Жимолость

Роберт хорошо помнил тот день, когда его размеренная, упорядоченная жизнь стала спотыкаться, как захромавший на беговой дорожке рысак. Было утро двадцать первого мая, в Лондоне шёл дождь, и Джесси наконец-то уматывал в отпуск, так долгожданный для них обоих. Для Джесси - потому что это его отпуск, для Роберта - потому что Джесси два месяца полоскал ему мозги и в красках рассказывал, как будет кадрить парней и девушек на солнечных пляжах Майами. - Выглядишь хреново, чувак, - прощебетал Джесси, уклоняясь от рукопожатия. Вместо этого он поцеловал воздух над щекой Роберта и снова ослепительно ему улыбнулся. - Будто тебя очень-очень качественно полировали ночь напролёт! Он захихикал, но Роберт не обратил на шутку никакого внимания. Когда Джесси уже десяток лет как твой лучший друг, как бы странно это ни звучало, к пошлостям привыкаешь как к мелодии будильника. - Ну, держи, - Джесси вручил ему переноску. К переноске был приторочен пакет. Пакет неистово шуршал, переноска отчаянно выла, на вокзале надсадно хрипело радио, толпа густела и толкалась, Джесси пытался наверстать все упущенные возможности поговорить. Сверху сыпалась морось. - Я написал список того, что она ест, и чего нельзя, а ещё у неё подойдёт срок прививки, - это очень просто, нужно заехать в клинику с вот теми бумажками, они в пакете, я тебе потом возмещу... И правда, что с тобой? Такие синяки под глазами... ой! Мой поезд! Он ещё раз обменялся нежностями с воздухом около лица Роберта, повторил про еду, прививки и снова про то, что неплохо бы Роберту взять отпуск, ну или выходной, ну или, например, найти себе парня, чтобы отвлекал от работы, взмахнул полой своего невообразимо клетчатого плаща и лёгкой походкой устремился к турникетам. Следом за ним весело катился ядерно-жёлтый чемодан. Роберт остался один на один с орущей переноской, утренним лондонским трафиком и причинами своего нездорового вида. Он вовсе не хотел, чтобы его отвлекали от работы, поэтому посмотрел на часы. Часы показывали начало восьмого, и это значило, что он успеет завезти своего приёмного питомца домой и написать записку домработнице, если дороги не подведут. Еле плетясь в плотном потоке, он вспоминал, сколько же суток без сна способен выдержать человек, и думал, когда же сам станет социально опасен - хоть бы и на дорогах, когда будет выпадать из реальности и болтаться в ряду, вот как этот неадкват на Кайене слева. Он страдал бессонницей. Даже не так - бессонница была спутницей его жизни ещё со студенческой скамьи, почти такой же верной, как работа. Но если в студенчестве не спать по полночи и потом скакать свежим огурцом было проще простого, то теперь, когда ему стукнуло тридцать три, и от него каждый день требовались сосредоточенность и острый ум, стало тяжеловато. Его доктор разводил руками: у вас напряжённый график, сэр, вы слишком много работаете, вам бы взять отпуск и просто научиться расслабляться... а ещё весна, обострение, знаете, всех болячек, гормональные сбои и всё такое... насколько регулярна ваша половая жизнь? Роберт давно понял, что весь мир помешался на сексе и пляжах, и что его врач - шарлатан, как и Фрейд, к чьим пвсевдонаучным законам он пытался привязать все проблемы разом, и ходил к нему только из вежливости. Врач хотел было запихнуть Роберта на лечение, даже отправил к психологу, надеясь, видимо, что тот сумеет на него повлиять. Но Роберту было некогда - интереснейший проект, студенты, лекции, - он надавил, и лекарь, сдавшись, выписал снотворное. Оно помогало, но часа на два или три, а иногда и того меньше. Отсутствие нормального сна всё заметней сказывалось на самочувствии и восприятии мира, а ещё - и на без того несладком характере. Если раньше лаборанты в его присутствии обрывали болтовню и пытались изображать деятельность, то теперь изо всех сил его избегали и улетучивались, стоило Роберту появиться на кафедре. Ещё чуть-чуть, и он станет отключаться за рулём и рычать на студентов... А тут вдруг кошка. Живое существо, за которым нужно следить, как-то кормить, наверное, развлекать. У Роберта никогда не было кошки, как и любого другого домашнего питомца, только сестра, и в животных он разбирался плохо, максимум - мог отличить свиную котлетку от куриной. Его немного успокаивало только то, что раз уж эта кошка не околела от голода у Джесси, у которого мрут даже бессмертные алоэ, у него уж точно не подохнет. Но всё равно он немного нервничал, как нервничает любой ответственный человек, сталкиваясь с новой, незнакомой задачей. Джесси, словно почувствовав, что о нём вспоминают, прислал фото из экспресса. Первое и, видимо, далеко не последнее: впереди у него самолёт, а потом - солнце, море и развлечения. Роберт улыбнулся, убирая телефон. Несмотря на свою тщательно лелеемую нелюдимость, Джесси он любил как взбалмошного младшего брата. Спокойное, милое и самодостаточное создание, о котором так сладко пел ему в уши Джесси, показалось Роберту стихийным бедствием. Багира ходила по стенам, по шторам, карнизам, подоконникам, шкафам и полкам, и обычно - на сверхзвуковых скоростях. Если бы могла, ходила бы и по потолку, и Роберту по голове, но тот очень быстро приучился прятаться от неё в кабинете, и до этого не дошло. Он возвращался домой поздно и, мучимый бессонницей, садился за статьи или книги, а у неё как раз начинался приступ активности, и топот и скрежетание когтей на поворотах коридора были ему вместо заряжающего энергией саундтрека. Кошке в его доме явно нравилось. Оллфорд о кошке такого сказать не мог: он любил порядок, не ободранные углы диванов, целые тарелки и чашки, занавески, висящие ровно, и считал дни до конца отпуска друга. Так Роберт стал ночевать дома и даже приходить домой пораньше, потому что не мог спокойно возиться в лаборатории, зная, что Багира в это самое время разносит его дом по кирпичику. У них даже появилась традиция, единственное, в чём они сошлись: когда Роберт глубокой ночью (или очень ранним утром) шёл на кухню, чтобы перекусить, Багира неслышно кралась за ним следом и тоже ела за компанию, как и он, ничуть не заботясь вредностью ночных пиршеств.

***

- Вы угробите себя, сэр, - проворчал его коллега, когда Оллфорд после лекций опять приехал в лабораторию с большущим американо. - В вашем состоянии кофеин противопоказан, он задерживается в организме на восемнадцать часов, а если пить его такими вёдрами несколько раз в день - вообще не выводится... так вы ни за что не уснёте! - Тогда мой КПД вырастет до ста процентов, Питерсон, - терпеливо ответил ему Роберт, облачаясь в халат и надевая другие очки, более прочные, защищающие глаза. - И мы закончим Серого раньше, чем он нам смертельно надоест. - И точно узнаем, за сколько бессонных ночей можно стать шизофреником, - не унимался Питерсон. - Дальнобойщики вот после нескольких суток начинают видеть глюки, крысы умирают через месяц от износа всех систем организма. Интересно, сколько продержитесь вы. - Отстань, - сказал ему Роберт. - Дай-ка мне вон тот чертёж и скажи, где остановился вчера, когда я ушёл. Питерсон сокрушённо покачал головой, но возражать не пытался, понимая, что проще переспорить дубовую дверь, чем профессора Оллфорда, и они снова взялись за Серого. Серый был ремонтным роботом, точнее, его проектом - физически существовал только каркас из серебристо-матового пластика, за что робот и получил кличку, а ещё чертежи, схемы и огромная куча микроскопических деталей. Питерсон, не подумав, распечатал на 3D принтере сразу все необходимые, и теперь их работа походила на бесконечное собирание лего. Оллфорд считал робота баловством, но программный код к нему уже почти дописал, а Питерсон, несмотря на своё ворчание, чуть ли не ночевал в лаборатории, и дело, в общем-то, двигалось. Они намеревались собрать его, отладить и отправить проект в НАСА - Питерсон грезил стаями таких роботов, каждый из которых будет размером с яблоко. Такая стая будет способна за считанные мгновения, деля большую задачу на множество мелких, залатать любую дыру или ещё что-нибудь починить. - А если ещё присобачить к ним микроскопические принтеры, они смогут и детали для починки самостоятельно делать! - восторженно пыхтел он, тыча паяльником в сторону Оллфорда. Тот только усмехнулся: - Это уже не к нам, а к наноинженерам. Ты не отвлекайся. Вообще Роберт был программистом. Не стереотипным задротом в бесцветном свитере и бородой до колен, который перемежает Ведьмака и Масс Эффект простенькими программками на заказ, а поистине гением своего дела. Если бы он хотел, его гонорары были бы астрономическими суммами, но ему нравилось учить студентов и в свободное от лекций время учиться самому. Его тянуло к физике и звёздам, к роботам, химии и фотографии. Было время, когда его дом в Сент-Олбансе, в котором сейчас полновластной хозяйкой жила Багира, превратился в фотолабораторию: Роберт подхватил вирус плёночной фотографии и ночами проявлял негативы, запершись в ванной, а потом развешивал их на прищепках по коридорам и гостиной. Студенты его любили. Не так, конечно, как профессора Гевро, который вместо указки использовал двуручный меч, с которым выбирался на сходки толкиенистов, и составлял домашние задания шестистопным ямбом, но по крайней мере на его лекции ходили, его разносторонностью восхищались, и даже почти сдавали вовремя лабораторные. Оллфорд был доволен. Не ладилось только с личной жизнью. Джесси смеялся: чувак, ты разговариваешь как калькулятор, да, нет, отнять-поделить-умножить, функция косинуса, синуса, результат. Если хочешь, чтобы люди к тебе тянулись, вылезь из своей работы и стань человеком. Роберт его, конечно же, не слушал - работа была важнее, чем отношения, тем более, что все его предыдущие попытки наладить контакт с представителями как противоположного, так и своего пола заканчивались грустно, и желания повторять как-то не появлялось. Люди были скучными, или недалёкими, или слишком приставучими, или слишком обидчивыми и мнительными, и иногда Роберту казалось, что Джесси, который был рядом с ним с первого курса университета и до сих пор не улетучился, и есть его тот самый пресловутый соулмейт. Но потом чары спадали, карета превращалась в тыкву, Джесси приползал с бутылкой вина и плакался о сердце, безжалостно разбитом в очередной раз, и всё вставало на свои места. Работа всё ещё была на первом месте. Теперь, правда, работа чуть-чуть соперничала с Багирой, о которой Роберт волновался немного больше, но всё же. Кошка жила у него уже три дня (до возвращения Джесси оставалось одиннадцать). И всё было бы в относительном порядке, если бы не миссис Смитсон. Роберту некогда, да и, в общем-то, неинтересно было делать уборку в доме, стирать, готовить, поэтому он нанял домработницу. Первая домработница нещадно засушила цветы, оставшиеся от его последней сожительницы, а потом ушла в декрет и больше не вернулась, вторая навела порядок в его кабинете - вытерла пыль и выбросила содержимое переполненной мусорной корзины. В мусорной корзине оказались чертежи предшественника Серого, которые Роберт сначала счёл фигнёй, а потом осознал, что не прав, но было уже поздно. Он был ужасно расстроен и зол, и пришлось нанять третью. Третья домработница оказалась удачливей предыдущих. Ей уже нечего было засушивать, и кабинет свой Роберт, наученный горьким опытом, запирал на ключ, и поэтому она держалась дольше всех. Тихонько стирала пыль со шкафов и кресел, готовила, смотрела за маленьким садом, подстригала траву и собирала ягоды - Роберт их не ел, и она уносила их внукам, - а теперь ещё и следила за кошкой. И так привязалась к ней, или, может, жалела, что решила скрасить её одинокое существование куском сочной куриной грудки. В четверг Роберт, в половине второго ночи наконец-то оказавшийся дома, ещё с порога услышал будто сипение или кашель. Встревоженный, пошёл на странный звук и увидел в углу веранды Багиру. Она пятилась задом, хрипела и с остервенением тёрла морду лапой. Роберт растерялся: кошки у него никогда не было, и он понятия не имел, что происходит, но догадался, что действовать надо быстро. Он не без труда отыскал переноску и запихнул в неё кошку, закинул её в машину и рванул в город. Ветеринарных клиник в Сент-Олбансе было достаточно, до ближайшей он добрался за пятнадцать минут. Долго звонил в дверь, нервно переминаясь с ноги на ногу: кошка рычала и шипела, дёргалась и совершенно точно страдала. Наконец щёлкнул замок, и дверь распахнул заспанный парень в синем халате. Его длинные вихры были растрёпаны, он пытался натянуть на них врачебную шапочку, но получалось хреново. - Что у вас? - на переноску он даже не взглянул. Вместо этого он пристально смотрел Роберту в глаза, и тому стало совсем не по себе. - Не что, а кто, - раздражённо ответил Оллфорд. - Кошка хрипит и трёт морду лапой. - Пойдёмте. Врач качнул головой, призывая следовать за собой, и неторопливой походкой устремился вперёд по извилистому коридору, спрашивая на ходу: - Как давно это началось? Она что-то ела? Роберт твердил: не знаю, не знаю, не знаю, и чувствовал себя очень неловко. В маленькой смотровой было очень бело и ярко. Парень натянул перчатки, достал Багиру, а вот дальше дело у него застопорилось: кошка извивалась, царапалась и всячески боролась за свою жизнь. - Помогите, - скомандовал он. Роберт подошёл ближе и встал столбом, не решаясь протянуть руки. - Руки сюда и сюда, и держите крепко, но не так, чтобы переломать кости. Это ваша кошка? - Да. То есть нет. Но сейчас - да, - Роберт так сильно нервничал, что не сразу понял, о чём его спросили, но врач, кажется, понял его и так. - Держите. И не бойтесь, она вас не поранит, если будете делать так, как я скажу. Роберт обхватил пальцами задние и передние лапы, укладывая сопротивляющуюся Багиру на бок, а парень в это время зафиксировал её голову и полез пальцами прямо в пасть. Через минуту, наполненную рычанием, воем и стекающей по шерсти слюне, он сказал: - Поздравляю. У вас кость, - и с этими словами отпустил кошкину голову, демонстрируя Роберту маленький окровавленный осколок. - Застряла в зубах. Роберт поблагодарил. Потом спросил, можно ли разжать руки, но врач ему не позволил. - Держите. Ночью ассистента нет, так что будете за него. Нужно обработать ссадины. Пока он копался в ящичках и коробочках в поисках зажима и тампонов, Оллфорд рассеянно его разглядывал. У парня были странные, широко расставленные глаза, а ещё он явно спал, пока на его голову не свалились кошка, Роберт и кость: отпечаток какого-то шва, на котором он лежал лбом, пропасть ещё не успел. Это должно было раздражать, всегда раздражало, когда бессонница мучила уж лишком долго; но вместо этого, наблюдая за плавными, выверенными движениями парня, Роберт чувствовал, что его самого наполняет ощущение спокойствия... и даже сонливости. - Всё, - сказал врач через пару минут. - Отпускайте. Роберт послушно опустил занемевшие от напряжения руки. Парень же, придерживая Багиру за шкирку, что-то разглядывал на её злой и помятой морде. Мужчина решил не мешать. Оглянулся и, увидев кушетку у стены, опустился на неё, готовый ждать столько, сколько нужно для спасения кошачьего здоровья. Коснулся затылком стены, на пару секунд прикрыл глаза... Мерзкий запах нашатыря едва не вывернул его наизнанку. Он замотал головой, закашлялся, вскочил и ударился обо что-то лбом. Рядом выругались, что-то звякнуло, рухнуло и разбилось; Роберт продрал глаза и не сразу въехал в происходящее. Он всё ещё был в ветеринарной клинике - врач, тыкавший в него вонючей гадостью, мчался к окну, закрывая лицо рукавом халата - где-то рядом истошно орала Багира - по полу из разбитого пузырька растекалась лужа... Когда до него дошло, врач уже в три прыжка оказался рядом, вздёрнул его на ноги, выхватил из-под кушетки переноску и рванул на улицу, не выпуская запястья Роберта из мёртвой хватки. Они сидели на низенькой ограде напротив клиники, бледные и взмокшие, как жертвы химической атаки. Даже через улицу чувствовалась тошнотворная вонь. Наверное, нужно было что-то сказать, но никакие слова на ум не шли, поэтому Роберт решил извиниться - это всегда хорошая идея, и потом, это именно из-за него врач лишился крова на эту ночь, пусть и временно, - но парень его опередил. - У вас очень тяжёлая стадия бессонницы, - сказал он так, будто читал диагноз по медкарте. - Вам нужно лечиться, и как можно скорее, пока не стало слишком поздно. Роберт ожидал чего угодно, но только не этого. - Спасибо, - ответил он, - я в курсе. - И как вы лечитесь? Оллфорду говорить об этом совсем не хотелось, как не хотелось уже и извиняться. Но он всё ещё помнил о вежливости. - Вот, кошку себе завёл. - Очень действенное средство, - покивал врач. В голосе его было столько яда, что хватило бы синему киту. - Да вам-то какое дело, - проворчал Роберт. Пора было сматываться, но голова кружилась, а переноска с кошкой стояла рядом с парнем - это ещё три лишних шага. Слишком сложно. - Вы же животных лечите, а не людей. - Зато с помощью своего биополя могу точно определить, кому из людей стоит заняться своим здоровьем. Глупо и жестоко было бы не использовать эту способность. Роберт вздрогнул всем телом и скривился: - Биополе? - Стоило вам три минуты постоять рядом со мной, и вы вырубились как подкошенный и проспали четыре часа. Пришлось вас будить, моя смена... о, уже закончилась. Роберт схватился за рукав. Часы показывали пять утра. Хмурые тучи над головой всё ещё создавали иллюзию глубокой ночи. - И, конечно же, это всё благодаря вашему биополю, а не тому, что я смертельно устаю на работе, - раздражённо сказал он, делая героическую попытку встать. Ноги вроде не подвели. - Грыжу или отит по фотографии не лечите? Парня его резкий тон ничуть не смутил. Он закурил, не отрывая внимательного взгляда от осторожных перемещений Оллфорда, и спокойно ответил: - Только выявляю опасное состояние бессонницы. И ещё нервные расстройства. И советую вам сходить к врачу, если вы этого ещё не сделали. - Всенепременно, - заверил его Роберт. - Спасибо вам и всего самого наилучшего. Он был так зол, что со своей вальсирующей головой добрался до машины в рекордные секунды. Биополе, мать его. Вот из-за таких эзотериков и саентологов наука не идёт вперёд, а тащится как черепаха с артритом. Куча неглупых людей забивает себе мозги псевдонаучной чушью, и всем на это наплевать! Мысль о том, что он поспал сегодня как убитый целых четыре часа подряд, просочилась в его клокочущее раздражением сознание только вечером, когда он, устроившись в кресле с чашкой зелёного чая, открыл мессенджер. Надолго, правда, не задержалась, но оставила после себя приятное чувство удовлетворения. Джесси буквально закидывал его фотографиями. За уик-энд, пока Роберт возился с Серым, присматривал телескоп на E-bay и частично проверил курсовые работы студентов, у его друга случилось целых три романа - два обычных курортных и один эпистолярный, в Гриндере. О каждом он написал не менее шестисот слов, приложил фотоотчёт, скрины переписки и сделал вывод: все мужики - козлы, и он очень любит свою кошку, у которой, кстати, во вторник срок прививки, ты помнишь, Роберт? Роберт подумал, что больше ни ногой не сунется в эту идиотскую клинику с врачом-шарлатаном, похвалил его слог и посоветовал начать писать женские романы.