Открой свое сердце свету
Жрица счастлива. Алассия согласно кивает сестре и отходит, а внутренне ликует. Дар от короля — серьезный показатель того, как она стала известна, пусть и неосознанно. Девушка направляется к выходу из Собора — задерживаться в Штормграде надолго она явно не собирается, так зачем зря терять время? — но неожиданно для себя останавливается, бросая взгляд на людей. Они молятся. Они стоят на коленях, взывая к богам. Они просят. Они надеются. Что-то в сердце дренейки вспыхивает и тотчас же гаснет, но Алассия понимает, что именно. Она уже так давно не стояла на коленях, размышляя о жизни, как в детстве. А сейчас ей есть о чем подумать. Девушка разворачивается и, находя укромный уголок, садится. Непривычно, столь непривычно, но необходимо. Она складывает руки в молитвенном жесте и опускает голову, склоняясь пред величием вышестоящих. «Почему мне так трудно?» — задает она вопрос не богам, но самой себе, и сама же отвечает. Потому что на пальце яркой звездой сверкает кольцо-печатка Длани, потому что на плечах развевается плащ Стежка, потому что на руках самодельные перчатки сестры Элсингтон, потому что на лице маска эльфа крови-бандита, скрывающая шрамы, потому что на шее висит амулет из лапки кнутохвоста. Потому что воспоминания преследуют ее везде. Потому что она не позволяет себе забывать о том, что сделала. Тьма захлестнет сознание — и жрица найдет себя на краю обрыва; на морском дне; с магическим истощением; под ногами диких зверей. Бездна ждет ее — ее страдания, ее боль, ее печаль — и зовет, утробно хохоча и шепча, что девушка уже проиграла. Дренейке остается лишь скулить, как побитой собачонке, звать на помощь (хотя никто не придёт) и хвататься за неуловимый Свет там, в небесах, но он ускользает, оставляя ее наедине с безумием. Ей хочется бросить все и сбежать, просто оставить проблемы и исчезнуть в тумане, быть одной и не вмешиваться к другим. Ей хочется навсегда запереться ото всех, спрятаться в самом темном углу и разбить все фонари, угрожающие ее уединению. Ей хочется уничтожить весь свет в мире, чтобы никто и никогда не смог ее найти. Но Свет отвечает. Отвечает теплом по всему телу, отвечает мерцанием печатки, отвечает воспоминаниями. И она словно сбрасывает эту пелену темноты и безумия, чтобы открыть свое сердце Свету. В голове проносится все, что она сделала, сколько раз помогала и спасала, сколько раз останавливала от необдуманных поступков. И теперь собирается сделать точно также? — Что-то не так? — прорывается в ее сознание взволнованный молодой голос. Алассия моментально открывает глаза. Напротив нее на коленях сидит светловолосый юноша. Его брови нахмурены, а рука в беспокойном жесте лежит на плече дренейки. Она качает головой: — Нет, просто… — само собой срывается с губ, и жрица даже не успевает подумать о том, что говорит. — Нет нужды лгать, — говорит ей человек, убирая руки на колени. — Здесь, в Соборе, каждый находит искупление. Алассия осторожно поднимается на ноги, словно боится упасть. Внимательно и быстро оглядывает собеседника, и ее разум пронзает резкая мысль. — Ваше высочество, — неловко кланяется дренейка, мысленно ругая себя за оплошность. — Ни к чему. — отвечает принц, тоже поднимаясь. — В Соборе нет правителей и подданных. — Прошу прощения, — склоняет она голову. — Прощаю. А теперь… не позволите ли узнать Ваше имя? Я Андуин, как Вам, впрочем, известно, а о Вас я слышал лишь как о «невероятной дренейской жрице с исключительными способностями и добрым сердцем». Довольно широкая характеристика, конечно, но… — слегка улыбается Ринн, направляясь в сад собора. — Лестная оценка моей персоны, — моментально сбрасывает излишнее почтение девушка, следуя за юношей. — Мое имя Алассия; если быть точной, Алассия Слеза Небес. Приятно познакомиться с Вами. — Как и мне, Алассия. — кивает головой принц, отворяя дверь и пропуская жрицу. — И все же, что привело Вас сюда? — За мною прислали. Король желает отметить мои успехи особым посохом, и мне необходимо найти его составляющие. — отвечает девушка, присаживаясь на скамью. — Но Вы все же остались после выполнения этой просьбы, ведь так? — мягко спрашивает Андуин, садясь вслед за нею. — Я… — слова теряются где-то далеко, и Алассия отчаянно пытается вспомнить, как говорить, — я увидела, как люди молятся, и поняла, что сама уже давным-давно не молилась по-настоящему; не взывая к высшим силам для сражений, а в поисках ответов или прощения. И за это время накопилось столько всего… — умолкает она, опуская голову. — Позвольте же мне быть Вашим жрецом, раз уж я Вас столь бесцеремонно прервал. Что же Вас так беспокоит? — сцепляя руки в замок, готовится слушать Андуин. — Много чего, — с горькой усмешкой выдыхает она. — Поведайте о самом главном. Так будет проще. — Самом главном…? — обдумывает это дренейка, печально глядя на спутника. — Что ж… Она садится поудобнее и закрывает глаза — так говорить куда легче. — С самого детства я была служительницей Света. Моя мама тоже была ею и наставляла меня на истинный путь. Папа, хоть и был суровым воином, никогда не упрекал меня за то, что я мягка или добра, напротив, он понимал, сколь это прекрасный дар. Но я не была слишком наивной — мама всегда учила осторожности. Когда мне было семь лет, родилась Лиллит, моя сестренка. Я ее обожала. Она была маленьким солнышком в нашей семье, и, если случалось что-то грустное, Ли всегда умела вернуть нам улыбку. — на лице жрицы читается счастье, неприкрытое, чистое. — Когда мы с сестрой стали старше, родители решили присоединиться к полету на Экзодаре. И… — голос срывается, и девушка умолкает на минуту. Андуин не находит в себе сил сказать что-либо. Он знает, сколько погибло при крушении, сколько умерло от заражения, сколь тяжело было всем выжившим, как сложно, должно быть, об этом вспоминать. Но ей нужно выговориться. Лицо дренейки искажается, становится жестоким, а голос лишается эмоций и глухо рубит слова, не оставляя и следа прежней мелодичности. — Мать покинула нас при падении. Отец — на следующий день от заражения искаженными кристаллами. Я всеми силами оберегала Лиллит, но ее похитили эльфы крови. Дав клятву на могилах своих родителей, что никогда больше не позволю никому умереть, я отправилась на ее поиски. Все, что нашла — ее сгоревший медальон, который я когда-то подарила на день рождения. В отчаянии от собственного бессилия, я обратилась к жрице, и та обучила меня использовать Тьму. Кулаки девушки сжимаются и разжимаются, а сама она неосознанно качается взад-вперед на скамье, пытаясь совладать со старой раной, что сейчас вновь открыта. — Я балансирую на краю. Свет и Тьма уничтожают меня. Я истовая поборница Света и самая яростная его противница одновременно. Меня сжигают ярость и злость, а в следующую секунду я полна милосердия и доброты. Меня поглощает безумие. Тихо, не торопясь, подбирается ко мне, шевелит своими щупальцами, — срывается она на крик, — ждет, пока я сломлюсь и сдамся, а Свет молчит! Не говорит ни слова, пока я в муках пытаюсь освободиться от агонии прошлого, пока отчаянно стараюсь побороть саму себя! А когда он возвращается, то Тьма пропадает. Как я могу лечить людей, если знаю, что через мгновенье смогу убить их? Как смею зваться жрицей Света, если использую темную магию? КАК Я СМЕЮ ЖИТЬ?! Она бьется в истерике. Плачет. Рыдает. Стонет. Кричит. Воет во весь голос, брошенная всеми, и не видит ничего вокруг. — Тшш… Спокойно, — мягко и осторожно Андуин кладет ладони на плечи девушки, — Все хорошо. Я помогу тебе справиться, Слеза Небес. Я помогу. — тихо говорит он, зная, что сможет. Это то, чего она так желает услышать.***
Покидая Собор через несколько часов, Алассия незаметно улыбается самой себе. Принц не смог исцелить ее целиком, но указал ей путь, что приведет к спасению, и жрица Света и Тьмы будет ему следовать. Чего бы это ни стоило. И в последний раз бросая взгляд на Андуина, дренейка благодарно улыбается ему и символично сжимает в ладони горсть медальонов, висящих на шее, что напоминают о важном — семья, Длань, Свет, Тьма, ее подруга-кнутохвост, герб дома Ринн.