***
Я думаю о том, чтобы встать перед ним и приказать ему убрать эту штуку из моей головы. Думаю о том последнем разе, когда я попытался сделать это. Он меня отпиздит. Людям нравится меня бить, я понял это уже давно. Если я достаточно выбешу Спока, он мне врежет, но ему это не нравится, так что я не буду. Вернее, буду, но не сильно. Прямо сейчас я вообще не хочу бесить его, и это странно, потому что именно так мы и общаемся. Я щелкаю кнутом, он прыгает, повторить сначала, пока Боунс не разведет нас, или Скотти не выступит с комментарием, или Ухура не врежет нам обоим. Не трогайте то, что работает, а мы — работаем, пусть и не так, как хотел от нас старикан. Не думаю, что ему удалось получить нужных меня и Спока, мы не он и «он». Не тот «он»-я, которому надо поскорее свалить из моей головы и из моего кресла. Дверной звонок долбит мне по ушам, аж в голове звенит. Я говорю «Да, войдите», — Спок входит внутрь, и одновременно с этим пищит коммуникатор. Я проверяю параметры связи на рабочей панели. Мостик, закрытый канал, что означает Ухуру. Я одними губами говорю Споку «подожди» и нажимаю кнопку: — Ну, вмажь мне. Она раздумывает об этом. Когда-нибудь она это сделает, и мое лицо отправится в мир боли. У этой женщины отличный удар левой. — Сообщение от командования базы по приоритетному каналу. — Говорит Ухура, как будто она только что в красках не представляла, как выбивает из меня все дерьмо. — У них внезапная вспышка берградского гриппа, штамм 2-А. Возбудитель подавлен, но коммодор ло Амаальт полагает, что нам необходима ревакцинация перед началом транспортировки. Боунс будет счастлив. — Предупреди медотсек и транспортаторные, а затем объяви по громкой связи по всему кораблю. Никто не войдет и не выйдет без одобрения Маккоя. И скажи техникам, что я выебу их прежде, чем они протянут свои заразные ручонки к моему кораблю. — добавляю я просто потому, что могу. — Да, сэр. — это то, что она говорит вслух. «Ты мудак» — то, что слышу я. Эгей, мы общаемся. Ухура профи в коммуникации. — Я тоже вас люблю, лейтенант. — Говорю я, а затем быстро отключаюсь, прежде чем она успевает сказать мне и мостику, какой я на самом деле хуй. Спок успевает просверлить взглядом дыру в моем левом ухе. Такое чувство, будто меня засасывает в чертову черную дыру из его сраного недовольства. Ну разве я не особенный? Но мне плевать. Я говорю ему: «Закон Мерфи», а он отвечает: — Я не знаком с отсылкой. — Если что-то может пойти не так, оно пойдет. Пессимизм двадцатого века. И тут у нас бровь пошла на взлет: — В данном предположении содержится изощренная форма логики. — Не логики, Спок, это здравый смысл. Попробуй как-нибудь. — И да, это было слегка грубо. Руки Спока стискиваются за спиной, он переводит взгляд с уха куда-то поверх моего плеча. — Вы хотели поговорить со мной, сэр? Перевод: Идите нахуй. Сэр. Я встаю и обхожу панель управления, убираю с нее падд и карты памяти и паркую свой зад прямо на ее краю. Откидываюсь назад, опираясь на руки, и смотрю на Спока. — Прошу прощения. — Говорю я. Уверен, что он моргнул сильнее, чем обычно. — Я был груб. Ты же знаешь, у меня с языком проблемы. Давай, Спок, прими все как есть. — Возможно, вам потребуется консультация доктора Маккоя? Теперь он решил отрастить себе чувство юмора. — Конечно. Послушай, моя голова убивает меня, и я сейчас не шучу, я скажу прямо. — Глубокий вдох. — С моей головой что-то не так. Спок снова моргает. Я думаю о том, что только что ляпнул. — Мне перефразировать? — Разъяснение было бы желательным. Ненавижу его. — Я думаю, ты свернул мне мозги. — Он смотрит совершенно пустым взглядом, и я добавляю. — Не ты ты, другой ты. — Не, похоже, он опять не догоняет. — Я нахожу крайне трудными для принятия выводы, сделанные согласно вашим предположениям. Насильственный ментальный контакт — преступление, караемое телепатической нейтрализацией. А, ну да, я забыл. — Это не было насильственно. — Говорю я. — Помнишь Дельта Вегу? Он издает звук, короткий, но заставляющий меня посмотреть на него более пристально. Выражение его лица не меняется, но от него будто исходят несчастные флюиды, словно от психа. — Я уже принес извинения за свои действия. Я полагал… вы дали понять, что вы приняли… — Да я не об этом. — Он опять открывает рот, и я говорю: — Нет, заткнись. Прямо сейчас я говорю, ты слушаешь. Когда я закончу, можешь сказать, что я свихнулся. — Разумеется, капитан. Он вытянут по струнке, даже несмотря на то, что команда «смирно» не звучала. Наши с ним отношения похожи на колоду карт, какая-то из них — моя. О чем я, собственно? — Дельта Вега, — подсказывает Спок, и я хмурюсь. — Я говорю, ты молчишь, забыл? — В таком случае будет в принципе отсутствовать вербальная коммуникация. — Ненавижу тебя. — Досадное обстоятельство, — отвечает он, — но, как бы то ни было, вы человек и потому имеете право на эмоции, какими бы они ни являлись. — В этом и проблема. Другой ты оставил в моей голове воспоминания своего Кирка, и я теперь не уверен, мои это эмоции или его. Мчусь так быстро, что ветер царапает кожу… волосы слишком мешают, не вижу… обрыв приближается слишком быстро… жди, жди, жди… дави на чертов ТОРМОЗ Дрожание ресниц считается эмоциональной реакцией? — Почему вы ранее не сообщали об этом? — Я должен был, — говорю, — я знаю. Теперь. Я думал, что смогу этим управлять. — С какой целью? — Я новичок в этом. — Обвожу рукой каюту, корабль, Спока — все. — Другой парень был капитаном дольше и получил свой пост, приложив чертову кучу усилий. Иногда мы попадаем в незнакомую ситуацию, и я просто… знаю, что делать. Его невыразительная морда говорит мне, что он не собирается облегчать мне жизнь. Даю ему десять секунд, и, когда он все еще продолжает пялиться на меня так, будто я — самый выдающийся продукт, когда-либо выраставший в его чашке Петри, я говорю: — Я облажался, ясно? Мне жаль. Прости за наилучшее использование всех имеющихся ресурсов. — «Кобаяши Мару». — Бормочет он. — Уверен, что хочешь к этому возвращаться? — Вы никогда не пытались достичь вашей цели без использования… «шпаргалка» — корректный термин, я полагаю? — Я не собираюсь к этому возвращаться. — Я сползаю еще на пару дюймов с панели управления. Чувствую себя так, словно я опять в той аудитории, потею за трибуной в своей дурацкой кадетской униформе, пока он дырявит мое эго. — Как пожелаете. Самодовольный остроухий ублюдок, я не смотрю на тебя, не дам тебе выиграть. А потом я ловлю периферическим зрением движение и вскидываю голову. Он подходит ко мне и тянет руку к моему лицу. Я отмахиваюсь и перемещаюсь на другую сторону панели управления. — Неа, не думаю. В последний раз, когда кое-кто пытался это сделать, случилось вот что. — Я стучу пальцем по лбу, и Спок глядит на меня так, словно я — еще одна неприятная обязанность в длинной череде других. — Если я буду помогать вам, — говорит он, — я должен увидеть, что с вами сделали. Тут он меня поймал. Я был уверен, когда звал его к себе, что дело кончится еще одним мелдингом. Но мне не обязано это нравиться. — Только быстро. — Говорю я, выходя из-за панели управления, а потом встаю в середине гостевой зоны — наиболее просторного помещения в моей каюте. Ненавижу чувство беспомощности, а именно так я помню мелдинг — как будто я ничего не контролировал. В этот раз я собираюсь сделать это, уверенно стоя на своих ногах и ощущая вокруг свободное пространство. Спок встает передо мной, опустив руки. На вид ему так же неловко, как и мне, что почти улучшает мое самочувствие. Он поднимает руку и несколько мгновений колеблется перед тем, как прикоснуться пальцами к моему лицу, и я говорю: — Слабо? Да, Боунс, я пятилетка, я уже слышал, заткнись. Ты постепенно забываешь, как противоестественно ощущается давление чьего-то чужого сознания в твоем собственном. Наверное, это мозг так пытается сохранить свою «нормальность», потому что чувствовать голову так, словно она зажата в тисках и вот-вот взорвётся, — не нормально. Давление в моих висках возрастает почти до критического, я пытаюсь дышать, но не могу, а потом этот натиск уходит, а он — нет. «Мои извинения, так более удовлетворительно?» и да, да, так дохера более удовлетворительно. Я пытаюсь донести это до него. «Спасибо», — но я не уверен, что это сработало. Откуда я должен знать, как поговорить с кем-то в своей голове? Там, наверное, всякие виды этикета, про которые я не знаю, и за что Спок позже меня прибьет. Я могу чувствовать, как он кружит там. Народ, это странно, но, по крайней мере, он не устраивает информационную свалку за полминуты. Он нетороплив и осторожен. Вы никогда по-настоящему не думаете о своем мозге. Окей, я не думаю. Я видел, как Спок и Ухура, бездельничая, мерялись размерами черепушек, но я не любитель самокопания. Мой мозг просто есть. И, пока он работает, я в порядке. Но, как полагаю, тут собака и зарыта. Он не слишком-то хорошо работает сейчас, вот почему Спок копается в нем, заставляя меня беспокоиться о том, что там внутри, сильнее, чем в тот раз в последний школьный год, когда я закинулся андорианской кислотой. Слои, слои, сотни слоев. Насрать на клетки, слои — вот что главное в мозгах. Спок добирается до дна, и вокруг, и сквозь меня, иногда он словно чистит что-то, и тогда воспоминание шарашит меня, свеженькое, как будто только что произошло. Может, это и звучит круто, но поверьте мне, у меня просто куча воспоминаний, которые я никогда не хотел бы пережить заново. Я смиряюсь с этим и позволяю ему делать то, что нужно. Это моя вина, Спок пытается разгрести мое дерьмо, и никому из нас не поможет, если я буду скулить каждый раз, как он затронет что-то отстойное. Он тут же отстраняется, конечно же, но это все равно ощущается неправильным, или плохим, черт, я даже не… … знаю! Сэм, почему твой брат в мусоропроводе? Погодите, мне четыре, как я — если ты собираешься в город, возьми с собой мальчиков, я пропущу мой шаттл, — этим летом она обещала, что останется, она обещала, Джим, нет, мой отец меня убьет, если я еще раз задержусь после комендантского часа, этот рот был потрясающим, мог высосать мяч для гольфа через садовый шланг, да что ж так нахрен долго, Спок, поторопись, я не — думаю, я могу это сделать. Не могу послать туда тебя или Боунса, эта штука поглотит всю галактику, если я не пойду, но я… — Срань господня! Я отталкиваюсь от него, еще даже не открыв глаза, и пячусь, пока моя задница не врезается в переборку. Моя кожа зудит там, где он меня касался — пять точек давления ощущаются неправильно и чуждо. — Вот это, — вдох, — это, последнее. Не мое. — Утвердительно. — Он выглядит так же испуганно, как я себя чувствую. — Это невозможно. — Спок довольно стар. Может, это случайность? — Он стар как по человеческим, так и по вулканским меркам, но он лучше понимает законы мышления, чем большинство ныне живущих вулканцев. В его части ошибок не было. — Он смотрит в иллюминатор. Вид хорош, но вряд ли он сейчас думает, как прекрасен ближайший газовый гигант. Я говорю: — Ты же можешь это починить, так? Стереть его воспоминания? Мне моя голова нравилась такой, как была прежде. — Это не его воспоминания, и я не могу. — Но… — Я не могу. Но есть другие, кто сможет вам помочь. — Скоро? Я словно капризный ребенок, застрявший в тихоходном шаттле на два дня полета. Спок, должно быть, тоже так думает, потому что он почти хмурится. — Это займет приблизительно одну целую и шесть десятых дня для подпространственной передачи сообщения в антирайдскую колонию. И, возможно, несколько дольше для получения ответного сообщения, это будет зависеть от нашего местонахождения. Затем последует организация отпуска, что, в свою очередь, означает постановку корабля в доки, потому как я полагаю, что коммандер Скотт не согласится принять командование более, чем на несколько дней. Могу предположить, что задержка составит приблизительно один месяц. Я рычу. — Месяц, прекрасно. — Он опять смотрит на меня как на чашку Петри, так что я говорю: — Две смены назад я шел на десятую палубу. А в конце концов оказался в ангаре шаттлов. Я не знаю, как я туда попал. И Рэнд теперь на меня странно смотрит. Думаю, я сказал ей что-то тупое. — Последнее не является доказательством нехарактерного поведения. — Рассеянно произносит Спок. — Ага, но я не могу вспомнить, как это сделал. Вот тебе доказательства, Спок. Обычно я не забываю, когда приударяю за горячей цыпочкой. Не считая одного раза, но тогда виноваты были кексики с гашишем, так что это не считается. Спок разминает правую руку, и я чувствую его жест, даже не видя, что он это делает. — Вы испытываете кратковременную потерю памяти. — Отключка, ага. — Я скрещиваю руки и опираюсь спиной о переборку. — Ты парень с мозгами на миллион кредитов, заставь их работать. Шах и мат. Теперь он или отстранит меня от командования, или быстренько все исправит, и я ставлю на последнее. Видите ли, я знаю Спока. Он не думает, что это так, но его поведение а-ля «аршин в жопе» не так уж сложно разгадать. Если он меня отстранит и с рук на руки передаст Боунсу, он станет действующим капитаном, а Спок хочет много чего, но только не этого. Он любит пасти своих научников и терроризировать мостик из-за моего плеча. Это дает ему время играть в свои модельки и изучать пространственные аномалии, из-за чего он, собственно, и пошел в Звездный флот. Мы здесь не спорим о всяких научных гипотезах. Мы своими глазами наблюдаем, как происходит то или иное событие. Ничто не может так гарантированно заставить Спока уйти в работу по уши, как новый квазар, но, согласитесь, трудно впадать в научный раж, когда тебе нужно управлять кораблем. — Есть еще одна возможность. Я знал, что он что-то от меня скрывает. — Я могу попытаться блокировать ваши нервные рецепторы от отпечатков памяти, изолируя их от контакта с вашими центрами воспоминаний. Но это, в лучшем случае, временная мера, которая послужит вам лишь до того момента, когда вы сможете предпринять путешествие до Антирайдса. Я ухватываю самую важную часть: — Больше не будет отключек? — Утвердительно, при условии, что я смогу успешно прервать контакт. — Звучит неплохо. — Я покидаю переборку и подхожу к нему. — Вероятность? Жесть жестяная этот Спок. Он смотрит мне в глаза и говорит: — Четыреста тридцать два к одному. — Круто. — Ухмыляюсь я ему. — Люблю рисковые дела. — И он отвечает, но не словами, а прикосновением. Когда он касается меня, я закрываю глаза, но тут сказанное им, наконец, доходит до меня, и я вновь вытаращиваюсь на него: — Погоди минуту. Это не его воспоминания? Тогда какого черта они там? — Я покажу вам. Мой разум к вашему. — И все вокруг исчезает, кроме него.***
В этот раз он знает, куда ему нужно, и сразу направляется туда, таща меня за собой. Мы тонем вместе, испытывая перегрузки, захлебываясь чужой жизнью. Он сказал, что покажет мне… в другой реальности я мог бы назвать тебя другом… он покажет, и я увижу то, что он хочет мне показать… мог спасти ее, ты знаешь, что ты только что… неправильная перспектива, это не… он знает, доктор, он знаетонзнаетзнает… воспоминания Спока… они принадлежат Кирку, я… не собираюсь никого убивать сегодня… в его жизни, и везде, куда бы я ни посмотрел — Спок. …когда я почувствовал дружбу к тебе, я почувствовал стыд… Джим, не останавливай меня, не дай ему остановить меня… моя вполне логичная отставка, Звездный флот не потерял… (не знал, что этот упрямый ублюдок может так улыбаться) … разум чрезвычайно динамичен… это простое чувство… (всегдабыливсегдабуду) Сорок сраных лет внутри чужого разума. Двух минут слишком много, но он, я, он хочет этого, ему нужно это и нужен Спок, он был, он… Я здесь, капитан, — мой Спок, он пытается вытащить меня оттуда, но я пойман этой петлей обратной связи между мной и не-мной и тащу Спока следом, я больше не я, я ничто, я в нем, и он в Споке, и я думаю, не могу думать, жар везде, где Спок касается меня, где я касаюсь его, я внутри Спока, блядь, это классно, таккласснотаккласснотак… …тихо, он всегда так молчалив, когда мы занимаемся этим, но мне не нужны звуки, мне не нужно, чтобы он был для меня человеком в этом или в чем-либо еще, мне нужно, чтобы он отдался мне, позволил мне взять его, и он знает, он дает, дает всегда, неважно, что: свой разум, свое тело, свою жизнь — он был мертв, сейчас нет, он не мертв, Спок, больше никогда, не смей, его глаза открыты, он тянется ко мне, Джим, он говорит это вслух, и я… …кончаю. Во рту кровь, на языке, Спок тяжело дышит мне в рот, он прямо здесь, со мной, и мы прижаты друг к другу так тесно, что даже воздуху не протиснуться между нами. Его твердый член у моего бедра обмякает, мой тоже — вместе и в этом. Его рука отлипает от моего лица, падает мне на плечо. Его кожа жжет мою, его потное лицо у моей шеи, и мои руки крепко прижимают его к моему телу, кулаки стиснуты на его рубашке. Я чуть поворачиваю голову, и губами касаюсь его слишком горячей кожи, я приоткрываю рот, лижу и чувствую соль и кровь, и Спока… боже, он ощущается на вкус так же, как и пахнет, когда он рядом со мной на мостике. Я знаю этот запах, я знаю и люблю его… Он издает странный кашляющий звук и что-то еще, его рука уже не на моем лице, как раньше, но он все еще в моей голове. Не мысли, присутствие. Жар. Спок. Я не против, и я толкаю его щекой, чтоб он знал, но он, блядь, он дрожит, он жутко испуган и он дрожит, бронированная дверь в моем мозгу захлопывается, и я больше его не чувствую. Он толкает меня, жестко, всегда забываю, какой он сильный, я врезаюсь в переборку, боль отдается вниз по позвоночнику и через уши по нейронам в мозг. Зрение размывается, я скольжу вниз, и моя жопа здоровается с палубой. — Джим? По имени, не капитан, не сэр, беспокоится, наверное. Это так странно. Я должен бы ему сказать, но не чувствую языка (сраная боунсова вакцина от грязеблох). Мое тело говорит, что ему пора бы ненадолго отлучиться. Размытое движение в отдалении, будто в иллюминаторе — это Спок, Спок стоит надо мной. Наклоняю голову, пытаясь его рассмотреть, моргаю и… (…вырубаюсь).***
Мои спина и жопа требуют месяц отпуска, копчик, походу, уже отъехал. Моя сперма приклеивает трусы к члену, во рту вкус чужой крови, и Спок отводит руку от моего лица и говорит: — Вы в порядке? Я открываю глаза, он навис надо мной. Его нижняя губа повреждена. Я это сделал, это его кровь у меня во рту. Я облизываю губы. — Медь. — До вашей последней попытки прохождения «Кобаяши Мару» ваши оценки были среди самых высоких в Академии. Сомневаюсь, что это было бы так, если бы вы провалили стандартную ксенобиологию. Отличная попытка, Спок. К твоему сведению, лекции и дыхание ртом не сочетаются. Я провожу языком по всей полости рта, пытаясь собрать все от Спока. У меня было несколько орионок — зеленая там кожа или нет, кровь все равно красная, как и у меня. А с вулканцами у меня не было ни единого шанса. Я честно пытался, и Т`Лейф была очень миленькой, но, знаете, есть предел тому, сколько раз можно швырять парня через всю химлабораторию. Спок на вкус как металл, и мне это нравится. — Поможешь встать? Не говоря ни слова, он берет мою протянутую руку и поднимает нас обоих на ноги. Тут же отпускает меня, и я, не успев сбалансироваться, спотыкаюсь и врезаюсь в него. Он отталкивает меня и пытается уйти. — Эй, стоять. Он настороженно замирает в двух футах от двери, спиной ко мне. — Если от меня более ничего не требуется, панель управления в транспортаторном отсеке-два требует рекалибровки перед использованием платформ. — Говорит он, и мой рот сам по себе произносит: — Нет. — Блядь, это не то. — Я имею в виду, окей, да. Я пытаюсь сказать тебе спасибо, ты мог бы повернуться? Я даже скажу «пожалуйста». Видишь? Я говорю: пожалуйста. Его волосы в полном беспорядке, как и его форменная рубашка. Я не видел его таким расхристанным с того раза, когда горнская колония вышвыривала нас с Абраксиса Х. Он выглядит словно после крышесносного секса и, если он выйдет отсюда в таком виде, я труп. Ухура возьмет меня за яйца, и не таким путем, каким я бы хотел. Или, может, она увидит его губу и будет его пилить, пока он снова меня не отпиздит. Это может сработать. — Благодарить нелогично. — Информирует он. — Мы больше никогда не будем говорить об этом. Я скрещиваю пальцы за спиной. — Да как захочешь. — Относительно ваших… трудностей… — Ты про голоса в моей голове? — Остаточные воспоминания. — Поправляет он. — Фрагменты катры. Я все еще не понимаю, зачем мой альтер эго перенес их отпечатки на вас, но… Я затыкаю его: — Не волнуйся об этом. Я понимаю достаточно за нас обоих. — Действительно. Его плечи так напряжены, что при одном взгляде на них моя спина начинает болеть еще сильнее, чем сейчас. Он поправляет рубашку, тянет ее вниз и разглаживает все складки, один раз встряхивает головой, и волосы ложатся на место. — Капитан, — говорит он, — примите мои искреннейшие извинения от имени… от моего имени. У вас есть право подать претензию на рассмотрение Совета. Вы намерены это сделать? — Да нет, не думаю. Ну же, Спок. — Я делаю к нему осторожный шаг. — Если ты говоришь, что смог это исправить, этого для меня достаточно. — Я трогаю его за плечо, и он оборачивается так резко, словно я ему палец в задницу засунул. Если он отступит еще на шаг, то врежется в дверь. Его губа перестала кровоточить. — Не. Трогайте. Меня. Поднимаю обе руки вверх, не трогаю, видишь? — Я свяжусь с отцом. Если Т`Пау будет в состоянии, она, без сомнения, окажет вам помощь в данном деле. Я бы спросил, кто такая Т`Пау, но сейчас это явно не самая лучшая идея. — Пасиб, чувак, я это ценю. Он даже не морщится. Не говорит, что благодарность нелогична. Плохо. — Сэр, могу я идти? — Конечно, увидимся на планете. — Но дверь уже захлопнулась, и я говорю в пустоту. — Похоже, я поломал Спока. — Отлично. Теперь я еще и разговариваю сам с собой. Стираю остатки онемения с лица и возвращаюсь из жилой зоны в спальню. Падаю спиной на койку и вытягиваюсь, сложив руки на животе. Пялюсь в потолок. В моей голове тишина. Что бы там Спок ни сделал, он сделал это правильно, если можно назвать правильным промывание кому-нибудь мозгов. Не поймите меня превратно, я благодарен, но все это все равно кажется странным. Я брал в Академии обязательный курс экстрасенсорного восприятия. Они дают тебе кучу теории и всяких терминов, но, если ты не пси-позитивен, ты никак не способен применить свои знания на практике, потому что у тебя нет элементарной базы. До того, как я встретил старого Спока, я думал, что знаю, что такое контактная телепатия. Аудиторные занятия в реальности ничем в таких вещах не помогают. В реальности это все пиздец как пугает. Коснись этого синапса, нажми на то нервное окончание и получи прямо сейчас первоклассный взрыв мозга. Хорошая новость при этом в том, что лечение оказалось легким. Для меня, по крайней мере. Я поднимаю голову и активирую аудиосвязь. — Медотсек. Чего, блядь, надо? Даже для Боунса это слишком стервозно. На заднем плане слышу звук извлекаемого гипошприца и шипение плунжера. — Занят? — У меня тут триста… — Чпок. Пшшш. —… двести девяносто девять доз на очереди и полный корабль лезущих на стены детишек, дышащих мне в шею. Занят, говоришь? Чепел, тащи следующий блок, я пуст! Вкурил. — Сколько еще? — Час-полтора. Этим людям обещали увольнительные, и они их получат так быстро, как это будет в моих силах. — Затем он замолкает. — А что? — Ты знаешь, паранойя — это нездорово. Отстойно, если мне придется тащить тебя к мозгоправу. — Господи, что я такого сделал, чтобы заслужить это? Что бы это ни было — я каюсь. Будешь сам виноват, если я запрошу перевода на другой корабль, мистер капитан, сэр. — Я его не подпишу. — Говорю ему. — Третий транспортатор, ровно в девятнадцать тридцать. — Погоди минуту, Джим. — Что? Брови Боунса имеют свойство вздыматься так же часто, как и у Спока, но я даже по голосу слышу, как он хмурится: — Я думал, ты собирался торчать тут. — Не могу долго концентрироваться. — Говорю я. — Хочу выпить. И не раз. И чтоб девушки целовали. И трогали друг друга. Или меня. Или друг друга и меня, так даже лучше. И… — Да, я уловил картину. — Еще шипение. — Давай, вали отсюда. Не ты, Джим. — Уже свалил. Приму душ, пару раз отпинаю Сулу на татами. — Может, пару раз оказавшись в нокауте, я уже не буду думать о том, как я хочу набить кому-нибудь морду. — Перед тем, как делать последнее, сохраняйся. — Конечно, Боунс. Девятнадцать тридцать. — Напоминаю ему. — Конец связи. Отключаю связь и закрываю глаза рукой. Что еще я мог сказать? Боунс, мне нужен душ, потому что я только что кончил, даже не прикасаясь к себе, на пару со Споком, и теперь мой хрен присох к моему лобку. И я воняю. Головная боль все еще со мной. Она, похоже, застряла в правом виске, пока я был слишком занят, кончая. В остальных местах давление ушло, но я все еще чувствую что-то за возведенной Споком многотонной дверью. Простите, капитан, одно тело — одна катра. Я занял это первым. Я сажусь и стягиваю через голову рубашку.***
Снимать трусы больно. Я уверен, что выдрал половину своих лобковых волос. Кидаю униформу в переработку и ковыляю в ванную. Почти уже включаю звуковой душ, но передумываю — вода лучше справляется с засохшей спермой. Не знаю, почему, но это так. Что там насчет логики, Спок? Держу пари, он тоже не знает. — Тридцать градусов. — Я закрываю глаза и опираюсь на стену душевой кабинки, позволяя теплой воде выбить мигрень из моей головы. Я должен вымыться и выйти, я почти засыпаю. Неудивительно — мое тело думает, что у него только что был секс, ты мой друг, мой друг, Джим, черные волосы влажно оборачиваются вокруг моих пальцев, а его рот… — Блядь! Мои костяшки болят, я только что врезал ими в твердый полимер кабинки. Встающий было член обмякает. Так и виси, чертова штуковина, думаю я, вновь откидывая голову на стену. Я не по парням. Я люблю буфера, и киски, и округлости, это охуенное ощущение — трахать женщину, она не только твой хрен, а всего тебя втягивает в себя, обвивается вокруг тебя, и самое близкое к этому ощущение — свободный прыжок с орбиты. Я не думаю так про парней. Чуть раньше я тоже не думал. Я чувствовал. Чувствовал и Спок. Я думаю, это испугало его сильнее, чем меня, а я был серьезно испуган. Он кончил, и, держу пари, сейчас он ненавидит себя за это, но тогда ему нравилось. Я знаю. Я чувствовал, как сильно ему нравилось. Клянусь, я чувствовал, как туго он сжимается на моем члене, не другой Спок, он. Мой оргазм, и его, и их — я чувствовал их все, и теперь я почти могу понять, с чего бы он — другой я — трахал парня, был с парнем, если для них все было вот так. Он, я, я трахал Спока, и это было красочно. Глупо звучит, ага, но это самое ближайшее, что я могу подобрать. Ты чувствуешь краски, можешь их коснуться, и они касаются тебя в ответ, ты внутри них, и они внутри тебя одновременно, в твоем мозгу, в каждой клетке твоего тела, и это звучит отстойно, но это не так. Не так. У меня снова стоит. Мне пиздец.