***
В казарме морских котиков сегодня на удивление шумно. Пройден очередной тренировочный цикл, и курсантов ждут целые сутки отдыха. Но никто не спешит растянуться на убогой койке — изворотливый Хенриксен протащил целую бутылку виски, и молодежь кутит, пользуясь отсутствием куратора. В самой середине казармы разворачивается азартная партия в покер. Круг за кругом, играя лишь на щелбаны, но атмосфера накаляется. Постепенно за столом остаются лишь двое, а остальные курсанты делают ставки на победителя уже между собой. Кастиэль держит пять карт в ладони стопочкой. Ему не нужно смотреть на них, он помнит сложившуюся комбинацию и неторопливо считает, что там могло остаться у противника. Тот, напротив, регулярно опускает взгляд на карты, но выражение лица не меняется, сохраняя вызов и усмешку. Кастиэль ловит себя на мысли, что в эти зеленые глаза он мог бы смотреть вечность. Дин чувствует его взгляд, и он явно этим наслаждается. — Новак, а давай повысим ставки? — Дин кладет карты рубашкой вверх. — Хорошо, — согласно кивает Кастиэль. — Я хотел бы прокатиться на твоей Детке. Окружающие одобрительно шумят: об Импале Дина ходят чуть ли не легенды, но Кастиэль имеет в виду не машину. И Дин знает это, его зрачки расширяются, дыхание становится чуть медленнее, но он принимает вызов: — Ладно. Но если выигрываю я, то твой вихлястый Додж мой, — Кастиэль кивает. — А мне ты сделаешь полировку. Курсанты весело переглядываются, но никто из них не догадывается, что сейчас было поставлено на кон. Кастиэль повышает ставку: — Проигравший перетягивает кожей передние сидения. Дин едва успевает справиться с собой, но Кастиэль видит, как он прикусывает щеку: — Легко. Вскрываем? — дождавшись согласия, он одним резким движением переворачивает карты. — Каре. Одобрительный гул проносится по казарме, и кажется, что даже четыре дамы смотрят на Кастиэля с насмешкой. Кастиэль тяжело вздыхает: — Что ж, — на стол ложится шестерка под замирающий вздох толпы, — иногда, — король, — бывают, — король, — в жизни, — король, — совпадения. — Четвертый король завершает комбинацию. — Каре. Курсанты принимаются аплодировать и свистеть, а Дин сидит неподвижно, словно забыв, как дышать. Кастиэль не торопит его. Этот спор длится уже три месяца, и его логичное завершение получилось таким, что теперь Дину нужно это осознать. — Хочешь сейчас прокатиться? — наконец, спрашивает он шепотом, и только Кастиэль слышит, как изменился его голос. — Можно. Спустя два часа, когда о карточной партии уже забыто, а веселье все еще набирает обороты, они незаметно выскальзывают из казармы. Вообще им не положено покидать базу, но сейчас закон не писан. Уже завтра отбой снова будет объявлен в десять, а послезавтра возобновятся изнуряющие тренировки. Но сегодняшняя ночь будет принадлежать только им. Когда Дин выходит из душа в одном полотенце, Кастиэль уже лежит на старой кровати ближайшего мотеля, не скрывая улыбки: — Ты что-то долго. — Пошел ты, — пухлые губы кривятся в усмешке, и Кастиэль не может отказать себе в удовольствии поцеловать их. Он утаскивает Дина на постель, позволяя тому оказаться сверху и вжать его в подушку. Целоваться вот так — никуда не торопясь, не оглядываясь по сторонам, не боясь, что кто-то увидит — прекрасно. У Кастиэля наконец-то есть время изучать своего любовника, есть время скользить подушечками пальцев по тренированным мышцам, перекатывающимся под бархатистой кожей. Дин забирается руками под его футболку и недовольно рычит, требуя избавиться от мешающей ткани. Кастиэль послушно поднимает руки, и Дин резким движением стаскивает его футболку к чертовой матери. Ласки Винчестера, как всегда, грубые, но тело Кастиэля поет под этими прикосновениями. Даже дорожка ощутимых укусов от плеч к нижнему белью вызывает у него лишь одобрительный стон. Ему нравится. Дин, правда, быстро смущается, оказавшись носом у резинки трусов, и Кастиэль не может его не подбодрить: — Что там было про полировку? Дин зло рычит, но трется носом о уже твердый член Кастиэля под тканью, а затем спускает белье вниз. Кастиэль предпочитает прикрыть глаза, чтобы не смущать Дина. Ему хватает ощущений: горячего языка, робко очерчивающего головку, сбившегося дыхания, нежных губ, скользящих вниз по стволу. — Охеренно, — тяжело выдыхает Кастиэль, заставляя Дина вздрогнуть. Он легко касается пальцами русых волос и принимается их гладить, намекая на желаемый темп. Дин что-то ворчит, но с членом во рту особенно не поговоришь, поэтому он просто подчиняется. От одной этой вибрации можно кончить, но Кастиэль умудряется себя пересилить. Когда минут через пять он отстраняет Дина от себя и опрокидывает на постель, его нервы уже на пределе. Он хочет его, как никогда и ничего не хотел в жизни, его практически срывает с катушек, ладони быстро массируют идеальное тело, и Дин стонет, не скрывая собственного желания. Кастиэлю хотелось бы впиться зубами в загорелую кожу, но он довольствуется лишь жесткими поцелуями, стараясь не оставлять заметных следов. Об этой ночи никто не должен знать, таких отношений им не простят. Голос разума привычно берет верх, делая ласки мягче, деликатнее, его руки отбрасывают в сторону влажное полотенце. Он позволяет себе отклониться и насладиться видом. Промежность Дина гладко выбрита, кожа чуть блестит в свете ночника, возбужденный член подрагивает и сочится смазкой. — Что уставился? — недовольно бросает Дин, но Кастиэль слышит в его тоне нотки стеснения. — Отличная кожа на переднем сиденье. Кастиэль ценит в Дине эту упертость, эту верность собственному слову, которая вкупе с бесшабашностью Винчестеру наверняка еще аукнется. Ставка есть ставка. Дин недовольно шипит что-то о наглых ботаниках-извращенцах, но Кастиэль заставляет его заткнуться, проведя ладонью по влажной головке члена. Дин выгибается дугой, вскидывая бедра навстречу. Кастиэль накручивает его каждым новым движением, плотно прижимая загрубевшие пальцы к тонкой коже, с наслаждением наблюдая, как дрожат светлые ресницы. Огонь и вода могут надоесть, но на удовольствие Дина можно смотреть вечно. И бесконечно слушать, как он сдавленно стонет, пока Кастиэль лижет и целует чувствительную после бритья кожу, изредка прикусывая ее на яйцах. — Передай гель. При этих словах Дин замирает, но потом все-таки протягивает Кастиэлю лубрикант с тумбочки. — Испугался? — улыбается Кастиэль. — Да пошел ты, — Дин развязно забрасывает ногу ему на плечо. — Заходи, не стесняйся. Кастиэль только качает головой, густо смазывает пальцы и проталкивает два в тело Дина, одновременно целуя его в колено. Только Дин Винчестер мог проиграть собственную задницу в покер. Кастиэль внимательно следит за напряженно сжатыми губами, стараясь двигать рукой как можно аккуратнее. Дин не пожалуется, да он скорей умрет на марш-броске, чем вылетит из первой пятерки, а тут уж до последнего будет изображать из себя кремень. И Кастиэль старается окружить его лаской, расслабить, уговорить. И Дин поддается, позволяя своим стонам стать чуть громче, его пальцы вцепляются в застиранную простыню, бедра подрагивают, пока он борется с собственным желанием. Кастиэль добавляет третий палец, наклоняется, целуя Дина в губы. Простата хорошо ощущается подушечками, более плотная, чем окружающие ее ткани, и у Кастиэля едва не сносит крышу, когда Дин кричит ему в рот от серии мягких нажатий. Эту пытку можно было бы продолжать вечно, Дин прекрасен в своем возбуждении, но Кастиэль боится потерять контроль. Разорвав поцелуй, он размазывает гель по собственному члену, медленно подается вперед. Дин нетерпеливо стонет и подмахивает, практически самостоятельно насаживаясь на член Кастиэля. Ему приходится придерживать бедра Дина, чтобы уменьшить амплитуду рывков, и Винчестер недовольно шипит на это ограничение. Это так горячо, что не оставляет места мыслям, затапливая разум удовольствием. Кастиэль вжимается жесткими волосами на лобке под влажные от слюны яйца Дина, и тихо стонет. Ему хочется вбиваться в это тело, жестко и быстро, но он медлит, двигаясь осторожно и размеренно. Крепкий, накаченный Дин почему-то кажется ему хрупким, и ничто не может развеять этого внезапного видения. Кастиэль почти невесомо проходится губами по влажной шее, твердым ключицам, вздымающейся груди. Его ведет от солоноватого запаха пота, заставляя тереться щекой о кожу, вылизывать напряженные соски. Дин стонет под ним, до боли стискивает его плечи и двигается навстречу. — Хватит нежничать! — шипит он, дергая Кастиэля за волосы. — Ну что ты как телка! Полгода назад этого сравнения хватило, чтобы превратить их в бесконечных соперников, а теперь Кастиэлю все равно. Дин хочет больше и не хочет в этом признаваться. Кастиэль улыбается себе под нос и подсказывает: — Еще, да? — Да, блядь! Кастиэль подхватывает его под колени, упирая ноги Дина в свои плечи, и резко ускоряется, с каждым движением выбивая полукрик-полустон. — Всё для тебя, — шепчет он, надеясь, что Дин его не услышит. Небо за окном подергивается предрассветной дымкой, когда они, наконец, откидываются на постели, довольные и обессиленные. — Я думал, ты вообще не кончишь, — устало бросает Дин, не скрывая блаженной улыбки. Кастиэль не отвечает. Ему нужно время, чтобы осмыслить произошедшее. Он просто рассматривает лицо Дина из-под прикрытых ресниц, стараясь запомнить каждую черточку. Сейчас Дин без маски альфа-самца и вселенской ответственности выглядит счастливым мальчишкой, и Кастиэль отдал бы многое, чтобы видеть такое неприкрытое счастье каждый вечер. — Что ты пялишься? Доволен, что все-таки оказался сверху? — в голосе Дина нет сарказма, только нежная насмешка. Кастиэль знает, что пожалеет о своих словах: — Мне было не принципиально. Это правда, и, если бы Дин полгода назад не заявил, что снизу он не будет, ибо «я же не телка», Кастиэль без проблем бы ему дал. Но нет, Винчестеру нужно было бросить это с таким превосходством, что взаимный петтинг тут же сошел на нет, а Кастиэль посчитал своим долгом показать Дину неуместность такого подхода. — Сука, — беззлобно выдыхает Дин, хватает подушку, пытается ударить Кастиэля, но та пролетает мимо и падает на пол с характерным хлопком.***
Бальтазар уже в двадцатый раз смотрит записи с камер наблюдения. Блондинка шла вполне ровно, ее вели последовательно две камеры, но в объективе третьей она так и не появилась, словно испарившись в воздухе. Устав от повторяющихся кадров, Бальтазар переключается на другую часть работы. Понятно, что убийство Дика Романа заказное, а врагов у него хватает, но на то они и ФБР, чтобы проработать все возможные версии. Ведь такое ловкое, дерзкое преступление уже не первое. За последние две недели погибло шесть человек, среди которых видные бизнесмены, политики и даже вице-спикер парламента. У них было достаточно недоброжелателей. Проверка их многочисленных счетов на предмет возможных гонораров киллеру не дали ничего. Однако в списках переводов взгляд Бальтазара цепляется за адресата «Джереми Катчер». Что-то знакомое, и в то же время он не знает, кто это. Поиск по базе дает имя военного ветерана, на чье имя два года назад был открыт благотворительный фонд. Его жена пыталась собрать мужу на реабилитацию, но идея почему-то потерпела фиаско. На прошлой неделе счета фонда ожили. Бальтазар тихо присвистывает и наливает себе вина, пользуясь тем, что в поздний час офис пуст. На экране ноутбука мелькают шестизначные суммы переводов. Кажется, Джереми Катчера стоит навестить.