Монстр с парнем снаружи

…Мы всегда были одним целым, Билл. Не совру, если скажу, что мы выросли вместе. В самом прямом смысле слова, какой только может быть. Чего так боялась твоя мать – болезни? смерти? или, может, обычный и извечный инстинктивный страх родителя за потомство в ее случае оказался так силен, что дал мне жизнь? Не знаем и не узнаем, но – вот они мы, как неумолимый факт, ты и я, твой сиамский близнец, которого не выявят никакие обследования, потому что его не существует ни с точки зрения медицины, ни с позиций здравого смысла. …Когда ты был малышом и боялся всего того, чего боятся дети – темноты, отклонений от привычного порядка вещей, монстров из фильмов ужасов, - малышом было и я, и меня питали лишь твои собственные страхи. Твои – и твоих родителей, которые переживали за тебя, когда ты тяжело болел или по-детски беспечно и сам того не замечая рисковал собой. Я использовало тебя, чтобы выжить и прокормиться, словно паразит, засевший в твоем теле и сознании. Ох, тогда мы ходили по чертовски тонкому льду. Если бы я было слишком прожорливо, я убило бы тебя или свело с ума – а затем неизбежно умерло бы и само в плену твоего бренного тела. Хорошо, что я быстро осознало эту связь и стало осторожно. На моей голодной диете ты подрос и окреп – и постепенно мы нашли баланс, научились сосуществованию, можно сказать, даже подружились. Тогда, в детстве, когда ты натягивал майку на голову и пугал своего маленького братишку моей улыбкой, ты замечал, какой у него вкусный страх? Наверняка замечал, иначе какой был бы интерес повторять это снова и снова. Жаль, что со временем это блюдо становилось все более пресным и в конце концов приелось – ну что же, пришлось поискать и найти другие рецепты. …У тебя мои глаза. На этой планете полным-полно большеглазых людей, но такой взгляд – только у тебя одного. Если я излишне забываюсь и увлекаюсь, сама тьма начинает выглядывать из-под твоих бровей. Люди этого не выдерживают, они отводят глаза – им неуютно смотреть, как я с аппетитом закусываю, втягивая их беспокойство, как спагетти, снимая его губами со шпажки, как канапе. Ты не случайно выбрал такую профессию, где этот взгляд увидит как можно больше народу. Не только потому, что это прекрасная кормушка для меня – еще и потому, что благодаря этому мы оба, в определенном смысле, будем жить вечно. Я было метафизической сущностью изначально – твоя слава сделает таковой и тебя. Ты никогда не умрешь полностью – не правда ли, захватывающая перспектива? Не благодари. Хотя ты, собственно, и не пытался – из нас двоих только я четко осознаю нас как нас. …Не удивлялся, как легко тебе дался тот парень с монстром внутри и какой органичной у тебя получилась его безнадежная борьба с собственной сущностью? Ты так тогда увлекся этим образом, что чуть сам себя не сожрал, и до сих пор вспоминаешь тот период как "деструктивный". В каком-то смысле деструктивным он и вышел – именно тогда ты дал мне больше воли, чем, возможно, следовало. Ты думал, что играешь роль, но для тебя это было слишком личным, ты влез в это слишком глубоко - так что это была и твоя собственная борьба с твоим собственным монстром, настоящая – и такая же безнадежная. Мне понравилось иметь больше воли. И новые границы я отстояло. Тебя стало меньше, меня в тебе – больше. …Они носят тебя на руках и удивляются, как это тебе удалось так шикарно, филигранно и достоверно сыграть меня. Откуда им знать, что тебе вообще не нужно было играть. Достаточно было войти в кадр и показать то, чем ты являешься теперь на самом деле – монстра с парнем снаружи. Неописуемое чувство – страх миллионов человек, просачивающийся через киноэкраны, витающий в воздухе: бери и ешь. При виде нас каждый задумывается, в каком виде я могло бы явиться ему, каждый представляет свое – и у каждого кусочка свой вкус, свой неповторимый аромат, свои уникальные специи. "Почему вы играете в триллерах, мистер Скарсгорд?" "Потому что мне это нравится", - говоришь ты, просто констатируешь факт, даже не пытаясь понять – а почему тебе это нравится. "Потому что меня это кормит", - неслышно уточняю я. …Впереди сиквел. Давай, парень, который на мне надет. Мы всем им покажем наши мертвые огни.