Confidence

«Я верю тебе, Томас» Слова, отпечатавшиеся у него на подкорке. Слова, ради которых он сотни раз был на волоске от гибели и ради которых готов снова подвергнуть себя риску не одну тысячу раз. Слова, которых он жаждал, но которые не надеялся однажды услышать. Доверие. У него за плечами не осталось ничего, кроме воспоминаний, приносящих одну только боль. Порой ему хотелось избавиться и от них, оставив в памяти только тот день, когда Дауд нашел его. Нашел и дал ему новую жизнь. Он буквально подарил ее всем китобоям. И Томас готов был выбить зубы, вырвать злые языки любому, кто бросит в сторону Дауда хоть одно осуждающее слово. Никто не должен сомневаться в мастере. Он не позволял сомневаться в себе даже самому Дауду. И как бы тот ни огрызался, как бы ни угрожал наказанием за нарушение субординации, Томас видел, что хозяин это ценил. Томас не был первым китобоем. Он хотел бы им быть, хотел бы знать, каково это – когда мастер обучает лишь тебя, посвящая почти все свободное время тому, чтобы сделать из тебя достойного ассасина. Он хотел бы знать, каким был Дауд в то время. Но первый китобой давно мертв. И это то, что дает Томасу преимущество – он все еще жив. Он все еще рядом с Даудом. И тот доверяет ему. А уж Томас готов доказывать свою верность всю оставшуюся жизнь. Какой бы короткой она ни была. Но доверие не мешает Дауду сделать своей правой рукой Билли Лерк. Чертову Билли Лерк. И пусть Томас восхищался ее способностями ничуть не меньше, чем стремлению выжить, сейчас, стоя в кабинете Дауда и видя на ней красный макинтош, он хотел бы, чтобы ее никогда не было. Чтобы ее в младенчестве сожрали крысы, чтобы ее убили бандиты в подворотне, чтобы стражники посчитали ее опасной и заточили в тюрьму. Что угодно, лишь бы это помогло избавиться от этого отвратительного чувства зависти и отчаяния, раздираемого грудную клетку. Он отсутствовал на задании невыносимо долго, так что удивительного в том, что хозяин выбрал себе более способного ученика? Но эта мысль нисколько не утешала, лишь подбрасывала поленья в пламя ярости. Томас был благодарен маске, что никто не видит его лица. Он переместился в комнаты, с рыком отбрасывая попавшийся на пути стул. Неважно, что потом он получит втык от других китобоев за порчу имущества, неважно, что Дауд ждет отчет о прошедшей миссии, все неважно. Потому что это не он. Дауд выбрал не его. *** Билли исчезает чаще, чем может позволить себе первый помощник. Так думает Томас. Дауд слишком растерян после убийства императрицы, чтобы заметить ее частые уходы. Но зато их видит Томас. И ему это не нравится. Еще больше ему не нравится чувство неправильности, когда он следит за передвижениями Билли. Доверие Дауда – важная штука. И он навсегда потеряет его, если окажется, что его подозрения вызваны лишь слепой ревностью. Мастер выглядит невыносимо уставшим, и Томас на время замирает возле его стола, не смея отвлекать. – Чертова ведьма.– Дауд вздыхает и раздраженно трет переносицу. – Что ты хотел? Если это по поводу ваших разборок, то я считаю, что ты уже достаточно взрослый, чтобы разобраться со всем самостоятельно. Томас качает головой, усмехаясь. Если бы дело было в этом, все было бы слишком просто. Но Лерк снова отсутствует, и его это сильно беспокоит. – Я не могу найти Билли, – решается он. – Где она? – Сказала, что попытается найти еще несколько эликсиров. Крыс стало больше, – Дауд наконец поворачивается к нему, пристально вглядываясь в лицо за маской. – Что-то случилось? Томас качает головой. Возможно, его сомнения напрасны. Возможно, Лерк и правда хороший помощник. Возможно, это просто он отвратительный подчиненный. Но он оказывается прав. Он осознает это, когда видит Делайлу. Когда Билли встает перед ней на колени, склоняя голову в почтительном жесте. Когда ведьма растягивает губы в усмешке и спрашивает об их плане. В его голове только одна мысль – сообщить Дауду. Пока его еще можно спасти. Но ведьмы думают иначе, и Томас не может сдвинуться с места, оплетенный возникшими из ниоткуда корнями. Он понимает, что подвел Дауда, когда натыкается на тяжелый взгляд Билли. *** Он приходит в себя в первый раз, когда Лерк стаскивает с него маску, презрительно фыркая. – Томас, значит? Что ж, оно и к лучшему. Будет гораздо проще, если ты не будешь крутиться вокруг него. Билли вырубает его прежде, чем он успевает плюнуть ей в лицо. Второй раз его приводят в чувство запахи. Запахи, которые он отвык чувствовать так ярко, большую часть времени проводя в противогазе. Он чувствует запах гнили, тухлой воды и водорослей. И когда он открывает глаза, вид Затопленного квартала уже не может его удивить. Предательницы рядом не оказывается. Томас успевает осмотреть комнатушку, в которой очнулся, и тщетно попытаться выбраться из пут, прежде чем до него доносятся звуки. Звуки, от которых все холодеет, а по спине начинает расползаться липкий страх. Плакальщики. Всего в нескольких метрах от него, отгороженные препятствием из забитого досками дверного проема. Ему кажется, что он сидит неподвижно, стараясь не издать ни звука, целую вечность, прежде чем Лерк возвращается. Он не видит ее глаз, скрытых маской, зато ей прекрасно видно его исказившееся ненавистью лицо. Томас делает рывок вперед, пытаясь сбить ее с ног, но Билли без труда уворачивается и толкает его в сторону баррикады, прижимая лицом к доскам. – Хочешь умереть раньше времени? Не думаю, что ты жаждешь встретиться с плакальщиками. Или я не права? Он задерживает дыхание, пытаясь отогнать от себя панику. Они наверняка слышали шум, а шансы выжить после встречи с плакальщиком без оружия равны нулю. Лерк фыркает и оттаскивает его обратно на матрас. – Зачем? – не выдерживает Томас. – Потому что он слаб, – Билли пожимает плечами. – Неужели ты сам не видишь, каким он стал после выполнения контракта? Уже столько времени прошло, а он так и не стал прежним. «Ты ни черта не знаешь!» – хочется крикнуть Томасу, но он прикусывает язык, позволяя себе лишь полный ярости взгляд. Лерк не видит этого; она обходит комнату, выглядывает в окно, оценивая высоту, и проверяет веревки на его руках. – Не боишься, что я предупрежу его? – У тебя уйдет много времени, чтобы попытаться даже просто выбраться отсюда. Еще больше – чтобы добраться до первого сторожевого поста. А времени осталось не так много. – Я слышал ваш разговор, – выплевывает Томас. – Вам потребуется еще минимум пара дней на подготовку. – Ты не успеешь, – ухмыляется Билли. – Ты ведь и сам это чувствуешь, да? Изменения, – она снова исчезает, оставляя его одного. Почти одного. Но она права. Томас чувствует. Чувствует, как мутнеет сознание. Чувствует зарождающееся отчаяние, понимая, что выхода нет. Чувствует, когда кашель стискивает легкие в кулак. Даже если ему удастся выбраться и обойти плакальщиков без оружия, он не сможет приблизиться к Дауду. Не тогда, когда чума уже пустила корни в его организме. Им не так часто удается наткнуться на лекарство, чтобы он мог позволить себе подвергать мастера риску заразиться. Так у него будет хоть какой-то шанс. Дауд сильный. Сколько бы смотрителей ни было, он справится. Томас верит в Дауда, как когда-то Дауд поверил в него. Поверил и доверил ему свои силы. И Томас будет верить до последнего. Он теряет счет времени. Тяжело следить за происходящим, когда единственное, что нарушает тишину, – звуки плакальщиков и их шаркающие шаги. Постепенно это вгоняет его в транс, и он сидит, глядя в одну точку, пока не слышит где-то вдалеке звуки взрывов. – Я верю в тебя, Дауд, – шепчет он, прежде чем провалиться в болезненную дрему. Его приводят в сознание дрожащее «ох, Томас» и теплые руки, разминающие его онемевшие запястья. Томас пытается открыть глаза, пытается сообщить, что Дауду нельзя находиться рядом с ним, но голос не слушается, а глаза нещадно жжет от яркого света. – Не шевелись, – приказывает Дауд, обхватывая его за плечи. – Я вытащу тебя отсюда. У нас еще остался эликсир. С тобой все будет в порядке, Томас. Верь мне. Я верю, хочет сказать Томас, конечно же, я верю. Когда он просыпается в следующий раз, Дауд сидит рядом, пристально всматриваясь в его лицо. На нем нет маски, и Томас неодобрительно хмурится. – Ты здоров, – Дауд хмыкает и качает головой. – Но ты заставил всех знатно поволноваться. Ребята думали, что тебя убили смотрители, но забеспокоились, когда не нашли твое тело. С губ почти срывается «а ты?», но Томас одергивает себя. И отводит взгляд, когда Дауд дергает уголком рта, догадываясь о незаданном вопросе. – Как ты узнал? – собственный голос заставляет поморщиться. – Лерк призналась в последний момент. Сказала, что не хочет еще одной смерти. – Она думала, что я уже стал плакальщиком, – при упоминании последней стадии болезни Дауд хмурится, и Томас все же пересиливает боль, приподнимаясь, чтобы лучше видеть его. – Она надеялась, что это добьет тебя, если не добьют смотрители. – С ней покончено, – отрезает Дауд, сжимая его плечо. Томас кивает, опускаясь обратно. Что бы Билли ни говорила, Дауд нисколько не изменился. Он всегда был таким – хоть и сильным, но все же человеком. А людям свойственно порой переосмысливать свои поступки. Томасу же было все равно, какой путь в итоге выберет мастер. Пускай руки Дауда будут хоть по локоть в чужой крови – Томас все равно будет верить в него.