, Боже). — «Хён, я прочитал комментарии под видео, там написали, что я страшный. Я страшный?» — «Нет, Чимин, ты не страшный». — «Ну страшный же, да?» — «Нет». Истерики по поводу внешнего вида у Пака почти ежедневные. Личным психологом становится Сокджин. И Тэхён иногда, когда отрывает взгляд, внимание и конечности от своего маленького крольчонка. Вместе они почти носили Чимина на ручках, приговаривая о том, какой он у них красивый. Уверенности в себе хватало на день, максимум на два. Это на самом деле огромная проблема. Как с ней бороться иначе, не понятно совсем. Это безумно всё сложно, правда. Быть старшим братом. Быть старшим братом - это вытирать им сопли, давать покушать, заставлять принять душ. Быть старшим братом (когда тебе в общем-то самому нужна помощь) начинает действовать на нервы. Из старшего брата он иногда превращается в того, кем пугают ребятишек после девяти вечера. Бугимен из шкафа, ага. Но у него оправдание замечательное — он заебался. Единственный, кто его не бесит делами — Юнги. Но тот бесит его другим способом, и не совсем понятно, что же хуже. Мин игнорирует, не замечает, но иногда вставляет настолько толстый сарказм, что старший задыхается от негодования. Юнги насчёт того, астма у хёна или тот просто дышать разучился, не комментирует никак. Посмеивается себе, наверняка, под нос и где-то в голове пляшет, когда снова выводит Сокджина из себя. А того вывести и не так сложно, нервы поглощаются шестью кусками идиотов, которые напрочь забыли, что такое забота по отношению к нему. Хотя ладно, он преувеличивает. Дети его любят, правда. Не могут сами нихрена сделать, но при особо тяжелой депрессии хёна они рядом и готовы выслушать даже. Юнги временами тоже так понимающе и заботливо его по плечу бьёт, что у Джина на глазах слёзы появляются. Но вообще Юнги не самый плохой сосед. Неряха, но зато молчит чаще всего. После дня, полного «бла-бла-бла» и «хён, помоги», это как бальзам на сокджиновы нежные уши. Тишина. Знаете, дни у старшего проходят всегда сложновато. Обычно у Сокджина дел по горло. Надо приготовить что-то поесть про запас, чтобы они, уставшие и вымотанные, приехали после съёмок и не умерли от перенапряжения и голода. Еда нужна, потому что хоть им и заказывают иногда пару порций прямо в студию (крутите барабан), но обычно их или не хватает, или вся полученная от этого энергия угасает за часовые сборы и поездку до общежития. А поездки у них, как у каких-нибудь таксистов - куча адресов и никакой передышки. Иногда их всех садят в одну машину. Самое ужасное в этом — Тэхён и Чонгук, которые, даже уставшие вусмерть, умудряются феромоны свои распространять на километры вперед. В моменты, когда Сокджина не тошнит, он спрашивает у Господа Бога, за какие грехи ему дали это зрелище. Милые мальчики милуются онлайн без смс и регистрации. Не то чтобы Джина это когда-либо интересовало… Дома сложнее в тысячу раз, потому что крутых супер-нун там уже нет, и все дела ложатся огромным грузом на широкие и красивые сокджиновы плечи. В квартире нужно следить, чтобы младшие обязательно поели овощи, а Намджун снова не заперся в студии, существуя на одном кофе, святом духе хип-хопа и вдохновении (миссия невыполнима 3). Нужно проконтролировать, чтобы Чимин поел хотя бы ту индейку на пару́, которую Джин в магазине очень долго выбирал, а потом так же долго искал рецепты диетического соуса к ней, чтобы мясо не было сухим — только всё самое вкусное для любимых ребятишек. Чимин упирается и пытается стать цветком, то есть в пищу потребляя только свет и воду. Пока получается только стать овощем, но это личное сокджиново мнение. А ещё важно приглядывать за сохранностью еды на столе, а то Тэхён постоянно таскает куски повкуснее с тарелок залипшего в никуда Юнги и постоянно отвлекающегося на Чимина Хосока. Чонгук в это время успевает выжрать всю говядину с общей миски, а потом начинает прикрывать наглость смущённой улыбочкой невинного младенца — хоть и бесит такое, но, что тяжелее всего признать, зубки макнэ работают на ура с тысяча девятьсот девяносто седьмого. Сокджин даже почти не злится — ест ребёнок, пусть и ест. Чем бы дитя не тешилось, как говорится. (Лишь бы в штаны к такому же дитятке прямо при хёнах не лез, совести у него нет). Джин поднимает глаза к Богу и думает, ну чем же он так провинился. Иногда эти магнитики прямо посередине обеда убегают в комнату с горящими глазами, делая вид, что поиграть. Знают они все, какие у этих двоих теперь игры. То, как они там полюсами примагничиваются, даже через две двери слышно. Сейчас старшему нужно накрыть стол и сделать хотя бы бульгоги к ужину, нарезать овощи, разогреть суп с четверга, чтобы хоть кто-то (Намджун) доел. Сокджин ему, вообще-то, частенько всё скармливает, что осталось после набегов мелких — те, видите ли, любят всё свеженькое, а блюда, прожившие пару дней в холодильнике, особо не жалуют. А Джун упрётся в телефон, в блокнот, в телевизор, в узор на стенах или зацепится за собственные мысли и жует себе то, что дали. За это Джин его безумно любит и ценит. А ещё где-то внутри расцветает приятное чувство, что не пришлось выкидывать. Еда — это святое. Сокджин почти как пастырь со своей собственной религией. И это не богохульство. Он кидает вариться рис, начинает промывать огурцы и капусту под прохладной водой, ставит мясо в маринад из соевого соуса и кунжутного масла. Он сосредоточен и аккуратен. До поры до времени. Уши засекают подозрительный шум со стороны двери. На кухню заходит Тэхён. Он открывает холодильник, задумчиво чешет живот, оттягивая длинную футболку, изучает содержимое полочек, сканирует еду — так, вот эти битые огурцы делались в прошлую среду, лапша с пророщенными бобами ждёт своего часа с воскресенья. Рядом с чиминовыми запечёнными овощами стоит острая паста, которую Тэ точно не будет. Сканирование завершено. Результаты не найдены. Система рекомендует посмотреть умоляющим взглядом на Сокджина и попросить приготовить жареную лапшу, которая не острая и с говядиной. Ням. — Проголодался? — не оборачиваясь, мягко спрашивает старший хён, чувствуя спиной интенсивный взгляд Тэхёна. — Немного, — тихо в ответ. Тэ не знает, что ещё сказать — у них с Джином всё ещё довольно напряженные отношения. Сначала странные взгляды с его стороны, со стороны вообще-то всех, но Сокджин к нему почему-то с самого начала относился наиболее подозрительно. Не враждебно, нет. Но просто Тэ было неприятно осознавать, что его принимают за инопланетянина всерьёз. Джин дул губы, отстранённо и холодно общался, если надо было — если было не надо, то и на пять метров близко старался не подходить. Постоянно жаловался на головные боли от тэхёновых криков, называл того чуть ли не уродом и фриком. Слушал заунывные песни во сне, наблюдал за «превосходным» театром одного актёра, смотрел на их флирт с Чонгуком и думал, что, господи, за что ему всё это. Понимания они и сейчас не достигли. Тэхён, хоть и не обижался сильно, пытался сделать вид, что окей всё, но в любом случае всегда улыбался тому, кто явно не мог его терпеть, хоть иногда не удавалось. А потом Чонгук. А потом отношения. А потом у Сокджина окончательно поехала крыша. В первый момент, когда он увидел этих двоих, хотелось им врезать. Наорать, что придурки, нихрена в жизни не понимающие, что играться у них мозгов хватает, а вот потом разгребать своё же дерьмо нет. Он как увидел, сразу смекнул, что доставаться по сути будет больше ему да Намджуну. Они будут прикрывать бешеную парочку, следить за ними, пытаться хоть как-то скрыть то, что наружу через край уже лезет — сами-то мелкие не парятся об этом ни на йоту, Тэхён особенно. У того вся душа нараспашку, все чувства: хотите - смотрите, заходите, располагайтесь. Сокджин подумал сначала, что это какой-то наёб, ну не может человек так легко доверять всем и ласковым щеночком прыгать от радости. Но вот он, КимТэ, разрушитель сокджиновских мифов собственной персоной. И да, Джин, зная характер макнэ, сильно боялся, что Тэ, для которого вся жизнь через жопу чувства, будет болезненно воспринимать все эти выпады со стороны младшего. Когда Гук ругается — переходит на личности, припоминает всё плохое и просто вытаскивает всё говно на обозрение окружающим. Тэхён просто отражает атаки, говорит, что Чон — идиот и мудак, а потом они дружненько расходятся сокрушать комнаты друг друга. В последний такой раз Чонгук сломал несколько рамок с фотографиями тэхёновой семьи, а Тэ удалил весь прогресс с чонгуковой приставки. Они вещи портят, раскидывают мусор по всей общаге, орут на весь свет, что повеситься хочется, но ещё больше этих двоих повесить. Ох, Сокджин уже несколько раз прокручивал эти показательные казни в своей голове. Тэхёна бы он утопил, а тот, как котёночек, барахтался бы и пытался мяукать. А макнэ он бы отдал на растерзание его сумасшедшим фанаткам, которые бы его четвертовали, наверное. Ну или заставили бы алименты потом платить. Эта участь ещё хуже. А потом Джин слышит, как Тэхён плачет, и у него сердце разбивается. А потом Джин видит, как беззвучно плачет Чонгук, роняя капли на сведённые колени, и думает, что он, наверное, в прошлой жизни был каким-нибудь маньяком, фашистом, убивал кучу людей, приносил девственниц в жертву Сатане и резал детей. Потому что чем прекрасный Ким Сокджин такое заслужил, никто до сих пор не знает. И хоть как бы он Тэ не понимал — пытается найти подход. Раньше не было особо желания, но сейчас даже хочется помочь. Он привык и к театральным постановкам, и крикам, и к танцам с бубном вокруг Чонгука. А ещё он привык к тактильности. В каком-то смысле Джин даже понимает макнэ в этом плане — ну не влюбиться в это чудо было просто нереально. Как они четверо ещё держатся — непонятно. Четверо, потому что, ну да, крутой парень Юнги не такой скрытный, как он хочет казаться. Но Сокджину его не жаль почти, сам виноват, не надо было так быковать. С Тэхёном резко вообще нельзя. Он же ласка в определении, хоть и выглядит иногда опасно, как тигр, но Сокджин знает, что как бы тот когти не старался показать, в душе играет в клубочек и урчит радостно. Тэ равно нежность. Тэхён может сделать массаж после тяжелого дня, рассказать смешные истории и выслушать все проблемы. Он может перебирать сокджиновы волосы, мягко гладить его голову, убаюкивать низким тембром и успокаивать. Может утешать сладкими комплиментами, а может просто подойти и обнять. И что самое главное, всегда действует. В дни, когда Сокджину безумно тоскливо и почему-то до ужаса зло — Тэ приходит с пирожными, укладывается на его кровать и включает какой-нибудь фильм. Он не разговаривает совсем (что очень удивительно для КимТэ), а просто наклоняет голову, чтобы Сокджин удобно лёг на его плечо. В дни, когда ему одиноко, когда он чувствует себя бесполезным и мизерным, Тэхён просто, будто бы невзначай, проходит мимо и кидает что-то вроде: «Господи, хён, ты совсем похудел» или «Я недавно видел красивый розовый свитер, пошли купим?». А ещё у Тэхёна просто неограниченный запас «ты такой красивый», «ты такой умный», «ты такой заботливый». И то ли он действительно с другой планеты, то ли может настроение как-то чувствовать и подстраиваться под него, то ли Тэ не такой дурачок, каким они его считают, и людей он считывает гораздо лучше, чем сам Сокджин, чем они все вместе взятые. За это Джин ему благодарен. Проникается к нему всей этой хёново-донсеновской чушью, бережёт иногда от хмурых взглядов Намджуна, когда лидер слишком устал, чтобы адекватно реагировать на эмоциональные тэхёновы всплески. Но от Чонгука он его уберечь не может. Во-первых, потому что хрен от макнэ что убережёшь — съест всех их разом и не подавится даже. «Твоё это моё, а моё это моё, и вообще всё — моё». А во-вторых, потому что и сам Тэ, в общем-то, уберегать себя от него не хотел, наоборот, сам кинулся на рельсы перед грузовым составом под именем «Чон Чонгук». И надо было срочно из-под вагонов его вытягивать, но уже всё — раздавило и переехало, даже косточек не осталось. Гук иногда на Тэхёна так смотрит, как на еду или как на вещь. Что правда «моё» и «не трогайте». Джин однажды тронул случайно чонгуков компьютер. И по шее получил. Поэтому, если кто-то вдруг решит у него Тэ забрать, Сокджин очень-очень не завидует этому человеку. Потому что Тэ для Чонгука самая любимая игрушка. А тем, кто трогает игрушки макнэ — пиздец, большой и тотальный. Джин так и думал, что останутся эти двое ровно до тех пор, пока младший не наиграется, не уйдёт сам. Но вышло как-то совсем не похоже на то, что он предсказывал. Тэхён сам ушёл. Сокджин сначала удивился, потом переспросил — «в самом деле?» Да где это видано вообще! Тэхён, который в Чонгука встрескался так сильно, что не может руки при себе держать. Нет, он, разумеется, это и не умел никогда, но с Чоном у него прям последние тормоза срывает. А ещё Тэ начинает стесняться. А это ого-го какой пункт в списке по завоеванию сердца младшего Кима. Если Тэ при вас начинает смущённо улыбаться — всё, вы победитель. Хоть Чонгук и выиграл, он всё равно проиграл. Хотя макнэ по сути тоже виноват. Он резкий для Тэ слишком, грубоватый и уж совсем на максималках ревнивый и эгоистичный. А Тэ, отдавая столько заботы, получая взамен только ухмылки, наверное, понял, что что-то не так. Потому что отношения, нормальные и здоровые отношения, такими быть не должны. И хорошо, что расстались. Сокджину спокойнее. Но этих двоих всё равно жаль до безумия. От Тэ пустое место осталось. Раньше смех, веселье, радость щенячья, шутки. Теперь молчание, отстранённость и лицо кирпичом. И то ли всем так резко захотелось косплеить Юнги, то ли действительно расставание так изменить может — кто ж знает, Джин себя психологом не считал. Да и тэхёновым другом тоже, если честно. Поэтому решил не лезть, чтобы не раздражать ещё больше после ситуации с Мином. Тут уж они накосячили с Намджуном, они вину признали и раскаялись. А от Чонгука аура такая гневная, что все фанатки аж кипятком начали писать — мол, какой у нас тут серьёзный мужчина появился, ах-ох. А сам Чон вечно бесится, бьёт Чимина, когда тот подходит, пьёт с Юнги и огрызается даже на менеджеров. Представляете, примерный вежливый макнэ огрызается! Они будто все разом сходят с ума: Чимин начинает грустить, из-за этой атмосферы не ест совсем, ходит подавленный; Хосок почему-то тоже какой-то понурый, кто их поймет — то ли свои проблемы, то ли за мелких переживают; у Юнги перманентная депрессия с пяти лет, а у Намджуна вечные головные боли от всех участников разом. Но Тэхёна всё равно жальче. Хоть Чон и любимый (из всей кучи придурков, которые у него есть), потому что, ладно, он готов признать, что очаровашку Гукки не любить будет сложновато, но Тэ переживает сильнее, дольше. Если макнэ от ссоры отходит за день, за пару часов, то у ТэТэ на это неделя, а то и больше. Он всё в голове прокручивает постоянно и страдает в разы больше. Драматичный мальчик Ким Тэхён. Но всё равно Сокджин за всех засранцев волнуется. Тэхён переминается с ноги на ногу, ждёт, когда Сокджин соизволит вынырнуть из своих мыслей и обратить на него внимание. У младшего в желудке воют киты и кричат косатки, очень хочется чего-нибудь съесть, желательно, говядину. Но и просто лапша тоже сойдёт. У них дома даже рамена нет. Сокджин заканчивает мыть овощи, кладёт их стекать на бумажное полотенце, показывает младшему взглядом на стул. Тэхён кивает, садится, кладёт ладони под бёдра, смотрит на хёна потерянным сломанным мальчиком. А у Джина в руке большой такой ножик для резки овощей, таких, например, которые придумывают проблемы из ничего и сидят теперь, скромненько поджав ножки на кухне. — Чего хочешь? — спрашивает Джин, вертит ножик в руках, будто позволяет Тэхёну выбрать, как его зарезать. У Тэхёна выбора, конечно же, нет. Ещё бы Сокджин тут на заказ им всё делал — он не ресторан тут и не кухарка даже. Не хочешь то, что есть — иди, нагуляй аппетит, потом захочешь. Он добрый, но берега надо видеть. Он, между прочим, так же выкладывается как и все, даже, может, чуть больше — танцы приходится прорабатывать и в свободное время, так что уважение чужого труда должно присутствовать. У кого-то, правда, совести нету почти. Но это ладно. Тэ шмыгает носом, словно чувствует все мысли, что у Джина в голове. Зажимается, мотает головой из стороны в сторону. Вспоминает, что Джин-хён в последнее время к нему совсем никак, начинает загоняться. «И правильно, что расстались», — единственное, что хён ему сказал. Как будто пустяк такой — любовь всей жизни своей бросить, будто не значит ничего ни его боль, ни то, что они с Чонгуком не знают даже, как из ситуации выходить. Для Сокджина их вся история пустяковая, вторичная, от этого тянет в груди и на слёзы пробивает, потому что тут всегда поддерживающий хён стал вдруг чёрствым. Тэ тихо протягивает «я пойду» и «потом поем». Сокджину становится чуточку стыдно. Ви такой зажатый, забитый как будто, безумно грустный и до ужаса пробирает на жалость. Жалеть из-за того, что тот сам навертел, не очень хочется, но большие, просто огромные и влажные тэхёновы глаза, как две планеты, на Сокджина смотрят и на каждой из них по небольшой, но очень красивой покинутой розе. Маленький принц больше не прилетит. — Нет-нет, ТэТэ, что хочешь? Я приготовлю… — немного неловко становится им обоим. Джин нарезает капусту и думает, что можно приготовить из нихрена, что лежит у них в холодильнике. Из нихрена и повесившейся мыши. Придётся идти в магазин, наверное. Тэхен стоит в проходе и не решается войти снова. Он продолжает мять край футболки в руках, неловко трется в арке двери, почему-то не может ответить. Он выдыхает немного, смотрит на сосредоточенного хена, который продолжает кромсать овощи, но уже не так жутко, как пару минут назад. — Жареную лапшу, — шепчет Тэхен, но старший его слышит. — С говядиной? — уточняет Джин, ссыпая расчленённые останки в глубокую миску. Тэ кивает, благодарно улыбается. Вот только не той широкой улыбкой, которая, если честно, бесила сначала, но сейчас Сокджин безумно по ней скучает. Так же, как скучает по искренности и беззаботности младшего, по его весёлости и игривости. У Тэхёна усталость и грусть перманентная, а когда рядом появляется Чонгук, то ещё и злость. Вот только, кажется, что не на Гука он злится. На себя. Как они все быстро выросли за эти года. Он почти готов пролить слезу, но тогда блюдо получится чуть более солоноватым, чем задумывалось, поэтому он держится. Не хватало ещё кислого взгляда Чонгука по поводу испорченной еды. Он там себе контролирует белки, углеводы, соли, жиры. Только не контролирует действия свои и слова, но это постепенно, наверное. Тэхен выходит из кухни, тихо ступая голыми ступнями по холодному полу. Ещё бы заболеть ему тут не хватало. Сокджин вздыхает. Играть в заботливого хена становится все труднее. Особенно, когда тебя не слушают. Лапши вообще-то у него нет. И говядина осталась только в соусе, но ещё же нужно приготовить бульгоги, так что назревает проблема. Точнее, самый сложный квест в мире, называется «заставь кого-нибудь из мемберов поднять свою жопу и сходить в магазин». Сам-то он, конечно, не пойдёт. Сейчас, разбежался — он им и готовит, и убирает за ними, ещё и посыльным должен работать? Ага, триста раз. Раздражение накатывает на него волнами. Сначала Намджун с его вечной потребностью сломать посуду или опрокинуть только что сваренный суп на пол. Потом Юнги, который если за собой посуду помоет, то Апокалипсис начнётся. Следом Хосок, который очень уж любит не доедать маленькие порции, чтобы поставить в холодильник, а потом оправдываться, мол, не доел, значит, и посуду мыть не надо. То, что он никогда их не доест, в расчёт не берется. Тэхён постоянно ковыряется в тарелках, расплёскивая и разбрызгивая всё содержимое по столу, полу и близ сидящим людям. Вытирать за собой он тоже нужным не считает. Чимин — почти единственный, кто ему помогает. Ну и макнэ иногда. Когда настроение хорошее, а в видеоиграх поставлен нужный рекорд. Ещё Тэхёна не должно быть дома, а иначе при таком раскладе всё, что будет делать Чонгук — это быть рядом с Тэ. Тэхён к кухне вообще не подходит, только если очень прижмёт. У него ящик завален печеньем и шоколадом, а в тумбочке много карамелек. Когда-то Сокджин увидел выходящего из тэхёновой комнаты Чонгука с прессом, испачканным в нутелле, но он честно пытается это забыть, как и не думать, что они там делали. Лицо макнэ тогда так светилось, что электричества этого всему Сеулу хватило бы на пару деньков. Тэхёна он тогда не видел, и слава богу. Сокджин выкладывает на сковородку овощи. На кухню кто-то снова заходит, он слышит шаги и скрип открывающейся дверцы холодильника. Что за проходной двор, господи. Обычно все занимаются своими делами, не подходя близко к кухне на три метра, чтобы старший ненароком не припахал к готовке, но сегодня, видимо, исключение. Кто-то очень громко вздыхает, закрывает холодильник так, будто тот из железа и стали, а у Джина мурашки побежали от такого громкого звука. — Где открывашка? — у Хосока голос уставший, тихий и почему-то обречённый. Сокджину действительно нельзя побыть и пяти минут без этой печальной ауры? Эти дети… — Ты собираешься пить сейчас? — он даже не оборачивается, не собирается помогать найти штопор этому идиоту. Ну серьёзно. Юнги однозначно подал плохой пример. Алкоголь вообще не решает проблемы. Ни одну из существующих проблем, на самом деле. Джин закатывает глаза, слышит звуки выдвигаемых ящиков и шебуршание в посуде. На столе соджу. Две бутылки. На одного тонкого худого Хосока. И вот зачем ему столько? Решил на завтра немного опухнуть, чтобы в кадре эффектно смотрелось? — До вечера не потерпишь? — только алкоголики пьют так рано. Алкоголики и люди с депрессией. Остальное всё можно вычеркнуть как не очень хорошие доводы к тому, чтобы выпить. — Открывашка где? — непреклонный хмурый Хосок, Сокджин удивлён, правда. Кажется, вчера не было ничего такого, что можно было принять как повод к плохому настроению. Не выспался, может? В мешках под хосоковскими глазами сидят два кенгуру и кивают, да, совсем не спал, бедняжка. — А где моё доброе утро? — тянет капризно Сокджин. Ну и что, что день. Он, между прочим, Хоупа целый день не видел. Только вчера вечером, когда на кухню заходил, а тот убирал разбитую чашку. Ещё и не извинился перед Чимином, гад, что его любимую кружку разбил. Тот, наверное, поэтому так на Хосока разобиделся, что утром при упоминании его имени чуть из окна не вышел, а заодно и из жизни. Может, не во сне дело? Поссорились, что ли? Если подумать, то у Чимина кенгуру такие же были. Тот дергался всё утро, будто опять на диету сел. Психовал, даже Намджуна своего любименького проигнорировал. А теперь вот и Хосок, который с чего-то решает выпить, хотя обычно не увлекается таким. Алкоголь у них обычно на троих делится — Чимин, Чонгук, Сокджин. Юнги по депрессивным дням, Намджун по праздничным. Сладкая чонгукова детка алкоголь вообще не переносит. Хоби присаживается у нижнего ящика, держится на ногах еле-еле, опускает голову. — Мне надо выпить. — Да Боже, что с вами всеми? Тэхён понятно, почему грустный, а вот ты с чего такой? — То же самое. — Несчастная голубая любовь с эгоистичным ребёнком, склонным к насилию? — Сокджин снова закатывает глаза, эти глупые, ненужные никому, влюблённости только нервы портят. У самого Джина сейчас и так слишком много проблем, чтобы ещё парочку себе создать, поэтому и остаётся один. А вот остальным, кажется, так и хочется в этот омут с головой нырнуть. Вот только в учёт не берут, что выбраться сложновато будет — отношения это не игрушки, не игра в ролевую, где можно на крестик нажать и из диалога выйти. Это засядет в голове, расстелит себе там спальник и костёр разведёт, подкладывая вместо веток сухих нервные клетки и кусочки мозга, заполняя все зефиром подпалённым. Это поселится в сердце, вместо крови по организму пустит розовую сладкую вату, которая больно будет проходить через лёгкие, когда будешь видеть того, от которого будут ноги подкашиваться. Это будет бить по коленям каждый раз. Будет изнутри ломать, пока сам не сломаешься. Любовь штука тяжелая. Правда. Хосок смеётся через силу, а потом начинается истерика. У Хосока. Истерика. Настоящая. Сокджин соскакивает с места и садится перед ним на корточки. У Хоби в глазах осадки месячные, на сердце минус двадцать, ветер восемьсот метров в секунду, северо-западный. Джин в метеорологии, конечно, разбирается, но такое видит впервые. — Я не знаю, что мне делать теперь, — запинаясь, рывками шепчет Хосок. У него руки трясутся, а колени, колени подкашиваются. — Почему ты не сказал мне, что у тебя девушка появилась? Мы бы раньше всё обсудили, и не было бы такого… — Хосок начинает сквозь слёзы смеяться ещё истеричнее. Джин не понимает сначала, а потом догадка заезжает ему по морде. Не девушка. Парень. Как тот вообще умудрился парня себе откопать? Только если… Сокджин ставит рекорд по окружности глаз, не уступая первое место Чонгуку. Ссора. Чимин. Разбитая кружка. (Мальчики плачут и мальчики смеются). Ну это вообще ни в какие ворота. Он ещё понимает Тэхёна, потому что у того границ для любви вообще никаких, влюбился бы тот в огурец, то никто и не слова бы и не сказал. У Чонгука из-за юного возраста понимания нет никакого, да и ласку единственную (в таком количестве) получал от Тэ только, смущался из-за него, краснел и дрожал всегда из-за прикосновений, которые слишком. Его Сокджин тоже может понять. Но Хосок? Хосок адекватный же. Нет, любить парней - это неплохо, но одногруппник? Опять? Опять в том смысле, что опять у Хосока. И если бы он мог не замечать всё то, что было у него к Юнги, или то, что было у Чимина к Намджуну — он бы только рад был. Он научился закрывать глаза и списывать это на усталость и проецирование желаемых чувств на находящихся рядом людей из-за нехватки других кандидатур, более подходящих. Но видел всегда. Все их взгляды, все улыбки. Только к Чимину не рассмотрел почему-то. Любовь Хосока к Юнги незаметная, но до ужаса заботливая. Он его оберегал от стресса, плохого настроения. Носил ему чай, когда от кофе уже голова кружилась, снимал сонному Мину макияж, втирал крем в руки. На ночь читал иногда, когда у Юнги, Джин знает, была настолько сильная депрессия, что и до суицида шажок оставался. Подбадривал, а то фраза «ты ничтожество» преследовала Мина даже после их успеха. Если ещё принять во внимание то, что у того и семья была только одна на момент дебюта — группа и всё. Юнги мама и папа были нужны, а не странные ребятишки. Любовь Чимина к Намджуну такая же нежная, ласковая. Забота, уют, как будто укутали одеялком из бархата и поцеловали в лоб. Нам видел, конечно, понимал, что не просто так ему птичка Чимин щебечет комплименты каждый день, но ответить на чувства не смог бы никогда. У Намджуна любимый тоже есть. Зовут хип-хоп, и он настолько ревнивый, что Мона никому уже не отдаст. И даже у прехорошенького Чимина шансов было маловато. А вот у Хосока к Чиму что? Постоянное внимание, поддержка, смех и веселье. Общее хобби, общие шутки над мелкой парочкой. Гуляют вместе, смотрят одни и те же фильмы. Чимин его мороженым с ложечки кормит, а потом облизывает за ним, что осталось на ложке, забывая про диеты, потому что шоколадное такое вкусное, а с Хоби ещё вкуснее. Они друг на друга смотрят и «красивый» в глазах написано даже без бегущей строки, просто уже на лице настолько отпечаталось, что как должное принимаешь. — Чимин, да? — говорит Сокджин, сопоставив факты. — И как же ты умудрился, дорогой? Джин приглаживает его волосы, пока Хоби ему утыкается в плечо. Плакать — не его прерогатива, но сегодня можно, у него долго копилось, он даже думал, что слёзные железы зарастут и куда потом плакать? Внутрь? У него внутри и так всё солью разъело. Хосок говорит «он идеальный», говорит, что любит его всплески гнева, любит улыбки милые, любит то, как легко младшему удаётся быть сексуальным и милым одновременно. Говорит, что когда тот проводит рукой по волосам, то умирает каждый раз, потому что поправить хочется их до безумия и на красивом чиминовом лице увидеть благодарную нежность. «Вляпался», — говорит. Сокджин кивает, соглашаясь. Ну влип и влип, чего теперь-то? «Я признался ему вчера», — шепчет. «Он мне кружку чуть о голову не разбил, такой злой был». «Сказал, что если я над ним так издеваюсь, то я урод последний». «Не разговаривает теперь со мной, даже мимо меня прошёл, сквозь посмотрел». «Что мне делать теперь»? А Джин и не знает. Чимин, разумеется, мнительная плюшка, но с ним договориться куда проще, чем с тем же Тэхёном. У Чонгука вот, например, уже какую неделю не получается, аж жалко его. Так. План. Хосок, Чимин, мир. Генератор идей никак не срабатывает. В голове, как у принтера, ещё не окончены предыдущие печати. В очередь. Первое — приготовить, наконец, еду. Второе — попросить кого-то сходить в магазин. Третье — помочь маленькому мистеру Паку осознать, что тот слишком драматизирует ситуацию. Хотя, тут опять же играет роль его низкая самооценка, ведь у того, кажется, даже мысли в голове не возникало, что Хоби его по серьёзке может любить. Бедный мальчик. Вот уж у них всех тараканов сколько, и за год не разберёшься. — Ладно, Хоупи, давай, успокаиваемся. Сейчас ты покушаешь, отдохнёшь, а с Чимом я поговорю, ладно? Хосок поднимает тяжёлые веки и немного улыбается. Кивает, вытирает сопли рукой и идёт собирать себя в кучу под прохладным душем. Сокджин провожает Хоби и думает, чем такой восхитительный и умный Ким Сокджин заслужил столько проблем. Вот правда, не честно. Еда доготавливается, маленький злобный макнэ отправляется за продуктами в обмен на информацию о том, как растопить сердце ледяного принца Ви, а сам Джин морально готовится к разговору с Паком. Они все знают, что если подойти к Чимину в его плохом настроении, то можно лишиться руки, разума, глаз. Всего, в общем. А потом Чимин вызовет Сатану. Обольёт их кровью общежитие и вызовет. И будет у них шабаш. Наверное, останется только Юнги, потому что камень убить будет тяжеловато. Пак сидит на кровати, поджав ноги, сидит и смотрит что-то в планшете. У него лицо будто заранее злое и перекошенное, словно ждал неприятного разговора, готовился и злость копил специально ради этого последние пару лет точно. Чимин смотрит дораму, любовную, как понимает Джин. На экране девочка, красная и смущённая, целует удивлённого милого мальчика. Наверное, поэтому Чима перекосило, ужас. Пак будто вместо романтического момента наблюдает, как маньяк разрезает человека и начинает закручивать его кишки на рукоятку ножа. У маньяка лицо, наверное, чертами напоминает Хосока, вот почему Чим такой безумно раздражённый сейчас. Разговор будет явно непростой. Но Сокджину нужно срочно решить проблему. Двух обозлённых парочек им в общежитии явно не нужно. Добавить к этому Юнги, который в последнее время зло концентрированное каждый раз, когда в комнату их общую входит, то отличная ситуация вырисовывается. Старший хён собирает себя в кучу и открывает рот. Он думает, что зря не прошёл курсы по разрешению конфликтов, им бы кстати было. — Минни, детка, я хотел поговорить… — елейный голосок хорошего Джина включился на раз-два, но Чим поднял на него убийственный взгляд и так язвительно поднял левую бровь, что вот серьёзно, на секунду захотелось оставить его и дальше страдать со своими короткими ножками и маленьким слабым сердцем. Просто где это видано вообще, чтобы всякие мелкие злыдни так на хёнов своих смотрели? Джину бы высказать за всё хорошее, но он герой, правда. Он выдыхает и снова пытается. Слишком много зла на один квадратный метр. Чимин фыркает, пытается не смотреть в сторону глупого хёна, а ещё он очень обижен на «детку», потому что так его только мама называть может. Мама и, может быть, на совсем маленькую долю чиминовского терпения — Намджун. А Джину вот совсем-совсем не рекомендуется такое слово к использованию. Он ни в одну категорию не попадает. Несмотря на такое явное «уйди», Сокджин пытается слова из него вытянуть, и это нисколько, вот нисколечко спокойствия не добавляет. — Чимин, Хосок рассказал мне, что… — ошибка, промашка. Не нужно было произносить это имя. Оно для Минни созвучно с Волан-де-мортом, «тот, кого нельзя называть» и всё такое. И сейчас вместо Пак Чимина перед Джином сидит ведьма, которая сердца вырывает пальцами из грудной клетки, а потом тут же кушает, не подавившись. Печально, конечно — сердце у Джина большое и красивое, как и он сам. Но на какие жертвы только не пойдёшь ради счастья любимых детей. Тем более, что и сердце его все мелкие по кускам растаскали, ладно уж. У Чимина взгляд почему-то до боли знакомый, там печали столько, что хоть падай. Так каждый день смотрит Тэхён, когда он слышит Чонгука. А сам Чонгук, пусть даже и улыбается, когда Тэ игнорирует попытки заговорить, всё равно провожает его спину таким же взглядом. Сокджин мало что понимает в любви, но в привязанности и боли он понимает многое. Что-то такое мелькает на чиминовом лице, и хён, стараясь утешить, кладёт руку на его. Большой палец поглаживает кисть, Чимин скидывает руку. Так вчера сделал Хосок. Так Хосок делал почти каждый раз, когда они сидели вместе, рядом. У Чимина в голове ласковая улыбка и тихий шёпот. У Чимина фантомами чужие нежные руки. У Чимина, вообще-то, сердце болит. А он с ним шутит. Бомба взрывается — по воздуху разлетается пыль от сорванного с кровати одеяла. Чимин вскакивает быстро, а дверь гулко распахивается, стуча ручкой по стене. Джин грустно думает, что останется след. У Чимина уже остался. И вот для него уж кто ведьма, так это Хосок, который мало того, что не понял, почему так шутить не надо, даже не смог растолковать, почему реакция младшего была такой сильной. И если Чимин привык всегда быть немного глупее даже Хоби-хёна, то тут он мог диссертацию защитить. Хоби идиот, а с идиотами он не общается (не включая, конечно, двух его лучших друзей, которые по стеночке ходят, если видят друг друга в коридоре общежития). — Я про него и слышать ничего не хочу. Пусть дальше придумывает свои придурочные шутки. В одиночестве, — сталь и металл в высоком голосе звучит непривычно и страшно. У Кима мурашки по всему телу и дрожь, потому что некоторые молнии, которые вылетают у Чимина из глаз, иногда попадают по его голове. Над ними гремит гром, атмосфера тяжелыми тучами нависает над ними, а у Чима из глаз накрапывает. И снова прогноз погоды подвёл. И у них вместо двух тучек теперь четыре, Юнги не в счёт, тот уже звание Бога Грома заслужил. У него лицо обиженного ребёнка, у которого прямо в песочнице из рук вырвали любимую машинку. Машинку в грязи и песке испачкали, сломали переднее колёсико и вырвали ручку у двери, а потом отдали, будто не случилось ничего. Обида за любимую вещь сильно расстроила, вот он и плачет теперь. Джин смотрит на это дитё и ясно видит все чувства. Он улыбается грустно и говорит: — Он же это серьёзно, Чимин-ни. Уверенность в Сокджиновом тоне заставляет Пака подавиться воздухом. Он мотает головой и скрывается в коридоре. Всё-таки быть старшим братом очень трудно.