Refrigerator rights

      Жизнь в Дерри, несмотря на всю крипоту его истории, была такой же, как и в сотнях других маленьких городов. Здесь были свои герои, свои изгои – это всё неотделимые части социума, в которых на кого-то смотрят, разинув рот, сделав их образ жизни своим идеалом и по пути к нему отпинывая от себя отбросов общества. Той мысли, что они сами могут оказаться этими отбросами, почему-то не возникает. Большинство людей слишком любят себя, ставят выше других, вообразив себя “особенным”. Но есть те, кто принимает на себя удар от этих “особенных” людей. На грубо сказанное: — Чего палишь, неудачник? — отвечают молчанием, коротко вздрогнув от повышенного тона над самым ухом.       Так люди начинают считать себя лузерами, вольно примеряя на себя ношу местной боксёрской груши. Такие дети, подростки, да даже взрослые, со страхом в глазах смотрят на протянутую руку помощи. Привыкли к другому обращению, а добро бывает только в детских сказках и на экране телевизионного ящика.       Эдди тоже привык нервно жевать нижнюю губу, каждый раз, когда Генри Бауэрс специально выбивает учебники из рук, гадко смеясь на весь коридор. А ведь его отец полицейский, куда только смотрит? Остаётся только молча собрать разбросанное, ускорив шаг, дабы не опоздать на урок астрономии. Сегодня он один, без сопровождения привычной болтливости лучшего друга. Всего десять букв: б о л ь н и ч н ы й, – а сколько боли.       Рука под гипсом адски чешется, заставляя морщиться от неприятных ощущений, но продолжая записывать под диктовку ровным почерком. Все написанные конспекты относятся прямиком в дом Тозиеров. Только тетрадь по математике отличается от ряда остальных, потому что это тетрадь Билла. У Эдди проблемы с ней, поэтому Ричи, хрипя в трубку предсмертным голосом, попросил взять конспект у Денбро. Только зачем гуру зашкварных шуток столько школьного материала – непонятно. Каспбрак всегда приходил с намерением просто отдать тетради, но всё всегда заканчивалось одинаково. — Издеваешься? Я тут помираю со скуки, — не своим голосом сипит очкарик, дёргая гостя за ворот футболки, тем самым затаскивая в дом. Тот обязательно начнёт отмахиваться от кривых пальцев, оправдываясь тем, что: — Растянешь же! — Неужели мамочка тебя отругает? Хочешь, я и мой член договоримся с ней? — конечно, куда же без дозы нелепых шуток. Никакая болезнь не заставит заткнуться этого придурка. Эдди только закатывает глаза, взбегая на второй этаж и сопровождая всё это громким: — Бип-бип, Ричи!       Когда во вторник был проливной майский дождь, Эдди затащили в холл за мокрый капюшон дождевика, когда тот пытался слинять. Но у Ричи оказалась хорошая реакция и длинные цепкие руки.       Он болел всего лишь две недели, за которые они вдвоём чуть не устроили пожар на кухне, в попытке испечь медовое печенье; побрили пса на манер льва, гадали на доске Уиджи, завесив окна детским пледом Ричи, за каким-то чёртом ещё заползя под письменный стол. Когда дело доходило до домашки, делал её только Эдди. Здесь и поднимался вопрос, зачем же он тогда таскает Тозиеру свои тетради…       Полной компанией лузеров в лице Эдди, Ричи, Стэна, Билли, Беверли, Майка и Бена, они собрались только на выходных, когда Ричи получил справку от врача. И то это была вылазка на какой-то ужастик про вирус. Не трудно догадаться, благодаря кому Эдди верещал весь сеанс, чуть ли не спрыгивая с нагретого места. — Это просто какой-то кошмар! Неужели нельзя было изолировать этих больных людей в каком-то бункере? Да ещё и тот врач был совсем каким-то дураком! Вылавливал этих… этих гадких тварей, — на этом моменте Беверли хотела уточнить по поводу “гадких тварей”, которые, на секундочку, были такими же как они людьми, но решила промолчать, — испытывая на них свои лекарства. Логично было предположить, что один из них однажды сорвётся и…       Глаза так и светятся в ужасе с только просмотренного фильма. Ещё бы, тема заражения была слишком больной для него. За весь фильм Эдди в панике раза три так точно доставал свой ингалятор, а один раз даже принял таблетки (нельзя нарушать режим приёма!), заставив половину зрителей обернуться на писк часов с напоминанием. Но, Слава Всевышнему, боялся не он один. Все видели, как Беверли вздрагивала на страшных моментах, сжимая руку Денбро. А ещё все видели, как мистер я-могу-заразиться-не-дыши-на-меня в испуге утыкался в шею только переболевшего мальчугана, при всём этом чуть ли не на ручки к нему залезая. Но за свои шутки Ричи отплатили обидой. «Не трогай меня!», «Отойди от меня, придурок», а ещё любимое: «Поставь меня на место, живо!». В рамках спасения собственного слуха, ребята таки оттащили очкарика на другую сторону, встав между ними. Но это их не спасло, и всё началось по новой: — В жопу раз или вилкой в глаз, а, Эдс? — прерывает монолог о впечатлениях Тозиер, выглядывая из шеренги друзей прямо на возмущённо дующегося друга. — Да ну хватит, Рич, — Беверли уже не выдерживает выслушивать этих двоих. Без них всегда тише, и как-то спокойней. Но в то же время, без них никак. Две главные болтушки их компании неудачников. Нервы не выдерживают только тогда, когда те спорят между собой или, чего хуже, в ссоре. Сейчас дело близится ко второму варианту.       Единственная девушка в их компании по-матерински укоризненно смотрит прямо в увеличенные линзами карие глаза. На возмущение Рича, что это всего лишь шутка, уже никто не реагирует. Эдди на уговоры ребят не ведётся, отказывается продолжать говорить, поэтому установившуюся тишину нарушает Бен и снова рассказывает какие-то рандомные факты из истории.       Обиженного мальчика брюнет ловит минут через пять, когда все расходятся по домам. Эдди поддерживает руку с гипсом здоровой, как будто та всё ещё болит, хотя на днях его уже должны снять. Видать, привычка выработалась. На оклики своего имени не оборачивается, ускоряя шаг, но всё равно проигрывая. Возможно, потому что хотел быть пойманным. Каспбрак как наивная девчонка проиграл в голове тысячу и один диалог, где Ричи будет говорить, а он молча смотреть в сторону дома, словно ему всё это ничуть не интересно. Но это всё только фантазия, на деле же стоит другу поймать его за рукав джинсовки, как сам Эд начинает говорить. Нет, не так, кричать, при этом активно жестикулируя и из-за этого ощутимо проезжаясь гипсом по щеке брюнета, который, для проформы, молчал всё это время. Эдди сам всё высказал, обвиняя во всех смертных грехах, и сам же кинулся извиняться, испуганный за целостность Ричарда. — Ну вот, это всё ты виноват! Не пугал бы меня в кино, ничего бы не случилось, — всё равно гнёт своё, даже брови гневно хмурит, пока кучерявый улыбается и на секунду морщится от ноющей боли, поправляя съехавшие очки. Подумаешь, ссадина, настоящие мужики на такие мелочи не обращают внимания. — Соси, Каспбрак, а то вдруг заражение пойдёт, — бессовестно смеется, тыча своим корявым указательным пальцем в неглубокую царапину. На замечание мальчишка только закатывает глаза, ударяя по руке, которая осторожно трогала боевое ранение. Удар был оправдан возможным занесением какой-нибудь смертоносной заразы. Ричи спорить не стал, будучи ведомым в сторону своего же дома, хотя до дома Эдди было ближе. — У моей мамы будет кардиогенный шок, если она увидит твоё лицо, — вполне логичное оправдание, но так и хотелось уточнить: это из-за раны или из-за того, какой он красавчик сегодня?       Дома их встречает собственноручно подстриженный ими пёс, размером со шкаф. Он лижет своим языком от самых кончиков пальцев до локтя здоровой руки Эдди, когда тот упирается ею в стену, в попытке расшнуровать свои кеды. Секундная тишина, за которую глаза подростка чуть не выпали из глазниц. — Баскер! — время тишины подошло к концу. Подросток взвизгивает, встряхивая слюнявую руку и попадая этой самой слюной немного на лицо очкарика, который, кстати, всё это время гаденько хихикал, расшнуровывая свои ботинки. Довольно крупного сенбернара уводят к отцу в гараж. На вопрос отца: «что за женский визг это был, неужели мать нашла запрятанный Баскером труп крысы за диваном?», Ричи начинает смеяться уже в голос. — Нет, пап, всего лишь Эдди.       Иногда кажется, что во всём этом состоит прелесть их дружбы. Приносить на день рождения Эдса связку червей, называя это «букетом для самой красивой сеньориты всея Дерри» и заранее зная реакцию этой самой сеньориты. Паника, визг, может последовать шквал летающих вещей, удобно попавшихся под руку разъярённого именинника (чаще всего летают капсулы с таблетками из чёртовой поясной сумки), потому что: «Нет! Нет, Ричи, они мне не нравятся, закопай их туда, откуда достал». На губах невольно расцветает улыбка. Это сколько ж шуток было отпущено в сторону маленького друга, и сколько нотаций он в свой адрес услышал в ответ. Чёрное и белое, вместе создающие море шума. И не важно, будет это веселье или очередная несерьёзная ссора. Другой ссоры Ричард просто не допустит, слишком дорожит Эдди. Его маленький друг, опекающий сильнее родной матери. Вот и сейчас, сидит с аптечкой на голых коленках, легко пружиня на кровати. Этому матрацу уже год, а Каспбрак всё не привыкнет, каждый раз как первый радостно прыгая на нём. — А на мне так попрыгаешь? — вылизанная рука, до этого спокойно лежащая поверх коробки с медикаментами, начала нервно колупать ногтями наклейку с крестом. Не нравятся ему такие шутки, каждый раз как будто на грани, чтобы уйти. Он считает, что Ричи нужно как можно реже смотреть телевизор и слушать старшеклассников — может, не вёл бы себя как первый мудак на деревне. Шутки про дорогую мамочку тоже невероятно обижали, но всё это терпимо, пока тот не начинает бессовестно шутить в её присутствии. — Хватит строить из себя не-девственника. Тебе же всего тринадцать, кому ты врёшь? — юного Казанову одаривают недовольным взглядом, приглашая сесть рядом кивком головы.       И это его бесит. Смотришь на этого кучерявого дрыща, на линзы нелепых очков, в которых глаза кажутся раза в два больше их нормальной величины, и не понимаешь: “неужели не девственник?”. Тозиер действительно немного несуразный, но во всём этом есть своё очарование. Эдди видит всё то, что притягивает к себе интерес: заботу, восхищение. Всё же в смоляных кудрях нет ничего плохого, они милые и мягкие, лично проверял; очки всё-таки уродуют, но без них Ричи беспомощно хватается за стену или за руку близстоящего, и в этом тоже есть плюс, в понимании самого Эдди. И так до бесконечности, потому что видеть хорошее в близких людях как нечто само собой разумеющееся. Даже сквернословие можно стерпеть. А ещё он умеет смущаться и заикается, когда по-настоящему напуган. — Красавец? — Эдди часто моргает, поднимая взгляд от ссадины на увеличенные от линз глаза. Отчего-то хорошего в них ничего не видит, наверняка опять очередной бред сейчас сморозит, — хэй, ты должен был спросить “что?”, а я бы ответил “смотришь на меня как на девчушку с разворота Playboy. Слюнки подбери, малыш”.       На какую-то долю секунды Каспбрак пожалел, что пришёл сюда, а не домой, где его ждёт линяющий рыжий кот, которого самое время вычесать. Но в тоже время становится стыдно. Неужели подвис, пока обрабатывал рану? Бывает, забывается. Только вот думал он тогда о том, какие же чудесные веснушки на бледной коже Тозиера, не такие как у Беверли, их не так много. — Придурок, — беззлобно, с проступающим лёгким румянцем на смуглой коже подростка. Использованную вату откладывают на прикроватную тумбу, складывая медикаменты на место. Нечего ему тут зубы заговаривать. Для профилактики ощутимо бьёт наотмашь по расслабленному животу балабола, оставляя того страдать на кровати, пока он относит всё в ванную комнату. По возвращению его ждёт стопка чистой одежды. — Оставайся, завтра раньше выйдем. К тебе за учебниками зайдём по пути в школу, — звучит ничуть не соблазнительно, ведь придётся сделать ощутимый крюк, а хотелось бы выспаться. Да и мама будет ругаться. Нет, надо домой, кота же ещё вычёсывать. — Ладно, — соглашается, вот так просто, глядя на глаза-бусинки, больше не скрытые под толщей линз. Пухлые губы растягиваются в довольной улыбке, а сам Ричи уже в пижаме, спрыгивает с кровати, чтобы достать вторую подушку с верхней полки шкафа. Эдди всё ещё не понимает, чего он здесь забыл, когда дома не дописан реферат по биологии, и вообще близится конец учебного года, надо бы отнестись к этому более ответственно. Тихо ругает себя под нос, проходя в центр комнаты, чтобы словить кинутую в него подушку.       В общей ванной на втором этаже в стаканчике стоят четыре щётки, та, что с чехлом на щетинке, куплена совсем недавно. Как уверял друг, это чтобы он почаще заходил к нему с ночёвкой. Одежда, в частности футболки и майки, велики Эдсу, но Ричи нравится. Он сам как-то об этом говорил, поддёргивая болтающиеся на нём лямки боксёрки. Сегодня Эдди как раз в ней, ворочается на своей половине кровати, собирая в ногах складки простыни. Всё ещё озабочен просмотренным накануне фильмом. Вдруг сейчас апокалипсис начнётся, а у них окно открыто! Велика вероятность, что Каспбрак заболеет, волосы после душа всё ещё влажные, это не может не волновать. Пытается высушить голову, забравшись под одеяло, только под ним слишком душно, а ещё Ричи издевается, щекочет, к стенке прижимает. — Это не смешно! Закрой окно, мне дует, — выглядит как взъерошенный воробей, ноздри снова дует, ударяя по рукам одноклассника. Достал уже лапать без особых на то причин. Обычно это Эдди лез к нему, но в отношении себя как-то не особо такое любил. — Сам закрой, — и довольный развалился, стеснив ипохондрика к стенке ещё сильней. Перелезть через перила не даёт, за ноги хватает, говорит, мол, «через меня перелазь». Но даже когда Эдс соглашается, тот ловит за руки, стоит тому перекинуть ногу через бедро. В комнате раздается коварный смех вкупе с недовольным кряхтением пойманного мальчишки. На просьбы пустить не даётся, дёргая на себя, пока тот не касается своим носом чужого. Так Тозиер чётче видит тёмные ухоженные (не удивится, если и здесь руку мамочка приложила) брови, узкую переносицу с раздувающимися крылышками ноздрей; щёки-то надул, напыжился весь, аж покраснел от усердия. Пятой точкой отчего-то торчит вверх, упираясь коленями по обе стороны от бёдер захватчика. Ричи ждёт, ждёт, когда тот захнычет. А тот точно захнычет, он знает Каспбрака как облупленного. — Санкции на границе, малыш, санкции, — хохочет совсем тихо, чтобы родители не пришли, а то всё представление закончится мигом. — Больно ведь, — здесь начинается любимая часть Тозиера. Подросток сопит, тихо переходя на скулёж запутавшегося в одеяле щенка. Упирается лбом в лоб, просто элементарно рухнув сверху всем своим весом. Ричи никогда бы не подумал, что в его маленьком друге столько массы, но он не возмущается, смотря прямо на закрытые веки. — Ты когда-нибудь целовался, Эдс? С помидорами не считается, если что. И с персиками тоже, — ресницы подрагивают, а кожа на скулах чуть округлилась, выдав растянувшуюся на губах улыбку. Иногда, когда они наедине, Каспбрак ведёт себя раскованней, не как истеричка, нет. Лезет обниматься за просмотром какого-нибудь телешоу или пролезает между ним и игровым автоматом, настойчиво тычась своим носом в его подбородок, лишь бы на него обратили внимание, ведь наверняка что-то важное сказать хочет. Поймать такого Эдди удаётся не так часто, как хотелось бы. Но, кажется, сейчас Ричи не видит той самой улыбки, за которой следует ничуть не смущённый взгляд в глаза. — Не все такие крутые как ты, Ричард Тозиер, — ещё одна попытка встать, но теперь руки кудрявого смыкаются за прогнувшейся спиной с явным намереньем задержать, — это уже не смешно, отпусти. От тебя пахнет луком! Ты что, после ужина зубы не почистил?! Фу, Господи, избавь меня от этого!       Пожалуй, всё идёт не так как планировалось. В панике, что Эдди сейчас сбежит, перепугано тычется в приоткрытые от потуг в попытке вырваться губы, тут же вжав голову в подушку, как будто это не он сейчас тыкался в него детским чмоком. Секунда, две. Брови мелкого в удивлении поднимаются, тут же открывая глаза, в которых ясно читается: “это-что-сейчас-вообще-было”. — Ты что, поцеловал меня?       Тозиер отрицательно качает головой, снова намереваясь ткнуться своими губами в его. Эдди в ужасе дёргается назад, тут же накрывая вытянутые перед собой трубочкой губы вспотевшей ладонью. — Издеваешься что ли? Не буду я целоваться с тем, от кого за километр разит луком! Первый поцелуй мне испортить решил? Живо в ванную, недоумок, и не возвращайся, пока от тебя не будет пахнуть перечной мятой.       Откуда столько сил в маленьком разъярённом Каспбраке, Ричи не понимал, но всю мощь прочувствовал, ибо был скинут на ковёр в два счёта. На ковёр из собственной кровати!!! Не особо понимая, что происходит, технично сбегает в ванную комнату, видя в зеркале размытый силуэт. Подносит ко рту ладонь, выдыхает и принюхивается, как будто он здесь в рекламе детского орбита снимается, а не зубы пришёл чистить. А почему он пошёл чистить зубы? Потому что его сеньорита не хочет целоваться с тем, от кого разит луком. Осознание происходящего приходит со стуком в дверь, отец просит поторопиться. — Сейчас, пап, — сам в это время начинает беззвучно биться головой об керамическую раковину. Крутости в момент недопоцелуя было ноль целых ноль десятых. Всё должно было быть не так! Наверняка Эдс сбежит, пока он тут щёткой по зубам елозит. Но нет, недовольный сидит на кровати в позе лотоса со скрещенными на груди руками. Так он чем-то похож на свою мамашу, о чём Ричи решает промолчать, хватая с тумбочки свои смотанные скотчем на переносице очки. Окно, кстати, теперь было закрыто. — Сюда иди, — указательным пальцем тычет перед собой, ясно давая понять, куда должен прижаться луковый принц. — Эм, мы что, целоваться будем? — на слове “ц е л о в а т ь с я” Тозиер понижает тон голоса, словно боится, что кто-то услышит.       Ситуация кажется до невозможности абсурдной. Подросток чешет затылок, боязливо бочком доходя до кровати в нерешимости сесть на неё. Оказалось, Каспбрак не особо терпеливым был. Высокого подростка за ворот без особой нежности дёргают на себя, прямо как недавно тот затаскивал его в собственный холл, не отпуская домой. Видимо у Эдди тоже есть своя точка кипения, которую Ричи случайно активировал, дыхнув в лицо луковым ароматом. Истерики случались, но тут прям исключение из правил (это даже истерикой не назвать. Что это, чёрт возьми?). Маленький друг ругается, когда тот запинается об собственные ноги, едва не сползая на пол. — Ты точно целовался? — с подозрением уточняет, дожидаясь пока тот сядет перед ним зеркально. Опять эти дурацкие очки. Эдди тянется вперёд, принюхиваясь, довольно отмечая знакомый запах пасты, но обратно не отодвигается, смотря в глаза Ричи снизу вверх, а тот, кажется, забыл как дышать. Даже сидя их разница в росте была ощутимой, Ричи для пущего эффекта всегда спину выпрямлял, гордясь своим превосходством над другом. Хотя друг ли? Нормально вообще вот так сидеть лицом к лицу, нервно сглатывая накопившуюся слюну? Кажется, от него ждут каких-то действий. Когда идеальная бровь изгибается в ожидании, он всё же решительно наклоняется, тормозя в самый последний момент, в миллиметрах от губ шатена. Чувствуется рваное дыхание, со скрипом пружин под елозящим задом, глаза его закрыты, и разочаровывать в своих умениях почему-то совсем не хотелось. Ведь целовался он в яслях, плохо помнит детали песочной романтики. Ладони моментально потеют, Ричи вытирает их об собственные штаны с инопланетянами на коленях Эдди, из-за чего тот вздрагивает, внезапно для обоих утыкаясь в губы. Пиши – пропало. Думать в такой момент просто нереально. Внутренний голос мямлит что-то вроде: “я в фильме видел, люди ещё рот во время поцелуя открывают”, – реплику подтверждают действия мелкого, который первый приоткрывает губы. Язык нервно смачивает собственные губы, затрагивая тем самым и губы Эдди, и снова пропадая за рядами зубов. Это так странно: сжимать между своими влажную верхнюю губу друга, чуть всасывая в себя, потом пробуя ещё раз, только уже с нижней по инициативе партнёра. Всё кажется нереально нелепым, от волнения Ричи сжимает под пальцами острые колени, вдавливаясь своим носом в прохладную щёку. Вероятнее всего, Эдди не особо приятно, когда очки тычатся ему прямо в глаз, за что тот возмущённо кусается, пытаясь тоже повернуть голову как можно удобней. Словив фишку, в какой момент можно поднять поцелуй на новый уровень (отдельное спасибо внутреннему голосу), Ричи подвигается ещё ближе, придвигая к себе тело и схватив под коленками. Эдди начинает смеяться сквозь поцелуй, пытаясь убрать руки, вызвавшие смех от щекотки. Но смех мигом прекращается, стоит кончику языка коснуться чему-то влажному и горячему. Что “это” сообразил только секунд через пять. — Засунь свой язык себе в жопу, придурок! И очки твои мешаются. Кошмар, сколько же микробов… Фу, я что, твою слюну, получается, глотал? — а вот и хейтер микробов вернулся.       Ричи остаётся только закатить глаза, устало пав лицом в подушку, потому что сегодня в его комнате колдует птица, имя которой Обломинго. Эдди сбежал в ванную, стоило только понять, чего ему стоил этот приятный процесс. — Мистер Тозиер, пустите, мне очень надо! — за то время, что отец освобождал ванную, мелкий успел вернуться в комнату за ингалятором, технично впрыснув лекарство двумя нажатиями, после снова сбежав в уже освободившееся помещение. Наблюдать за этим, конечно, одно удовольствие, даже на “ха-ха” пробило, чего не оценил вернувшийся Эдди. — Чего ржёшь? Пусти меня к стенке, разносчик заразы. Как я не додумался, ты ведь ещё только с больничного вышел… Мать убьёт, — Ричи по-умному молчит, сдвигая ноги, чтобы другу было удобней залезть к стенке. — Сначала отправит в больницу на полное обследование, потом… — Детка, мне кажется, твоему языку можно найти другое применение. — Долгожданное возвращение мерзких шуточек от Ричи Тозиера с его игривыми бровями. — Что? Боже, нет! Неужели ты не понимаешь, как это важно для меня? Мы же тогда не увидимся всё лето. Я слышал, что в Хампстеде открыли новый санаторий. Говорят, там практикуют новые методы лечения плоскостопия. А ещё там есть курсы йоги! Но я всё равно хотел бы провести это лето здесь, в Дерри. Мы же вроде хотели сходить в поход, папа Билла даже палатку купил. Ты же пойдёшь? Ричи? Ты что, спишь?!