Девушка из Бруклина

      Было странно снова оказаться в Ирландии. Ступить на родную землю, ощутить знакомые запахи, наполнявшие легкие. Я уехал отсюда, когда мне едва исполнилось восемнадцать, и уже пять лет жил в Америке, посылая домой деньги, письма и подарки.       Мне стало даже как-то стыдно, потому что жизнь в Корке была не сахар. Все та же проблема с работой, те же ханжеские порядки, как в Средневековье. После свежего свободного воздуха США все казалось неправильным. В то время, как я жил в достатке, многие мои друзья или перебивались случайными заработками, или покидали Корк, как и я.       Но я, возвращаясь домой, не ощущал себя победителем. Мой билет на самолет оплатила Вив, у которой было достаточно денег, чтобы позволить себе эту роскошь, моих же средств хватало лишь на билет на корабль в третьем классе. Она и слышать ничего не хотела о том, чтобы я плыл по морю несколько недель, поэтому заказала мне билет до Дублина, а оттуда я уже ехал на поезде.       Она же купила и подарки моим сестрам, а также соседям и друзьям. Я не совсем понимал, к чему такие траты, но она убедила меня, что это необходимо, просто знак вежливости.       — Джед, так надо, — сказала она, аккуратно складывая мой чемодан.       — Лучше бы ты поехала со мной, — вздохнул я.       — Мы же с тобой говорили об этом. — Она закрыла чемодан.       — Да, но помечтать-то хочется.       Люди смотрели на меня так, будто я не выглядел своим. Наверное, так и было. На коже загар, столь привычный для жителей Америки. Одет, может быть, не в самую дорогую одежду, но такую вряд ли можно купить здесь. Не зря Эйлиш писала, что ей страшно завидуют. А мой говор… Теперь понимаю, что подразумевалось под выражением «плавильный котел» из учебника по истории.       — Вы ведь не местный, — сразу же заявила милая девушка, которая была со мной в купе.       — Почему? Я местный, — возразил я, но она явно не поверила.       Ирландия за пять лет изменилась, и в лучшую сторону, как мне показалось. Она все такая же зеленая, местные жители такие же рыжие, а города все так же напоминают о трудном прошлом. Но все-таки течение жизни стало немного другим.       — Как же я рада, что ты приехал! — Эйлиш крепко обняла меня. Она была очень похожа на маму: невысокая, темноволосая, с серыми глазами, порой кажущимися прозрачными.       Эйлиш показала залитую светом утреннего солнца спальню мамы и сказала, что оставила все в точности как было, включая и одежду, которая висит в платяном шкафу и лежит в ящиках комода. Она даже разрешила мне взять немного вещей на память, скромно напомнив, что все равно когда-то надо будет во что-то одевать будущую жену. Я на это ничего не ответил, хотя очень подмывало рассказать о Вив, о том, как моя девушка стала самой обсуждаемой персоной на передовицах многих газет.       — Я только помыла окна, постирала шторы, вытерла пыль да пол подмела, в остальном все так, как было при ней. Решила ничего не трогать до твоего приезда.       Сам дом не показался мне непривычным, я лишь отметил его знакомую атмосферу, застоявшийся в воздухе запах стряпни, ощущение присутствия сестер. Однако к безмолвию спальни мамы я был не готов. Оглядывая эту комнату, я почти ничего не ощутил. Не знал, хочется ли Эйлиш увидеть мою грусть, оставила ли она спальню нетронутой, чтобы я с еще большей силой прочувствовал смерть матери. И молчал.       Мейв сразу же окружила меня заботой, решила затеять большой ужин. Я и забыл, как она любила готовить вместе с мамой. Тогда она была пятнадцатилетней девчонкой, ходившей в школу неподалеку от нашего дома, а по выходным подрабатывавшей в булочной, потому что хотела помогать семье. Мейв выросла, стала совсем другой. Ей уже почти двадцать, у нее спортивная фигура, волосы она осветляет, следуя моде и явно подражая Мэрилин Монро. Ей безумно нравится ее работа — секретаршей в местной газете.       — Я не собираюсь замуж в ближайшее время, — говорила она мне, загадочно смотря в глаза. — Мне это вообще ни к чему.       Я ничего не это не отвечал, да и мог ли на нее повлиять? Ее слова не казались мне какими-то страшными: я забыл, как относились в Ирландии к незамужним женщинам.       Энни, которая только собиралась вступить во взрослую жизнь, стала настоящей кокеткой. Она чем-то напоминала мне Вив, но это была обманчивая иллюзия. На самом деле у них не было ничего общего. Энни была лишена страхов и предрассудков. Она могла быть той, кем хотела быть. Девчонкой, знающей, что нравится всем местным парням. Конечно, всем всегда приходились по душе такие девушки. Темные волосы она по-модному укладывала, светлые глаза ярко красила и никогда не выходила из дома без помады.       Она была единственной из нас, кто поступил в колледж, а не на простые курсы. Энни училась в Королевском колледже по гранту, изучая сестринское дело. Наверное, как говорит Эйлиш, она добьется куда больше нас всех и сможет выбраться из Корка, устроившись где-нибудь в Англии или Шотландии.       — Знаешь, я иногда думаю, что она еще жива, — сказала Энни. – Если сверху доносится хоть малейший звук, мне часто кажется, что это мама там ходит. Я так виню себя за то, что моя судьба связана с медициной, но я ни на что не годна.       Я обнял ее, она доверчиво прижалась ко мне.       — Ты ни в чем не виновата. Мама всегда пыталась нас отгородить от трудностей, считая, что знание о ее болезни усложнит нам жизнь. Такая вот она была.       Мы уселись в столовой и занялись письмами с соболезнованиями и молитвенными карточками, которые поступили в дом за прошедшие после смерти мамы недели. Мейв заказала в типографии мемориальные карточки с указанием ее имени, возраста и даты смерти, короткими молитвами под ними и — на обороте — фотографией очаровательной счастливой молодой матери, какой мы ее не знали, но смогли увидеть с помощью пары снимков, вытащенных из деревянной шкатулки. Карточки надлежало разослать, приложив к ним короткие записки, а то и письма — тем, кто приходил в дом. Энни разложила мемориальные карточки по трем стопкам. Первая содержала те, которые достаточно будет положить в конверт и написать на нем имя и адрес; карточки второй требовали добавления записки или письма от нее, а карточки третьей — нескольких слов от меня как единственного мужчины в нашем доме. Мне смутно помнилось, что то же было проделано и после смерти отца, но тогда всю работу взяла на себя мама, считая, что мы слишком малы, да и время тогда было совсем иное.       Некоторые соболезнующие письма Эйлиш знала почти наизусть, кроме того, она составила список всех, кто приходил в дом. Стоило мне появиться в Корке, как все потянулись к нам под предлогом того, чтобы выразить соболезнования, но в это слабо верилось. Всем хотелось узнать, какая на самом деле жизнь в Америке.       — Розанна приходила, — осторожно сказала Мейв, словно проверяя, стоит ли начинать этот разговор или лучше промолчать. — Ну, ты помнишь ее…       — Конечно, помню, — согласился я, подавая ей отвертку. — Отчего же я не должен ее помнить?       — Ну, вы, парни, часто забываете тех, с кем встречались, — сделала какой-то странный вывод Мейв.       — Не всех. — Я улыбнулся, продолжая чинить шкаф. — Большинство своих дам мы помним.       — Но это было так давно, — напомнила Мейв.       — Но я ее помню.       — Я тут подумала, раз ты, скорее всего, останешься здесь, ты…       — Женюсь на ней? — продолжил я.       — Да, почему бы и нет?       — Нет, — слегка опешил я.       — Но почему? — недоумевала Мейв.       — Потому что у меня уже есть девушка в Бруклине.       Странно, но я редко вспоминал о ней. Из Дублина прислал ей открытку, что хорошо долетел, потом уже из Корка — и с тех пор ни разу не думал о ней, словно она была мне больше не нужна.       — Она хорошая? — спросила Мейв.       — Да. — Я засунул руки в карманы.       — Почему она не приехала с тобой? — задала Мейв вполне разумный вопрос.       — Потому что у нее очень много дел. — Я не стал больше ничего говорить на эту тему.       На следующее утром Мейв и Энни готовили завтрак, а Эйлиш уже успела убежать на работу, ведь ее продовольственная лавка открывалась очень рано. Сестры напевали одну из новых песен Вив. По радио как раз крутили песню, которую Энтони заказал для нее, а Фрэнк посчитал, что именно эта композиция и станет заглавной для будущего альбома.       — Как бы я хотела быть этой Девушкой из Бруклина, — мечтательно вздохнула Энни. — Чтобы в один миг появилось все, что душе угодно.       — Да, чудеса, оказывается, бывают. — Мейв встретилась со мной взглядом в зеркале. — Ты подслушиваешь?! — Она захохотала во весь голос.       — Нет, что вы, дамы. — И я тоже засмеялся.       Наверное, тогда у меня впервые появилась мысль, что мы с Вив очень далеки друг от друга, и дело не в расстоянии.