Осколки

У каждой молоденькой студентки должен быть роман с любимым преподавателем. (с) Неизвестный мудрец.

— Вы свободны, Поттер, — отчеканил профессор Снейп, увидев Гермиону в дверях. Гарри с сомнением и застывшим вопросом в глазах посмотрел на подругу, но испытывать терпение преподавателя не стал, быстро удалившись. — Ваш приятель, мисс Грейнджер, делает хоть и весьма скромные, но успехи, — удовлетворённо заключил он. — Вот на что способны достойные мотивация и цель! Да, на какие только подвиги не пойдёшь ради возможности попасть в Аврорат! Даже на дополнительные занятия по зельям. Даже у Снейпа. Гермиона боялась начать разговор, но расслабленно беседовать сейчас об успехах товарища, означало оттягивать неизбежное. Ворочаясь вчера в постели, она успела представить себе множество возможных реакций Снейпа, положительных и негативных, продумала различные варианты действий и, в целом была готова к любому исходу. Был ли готов он? — Северус, — выпалила она и запнулась, увидев отрицательный жест головой. — Т-ш-ш-ш, — он подошёл и положил свой палец ей на губы. — В рабочее время я для вас «профессор Снейп», — и нежно поцеловал. — Северус, — оставляя без внимания его слова, продолжила она. — Я беременна. Ошарашенный новостью, он застыл на месте, впившись подозрительным взглядом. — Ты не врёшь, — не спросил, а ответил самому себе. — Точно уверена? Его спокойный, резко перешедший с тёплых на холодные, даже ледяные, интонации голос не внушал никакого оптимизма по поводу исхода разговора. — Да, — таким же безэмоциональным тоном произнесла Гермиона. — Я проверилась в больнице Святого Мунго, — и, заметив волнение на его лице, успокоила его. — Тайно, разумеется. Главный врач взял некоторую сумму за то, чтобы моё пребывание там не отразилось в больничных ведомостях. Снейп, ничего не говоря, подошёл к столу, открыл верхний ящик и достал оттуда коробочку с противозачаточными зельями, которые обычно давал Гермионе. Повертел в руках небольшой флакон, внимательно рассматривая на свету надпись на этикетке, выругался и со злостью бросил его вниз. Пузырёк с отчаянным звоном разбился, осколки разлетелись в разные стороны, зеленоватая жидкость растеклась, подбираясь к ботинкам мисс Грейнджер. Она стояла без движения, наблюдая, как с какой-то безумной и бессмысленной дотошностью перебираются все остальные пузырьки, как каждый из них затем летит на пол, следуя один за другим. Было очевидным, что Снейп просматривал даты изготовления, и, судя по всему, вся коробка была просроченной. Сосуды разбивались с оглушительным звоном, напоминая Северусу о том, что его собственная жизнь только что тоже рассыпалась на осколки. Он обессиленно прислонился к стене, упираясь в неё головой. Карьерные достижения, возвращённая с таким трудом репутация: всё, к чему люди идут годами, рухнуло в один миг – всё переломил, всё разрушил этот ребёнок. — Оставь меня. Мне надо подумать, — голос обдал холодом и безразличием. Что ж, она оставит его, если он так хочет; тихо выйдет из кабинета; незаметно покинет замок; невидимкой заселится в палату больницы Святого Мунго. Никто и никогда не узнает, что у неё был ребёнок от Северуса Снейпа. *** Ещё с начала года Северус Снейп приметил, что на занятиях мисс Грейнджер с интересом поглядывает на него. И тогда ему стало любопытно. Законов, запрещающих читать мысли юных девиц, ещё не придумали, ну, а с моральными принципами у него было всё просто. Нет их – нет проблем. Влезть к ней в голову не составило особых трудов, сложнее было осознать и принять то, что он увидел. А увиденное, без сомнения, польстило бы любому мужчине, но его эго тешило вдвойне. Юная особа, довольно хорошенькая, притом неглупая, фантазировала о нём, желала его. Вот так новость! Ночами эта мысль согревала обострённое самолюбие, к концу месяца созрев и превратившись в наваждение. Волновался ли он тогда о её чувствах? Не только не беспокоился, но даже не задумывался, словно это было какой-то неважной чепухой по сравнению с подстёгивающим его внутренним голосом: «Она тебя хочет». О чём Снейп действительно тревожился, так это о том, что, заведя подобного рода отношения, он получал бонусом верный шанс потерять работу, если кто-то узнает. Но Гермиона была как раз тем редким экземпляром, который не станет разбалтывать подружкам подробности своей интимной жизни. Хорошенько взвесив все «за» и «против», он решил, что овчинка выделки стоит. Как говорится, куй железо, пока горячо. Но на молодую благовоспитанную волшебницу набрасываться, аки кобель на суку, было бы неприлично, да и попросту безрезультативно. Поэтому он ещё пару недель обхаживал мисс Грейнджер длинными многозначительными взглядами и едва прикрытыми намёками, время от времени заглядывая в её мысли и удовлетворённо наблюдая за тем, как разгорается пламя желания. Опытный легиллимент ждал подходящего момента. Где-то в середине ноября он перешёл к более активным действиям: стал назначать Гермионе отработки, на которых позволял немного поработать над зельями, а затем поил её чаем и вёл расслабленные светские беседы. Вообще, наедине с ней Снейп становился на удивление чутким и мягким. Разумеется, она не догадывалась, что это была всего лишь тактика соблазнения: убедить объект желаний, что без свидетелей с ним ты другой, показать своё особое отношение, намекнуть на чувства. Когда доверие было завоёвано, а пожар в сердце очарованной и влюблённой Гермионы дошел до критической отметки, он, ничуть не усомнившись в своих решениях, воспользовался её наивностью и неопытностью. — А впрочем, мисс Грейнджер, возможно, у вас и получится сварить зелье абсолютного счастья, — ошеломил её он, когда Гермиона, засидевшаяся за чаепитием, уже собралась покинуть пределы его кабинета и отправиться в свою спальню. — Но, вы же сказали, что многие великие зельевары пытались, и все эксперименты были неудачными, — возразила она, садясь обратно и наливая себе ещё чаю. Ей безумно нравилось спорить с преподавателем. — Именно так, некоторые из них даже сошли с ума, — с улыбкой произнёс тот, откидываясь в кресле и задумчиво поглаживая подбородок. — Но вы ведь знаете историю создания Феликс Фелицис? — он терпеливо расставлял свои сети. — Вы мне льстите, профессор, — покраснела Гермиона. — Я не настолько хороша в искусстве зельеварения как Зигмунт Бадж. — Вы себя недооцениваете, — умело играл на её комплексах Снейп. — Вспомните Димитриуса Мендельвейского. Тот был самоучкой без всякого образования и тем не менее достиг больших высот. — Да, но у Димитриуса был талант, — запротестовала Гермиона, — и, как пишут историки, горел огонь в глазах. А я могу только заучивать и воспроизводить, — грустно вздохнула она. — Я вижу похожий огонь в ваших глазах, — Снейп сделал медленный глоток чая, кидая пронзительный взгляд на Гермиону из-за чашки. И удовлетворённо отметил, что она сконфужена. Видимо, эта фраза показалась ей крайне двусмысленной. А может, дело было в том, как он её произнёс? Как посмотрел на неё? — А что для вас счастье, мисс Грейнджер? — хрипловатым голосом спросил он. Та задумалась. Можно ли назвать счастьем ощущение, которое заполняло её всю и покалывало изнутри маленькими иголочками, как только рядом оказывался профессор Снейп? Каждое случайное прикосновение, например, когда в толпе студентов проплывала его тёмная фигура, и его мантия, развеваясь, мимолётно касалась её пальцев, даже тогда это было как маленькая кратковременная смерть, как звон хрусталя, как разряд тока. Сладостная мука — да, но счастье ли это? То, что она испытывала, Фрейд назвал бы неврозом, а она сама – болезненным, нездоровым влечением. Затем она подумала о друзьях: о Гарри, Роне и Джинни, о своих родителях, и ощутила, как тепло тонкой струйкой разливается по венам. И ответ пришёл сам собой. — Я думаю, счастье — это такое состояние, когда ты можешь дарить свою любовь кому-то, — Гермиона сильно покраснела, а Снейп коварно улыбнулся. Она продолжила: — Без опасения, что твою любовь предадут, — проговорила последние слова с явным трудом и уставилась на носки своих ботинок. Он поперхнулся чаем. Какое-то гадкое мерзкое чувство отвращения к самому себе проснулось на самом дне его души, больно заскребло по глухим толстым стенам, карабкаясь вверх. Но он быстро его подавил, как привык заглушать любые проявления тех живых человеческих эмоций, что жили глубоко внутри и постоянно рвались наружу. Гермиона посмотрела вопросительно. — Чай слишком горький, — пояснил он и насыпал сахар в напиток, который был и без того приторным. — А что для вас счастье? — поинтересовалась она. — Для меня счастье — это нечто мимолётное, — философски начал Снейп свою заготовленную речь. — Нечто, что может ускользнуть в любую секунду, — он отпил переслащенный чай и поморщился. — Это состояние момента «здесь и сейчас». Нет ни вчера, ни завтра, ни прошлого, ни будущего, — эти слова были произнесены гипнотизирующим хрипловатым низким тембром, от которого у Гермионы побежали мурашки по телу. — Когда ты каждый день на волосок от смерти, есть только «здесь и сейчас». Он встал и медленно прошелся по кабинету. — Вам пора, мисс Грейнджер, — серьёзным тоном произнёс он и внутренне поаплодировал сам себе. Годы шпионажа помогли стать великолепным актёром. Грудь его вздымалась и опускалась, сообщая о внутренних волнениях. Но не любовная пылкость или мальчишеская нерешительность тиранили сердце. Весь этот спектакль был лишь для одной зрительницы, и он требовал безупречной игры и железной выдержки. Снейпа волновал только один вопрос: «Поверит или нет?» У самой двери он нагнал уходящую гостью, развернул к себе и со всей притворной нежностью, на какую был способен, поцеловал. Она ответила на поцелуй. Поверила. Снейп улыбался, искренне, совсем как мальчишка, и Гермиона подумала о том, что, вероятно, сейчас он испытывает то самое мимолётное счастье, о котором только что говорил. Он же ликовал, наслаждаясь победой и предвкушая скорую награду. По-хозяйски бесцеремонно вторгся языком в её рот и обнял крепче за поясницу, другой рукой нашарил в кармане своей мантии палочку и произнёс невербальные заклинания, наложив на кабинет запирающие и заглушающие чары. Гермиона ничего не заметила, чувствуя лишь обжигающее дыхание на своей шее. Снейп совсем перестал себя сдерживать. Он сорвал с неё мантию, и сейчас неконтролируемо скользил ладонями по её телу, исследуя каждый изгиб. Его пятерня грубо легла на ягодицы и сжала сквозь ткань аппетитную попку. Язык скользнул вверх по шее, оставив мокрый след, и принялся ласкать мочку уха. Не в силах сопротивляться желанию, которое до боли сводило низ живота, Гермиона совсем обмякла в его руках, позволяя делать с собой всё, что угодно. Он довольно ухмыльнулся, взял её на руки и понёс в свою спальню. Увидев кровать, она словно опомнилась от транса. — Подождите… — Гермиона не успела договорить, Снейп накрыл её губы поцелуем и тут же почувствовал сопротивление женских ладоней на своей груди. Выругался про себя, чуть отступил назад и нежно обхватил её голову руками. — Мы не делаем ничего неправильного, — он говорил с ней мягко и спокойно, но глаза жадно всматривались в глаза. — Здесь и сейчас. Я хочу, чтобы ты знала, я не сделаю ничего, что ты не захочешь, — он тяжело дышал. Ему стоило больших усилий себя сдерживать и не показывать злости на это. В штанах давно стало тесно, а он был вынужден успокаивать напуганную девчонку. — Не бойся, это всего лишь я, — он осторожно приблизился к лицу Гермионы и мягко прильнул к её губам, и, слава Мерлину, она ответила. Он вновь властным жестом опустил ладони на её ягодицы, сжимая их. Нетерпеливо вытащил из-за пояса юбки края рубашки, запуская руки под ткань, жадно скользя ими по нежной коже. — Расстегни мою мантию, — почти прорычал он ей в ухо. Гермиона судорожно принялась бороться с пуговицами на одежде. «Как же, Мерлин подери, всё это неправильно!», — кричал внутренний голос, заглушаемый решительными действиями Снейпа. Тот потянул за язычок молнии на её юбке, и она послушно сдвинулась вниз, а следом то же движение предательски повторила и сама нехитрая одёжка. Настойчивые касания проникли между инстинктивно сжатых вместе бёдер. Приятная влажность, ощутимая даже сквозь ткань белья, вызвала удовлетворённое хмыканье. — Хочешь меня? — прошептал он, пока его рука тёрлась о мокрую горячую промежность. Грейнджер быстро задышала, из горла вырвался судорожный стон, который и стал ответом. — Да сорви ты её с меня! — прошипел Снейп в ответ на слишком долгое копошение с мантией, и сам сбросил с себя материю. Он был похож на голодное животное, которому не терпелось растерзать свою добычу. Гермиона и в самых смелых своих фантазиях не могла вообразить, что он окажется таким. Она представляла себе сдержанного, опытного и нежного любовника, а не разъярённого зверя, который совершенно себя не контролирует. Вместо этого её грубо схватили в охапку и швырнули на кровать. Затем этот невозможный и непонятный в своей непредсказуемости, но бесконечно желанный человек навис над ней и стал нежно целовать в шею, словно извиняясь за свою вспыльчивость. Он стянул с неё рубашку и дернул вниз лиф, открывая своим рукам доступ к нежным полушариям с бесстыдно торчащими сосками, принялся ласкать их языком, получая в ответ самые непристойные вздохи. Он облизывал и покусывал манящую плоть, одновременно скользнув рукой вниз и настойчиво лаская нежные складки. С губ сорвался жаркий стон, когда она ощутила пальцы на своём клиторе. Снейп теребил его, посасывая затвердевшие навершия грудей. Гермиона бесстыдно выгибалась и извивалась. Это было так вызывающе. Она была готова. Он сдёрнул с неё трусики, быстро расстегнул ширинку, из его брюк показался налитый кровью член, блестящий от смазки. Гермиона посмотрела с некоторым испугом и тут же покраснела от смущения, отведя взгляд. — Твой первый раз? — спросил Снейп. — Да, — она не узнавала свой голос. Ответ его не удивил. Он кивнул и сухо бросил: — Потерпи, я аккуратно. Разведя её ноги шире, он удобно устроился между ними. Суетливо приставил изнывающий орган к влажному месту и начал медленно проникать в лоно. — Мерлин, как же там узко, — вырвался блаженный вздох. Гермиона сжалась, зажмурившись, но все равно не удержалась от жалобного всхлипа. — Расслабься, — приказал Снейп. Он не стал сразу входить до конца, давая возможность ей передохнуть. — Тебе понравится, — улыбнулся он. Девичьи глаза увлажнились от подступивших слёз. — Не сразу, но ты пристрастишься. Член вошёл на полную длину, и Гермиона взвыла от боли, закусив нижнюю губу. Снейп застонал от восторга, потом быстро наклонился к ней. — Потерпи, — он погладил её по мокрой щеке и нежно поцеловал в губы. — Потерпи ещё чуть-чуть. Он медленно начал двигаться, ловя губами болезненные стоны, но уже не такие сильные. Внутри было влажно и горячо. Он продолжал фрикции, пока Гермиона не начала стонать уже от удовольствия. Теперь Снейп вбивался в неё, как животное, со всей ненасытной яростью, накопленной им за время долгого сексуального воздержания. Не то чтобы у него совсем не было женщин, но так уж вышло, что после войны всех их либо убили, либо посадили в Азкабан. Движения стали неистовыми, остервенелыми. Как же было сладко! Ни одна другая женщина не доставляла ему столько удовольствия. Ему нравилось смотреть на то, как выскочка и недотрога Гермиона Грейнджер пала жертвой его коварного плана, как извивалась она и стонала под ним, как отдавала всю себя, подарив самое ценное – свою невинность. Мерлин свидетель, он не откажется от своего приза и будет делать это снова и снова, пока ему не надоест, пока он не насытится сполна! — Сейчас... Я сейчас... — сбивчиво шептал над самым её ухом, делая несколько последних рваных толчков. Его руки задрожали, сам он застыл, откидывая голову назад и тяжело выгоняя воздух из лёгких. Гермионе на секунду показалось, что он сейчас потеряет равновесие и обрушится на неё всем телом. Но он лишь отстранился и подвинулся к прикроватной тумбочке. Снейп достал из верхнего ящика пузырёк с зельем, протянул ей и обессиленно упал рядом. — Выпей, — устало приказал он. — Что это? — Противозачаточное. Пей, — его дыхание все ещё было неровным. — Сегодня можешь переночевать тут, — сказал он каким-то отсутствующим голосом. — Я хочу в душ, — заявила Гермиона. Снейп ругнулся, поднял с пола мантию, нашарил волшебную палочку и произнёс очищающее заклинание. — Спи, — угрюмо произнёс он, натягивая одеяло и через пару минут сам, следуя своему совету, впал в забытьё. *** На Стэнли Шанпайка – кондуктора Ночного Рыцаря – было жалко смотреть. После войны он из болтливого задорного юнца превратился в безликую тень. Проверив билет у очередного пассажира, он тут же прятался за перегородкой. Эту тень было не слышно и не видно, как и сушёных голов, которые какой-то, вероятно, очень вспыльчивый пассажир поснимал, оставив только свисающие с потолка и поручней нити. Гермиона была ему благодарна, ибо наполнившая автобус тишина, разбавляемая мерным храпом путников, была ей сейчас необходима. Облокотившись о спинку сидения, глядя в окно на пролетающие мимо улицы ночного Лондона, она вспоминала события, приведшие к печальной развязке, возвращаясь мыслями в начало года, к той первой ночи с Северусом. Он видел уже, наверное, десятый сон, а вот Гермионе не спалось. Вытянувшись на спине, распластав себя по грубоватой ткани простыни, она провалилась взглядом в темноту потолка. Мысли придавили своей тяжестью. Она чувствовала опустошённость. Может, так и должно быть? Хотя совсем не это мечталось пережить во время первой ночи с любимым мужчиной. Тот образ Снейпа, который она лелеяла в своём сердце, образ героя, жертвующего собой ради любви, ассоциировался с терпеливым и нежным партнёром. Реальность оказалась куда грубее. «Мерлин, я только что переспала со своим профессором, — прогремела мысль в голове, заглушая все остальные и вызывая внутренние волнения и вопросы, на которые Гермиона пока не могла ответить. — Что будет, если кто-то узнает? Как он теперь ко мне относится? Как будут развиваться наши отношения дальше?» А дальше всё было совсем безрадостно. Они почти не разговаривали. Взыскания превратились в секс по вызову. Рациональный прагматичный секс, без особых нежностей и душевных разговоров. Снейп не хотел большего. Хотела она. Ей не хватало тех посиделок с чаем и философскими беседами, ей не хватало «того» Снейпа. Гермиона чувствовала себя ненужной ему, словно была лишь куском мяса, призванным удовлетворять мужские потребности. Мысль резанула болью осознания: он просто использует её. Грубо, цинично трахает, пока она мечтает и тихо надеется, что их отношения будут хоть как-то развиваться. Чувство собственной ненужности настолько затопило всё её существо и настолько перевесило все другие чувства, что они уступили под натиском непреодолимого желания разорвать эту неправильную, нездоровую связь как можно скорее.