Совсем другая история о Золушке

       От лица Золушки        Отругав растрёпанного чёрного кота Люцифера за его поведение по отношению к новому мышонку Гасу, я услышала требовательный голос мачехи, которая обратилась ко мне по имени, желая моего сиюминутного присутствия.        — Я здесь, мачеха, — как можно более вежливо ответила я из коридора и направилась неспешным шагом в её спальню, прекрасно понимая, что сейчас будет за мою неосмотрительность.        Анастасия и Дризелла вышли в коридор, до сих пор пребывая в своих ночных платьях. До этого они что-то активно выговаривали мачехе, жалуясь, какая я плохая служанка, когда я служанкой не должна быть впринципе. У Анастасии было лавандово-розовое платье, а на Дризелле приглушённого зелёного оттенка, девочки ходили босиком по полу, который я вчера отмыла до блеска и скрипа. На девочках были смешные шляпки. В таком виде мои сводные сёстры должны выглядеть невероятно мило. Но они не выглядят. Дризелла скорчила своё личико, скривила губы. Анастасия только сказала:        — Получишь сейчас.        Девочки улыбнулись друг другу, а я пошла к мачехе неуверенным шагом, стараясь сохранять спокойствие и достоинство. Всё моё спокойствие развеялось со словами мачехи, которые она произнесла приказным тоном:        — Закрой дверь.        Закрыть дверь значило остаться в подчинении моей злобной мачехи. Закрыть дверь значило остаться только вдвоём. Я и она. Служанка и хозяйка. Мне не оставалось ничего более, как выполнить приказ и не устраивать истерик, держать себя в руках. Эта комната нагоняла на меня ужас. Свет из окна падал в мою сторону. Мачеха продолжает лежать в постели, видит, как я опираюсь спиной на дверь, а я выжидаю. Эта комната нагоняет на меня страх только из-за того, какие вещи тут мачеха вытворяла со мной за какие-то мои мелкие проступки, ей просто нравится делать это со мной — доводить меня до истерик. В этот раз такого не будет. Правда уже тошнит от фиолетового цвета. Тут всё фиолетовое. Фиолетовые обои, кресла, шкаф, стол и кровать. Улыбаюсь, потому что слышу очередной приказ:        — Подойди.        Во мраке комнаты стоит кровать, и я не могу увидеть женщину, так как балдахин фиолетового цвета оставляет чёрную тень. Вижу, как кот Люцифер прыгает по одеялу. В тени у него светятся глаза ярким огнём. Подхожу ближе и вот уже вижу, как мачеха гладит своего питомца. Её недовольный взгляд устремлён на меня. Всегда недовольная и всегда злая. Даже не моргает. Вот я и тут. Стою и нервничаю. Как в первый раз.        — Поверьте, я даже не знала, — плачущим голосом воскликнула я в своё жалкое оправдание.        — Это не важно, — суровые слова вырываются из её губ, накрашенных бордовой помадой. Волосы непонятного цвета убраны шапку, мне приходится смотреть и слушать. Высокомерно отводит взгляд, ей же так в тягость меня видеть и слушать.        — Значит, — мачеха смеётся и берёт свою чашку чая, — тебе нечего делать.        — Но я не могу даже представить, — хочу что-то сказать и меня тут же обрывают очередным приказом.        — Молчать! — я повинуюсь, тяжело вздыхая.        — Раз занялась злыми шутками, — заканчивает свою фразу, ведь я перебила. — Но я найду тебе дело. Итак, например, сними с себя эти тряпки, в которых ты ходишь каждый день.        Кровь приливает к лицу от того, что я слышу. Краснею. Руки машинально делают, что велят. Смотрю в пол пока мачеха попивает горячий чай. Я ведь на самом деле не виновата. Просто опять замечталась и не заметила мышь в чашке. Как вообще Гас умудрился оказаться в чашке? Наверняка всё снова из-за Люцифера. Котяра пакостный. Его в комнате уже не было. И то приятно. Неприятно только стоять голой.        — Ложись.        Снова непозволительно близко, и я в ловушке. Мачеха тянет меня на себя и хватает одной рукой за волосы, оттягивая в сторону, чтобы я открыла шею, место, в которое женщина целует, из-за чего по всему телу пробегают мурашки. Ладонью проводит по моим половым губам, тонкие пальцы проходят в меня и упираются в несколько точек. Испытываю приятные ощущения, одновременно пытаясь забыть женщину, у которой есть право заниматься со мной плотскими утехами.        Когда злая мачеха доводит меня до пика, из меня вырываются стоны удовольствия. Жадные руки отпускают меня, и я так лежу минут пять, наверное, пытаясь прийти в себя после утреннего секса.        Когда я очень сильно виновата, то я должна ублажать мачеху. Так было, когда я хотела уехать на выходные в лес, чтобы собирать грибы и ягоды, я тогда попала под дождь и приехала домой почти ни с чем.        — Убирайся, и чтобы я тебя больше не видела.        Привыкнуть к грубости мачехи дело непростое, особенно после её «наказаний». Стираю мелкие слёзы ладонью так, чтобы она не видела. Эти непростые отношения нам увы не закончить.        Хотя весь оставшийся день я пытаюсь прийти в себя. Занимаюсь домашними делами, мечтаю о жизни во дворце, о принце, а не об это всём, что творится в моей жизни на протяжении этого злополучного года. Мне никогда не понять, что действительно на уме у моей мачехи. Некоторое время назад я думала, что леди Тремейн отравила моего отца, чтобы получить наследство. Всё то время она притворялась хорошей женой и мачехой. Это была одна из моих версий. Рассуждать можно было долго. Одно я знаю точно. Мачеха меня никогда не любила и любить не может. Не то, чтобы мне это было нужно. Просто после смерти отца я была невероятно подавлена, плакала каждый день. Пока однажды мачеха не дала мне пощёчину. В тот день леди Тремейн обозвала меня и лишила чести на своей кровати. Я помню тот день как вчера.        Мачеха кинула меня на кровать и задрала юбку, расстегнула пуговицы на блузке, поставила меня на колени, а сама была сзади и могла делать все эти вещи. Сжигать одежду было легче простого. Непросто было смириться с тем, что теперь всё будет иначе, по-другому. Может я это заслуживаю. Может это тяжёлое испытание стоит преодолеть, чтобы приблизиться к осуществлению мечты.        А какая у меня мечта? Сбежать из дома, который сейчас я бы назвала клеткой. Однажды я освобожусь, я это знаю.        Мечте я верить буду. И сбудутся все мечты.