Девушка из Бруклина

      Экзамен оказался не таким уж и сложным, и я сдала его с несколькими ошибками. Мой балл вполне позволял поступить на двухгодичные бухгалтерские курсы, но я решила, что не стану учиться. Миссис Клеманс сказала, что это настоящая глупость и мне нужно получить образование, чтобы не быть продавщицей в «Барточчи» до конца своих дней. Салли же прекрасно поняла, почему я отказалась от учебы, и была вне себя от радости, она почему-то решила, что выступления в барах могут стать не просто моим хобби, но и чем-то большим. Мне в это верилось с трудом, но, с другой стороны, отчасти из-за этого я решила не учиться еще.       Все же у меня было хорошее образование, я только не успела окончить колледж, потому что мама решила, что мне пора уже замуж и нескольких курсов вполне хватит, чтобы вести светские беседы и не казаться глупой среди жён банкиров, финансистов, политиков и многих других обитателей Манхэттена.       Наверное, стоило послушаться Джеральда и мечтать действительно о большем. Да, я понимала: путь будет непрост, придётся испытать много разочарований и побед. Но через взлеты и падения можно добиться большего, нежели просто выйдя удачно замуж.       — Значит, ты не хочешь учиться? — спросил Джеральд, беря меня за руку. В его голосе слышалась радость. Теперь учеба и подготовка к экзаменам не будут отнимать меня от музыки и наших отношений.       — Я подумала, что это бессмысленно, — начала я, поглядывая на яркие витрины, ловя в них свое отражение.       — Что ж, я очень рад.       В тот день я пошла в парикмахерскую и подстриглась, как Лиз Тейлор в «Кошке на раскаленной крыше» [1]. Парикмахерша сразу поняла, что я хочу, и долго сетовала, что нельзя в угоду моде стричь такие волосы, но мне было все равно. Мне хотелось перемен. Пора бы уже спустя год после побега из дома меняться.       Увидев свое отражение в зеркале, я сначала не узнала себя, и мне показалось, что стрижка уж больно мне не идет и теперь придется долго растить волосы, чтобы сделать нечто путное. Девушка, которая стригла меня, сказала то, что моя мать посчитала бы глупым и бесполезным советом:       — Так вам нужен яркий макияж, как у Лиз Тейлор.       — О, точно, — выдохнула я.       Мама всегда очень ярко красила глаза, но считала, что девушкам не стоит так активно увлекаться косметикой. Я шла на поводу у ее мнения и вот только сейчас поняла, что зря ее слушала.       — У вас не очень яркие черты лица, а черная тушь, подводка и тени сделают вас просто королевой.       — Спасибо вам.       Заплатив за стрижку, я поехала на Манхэттен, впервые, спустя год после побега.       Всю дорогу до магазина я ловила на себе взгляды прохожих. Может, я и вправду похожа на Лиз? Или это все из-за того, что новая прическа не соответствует остальному внешнему облику? Признаться, ответ нашелся только тогда, когда я зашла в отдел косметики.       Для выступлений я старалась поярче накрасить глаза, чтобы из самого дальнего угла было видно мое лицо, а не расплывчатое пятно, но, как мне казалось, получалось это у меня не очень-то правильно. Смотря на себя в зеркало перед каждым выходом, я видела в отражении далеко не ту девушку, которая могла бы прослыть первой красавицей Манхэттена или того же Бруклина. Тут чуть толще линия стрелки, тут чуть ярче тени, а губы вообще какого-то странного цвета.       Было непривычно возвращаться сюда снова, видеть эти сияющие витрины, чистые фасады, людей, вечно куда-то спешащих. Я отвыкла от всего этого и казалась здесь чужой. Странно, но я не искала взглядом знакомых, боясь быть узнанной. Нет, я ходила по магазинам, теребя в руках короткий кожаный ремешок чёрной сумочки, будто впервые здесь оказалась. Однако помнила, где и что можно найти.       Именно тогда я познакомилась с Дженни Пэкард, высокой крашеной блондинкой с изумительно красивым лицом, почти как у куклы, но с такими сияющими серыми глазами, что дух захватывало. Она работала в отделе косметики на Пятой авеню.       — Вам что-нибудь подсказать? — мило спросила Дженни, тихо подходя ко мне. — Хотя я поняла, что вы ищете. Пойдемте.       Она усадила меня в кресло, а спустя мгновение начала колдовать над моим лицом, попутно объясняя, что делает. Когда она поднесла зеркало, я себя не узнала. Глаза казались огромными, занимая пол-лица. Губы персикового цвета растягивались в улыбке. На щеках расцветал румянец. Я столько раз видела в дорогих журналах моделей с такими бесподобным макияжем и совсем не представляла, что одной из них могу быть я.       — На самом деле любая может стать неотразимой, — угадала она мои мысли. — Тут просто надо приложить немного стараний, и не более того.       — А вы научите меня? — вырвался вопрос.       — Я буду рада. У вас очень красивые черты лица, — согласилась она, убирая все кисточки в специальный ящичек. — Я так понимаю, всё, что использовала для преображения, отложить на кассу.       — Да, — согласилась я, считая, хватит мне денег или нет, но всё же должно было, не зря же я в последние несколько дней столько экономила.       — Хорошо. — Она быстро сложила всё в корзинку и понесла к кассе.       Денег мне хватило впритык, учитывая, что Дженни попросила управляющего сделать мне небольшую скидку. Немолодая, но великолепно выглядящая дама была не в восторге, но, увидев, что со мной сделала Дженни, всё же согласилась, хоть и неохотно.       Поскольку был конец дня, Дженни вышла со мной на улицу. Оказалось, она тоже живёт в Бруклине и каждое раннее утро стремится побыстрее попасть на работу, боясь потерять денежное место.       — Тебе нравится такая работа? — робко спросила я, когда она купила мороженое в вафельном стаканчике.       — В юности я хотела стать художницей, но не было денег на учёбу, а я неожиданно стала делать многим макияж, — объяснила она.       Мы зашли в метро: нам предстояла долгая дорога до нашего Нью-Йорка для бедных, куда элита уж точно никогда не попадёт, если только на спор или ради забавы.       — Смотри, как на тебя смотрят. — Дженни легко дотронулась до моего плеча, чтобы я осторожно обернулась к парням, направившим на нас взгляды.       — Они смотрят на тебя, — возразила я, доедая свой пломбир.       — На тебя. — Я не стала спорить. — Я догадываюсь, почему тебе хочется так выглядеть: хочешь стать актрисой или певицей.       — Я уже пою, правда, только в Бруклине, — натянуто улыбаясь, ответила я.       — О! Это же очень здорово. — На её лице читался неподдельный восторг. — Я могу научить тебя, как сделать себя звездой эстрады.       Мы тихо рассмеялись, и старушки в вагоне метро обратили на нас взоры, начав шикать. Мы снова засмеялись. Теперь уж наше время, и нам править балом. Дорога молодым мечтателям.       Дженни жила неподалёку от меня, всего лишь в нескольких домах, и просто удивительно, что мы не встречались с ней где-нибудь на танцах. Она пригласила меня на чай с сэндвичами, но я сказала, что уже очень поздно, на что Дженни ответила:       — Мой брат проводит тебя. — И я почему-то согласилась.       Она жила в небольшой квартире вместе с матерью и братом. Мать была медсестрой и работала допоздна, а иногда оставалась на ночные смены. Брат Дэвид чинил машины. Заработка им хватало, чтобы жить в достатке, их можно было бы назвать элитой нашего района, но по ним совсем этого и не скажешь.       — Вот так мы живём. — Она налила вместо чая апельсиновый домашний лимонад, нарезала хлеб и индейку. — Мама надеется, что мы всё же сможем перебраться в Нью-Йорк.       — Но вам и здесь хорошо, — отметила я, разглядывая семейные фотоснимки.       — Да, — согласилась она, начав объяснять, что Дэвид однажды купил немецкую фотокамеру и теперь постоянно фотографирует свою семью. — Красивый, правда?       В её голосе слышалась какая-то странная надежда, и я понимала, куда она клонит. Мне хотелось сказать, что у меня есть парень и я совсем не могу составить пару её брату, но промолчала, подумав, что потом как-нибудь им скажу.       Дэвид пришёл спустя час после того, как мы с Дженни переступили порог её дома. Он был высокий, плечистый, темноволосый, темноглазый; как сказала Дженни, он пошёл весь в их отца, который бросил их много лет тому назад. Она не стала делиться подробностями, да я и не стала расспрашивать, вспомнив наставления мамы, что о личном не стоит задавать вопросы. Иногда человеку надо оставлять то, что принадлежит только ему и больше никому.       — У нас гости? — Он бросил в угол сумку с одеждой.       — Как видишь, да. Это Вивьен Рассел, — представила она меня. — Это мой брат Дэвид.       — Очень приятно, — вежливо ответил он.       — Уже поздно, ты не проводишь Вивьен до Клара-стрит? А я пока приготовлю быстрый ужин, — мягко попросила Дженни, явно понимая, что брат ей не откажет.       — Конечно, — согласился он.       Мы говорили о всякой чепухе, пока шли до моего дома. В основном о музыке и танцах, планах на будущее и детских воспоминаниях. Между нами определённо что-то происходило, и это состояние эйфории кружило мне голову, однако я понимала: Дэвид может стать хорошим другом. С ним почему-то не было такой лёгкой беззаботности, как с Джеральдом.       На прощание Дэвид поцеловал меня в щёку, сказав, что ему бы хотелось увидеться ещё раз, ведь все друзья будут завидовать, когда увидят его с неким подобием Лиз Тейлор. На это я рассмеялась, ответив очень просто:       — Всё ещё впереди. — И, не оборачиваясь, вошла в свой дом, радуясь, что успела до наступления комендантского часа миссис Клеманс.