True smell

— Что ты здесь делаешь? Чимин тихо выдыхает. У Юнги лицо в тени, и лишь маленькие капельки света, отблёскивают на лике и волосах. Он вроде злится (ну конечно, кто бы ни злился, разбудив его ночью), но тёплый взгляд даёт надежду, что отсюда он уйдёт не с красной задницей. Ему вроде говорят ещё что-то, но он пропускает это мимо ушей, с любопытством разглядывая оппонента. А ещё Чимин больше погружён в то, что хозяин комнаты держит его в открытой позе. Ноги разведены максимально широко, привольно, по обе стороны, рядом с ними возвышаются лилейного цвета руки. Промежность плотно упирается в паховую зону альфы, возбуждая не на шутку и, подкидывая большую искринку. Руки бездейственно лежат по бокам от белоснежных волос, будто сдаются на волю хищника. А губы нежно приоткрыты, и только язык плавно скользит по мягкой, манящей поверхности. В тумане он замечает, что Юнги устало, выдыхает, смотрит сонно, а его волосы в смешном беспорядке. Лицо немного помято и след от подушки чётко отпечатался на щеке. Горло футболки широко свисает, так, что вся грудь видна. Чимин снова шкодливо проводит языком по губам. — Ты в порядке? — снова пробует хозяин обитель, смягчая тембр голоса, — Что-то произошло? Тебе плохо или… ну там… кошмары снятся? Чимину забавно. Всё это. Юнги такой дурашка. Дьявольски ухмыльнувшись, белоснежный ангел приближается к Юнги и тихо проговаривает в губы: — Ты же тоже это чувствуешь? Ну, же, альфа, где твоё обоняние? А затем добавляет, еле касаясь чужих губ: — Трах-ни ме-ня, — по слогам шепчет и улыбается так гаденько. У Юнги похоже незапланированная перезагрузка началась от этих гадких, гадких слов. Иначе как объяснить то, что он с распахнутым ртом уставился в одну точку? И хорошо, возможно, ему действительно хочется это сделать, но разве он может воспользоваться омежью слабостью и притронуться к нему? Определённо нет; но запах, который испускает его омега — такой приглашающий, такой сладкий и дурманящий разум. — Ч-что…? — нервно шепчет. А Чимину только в радость такой вопрос. Он вновь подлетает, касаясь кончиком носа чужого, руки нежно перебирают спутанные пряди, а огонь в глаза, кажись, угасать не готов: — Пожал-у-уйста, хё-он, — тянет наглый ребёнок, пользуясь положением застывшего Юнги, делая плавную волну тазом, — ну же, — хитринка является на губах. А затем Чимин летит на покрывало, но уже не по своей прихоти. Теперь его руки нарочито заточены в плену других, жёстко впечатанные в подушку. Глаза напротив уже не кажутся такими забавными, а грозными, томящие на пошлости. Тело будто по указке плавится под гнётом чужого напряжения, распуская пряные ферамоны. — Что ты, мать твою, творишь? — цедит сквозь зубы альфа, стараясь меньше вдыхать аромы чужого тела. — Ты хоть представляешь, что говоришь и что делаешь? Ты вообще отдаёшь себе отчёт? Теперь Чимину остаётся лишь прикинуться овечкой. — Конечно, отдаю. Но разве я сказал что-то ужасное? Лишь свою прихоть. Отпустишь мои руки? Мне неприятно. На самом деле приятно. Приятно, когда с такой жёсткостью держат тебя в своей власти. Немного поразмыслив, Юнги всё-таки отпускает нежные руки своей омеги, поднося к себе, и ласково целует покрасневшую кожу. — Извини. Омега тихо выдыхает, постанывая от каждого поцелуя у запястья. Эрогенная зона. Взяв, себя в руки, Чимин пользуется такой заминкой Юнги. Хоть и не без труда, крепко сжимает свои бёдра, переворачивая, тем самым меняя позиции. Он сразу цепляет чужие руки, удерживая на подушке. — Ты потерял бдительность, — победно улыбается омега. — Чего ты добиваешься, милый? — Юнги даже не принимает никаких попыток выбраться. — Я сказал. Трахни меня. Он оглядывает свою добычу, распластавшуюся на просторной кровати. Футболка поддразнивающее оголила молочный стан и тёмные ареолы. Голодно облизнувшись, Чимин прикладывается к груди, мокро целуя и покусывая. Руки плавно отпускают тонкие запястья, скользя медленно вниз. Чем ниже, тем хуже ощущает себя Юнги. Его, будто в бездну кидают, в омут наслаждения, страсти, похоти. Всё это настолько заманчиво, что держаться нет сил. Пальцы волнующе проходятся по рёбрам, перемещаются на грудь, размашисто оглаживая. Горячо и возбуждающе проходясь языком и руками, Чимин доводит Юнги такой игрой. Оказывается его альфа такой чувствительный. — Перестань, Чимин, — рычит Юнги, в предупреждающем тоне. Пак перестаёт свои занятия, удивлённо вскинув своё личико. — Тебе не нравится? Раскрасневшейся Юнги с поднятой футболкой, трудно дышащий, словно одно произведение искусства. Он старается принять сидячие положение. — Что ты делаешь? Ты пьян? — Юнги старается уловить лицо омеги. Чимин молчит и поддаётся ласке, разрешая коснуться своих щёк. Он пододвигается совсем вплотную. Теперь пах Чимина упирается в эрекцию Юнги. И он не упускает возможность потереться об него. — Я уже не пьян. И он действительно не врёт. Он чувствует только лёгкое покачивание. — Чимина, твои действия не логичны. Тебя чуть не изнасиловали в клубе, а сейчас ты требуешь заняться с тобой любовью. Это не логично, милый. Чимин выпрямляется и смотрит серьёзно, даже с неким возмущением в глаза. — Юнги, о какой, нахрен, логичности идёт речь, когда перед тобой буквально течная омега? Ты думаешь мой мозг здесь, — ухмыляясь, указывает на лоб, — ошибаешься, сладкий, он уже тут, — ведёт своим пальчиком по груди, плавно спускаясь к своей заднице, — и ждёт не дождётся, когда им займутся. — Ты невыносим, Чимин. Я не буду этого делать. Не сейчас, когда ты такой. Чимин на самом деле его немного понимает, потому дабы заверить в собственном желании, приближается к уху. Он игриво наматывает на палец смолистую прядь, тихо разговаривая. — Юнги-я, прекрати. Не веди себя, словно маленький или супер-пупер ответственный дядька. Я пришёл терять девственность к тебе, если бы мне нужен был совет своего отца, я бы позвонил. Но я пришёл к тебе. Я доверяю тебе и знаю, что ты не причинишь мне боль. Я хочу сейчас, тогда, когда во мне не присутствует глупое сомнение. Тогда, когда мысленно я настроен. Облегчи эти мучения. Я хочу тебя, моё тело этого желает. Оно горит, Юнги-я. Я переборол страх и пришёл сюда. Не так важно, сколько мы знакомы, важно то, что мы чувствуем. Мне комфортно с тобой, мне тепло, я счастлив, не смотря на то, что недавно мы повздорили. Но если ещё недавно, то мы были искренне счастливы. Мы много проводили времени вместе, я искренне почувствовал биение сердца, любящего сердца. Так возьми эту ответственность и будь на конец тем альфой, которого я люблю. Давай, Юнги, прояви жёсткость. Юнги обдумывает признание и, буквально, словесное разрешение. Чего же боле? Отстранившись, он вновь окунается в кофейную смолу глаз, потираясь носом о нежный, бархатный носик. — А как же это ваше пресловутое «я хочу помнить всё на следующее утро»? Чимин закатывает свои карамельные глазки: — Кмон, Юнги, моя задница итак всё прекрасно будет помнить на следующие утро. Брюнет тихо посмеивается. — Так что мы сделаем это? — загораются дьявольские глазёнки белоснежного ангела. — Если только вместе. Тогда не стесняясь, Юнги налегает на плотные, пухлые губы, смакуя сладость на них. В тот час же его руки сжимают упругие, ухватистые, мясистые половинки. Выдох Чимина схож больше со стоном, когда альфа целует его. Разбудил зверя. Чимина в наглую трогают, с напором. Белоснежные руки, грубо, но со всей заботой гладят полупопия, сминая лишнюю ткань в виде рубашки. Жёсткие мазки проходятся размашисто по пояснице и обратно, снова на возбуждённый и во всю истекающий зад. Омега тоже не сдаёт позицию, оглаживая плечи, прикасаясь к шее и спине, цепляясь за никчёмную футболку. Он тихо всхлипывает, стенает в плечо мольбы, пока его чувствительно и напорно осязают. Ему чертовски доставляет удовольствия, когда его дразнят, разводя половинки, касаются сквозь ткань руками, кротко мажа у колечка мышц. Чимин сжимает ноги и снова разводит, поддаваясь тазом. Он приподнимает попу выше, прогибаясь в спине и спадая на грудь Юнги. Альфа немного скрежет короткими ноготками кожу на заднице, у сфинктера, надавливая и проникая чуть-чуть. Раззадоривает, когда палец на одну фалангу щекочет гладкие стеночки. И, возможно, на сухую это не так приятно, как казалось бы, но Чимин может только шипеть и кусать плечо. — Маленький, сейчас мне следует очень хорошо тебя растянуть, а для этого нам нужно найти более благоприятную позу. Слушай меня внимательно, хорошо? Дождавшись кроткого кивка, Юнги продолжает: — Сейчас, первое, что ты делаешь, ложишься на живот. Чимин послушно слезает с чужих бёдер, покорно укладываясь рядом. Он смотрит через плечо, готовый, выполнять новое положение. Юнги же наблюдает за вставшим Чимином, ползучим немного на коленях, виляющий своей пятой точкой. Так бы и шлёпнуть сочную филейную часть. Лежащий на животе он ещё прекраснее. Сочные булочки, округлые бёдра, рубашка, оголившая смуглые плечи, кисть прижатая к открытым и жаждущим воздуха губам. Чернеющая радужка глаза отплескивает искрой, заманивая в пучину желаний. Наглядевшись, присоединяется к нему, усаживаясь рядом. — Детка, подними-ка свою попочку. Чимин послушно выполняет команду. Краснеет от слов, которые летят из уст его возлюбленного. Юнги даже не прочь ему помочь, аккуратно направляя чужие бёдра. И не удержавшись, шлёпает по одной из половинок. Омега шокированный от это, вскрикивает, причмокивая своими недовольными губами. — Молодец, — брюнет не может устоять от того, чтобы не погладить его по голове, — ты можешь сложить свои руки, чтобы было удобнее. У Чимина прекрасная попа. На ней разводами природная смазка, которая сияет от блеска лунного света. Кожа у неё такая мягкая, гладкая, упругая, к ней каждому захочется прикоснуться, но не каждому это удосужится. Точнее никому. От такой грациозной картины, аж дух захватывает. Чимин с приподнятой задницей, с разведёнными ногами, с спадшей рубашкой, смущёнными щеками, вкусно и обильно распространяющий ферамоны. Из девственно-красной дырочки стекает капли омежьей смазки. На своём сфинктере Чимин резко почувствовал что-то под небесное. И он готов поклясться, что это язык Юнги. Такой склизкий, мокрый, шершавый, приятный внутри. Он проникает осторожно, мягко, исследует стеночки, смакуя и двигая языком. Чуть погодя альфа разводит пальцы, обхватившие полупопия сильнее, заставляя Чимина задохнуться от последующих движений языком, распахивая рот шире. Язык тем временем, как отдельное нечто, мазками лижет внутри, поддразнивая кончиком языка у входа. Размашисто облизывает снаружи дырочку, по всему её диаметру. Целует само колечко мышц, вокруг, переходя на половинки. Безжалостно терроризируя их то кусая, то целуя и вылизывая. Чимин сходит с ума от всего этого и единственное, что он может делать — стонать и всхлипывать. Но и этого Юнги мало. Он решает доставить любимому наивысшую точку наслаждения. Снова прикасаясь языком ко входу, он лижет и в дразнящем режиме, дует на сжимающейся сфинктер. Одной рукой он обхватывает возбуждённый член Чимина, надрачивая в такт своим мазкам. С напором большой палец проходится по головке, а затем рука плотно сдавливает основание, мучительно медленно двигая рукой. Ощущение, будто омегу слышит вся округа, весь дом, насколько ему хорошо. Но для них, будто стоны Чимина — это отдельный вид музыки. Только для них. Они, словно капли о стекло, бьются о стены комнаты, создавая композицию вместе со вздохами Юнги и его тихими и глубокими стонами. Потому что слышать Чимина, но не давать ему слышать себя — кощунство. Чимини держится долго, пока Юнги не добавляет к размашисто-лижущему языку два пальца. Тогда он не выдерживает от переизбытка чувств и изливается на руку, живот и кусочек подушки. Его ноги разъезжаются, делая чуть более откровенную позу. Он загнано дышит, поскуливая, от пальцев, которые до сих пор внутри него и, которые даже после оргазма продолжают стебаться над ним, растягивая, не сбавляя ритма. — Несмотря на мою растяжку, ты не был зажатым, как обычно бывают девственные омеги. Так… — О, похоже, ты хорошо в этом разбираешься, — фыркает Чимин, явно не в восторге от неправильно подобранных слов Юнги. — Детка…, — Юнги вынимает свои пальцы, намереваясь разобраться в ситуации, — Это не то… — Ну, что ты я всё понимаю, куда уж мне, — он переворачивается, насколько это вообще возможно из-за застывших бёдер, немного неловко и забавно, всё ещё из-за бёдер. Он садится лицом к Юнги. И хоть сам он обижен такими словами, которые бросили невпопад, не подумав, в их первую близость, но ног он не убирает. — Мне просто интересно, сколько омег ты трахал. Нет, я, конечно, не Анастейша Стилл, и все дела, прекрасно понимаю, что до меня у тебя было много партнёров. Просто интересно, может ты там, как Кристиан Грей ко всем досье имеешь или личный топ? К примеру, «топ омег уснувшие в моей кровати в процессе» или «топ отсосавших мне в первую ночь» или, как тебе такое «топ девственных омег, в которых я — конечно же — разбираюсь», — язвит явно задетый Чимин, щуря глаза и шипя периодически. Юнги лишь тихо выдыхает и закатывает глаза. Возможно, ему немного забавно видеть такую вот своеобразную ревность его омеги в такой момент. — Ты всё? Усмирил свои омежьи повадки? — брюнет аккуратно и медленно, дабы не спугнуть, берёт ножку омеги, принимаясь гладить ступни и голень, чтобы расслабить его. — Я сейчас уйду, — надутые губы дрожат, а нога в попытке выпутаться из чужих хватких рук. — Хорошо, я тебя понял. Давай не будем рушить нашу атмосферу. Теперь я хочу, чтобы наша близость удалась. Поэтому не дуйся, пупс, — нежно ведёт по ступне. — Я бы не дулся, если бы один критин не ляпнул кое-что очень обидное. Юнги приблизился к чужой щеке, чмокая, а затем вовлекая в извинительный поцелуй. — Посмотри на меня, — Чимин слушается, — умница. Теперь, слушай. Не так много у меня было партнёров и не так много «девственных омег», — передразнивает его Юнги, — Я не хотел тебя обидеть, единственное, что я подразумевал так это то, что кто-то до меня тебя трогал. А сейчас, кто тебя касался там? Чимин вроде слышит рычащие нотки, упрямо сдерживающими хозяином. Ему становится весело. Он ухмыляется. — То есть теперь меня подозревают в измене, так? Юнги, ты не делаешь лучше, я сейчас, правда, уйду. Альфа в замешательстве, настолько, что прекращает гладить прелестные ноги омеги. — Йя, во-первых, ты сам настоял на этой близости. Во-вторых, кто так поступает, Пак Чимин, с возбуждённым-то альфой? И, в-третьих, ты не ответил. Юнги всё ещё продолжает рычать. И это так смешно, что несмотря на свою спокойную броню, снаружи, внутри него бушует альфа, с потрохами выдавая инстинктами. — Успокойся, я сам себя трогал, — приблизившись, сообщил омега. Юнги удивлённо смотрит на омегу. В его взгляде что-то меняется. И то ли это желание, то ли эта та жёсткость, которую выпрашивал Чимин. Вместо удивления, наступает голод. Хозяин обитель, буквально, набрасывается на омегу. Он валит его на кровать и пожирающе кусает за шею, у шеи и помечает, как только ему угодно. Он наспех, грубо срывает пуговицы с рубашки, разглядывая смуглое тело. Чимин притаившись тихо дышит, наблюдая за хищником над собой. Такой Юнги не на шутку возбуждал, потому в знак покорности, под нарочитым, злостным взглядом шерловых* глаз, раздвигает ноги. Максимально широко так, что всю наготу было видно его зверю. Чимин доволен собой, потому как Юнги в ту же секунду припадает к нему, зацеловывая губы омеги, и плотно прижимаясь своим членом в промежность, сделав грубый толчок. Брюнет не прекращает грубых фрикций во время поцелуя. Он лишь сильнее закидывает ноги себе на спину. Чимин гортанно хрипит, закидывает голову и запутывается в чужих прядях. — Юнги-я, ну же…Сними с себя всё…А-ах, — тихо выстанывает Чимин, проглатывая вязкую слюну. Юнги слушается свою омегу, быстро сняв спальные шорты и бельё. Томить никакого желания уже нет. Пристроившись у раскинутых ног Чимина, Юнги тянет его на себя, натягивая ближе. — Детка… Юнги поглаживает внутреннюю часть бедра, привлекая внимание. — Я расслаблен, Юнги, если ты об этом… Не медли… — Я не об этом… Чимину даже приходиться приподнять голову, чтобы выяснить, что же на сей раз захотел вякнуть этот критин. Вскидывая бровь в немом вопросе, он ждёт ответ. — Тебе придётся немного подождать. Я должен найти презерватив, — убирая руки с аппетитных бёдер своей омеги, Юнги приходиться встать с кровати, чтобы покопаться в тумбочке. Чимин лишь недовольно пыхтит, ложась обратно и касаясь вновь возбуждённого члена. Он лишь смотрит на скудные попытки своей горе-половинки найти заветный латекс. Хотя его внимание всё равно обращено на тело брюнета. На сильные предплечья, на мощную грудь и худой стан в целом. Брови так и заламываются, а глаза прикрываются. — Эй, только попробуй кончить раньше времени, затрахую до смерти, — шепчет где-то рядом его партнёр. На такое заявление Чимин хихикает, и, словно, лисица переворачивается на живот. — Ну, так поспеши, милый. От хитрого взгляда, сочных форм, будто сперма в голову ударяет. Он бегло вспоминает, что вроде бы где-то в ванной завалялась пачка презервативов. Стремглав ринувшись в заветную комнату, от альфы остаётся только открытая дверь. Проходит не так много времени, когда Юнги наконец-то возвращается. К тому времени Чимин заканчивает все свои ласки. Он немного побаловался и довёл себя немного больше, чем хотел. За время отсутствия альфы он успел и немного подрочить, и поласкать себя, и растянуть. — Я думал, ты уже в супермаркет пошёл, — с издёвкой хихикает Чимин. — Извини, что заставил ждать, — чмокает он его, пока раскатывает латекс. Чимин лениво за всем этим наблюдает. — Надеюсь, ты себя не сильно довёл. Чимин не успевает ответить, поскольку чувствует головку, упирающуюся в растянутое нутро. И всё, что остаётся Чимину так это расслабиться настолько, насколько он может. Он старается как можно спокойнее и ровнее дышать, не пугать Юнги и не фокусировать внимание на большом достоинстве любовника. Юнги приближается к омеги максимально плотно, потихоньку входя на всю длину. Чимин укладывает руки на крепкую спину, разглаживая лёгкими касаниями, словно крылья бабочки, мышцы. Оба дышали в один унисон, добиваясь синхронного дыхания, сердцебиения, словно один механизм. Они старались быть, как одно целое. — Чимина… Детка, ты можешь расслабиться. Мы хорошо растянули тебя, малыш. Юнги целует каждый миллиметр кожи его омеги. Трётся носом у ароматных желез. Прикусывает ключицы и плечи, оттягивая кожицу. Ставит багровые отблески. — Действуй…, — тихо шепчет белоснежные ангел, у которого волосы растрепались по всей подушке, а соблазнительные капли пота стекают по всей коже, на всех участках. Юнги медленно наращивает темп, так, чтобы и Чимину было бы удобно. Хотя омега не остаётся безынициативным, подмахивая и плавно проделывая волну тазом и телом. Когда оба привыкли к друг другу, перешли на быстрый темп. Они сходили с ума, один от узости, а другой от шикарных габаритов. Ускоряясь Юнги, хватает ноги Чимина, заламывая их, попадая по нужному углу и, слушая каждый вскрик омеги. Альфа плотно вбивается в задницу любовника, воспроизводя пошлые шлепки и хлюпанья смазки. Ритм то сменяется на медленный, то на быстрый. Кровать решила вместе с ними в унисон скрипеть, придавая шарма. Чимин мычит что-то и Юнги замедляется, чтобы дать омеги отдышаться. — Но…но…ги, да…давай опус..стим их, пожа-ах-луйста, — выдавливает из себя, под глубокие стоны. Мин не против, такой смены. Тем более он понимает, что за такое время ноги и вправду затекут. Он опускает их на кровать, раскрывая максимально широко. Притягивает к себе, гладит и расслабляет тугие мышцы. А после того, как они более-менее перевили дыхание, Юнги усаживает Чимина себе на колени, возвращая прежней темп. Омега развратно стонет, скачет, и всхлипывает, иногда волной подмахивая бёдрами, прогибается и ещё плотнее прижимается к альфе. Он закидывает голову назад, а его член между телами приятно тянет вот-вот готовящийся кончить. — Ю-юнгии…хаа..ха… Я сей..час, — он проговаривает это срываясь на хрипоту, укладывая голову на плечо. — Детка, ещё немного, потерпи. Помнишь? Мы начали вместе и закончим тоже вместе. У Чимина чуть ли не слёзы льются из глаз от наслаждения. Юнги старается увеличить темп, вместе с этим поглаживая бёдра и поясницу любимого, целуя шею, плечи и грудь, доставляя ему удовольствие. На последних толчках Чимин кусает шею Мина, оставляя там яркий след от зубов, а сам изливается во второй раз между их животов. Юнги хватает на пару толчков, с хрипом кончая внутрь. Полностью изжившие себя молодые люди, обрушиваются на грязное постельное бельё, пропитавшие их запахи, пот и сперму. Кровать кажется мягкой после такого марафона. Они перекидываются парой обыденных фраз, принимая удобное положение. Юнги обнимает поперёк талии Чимина, плотно прижимая к себе, зарываясь носом в загривок. — Чимин-а, можно…, — хрипит в дрёме Юнги — Я люблю тебя, ты можешь. Я уже…, — неловко дёрнул одеяло омега, — теперь ты мой и ни куда не убежишь. Мин тоже шепчет на ухо, что любит и предупреждает, что будет немного больно. — Ты же сильный и бесстрашный малыш, ты справишься, — с хрипотцой, тихонько совсем, успокаивающе, шелестит уставший альфа, целуя в затылок. Он зарывается в прядки, вдыхая любимый запах. Язык лижет загривок, спускаясь на шею. Тут, сзади шеи, он обильно смачивает место, которое собирается укусить. Он не стримится томить долго, потому, как только кожа хорошо смочена, он впивается зубами, оставляя отметину. Чимин вскрикивает тихо, мужественно терпя боль и проливая несколько крохотных капель. Остатки крови исчезают под шершавой поверхностью. Тихий шёпот дарит комплименты о смелость омеги. А поцелуя в пострадавший участок, завершает композицию их ночи. {~} Чимин просыпается первый. Он разлепляет веки, разминая задубевшие мышцы, и прокручивается в кольце рук любимого мужчины. Он созерцает невероятное. Его, и только, чудо прижимает его с такой нежность и силой, будто защищает в своих объятиях. Он может наблюдать за пушистыми ресницами, за белоснежными щеками, на угольные спутанные волосы. Он может трогать своего мужчину, оглаживая бархатную щёчку, проходясь по полуоткрытым малиновым губам. Он может созерцать засосы, оставленные им ночью и чувствовать, как кровь приливает к собственным щекам. Как же он его любит. — Ну… и как, помнишь что-нибудь, самоотверженный омега? Чимин не ожидал, что именно сейчас его альфа решит проснуться. Пробуждая с тем поток мурашек по коже от хрипотцы голоса. — Как я и говорил, моя задница всё помнит. Но не переживай, голова не обделена, я многое помню. Исключение только то, где ты меня чуть до отключки не доводил, там как бельмо, — улыбается Чимин, щекоча щеку Юнги. — Ты странный, когда пьяный, — бурчит Юнги с закрытыми глазами, перехватывая руки Чимина и целуя каждый пальчик. — Конкретно? — Ты был трезвым, когда я забирал тебя из клуба. Хотя выпил ты много. Потом в лифте ты был в зюзю, а через четыре часа снова трезвый, как стёклышко. И предлагает мне тут любовью заняться. — Я предлагал трахаться, но твой вариант лучше. В любом случае, всё это от папы. Что-то типо генов? Не знаю, в родословной по папиной линии у нас так. Я могу много пить, не сразу пьянеть, а потом ка-а-к в дрова и всё. Но через часа три-четыре я снова трезв. Юнги выдыхает, посмеиваясь с того, какого одарённого омегу он себе отхватил. — Я всё равно люблю тебя. Даже пьяного. — Я люблю тебя...Эй! Юнги нашёл то, что так давно искал. Теперь под боком у него всегда будет сопеть его чудо, окрылённое любовью. И это взаимно.