***
Беседа «нас_тупил март»
Борис Денисов: В половину пятого всем быть у меня! :) Эдуард Каспаров: Мы же в шесть договаривались? Родион Тозик: ТЕБЕ ПОЧУДИЛОСЬ Борис Денисов: Мы сегодня после школы решили пораньше, ты где был? Эдуард Каспаров: Договаривался с биологичкой по поводу дополнительных занятий, простите! Родион Тозик: ЛИШЬ БЫ ВСЯКОЙ БИОЛОГИЕЙ ПОЗАНИМАТЬСЯ, ИЗВРАЩЕНЦЫ Родион Тозик: ПРОСТИ, МАТЬ, ТВОЙ СЫН ВЫРОС ГОМОЗИГОТОЙ Родион Тозик: ФУ ОТКУДА ТОЛЬКО СЛОВА ТАКИЕ ЗНАЮ. ПОРА КАРОЧ ШКОЛУ БРОСАТЬ НАХУЙ, ХОРОШЕМУ ТАМ НЕ НАУЧАТ Стас Урисовский: а ты разве не бросил ее после пятого класса? приходишь только булки в столовой пожрать Родион Тозик: А КТО МЕНЯ НЕ ЛЮБИТ, ТОТ ПРОСТО МНЕ ЗАВИДУЕТ Бажена Маршова: Какой вам торт купить? Ягодный или шоколадный? Бонифаций Хансомович: Даже не придумывай, мы сами все купим ;Р Родион Тозик: КУПИ ЗНАЕШЬ КАКОЙ Родион Тозик: АМЕРИКАНСКИЙ ПИРОГ СЛЫШАЛА Эдуард Каспаров: Я не слышал? Это какой? Стас Урисовский: удалите меня из беседы***
Что ни говори, февральские празднества — хорошо, а мартовский день рождения Бажены — лучше! Хотя город еще не успел оклематься от восьмого марта, выглядящего больше как кровавое месиво из-за обилия тюльпанов и гвоздик, мы с ребятами готовились только к празднику единственной нашей дамы, а не остальных непонятных незнакомых дам. Каких трудов стоило остановить Родиона всучить моей маме букетик с открыткой «С праздником! С вас пятьсот рублей!»... Спойлер, напрасных: теперь букетик стоит у меня в комнате. Так и не ясно, кому все-таки из нас он реально хотел это всучить. Ну а сегодня, девятого марта, мы оказываемся по дороге к Бориному дому, где должен произойти очередной пир живота. Настроение у всех на подъеме: через лужи не идем, а порхаем под аккомпанемент позвякивающих бутылок. Вот что и надо бросать, так это алкоголь, а то кровь скоро из второй отрицательной превратится в первосортную сорокаградусную, как у известных всем продавщицам ларьков личностей. — Настроенье съесть варенья, — щебечет Бонифаций, облизываясь на наши пакеты. — Ля, — вступается Родион за варенье, которого у нас вообще-то и нет, — если б ты только варенье жрал! Так глядишь и африканские дети бы не обнищали! За африканских детей не знаю, за нас семерых — вполне. Порой мне кажется, что у нас всех какая-то особенная форма фобии, из-за которой мы на полном серьезе считаем, что если не будем ежедневно наедаться до отвала, просто отбросим коньки. — Настроенье съесть варенья, — задумчиво повторяю я. — Настроенье устроить веселье! — подхватывает Бажена. — Настроение поржать до опупенья! — хохочет Марат. — Настроенье устроить жертвоприношенье? — тянет Родион. — Настроенье умереть от землетрясенья... Настроенье—... — Настроiнне шоб ви всi своi роти позапахнули, — прерывает наш мозговой штурм Стас. Очень и очень зря, мозги у нас так сильно вообще довольно редко включаются, надо было на камеру снять... Что до самого Стаса, то я все равно вижу, что он тоже в очередной раз счастлив находиться с нами по дороге к кому-то в гости. В конце концов, кого волнует домашка по литературе, когда у нас свои комедии в девяти томах — по учебному месяцу на каждый?! — Запахн-нем, когда наконец поед-дим, — важничает Боря, — там поди и Жор-р-рик голодный. Я чувствую вибрацию в кармане. Родион Тозик: НАСТРОЕНЬЕ СВОДИТЬ К ЛОГОПЕДУ ЭТО НЕДОРАЗУМЕНЬЕ!!!!***
Мы устраиваемся за стол, старательно игнорируя выкрики Родиона «Где скрытая камера? Я знаю, что это званый ужин!». Жора втихую отлепляет этикетки с детского и обычного шампанского и меняет их местами. Тоже мне, хитрость: когда настроение есть, так и от воды развезет! Боря включает на колонках плейлист с беспалевным названием «для Бажуни на день рождения ♥». Там собраны золотые хиты нашей молодости — Руки вверх, Дискотека авария и Валерий Мармеладзе (если я правильно прочитал). Бажена светится от счастья, а мы с ребятами — от предвкушения куриных котлет и салата с капустой. Правда, после того, как мы сметаем бóльшую часть блюд часть в мгновение ока, Бажена начинает понимать, что собрались мы здесь не только ради нее. — Ребята, вы в бога верите? — вздыхает она. — Вроде как, — чавкает Бонифаций, в одной руке держа половину батона, в другой — вторую половину этого же батона. — ТОГДА РАДИ БОГА ОСТАВЬТЕ МНЕ ТОЖЕ ПОЖРАТЬ! — голосит Бажена. Мы вздрагиваем так, что капуста подлетает из наших тарелок вверх. Любовный взгляд Бори (на Бажену, не на капусту) можно класть в чай вместо сахара, настолько он приторный; видимо, именно это он и считает очаровательным в своей любимой. Еще бы, хорошая женщина и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет, и хавчик свой от разбойников защитит. Поэтому ради бога или кого еще, Бажене тоже перепадает еды, если обкусанный Жорой окорочок можно ею считать. — Давайте тогда уж выпьем, — сдается она. Мы, как истинные джентельмены, встаем и разливаем полудетское шампанское по бокалам (кому что попадется — Стас на всякий случай просит налить ему из обеих бутылок), а затем Боря поднимает указательный палец вверх: — С-с-садитесь. Я скажу т-тост. — Ой бля, как тут залипание клавиш выключить, — недовольно бурчит Родион, незаметно (для всех, кроме меня) пододвигая свой стул поближе ко мне. — Так вот, — начинает Боря, и кончики его ушей приобретают красноватый оттенок, — доро-г-гая Бажена... Хочу поздрав-вить тебя с днем рожд-д-дения. Говоря не только от себ-бя, ты самая лучшая дев-вушка, с которой м-мы только з-знакомы... И продолжает краснеть уже всем лицом. — Вот те нате, хрен в томате, — нашептывает мне Родион. Все остальные сидят, задержав дыхание. Бажена, кажется, сейчас и вовсе от асфиксии в обморок грохнется. — Ты ворв-валась в нашу жизнь, как ураг-ган... — продолжает Боря. Родион посматривает на свою руку, будто там есть часы, — и даже ес-с-сли я люблю вас один-наково, ты одна можешь мне вс-с-сех зам-менить... Родион показывает мне под столом жест руками, обозначающий «бла-бла-бла». Но я не отвлекаюсь на него. Потому что слова Бори кажутся мне знакомыми. — Когда я ряд-дом с тобой, я всег-г-гда дома. Спас-сибо тебе за то, что ты есть! С днем рожд-дения! Не знаю, кому мне верить больше, своим ушам или своей памяти. Боря говорит то же самое, что мне говорила о нем Бажена! Хочется вскочить прямо на стол, вступить ногой в салат с яйцом и майонезом и громко взвопить на весь мир, что они оба — идиоты, которые на самом деле друг друга любят! Как только я начинаю морально готовиться к тому, чтобы тоже набрать ветра в легкие и испачкать обувь в майонезе, кто-то пинает меня под столом. К моему удивлению, это не мой домашний очкозавр, а Стас. Он единственный, кто смотрит сейчас на меня, а не на этих несчастных Ромео и Джульетту. Я понимаю сразу: ситуация примерно такая же, как на уроках информатики. То есть, Стас знает больше, чем говорит. Так или иначе, мой план раструбить на всю округу об очевидной любви проваливается, и Боря поднимает бокал, чтобы мы чокнулись. Хотя я и без того чувствую себя чокнутым уже очень давно. Марат, Бонифаций и Родион начинают противно улюлюкать и заливаться как канарейки, когда Бажена робко тянется обнять Борю. Я думаю о том, что если Боря не перестанет краснеть, у него просто-напросто лопнет башка. Родион толкает меня локтем: — Фу-у-ух, сигаретки не найдется? — У мен-ня найдет-т-тся! — ни с того ни с сего влезает Боря, видимо, не выдержавший накала эмоционально-любовного напряжения. — Пойдемте курить! — Ага, счаз, — отзывается Стас, прихлебывая уже из горла, — тут еще пампушки с чесноком не закончились. Хрен я отсюда встану. Марат заботливо подливает Бажене еще майонеза в тарелку. «Какой майонез! — читается на ее лице. — Когда вокруг такой ахуенез!» Вот и получается, что я, Боря и Родион уходим на балкон подальше от этого неловкого положения. Я выдаю голодный оскал, который обычно все принимают за легкую улыбочку: теперь-то Боря так легко не отделается, ведь я уже набрал ветра в легкие! — Ты че-е-е-е! — воплю я ему в ухо, до которого, вообще-то, еще фиг дотянешься. — Ты же ее любишь! Вы друг друга любите! Боря, с лица которого тут же отливает вся краска, отшатывается от меня и переводит вопросительный взгляд на Родиона. — Тоже думаешь, дрессировать пора? — задумчиво осматривает Родион мое дрожащее от волнение тельце. — Бажена тебя любит, я знаю! И ты ее! Скажи ей сегодня, сейчас! Родион выглядывает за перила балкона, будто примериваясь, сколько мне лететь, если он прямо сейчас вышвырнет меня за борт. Но Боря спокойно качает головой и затягивается сигаретой. — Ну хоть ты скажи ему, — взмаливаюсь я Родиону. То ли полудетское или совсем не детское шампанское так дало в мою голову, то ли воспоминания о грустной Бажене, чахнущей от любви к Боре... Но сердце сжалось в груди от душевных переживаний за этих двоих. — Да нет, — прерывает нас Боря, кинематографично глядя куда-то на линию горизонта, — нам слов-ва не нужны. Всем всё вид-дно и так. Сейчас нет ник-какого смысла приз-з-знаваться, а вот потом... Когда мы зак-кончим школ-лу, я заберу ее от отца и ув-везу отсюда нахр-рен... Я скажу, что люб-блю, но потом. Когда буд-дут силы и воз-з-зможности сделать ее жизнь луч-чше. — Ебать блять, — встревает Родион, делая вид, что не растроган, — «сделать жизнь лучше, бла-бла»... Ты че, кабельное тв, чтобы жизнь улучшать? Боря усмехается, а мне хочется треснуть Родиону так, чтобы у него мозжечок с другой стороны головы вылетел. Но вдруг еще больше отупеет? А это уж ни в какие ворота, там только идти в политику и останется! Жуть. В общем, пока в их пальцах тлеют сигареты, я предпринимаю еще несколько попыток объяснить этим двум дылдам, как устроен мир и любовь в целом. Но то ли я плохо объясняю, то ли до них на такой высоте слова уже не доходят, итог один — меня ласково щипают за нос и говорят узбагоиться. Я недовольно пыхчу. Боря кидает сигарету с балкона и заходит в дом. — Да оставь ты их в покое, а, — тихо говорит мне Родион, когда мы ненадолго остаемся вдвоем, — нас же они оставляют. А вот теперь его хочется даже чмокнуть — прямо поверх сигареты. Наконец мы тоже возвращаемся с балкона обратно в квартиру, и меня странным образом посещают новогодне-вьетнамские флешбеки в виде неопознанной музыки и обрывков разговоров непонятного содержания, доносящихся из гостиной. — ... да тут максимум сантиметров десять... — ... у кого? — ... да у рыжего!... — ... из иванушек?! Я даже не успеваю испугаться, что обсуждают нас с Родионом, это и хорошо. На кухне, на самом деле, вакханалии совсем не творится (по моим обновившимся за этот год меркам): Бажена примеряет на Бонифация свой кулон, который мы ей и презентовали, а тот, завидев нас, верещит «Ой! Че без стука-то! Дураки!», в то время как Стас, Марат и Жора смотрят в телефоне какой-то черно-оранжевый сайт, мерзко хихикая. По законам жанра, при виде нас телефон резко убирается под стол, а разговор про Иванушек затихает на веки вечные. Зато в комнате тепло и приятно. Мы рассаживаемся обратно по своим насиженным местам. С каждой минутой я все больше понимаю, что, правда, оставить бы их в покое. Беспокойство мы и так дарим им с щедростью каждый день, а Родион так вообще целый благотворительный фонд беспокойства. Я решаю, что надо бы лучше прибухнуть полудетского полусладкого и идти пытать счастье заманить Родиона танцевать под «Арам-зам-зам». Если, конечно, мне разрешат включить свой плейлист под названием «Слушать в три часа ночи перед важной контрольной». Удивительно, как меняется жизнь, когда тебе всего 15: в прошлом году я и знать не знал, что такое плейлисты, в этом году составляю их со всем старанием, даже если мне на пару минут только до магазина дойти. Что же будет потом? Кресло президента штатов? Мама вряд ли одобрит. Так мы и проводим этот праздник Бажениной жизни и (по совместительству) Бориной любви: передразниваем клипы на ютубе и гадаем, что же лучше — хиты 90-х или песни блогеров из вкладки «В тренде». — Хайп, вейп, кликбейт, — хвастается Жора выученными на уроках русского языка словами. В ответ Жору посылают «идти крутить педали, пока пизды не дали». В ответ на этот призыв весьма радикального содержания, Жора запихивает в рот котлету, сырную нарезку и невесть откуда взявшийся суп и радостно ускакивает растрясывать это все на велотренажер, еще не отошедший от наших новогодних выкрутасов. Мы догадываемся, что Жора сидел с нами просто из жалости, чтобы нам не было так одиноко. Мы остаемся всемером. Из колонок начинает играть небезызвестная песня группы Руки вверх, в которой парень хочет украсть девушку по причине ее совершеннолетия. Бажена снова приходит в восторг, за сегодня уж раз двадцатый. Она, как и подобает настоящей леди, залпом осушает свою рюмашку и выпрыгивает из-за стола танцевать, бросая в сторону Бори двусмысленные взгляды. Мне кажется, что зовет его присоединиться к танцу. Родион шепчет, что я ничего не понимаю в жизни, и Бажена просто отвлекает Борю, чтобы потом свистнуть у него из тарелки сосиску. — Не все хотят того же, что и ты, — отвечаю я, но на всякий случай делаю пометочку в голове, что женский пол недооценивать не стоит. Особенно под Руки вверх. Боря с Баженой так привлекательно наступают друг другу на ноги, неуклюжа пытаясь изобразить из себя дискотеку, что мне и самому вдруг становится невтерпеж повыплясывать рядом с Родионом свое фирменное «угадайте, я танцую, или у меня снова началась астма»... как меня прерывает Марат. Доселе тихо сидевший и созерцавший жизнь в лучшем ее проявлении — то есть пялясь в тарелку с картошкой, теперь он выдает, задумчиво глядя в окно: — Лепота какая, ребзя. Погнали на гараже закат смотреть. И верно: закат красный, как щеки Вазикова после похода в каморку, и как нельзя лучше подходит Бажениному дню рождения. — Ну так и скажи, — отвечает Родион, в очередной раз прогоняя прелесть момента, — что просто ссать хочешь, а по привычке можешь только за гаражами. Конечно, идею принимают на ура. То ли реально хотят поссать, то ли просто надоело сидеть на неудобных стульях, и попы рвутся к комфортабельному металлу гаражей, но все хватают куртки и несутся на улицу. Жорика оставляют дома, а на его мольбу выгуляться отвечают, что в таком возрасте можно только сидеть дома и слушать Радио Дачу. Тут я даже немного завидую. Да и правда: сегодня не Жорин день, сегодня день рождения Бажены, которая по пути играет в догонялки с Борей, и они оба хихикают, как девчонки. Наверное, я ошибался: не все нуждается в том, чтобы это озвучивать. Наверное, это и есть правильные отношения — когда вам просто хорошо друг с другом, и не важно, друзья вы или что-то большее. — Пара года — два урода, — поддерживает мою мысль Родион, недоверчиво косясь на то, как Боря с Баженой, забыв обо всем, скачут по лужам и собачьим лепешкам, что появились как подснежники по весне. — Почему урода? Бажена-то симпатичная. — А я и не про них говорю! Я даже не успеваю ответить ему на этот сомнительный комплимент нашей с ним паре, как он тут же ускакивает в неизвестном направлении, оставив меня самому разбираться с моими никому не всравшимися ответами. Классика моей жизни, часть сто седьмая. Я гляжу, как Родион подбегает к кормушке на дереве и совершает попытку украсть оттуда семечки, а Стас бросается за ним в погоню, вереща, что ворона, при желании (собственном), может сожрать человека. Сначала я даже удивляюсь — неужели Стас хочет его спасти? Стас достает телефон, включает камеру и кричит «Мотор!». Я все еще слишком наивен? Наконец, напрыгавшись кто во что горазд, мы оказываемся у того самого гаража. Он не высокий, но находится на последней линии, поэтому отсюда открывается живописный вид на закат. Кто-то приспособил к стенке деревянную лесенку, поэтому мы легко взбираемся ввысь и рассаживаемся, как птички на жердочке. — Ну че, когда уже метеорит ебнет? — взволнованно допытывается Родион, вынимая телефон, чтобы начать снимать. — Не сегодня, — грустно вздыхаю я. — А че мы приперлись тогда?! Ребята передают туда-сюда бутылку шампанского и заводят беседу о будущем — вот уж чего я не ожидал, так философствований. Конечно, я не вчера родился и уже слышал, как Владимир Владимирович размышляет на нашей кухне о сущности бытия и ценах на баклажанную икру, но это... Раньше разговоры велись исключительно о том, как бы выжить после физры, а тут вдруг об экзаменах да поступлении! Я решаю поразвесить уши и наконец внимаю: кто-то хочет поступить в техникум, кто-то — в университет, а кто-то хочет поступить как последняя сволочь... Универы и техникумы — спорно. Сволочизм мы вдруг поддерживаем без исключений. Конечно, до выпускного еще жить да жить, но ведь деньки догорят быстро, прямо как этот закат, и я тоже невольно задумываюсь: а чего бы хотел я сам? Мама говорит, что я хочу стать врачом. Родион говорит, что я уже сделал свою карьеру мелкого шпингалетуса, и к большему стремиться уже физически невозможно. Я примериваю будущее, как кофту из секонд-хенда, и невольно хочу всплакнуть, ведь картина еще печальнее, чем оценки Марата по русскому языку. ...экзамены, поступление, изнурительные студенческие ночи, курсовые, энергетики, посаженный желудок, инвалидность, смерть, холодная могила в сырой земле... — Эдвардидзе, ты в поряде? — похлопывает меня по плечу Марат при виде моего полного эмоционального упадка и близости к физическому упадку с крыши гаража. — В поряде, — отвечает за меня Родион, — в шампанском просто косточка попалась, вот он и загрустил. Тем не менее, на всякий случай Родион подсаживается поближе. В этот момент мысли становятся менее грустными: если сажать желудок и лежать в сырой земле вместе с ним, то и смерть будет совсем не главной из проблем! Даже, скорее, приятного рода одолжением. А ребята все продолжают говорить о том, что хотят сделать в будущем. — А я бы хотел написать книгу... — О чем? О том, как ты в лужу седня упал? Бестселлер в двух томах. Жизнь разделилась на до и после... — На до и пос-сле только твои оц-ц-ценки по ис-стории делятся! На «до тог-го, как открыл рот», и «пос-с-сле»! — Подавись пампушкою з часноком, будь ласка! — Так, — громко прокашливается Родион, — срочные новости от МЧС России. Гороскоп на девятое марта. Если вас зовут Стас и по знаку зодиака вы баран, звезды советуют закрыть хлебальник... А может, все действительно не так уж и плохо. В конце-концов, учиться еще целых два с половиной года, и мало ли, чем жизнь еще успеет угостить со шведского стола своих выкрутасов — главное, чтобы вместе, хоть на гараже, хоть у черта на куличиках! Мне и так уже наплевать на бóльшую часть того, что происходит вне нашей компании, разве что еще с пола не начал есть. Знала бы мама, что так все будет — наверное, сказала бы мне в роддоме «Лезь обратно, мальчик, мне такого не надо!». Но что есть, то уже есть, и это «есть» надо принимать с гордо поднятым шнобелем. Принимать вместе с этими чудиками, вместе с Родионом, по которому я тащусь, как шланг по о городу, себе и всему миру на удивление. Можно даже и без шампанского: оно вообще почти закончилось, потому что половину вылакали Стас с Маратом, а половину мы вылили вниз проходящей мимо собаке с криками «Кис-кис, Шарик! Ходь сюды, разевай пасть на халяву!» В общем, все что ни сделается — все к лучшему, да и вряд ли я увижу в этой жизни что-то страшнее рожи Гены Баэрова. После такого хоть в избу горящую, хоть в гости к трудовику. Тем временем солнце совсем шмякается за горизонт и темнота обгладывает наши улицы. Не даром в народе говорят, что в Библии было сказано о трех греховных городах, вместо двух: Содом, Гоморра и Нижний Дерринск. Отовсюду начинают слышаться пьяные улюлюканья мужиков, сирены скорой и знакомые басы из низких тачек. А значит — город очухался от дневного сна, и всем нам пора домой. Спустившись с гаража, мы даже не успеваем отнести до мусорки пустую бутылку из-под шампанского — тут же подлетает какая-то бабушка и с прицелом хищника выхватывает ее из рук Бори. Я на всякий случай сильнее вцепляюсь в свой рюкзак, где лежит пластиковая бутылка воды. Бажена, конечно же, отправляется к Боре домой, чтобы помочь ему с уборкой того срача, что мы навели, и они оба, краснея и бледнея одновременно, с нами прощаются. — ЭХ, РОМАНТИКА, НА ХУЕ ДВА БАНТИКА, — кричит им вслед Родион, и мы со Стасом кидаемся затыкать его комком грязного снега. После путевой дискуссии о том, можно ли заесть грязный снег снегом чистым, наша компания наконец причаливает к тому самому месту, где дорогам пора расходиться. Планы, конечно, все еще наполеоновские: Марат собирается заскочить к своему двоюродному дяде Казбеку, Стас с Бонифацием намереваются устроить контр-страйк на раздевание (подсказывает мне мой мозг), а Родион, внезапно краснея, отворачивается к ближайшей березе и говорит: — А я с Эдиком дойду, я там у него... косметичку забыл. Стас крестит его со словами древней китайской мудрости «дапоможэ тобi косметика», и мы снова отделяемся от наших ребят, топая домой знакомой дорогой, видавшей виды и не только их. Если темнота — друг молодежи, то я точно гражданин пенсионного возраста. Не хочу темноту, хочу видеть лицо Родиона, когда мы остаемся вдвоем! Ведь только наедине сквозь дебри сарказма проступает еще одна его часть — безнадежного влюбленного идиота. Что-то мне подсказывает, что эта часть есть и во мне, причем — бóльшая часть. В общем, мнемся у падика, как кисейные барышни. — Ну там... карантин завтра у нас, — наконец набирается смелости и цензурных слов Родион, — загуливай тоже и приходи ко мне, батя уедет. Вот те нате! Впервые к Родиону в гости. Аттракцион невиданной щедрости и непредсказуемой опасности. — А что делать будем? — невинно интересуюсь я, задумав подколоть мою беззащитную жертву. — Целоваться, как Боря с Баженой? Родион делает вид, что его тошнит, и сплевывает на снег, а затем петушится, как индюшка перед павлином. — Настоящие мужики не целуются, они долбятся в десны. Я чуть не прыскаю со смеху: — Так будем, нет? — Будем, — тихо отвечает он. Я дотягиваюсь и легонько ударяю его по шапке. Кудри под ней начинают потихоньку отрастать на радость нам и на зависть лысым людям; снег рассыпается в стороны, а я, издав победный смешок, мчусь в свой подъезд, игнорируя его крик «Я тебя сдам в детдом вместо Марата!» Дудки. Первый же придет навещать.