***
Проще всего оказалось добыть на решение задачи с подосланными амулетами главу Шотландского Ночного Дозора Томаса Лермонта. Мотя ему просто написала витиеватое письмо. Призвала его проникнуться судьбой соотечественника и бросила в почтовый ящик на первом уровне Сумрака. Теперь за день до места долетит. Завтра Томас, или, как его тут величали, Фома, будет в Москве. Добраться до Гесера оказалось делом долгим, но тоже довольно простым. Даже удивительно. Сперва нужно было попасть на глаза дозорным. Пришлось, презрев машину, спуститься в метро. Пассажиров с детьми было мало. Они с Мотей долго выбирали, какую коляску столкнуть на рельсы. Сентиментальная Матильда начисто отвергала возможность уничтожения розового шедевра китайских мастеров с кружевами и оборками. А у самой Эллы рука не поднималась лишить старенькой коляски многодетную, плохо одетую мать. Сошлись на ультрасовременной трёхколесной версии в руках неопытного отца. Тут сразу убивались два зайца. Папаша выдаст энергии из страха за ребенка. И ещё порцию — из страха огрести от жены за дорогущую, но почти бесполезную дизайнерскую каталку для младенца. Ну, и дозорные подоспеют. Выждав время, чтобы отец повёлся на морок, Мотя схватила младенца, а Элла коротким точным пинком отправила коляску на рельсы. Раздался женский вопль. Завороженный папаша даже не заметил, что ребенок каким-то чудом оказался у него на руках. А с платформы вниз спрыгнуло несколько парней-героев. Элла даже прослезилась. Над ухом тут же раздалось жёсткое: «Ночной Дозор! Пройдёмте!» В допросной Элла молча подвинула дознавателю записку. Ни с кем, кроме Гесера, говорить не желала. На пресс и навязчивые попытки проникнуть в сознание давала слабый, но решительный отпор. Делать нечего, глава Ночного Дозора спустился в подвал ближе к вечеру. Поймал ментальный образ Завулона, кашлянул и тихо поинтересовался: — Почему он лично со мной не свяжется? — Сами у него спросите, — она пожала плечами. — И подругу мою отпустите. Я коляску одна на рельсы сталкивала. — С подругой позже разберёмся, — Гесер резко схватил её за голову и глянул в глаза. Присутствующий оперативник с удивлением наблюдал перемену в лице начальника. — В каком полку служили? — спокойно поинтересовался Гесер, отпуская девушку. — В Гражданскую или Отечественную? — в свою очередь гневно поинтересовалась та. Такого бесцеремонного вторжения в память не позволял себе даже прежний хозяин! — Да полно вам злиться, — примирительно проворчал Борис Игнатьевич, — и потом, ну какие там на Гражданской были полки? Сам разрывался между басмачами и белогвардейцами два года. В Отечественную, конечно! — Восьмая стрелковая дивизия, 13 армия. Центральный фронт. — Рокосовский? — Константина Константиновича в лицо ни разу не видела, — огрызнулась Элла, — да и меня потом на Белорусский фронт перебросили, под конец с ними в Берлин и вошла. — И только две награды и шестой уровень? — сощурился Гесер. — Моё дело, — она скрестила руки на груди и откинулась на спинку кресла. — Так что передать? — Передайте, что на переговоры я приду не один. И с вашей стороны ожидаю лояльного отношения. Территория на всё время операции будет объявлена нейтральной. Элла кивнула.***
— А мне можно чайку? — Антон тоже обернулся к суетящейся рыжей девушке. — Да кто же вас знает, можно вам чай или нет, — пожала она плечами, — я ж не целитель. В это время Завулон щелкнул пальцами — и она тут же унеслась на кухню. Городецкий с завистью смотрел, как обе девушки незаметно подносят то чай, то воду, то нарезку, тихо перемещаются по квартире. И он понимал, что этот праздник жизни не для него. Гесер прихватил его с собой, чтобы новичок набирался опыта, присматривался, но пока особо понять, что происходит, не получалось. — Что это за манипуляции, — он поймал вторую девушку, блондинку с толстой тугой косой, — какая-то специфическая магия? — Это язык жестов, — подумав, пояснила она, — давно утраченное искусство управления прислугой без слов. Элла раньше служила в домах, где это практиковали. Я думаю, многие из присутствующих ещё застали те времена. — А как мне получить чашку чая в этом доме? — зло поинтересовался Антон. — Сходить на кухню и попробовать добыть его из чайника, — улыбнулась блондинка. — И я на вашем месте Эллочку бы не злила. — Почему? — Потому что, пока я в Смольном танцы танцевала, — хитро прищурилась Матильда, — она полицейским в Нью-Йорке показывала, чему её прежние хозяева научили. Ножами, правда, не кидалась. Но синяки ставила мастерски. Тогда только вошли в моду острые каблуки. — А шляпные булавки ещё из моды не вышли, — Элла продемонстрировала остро заточенное двадцатисантиметровое шило с металлической розой на конце, — так что и правда, господин Городецкий, не нарывайтесь. Я прислуживаю своему хозяину и больше никому служить не нанималась. — Но Гесеру и Лермонту вы чаю налили, — заметил Антон. — Завулон приказал, — Элла указала на главу Дневного Дозора, — вас кормить не приказано. — А может, я заплачу? Сколько стоят ваши услуги? — прозвучало двусмысленно, но Городецкий уже не мог остановиться. — Вы, я так понимаю, в этой стране не местная? Наш шотландский гость вам ещё никаких команд не отдавал? — Я помогаю господину Завулону, как сейчас принято говорить, из идейных соображений. Бесплатно. У него и так проблемы, — процедила Элла.