На что жалуетесь?

- Я, может быть, стесняюсь, – заявляет Гизмаев и в подтверждение своих слов сжимает задницу, чуть пятясь от меня. - Ну, конечно, – фыркаю, обхватывая его за бедра, притягивая обратно к себе. – В прошлый раз ведь нормально сходил, не сгорел со стыда. Мгновенно пунцовеет, должно быть, вспоминая свой прошлый поход к врачу. - Откуда ты знаешь, что нормально? – голос почти капризный, он продолжает пятиться, стараясь одновременно заслонить бедром откровенно торчащий член и прикрыть тылы. – Я... я, может, чуть не сдох от смущения! Ты вот представь – здоровенная тетка ковыряется в твоей заднице!!! – уже с патетическими нотками и упрямо забывая, что не один побывал в этой ситуации. - А то я не представляю! – Я что, за ним на коленках ползать должен по всей квартире?! Дальше краснеть моему благоверному уже некуда. Продолжая возмущенно сопеть, он на некоторое время замолкает. Не столько от раскаяния за собственный эгоистический склероз, а больше потому, что никак не выберет между недвусмысленно требующим удовлетворения стояком и собственным же упрямством. - Ну... ну, пойдем спать, а? – нотки в голосе уже жалостливые. Ладошками прикрывает член в известном жесте футболистов «стенка». М-да... кажется, аргументы у моего недоразумения закончились, хех. Делает еще один шаг назад, не рассчитав расстояния, и эпично плюхается задом на постель, тут же взвывая и неловко пытаясь скорее подняться. Размечтался. Вот мы и пришли… спать. Рывком поднимаюсь с пола, толчком в грудь опрокидывая обратно на простыни, и нависаю, разводя его бедра и прижимая за них к постели. - Бляяя... больно же! – Взвывает Гиз, ерзая и пытаясь устроиться на кровати хоть немного удобнее. - А ты не поднимайся – и больно не будет, – наклоняюсь к его лицу, легко касаясь животом головки торчащего члена, и добавляю, целуя скулу: – Будет... ммм... думаю, будет даже приятно... Отменный флагшток милого сигнализирует о том, что он не так уж и против минета, как пытается изобразить. Пунцовая мордаха семафорит о том же. - Ну, вот что ты со мной делаешь, а? – Дорогой уже возбужденно пыхтит и, видимо, вполне готов «выбросить белый флаг» – прямо сейчас в переносном, а чуть позже очень даже в прямом смысле этой фразы. - Хочу тебя, – то ли отвечаю на полуриторический вопрос, то ли констатирую факт. Факт, который, между прочим, тоже требует разрядки, упираясь в его бедро. - Бериии… – выдыхает со стоном, окончательно капитулируя и широко раздвигая ноги. Могу поспорить, что он уже не откажется и от дальнейшего разрывания собственной вкусной задницы, хех. Откровенно потираясь стояком о мой пах, едва не поскуливая от возбуждения, беспорядочно лапает, тянет меня к себе, хватая ртом воздух, почти задыхаясь. Похоже, тут просто необходимо искусственное дыхание «член в рот». Куснув Гизмо за губу и увернувшись от поцелуя, подцепляю его подбородок, заставляя запрокинуть голову, и впиваюсь поцелуем-укусом в шею. - Даа… блядь, так, – подставляет открытое горло, выгибаясь всем телом, прижимаясь вплотную, кожей к коже. Знаю, как ему это нравится, почти урчит – ну, истинный Магвай, хех, – и продолжаю покусывать, горячо впиваться в горло губами, оставляя следы от своих поцелуев. И как сводит меня с ума его чувственная реакция, дрожащее в невыносимом желании тело… Поставив очередную метку, спускаюсь ниже, целуя ключицы, прихватывая зубами по очереди оба соска, каждым прикосновением вырывая из горла моего помешательства новый стон удовольствия. Поглаживаю языком ямочку пупка, зарываюсь носом в жесткие волоски на лобке, вдыхая его запах… и замираю, поддерживая бедра и едва касаясь губами головки. - Ну же!! – Вскидывается, закусив губу, проскальзывая членом по моему лицу. И разочарованно стонет, когда я отстраняюсь. – Не тяниии… Положив ладонь на мой затылок, сжимает в пальцах волосы, и настойчиво толкает меня вниз, требуя такой желанной ласки. Чуть наклоняю голову, еще продолжая упираться, и нарочито медленно надеваясь ртом на его член. Пропускаю сразу до горла, лаская языком ствол, и сглатываю, вырывая из Гизмо очередной протяжный стон. На этом дар даже бессвязной речи ему отшибает напрочь, остаются только путанные звуки и всхлипы. Беспорядочно цепляется пальцами за мои волосы и плечи, дергается под моими руками, желая толкнуться еще глубже, и пережимает горло, тут же вскрикивая оттого, что я непроизвольно судорожно впиваюсь ногтями в его ляжку. А у меня стоит так, что каждое случайное прикосновение головки к простыням или коже моего воплощенного помешательства отдает не только желанным наслаждением, но еще и тянущей болью. Безумно хочу сейчас закинуть его ноги себе за поясницу и вломиться в и без того растраханную, истерзанную задницу, разрывая там все напрочь. Просто беря, потому что мой, потому что так неудержимо хочу. Спешно крошащимся рассудком понимаю, что утром мне тогда точно придется тащить его на себе. Но такой желанный… Извивается, стонет, тянет меня к себе, что-то нечленораздельно хрипя, весь красный, с безумными блестящими глазами и капельками пота, по вискам стекающим к ушам. Не отрываясь от его члена, забираюсь на постель полностью, вставая к Гизмаеву боком, давая ему добраться руками до моего дубового стояка. Кажется, на мгновения замираю, прикрыв глаза и перестав работать ртом, когда его пальцы смыкаются на стволе и скользят, сдавливая головку. Очухиваюсь, когда дорогой дергает бедрами, почти разочарованно мыча. Я помню… Снова вбирая до основания, перекидываю ногу через грудь Гиза и опускаясь членом к его губам. Не будь он так заведен, как пить дать начал бы вертеть головой и отбрыкиваться, но мой язык щекочет «ротик», и милый громко стонет, отчаянно вскидывая бедра вверх. Надрачивая вкусный член рукой, жадно сосу его, голодно насаживаясь и позволяя Гизу толкаться в самое горло. И сам толкаюсь между его губ, по языку глубже, в такую жаркую влажную глубину его рта. Плотно обхватив ствол, не прекращаю всасывать, даже когда снимаюсь, судорожно втягиваю носом воздух и… Снимаюсь, упираясь ладонями в его бедра, и быстро рвано трахаю Гизмаева в рот, влетая едва ли не с размаха, дополнительное удовольствие получая от того, как он начинает упираться, отпихивая меня. Давится, и зубы неприятно-приятно царапают более чем чувствительную кожу, заставляя меня шипеть и материться сквозь зубы. Но заводит неимоверно. Легко прикасаясь, облизываю головку, самым кончиком языка повторяю дорожки венок на предельно возбужденном стволе, и приставляю палец к анусу, мягко поглаживая, массируя. Гизмо протяжно стонет, упирается пятками в постель, двигаясь навстречу моей руке, впиваясь пальцами в мою поясницу, и принимается жадно сосать, обхватив меня за бедра. Продолжая ласкать колечко, легко дую на разгоряченный член уже готового кончить Гиза, трусь щекой, целуя у самого основания, и быстро обнимаю губами головку. Как раз вовремя, чтобы почувствовать на языке первые капли обжигающей солоноватой спермы. Поглаживаю языком «ротик», собирая губами всю влагу, жадно пью... Перед глазами темно, и я прикрываю веки, не чувствуя разницы, все мои чувства сейчас – его запах, его вкус… и его обжигающе горячий рот. Вонзаюсь в него до упора и, наконец, кончая, еще с упоением облизываю ствол Гизмаева, выливаясь в его горло… Блядь, нет меня, я в нем весь, переплавленный и жижеобразный. Мне безумно хорошо. Тяжело дыша, роняю голову, упираясь лбом в простынь между ног Гизмо. С некоторым сожалением вынимаю член из его рта и заваливаюсь набок рядом, кажется, придавливая ненаглядному руку. Нечего раскидывать. Еще шевелиться и устраиваться по-новому я не собираюсь, мне и так замечательно. Приоткрыв один глаз, любуюсь на открывающийся вид гизмаева бедра и опадающего его роскошества. Сам Сигизмунд лежит на спине в позе морской звезды, бездумно пялясь в потолок. - Ох, пиздец… – выдыхает негромко и с явным усилием – голос у него хриплый. Мне это необыкновенно приятно слушать, зная, отчего так саднит его горло. Пытается выдать что-то про своих сусликов, но махнув рукой (вернее, вяло пошевелив пальцами), оставляет эти попытки. Только спустя несколько минут нахожу в себе силы перевернуться на постели, чтобы лечь в правильную сторону рядом с дорогим, хоть и все еще поперек кровати. К черту. Тянусь за простыней, накидывая нам на ноги, и обнимаю свое укончавшееся чудо, кажется, вырывая его этим из полудремы. Приоткрыв один глаз, косится рассеянно. - Спи, – зеваю. – Тебе вставать рано, клизму еще ставить. И закрываю глаза, сдерживая ухмылку. Интересно, он осознает мои слова? Впрочем, ответ я вряд ли узнаю. Услышал ли он меня вообще…