Children Record

      У Шото утро начинается не с кофе, да и добрым его не назвать.        Пятнадцать лет он просыпается с выжигающей всё внутри ненавистью к отцу, своей семье и — немного — к самому себе; пятнадцать лет он с этим живёт и выживает.       Может быть, так неправильно, может быть, так нельзя, но только благодаря этому Шото не сдался, продолжает двигаться вперёд, пытается стать сильнее и доказать своему отцу — всем вокруг и себе, — что он способен стать лучшим, используя лишь одну часть своей силы.       Это даже мечтой не назвать — просто жизненно необходимое стремление.       В этом году Шото поступил в ЮЭЙ — прекрасная возможность воплотить эту цель в жизнь. К тому же, это избавляет его от длительного общения с семьёй: можно обвинить тренировки в том, что он почти всё время дома проводит в своей комнате, отдыхая (на самом — деле от семьи); в том, что поздно приходит — программу обучения, что на порядок сложнее, чем в других заведениях (на самом деле — блуждая по людным улицам подальше от дома). Шото легко лжёт своей семье, не испытывая угрызений совести — в конце концов, отец не интересуется ничем, связанным с его личной жизнью, а все остальные, кроме, пожалуй, Фуюми, тихо ненавидят его — хоть что-то у них взаимно, — так что для них это приемлемо.       Однако иногда Шото приходится терпеть присутствие своих родственников. Увы, завтрак и ужин приходилось проводить в «тёплом» кругу семьи — спасибо, что достаточно редко, иначе он бы не выдержал. Иногда ему удавалось избежать этого: Шото всегда вставал раньше остальных, чтобы позавтракать в одиночестве, да и приходил настолько поздно, насколько возможно или уговаривал Фуюми соврать отцу о его плохом самочувствии, но были дни, когда он не мог этого избежать.       Например, сегодня.       В гостиной, где они завтракают, его ждёт отец. Он — второй человек, помимо Шото, который встаёт одним из первых в доме. Это немного иронично, что даже в повседневной жизни Старатель, великий герой, остается на втором месте, ведь Шото часто удаётся, пожертвовав сном, не встречаться с ним. Но, когда не удаётся, всё идет по предсказуемому сценарию.       Отец начинает свою любимую песню заново — Шото, ты должен принять всю свою силу, Шото, ты должен превзойти Всемогущего, Шото, ты должен стараться больше всех и побеждать во всём, ведь ты, Шото, — идеальная копия своего отца.       Шото игнорирует его монолог и, в зависимости от настроения Старателя, их утро заканчивается либо взаимным игнорированием отцом его равнодушия, либо бранью и криками, из-за которых вползают в кухню заспанные, раздражённые братья и взволнованная сестра, а Шото выбегает из дома, не желая внимать возмущению Старателя.       Шото знает, что после такого отец всегда срывается на остальных своих детей, но не раскаивается.       В школе он внимательно или не очень слушает учителей, упорно тренируется и старается обогнать всех по всем параметрам, не обращая внимание на зависть, презрение или восторг его одноклассников. Шото быстро становится одним из лучших в своём классе, но ему этого мало, поэтому он старается упорней, загоняет себя и не обращает внимание на попытки окружающих подружится. Ему не нужны друзья, не нужны привязанности; вся эта беззаботность и весёлость кажутся ему бессмысленными, фальшивыми и глупыми.       Шото уверен, что всё это — притворство, не стоящее внимания и сил; ну, а искренность с которой некоторые ведут себя так, наигранна или станет слабостью в будущем.       Шото слабости не нужны — ему нужна лишь победа.       Возможно, если бы он вырос в другой семье и с другой Причудой, Шото бы обрадовался, попав в такой класс, был бы дружелюбнее и у него бы была мечта, но он был и есть Тодороки, и изменить это сможет лишь победа над отцом.       Так проходит его день: тренировки, учёба и испепеляющая всё — внутри и снаружи — ненависть.       Уныло, бесцветно и безнадёжно.       Шото не особо волнуется, что тратит жизнь, по сути, впустую — от всех своих надежд и мечтаний давным-давно он отказался, но бывают моменты, когда ему хочется завыть от отчаяния и злости, от усталости, от всего этого.       Но Шото не позволяет своим чувствам взять верх, и его утро снова начинается не с кофе и добрым его назвать не повернулся бы язык ни у кого.       У Катсуки утро начинается с обжигающе-горького кофе и музыки в старых наушниках.       Он не помнит, сколько с этим живёт — не желает запоминать — и почему мать не ругает его за грубость, а претензии учителей и учеников пропускает мимо ушей, не уделяя должного внимания.       Катсуки не волнуется за своё будущее, когда насмешки над другими грозят превратится в издевательства и жестокость. Ему плевать на мнение о себе окружающих, на то, что все вокруг считают его бешеным и боятся, а тем более Катсуки плевать на то, что они думают о его прошлом.       Нет ничего, что заставит Катсуки передумать. Нет ничего, что заставит его воплотить свою мечту в жизнь. Он собственноручно уничтожает все возможности исправиться, ухмыляется, думая, что заслужил, и продолжает рушить свою жизнь.       Если выхода нет, остаётся лишь одно — продолжать развлекаться, Катсуки знает. И он развлекается: избивает в тёмных переулках обнаглевших бездарей, которые решили, что смогут показать ему его место в обществе, сдаёт тесты на на самые высокие баллы, грубит учителям, слушает музыку на уроках и тратит свободное время на компьютерные игры и.       И не может выспаться из-за кошмаров, от которых не желает избавляться.       Сложно проходить мимо соседского дома, такого знакомого с детства, бывшего уютным и тёплым, заполненным до острых краёв крыши счастливым смехом — и ставшего незнакомо-холодным, отчуждённым от всего вокруг, словно заброшеный дом с приведениями. Катсуки иногда слышит призраки той жизни, что когда-то в нём царила, отзвуки радостных голосов, исчезающих, стоит только прислушаться. Глупо издеваться над самим собой, но он проходит мимо него каждый раз, выходя прогуляться или по пути в школу, возвращаясь домой; глупо ожидать оклика, знакомо-раздражительного прежде, когда никого рядом с ним нет.       Наушники скоро придётся сменить, если Катсуки продолжит сильно сжимать их горящими из-за Причуды руками, что тянутся к ним будто сами по себе, при каждом взгляде на тёмные провалы окон.       Катсуки чувствует себя точно таким же — наполненным пустотой, тенями и исчезающим эхом прошлого.       А потом ему снится чудесный сон, который не сможет стать явью.       Надоедливая ругань, чужой силуэт, огонь от собственных взрывов, разрывающиеся от боли лёгкие и — от такой неожиданности Катсуки готов был добровольно задохнуться — знакомый, чуть изменившийся голос.       Прошлое, что усердно раньше скрывал, испепеляет заново его сознание, но это кажется почти прекрасным чувством, ведь даже если у него нет веры, мечты и желания им следовать, этот сон дает ему силы, даёт ему смутную надежду на то, что Катсуки дождётся, что чужое тепло всё ещё можно отыскать, что…       Это почти прекрасное чувство. Почти, ведь то лето не вернуть и слова не стереть из памяти, если все знают, как всё было.       Но мать рада, когда он всё же подаёт заявку в ЮЭЙ, и надеется, что он всё-таки сможет вернуть свою мечту. Катсуки не хочет расстраивать её, поэтому он не говорит, что просто цепляется за прошлое так крепко, как может.       Это глупо — как и всё, что Катсуки делал эти чёртовы пять-или-больше-меньше лет, пока он гонится непонятно за чьей тенью.       Ведь в итоге Катсуки вновь начинает утро с обжигающе-горячего кофе и музыки в старых наушниках, с пониманием, что не так уж важно, сколько он пытается.       Ничего не выйдет.       У неё утро начинается по-разному и всегда зависит от тех, кто её окружает.       Если брат злится — то нужно его успокоить, не получится — пойти к единственному взрослому в их небольшом укрытии. Если взрослого нет, то лучше вести себя тише мыши, маленькой, серой и незаметной; повезёт — и о ней не вспомнят, не повезёт — брат сорвётся на неё. Она не против, ведь брат — старший — знает, как следует обращаться с подобными ей, брата надо слушаться и уважать, брат когда-нибудь станет великим человеком, брат…       «Он хороший,» — это не те слова, которые можно говорить в их не-семейном кругу.       Иногда — достаточно часто — ей удаётся его успокоить. Тогда она обнимает его, и даже слышит слова благодарности, словно ему это действительно важно.       Словно       Это приятно.       Неприятно лишь исполнять некоторые поручения, но это стоит похвалы брата.       Даже если бинты заканчиваются, а раны продолжают кровоточить и что-то внутри заставляет рыдать без слёз — это того стоит.       Они дали жизнь призраку, так как ещё отплатить им, если не беспрекословным подчинением? В конце концов, ей даже позволено иметь маленькие тайны, вести себя странно и ходить, куда хочется.       Чего она ещё может пожелать?       Даже месть… Сладкая, ни с чем несравнимая месть тому, из-за кого внутри трепещет голос монстра и эхом отдаются увещевания в бесполезности, из-за кого снятся тёмные, как дебри леса кошмары, из-за кого от прошлого — жалкие обрывки воспоминаний, которые, как истерзанные лоскуты некогда красивого полотна, полагается сжечь… Она исполнит.       Ей помогут совершить эту месть, когда придёт время.       Может быть, тогда она сумеет выполнять всё, что ей поручают, без сожалений.       И всё же…       У неё утро начинается по-разному и всегда зависит от тех, кто её окружает.       Но Деку нравятся эти люди и даже после самого ужасного кошмара просыпаться в этом месте её радует.       Наверное