True smell

Чимин действительно не мог вообразить, где обитает его молодой человек. В каком доме. В какой атмосфере. Пока они поднимаются на лифте, Чимин ощущает всей своей спиной внимательный и испепеляющий взгляд. Его тело пробивает лёгкой судорогой, что он скукоживается и подбирается ближе к двери, нервно поглядывая на циферблат, где медленно сменяются этажи. И когда на экране загорается шестой этаж, Чимин чувствует, как его ноги подкашиваются, а желание прильнуть к торсу альфы лишь увеличивается. Перед ним всё мутнеет, стенки лифта пляшут под аккорды гитары, а запах Юнги кажется как что-то, что необходимо ему в данный момент. Теряясь во времени, он не замечает, как умудрился в шатком состоянии прильнуть к прохладной металлической стене. Юнги замечает странное поведение своего бойфренда, приближаясь и укладывая руку поперёк его животика. Он аккуратно поворачивает его, прикасаясь к пухленькой щеке и рассматривая мутные глаза. — Чимин-а, солнышко, сколько ты выпил, м? — в принципе, он совсем не удивлён такому состоянию, больше удивляясь тому, как странно на омегу действует алкоголь, — Ты странный, знаешь? Никогда ранее такого не видел, — хмурится Юнги, смотря на глупую и счастливую улыбку парня. От Чимина исходит не самый приятный запах спиртного, мешающийся с его запахом. И Юнги не радуется, что какая-то дрянь прячет пряную карамель и душистый кокос. Мальчик молчит и глупо лыбится, ластясь к ладони Мина, которая покоилась на щеке. Мурлыча свои сказки и потираясь бедром. — Сколько ты выпил? — строго говорит Юнги, надавливая на щёчку, принося не самые приятные ощущения. Чимин молчит и вроде, как… флиртует? Только скорее это похоже на неразборчивый лепет. — Окей… Юнги вымучено выдыхает, наблюдая за звёздочками на потолке и моля дать ему небесной силы. Чимина он прижал к себе, чтобы лишнего шума не подавал, да и вообще не завалился в этом бедном лифте. Потому, белая макушечка тихонько тычется носом в грудь и мурлычет. А после омега, недовольно бухтит, выкарабкиваясь из под руки на голове и снова эта довольная улыбка. Парень закидывает свои ручонки на шею недовольного Мина и повисает на нём хихикая и что-то лепеча. Юнги лишь удручённо вздыхает. Он-то надеялся на адекватный диалог, признание чувств и на конец — стабильность их отношений. Но в итоге: маленький ребёнок и не понятная ахинея. Юнги поудобнее перехватывает своего разморенного омежку, направляясь прямиком к двери. Тут возникает первая проблема на голову. Его ключи лежат в заднем кармане джинс. А для того чтобы их достать, необходимо поставить Чимина. Пьяного Чимина. Прислонив его к стене, Юнги начинает капаться в своих карманах, пока не слышит счастливый звон. Поблагодарив всех Богов, Юнги вынимает ключи, готовясь открыть дверь. Но мистер Пак не разделяет радость своего мужчины, капризничая и дуя губы, аргументируя тем, что его оторвали от тепла. Хныча и топая ножками, как ребёнок, он выставляет руки вперёд, как бы прося на ручки. Юнги выдыхает, считая до десяти и обратно, думая, что его парень жутко милый и бесячий. Чимин же расценив это за зелёный свет, запрыгивает на него, скрываясь в шее партнёра. Они еле устояли, не упав. По большей степени спасибо реакции Юнги. Подхватив Чимина за попу, он старается открыть дверь, пока Чимин смущённый действиями альфы, краснел, нёс какую-то смущённую лепту и легонько шлёпал ладошкой по его груди. Пьяный флирт. Юнги было начхать, чем в данную минуту занимается его омега, если это не мешает их главному делу. Открыть чёртову дверь. И если сейчас весеннее обострение Чимина усилится, то это будет десять из десяти, что все соседи сбегутся на их копошения. Оказавшись, на пороге собственного дома, Юнги может спокойно выдохнуть. Его чудо примолкло на плече, тихо посапывая и чмокая периодически. Из дел ему остаётся только: умыть, убаюкать, рассказать сказку и на бок уложить своё дитё. В принципе, трудностей это не составило, кроме того, что Юнги чуть не уронил его в ванну. Но с другой стороны Чимин не возникал, убаюканный атмосферой, теплом и запахом чужой кожи. И всё бы ничего, Юнги отнёс его на вверх, аккуратно уместил на кровати, накрыв пуховым одеялом и оставив в одной белоснежной хлопковой рубашке. И всё бы ничего, если бы это чудо через секунду не перевернулось бы на бок, закидывая ноги на одеяло, выпячивая свою прекрасную попочку. И оголившиеся ноги, заставляют Юнги, нервно подавится. Обойдя кровать, он медленно присаживается на край. Ладонь медленно, словно змея, обводит бедро младшего, чувствуя под кончиками пальцев дрожь и мурашки на коже. Продолжая ввести по бедру, скользя по тазобедренной косточке и, словно по воде глиссируя на талию сжавшегося омежки. И реакцию, которую показывает ему его омега, заставляет Юнги улыбнуться. Чиминни поскуливает, ворочается и подставляется под широкие ладони Юнги. Его брови заламываются, губы приоткрываются, вырывая тихий скулёж, а реснички подрагивают. Юнги ухмыляется, исследуя накалённое тело мальчика, перемещая ладонь на пухленькую половинку. Омега выгибается и утыкается в подушку, постанывая. Сейчас для Юнги, он кажется самым милым, горячим и маленьким котёнком, сжимающийся в данную секунду от его прикосновений. Юнги нравится, что его котёнок ластится к нему и принимает ласковые касания к себе. Но с этим стоит прекращать, иначе он его возбудит и разбудит. Потому накрыв его одеялом, укутав и чмокнув в щёку, он покидает спальню. Юнги ещё какое-то время сидит на кухне. Выпивает чай, отключает свет и проверяет всё в своём доме. Поднимаясь на второй этаж, заглядывает к младшему, что мирно сопит и возвращается к себе, проваливаясь в крепкий сон… {~} Душно…очень душно. И ощущение грязноты на собственном теле. Одеяло неприятно липнет, путается в ногах и просто неимоверно жжёт кожу. С лица стекают горячие капли пота и ресницы нервно подрагивают. Чимин в агонии и прекрасной неге, всё это на особой тонкой грани. Стоны и скулёж так и просятся наружу, скрепя где-то внутри. Покрывала летят вниз, а назойливые руки так и скребут по нежной коже на бёдрах, пытаясь хоть как-то сбросить эту ношу. Но изнывающее тело намного-намного сильнее, бушуя и сгорая. Слёзы непроизвольно капают на подушку, спешно ускальзывая на белое и чистое постельное бельё. Шея нещадно пылает, как и грудь, и торс, и даже тазобедренные косточки. И единственное, что может хоть на немного снять этот жар, так это ощутить манящую прохладу чужих сильных бледных рук. Желательно длинных пальцев и желательно незамедлительно почувствовать их в заднем проходе. Срочно. Чимин изнывает, насколько он вожделеет там бледные руки или — что ещё лучше — чтобы им занялся его чудесный (а он уверен) юркий шершавый язычок. Он мечется по всей роскошной кровати, скидывая подушку и перекатываясь на бок, скрючиваясь от боли. Желание преобладает над ним и… вот-вот и… И он чувствует на своём бедре прохладу и жесткость чужих рук. Чувствуется чужая аура, господство, мощь и сила над хрупким телом. Чувствуется грубая хватка на талии и скользящие пальцы вдоль позвонков. Пальцы медленно спускаются с шеи, не забывая надавить на седьмой позвонок, аккуратно оглаживая последующие. Так лениво углубляясь, пальцы доходят до копчика, останавливаясь. На секунду Чимин перестаёт чувствовать какие-либо касания на себе, тихо выдыхая. И это было напрасно, потому как в ту же пору на его полупопие страстно и размашистопроходятся языком. Мокро, горячо, приятно. Бережно и эскизно, путешествует язык, будто кисть пробует первые мазки на холсте. Холст, к слову, дорогой и бархатный, желанный, дрожащий от едва начавшихся ласк, от лёгких касаний, и крылатых пальцев, трепещущих на талии. Чимин скребётся об изголовье кровати, от нарастающей сдобной неге, размахивая ножками, дабы отстраниться от столь приятных ощущений. Но, будто что-то хватает его, останавливая, удерживая. Чимину хочется ещё. Ему мало даже тогда, когда пальцы не по-детски оказываются около мягко сжимающиеся дырочки. И даже тогда, когда холодные кончики пальцев сладко проникают по фалангу. Тогда Чимин лишь делает короткий выдох, выпрямляя шею и окунаясь носиком вглубь белоснежной подушки. Он чувствует, что пальцы глубже вторгаются в девственное нутро, аккуратно и нежно раздвигая гладкие стеночки. Тонкой струёй исходит природная смазка, пачкая не глубоко зашедшие пальчики, помогая, погрузится глубже. Чимин пахнет аппетитно, сладостно, приглашающе. Так, что он сам возбуждается от собственного запаха, тихонько скуля и постанывая. Закусывает краюшек подушки, дыша и не сдерживая слюну, усугубляя положение наволочки. Приятные чувства от погрузившихся пальцев на всю глубину и собственных чарующих ферамонов, обильно распространяющихся. Вокруг всё медленно расплывается, а глаза прикрываются, и, даже пот, стекающий по лицу, не ухудшает ситуацию. Лишь бы эти прекрасные пальцы продолжали ублажать его. Так горячо, так плавно, совершая медленные фрикции, заставляя голос Чимина содрогаться перед властными руками. Хотя есть в этом что-то за небесное, что-то нереальное и не для человеческого разума. Как будто всё это выдумка или неизвестная галлюцинация. Голова тяжелеет и, внутри громыхает, выворачивая внутренности, подкидывая угольки в разгорячённое тело. Руки по-прежнему шелестят на теле, и Чимин уже понятие не имеет, где именно. Он только чувствует невероятное блаженство и удовлетворение. Чувство, будто тело не в его владениях и крутят им, как хотят, доставляя высшую усладу. Уста с мольбой горят, вопрошая учуять этот восторг. Да только на деле, когда и вторая подушка Чимина слетает на пол, а сам он свисает с кровати, сознание приходит в себя. На деле руки, что гладили его, оказались его одной рукой. Пальцы, ублажающие его — собственные крохотные пальчики. Язык— пот, проказник мираж и руки. Весь его организм сыграл с ним одну большую, и совсем не смешную шутку. Тело заставило почувствовать чужие — а не свои — прикосновения, а разум лишь подставил нужный образ. И хоть образ был таким приятным и властным, оказался выдумкой. Выдумкой, которая спит в соседней спальне. Выдумкой, которую так сильно желает Чимин и его тело. Выдумкой, которая заставила забыть всё и думать только о ней. Так не честно думает он. Ноги сами спускаются с широкой кровати, ступая на тёплые полы. Рубашка насквозь сырая и липнет досадно. Голова по-прежнему кружится. Боль и слабость властвует над мышцами, которые пищат о скором горячем душе. Да только возбуждение, скопившееся внизу вожделеет совершенно обратного. Хочется преградить путь ледяным капелькам, коснуться рукой проблемного места и угомонить собственное тело. {~} С тихим скрипом приоткрывается ворчливая дверь и внутрь, словно дикая кошка, проникают быстро и осторожно, будто стараясь не потревожить обитель хозяина. Чимин босыми ногами ступает на холодный пол, осматривает комнату и прислушивается к мельчайшим звукам. Он неуверенно, словно новорождённый котёнок, с опаской стоит поодаль двери. Подол рубашки скомкан в маленьких ручках, а ноги в безудержном движении, никак не прекращают свои действия. Полы у хозяина комнаты холодные, по ним тут и там снуют ледяные языки, кусая нагие ступы. Карамельный ламинат усеян лунными откликами из не зашторенного окна, рисуя на нём голубые и тёмные тени. Полы словно озеро, отображающее белоснежный лик на чёрном небе. И с каждым проведённым взглядом, глаза встречаются с мощеной кроватью, одинокой и большой. На ней, в тени, скрытые ото всех глаз, усталое тело развалилось под натиском здорового одеяла. Совсем одиноко и тоскливо, сжимая в тисках бедные подушки. Чимин осторожной поступью стремится вперёд, задерживая дыхание от мысли, что он в комнате Юнги. Его личной и потаённой зоне, куда он, найдя кусочки смелости, явился. Его тело в мурашках от каждого шага, приближающего его всё ближе и ближе к кровати, где Юнги хмуря брови, сопит. На долю секунды его тело тормозит, а мысли хаотично несутся. А можно ли ему вообще здесь находиться? Разрешал ли Юнги? Что будет, если он всё-таки нарушит ненаписанные правила? Так размышляя, с придыханием разглядывает спящего хозяина обители. Юнги шмыгнув носом и поворчав что-то во сне, переворачивается на другой бок. Хмурится сильнее и, возможно, ему что-то причиняет дискомфорт. Сглупив, омега не сразу понимает, что неудобство в приоткрытых шторах, пропускающее лунный свет. Одёрнув мешающую ткань, Чимин сокрушается. Зачем стоило сюда приходить и тревожить чужой сон? И когда смелости набирается чуть больше, он поворачивается, тихо вдыхая из-за открывшейся картины. Холостой хозяин этого дома, сладко чмокает кого-то во сне, окружая свою подушку в крепких объятиях, а футболка сдёрнута доверху. Ноги запутавшись, накрыли одеяло. Чимин не может удержаться, когда подходит тихонько к бортику кровати и мягко касается спутавшихся прядей. Он не может наглядеться, завороженно исследуя каждую частичку лица и тела Юнги. Не может прекратить, когда хозяин поддаётся на ласки, разваливается на все своей широкой кровати. Тогда и в лунном свете проглядываются все изъяны и шрамики на коже. Синие круги под глазами становятся ярче, указывая на беглую жизнь лежащего. Пальцы нежно оглаживают рубец на линии подбородка, с тёплой улыбкой на лице. Юнги выглядит безмятежно. Такие ласки наскучивают Чимину. Останавливаться только на касаниях, он пока не собирается. Не за этим он сюда пришёл. Его уверенность вновь проснулась, когда он увидел открытые губы и очертание пресса. Лишь тогда захотелось коснуться не только лица, но и всего остального. Чимин голодно смотрит на аристократичные пальцы, жилистые и тонкие. Воспоминания бьют ключом. Чувства обостряются. Весь мир уходит из под ног. Тут руки, сжимающие округлые полупопия, и язык, скользящий, по внутренней стороне бедра. Неровное горячее дыхание. Сладкие губы на песчаной коже. Чимин прикрывает глаза, чувствуя всё это на себе. К чёрту, что всё это выдумка. К чёрту… последнее, что летит в голове, прежде чем он взбирается на чужие бёдра… {~} Омега жадно сжимает мощными бёдрами чужой таз. Его руки на прерывисто-вздымающееся груди, а глаза вцепились в бледное лицо. Его ненаглядный ещё не проснулся. Но ничего, так даже лучше. Интересней. Он чувствует, как смазка беспощадно портит бельё, а запах бьёт по голове. И, по-видимому, не он один это ощущает. Чимин робко прикасается к чужой шее, оглаживая её и спускаясь ниже к груди. Медленно, растягивая каждый кусочек этого момента, он трепетно целует грудь, спрятанную под футболкой. Целует и выглядывающие ключицы и родинки, плечо и шею. И всё это происходит до тех пор, пока не чувствует сладкий запах альфы. Втягивает, сильнее углубляясь в изгиб шеи, закрывая глаза. Его руки успокоились у головы Юнги, почти соприкасаясь с пушистыми смолеными волосами. Комната погрузилась в умиротворённый мрак, шторы плавно качались из стороны в сторону, донося приятную свежесть ледяной улицы. Ему всё ещё хочется поиграться, словно маленькому неугомонному котёнку. Скребущее чувство внутри накрывает с головой, заставляя возжелать то, что прикрыто инстинктами. Возможно, всё это уже заложено где-то внутри, возможно, это щемящая, трескающаяся корочка на сердце дребезжит в голове, окуная и так помутневший рассудок. Не этого ли хотел Чимин? Развратно восседать на чужих бёдрах, сжимая своими, исследовать тело тяжело вздымающиеся от прикосновений тёплых рук, слышать тихие вздохи, летящие в пустоту комнаты? Не этого ли? Не чувство защиты, доминирования, чувство, что ураган внутри из непонятных чувств, разъедающий каждую секунду из-за непонятности желаний друг друга, лишь пустой зуд? Ему не хочется думать, что он чувствует к Юнги, не хочет знать, что чувствует он, хочется лишь получить мнимую привязанность в виде касаний к телам, нарушением личного пространства (хотя вряд ли кто-то будет против), давать доступ к самым интимным частям не только тела, но и души. Одним словом, наслаждаться. Дело в том, что, какие отношения у него с Юнги? У них есть связь в виде парной физической привязанности, есть и ментальные чувства к друг другу, но конфликт, создавшийся недавно, оттеснил влюблённость и симпатию. Лишь семена сомнения поселились в нём, распуская плотоядные корни. Когда это всё началось? Когда он перестал держать контроль над своей жизнью? Когда все его действия стали настолько взбалмошными и нелогичными? Может он сходит с ума? Определённо. От опьяняющих чувств ли? Вероятно. Ему не нравится вся эта неопределённость. Не нравится то, что контроль над ним в чужих руках, а сам, как рыбка, жаждущая влаги. И плакать и истерично смеяться хочется. Такую глупость допустил. Боже повёл себя, как чёртова Драма Квин. Разревелся на пустом месте. На недоказанных и недосказанных словах и ситуацией! Заперся, как капризный ребёнок, заставил бегать и просить прощение взрослого мужчины, который собственно ничем и не обязан! Истощал свой организм из-за глупого и мнимого чувства самобичевания. Загонял в рамки! Одним словом, капризный глупец. Но, возможно, всё это обусловлено первыми такими сильными зародившимися из ниоткуда чувствами. Из-за собственной черты характера, мягкосердечия, честности и открытости, доверия к тем, кто тянется к нему, а Юнги тянулся. Старался. Возможно, тогда, когда Юнги слишком сильно потянулся, и окунул Чимина в собственную зону доверия, не запирая, а открывая все двери, возможно, именно тогда Чимин ощутил высшую и искреннюю степень чужого доверия. Приняв чужое доверие, как алмаз, красивый, драгой, который не выкупишь не за какие золотые слитки и фонтаны, но хрупкий, как сама драгоценность, понял… Что на самом деле делиться с кем-то этим доверием не собирается. Как рьяный лев готов оберегать своё. Чимин не собственник. Нет же. Он всего лишь не хочет давать кому-то разбить то, что с такой нежностью разрешили оставить себе. Хоть сам поцарапал этот самый алмаз доверия. Так или иначе, он хочет оберегать самого Юнги. {~} Время неспешно потягивается в комнате, что каждая клетка пропускает через себя сладость сие момента. Чимин и поверить не мог, что вот так запросто будет лежать на Юнги, который, к слову, не пытается сменить позу во сне, и анализировать свои чувства. Рука непрерывно гладит плечо, а таз не старается даже на секундочку успокоиться, ёрзая. Губы сами настигают молочную кожу на шее, а руки всё так же беспорядочно гладят плечо. Но, когда что-то чужое, похожее на руки, сжимает его попу, приходиться поднапрячься. Глотнуть сложно от страха того, что сейчас происходит. — Что ты здесь делаешь? — не то ли рык, не то ли хриплый голос доносится чуть выше чиминьего уха. Омега и слова вставить не сумел, как тут же оказался под хозяином обители. Разъярённый от прервавшегося сна, но всё ещё сонный Юнги излучает божественную ауру. Ту, которую так хотел младший.