Девушка из Бруклина

      Музыка звучала всё тише и тише, голос Вив прекрасно гармонировал с ней. Я давно уже собирался исполнить именно свою песню, но Вив всё не хотела, считая, что пока мы к этому не готовы. А Марджери, девушка, которая писала песни для нас, тоже считала, что пора бы представить хоть какой-то публике свою песню.       Неси меня на горные вершины,       Где дремлет лёд в сиянии вековом,       Где в глубине лазоревой равнины       Шумит орёл развёрнутым крылом;       Где почвы нет, сырой и заражённой,       Где не слыхать тревоги дальних мест,       Где б я несла душою облегчённой       Тяжёлый мой, мой безнадёжный крест.       Где ель да мох, где ветра гул сердитый,       Туда, туда ты свой полёт ускорь,       Чтоб я могла поить тебя досыта       Улыбкою новорождённых зорь.       Здесь давят грудь тяжёлые туманы,       Поэзия в болотах не живёт.       Неси ж меня, неси скорей, желанный,       К бессмертию синеющих высот! [1]       Немного грустная песня, но Вивьен она очень понравилась, и именно её выбрали из всего блокнота. Это удивило Марджери: в наши дни обычно поют нечто весёлое, сахарное, как говорит Вивьен, и это всем дико нравится.       Тони и другие ребята сомневались, что вообще кому-то придётся по душе такая мелодичная и печальная песня, под неё разве что танцевать медленный танец, тесно прижавшись друг к другу. В последние полгода в барах всё реже и реже исполняют такие песни, это многих и пугало, но Вив настояла на своём.       Неси меня на горные вершины,       Неси меня на горные вершины,       Где дремлет лёд в сияньи вековом,       Где в глубине лазоревой равнины       Шумит орёл развёрнутым крылом…       Её голос постепенно затихал и наконец замолк. Нельзя не заметить, что спустя несколько месяцев она стала петь намного лучше — да, Вив не могла сравниться с дивами эстрады, но, по крайней мере, у неё был талант, который можно отшлифовать, надо только брать уроки вокала, чем она и занялась недавно.       — Это очень красиво, — похвалил Тони, показывая палец вверх в знак одобрения.       — Так мне сказал петь Эдвард. — Вив села на стул, достав из сумки тетрадку с нотами. — Он сказал, что вот так получается куда драматичней, чем было до этого.       — Он прав, — кивнул наш ударник Джимми. — Получается как-то специфично. Что ты скажешь, Марджери?       — Я согласна с вами. — Но по её голосу ощущалось, что всё же она чем-то недовольна.       Ладно, ничего, её потом можно будет переубедить, хорошо, что она не запрещает делать это стихотворение песней.       — Почему бы вам её вместе не исполнить? — вдруг предложила Марджери, поднося карандаш к виску и убирая непослушные тёмные локоны за ухо. — Нет, правда, это была бы хорошая идея.       — Даже не знаю, — пробормотал я и посмотрел на Вив. Она вопросительно приподняла бровь, давая понять, чтобы я решал сам.       Мы никогда этого не делали раньше, и сейчас ничего не могло бы получиться. Я сомневался, не хотелось попасть впросак. Однако стоило нам начать петь, как всё сразу сложилось в единую мелодию.       В такие минуты я больше не думал о том, чтобы застроить своими домами Бруклин. Мне хотелось иной жизни: домик где-нибудь на побережье, лучшие концертные залы, обложки журналов. Трудно сказать, хотела ли Вив этой глянцевой жизни, но часто я ловил себя на мысли, что она старается бежать от этого, как от чумы, несмотря на то, что недавно сделала новую причёску и стала совсем по-другому одеваться. Или я всё же ошибался? Тут нельзя дать однозначный ответ.       После репетиции мы решили прогуляться по своему району. Я не знал, согласится ли она пойти со мной на ужин в ирландскую общину при церкви, и далеко не сразу решился задать столь важный для меня вопрос, ведь я предлагал ей прикоснуться к моему миру, узнать как можно больше обо мне.       Вив посмотрела на меня блестящими глазами, полными удивления. Она задумалась, но уже по её взгляду я понял, что она согласится. Девушка взяла меня за руку.       — Конечно, помогу чем смогу.       Через неделю она пришла днём в церковь, куда часто ходили ирландские протестанты. Отец Фуллем постоянно помогал приехавшим из Ирландии, каким и я был однажды. Раз в месяц он устраивал подобный ужин, чтобы ирландцы, покинувшие родину, не чувствовали себя брошенными и оставленными всеми в этой чужой стране, куда они по доброй воле приехали искать лучшей жизни.       Утром перед мессой я слышал, как отец Фуллем просил женщин одолжить ему скатерти, обещая вернуть их после благотворительного ужина. Конечно, все согласились и принесли даже больше нужного. Также принесли горячие домашние блюда традиционной ирландской кухни.       Завершив службу, отец Фуллем обратился к прихожанам с просьбой пожертвовать в дополнение к его запасам столовые приборы, стаканы, чашки, блюдца и тарелки. Вив лишь улыбнулась, видно было, как ей непривычно всё это, как её многое удивляет и поражает. Но она быстро стала помогать другим.       Пройдя мимо мужчин, расставлявших аккуратными рядами столы и скамьи, и женщин, мы с Вив подошли к отцу Фуллему. Он немного странно посмотрел на нас, словно пытаясь понять, вступили ли мы в греховную связь или нет.       — А вы, юное дитя, не эмигрантка, — начал пастор. Не знаю, как он это угадал; захотелось спросить, по каким признакам он это определил. — Вы не могли бы пересчитать столовые приборы? — попросил он. — Нужно убедиться, что их хватит на всех. Если нет, придётся пройтись по улицам и закоулкам прихода. Добрые люди всегда найдутся, тем более в нашем районе.       — Сколько людей вы ожидаете? — тихо поинтересовалась Вивьен.       — В прошлом месяце пришло три сотни. К нам едут даже из Куинса и Лонг-Айленда [2]. — Мы с Вив удивлённо посмотрели на священника: в прошлом месяце я сюда не приходил; кроме того, моя девушка явно недоумевала, как такое количество людей могло поместиться в церкви.       — И все ирландцы? — Голос Вив под конец дрогнул, будто она спросила какую-то глупость.       — Да, все ирландцы, это они построили здешние туннели, мосты и шоссе. Некоторых я вижу всего раз в году. Бог знает, на что они живут и чем сейчас занимаются. — Отец Фуллем поправил очки. Он всегда старался отслеживать всех, кто приезжал в Бруклин, правда, не всегда получалось.       — Почему же они не возвращаются домой? — продолжила расспрашивать Вивьен.       — Многие провели здесь лет пятьдесят и потеряли связь с родными. Был год, когда я собрал у тех, кого считал более всех нуждавшимися в помощи, прежние адреса и написал от их имени в Ирландию. Кто-то даже прислал наглое письмо, что вся собственность давно поделена другими. — Отец Фуллем замолчал. — Это письмо пришло мне лет десять назад, а я его запомнил.       — Такое часто бывает, — вставил я. — Поэтому мы здесь все как одна семья.       — Вы тоже можете стать частью этой семьи, даже если приехали не из Ирландии, — вдруг произнёс отец Фуллем. — Пойдёмте, дитя моё, вы поможете мне кое с чем.       После ужина мы вышли на улицу. На город уже опускались сизые сумерки. Погода в этом месяце сильно испортилась, начались дожди, хоть и не очень сильные, но всё же изматывающие.       — Так о чём вы говорили с отцом Фуллемом? — позднее спросил я, слушая стук каблучков Вив по тротуару.       — О нас с тобой. Он всё спрашивал, насколько глубоки наши отношения и не боюсь ли я последствий, — просто ответила Вив, поправляя шарф, прячась от ветра.       Я рассмеялся, и Вивьен, судя по удивлённому взгляду, совсем не поняла, к чему это. Мне бы стоило ей рассказать, что всех девушек, которых я водил в церковь, ждал подобный разговор. И мне всегда хотелось сказать, что ничего такого между нами не было, но отца Фуллема разве убедишь…       — Поверь, он всем молодым девушкам говорит подобное, — успокоил я её.       Она серьёзно посмотрела на меня, словно с этим никак нельзя шутить. Однако её строгий, как у учительницы, взгляд не загасил окончательно мою весёлость.       — Я понимаю, почему он так беспокоится, — начала она, слегка склонив голову набок. — Я не дремучая, чтобы бояться говорить со мной на такие темы.       — Вив… — Мне показалось, что она обиделась, но всё же это было не так.       — Джеральд, я прекрасно знаю, что происходит между мужчиной и женщиной, и понимаю, что однажды мы перешагнём черту. — Я хотел перебить её, но Вивьен жестом остановила меня. — Если это однажды случится, не говори, что нам пора пожениться.       Я снова громко рассмеялся, и она тоже. Мы оба понимали, что пока у нас ничего нет за душой, чтобы пожениться. Для начала надо было заработать немного денег, а потом думать о браке и детях.       — Не буду, — ответил я и поцеловал её в губы.       Она обняла меня, прижимаясь всем телом. Мы привлекали взгляды прохожих, понимая, что это не совсем прилично, но очень хотелось выглядеть по-голливудски, как в кино — и я наклонил её, кажется, это называлось экранным поцелуем. Вив охнула под моими губами, словно боясь, что я её уроню, но я крепко держал её.       — Спасибо, что позволил прикоснуться к своему миру, — прошептала она, смотря мне в глаза. Я продолжал обнимать её, не позволяя упасть.       — Давно было пора. Я ждал, когда ты позволишь мне это сделать, — улыбнулся я.       На её лице появилось какое-то странное выражение, похожее на испуг. Кажется, я опять её торопил, или всё-таки нет?       — Конечно, — просто ответила она.