my dream is my destiny

По утру открыв глаза, тёплое тело Чангюна, которое всю ночь приятно ощутимо грело бок, Чжухон не обнаружил. Сонно жмурясь, он приподнялся на локтях в кровати и оглянулся по сторонам, словно раздумывая, что все это было всего лишь сном. Голова после сна казалась необычайно тяжёлой, а тело будто напичкали ватой. Несмотря на подозрительно ноющие мышцы, Чжухон поборол в себе остатки надоедливой сонливости и, скинув с себя одеяло, поспешил к двери. С кухни глухо доносилось журчание воды, что лилась из открытого крана, значит, мама дома. — Доброе утро, милый, — Анá опережает его на долю секунды в своём утреннем привете, с лучезарной улыбкой наблюдая за заспавшимся сыном, — как спалось? Что снилось? Мама печёт вкусные капкейки по новому рецепту, который Чжухон краем глаза замечает на столе у плиты, пока проходит к столу. — Доброе утро, ма, — всё ещё не может перестать тереть глаза, — ничего не снилось, ты же знаешь. — Ну, я просто подумала, — легко отмахивается мама, ловко выключая плитку и раскладывая завтрак по тарелкам. Чжухон, лениво осматривающийся и всё ещё зевающий, не может не отметить мамин дар к готовке, который она скромно называла хобби. — А где папа? — вспоминает Чжухон, доставая из холодильника молоко и заваливаясь обратно на свой стул. Он готов лужей распластаться прямо по поверхности стола, ведь за всю его жизнь он так и не нашёл ничего, что могло бы моментально выдернуть его из оков сна и отдыха. — В аэропорту, полагаю, — видя, как сын застывает над стаканом с пакетом молока и вопросительно изгибает бровь, женщина поворачивается лицом к нему и поясняет: — Он встал сегодня гораздо раньше, чем обычно, несмотря на наш поздний приход. Через пару часов у нас самолёт, но ему нужно было по делам заглянуть в сторону аэропорта. Приглядишь за домом и машиной, зайчик Хон-и? Всего на неделю, дорогой, всего на неделю. «Хон-и» терпеливо вздыхает и наклоняет над своим стаканом тетрапак, быстро наполняя его. Не то что бы он чувствует обиду от того, что с ним обращаются, словно он маленький, и не от того, что он узнаёт обо всём последний (он наоборот даже рад где-то внутри себя остаться дома один), но… — Доброе утро, — Чжухону второй раз за утро не дают сказать и он, кажется, давится воздухом не то от возмущения, не то от изумления или маленькой радости. Потому что не сон. Чангюн стоит на пороге широкой кухонной арки в своих ослепительно белых чудесных носках, все так же неизменно в широкой и длинной футболке старшего, которая скрывает даже, его шорты. Стоит, неловко и явно смущенно улыбается, одну руку пряча за спиной, а другую прикладывая к дверному косяку. Чёлка слегка растрепана, немного прикрывает чуть опухшие глаза и, не смотря на то, какой Чангюн сейчас уютный и домашний, Чжухону приходится вспомнить и то, почему он здесь. А ещё то, что об этом мама не знает, но для неё это, кажется, весьма приятный сюрприз. — Я не успел тебе вчера сказать, мы с Чангюном вчера заигрались в одну игрушку на компе, и он остался ночевать у нас, — выкручивается Хон, как заправский хулиган и лжец. Хотя, душу его радует то, что всё не настолько уж и неправда. — О, да ничего-ничего, только, мальчики, сколько ещё раз повторять, что долго играть в эти ваши игры на компьютере очень вредно для зрения, особенно без хорошего освещения! — деланно ругается совсем не злая мама, зная о пристрастии сына сидеть при тусклом свете ламп. Она заботливо расставляет тарелки с аппетитной и очень сладкой и вкусной на вид едой, приглашая Чангюна скорее присоединиться и сесть завтракать. — Как дела у Хосока? Чангюн, присевший рядом с Чжухоном, меняется в лице, теряется на мгновение и к горлу у него непроизвольно подкатывается огромный ком, мешающий говорить. Он растерянно опускает свой взгляд в тарелку, разглядывая нежные капкейки. Чжухон не может позволить выдать их, но и смотреть на то, как у младшего зажимаются плечи буквально невозможно. Не в этой жизни. — Ма, тут такое дело, — выкручивается Хон, — у Чангюна дома тоже все разъехались. Чтоб нам со скуки не умирать мы вместе в мортал комбат рубимся. Ничего же? Чжухон косится на младшего, и тот смотрит на него с небывалым облегчением и настоящей благодарностью, и у Чжухона в голове, словно телепатический посыл, вертится такое скромное и ненавязчивое «герой». Мама на миг задумывается и понимающие кивает, хотя Чжухон-то знает, что она ни черта не шарит в современных компьютерных игрушках. Она лепечет что-то отдалённо напоминающее о том, что она «странно, но, кажется, видела брата Чангюна с утра во дворе», и Чжухону на пару с Имом младшим остается только надеяться, что Хосок их не подставит и не высунется до нужного времени из дома. А ещё немного краснеть, но это относится больше к младшему, потому что врать даже во имя собственного спасения не есть хорошо, а милой маме Чжухона, которая с ним как с родным, вдвойне плохо. — Как тебе у нас? Ты хорошо спал? — любезно расспрашивает Анá, наливая Чангюну сок по его выбору. — На новом месте приснись жених невесте? Кажется, эта глупая поговорка сюда совсем не подходит, по мнению Чжухона, вспомнившего сегодняшнюю ночь, в которую он не мерз из-за забытого открытого окна. Но сидящие за столом все равно негромко хохочут, позволяя себе небольшую слабость веселья. — Всё хорошо, большое спасибо, — скромно улыбается Им, глядя на оранжевую жидкость в стакане, словно цвета солнца, — правда, меня нередко мучают кошмары. Но сегодня ночью всё было хорошо, ведь хен пустил меня к себе и… Чжухон давится кусочком капкейка, слегка закашливаясь, от чего Чангюн взволнованно пучит глаза, прекращая говорить. Тому, кажется, только это и нужно было: Чжухон не понимает, зачем мелкий болтает о таком, да ещё и так свободно перед его мамой, для которой ничего не осталось незамеченным. Мама охает, улыбается, причитает о том, что это все их злые электронные игры, стрелялки-убивалки и все тому прочее. Больше и дольше всего мама любуется тем, как Чангюн старшего хеном зовёт и, кажется, смотрит на Ли немного иным взглядом, похожим на тёплую любовь и гордость. А ещё Чангюн в конце завтрака из милого мальчика превращается в хитрющего лиса, прищур которого (он думает, наверное, что незаметно) Чжухон не может просто так пропустить мимо себя и щурит глаза в ответ ещё сильнее. Вздрючить бы этого шестнадцатилетнего сорванца, а то, кажется, расповадил. — Так вы уезжаете, да? — будто с надеждой спрашивает Хон, сменив тему, желая поскорее отдохнуть, освобождаясь от этого странного груза скованности, который он не любил. Женщина не слышит подозрительные нотки в голосе парня, как славно. — Вы уезжаете? — вторит Чангюн, всем своим видом выказывая сожаление, — очень жаль, с вами так весело. Мама тает от таких слов и доброго миловидного мальчишки, тянется потрепать Чангюна за щеку, на что Чжухон закатывает глаза и хмыкает, сдерживая улыбку. — Мне очень приятно, милый, — улыбается мама Ли, допивая свой кофе, — но я очень рада, что вы так хорошо подружились. Чангюнни, приглядишь за Чжухоном пока нас не будет, договорились? Они снова смеются, а Чжухон мчится мыть посуду, делая вид, что не замечает всеобщей атмосферы. Ему на самом деле неловко, но он ни за что не покажет свои чувства. Поэтому, развернувшись спиной к своей нескромной компании, он сегодня за хозяйку, лишь бы никто не увидел его немого смущения на лице (хотя он поклясться был готов, что все это время ощущал на себе прожигающий взгляд внимательных и, чёрт с ним, красивых глаз Им Чангюна). Чангюн честно обещал проследить за Чжухоном, а старший лишь фыркнул: кто за кем тут ещё следить будет. Потом они проводили уже двоих родителей в путь, желая хорошей дороги, а когда двери за ними закрылись, они почему-то неловко оказались одни в целом большом доме.

***

Играть в карты на раздевание оказалось идеей самой по себе смешной, заранее обреченной на провал, и Чжухон вообще недоумевает: как он смог такое предложить, пусть и в шутку, и как (гвоздь программы!) Чангюн на такое согласился. Во-первых, играть младший нихрена не умел, о чем нужно было несомненно сказать сразу, а во-вторых, он, не знающий мастей и поначалу путающийся в ходах, начал бессовестно, но при том совершено честно выигрывать, стягивая со старшего сначала плед, в который он закутался (его обусловились тоже засчитывать), а затем и футболку. Когда же дело дошло до проигрыша младшего, то хитро избавился от своих носков, но когда он проиграл хену дважды, футболку снимать запротивился и, несмотря на немного нечестное положение дел, Чжухон согласился прекратить игру, оставляя за Чангюном должок. Карты своевременно сменились на компьютерные игры (теперь уже по-настоящему), и парни наконец смогли вдвоём сразиться в способностях, да и в гонки уже играть было не скучно, а куда взволнованнее и интереснее. Футболку Чжухон, которого разжарило, натянул на себя не сразу, лишь только после второго заезда на формуле, и он иногда косился на младшего, замечая за ним некоторого рода странности, как минимум в том, что он сначала вёл себя довольно смущенно, а позже был пару раз пойман с поличным. Чжухон на это всегда довольно хмыкал сам себе и возвращался к их совместным занятиям: спортивные игры в школе пошли на пользу. Обед, приготовленный мамой, оставалось только разогреть. За ним успело выясниться много всего любопытного, но за один факт Чжухон цеплялся, словно попадаясь на удочку: Чангюн любит музыку. Это почему-то ласково успокаивало душу Чжухона: возможно, не зря его так странно тянет к этому мальчишке. Ли пару раз на досуге читал статьи о родственных душах, которых ещё называют соулмейтами. Все в этом мире устроено как-то сложно, но одновременно с этим до смешного легко, так что Чжухон допускал мысль в своей голове, что он не против чего-то такого и, может быть, так было бы всем даже лучше. Может дело в чем-то таком? Но думать (что уж и говорить про воспроизводить вслух) Ли не хотел, стеснялся. Преданность своему делу Чжухон в Чангюне видел совершенно безоговорочно после всех его рассказов, которые он со временем смог услышать от него, после говоров о том, сколько раз он мечтал кем-то быть, как, например, врачом, и сколько раз в нём на какое-то время гас фитиль свечи надежды, и Чангюн просто желал быть стертым с лица Земли. Чжухон хорошо понимал слова и чувства младшего, потому что сам когда-то прошёл через такое, нечто подобное, практически невыразимое и, кажется, до сих пор проходит. Чангюн выглядит не просто уютно и располагающе к себе, с большой любовью и трепетом осматривая все, что так или иначе связано с творчеством Чжухона и вообще музыкой, Чангюн выглядит идеально. Его пальчики осторожно бегут по коробочкам с дисками, которые когда-то хен заслушивал до дыр, собирал информацию и даже чисто подростково фанател от кумиров; другой рукой Чангюн гладит умостившегося между ног дымчатого котенка, который наелся до отвала и теперь нежится под чужими ласками, а глаза Има полны блестящего восторга. Все это так интересно. Да, у них оказывается столько всего общего, что не хватит и несколько ночей, чтобы хотя бы устать друг от друга, наговориться, насытиться присутствием. Да, у них чем-то похожие взгляды на жизнь, мнения, интересы. Иму нравятся те же песни и исполнители, что и хену, но он ни от кого так не фанатеет, как (по секрету) фанатеет от хена. Язык не поворачивается назвать его «своим хеном», но Чангюну так сильно нравится и хочется, что уже прямо невмоготу. Да, у них есть и ощутимые различия, но плюсы явно переваливают через край, и у Чжухона просто голова кругом от того, как он из-за своей глупости и некоторой несдержанности смог так испортить о себе первое впечатление в глазах этого ребёнка, которого, к слову, и ребёнком-то сложно назвать из-за того, какой Чангюн умный и вообще весь из себя такой Им Чангюн и на этом точка, и дальше не обсуждается, но Чжухону нравится. И есть в этом что-то особенное, какая-то особая дрожь и ни на что не похожие ощущения. У Чжухона такое впервые. У Чангюна тоже. На дворе далеко не лето и темнеет быстро, а от этого все окрашивается в настолько атмосферные тона, что Чжухон ненароком пропускает пару звонков от родителей, заглядываясь на Има, разговаривающего по телефону со своим отцом у окна. У Чжухона на уме одни семейные ассоциации, он забывается, не хочет помнить, что младший тут всего на пару дней, а потом этому чуду придётся закончиться. Чжухону хорошо, но он не сознается. — Мне кажется, придётся немного подождать, они словно не скоро прилетят… — вздыхает Им, опускаясь на диван и немного нервно крутя телефон в руках. Пришлось врать отцу, что все хорошо и им с Хосоком отлично живётся. В том, что Хосок не посмел бы рассказать им правду, Чангюн не сомневался, ведь тогда пришлось бы выдать все подробности. — Не страшно, у нас ещё куча неиспробованных игр, новая приставка и целый пергаментный свиток со списком покупок, — как можно свободнее хмыкает Ли, в душе по-тихому ужасно радуясь. Ничего, что родители пока не приедут, он тут, может побыть с Чжухоном ещё столько, сколько нужно, и ничего с ним не случится. — Угу, — уголком губ улыбается младший, смотря слегка исподлобья, челка попадает на глаза, и это словно прямая стрела в сердце Хона, стопроцентное попадание. — Спасибо тебе, хён. Даже не знаю, чего ты со мной возишься. И за это младшему уже хочется дать не конфетку, а в лоб, но Чжухон себе такого не позволит. Он, наверное, и сам до конца не знает, но всё это не имеет сейчас никакого значения. Важно другое. А на лице Чангюна улыбка, заставляющая Чжухона улыбаться в ответ и контролировать себя очень трудно. Над ужином приходится попыхтеть вместе, что получается не сразу, но зато довольно интересно и уж точно не скучно. Им вдвоём, как оказалось, скучно вообще не бывает. После чего они вместе с чаем со сладостями традиционно усаживаются на огромное мягкое ложе из подушек и пледа, которые Чжухон наспех накидал у дивана перед телевизором. Скаченный фильм они подключают через кабель и смотрят на большом экране, и Чжухон почти упускает из вида, как Чангюн, обнявшись с подушкой, начал медленно засыпать. На пару с ним свалился спать и дымчатый Рич, сегодня очень резво гоняющий с ними в мячик. Ребята, не смотря на то, что он ещё совсем котёнок, были хозяевами добрыми и снисходительными: им понравилось специально медленно катать мяч и уводить его от игривого котёнка. Чжухон с полной уверенностью и решимостью может сказать, что они хорошо провели время. И это, наверное, ничего бы не могло испортить, если бы не звонок в дверь. Чангюн заворочался и очнулся от дремы, смотря на старшего снизу вверх. Чжухон стрельнул глазами по часам — вообще-то время довольно позднее, десятый час, и они уж тем более никого не ждут. — Я пойду открою, наверное, мамин курьер, — шепнул Чжухон, заметив, что даже котёнок сонно зашевелился, — ты спи, отдыхай. Чжухон поднялся со своего места, поправляя футболку. Курьеры в такое время не шастают, в этом он был уверен. За дверью оказался нерадивый сосед. Хосок стоял в чёрной кожанке, засунув в карманы руки, но одетый явно в домашнюю одежду, что означало, что он пришёл сюда специально. — Соли нет, закончилась, — опережает Чжухон, приваливаясь плечом к дверному косяку. На небе уже звёзды проступают, воздух довольно холодный, заставляет ёжится, и кожа давно уже хочет покрыться мурашками, но у Чжухона словно пожар внутри, греющий его и его дом. Хосок беззвучно смеётся. Чжухон не сказал бы, что он выглядит злобно, но сам Ли настроен мало дружелюбно. — Не знаю, что уж там у вас, — начал говорить Хосок, голос которого казался шарфом вокруг шеи холодной ночи; но Чжухона он удушал исключительно из-за Чангюна, — но у мальца есть свой дом, и лучше бы ему туда вернуться. — Забавно, но он не горит желанием туда возвращаться. Спокойной ночи. Хосок сильной рукой ловит дверь, не давая Чжухону её закрыть. Он не знает, чего ему хочется больше: вцепиться в грудки этого парня и оттаскать его по грязному газону или же вернуться обратно к теплому Чангюну. — Слушай, это неправильно, — не сдаётся Хосок, а Чжухон мысленно усмехается тому, что он вдруг заговорил о правильности, — по закону Чангюн должен быть в это время дома. Кто знает, чем вы там заняты? Ты ведь уже совершеннолетний… А я даже не могу увидеть братика. Хосок блестит глазами, и Чжухона сдерживает лишь то, что за спиной слышится копошение. Он искренне надеется, что это останется в тайне от Чангюна, чтобы не волновать его. — Он спит, потому что устал, — хладно отвечает Ли, но это далеко не всё, что ему хочется сказать, съязвить, бросить фразы прямо в лицо. Но не хочется пачкать в грязи лицо своё собственное. Хосок все, кажется, понимает, не глупый, но от того только сильнее бесится и решается напугать своим последним аргументом. — Я расскажу родителям. — Нам тоже есть, что рассказать, — и вся весомость прошлого аргумента сходит на нет, и Чжухон закрывает дверь, срывая свою маленькую победу в этой схватке. Парень глубоко вздыхает: давно он не чувствовал, чтобы кто-то его настолько сильно бесил и раздражал одним своим видом. Он проходит мимо кухни и быстро пьёт воды, чтобы поскорее вернуться в комнату, удостоверяясь, что Чангюн все так же лежит в обнимку с подушкой, а шуршал чем-то шаловливый Рич. — Кто это был? — сонно спрашивает Гюн, приоткрывая один глаз, на что Чжухон тушит свет и улыбается, хватая пульт от телевизора. — Все-таки курьер. Я послал его отсюда, сказал, что мамы ближайшее время не будет и вообще нечего так поздно ходить, а то напишу жалобу, — отмахивается Чжухон, отбирая подушку у младшего, чтобы он не успел вновь умостить на ней голову, — неа. Давай перебирайся на кровать и спать. И Чангюн слушается, лениво отползая к кровати.