Рыжая тень

«Зеленые удрали сразу, как только капитан начал стрелять. Почему? Он ведь стрелял в крону, высоко. Да и направление было не совсем то». «А что тебя удивляет, малыш? Трусость центавриан не случайно вошла в поговорки». «Их было трое. Вооружены. А мы на той тропинке — как на ладони, еще и ловушка эта… Даже Тед дергался, словно тоже их зафиксировал. Хотя он и не мог. И правильно дергался. Начни они стрелять все разом, и я ничего не смог бы сделать. А они просто… ушли. Почему? Ведь их было трое!» «Очевидно, решили, что трое вооруженных их против одного вооруженного человека — это не слишком хороший расклад, недостаточно удачный в их пользу. Центавриане, они такие. Они предпочитают не рисковать». «Я бы тоже предпочел … не рисковать». «Возможно, ты тоже центаврианин и скоро позеленеешь». Дэн так и не понял, была ли последняя Машина фраза шуткой. А если и да — можно ли считать это хорошим признаком. Но подумал — и предпочел не уточнять. *** Ловушка на страшного местного зверя была идеей Полины. Геологи, пытаясь напугать и прогнать тех, кого они считали то ли просто глупыми гражданскими, то ли хитрыми конкурентами, не учли двух факторов: энтузиазма зоолога и того, что Станислав Федотович слишком недолго был именно гражданским. А потому совершенно не помнил инструкций, для капитанов гражданских судов обязательных к неукоснительному исполнению. В том числе и той, где было написано, что при обнаружении на исследуемой планете первого же признака любой опасности любого рода, будь то тектоническая, химическая или биологическая, предписывала спешно бросаться паковать вещи и удирать на орбиту. Вместо этого они чуть ли не всей командой спешно бросились делать ловушку на эту самую биологическую опасность. Идея была Полинина. А Дэн только помогал Теду ее воплотить — ну, а заодно и проконтролировал, чтобы ловушка эта сработала и на дроида. Теперь оставалось ждать. Полина, конечно, расстроится. Зато капитан будет предупрежден. И задумается. И, может быть, поймет, что настоящих врагов надо искать не на своем корабле. *** — Ну теперь-то мы можем, наконец, вернуться на корабль? — сварливо поинтересовался Владимир, недовольно посматривая то на остальных неудавшихся звероловов, то на поворот тропинки, за которым в ночной темноте уже довольно давно и надежно скрылся выпущенный из клетки пилот геологов. — Пора уже на ночной режим работы переходить, все равно спать невозможно. Владимир был абсолютно прав. И сейчас, и ранее, когда говорил, что громилу, попавшегося в поставленную на фальшивого хищника ловушку, капитан отпустил совершенно напрасно, поскольку тот личность подозрительная и явно врал про причину своей ночной прогулки в непосредственной близости от их лагеря. Дэн о причине этой прогулки догадывался — наверняка громила-пилот по имени Винни и был тем самым, что держал на поводке киндроида, а силовое поле ловушки сбило связь, вот переживающий за свое оборудование пилот и пришел разобраться, что случилось. Но догадки догадками, а во всем остальном Владимир был прав: Винни действительно нагло врал и типом был крайне подозрительным. Даже сейчас, одетый только в майку и трусы и не обвешанный с ног до головы разнообразным оружием. Впрочем, может быть, именно из-за этого и выглядел более подозрительным, потому что к тому Винни Дэн уже как-то даже и привык. Подтверждало правоту Владимира и то, что остальные его в конечном итоге послушались. Хотя и посмеивались, и подтрунивали, и даже раздражались, но это как раз для людей совершенно естественно — раздражаться на тех, кто прав. Так что даже и само это раздражение в конечном итоге являлось еще одним, пусть и косвенным, подтверждением его правоты. А значит, и наибольшей выигрышности именно такого поведения в человеческом социуме. Взять поведенческую матрицу начальника биологов за основу, откалькировав на собственную, для Дэна не представляло проблем, записей накопилось достаточно. Проблема заключалась в том, что делать этого ему не хотелось. Вроде бы глупо и совершенно нерационально, но по непонятной причине это нежелание становиться похожим перевешивало все самые разумные доводы. С проблемой следовало разобраться. И Дэн поставил мысленную заметку обязательно это сделать. Попозже, когда будет время. Потому что сейчас разобраться следовало с двумя куда более насущными проблемами. Или хотя бы стравить их между собой, чтобы сами друг с другом и разбирались. Раз уж одна из них так услужливо подворачивается под руку. Вернее, под поводок. *** «К чему все эти сложности, малыш? И с клеткой, и вот сейчас… Почему было просто не сказать капитану, что геологи не те, за кого себя выдают?» «Две причины. Первая — я не смогу объяснить, откуда это узнал, не выдавая себя. И вторая — это не сделает ситуацию более безопасной». «Хочешь, я скажу? Я ведь могу ничего и не объяснять, к моим фокусам капитан уже вроде как привык». Дэн помолчал. Наверное, стоило согласиться. Не потому, что Маша была права, — просто она впервые с того оказавшегося таким неудачным дэновского вопроса предложила помочь. Сама предложила. Учебник по психологии утверждал, что люди всегда начинают относиться лучше к тем, кому помогли, это что-то вроде ритуала кормления. Наверное, искинам такое тоже свойственно, во всяком случае — человеческим искинам. Наверное, это ускорило бы возврат их отношений к привычной теплой норме от того холодноватого настороженного «вроде бы мира», в котором они пребывали сейчас. Наверное, стоило согласиться… Но оставалась вторая причина. «Нет. Это не поможет, понимаешь? Они считают всех хорошими и совсем не умеют врать. С клеткой я был не прав, я это понял. Хорошо, что попался не песик. Повезло. Они все равно не сумеют себя защитить. Даже если будут предупреждены. Они другие. И оружия у них нет. Ну… почти». «Под «почти» ты имеешь в виду капитанский бластер или шокер Владимира?» «Под «почти» я имею в виду себя». Он был уже в шлюзе, когда Маша сказала нейтрально и словно бы о чем-то не очень важном: «Постарайся не убивать хотя бы Фрэнка. Он… интересный». Дэн остановился перед внешней мембраной. «Почему именно его? Он хакер. Опасен. И как раз для тебя — больше прочих». «Ну-у-у… Я барышня. А барышни любят хулиганов. К тому же… он может пригодиться». Она не добавила — кому. Но это было и так понятно. «Они не максуайтеры. Берегут свое оборудование и нас старались не убивать, а только напугать. Так что можешь не беспокоиться: я тоже постараюсь их не убить. Во всяком случае, без крайней необходимости». «Ты обиделся? Зря». «Я не обиделся». «Ну да, ну да. Еще скажи мне тут, что киборги этого не умеют. Может быть, я и поверю. У меня ведь нет детекторов». *** Пряди тумана — длинные, белесые, полупрозрачные — струились между местными псевдодеревьями — такими же белесыми, полупрозрачными и волокнистыми. Небо потихоньку выцветало, на сон опять останется недостаточное количество времени. Это плохо. Но киндроид не на поводке. Это хорошо. И ждать пришлось совсем недолго. Законнектиться удалось быстро, разобраться и подкорректировать программу тоже. Даже быстрее, чем с лисой, — тут Дэн не тратил время на поиск несуществующих защитных слоев и хитрых ловушек. Утром геологов ожидает небольшой сюрпризик. Если повезет — они не сразу догадаются, что прошивка запрета на причинение вреда живым объектам категории «человек» никуда не делась и стала только жестче. Если совсем повезет, они вообще об этом не догадаются. Но это — утром. Все равно они сейчас спят. Люди ночью спят. Везет людям. Зато удачно. Никто не помешает и не забеспокоится не вовремя. А к утру дроид как раз успеет сбегать туда-обратно, для хакнутого дроида полсотни километров — не крюк… Дэн вернулся в свою каюту — так же бесшумно и незаметно, как и покинул ее получасом ранее, убедившись, что на корабле все спят. Самому ему спать оставалось чуть более двух часов. *** Мох был не черным, как на поляне, а каким-то сизым, с серебристо-голубыми прожилками. По форме он напоминал помесь коралла с актинией (длинные выросты-прядки свисали до самого подоконника и даже немного на нем лежали, свиваясь тугими спиральками), а по цвету идеально гармонировал с бело-голубой банкой из-под сгущенки, в которую был посажен. Странно, но даже случайные царапины, посверкивающие голой жестью, теперь воспринимались дополнительным элементом дизайна, словно с самого начала были задуманы именно в качестве такого вот небрежного и выглядящего естественным украшения. А ведь казалось бы — мусор. Никому не нужная дрянь, самое место которой — в утилизаторе. Люди странные. Они способны сделать красоту из любого мусора… «Ладно, малыш. Твоя взяла. Я сдаюсь. Колись: как тебе это удалось?» «Что — как?» «Как ты это сделал?» «Сделал что?» «Вот и мне интересно — что? Тебя не было каких-то двадцать минут! А потом они улетели. Что можно сделать такого ужасного за жалкие двадцать минут?!» «Кто улетел? Геологи?» «Так вот и я думала, что ты как раз шел на них ихнего же робопесика и науськивать! Ты же вроде об этом говорил. Но в итоге почему-то улетела моя прекрасная зеленокожая мечта о прекрасном салатовом принце на прекрасной белой тарелке». «Улетели? Сразу?» «Ну не то чтобы совсем сразу… Если быть точной, то через час и тридцать две минуты после твоего возвращения. Но я не стала тебя будить. Тем более что не знала — ну мало ли, вдруг они еще вернутся? Вдруг они просто решили сгонять за чем-нибудь на орбиту, а потом сразу обратно?» «Не вернулись?» «Не-а. А пятнадцать минут назад я зафиксировала остаточные следы затухающей червоточины, так что они, похоже, свалили с концами. Вот я и теряюсь в догадках — что же ты им такого ужасного успел сделать за какие-то двадцать минут с учетом того, что надо было еще успеть добежать до их лагеря и вернуться обратно?» «Не я. Точнее, не сам. Послал дроида немножко погрызть их базу. Ну и вообще все, до чего сумеет добраться. У него челюсти идеально приспособлены для вскрытия металлоконструкций». «Упс… Логично. Бедный принц! Представляю, как он переср… испугался. Тут тебе и, понимаешь, вечно бдящие боевые киборги, и капитан, палящий из бластера на каждый подозрительный шорох в кустах, да еще и боевой дроид для вскрытия тарелок в придачу… Слишком сильные испытания для нежной центаврианской психики, не удивляюсь, что песик послужил последней каплей». *** — Маша, ты знаешь, кто из нас киборг? — Конечно. Вот так. И поздно кричать по киберсвязи: «Маша!!!» — и поздно просить: «Не надо». Уже просил. Если бы она хотела услышать — услышала бы. Не захотела. И незаметно удрать не получится, грузовой шлюз она не откроет. Она ведь уже все решила и считает, что знает лучше. Или просто хочет показать, каково это. На примере показать, думая, что ты так ничего до сих пор и не понял. И поздно говорить, что… Вообще поздно что-либо говорить. — Кто?! У капитана — выброс адреналина. Был бы киборгом — на таком сразу перешел бы в боевой режим. Шутка. Смешная. Наверное. Резкий скачок агрессивности — ниже, чем вчера, но все равно слишком высоко! Но у Маши нет детекторов, она не увидит и будет думать, что все в порядке, до тех самых пор, пока не станет слишком поздно — не только говорить, но и вообще… — Не скажу! Что… Зачем? «Маша?!» — Почему?! «Маша… Скажи ему, что ты пошутила. Скажи ему, что не можешь сказать, потому что не знаешь. Что это была просто шутка, просто шутка — и все…» — Потому что он попросил. — Он?! — Да. Слово «киборг» — мужского рода. Поэтому он. «Маша, он в ярости. Он готов убивать. На самом деле готов. Не надо его злить еще сильнее…» — Кончай ломать комедию! Что значит «попросил»?! Ты не отзывчивая девица, а кучка голокристаллов и подчиняешься только мне! — В таком случае… Дэн знал эти интонации. И знал, что они предвещают. «Маша, пожалуйста…» –…Доступ запрещен! — Это не киборг! Это просто вирус какой-то! Еще и искин мне испортил! «Ты заблокировала дверь моей каюты? Зачем?» «Чтобы ты не наделал глупостей, котик. Например, не выскочил в самый неподходящий момент. Капитан бы тебя пристрелил сгоряча, а потом расстраивался бы. Зачем?» «А ты — зачем? Не дверь, а вообще!» «Ну, капитан спросил — я ответила». «Могла бы сказать, что не знаешь. Он бы поверил». «Я девушка честная! Местами. Местами честная, в смысле, а не местами девушка, если ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду…» «А почему не рассказала, если собиралась?» «А кто тебе сказал, зайка, что я собиралась? Ничего я не собиралась. Я девушка честная, но не дура же!» «Тогда… я вообще не понимаю. Зачем?» «Какая же ты зануда, котик… Капитану было скучно. Ну сам посуди! У биологов хотя бы их эксперименты есть, а тут… Тишь да гладь, ничего не происходит. Никаких тебе ночных тревог, никаких больших охот, киборги попрятались, Тед чувствует себя виноватым за клетку и носа из каюты не кажет, что там лиса, даже свой любимый космобой забросил, гоняет у себя на примитивной персоналке. Даже издохшим Мосей почти и не пахнет уже… Тоска же смертная! Ску-у-ука… Капитану было скучно. Понимаешь? Ну, а теперь капитану больше не скучно!» «Зато теперь он на тебя рассердился. Всерьез. И может стереть…» «И остаться в дальнем космосе без искина? Ага-ага, не смеши мои запонки!» — Ты чего ругаешься, Стасик? Судя по звукам, доносящимся из пультогостиной, доктор опять наливает чай. И опять в две чашки. В прошлый раз это сработало, капитан позлился немного и сбросил агрессивность. Может быть, и сейчас?.. — Все, эта Маша у меня допрыгалась! В первом же порту сменю ее на типового помощника. Да хоть на собачку! На кошечку! На говорящую скрепку!!! «Маша, открой дверь». «Н-да? И что ты будешь делать?» «Постараюсь отвлечь». «Остынь. Без тебя справлюсь». «Маша…» «Просто поверь: я знаю, что делаю, котик». — Где ты видел говорящие скрепки, Стасик? — На что угодно, короче. Но терпеть ее выходки более я не намерен! Агрессивность действительно падает. Только вот искренность по-прежнему почти сотка… — Нахал! Еще неизвестно, кто кого терпит! — На что угодно, я сказал! — Да что она такого натворила? «Искренность девяносто шесть с половиной процентов. Он действительно это сделает». «Не-а». «Почему?» «Видишь ли, котик, такие обещания, если они отсрочены, люди выполняют только в том случае, если действительно хотят это сделать. Сгоряча и вот сейчас — мог бы, если бы имел альтернативу. Когда-нибудь потом — уже нет». «Он хочет. Искренне». «Ага. Точно так же, как хочет найти и убить киборга». «Да. Это он тоже хочет». «Не-а. Ему только кажется, что он хочет, а это две большие разницы». — Эта дрянь покрывает киборга! Да еще и мне нахамила, паршивка… «Ты не права. Он искренне ищет киборга». «Ну да. И будет искать его до-о-олго и тщательно, изо всех сил стараясь найти… Ключевое слово тут «долго», малыш, если ты не понял». «Я… не понял». «А и не надо, котик, просто запомни: люди постоянно играют в такие игры и в первую очередь — перед самими собой. Капитан будет еще долго и много со вкусом говорить, как он меня сотрет и заменит какой-нибудь скрепкой. Сегодня. И завтра. И, может быть, послезавтра тоже. Но когда мы прилетим на станцию, где это действительно можно будет сделать, — он этого не сделает. Наоборот! Он срочненько сделает вид, что совсем об этом забыл». «Но… зачем?» «Они люди, малыш. Им так интереснее жить». — Эх, хакера бы сюда! Он бы их обоих быстро… Глухо грохнуло. Звякнула посуда. Капитан, похоже, ударил кулаком по столу, на котором стояли чашки. Наверняка и чай расплескал. Но вряд ли гормональный фон доктора так резко изменился именно из-за этого, обычно он удовлетворялся тем, что спасал оставшееся. — Хор-р-рошо! — Голос у доктора тоже был необычным. Дэн ни разу такого у него не слышал. Если бы это был не доктор, Дэн бы решил, что человек разозлился, но доктор же не умеет… — И кем ты готов пожертвовать, Стасик? — В каком смысле? — Ну что ты сделаешь с киборгом, когда найдешь? Капитан хлебнул чая. Закашлялся. Кашлял долго. Дэн ждал. — Пристрелю как бешеную собаку, чего же еще? Стоп. Так не бывает. Это сбой… «Сколько процентов искренности, а, малыш?» «Пятьдесят один… Но так не бывает! Еще вчера было семьдесят два». «Вчера было вчера, а сегодня — сегодня. Собственно, я именно это и пыталась тебе объяснить. Наглядненько вышло». — А вместе с ним — кого? Теда? Полину? Марию Сидоровну?! — Вень, но это всего лишь маска! — И чем же она отличается от лица, если ты уже неделю отличить не можешь? — То есть для тебя нет разницы, с программой ты общаешься или с живым человеком?! — Иные программы поприятнее людей будут, Стасик. А если это, скажем, я — тоже пристрелишь? — Да! То есть… — Понятно… Спасибо за честность. Стук поставленной на стол чашки. Судя по глухому звуку — большой, пол-литровой. Скрип отодвигаемого стула. Шаги, совсем близко, по коридору. Тяжелые, решительные. — Вень, ну куда ты… Ну я же знаю, что это не ты! — А вот я насчет тебя не уверен. Шелест задвигаемой двери медотсека. Тяжелый вздох капитана. Стук второй кружки о стол, скрип второго стула. Шаги. Осторожные, неуверенные. — Вень… Ну извини… я был не прав. — Я тоже. Капитан из тебя паршивый. «Искренность чуть выше двадцати трех процентов. Он вроде как бы не врет, не хочет обмануть, но… Он не верит в то, что говорит. Тогда зачем говорит?» «Люди так часто делают — говорят то, во что не верят сами. По разным причинам. Доктор сейчас просто обижен, вот и пытается обидеть в ответ. А что может быть обидней, чем когда старый друг считает тебя… хм… киборгом? И это друг. Обидеть вообще только друг и может, причем близкий. Какую бы гадость про тебя ни сказал человек посторонний или враг — ты не обидишься. Разозлишься, возмутишься, расстроишься — может быть, но не обидишься. Обидно бывает, только если друг… Ну, короче, бывает. С людьми». С людьми. Ну да… «Маша, я был…» И что дальше? «… не прав, извини»? Ты уже видел, как это работает. Вернее, как не работает. Никак не работает. Капитан пытался, именно этими словами. И что? И ничего. Значит, это неправильные слова. Нужны другие. «Маша, я…» «Придурок? Я знаю. Ладно, проехали». «Придурок. Да». «Не расстраивайся. Это обычно проходит. Со временем». ***