"It" in Russia: как я встретил вашу маму ;)

Неделя до дня «икс», то есть версуса, тянется вечность, а неделя каникул пролетает быстрее, чем ты успеваешь моргнуть. В сумме — природный баланс и гармония. В пятницу я обкладываюсь учебниками и пытаюсь выкинуть из головы мысли о Гене и последствиях нашей стычки, предполагающих групповое завещание. «Занырну в биологию», — решаю я, но телефон прерывает меня вибрацией. Учеба 0:1 Бандитская жизнь. Бонифаций Хансомович: Привет! Ты один дома? Эдуард Каспаров: Привет! Да, а что?.. Бонифаций Хансомович: Пустишь нас с Родионом в гости? Мы ненадолго :) Эдуард Каспаров: Не знаю, я сейчас занят уроками! Бонифаций Хансомович: УРОКИ УЧАТ ТОЛЬКО ЛОХИ ПАСАНЫ ЕБУТ ЛАДОХИ Эдуард Каспаров: Привет, Родион :) Бонифаций Хансомович: ЗДРАСТЕ ЗАБОР ПОКРАСЬТЕ Бонифаций Хансомович: МЫ ПРИДЕМ И НЕ ЕБЕТ. ПИШИ НОМЕР ХАТЫ И я, конечно, мог бы сослаться на преклонный возраст или занятость, но без суеты школьных будней я действительно успел заскучать. Тем более, что Бонифаций достоин ответного гостеприимства. Я пишу им номер квартиры и закидываюсь порцией таблеток. — Ебать, ты как в музее живешь, — говорит Родион, прогулявшись по моей квартире. Первое правило этого дома — чистота. Я бы и сам был не против, чтобы здесь был музей и на вещах висели таблички «Внимание! Руками не трогать!». Я наблюдаю, как Родион пачкает своими носками пол, и сетую на отсутствие дополнительных тапочек. — Мы доделаем у тебя текст для батла, — объясняет Бонифаций внезапный визит, — с родителями дома сидеть не хочется. — Помойте руки и идите в кухню, я сейчас сделаю чай! У меня никогда не бывало гостей, но и у гостей никогда не бывало такого хозяина дома, как я. Исключительное преимущество. Родион и Бонифаций возятся на столе с какими-то листочками и тетрадкой, а я вожусь с заваркой и кипятком. Разлив чай по огромным кружкам и захватив печенье, я усаживаюсь рядом с ними. — Расскажете мне, что придумали? — Нет, — хором отвечают парни. «Ну и пожалуйста, — думаю я. — Я вам тоже не покажу свою презентацию по биологии». Многое, очень многое теряют эти недалекие люди. Я умышленно прихлюпываю из кружки и размышляю, только ли в Ленинградке текст для рэп-батла пишется за чаем с печеньями, или в других районах уровень куда выше? — Тебе без этого выражения никак не обойтись? — тыкает Бонифаций в одну из строчек в тетради Родиона. — Никак, — отрезает тот. Я интересуюсь, существует ли хотя бы малая вероятность того, что после версуса нас не увезут на скорой прямо в морг. Ответом служит боль в глазах Бонифация. «Последнее, что я услышу в своей жизни — рэп Родиона», — закрадываются в мою голову ужасные мысли. Впрочем, я сам выбрал эту скользкую дорожку, поэтому отступать уже поздно. Ребята тратят целый час на то чтобы закончить текст. Бонифаций перечитывает его трижды, а Родион потирает руки. Я замечаю, что он довольно нетерпелив, даже несмотря на анонимно подброшенную ложку настойки пустырника в его чае. Родион встает со стула и начинает нервно мерить шагами кухню, но вдруг останавливается у окна, выходящего во двор. — Гена знает, где ты живешь? — спрашивает он. — Нет, а что? — Ничего. Я стараюсь не думать о подоплеке этого вопроса, погрузившись душой и телом в мытье посуды. Пока Бонифаций обувается, Родион рассматривает фотографии в шкафу. — Так ты всегда жил без бати? — Да, я никогда его даже не видел. — А хотел бы? — Не знаю, наверное, — рассеянно протягиваю я. Родион начинает настукивать пальцами какую-то мелодию. — Что ты делаешь? — смеется Бонифаций. — Посмотри вокруг! Бля, буду, его батя — Мистер Пропер! Я чуть было не задумываюсь об этом всерьез, но потом Родион говорит, что вполне мог бы стать моим отчимом. Прощаемся мы очень быстро.

***

Раньше я не видел преимущества в графике работы своей матери, но когда вечером дня «икс» я остаюсь дома один, выводы напрашиваются сами собой. В половину десятого я выпиваю горсть таблеток валерьянки, две ложки настойки пустырника, и собираюсь на версус. Скажи мне об этом год назад — и на постере «Отряда самоубийц» красовалось бы только мое лицо. У подъезда меня встречают Марат и Стас. По дороге к месту назначения мы болтаем о каникулах и о батле. Стас, как и всегда, настроен весьма скептически, оценивая силы оппонентов как «шо то хуйня, шо это». Марат, напротив, полон энтузиазма: — Отвечаю, Родион его ушатает! Как говорится, ушатай коллектив — и он оправится, но если коллектив ушатает тебя — тебе кердык. Наконец, мы доходим до места. Версус проходит в живописном закутке между знакомой чередой гаражей, где за освещение отвечают полная луна и лыба Родиона. Народу прилично: помимо Гены, его компании и нас, здесь ютятся ребята из нашей школы — человек пятнадцать девушек и парней. Мы все отдаем по сотне за вход организатору Славе. Он ликует. — Ну че, все здесь! Скоро будем начинать. Гена выглядит сурово, и только коктейль из успокоительных в желудке дает мне внутренних сил не подссыкнуть. Пока идет время для подготовки, зрители оживленно болтают. Тостер что-то нашептывает Гене на ухо, а блондин из их компашки примыкает к девчонкам. Я замечаю, как одна из них подходит к Стасу. — Подержи мое пиво, пожалуйста, — просит она его, явно любезничая. Он хмурится, но уступает. Я, Боря, Марат и Бажена наблюдаем за этой картиной, еле дыша. Девушка начинает оттирать какую-то грязь со своего каблука салфеткой, и ее обтянутая короткой юбкой попа вдруг примыкает к Стасу. — Ой, прости, — смеется девушка. Каменное выражение лица Стаса — просто маска. Я замечаю, как на долю секунды его бровь дергается вверх, и понимаю — он в ужасе. — Как тебя зовут? — спрашивает девушка. О, это темные, темные воды. — Стас. — А я Алина! Хочешь хлебнуть? Стас вежливо отказывается, но дрожь в его голосе предвещает бурю. Он отдает Алине ее бутылку и уже собирается отойти, дабы скрыться от ее внимания среди нас, но та хватает его за рукав куртки. Да, Алину уже не спасти. — Может, сфотографируемся? — щебечет она, — Сэлфи с незнакомцами я люблю! И Стас, конечно, не выдерживает. — Мала, ти красiва, канэшно, но Чернобиль-таки взяв своэ! — раздраженно басит он, чем пугает даже компанию Гены. Картина опять рисуется маслом. Алина возбухает лицом, как помидор, и демонстрирует Стасу, наконец оказавшемуся под нашей защитой, свой средний палец. Гена приказывает начинать. Слава формирует из зрителей круг, а Родион подходит ко мне. — Возьми мои очки, я не хочу видеть их ебальники. Он отдает мне свои очки, и я впервые вижу его глаза без стекол. Родион кажется таким взрослым в этой темноте, принимая вызов от грозы района, и я будто знакомлюсь с ним заново. Он принимает наши пожелания удачи и обращается к Бонифацию: — Я добавлю кое-что свое. Бонифаций говорит, что нас отпиздят. Слава подкидывает монетку, чтобы рассудить, кто будет выступать первым, и Родион срывает куш. Я не уверен, хорошо это или плохо. Наступает звенящая тишина, и мы задерживаем дыхание. Родион качает головой раз, два, и на третий начинает читать: — ЭТО РОДИОН ТОЗИК, ВЫ, НАВЕРНО, СЛЫХАЛИ, МОЕ ИМЯ НОЧАМИ ВАШИ МАМКИ ОРАЛИ. Я ПРИШЕЛ СЮДА, ЧТОБЫ ПОКАЗАТЬ, КТО ЭМСИ, НУ А ГЕНЕ Я СКАЖУ: «СВОЕМУ БАТЕ ОТСОСИ! ТЫ ПОЗВАЛ МЕНЯ НА ВЕРСУС, НО ЧУТКА НЕ ПРОШАРИЛ, ЧТО РИФМУЮ Я КАК БОГ, А ТЫ ОБЫЧНЫЙ ЛОШАРА! ЗАБИРАЙ СВОИХ КЕНТОВ И УЕЗЖАЙ НА ЖИГУЛИ, ПЕРЕД ВАМИ ВЫСТУПАЮТ ЛЕНИНГРАДКИ КОРОЛИ! ТЫ — БЫДЛЯТИНА И ПЫЛЬ, А НЕ ЭТАЛОН ВКУСА, ВМЕСТО «СЛУШАТЬ ВАШУ БАСТУ» ЛУЧШЕ ВЫКИНУСЬ Я В МУСОР! АЛЛЕРГИЯ НА «НОГГАНО» И НА «АК-47», ЕСЛИ ВКЛЮЧИШЬ ЭТО В ХАТЕ, НАХУЙ ВЫБЬЮ ДВЕРЬ С ПЕТЕЛЬ! Я СМОТРЕЛ НА ТВОЮ БАНДУ, И ВОЗНИК ОДИН ВОПРОС: ТЫ НАШЕЛ ИХ У МЕНТОВКИ И ПООБЕЩАЛ ОТСОС? У МЕНЯ НЕ ПРОСТО БАНДА, ЗДЕСЬ СТОИТ МОЯ СЕМЬЯ, БОНИФАЦИЙ ТЕБЕ НАХУЙ ПЕЧЕНЬ ВЫЖРЕТ ЗА МЕНЯ! И МАРАТ НЕ ПРОЕБЕТСЯ, ОН СГОНЯЕТ В ТАТАРСТАН, ЧТОБ ВЫ ВСЕ ПОТОМ УЗРЕЛИ НАСТОЯЩИЙ, БЛЯТЬ, НАГАН! СТАС ОТШИЛ ВСЕХ ТВОИХ СУЧЕК, ИМ ДОРОГА НА ПАНЕЛЬ, ТЫ СЧИТАЕШЬ СЕБЯ АЛЬФОЙ, Я СКАЖУ, ЧТО ТЫ КАБЕЛЬ! И БАЖЕНА ДАЖЕ В МЫСЛЯХ НЕ ПОСМОТРИТ НА ТЕБЯ, ЕЕ ВОЛОСЫ — КОСТЕР, И ТЫ СГОРИШЬ В НЕМ К ЕБЕНЯМ! ЕСЛИ ТОСТЕР — ТВОЙ БРАТУХА, ТО МЫ С БОРЕЙ НЕ ПРИ ЧЕМ, У ТЕБЯ — ТРИ СОПЛЕЖУЯ, У НАС — КРЕПКОЕ ПЛЕЧО! Я СКАЗАЛ УЖЕ ДОВОЛЬНО, ЧТОБЫ ТЫ НЕ СМЫЛ ПОЗОР, ЗАКРЫВАЙ СВОЕ ЕБАЛО И ПИЗДЯКАЙ ЗА БУГОР. ЧТОБЫ Я ТЕБЯ НЕ ВИДЕЛ ВОЗЛЕ ЭДДИНОГО ДОМА, А НЕ ТО ТВОЙ ПРАЗДНИК ЖИЗНИ ОБЛОМАЕТ ТРАВМАТОЛОГ! — Раунд! — орет в беспамятстве Бонифаций. Одной рукой я хватаюсь за сердце, другой — за ингалятор в кармане. Все пророчества Ванги — правда. Теперь нас точно отпиздят. При виде того, как рассвирепевший Гена бросает на землю свой листок с текстом и сжимает руку в кулак, я понимаю, что версус на сегодня закончен. Зрители издают неодобрительный ропот, и организатор Слава намеренно теряется в толпе. — Это край, сука, — рычит Гена. Он направляется к Родиону спереди, а мы подтягиваемся к Родиону сзади. «Помрем молодыми», — хором думаем мы. Гена замахивается для удара, и его кулак уже затмевает луну, как вдруг мы все слышим странный шум совсем рядом. — Опять свой чих-пых тут устроили! Голос кажется мне знакомым. Дверь одного из гаражей открывается с лютым скрипом, и оттуда выходит какой-то мужик, одетый в подобие мусорного мешка. Я вглядываюсь в его заросшее лицо и узнаю в мужике Петра Макдональдовича. Зрители волнуются, а Гена внезапно расплывается в улыбке. — Петр Макдоныч! Он бросает нас, подходит к учителю и пожимает ему руку, а затем пускается в объяснения случившегося замеса. — Этот пиздюк, — указывает Гена на Родиона, — пересек все границы! Вот сейчас по мордам получать за это будет. — Ну, щас! — Петр Макдональдович начинает ругаться, — Я только гараж покрасил, еще крови тут не хватало! А ну валите отсюда нахрен, никаких больше версусов! — Да мы быстро, — скалится Тостер. Но учитель неумолим. Он грозится закидать нас нашими же бутылками, если мы не уберемся отсюда сию же секунду. — Генка, — вдруг спокойно добавляет он, — а вы со своими заходите ко мне, угощу кое-чем, перебеситесь. Гена и компания переглядываются между собой. Алина пытается переглянуться со Стасом. Я подмигиваю ингалятору. Что происходит? — Отсрочка, — бросает Гена Родиону и машет рукой своим друзьям. Петр Макдональдович пускает их в свой гараж, напоследок послав нас, куда карта ляжет, и вся эта несусветная криминальная группировка скрывается за железной дверью. Зрители вздыхают и начинают расходиться по домам. Среди гаражей снова слышатся болтовня и смех, ну, а мы продолжаем стоять, обступив Родиона, и мужественно держим накал сегодняшней драмы. — Мы выиграли? — не выдерживаю накала я. Родион забирает свои очки и наконец улыбается снова. Все выдыхают. Боря кидается на Родиона с объятиями, и ребята один за одним зажигаются настроением, словно спички. — От души, брат! — Марат ликует и дает Родиону пять. Кажется, опасность миновала, и мы, в основном довольные собой и жизнью, собираемся по домам. Мы бороздим снежные дворы Нижнего Дерринска, обсуждая предстоящие школьные будни, и когда я ловлю хитрый взгляд Родиона, я понимаю: одним ударом по его лицу Гена задел бы и меня, но не совсем физически. Еще никогда в своей жизни я не радовался так сильно чьему-то здоровому счастливому перекуру. «Одно из двух, — думаю я уже дома, лежа в теплой постели. — Либо мир лишился рассудка, либо Петр Макдональдович наш ебаный ангел хранитель».