На двоих

Ему нравится вдали ото всех сидеть под ветвями раскидистой ивы, улавливать в тиши звуки природы — пение птиц и шелест листьев. Не раздражаемый шум. Гармония и эстетика слились воедино, рождая леса Флома. Ямано не прочь остаться здесь дольше скупого месяца, задержаться хотя бы на пару дней. Еще немного побыть в гармонии с природой. Приехать сюда, во Флом, на один месяц — довольно глупо, аж дотошно, зная насколько потом, по окончанию, будет жалко возвращаться обратно в город. Его точно можно назвать помешанным — любитель эстетики, всего красивого и невероятного. Ван способен найти глубокий смысл всему, что хоть каплю напоминает винтажный стиль. А захватывающая, длинная история на час или два об антиквариатной вазе или картине, написанной несколько столетий назад, сведут с ума от искреннего счастья. День близится к концу, а Ямано толком так и не успел насладиться красотой природы. А еще надо зайти к Хиро.

Не влюбиться в Вана было невозможно. Как может не нравиться эта тонкая грань между веселым, простым парнем, что порой гоняет балду, и сосредоточенным писателем-эстетом? Настолько она необычна и интригующе.

Встречаться с ним почти каждый день, беседовать о разных мелочах: погоде, стоимости свежеиспеченной булочки с начинкой из клюквы в ближайшем магазине, и сюжете из новоизданной книги. Они не смогут точно сказать, когда их отношения перетекли из дружеских в нечто большее, то, что не поддается науке. Понемногу, встреча за встречей. Прогулки по парку и городу, пикник близ озера и свидание в милом кафе. Открываясь друг другу постепенно, узнавая то, что озвучивается впервые вслух — потаенные мысли от окружающих, хранящиеся грубо в душе. Страхи и секреты, мечты с целями, которых хочет добиться каждый из них. Все это становится одним на двоих, только между ними, их маленьким уютным миром. В один из вечеров, сидя под высокой елью, вдали от шума города, они впервые говорят о них. Просто Ван как бы случайно касается руки Хиро, ведя пальцами от запястья к плечу по линиям вен, что так отчетливо видны на бледно-аристократической коже парня. Он припускает край горловины футболки Озоро, так, чтобы плечи и шея не были закрыты материей, получая больше доступа к телу парня. А тот, не замечая, позволяет ему. И будоражищие нервы мурашки от холодного вечернего ветерка, а не от нежных в плечо поцелуев. Ван поворачивает лицо Озоро к себе, смотря прямо тому в глаза, мысленно прося разрешения на нечто большее, чем простые, робкие касания. И он получает его. Хиро склоняется к нему, закрывая глаза. Ван готов в ту же секунду взять в руки кисти и запечатлить на холсте столь милый образ парня. Черные, длинные ресницы Озоро дрожат, кажется, от предвкушения. А тонкие губы на вкус слаще шоколада, что они покупали вчера в кондитерской. Ван толкает его спиной на ближайшие дерево, садясь на него и обхватывая худое лицо руками. Кусает губы, языком размыкая зубы, Ямано целует его по-французски, притягивает на себя и наоборот, наваливается сверху. Берет его за руки — костяшки пальцев Хиро упираются в крону дерева, покрытую мхом. Их первый поцелуй. Сбившееся дыхание, блеск озорства в глазах у каждого. И мысли полные эйфории. — Мы же теперь вместе? Ты не против отношений между нами? — Конечно. И нет, я вовсе не против, — и его улыбка в лучах заходящего солнца еще более обворожительна.

Вечером, после закрытия магазина, они встречаются вновь. Это стало своеобразным негласным условием в их отношениях. После закрытия, когда на входной двери весит табличка «закрыто», а хозяин магазинчика ушел к себе в квартиру, на второй этаж, оставляя на Хиро уборку в бакалейной лавке и закрытие той на ключ; Ван приоткрывает незапертую дверь. Звонкий колокольчик оглушительно громко оповещает еще об одном посетителе — о его приходе узнают сразу же. В темной, мало освещенной комнате, силуэт Хиро выглядит более четче. Плечи, руки и осиновая талия — точно обходят контуром желтого цвета его всего. Он обворожителен. Идеально эстетичен. — Привет, — говорит, точно боясь потревожить волшебство тишины, застывшее между ними. Он упирается о дверной косяк, сложив руки на груди. Такой раслабленный и непринужденный, — может, пройдешь чуть дальше? На его лице улыбка расцветает как бутон нежно-голубой фиалки — любимый цвет Хиро. Теплая, мягкая и такая родная. Так и хочется подойти и дотронуться до нее, провести пальцем по бледно розовым губам, размыкая их. И Ван замечает, что его мысли схожи на самые типичные строчки из романов 90-х годов. Слишком приторно иронизированно. Ведь так, кажется, не бывает. Столько нежных, сладких, как нуга, слов и легких касаний. — Позабылся немного. Свет словно запутался в его густых, мягких волосах. Проводить по ним рукой одно удовольствие.

Целоваться в подсобке лавки, льнуть друг к другу в желание отхватить чуть больше пылкого удовольствия. Получить еще и еще. Так, чтоб сорвало крышу. Прижимать его к стене и покрывать тонкую шею невесомыми поцелуями, словно мажа губами по бледной коже, а после проводить пальцами по тем местам, куда только что целовал. Пылкое, ярое желание, полностью не соответствующее, должно быть, его спокойной повзрослевшей личности. Клетки крови интенсивно бьются о стенки сосудов. Много, их слишком много. Не отдавая себе отчета, полностью забывшись, они скатываются по стене вниз, наклоняясь, и падают на пол. Вдыхают резко, не попадая ни в один музыкальный ритм, пытаются отдышаться. Красные щеки, пылающие смущением, сей милый румянец у обоих на щеках и пронзительный взгляд друг на друга. Точно только что поцеловавшиеся десятилетние дети. Вану хорошо, до безумия, сочных стонов и эрекции в штанах. И Хиро тоже. От нежных, хаотичных касаний к шее и ключице, плечам, спине, локтям, кончикам пальцев. Водит ладонью по впалому животу, ведя вверх, задевая твердые соски, специально надавливая короткими ногтями — Хиро очень чувствительнен, — и вниз, забираясь рукой в штаны. Кусает губы от волны возбуждения, до крови, лишь бы не издавать столь постыдных звуков. Сдерживаться получается все труднее. Ямано целует его медленно, точно хочет лучше распробовать того на вкус, языком слизывая кровь с прикушенной губы парня. Даже она отдаленно напоминает карамель. Помешанный, словно сталкер, сошедший с ума на милом парне из небольшого городка. Вану пора в ложится на обследование в клинику. Озоро не может поверить, что это происходит сейчас с ним. Они одни в темной, тесной подсобке, где хранится прибывший товар, около стеллажей, на которых в воздушно-пузырчатой упаковке стоит хрустальный сервиз, заказанный его матерью в падарок, который может упасть и разбиться на множество осколков, в лучшем случае будет трещина. Из-за них. Только если они будут не осмотрительны — так и случится. Быстро, словно им осталось жить пару минут, Ван растегивает пуговицы на клетчатой рубашке Озоро, проводит холодной ладонью по горячей, как пламя, коже. Притягивает к себе ближе, настолько, точно стали одним целым. Тело и эмоции — одно на двоих. Задыхаться от переизбытка чувств, от легких, нежных, но таких пронзительных и точных касаний; подставляться под искусанные губы, чувствовать на коже мокрый след от них; вздрагивать от ловких пальцев, что так умело доставляют наслаждение. И шепотом-криком произносить его, Ямано, имя, сдерживаясь в стонах, потому что боишься, что услышат, заметят, помешают… Он плавится в ощущениях поддатливым раскаленным металлом, теряется в них полностью. И лишь на долю времени осознает, приходит в себя, словно от забытья. Они лежат на полу, в пыльной комнате; на втором этажа дома находится его начальник, который считает Хиро порядочным молодым человеком. Но это не так. В нем живут сотни дьяволов, потаенных, так надежно спрятанных, что он сам об этом не знает. Не знал. До встречи с Ваном. И Ямано готов признаться — он их обожает. Тот быстро, в миг, растегивает ширинку на джинсах парня, снимая с него их. Бегло оглядывает помещение в поисках какой-нибудь подстилки — заниматься сексом на грязном полу отнюдь не хочется, любая здравая мысль претит о подобном. Поэтому он хватает сложенную коробку и кидает ее на пол — хоть что-то, — снимает с себя ветровку, подкладывает ее под Хиро. Озоро смотрит ему прямо в глаза, искушающе, заискивающе праводит языком по тонким алым губам, точно зовет его окунуться вместе с ним в негу. Для Ямано это первый раз и он чувствует себя неумелым девственником, пришедшим в клуб, чтобы найти себе партнера на вечер. Парнем, которого ведут в одну из кабинок туалета, потому что желание с похотью взяли вверх над разумом. Потому что новый знакомый со сладостным именем Хиро сосет так умело, что он не может сдержать постыдных стонов, а только зарывается рукой в черные волосы, отдающие в свете клубной подсветки, синевой. Что за мысли лезут к нему в голову?! — У тебя есть? С отдышкой, дышат тяжело и глубоко, точно пытаются вдохнуть больше воздуха, говорят тихо, с расстановкой. Сердце бьется бешено, а легкие горят пламенем. Оба на пределе. — Нет, я не предусматривал такой исход событий… Они смотрят с минуту друг на друга. Все пытаются прийти в себя. — Посмотри в том ящике, за коробками. — Вы и таким торгуете? — Не усмехайся так, — почему именно сейчас Хиро чувствует себя извращенецем? Словно это он упрашивал хозяина лавки привозить один раз в месяц по специальному заказу презервативы, — пожалуйста. — Э-эм, здесь еще есть лубрикант… — С черешней, бери с ней. Мне она больше нравится. Ван замирает на секунду, а потом, поняв смысл слов, хитро улыбается. — Учту. Ямано выдавливает себе на пальцы часть геля. Чувствует как вздрагивает тело Хиро, отзываясь на касания. Холодная, скользкая смазка «Со сладкой черешней». Осторожно, боясь причинить боль, дотрагивается колечка мышц, вводит один палец, разрабатывая тугой проход, одновременно лаская рукой такого манящего и податливого юношу. Хиро от непривычных ощущений покрывается мурашками, странно ощущать себя полностью во власти Вана, ведь тот, кажется, везде — в нем, на нем, около него, в воздухе, насквозь пропитанный его запахом. Ямано везде, с каждым поцелуем и нежным касанием. Ван проводит по желанному лицу парня, задевая и оттягивая нижнию губу Озоро, а после целует его, сладко, нежно, не так, как раньше. Словно пытается вобрать, поглотить парня. Слишком очарователен. И проводит рукой вниз, оглаживает затвердевший сосок, срывая очередной глухой стон, растворяющийся в их поцелуе, следуя к паху парня. Как только он касается затвердевшей плоти Хиро, обхватывает рукой, надрачивая, тот подставляется, льнет к Вану, ближе и ближе, не замечая второго пальца. Он сам на пределе, скорее хочется оказаться в тесном парне. Поэтому быстро, чтоб не успеть забыть жар любимого тела, раздевается, оставаясь лишь в растегнутой рубашке. Разрывает серебрянный пакетик зубами, вынимая и надевая презерватив. Ямано приставляет член к анусу парня. Хиро смотрит на него своими темно-карими глазам, прямо в душу, выжидающе. И Ван поддается. Боясь навредить парню, надавлиает, входя лишь наполовину. Хорошо. Им безумно хорошо вдвоем. Ван толкается вперед, глубже проникая в парня, стенки ануса плотно обхватывают плоть члена. В голове шквал эмоций и чувств, подогреваемые все новыми и неизвестными до селе ощущениями. Такими сладостными, яркими и ни с чем не сравнимыми. С Хиро хорошо. Ямано хватается за ягодицы парня, двигая ими в темпе, помогая насаживаться на член. Хиро закидывает ему ноги на плечи, чтобы облегчить нагрузку. Че-е-ерт. Он — милый, славный парень, читающий вечерами классику, примерный продавец в их бакалейной лавке, что учится азам секса, смотря гей-порно. И Озоро не понимает лишь одного: неужели он всегда был таким развратным? Рукой слегка отталкивает Вана от себя. — Ляг на спину, — кажется, его голос чутка охрип. Тот не понимает, замирает на миг и резко, неожиданно, выдыхает. Лишь бы их не услышали. Озоро берет реванш. На его губах играет торжественная ухмылка. Хиро сам насаживается на член Вана, неловкими точками приподнимаясь и опускаясь до самого основания. Хиро закрывает глаза в дурном грешном удовольствие. Не соображая, по привычке, закусывает губу. Можно сказать, это Хиро, сидя на Ване, запрокинув голову, жестко трахает его, не отдавая отчета себе и своим действиям. Сдерживает голос, старается не показывать насколько он взбудоражен и возбужден, поэтому Ямано не позволено стонать так сладко, так охуенно, что сносит крышу. Пытаясь прекратить столь приятную для слуха пытку, Озоро затыкает Вану рот, кладя поверх ладонь, но тот кусает его за пальцы, мысленно говоря, чтобы парень не смел так делать. И Хиро, точно по наитию, перекладывает руки на голую грудь парня. Им хорошо. До одури, до блаженного беспамятства хорошо. Наедине, в их маленьком мире, в подсобке они занимаются страстным сексом в бакалейной лавке, где несколько недель назад произошла их встреча. На лбу проступает испарина, не контролируя своих действий, Хиро прикасается к себе, обхватывая плоть, водит пальцами по горячему члену. Все как в тумане. Похоть, желание, ни одной разумной мысли, остались только страсть и удовольствие. Рукой надрачивает, чувствуя как стекает капля спермы. Кажется, он на самом пике счастья. Ван смотрит снизу вверх на Хиро, приподнимается, чтобы провести ладонью по бледному, в свете комнатной лампы, животу парня. Нежная, как бархат, кожа, целовать которую одно наслаждение. Озоро каждый раз вздрагивает, когда чувствует язык Ван на своем теле. Тот целует его, оставляет красные отметены близ пупка и выше, обводя языком соски, вбирая поочередно каждый. Засосы на плечах, ключице и даже загривке. О последствиях они подумают позже. Развратные шлепки тел друг об друга, Хиро рвано дышат на ухо партнера. Ближе, еще ближе. — Я больше не могу. С каждым словом, пытаются отдышаться, привести на миг спутавшиеся в ком мысли. — Да, щас. Давай вместе? — Хорошо, давай. Они кончают одновременно. Громкий стон, кажется, не заглушают даже стенки комнаты. Но им плевать. На начальника на втором этаже, на мнение родителей, когда те узнают об их отношения, им плевать на весь мир, но не на друг друга. — Это было шикарно, — Озоро выдыхает тихо. Кажется, словно в нем не осталось сил говорить. Ван убирает пряди черных волос, спадающих на лицо Хиро, от чего тот выглядит еще более неотразимым. Милая деталь в его образе. И это их счастье, маленькая радость на двоих.

А месяц проходит так скоротечно, что душа разрывается на миллионы осколков. И письма от выученного наизусть адреса приходят все реже и реже. Летний роман длинной в тридцать дней. Хиро горько усмехается. Кажется, он изначально не имел будущего.