***
– Мля, быстрее пасаны, пока нас тут всех не замочили! – крикнул кто-то из его банды и Найаран устремился вслед за товарищами так быстро, как только мог. Поднятый из чьего-то схрона громоздкий пистолет неудобно сидел в руке и тянул её к земле, мешая бежать. Но рука не поднималась выбросить такое грозное оружие. Сбоку между поломанных плит показалась пара зеленокожих, с радостным воплем навскидку открывшая огонь по наступающим, и несколько пуль просвистело над самой его головой. Мир будто смазался, обратился вихрем контрастных тонов и насыщенных цветов, резавших глаза молодого эльдара. В висках отдался пульс и холод в пояснице от всплеска адреналина превратили молодое тело в стремительно разворачивающуюся пружину. В таком пылу двигаться и целиться казалось так легко, почти непринужденно... Мощная отдача от детонации бризантного заряда, хлопок разлетающихся фицелиновых газов, конусом разлетающаяся волна мономолекулярного волокна, рыболовной сетью накрывающего зеленокожих и вот на их месте один лишь фарш да серебристая дымка стремительно разлагающегося полимера. Вокруг рушился его родной мир. Мучительный крик боли миллиардов душ, питавших вечный цикл веками, а теперь безбожно пожираемых в своей сумрачной обители наполнял весь мир-корабль натянутой какофонией. Хотя ишеантирцы и были практически лишены эмпатии, боль раненого корабля передавалась каждому живому и мёртвому эльдару. В психическую песнь страдания, словно мрачный аккомпанемент, вливались взрывы, пулеметные очереди, уханье артиллерии орков, гром поступи каловых титанов и перезвон захлебывающихся оборонительных орудий народного ополчения. Впереди что-то взорвалось, подняв облако пыли и обломков, накрывших улицу дождем керамики и пластика. Позади послышались чавкающие выстрелы летучих демонов и, вслепую дав залп по преследователями, бандиты нырнули под прикрытие пылевой завесы, надеясь укрыться там от заразных плевков. Но там их уже ждали мелкие демоны, с визгом набросившиеся на эльдаров. Гнилые коготки заскребли по голенищам высоких сапог, перепачканные слизью клыки впились в кожаные жилетки, рукава курток и штанины из грубой ткани. И хоть ишеантирцы дали достойный отпор, расшвыряв, перестреляв и зарезав большую часть демонов, некоторые враги всё же оказались достаточно удачливы, чтобы впиться в незащищённую плоть и отравив кровь ужасными бациллами и ядами, что предвещали раненым кошмарную смерть. Размазав по психопластику последнего нурглика, Найаран поспешно подхватил свою боевую подругу, начавшую было оседать от боли в рваной ране под коленом и потащил её дальше по улице, что-то подбадривающе крича сквозь рёв развернувшегося пандемониума. Но девушку было уже не спасти. Слишком поздно он заметил то, как на её шее и лице загноились желтушные фурункулы, а кожа пошла багровыми пятнами. Из глаз, носа и рта девушки пошла кровь, подмышками и между ног стали расползаться тёмные багряные пятна, когда вирус стремительно разрушал слизистые оболочки. Внутри девушка уже превратилась в быстро загнивающий алый кисель, пока более грубо сложенные кости и мышцы ещё сопротивлялись вторжению, но скоро и они начали багроветь и разлагаться буквально на глазах, пока в конце концов по мостовой не растеклось то, что когда-то было близким другом Найарана и его первой любовью. Её звали Флаксиэль. Рыцарю Иши и раньше доводилось терять друзей, а иногда и самому убивать тех, кто предавал банду, но гибель Флаксиэль оставила на его душе рваную рану, которая будет терзать его долгие годы, если он, конечно, когда-нибудь выберется отсюда и сохранит рассудок после пережитого. Авансом он ощутил отклик той душераздирающей тоски, которая затопит его как только адреналин и страх смерти отпустят его разгорячённый разум - а пока он мог лишь заставить себя отвести расширившиеся от ужаса глаза от пузырящейся лужи, в которой растворялись остатки одежды и костей. Но, кажется, Флаксиэль оставила не только рану на душе. Всё левое плечо и штанина эльдара были испачканы зараженной кровью девушки и он внимательно прислушался к своим ощущениям, выискивая любые намёки на недомогание и симптомы приближающейся гибели, однако не почувствовал ничего. Возможно, кожный покров был чуть более сложной преградой для вируса, чем слизистые оболочки... - БУУУУЭЭЭ! - раздался где-то справа омерзительный звук. Оглянувшись, молодой рыцарь обнаружил позеленевшего и стремительно раздувающегося изнутри товарища обливающим едкой блевотой другого рыцаря Иши. Тот вопил и скрёб ногтями чернеющую и струпьями сползающую кожу, пока кислота разъедала его тело, но рявкнувший выстрел шреддер-пистолета прекратил страдания обоих. А из пыли тем временем шаркающей походкой выплывали другие, незнакомые ему, распухшие, подгнившие и позеленевшие эльдары, видимо, заразившиеся так же, как и некоторые рыцари. - Все ко мне! - заорал Найаран, понимая, что эта пылевая завеса станет их могилой, если остаться тут ещё хоть мгновением дольше. - Вперед, вперёд! Нужно скорее выбираться отсюда! Сплочённые его отчаянным зовом, эльдары кое-как собрались в некое подобие клина или скорее свиньи и, обливая окружающую пылевую завесу огнем из винтовок, ружей и пистолетов, ринулись вперёд, туда, где даже сквозь пыль виднелся колеблющийся свет Вечного Цикла. С боков и тыла их то и дело атаковали зомби и демоны, прямо на головы сыпались нурглики, а вокруг падали плесневые и каловые бомбы, однако эльдарская удача и прыть, подстёгнутая страхом и благой целью хранила им жизни. Казалось, до цели оставалось совсем немного... Только бы остановить то, что пытается погубить богиню и они выполнят своё древнейшее предназначение. Только бы дойти... И вдруг Найаран с ужасом ощутил расползающийся по левой руке зуд.***
Чтобы не дать врагу уничтожить их транспортное средство, Скорбящим Воздаятелям приходилось петлять по городу, обходя завалы, скопления вражеской техники и тяжелой пехоты, постоянно пребывая в огневом контакте и под час выживая лишь благодаря психическим чудесам примарха и буквально неисчерпаемой эльдарской удаче. От этого прямой путь в несколько километров превращался в ломаную спираль, что ужасно раздражало и отнимало бесценное время. К счастью, Лоргар смог наладить психический контакт с погибающей психической матрицей корабля и теперь координировал через него действия ишеантирцев, как живых, так и мёртвых, что вместе позволило существенно снизить потери на подступах к Вечному Циклу и даже отразить пару психических атак на их божество, вступившее в кровавую дуэль с разрастающейся Солитэ. Где-то на дальнем рубеже Главного Города в бой вступала новая сила - эльдарские шагоходы, шеренги призрачных стражей, Лорды-Призраки и даже какие-то нетипичные модели титанов, воскресших по зову Иши и погибающей психики корабля. Они стремительно прорывались сквозь бушующую толпу и ураган артиллерийского огня, однако примарх понимал, что если их наступление и не захлебнётся, то едва ли переломит ход боя. Сквозь призму психической матрицы мира-корабля Уризен видел монументальную картину того, что провидцы называли Сплетением Судеб, абстрактное изображение Варпа, перекрученное и сглаженное эльдарской психикой настолько, чтобы на него можно было взглянуть, не боясь лишиться души. Нечто подобное практиковали корвиды, боевые прорицатели его брата Магнуса Рыжего. Когда-то Лоргар на спор с братом пытался освоить это ремесло, но увидав в Высших Счислениях какую-то кровавую баню на Терре и одноглазый череп своего отца, вежливо отказался продолжать обучение корвидизму. Но сейчас, эльдарское Сплетение Судеб манило примарха, словно святые тексты в юные годы и, освободив часть своего огромного разума от насущных вопросов, он потянулся вверх, сквозь толщу пожираемых эльдарских душ. В эльдарском мировосприятии Варп обретал форму гигантского полотнища, а скорее даже бессвязного переплетения разноцветных нитей, которые эльдары по-видимому ассоциировали с судьбами. Про себя Лоргар посмеялся нелепости этой аллегории, но и осуждать древних эльдарских провидцев, построивших такую систему абстракций не мог. Путь провидца требует огромнейших высот абстрактного мышления что в совокупности с мифологическим отношением эльдар к собственной истории, заставило первопроходцев эльдарского провидчества выбрать именно такую систему условностей. Легко нащупав в Сплетении собственную "нить судьбы", пылающим канатом стянувшую целый ворох мелких, неразличимых ворсинок, Аврелиан попытался как-то заглянуть вовнутрь, увидеть, что скрывается под умозрительным образом. Оказалось, что психическая матрица так не работает и провидец, вошедший с ней в контакт, не может просто взять и углубиться в видимый образ, чтобы рассмотреть, что скрывается под ним. Нужно было действовать иначе и Лоргар попытался предположить, как именно в этой абстракции нужно взаимодействовать с нитями. Если предположить, что это – творение первых кораблестроителей, пытавшихся выстроить психоустановку так, чтобы даже начинающие колдуны могли пройти по Сплетению, не нанеся вреда себе и не поддавшись искушениям варпа, то, вероятно, всё рассчитано на глубокое внутреннее смирение и послушание. Значит, нельзя просто потребовать от Сплетения нужную информацию. Нужно позволить нити самой поведать тебе свою историю. – Эта догма просто появилась в его голове. Сама. Возможно, это была подсказка от психической матрицы, или от кого-то из провидцев Ишеантира, заметивших его в сплетении. Но тем не менее, эта подсказка сработала. Победив себя и вынудив смиренно "зависнуть" в "пространстве" возле собственной нити судьбы, он просто открыл ей своё сознание, позволив предоставить ему то, что Сплетение само пожелало предоставить. Отбросив мысль о том, что пытаясь защититься от варпа с помощью психоматриц и сплетений эльдары сами создали чудовищную уязвимость в своих предсказаниях, он сосредоточился и стал слушать. Вот он кричит что-то укрывшимся за обломками серого титана эльдарам, готовящимся к рукопашной с озверевшими от крови демонами. Вот юноша, отсалютировав массивным пистолетом, уходит в сумрак переулка, растворяясь в тенях. Вот громадная, залитая кровью стальная фигура с мечом-бастардом на перевес в сиянии шести солнц потрошит очередного неудачливого воина, выронившего шипастое оружие. Вот кроваворукая металлическая машина, направляемая коллективной эльдарской кровожадностью и безудержной, первобытной жаждой насилия обрушивает на него нескончаемый град ударов, пока сам примарх отходит от тяжелого ранения в сердце. Вот ворон, клюет его опустевшие глазницы, крепкие металлические руки с гудящими сервоприводами уносят куда-то едва живое тело, Аргел Тал стоит на страже в келье, не пуская Эреба и Кор Фаэрона к ложу примарха, И наконец – сыплющиеся с небес обломки его собственного флота, разрываемого на части мощью сотен бело-голубых космических кораблей. Однако во всём этом вихре образов он не увидел и намёка на своего нового бога. Иша будто истиралась из всего Сплетения и даже нить её судьбы была неразличима среди множества других, связанных с Лоргаром. Но, учитывая психологию эльдаров, это было даже вполне закономерно. Древняя и трусливая раса всегда искала возможности скрыть свои грехи, свои поступки и своё присутствие и, воплощающая видовой менталитет, Сплетение имело некоторые лазейки для этого. Сплетение Судеб было устроено так, чтобы провидцы, используя его, а не Варп непосредственно, легче избегали внимания псайкеров других рас, однако и сами страдали от своей трусости – сплетение само собой скрывало большую часть могущественных личностей – их сущности не влезали в "полотняную" карикатуру Варпа – или попадали туда той частью, которая мало отличалась от нити простого смертного. Так, Иша, как и все прочие сильные мира сего, были неразличимы на фоне бесконечного множества переплетающихся ворсинок и ниточек. Чтобы найти её, примарху пришлось отмотать собственную судьбу до того переломного момента пятьдесят лет назад, когда он полуобезумевший сидел на смотровой палубе "Фиделитас Лекс". Как раз в том месте его собственный "трос судьбы" делал крутой поворот, набирая в толщине и яркости. На секунду пережитое вновь мгновение их первого психического контакта отдалось трепетом в сердце и внимательный разум смог ухватиться за след божества в Слетении. Нить Иши больше всего напоминала тонкую виноградную лозу, вьющуюся по склону горы чужих судеб. Её бытие было столь отличным от человеческого и даже эльдарского понимания, что и без того натянутое понятие судьбы теряло для неё смысл. Восхищённый прикосновением к личности своего сюзерена, примарх трепетно проследовал вдоль всей нити судьбы Иши, пытаясь установить, удастся ли спасти богиню и вообще что будет с нею... С ними дальше, но довольно ограниченная и далёкая от человеческого понимания конструкция Сплетения упорно не поддавалась расшифровке во всём, что касалось божества. А в добавок ко всему, разум примарха захлестнул поток запросов и отчётов от провидцев Ишеантира, подключившихся к псиматрицам воскрешенных титанов и призрачных стражей и теперь пытающихся скоординировать их свирепую мощь. +Спрячьте их в руинах города, чтобы уменьшить потери от вражеского огня. Держите в резерве и избегайте открытого огневого контакта. Они понадобятся нам, когда станет совсем худо.+ – коротко продиктовал Уризен, позволяя сплетению рисовать картины мрачной судьбы Ишеантира, в которых приходилось жертвовать целым миром-кораблём, чтобы спасти то единственное, что по-настоящему имело значение. В большинстве из них размытый финал битвы выглядел бессмысленным месивом, в котором даже бог и полубог могли просто захлебнуться.***
– Ты как ваще? – на бегу крикул ему в ухо Гарлиаль, первым приметивший мертвецкую бледность и неестественную активность окровавленной руки товарища. Как ни странно, иммунная система молодого эльдара всё-таки смогла с горем пополам предотвратить распространение инфекции, однако ограниченная в количестве, зараза Нургла приобрела в качестве и теперь, вгрызаясь в синапсы и ядра нервных клеток, подминая под себя моторику и заставляя руку совершать странные, бессмысленный движения, приобретая вместе с тем болезненный серо-желтый оттенок. – А ты как думаешь!? – проорал в ответ Найаран, пытаясь совладать с конечностью, бессвязные движения которой постепенно приобретали всё более упорядоченный характер, как будто бацилла приноравливалась к управлению нервными клетками. – Гарлиаль, я руки не чувствую! Нурглитская зараза, в отличие от обыкновенных болезней смертных имела одно небольшое омерзительное свойство – она словно обладала собственным разумом, злобным и извращённым интеллектом, раздробленным на триллионы триллионов отдельных микробов, жаждущим лишь одного – бессмысленного и нескончаемого вредительства. Будто за легионами бактерий, вирусов, прионов, гельминтов и плесневых спор стоял развращённый кукловод, направляющий каждую миазму в попытках либо подчинить себе, либо погубить всю мыслимую жизнь во вселенной. Вгрызающиеся в мозг бактерии и паразиты обращали существ в плотоядных зомби, хвори лишали рассудка, разъедали тела и, как оказалось, даже локально захватывали контроль над конечностями. Из пор зараженной руки начал сочиться гной, от которого кожа зашипела и стала браться пузырями, словно от кислоты, а сжавшиеся в кулак пальцы рванулись к лицу своего бывшего хозяина. Однако молодость в уличных драках и "пацанских" разборках не прошла зря и эльдар успел отбить собственный удар рукоятью пистолета и им же попытался заблокировать руку, однако та буквально взбесилась, снова и снова пытаясь ударить его в лицо или схватить за горло, но к счастью, Гарлиаль крепко перехватил болтающуюся кисть и вывернул так, что у неё больше не осталось возможности освободиться, пока тот не отпустит захват. – Клинок мне дайте! Дайте силовой клинок! Ещё мгновение и искрящееся лезвие с тихим гудением, тонущим в окружающей какофонии, отсекло руку вместе с плечом, а Найаран издаёт душераздирающий вопль от боли в обожженном силовым полем плечевом отделе. Раны, нанесённые силовым оружием, как и плазмой, часто бывают смертельны не только от болевого шока, но и пневмогидравлического удара, когда высокотемпературное воздействие испаряет кровь, лимфу и клеточную жидкость, создавая минивзрыв из перегретых паров, и перепад давления вызывает разрыв сердца, лёгких или кровоизлияние в мозг. Примерно это чувствует юноша, когда его голова вдруг становится невероятно тяжелой, а кожа лица похолодеет, словно при обмороке. – Братка, ты только держись! Держись, мать твою, не сдавайся! – остатками сознания услышал он и провалился в тёмную пучину боли и онемения, не зная, умрёт он от гидроудара или от заразы, которую могла не остановить ампутация.***
– Эй, Вожж! – кричу я, размазывая по мостовой очередного мутно-зелёного уродца с ржавым ножичком своей крутой силавой клишньой. – Пачиму эти зилоные чилавечки не кричат ВААААГХ!, а? Большой босс с радостным рёвом располовинивает своим мегарубилом какую-то ржавую железяку с гноящимися пушками вместо дакки, а после оборачивается ко мне с недовольным видом: – Зверь, ты фо, тупой? Ани жы не орки, зог! – Зверь ни тупой, Зверь хочит усё знать! – ору я в ответ, паля из своей дакки в напирающую на нас толпу, пока парняги потрошат её своим кустарным оружием, прорываясь к большой светящке в середине города остроухих. – Заткни свою зогову пасть, тупой грот! И убивай, зог, или я разабью тебе твою зогову рожу! – снова ревёт босс и я вынужденно соглашаюсь. Он самый большой и самый сильный, а значит – он главный. – Если босс гаварит убивать, значит Зверь будит убивать! – кричу и я со всей яростью обрушиваюсь на зелёных человечков. Правда они не вопят от боли и очень легко размазываются по земле, словно гретчины. Остроухих убивать веселее. Они такие быстрые и юркие. Поймать такого своей силавой клишнёй может не каждый орк, даже такой большой и сильный как я. А я могу. Потому я и дерусь рядом со своим большим боссом. Я вообще люблю убивать. Люблю дубасить кого-нибудь чем-то тяжелым, давить клишньой и топтать сапожищами. А ещё люблю делать дакка-дакка-дакка и чтоб море кровищи, дырки от пуль, везде много трупиков. Просто подраться это круто, но круто подраться ещё круче. А мы стописят лет шныряли по окраинам галактики, вместо того, чтобы побеждать. – Босс! А пачиму мы не прилетели сюда раньше!? Тут так много врагов, я хочу убить их всех и сломать всё! – снова кричу я, затоптав шайку позеленевших и плюющихся какой-то гадостью остроухих. – Зог! Шо ты там тяфкнул, зоговый гретчинолюб? – кричит в ответ босс, не прекращая кромсать громадину с вываленными кишками, громадным ржавым тесаком и маленькими рожками на уродливой башке. Почти такой же уродливой, как и у нашего босса. – Зог его разберёт, что у этого Топтошмыга в грибных мозгах было! Рулил тем спейсхалком, как сквиг хвостом, вот и не прилитали мы сюдыть! Парняги нашего варбэнда, кажется, достигли вершины кровавого экстаза, срывают глотки в радостных боевых кличах, словно одержимые машут своими рубилами и палят из дакки. И я вроде бы делаю то же самое и радость битвы буквально переполняет меня. Но не могу не замечать, что вокруг совсем уже не осталось мелких парняг и наша артиллерия чего-то замолчала. Не то, чтобы я был трусливым, как гретчин. Просто я хочу побеждать. Хочу стать самым победючим орком в истории. Я сделаю всё, чтобы им стать. Может быть, я не такой умный, как мозганы, но я не совсем тупой и вижу, что нам было бы лучше перегруппироваться с боебанками и стрелюнами, которых мы оставили позади. Тогда бы драка была бы ещё круче и мы бы точно сломали тут всё. Ведь чем больше парняг и чем больше врагов - тем больше резня, а значит больше веселья. А так, нас заваливают мясом и большие главари понемногу заканчиваются, в отличии от врагов. – Босс, может усётаки соберём побольше парняг и только потом пойдём ломать ту светяшку фпириди? Талпой всяко висилей! Ты в канце-канцов орк, или жалкий грот!? Я – большой босс! Я нипабидим! Я сам смогу всё сламать! ВАААААГХ! Нам ни нада никакие парняги, чтобы убить всё! – Придыдущий босс тожа гваврил, шо он непабидим и сам усех замочит, и де он теперя? – удивляюсь я, таращась на то, как в облаке мясных мух исчезает один из бронированных главарей, а после на землю осыпаются только его проржавевшие доспехи и обглоданные кости. Если так и дальше пойдёт, то мы очень скоро уйдём дорогой Вечнава Пастука в чертоги Горка и Морка, вместо того, чтобы всех победить. – Ты шота гаваришь, а я слышу толька писк недозревшего сквига! – гогочет в ответ Вожж. – Когда драчка закончится, я сам тебя поколочу! Вот увидишь, думаю я, я сам тибя поколочу и буду заместо тебя рулевать парнягами! Тогда мы точно всех побьем и будем побеждать! Надо бы только варбоссом стать, а тогда уже... БАМ! – слышу я, когда что-то очень тяжелое и громоздкое ударяет меня по черепу, едва не выбивая мозги и словно вколачивая в них последние мои мысли.***
– Мама... – разносится шепот в кромешной тьме. – Мамочка, помоги... Вокруг непрозрачным хороводом бугрится темнота, словно пульсирующая целыми созвездиями несвета. – Родимая, где же ты? Созвездия несвета расцветают крохотными алыми звёздочками, как распускаются бутоны цветов. Алые точки раскрываются всё шире, будто ткань тьмы расступается перед ними и вот уж это и не звёзды вовсе, а содрогающаяся от боли обнаженная плоть. Не просто плоть, а разъеденные проказой и оспой, загнивающие язвы. И вот уже почти не осталось тьмы, а лишь раны, раны, раны... Словно ненасытные пасти, оспины и язвы раскрываются, пытаясь пожрать всё, до чего смогут дотянуться. То что было тьмой, превращается в неостановимо сжимающуюся клетку из прокаженной плоти. Сквозь её осклизлые, едкие касания возвращается пламенеющая боль, которая, казалось, должна была остаться в недостижимом прошлом. НЕТ! Плоть лопается, словно мыльный пузырь и за ней открывается холодная бездна космоса, расписанного незнакомыми плеядами звезд и галактик. Туманности танцуют в бесконечном хороводе вселенского беспорядка, звёзды зажигаются и гаснут, складываясь в галактики и утопая в необъятных сингулярностях, которые растворяются в ураганах жесткого сияния невообразимых энергий. Проходят эры и эоны, вселенная вокруг сжимается и разжимается, остывает, сворачивается в точку и вновь разверзается свирепым фейерверком жара, сияния и первобытных энергий. – Где я? – каким-то образом разносится по небытию шепот. – Ты там, откуда для тебя всё началось. Но это не так важно. Как и не важно кто я. Важно лишь то, что у тебя ещё остались друзья и долг перед твоим божеством. – Друзья? Бог? Я не помню кто я... Я не знаю, как я тут очутился... Что вообще происходит? – Ты должен вспомнить. Только так ты сможешь пройти свою судьбу до конца. Вспомни. Целый миг, а быть может всего-лишь краткую вечность калейдоскоп вселенского безумия продолжается а после, словно пламя горящий портрет, картину мироздания пожирает вспышка воспоминаний. Клинок в руке друга, кислотный пот на коже, гибнущая подруга, отчаянный побег, перестрелки с зеленокожими, громогласный зов инопланетного пророка, скрежещущий стон погибающего родного мира, радостное предвкушение такого долгожданного возвращения... -...Иша! Я помню! Я – Найаран, рыцарь своего божества! Я... Постой, ведь я же умер там, в руинах Главного Города. – наконец, эльдар начинает осознавать свою личность как нечто единое и цельное, придавать ей осмысленный облик и в бездонной глубине небытия из пустоты вырезается его образ, такой необъятный и крохотный одновременно. – Я в камне душ? Или меня пожрал Древний Рок? – Технически, ты погиб. Твоё тело проиграло болезни, внутренние органы отказали, а мозг перегружен белым шумом воспалённых нейронов. Но твоя личность закапсулировалась в отдельной области мозга, куда вирус пока-что не добрался. Ещё миг и эта квинтэссенция тебя перенесётся в камень душ, спасая то, что ещё можно спасти. Но это можно предотвратить... Если ты захочешь этого. – Конечно захочу! – кричит Найаран в пустоту. – Скажи скорее, как это сделать! – Я не знаю. Только ты можешь это вспомнить. Я лишь подталкиваю тебя к тем ответам, которые ты должен отыскать для самого себя. Но сначала спроси себя – нужно ли тебе это? Возвращаться в мир живых? Снова страдать, снова сражаться за что-то далёкое и невообразимое и всё ради чего? Чтобы вновь оказаться здесь несколькими часами или веками позже. Неужели тут так плохо, Найаран? – Да кто ты, чёрт возьми!? Сначала ты говоришь мне о судьбе, о долге, а после предлагаешь отказаться от него и сдаться? Ты друг или враг? – И то и другое, – мягко продолжает из космоса его собственный голос. – В той же мере, что ты сам себе друг и враг. Я всего лишь отражение твоих разрозненных побуждений, инстинктов и страстей. Я воплощаю и твою жажду жизни и твою трусливую слабость и ответственность и коварство. Я – твоя истина. Но только тебе решать, как поступить сейчас. – Хорошо, "истина", – вздыхает эльдар. – Говори, что я должен вспомнить, чтобы вернуться. – Вспомни то, что тебе говорили о твоей же природе. Вспомни, кого ты звал в мгновения наибольшего отчаянья. Найаран постарался сосредоточиться. И чем больше он пытался, тем отчаяннее становилось желание бросить всё это и остаться здесь. Эта необъятная бездна, казалось, была тем, чего он и желал всю свою жизнь, – миром, лишенным потребностей, горя, страдания, потерь и сожалений. Тишиной, в которой больше никто не гнался за ним и не было нужды каждый миг быть готовым к драке, погоне, перестрелке, где не ждёшь ножа в спину и пули в череп. Возможно... Быть может ему и правда незачем возвращаться? Он уже проиграл, уже погиб под гнётом инопланетной инфекции. Остатки разума, запертые в глубинах разлагающегося заживо мозга - что он мог теперь, оставшись в западне собственных предсмертных галлюцинаций? Но всё-же в той жизни, что осталась за пеленою небытия осталось всё то, что делало его Найараном, что создало его личность такой, какой она была сейчас. В мире живых оставалась сама причина существования его души, кузница характеров, мастерская отличительных качеств. Только воспоминания из жизни, впечатавшиеся в его духовный облик потрясения, события и образы формировали его душу как нечто цельное, отдельное от пучины космоса вокруг. Без груза прожитого за спиною, маленького легиона чувств, страстей и переживаний, расписавших его эзотерическое обличье неповторимой текстурой шрамов, узоров и созвездий, он был бы просто очередной частичкой безликой пустоты, протянувшейся на сколько хватало глаз. И, кажется, он начал понимать природу этого места. Это была не бездна космоса, а аллегория на Океан Душ, который его ограниченный разум представил в виде сияющего космоса, в который он всматривался в юные годы, пробравшись с друзьями в верхние купола или в корабельные доки венчавшие Главный Город зубастым кольцом. И в этом космосе-океане, словно маяки сияли души тех, чьё бытие было достаточно полно и насыщенно, чтобы огранить и отполировать их души до звёздного сияния. А отделяясь же от собственного бытия, он обрекал себя лишь на стремительную стагнацию, обезличивание, растворение в этой бездне космоса. Отделяясь от собственного существования, его сущность была обречена на истлевание, потому что лишь существование есть творец всего сущего, а то что не существует, и вовсе не может быть. Все эти кошмары Варпа, демоны и боги были лишь собирательными сущностями, концентрирующими в себе осколки личности тех, чьё существование имело место быть и не иначе как из энергии живых душ, выплёскивающихся в Великий Океан, брало начало их невообразимое могущество. Пожалуй, лишь те необъятные сияющие звёзды могли в полной мере сопротивляться стагнации в тесных рамках собственной сущности, однако отчасти они становились всё теми же богами, обезличенными, но величественными в пламени необъятных энергий, скованных их существом. Они были самими собой в той же мере, в которой звёзды были водородными облаками, из которых рождались – нечто новое, созданное из перестроенного старого. И стоит ему отринуть свой последний шанс прожить ещё век, день или миг, как душа тут же останется наедине сама с собою, словно скорлупу сбрасывая собственную личность и растворяясь в океане таких же обезличенных душ. А он не хотел становиться частью бесконечности. Он хотел оставаться собой. Только кристалльно-чистое, незамутнённое существование, реальное бытие могло не позволить его личности истаять, переродиться в бессвязную, бесформенную энергию. Ничто, кроме реального бытия на самом деле не имело значения для того, кто дерзновел называть себя цельной, отдельной личностью. Любое самоотречение, замыкание на собственной духовности и отрицание хоть какой-то крохотной дольки себя было умиранием заживо. И он выбирал жизнь. Он не хотел становиться пищей жаждущих богов. Не хотел исчезнуть, утонуть в океане таких же слабых сущностей. Нет! Он будет жить! Он засияет, как одна из тех необъятных звёзд и не позволит себе умереть так долго, как только возможно. Любой ценой. Не в ледяных объятьях Вечного Цикла, не в гранёной клетке камня душ, но в мире живых. – Я буду жить! Я смогу! – тонут в спазмирующемся космосе слова, пока абстрактная длань психического воплощения эльдара погружается в его собственную грудь и извлекает из неё красно-золотую ленту, которую каждый эльдар отродясь носит возле сердца. Локон Иши, древний дар их праматери, способный исцелить тяжелейшие травмы и болезни тем, кто по-настоящему этого хочет. И космос вокруг в миг взрывается фейерверком боли.***
Сквозь рёв боя и ветра в ушах, в его перегруженный потоками информации мозг вкрадывается такой дорогой сердцу голос: +Лоргар...+ обращается к нему его божество. +Я должна попросить тебя об одолжении. Не о чём не спрашивай, просто сделай. В сплетении я вижу одну нить судьбы, которой ты не должен позволить оборваться! Ваши судьбы пересекутся, если остановишься прямо сейчас! Пожалуйста, это очень важно для миллиардов моих сыновей и дочерей!+ – Тормози! – кричит примарх, дублируя крик психическим приказом водителю и тот, развернув машину по вертикальной оси на полоборота врубает маршевые двигатели на полную мощность, останавливаясь с пятидесяти метров в секунду до нуля за считанные секунды. – В чём дело, примарх? – удивлённо спрашивает Сенсей, всматриваясь в пылевое облако, посреди которого они остановились, покачиваясь на гравподушке транспортника. – Иша хочет, чтобы мы спасли кое-кого ещё... – почти шепчет Уризен, явно заметив сквозь взвесь песчинок и пепла то, что искал. – Эй там, скорее сюда! И на его громогласный зов из сумрачной завесы, словно призраки один за другим вылетают чумазые, бледные от страха, перепачканные кровью и нечистотами "рыцари Иши", стремительно запрыгивая на аспектную машину. Последним к ней подбегает эльдар с бессознательным одноруким юношей на плече. – Вот уж не думал, что буду на мусорской тачиле без браслетиков кататься, – вместо приветствия заявляет он Сенсею, кое-как взбираясь на подножку и взваливая свой едва дышаший груз на пол открытого транспортного отсека. – Ну шо, подорвали? – Ходу, – согласно кивает Лоргар, заставляя пилота вновь дать полный газ, а про себя спрашивает: И зачем же наша госпожа попросила спасти именно вашу шайку? Но могучая тяга двигателей уже уносит его вперёд и все до последней мысли приходится направить на прекогнистику угроз и их псионическое устранение, а также на раздачу приказов всем вооруженным и невооруженным силам эльдаров. Ещё немного и они доберутся до Вечного Цикла. Ещё немного и он обрушит весь свой гнев на мерзкого предателя, посмевшего пожрать целый мир-корабль. И когда гравподушка уже касается разрушенной брусчатки Центральной Площади, окружающей шпиль Вечного Цикла, воздух вокруг внезапно лопается, словно натянутая струна. Акустический удар невероятной мощи сбивает с ног, оглушает, а порою и убивает на месте тысячи и тысячи эльдаров, отступающих к шпилю, а вслед за ним над толпой раздаётся сверхчеловеческая какофония воплей, стонов и криков боли и наслаждения, сливающихся в один нескончаемый высокочастотный визг. ...А следом за визгом из чертогов Вечного Цикла бурным приливом вырываются легионы безобразных, кожистых демонов, порождённых воображением самого извращённого тёмного божества – Слаанеш.