Children Record

      Яркое-яркое солнце светило так сильно, что, казалось, может выжечь сетчатку. Бакуго морщится и тянет с головы наушники.       С его зачисления в Юэй прошел месяц. Конечно, никто не сомневался, что он поступит: ни родители, ни учителя, ни одноклассники — никто не смел даже подумать, что он провалится на экзамене. Бакуго самоуверенно считал, что будет победителем — и, действительно, он занял первое место среди всех абитуриентов.       Но, не смотря на то, что Бакуго, как и думал, был лучшим, он злился — и с каждым днём всё сильнее.       Причина? Ох…       Если бы Бакуго спросили, что он думает о геройской академии Юэй, то он бы сказал, что это тот ещё гадюшник, в котором полно напыщенных ублюдков и лицемерно улыбающихся придурков, у которых кроме этих улыбок ничего нет внутри.       Но его не спрашивали. И Бакуго плевать, в общем-то, на людей с такими тупыми вопросами в такой неудобный момент.       Это и была причина.       Основная.       А вторая, такая незначительная, так давно подталкивала его вперёд, что он даже не считал, что это относится к проблемам.       На улице было много людей — в конце концов, сегодня выходной, — и Бакуго, резко натягивает обод наушников на голову обратно. Шум толпы тонет в громком звучании музыки, тяжёлых басах и хриплом голосе вокалиста.       Хризантемы жгут кожу, словно обросли длинными шипами, которые способны разорвать и бумагу, в которую завернули цветы, и руки Бакуго.       Хотя, может ему всего лишь кажется; или причуда решила напомнить о том давнем событии, обжигая ему ладони. Впрочем, сегодня есть дела поважнее, чем просто тонуть в болоте воспоминаний и нежелания продолжать — лучше уж исполнять никому не нужную мечту за двоих, чем так просто сдаваться и падать на дно спустя столько лет.       Даже если придется терпеть фальшивые усмешки и лживое сочуствие.       Даже если это не нужно и ему самому.       Даже если это не повернет время вспять.       Бакуго думает, что тому человеку было бы грустно от того, насколько отвратительна академия с её учениками. Но врать Бакуго не любит, да и зачем, если этот человек все равно…       Всё поймёт, прерывает себя Бакуго. Просто поймёт.       Несмотря на яркое солнце и чистое небо, без единого облака, день кажется серым и тусклым, и Бакуго раздражённо напоминает себе, что стоит внимательнее слушать прогноз погоды.       Дождь был бы в самый раз.       До кладбища он добирается на удивление быстро.       Жаль       Она идет по улице, напевая какую-то веселую песню, которую часто крутят по беспрерывно работающему дома телевизору.       Солнце закрывают темно-серые облака, похожие на пух, что взмыл в воздух благодаря ветру; кажется, была даже легенда про то, что ветер — это гигант, считающий все на земле, внизу, своими игрушками. Кто-то ей это рассказал, верно? Кто же это рассказал?       Кто, кто, кто.       Кто? Никто?       Так много людей вокруг, это сбивает, это мешает, это не даёт ухватится за мысль.       И она забывает про эту легенду.       Скоро пойдет дождь? В такой хороший день обязательно должен идти дождь…       Навязчивая мелодия захватывает её настолько, что она начинает танцевать прямо там, на улице, среди людей, спешащих куда-то, чаще всего не туда, куда действительно надо было бы.       Вот и она идёт не к тем людям, где её ждут, где она нужна, а к человеку, которому стоило бы давно оттолкнуть ее — раз и навсегда.       Но этот человек помогает ей, совершенно безвозмездно тратит своё время, свой дар.       Наверное, свою жизнь тоже?       Деку не уверенна; Деку хочет быть нужной кому-то просто так.       Какая глупость, она ведь нужна брату. Он ее любит, заботится о ней, он её спас, в конце концов, — так разве плохо взамен помогать ему?       У неё ведь есть чудесная Причуда.       — Эй, я здесь. Перестань.       Деку оборачивается — и чужая улыбка, немного болезненная, рушит иллюзию скорого дождя, пробивается тонкими солнечными лучами через выбитые окна заброшенного здания, изгоняет несуществующие силуэты несуществующих людей.       И Деку остаётся одна — с этим человеком, конечно.       Когда им объявляют о том, что на сегодняшнем уроке они будут практиковаться в спасении людей в Корпусе Непредвиденных Ситуаций, то все без исключения искренне радуются этому.       Ну, или как Бакуго — надеются, что это будет повеселее остального.       Причуда, словно соглашаясь, покалывает кончики пальцев в предвкушении хорошего развлечения. Бакуго хмыкает про себя — когда он так взбудоражен всегда случается что-то интересное, как на тренировке с Всемогущим — девчонка, с которой он дрался тогда, была подходящим противником.       — Бакуго-кун, разве не здорово? Мы можем почувствовать себя настоящими героями! — с сияющей улыбкой подходит к нему Урарака.       Противником, может, и подходящим, но одноклассницей просто отвратительной, кисло добавляет Бакуго, всё так же про себя.       — Отвянь, круглолицая, — огрызается он. — Я собираюсь стать героем, а не просто представлять себя таким, как вы, неудачники.       — Не слишком ли резко, Бакуго? — усмехается Киришима, повернувшись к нему лицом.       Он очень удачно сидел перед Бакуго, а потому огребал за шуточки и неуместные комментарии чуть чаще Каминами — тот сидел на соседнем ряду.       Вот и в этот раз избежать удара почти дымящейся ладонью по лбу Киришима не успевает.       — Бакуго-кун, это точно было слишком!.. — начала возмущаться назойливая одноклассница, но Киришима её прерывает:       — Мне совсем не больно, не волнуйся так, — отмахивается он.       Его Причуда тоже была кстати — бить его можно было со всей силы и не жалея.       — Урарака, понимаешь, некоторые люди не могут выразить свою привязанность словами, а действиями немного стесняются, поэтому и делают всё грубо, прям на как Бакуго! — очень уверенно произносит Киришима, насмешливо поглядывая на него.       Урарака с готовностью кивает.       Незачем жалеть, если он сам же нарывался.       Взгляд половинчатого парня, который смутно его беспокоил с той самой тренировки, снегом падает за ворот пиджака, и так же быстро исчезает, будто тает. Это отвлекает Бакуго, и он не успевает отвесить Киришиме подзатыльник.       Раздражает.       Что-то неясное скреблось внутри при взгляде на Тодороки Шото, что-то неприятное.       Таких, как этот парень, лучше не выпускать из виду, не сводить с них глаз, как бы странно не было ожидать от подобного человека чего-то плохого в таком месте.       Но ожидать нужно всегда и везде; Бакуго знает, Бакуго помнит.       Киришима стоит возле Каминари и смеётся с его шуток, Урарака настойчиво лезет с нотациями о том, что нельзя бить людей просто так, они же герои, всё шумят и радуются, все хотят геройской жизни и признания, но Бакуго неуютно, он чувствует только что-то лишнее, неподходящее, как и в первый день, во время экзамена.       Когда он увидел людей с слабыми или совсем не геройскими Причудами в Академии Юэй.       И хоть Тодороки больше не смотрел на него, след от ледяного взгляда весь день тонким порезом ощущался на шее.       Но Тодороки здесь был ни при чем.       — Брат, когда мы уже нападём? — почти капризно спрашивает Деку.       Курогири смотрит на неё искоса — насколько это возможно с его Причудой, — но ничего не говорит по поводу того, что сидит она на барной стойке и машет ногами словно ребенок, а не как нормальные…       Ах да, здесь нет нормальных.       Её брат сидит как обычный человек: сгорбившись, пьет чай и слушает, что говорят по телевизору, но его вид напугает любого, кто зайдет сюда по случайности — огромное количество рук, которых он нацепил на себя, не может не вызывать — хотя бы — чувство тревоги у тех, кто не знает Шигараки и не знаком с его Причудой.       Но она не боится.       Деку привыкла к этому давно.       Ещё тогда, в детстве, когда брат забрал её, спас, когда ей было так больно, что самым лёгким решением было отказаться от своего имени и пойти за тем, кому она действительно нужна, кто не бросит, не оставит.       За теми.       Призрачное воспоминание о каком-то разговоре тает в полумраке помещения.       — Скоро, — хрипло отвечает Шигараки. — Учитель уже все подготовил.       — Отлично!       Она спригивает со стойки и кружится по помещению, громко смеясь. Нужно всё продумать, чтобы брату было легче, нужно помочь ему, а ещё нужно подготовиться самой — ведь там, в конце концов, будет он.       Человек, которого она так хочет убить.       Деку смеётся, совсем не замечая, что по её щекам текут слёзы.       Шигараки смотрит на неё молча, но его взгляд — темный и ожидающий, заставил бы задрожать даже Деку, если бы она его заметила.       Тодороки молча слушает учителя и не смотрит на остальных.       Все его одноклассники в приподнятом настроении: Киришима с Каминари по-дружески подшучивают над Бакуго, которого пытается остановить от драки Урарака; Яойорозу, улыбаясь, разговаривает с Джиро, Тсую и Токоями; Иида пытается напомнить всем про дисциплину и угомонить Минету, который не может остановить поток бессвязных слов, глядя на костюмы одноклассниц; все галдят и шумят, всё это слишком громко, и Тодороки не нравится.       Он старается думать о том, что нужно постараться на тренировке, что стоит внимательнее слушать, что Всемогущего сегодня не будет, что…       Он так сильно пытается отвлечься от этого, что не замечает ни того, как сильнее злится Бакуго, ни брошенных украдкой взглядов Яойорозу.       Как же надоел этот шум.       А? Но ведь уже все, кроме учителя молчат…       Что же это тогда? Или ему показалось? Нет, не может быть. Но, тем не менее, сейчас так тихо, что каждое слово Тринадцатого слышно даже у дверей, здесь, в конце.       Тодороки совершенно не слушает учителя и смотрит на одноклассников. Как они не замечают, как это никто не слышит?       И он бы смирился с тем, что ему послышалось, если бы через несколько секунд Айзава-сэнсэй не закричал им:       — Всем собраться вместе! Тринадцатый, защищай их!       — Злодеи?!       Отвсюду слышаться удивлённые и испуганные крики, но все думают лишь об одном.       Откуда, как они дагадались, кто им сказал? Знать, что у них будет здесь урок, в месте, далёком от Академии, могли только учителя и ученики. Так не значит ли это, что рассказал… кто-то из академии?       «Предатель?» — неуверенно и слабо.       «Нет, нет, не может быть.»       Тринадцатый говорит о том, что следует поскорее уйти в безопасное место, когда Айзава-сэнсэй кидается на врагов. Он уверенно сражается с ними, он сильный, он профессиональный герой, но Тодороки не может подавить беспокойства.       И из-за этого Тодороки совсем не обращает внимание на звуки вокруг.       Не прислушивается.       И зря.       — Мне жаль, но вас, скорее всего, убьют, — раздаётся позади Тодороки мягкий девичий голос.       Он мгновенно оборачивается и в два прыжка оказывается возле остальных учеников. Злодейка, которая это произнесла, стоит прямо за ним, а возле дверей, полностью их закрывая, клубится густой черный туман. Девушка поднимает руки с притворной дружелюбностью — может быть, даже улыбается, но из-за маски с оскалом это совершенно не возможно увидеть.       — Я не собираюсь исполнять чужую работу, не волнуйтесь, — почти смущённо продолжает она. — Видите, у меня нет оружия.       — А разве оно тебе нужно? — нервно усмехается Киришима.       Он напряжён и готов последовать примеру сэнсэя, как и Бакуго рядом с ним.       — И правда, — тянет злодейка, теребя рукав черного платья. — Но оно бы сейчас понадобилось вам. Знаете, вы ведь ещё не умеете пользоваться своими Причудами по назначению.       Тодороки замечает, как скалится Бакуго, как Киришима сжимает затвердевшие кулаки и мысленно просит их не глупить.       — Но стоит нам уже представится! — всплеснув руками, восклицает она. — Курогири…       В черном тумане, оказавшимся ещё одним злодеем, возникают два светящихся росчерка и низкий мужской голос говорит, что они — члены Альянса Злодеев, цель которых — Всемогущий, «Символ Мира». И в тот момент, когда он — так вежливо, что злиться начинает даже Тодороки — хочет спросить, почему же главный герой Японии отсутствует, Бакуго вместе с Киришимой нападает на них.       Ужасный треск раздаётся, когда злодейка появляется прямо перед ними, загораживая «Курогири» собой. Перчатка Бакуго разлетается на мелкие куски, а Киришиму она отбрасывает к остальным ученикам.       Бакуго пытается ударить её в солнечное сплетение (вторая перчатка ещё не зарядилась полностью), не обращая внимания на предупреждения злодея и учителя, но замирает, когда девчонка резко и быстро срывает маску.       Её лицо видно только Бакуго и Тодороки, который стоит ближе остальных. Но Бакуго, этот чёртов псих, даже не думает отойти от человека, запросто уничтожившего часть его оружия и сломавшего Киришиме руку! Киришиме, кожа которого твёрже камня!       Тодороки злится так сильно, что готов сам заморозить Бакуго, из-за которого они даже шагу лишнего сделать не могут — мало ли, как злодеи решат поступить с ребенком, просто рвущимся к ним в руки, идеальным пленником. Какое счастье, даже заманивать и тратить время не нужно!       Но злость ослабевает, когда Тодороки — единственный, кажется, — слышит то, что говорит девчонка.       — Ты не меняешься, — произносит она, отведя руку Бакуго от себя, — все так же лезешь на рожон, Кач-чан.       Злодейка касается пальцами щеки Бакуго. Он взрагивает, но не отходит от неё. Его лица не видно, но Бакуго что-то отвечает, тихо, почти шепотом.       Раздаётся щелчок — и он направляет полностью заряженную перчатку прямо на девушку.       Просьбы учителя остановится, крики одноклассников, оглушительный взрыв — всё это происходит в одно мгновение, когда Тодороки думает, что злодей-туман не стал бы молча наблюдать, если бы девушке что-то грозило.       — Это глупо.       Все разом замолкают, когда злодейка, совершенно невредимая, улыбается.       — Теперь вас точно убьют.       И черный туман накрывает их, когда лицо девушки искажается злостью и она что-то кричит — то ли Бакуго, который пытается её схватить, то ли злодею, который переносит куда-то и её тоже.       Тодороки успевает только увидеть её глаза — темные, пустые, с пугающими алыми огнями где-то в глубине зрачка, — перед тем, как провалится в пустоту.