Рыжая тень

— А что вы обо мне думаете — мне все равно. Последняя фраза была стопроцентным враньем, Дэн понял это раньше, чем ее произнес. Но капитан человек. У людей нет встроенных детекторов лжи, а эти люди еще и имеют странную нелогичную привычку верить всем на слово. Хорошо, что капитан человек, а ехидное хихиканье Маши видно только самому Дэну. Плохо, что соврать оказалось неожиданно трудно, даже горло перехватило и захотелось откашляться. Кашель — хорошая маскировка. Для всего. Дэну не было все равно, что они о нем думают, эти странные люди. И особенно — капитан. Давно уже не было. Иначе не полез бы со своими советами, не подсел бы к столу в ответ на тоскливое: «Чаю хочешь?» Вообще из каюты бы не вышел. Зачем? Ведь опасности больше не было. После того как разозленному до предела капитану так не вовремя (вернее, как раз очень вовремя!) под горячую руку подвернулся Владимир со своими претензиями по поводу слишком много времени проводящей на корабле Полины и поучениями о том, на что надлежит тратить молодость приличным людям. И спровоцировал взрыв. И заставил капитана вспомнить, на что тот потратил свою молодость, и по всем правилам космодесанта взять руководителя научной экспедиции в болевой захват и припечатать мордой и недоеденным бутербродом прямо в рифленую переборку со словами: «А водить грузовики — просто мое хобби, ясно?» После всего этого опасности уже не было. Агрессивность капитана снизилась несильно, зато поменяла вектор полярности и опять была направлена на него самого. И даже: «Киборг в белом халате!» — вслед удиравшему с корабля Владимиру он кинул скорее по инерции. Самое страшное в его понимании ругательство, наверное, — а агрессивность снова упала. А потом он вернулся за стол. Но чай пить не стал. Просто сел. Вздохнул. Поставил на столешницу локти, вцепился пальцами в волосы. Подергал. Опустил голову. Сцепил пальцы в замок и уткнулся в них лбом. И замер. Маша транслировала картинку с камеры напрямую, без экранов. И не комментировала. Капитан тоже молчал, просто сидел. Дэн ждал, стоя у двери в своей каюте, хотя и не мог сказать, чего именно ждет. Ничего не происходило. Через девять минут сорок две секунды Дэн потянул створку в сторону и шагнул в коридор. Остановился, не зная, что собирается делать дальше, — просто оставаться в каюте и ждать непонятно чего стало уже невозможно. Он не старался быть бесшумным, наоборот. Капитан поднял голову, обернулся на шорох. Буркнул ворчливо: — Да не бойся ты, заходи… Помолчал еще немного и вдруг спросил: — Чаю хочешь? И вот это «Чаю хочешь?» дернуло не хуже хозяйского приказа. И даже не потому, что капитан предложил первый раз, просто интонация. Люди странные. Опасности нет. Раздражающих факторов нет, кроме самого Дэна. Даже Владимир ушел. У капитана нет повреждений, угрожающих жизни или здоровью. Вообще нет повреждений, если уж на то пошло. А голос такой, что Дэн сам не понял, как оказался сидящим за столом, напротив капитана, лицом к лицу. Капитан смотрел в свой чай, крутя в нем ложечкой с размеренностью киборга. Почему-то Дэну казалось, что чашки он не видит. Да и пить вряд ли будет — чай давно остыл, а он любит очень горячий. Большая полулитровая кружка доктора стояла левее. Наверное, капитан так уставился на собственную чашку, чтобы случайно не наткнуться взглядом на нее. Дэн налил себе чаю, взял из вазочки печенье — нет ничего удобнее чая с печеньем, если надо чем-то занять руки. Ни на капитана, ни на кружку доктора он тоже старательно не смотрел. Надо сказать. Обязательно надо. Нельзя просто так сидеть, раз уж решился. Хотя это и глупо, люди не любят тех, кто дает непрошенные советы. Да и нелогично это, нелогично и нерационально: пытаться помочь самому опасному на корабле человеку, у которого к тому же нет повреждений и опасности для жизни и здоровья которого тоже вроде бы нет. Которому просто плохо. И от этого «просто плохо» почему-то становится совершенно невозможно спокойно стоять в стороне… «Малыш, возьми еще печенье. Срочно!» «Зачем?» «Затем, что иногда лучше жевать, чем говорить! Ну я же вижу, что ты уже собираешься что-нибудь ляпнуть, и наверняка ведь какую-нибудь глупость несусветную! Лучше не надо, малыш, лучше пусть капитан говорит, капитану сейчас надо выговориться, это хорошо, это правильно, а тебе говорить не надо! Да и вообще глупости лучше не говорить никогда, а сейчас так и особенно! Лучше просто молчи и кивай…» «Маша. Я знаю, что делаю». «Ты?.. Малыш…» «Я видел таких. Как Владимир. Я… знаю». Хорошо, что есть чашка и что чая в ней осталось еще глотка на три. Есть на что смотреть. И вовсе не обязательно поднимать глаза для того, чтобы начать говорить. Нейтральным тоном и словно бы ни к кому не обращаясь. — Он трус, но гордый. Если вы ничего не скажете остальным, то и он будет молчать, будто ничего и не было… Вот и все. И не так уж это и сложно, оказывается… Капитан шевельнулся, скрипнул стулом, хмыкнул невесело: — Подслушивал? Признаваться опасно: люди не любят, когда их подслушивают. Врать — глупо. — Немного. Капитан вздохнул. Снова скрипнул стулом. Гормональный фон у него потихоньку выравнивался. Людям действительно иногда бывает достаточно разговора… — Что, приходилось с подобными типчиками сталкиваться? В голосе нет агрессии, даже раздражения нет. Зато есть понимание и… Дэн сглотнул. Нет. Наверняка показалось. — И не с такими… приходилось. «Малыш, я бы на твоем месте не рисковала затевать твою любимую игру в правду, которой никто не поверит, именно с капитаном и именно сегодня». «Я бы — тоже. На твоем месте». — «Черная звезда»? Не показалось. В голосе капитана сочувствие. Дэн нейтрально кивнул, не рискнув ответить вслух. Уходить за процессор не хотелось. Не сейчас, когда капитан пытается… что? Не поймать на противоречиях, не вывести на чистую воду, не вызнать то, что ты пытаешься от него утаить, а просто… — Похоже, не слишком-то законопослушное судно было. — Не то слово. Нейтрально и осторожно. Вспоминать не хотелось. Странно. Так полюбившаяся за последние две недели игра в правду, которую здесь и сейчас все равно никто не поймет, почему-то больше не доставляла удовольствия. Ни малейшего. А ведь такая хорошая шутка. Дэн вертел в пальцах печенье. Есть не хотелось. — Ну хоть с командой ты ладил? С капитаном? Печенье хрупнуло, рассыпавшись в мелкую крошку. — Ну, а здесь тебе как? — после долгой паузы спросил капитан снова, поняв, что ответа на прошлый вопрос не дождется. Дэн поднял голову, собираясь отделаться нейтральной улыбкой за номером восемь или девять и ответом таким же — нейтральным и ни к чему не обязывающим. И понял, что не получится. Ответить все-таки придется. Причем на оба вопроса. И ответить правду, которую капитан не поймет. И не потому, что игра, а просто потому, что иначе нельзя. Иначе будет просто... неправильно. — Мой предыдущий капитан очень любил вирианскую борьбу тэй-о. — Главное, начать говорить, а потом контролировать голос становится намного проще. — И очень не любил проигрывать. Поэтому либо ты лежишь разбитым носом в пол, либо позже лежишь в карцере с разбитым всем. Вы меня вполне устраиваете, Станислав Федотович. А что вы обо мне думаете, мне… Вот так. И хорошо, что капитан человек. — Да я просто рыжих терпеть не могу! Был у меня один… любитель. Такие ребята из-за него полегли, эх!.. Он и ногтя их не стоил, скотина. Капитан что — смущен? Оправдывается? Капитан?! — Мне перекраситься? Неужели проблему действительно можно решить так просто? — Вот еще, глупость какая! Да я уже и привык почти… Искренность восемьдесят шесть и три десятых процента. По крайней мере в этом Маша была права. Люди действительно привыкают. Если не ко всему, то довольно ко многому. И довольно быстро. — Ты, главное, работай нормально. И в болоте пореже купайся! Капитан хмурит брови. Пытается выглядеть суровым и грозным. Как и положено бравому капитану, бывшему космодесантнику, матерому космическому волку. Ключевое слово — пытается. — Ладно. — Губы растягиваются в улыбке — сами собой, безо всякой команды со стороны процессора. — Договорились, капитан. ***