"It" in Russia: как я встретил вашу маму ;)

Время идёт, и на медосмотре в середине марта мы всей школой узнаём, что у меня не только низкий болевой порог, но ещё и нервный тоже невысокий. Дело вот в чём. Прямо перед тем, как нас выпинывают посреди урока в кабинет врача, учительница оглашает наши оценки за последний пробный ОГЭ. Цифру меньше четырёх я не слышал давно, поэтому после громогласного «три» я вскипаю за своей партой, а потом продолжаю вскипать в коридоре по пути в медпункт, ну и на самой кушетке перед медсестрой. Положение оказывается щекотливым. — Ну че ты всё кипишуешь? — ласково басит она после ощупывания моего скукоженного тела. — Осталось совсем чуть-чуть. Она надевает перчатки и достаёт иглу. — Как пиранья укусит, раз — и всё! После укола я с разочарованием осознаю, что это была всего лишь прививка, а не процедура усыпления. Как жить этот день с разбитым сердцем — непонятно. — Мудрим ніхто не народився, а навчився, — пытается утешить меня Стас, но я по-украински не понимаю. Мама, наверное, уже и вовсе не будет ругать за тройку, как случалось в стародавние времена. Владимир Владимирович наставил её на путь лояльного отношения к детям: выражаясь иначе, здорового похуизма. Мне уже не влетит как раньше, но даже если наказание и ушло — обида осталась и росла в геометрической, так сказать, прогрессии. Да и было бы за что влетать! Виноват в этой тройке совсем не я, а даже если и я, то знать об этом не обязательно! Вертухаясь мыслями в тот день, когда проводился пробный экзамен, можно по неосторожности треснуться головой, но воспоминания атакуют меня как пчёлы на даче, и я возвращаюсь на неделю назад. «Мне помнится, мне всё, конечно, помнится… Как я сидел, приблизившись к ОГЭ. Взволнованно листал страницы пробника и понимал, в какой же я пизде…» Если не прибегать к лирическим отступлениям, всё довольно просто. На экзамене я не мог думать об учёбе или хоть-о-чём-нибудь серьёзном, потому что… Всё дело, как и всегда, в Родионе. При воспоминании о вечере накануне экзамена щёки становятся цвета борща, хоть и прошла уже целая неделя. И на кой-только чёрт Родион решил остаться у меня дома, да ещё и припёр две банки пива! Я был слишком невинен и наивен, чтобы выставить его за дверь. Но даже если бы я таким и не был — вряд ли сказал ему слова против. Мы впервые выпивали наедине, да ещё и в моей квартире. Мысли о грядущем пробнике улетели в форточку и пообещали не возвращаться. Я порядком захмелел и хотел было начать чудить как петрушка, но… Родион убрал со лба взмокшую от домашнего тепла чёлку и наклонился ко мне. Год назад мне казалось, что у меня стойкий характер и непоколебимая воля, но вот мы вдвоём на моей кровати — из стойкого тут кое-что поинтереснее. — Ну че? — прошептал мне Родион после того, как бросил взгляд на мои пижамные штаны. Он выглядел как напуганный суслик. — Че? — так же испуганно шептал ему я. — Глаза боятся, а руки делают? А дальше, как говорится, совсем другая история, которую не то что внукам рассказать невозможно — о таком даже на исповедях не говорят! Остаётся только питать надежды, что молодость всё прощает. Вот так и вышло, что на пробном ОГЭ я сидел вполне удовлетворённый своей личной жизнью, но отнюдь не приспособленный к жизни учебной. Никакие вечера за учебниками не помогали, когда в вашей жизни появлялся Родион Тозик — как из пизды на лыжах, честное слово. — Можно выйти? — промяукал я во время экзамена. Меня отвели в уборную и я заперся в кабинке. Телефон, спрятанный в носке, мог бы быть неплохой помощью в заданиях, но после Родиона не было никаких шансов. «как сделать миньон мужчине, гугл поиск» О причинах того, почему я не нашёл никаких внятных ответов, я продумал до самого конца пробника. Вот от этих-то воспоминаний и бросает то в дрожь, то в холодный пот, то в слепую ярость. В общем, тройбан мне влепили не по заслугам. Как ни странно, Родиону мне тоже хотелось влепить. Чего-нибудь эдакого. План созрел моментально (но не до конца): написать Родиону вк, тет-а-тет встретиться за гаражами под предлогом «курнуть», а дальше действовать по ситуации (но непременно агрессивно). Решено. На перемене перед уроком труда я мчусь за гаражи и вижу поджидающую меня компанию из Родиона и какой-то облезлой собаки. Приветствие я начинаю с неё. — Герасим, неси отцовское ружьё! — велю я собаке. — Ну и че случакнулось? — сразу чует неладное Родион. Он нервно достаёт сигарету и вставляет её себе в рот. Потом вынимает, переворачивает правильной стороной, и снова вставляет. — У меня три!!! — воплю я. — По скольки балльной системе измерения?.. — Я тебе щас рожу выгрызу! Герасим спешно ретируется (надеюсь, что за ружьём). Никто и не подозревал, что я умею так голосить — Родион снова открывает во мне скрытые таланты. Он пятится от меня, пока я распинаюсь о том, что такое «тройка» для прогрессивного человечества, а затем… запрыгивает на гараж. — Сигай обратно!!! — Не-а! — Родион! — устало вскрикиваю я в последний раз. — Че ты орёшь как математичка, — начинает уже он катить свою бочку, почувствовав своё вертикальное превосходство, — сам же знаешь, что тройка случайная! Ещё и за пробник, ваще хуйня! Даже я тройки раньше получал, и посмотри, где я теперь! — На крыше ссаного гаража. — Вот именно, — отвечает он и слезает, — пожалей меня. Мы мнём грязный снег под ногами и чувствуем, как созданное мной напряжение потихоньку уходит. Тройка… Дурацкая случайная тройка. Разве стоит она того, чтобы Родион прыгал по гаражам, рискуя сломать себе голову, пусть он ею и не очень-то часто пользуется? — Мне просто нужна моральная поддержка, — взмаливаюсь ему я. — Могу дать только аморальную! И снова смеётся своим дурацким задорным смехом. — Окей, давай, — наконец сдаюсь ему я.

***

Следующим уроком намечается урок труда. Вот о таком и говорят, что час от часу нифига не легче! Весна ещё не пришла в наш город, но слякоть и грязь как будто не уходили. Все классы тонут в снежной каше, стекающей с наших ботинок, потому что сменка, как обычно, «для лахов». К счастью, Петру Макдональдовичу на сменку и кашу начхать. Он снова безмятежно счастливый, каким был на свадьбе, поэтому первые минут десять вообще не замечает, что в его кабинете кто-то есть. — Господи боже! — подпрыгивает он в своём кресле, когда наконец фокусирует свой взгляд на наших галдящих мордах. — Всего лишь Стас, — отзывается Стас, явно довольный тем, что опередил Родиона. Я уже начинаю настраиваться на упорную (и бесполезную) работу, как вдруг выясняется, что с завтрашнего дня у Петра Макдональдовича и у его новоиспечённой жены начинается медовый месяц, и тот покидает нас на неопределённый срок. — Выбрали лучший курорт Саратовской области, — щеголяет учитель своими билетами на два места в плацкарте, — будем за вас поднимать бокалы! За контрольные, за весенний авитаминоз, за успешные половую и учебные жизни! Хрен там был! Успешным бывает только одно из двух. Но вступать в дискуссию по этому поводу я считаю излишним. — … Так что сегодня можете делать что душа пожелает. Вилки, ложки, дом для родителей… Понятно — придётся справляться своими мозгами, то есть вообще не справляться. После бурных обсуждений ребята решают подумать о будущем школы и в целом страны, поэтому разворачивают масштабное производство верёвок. На дальних партах открывается студия мыловарения, и работа закипает как никогда. Моя же компания, видимо, о будущем не печётся, поэтому просто валяет дурака, будто не навалялась за все девять лет учёбы. Я гуглю душещипательные и мотивирующие истории людей, выживших после тройки. Уверен, что это фейк. В своих раздумьях о том, существует ли жизнь после этой оценки, я почти не замечаю, как заканчивается урок. Пётр Макдональдович давно скрылся в своей потайной каморке за классом и радостно звенел чем-то стеклянным на зависть нам. Другие ребята развесили по периметру класса верёвки самого высшего качества, будучи гордыми за свою работой. А Родион опять сидел с еблом австралопитека. — Ну и че случакнулось? — повторяю я. — Сука, Боне проиграл! — ругается он. — А во что вы играли?.. — В кроссворд! Очевидное и невероятное, вот спасибо. Звенит спасительный звонок, и мы хлюпаем сырыми ботинками на следующие уроки, которые пролетают так же быстро, как, примерно, тысячелетие. Под конец учебного дня словосочетание «моральные силы» кажется фантастикой, и глаза не слипаются только от мокрого снега, лупящего в лицо по дороге домой. Мы с Родионом вытираем влажные щёки и стоим у развилки, где нужно прощаться. — Ты когда-нибудь чувствовал себя неудачником? — понуро вопрошаю я. — Ага, — глухо отзывается Родион и пинает ботинком бордюр. — Иногда кажется, что «неудачник» — моё второе имя. А «Родион» — так, погоняло. Снег смешивается с нашими горькими слезами, боги покидают этот город, и из-за ближайшей «Пятерочки» на нас надвигаются туча говна и волна неурядиц… Мы уже готовы погибнуть прямо здесь, на развилке судеб, где есть только два пути — к тройкам или вечной разлуке… Как вдруг мне звонит моя мама и зовёт нас с Родионом домой на обед. — Я приготовила тефтельки! — щебечет она мне в трубку. Туча сигает обратно за «Пятерочку». Взгляд Родиона возвращается к жизни. — Ой ля, хоть пожру наконец-то, — с облегчением произносит тот, — а то с твоими загонами по учёбе нас обоих Кондратий хватит. Я не знаю, кто такой этот Кондратий, но почему-то мне кажется, что это один из друзей Гены Баэрова. Так или иначе, мы с Родионом идём ко мне домой на званый обед, приготовленный мамой для нас и Владимира Владимировича, который давно стал нашим частым гостем. Родион в ответ только бурчит что-то вроде «нашла себе кого побогаче, а мне одни остатки в виде её сына теперь подбирай» и усердно жуёт жвачку, чтобы не разило табаком. Я думаю, что нам нельзя расходиться на развилках. Под любым снегом мы должны идти вместе.

***

— Передайте тефтельку, плиз, — просит Родион у Владимира Владимировича. Тот передаёт ему сразу две. — А мне? — прошу я. — Рука в говне, — ласково отвечает Родион. Никто за меня не вступается. Я жую квашеную капусту и молча слушаю задушевную беседу Родиона и моего, видимо, будущего отчима о нюансах работы в больнице. — Через сколько после смерти наступает трупное окоченение? Удивительно. Уже полчаса в приличном обществе, а ещё никто не ебнул Родиону тапком. Видать, времена совсем изменились. Мне кажется, что это влияние Запада, или что там у нас слева находится. Мама подливает чай и носится вокруг стола как подобает хозяйке. Диагноз на лицо: Нижний Дерринск во главе с Владимиром Владимировичем перевернул её жизнь с ног на голову. Да и мою, что скрывать. Родион пинает меня под столом, пока хлюпает своим чаем. Я дожёвываю макароны и проверяю мобильник, когда мама поворачивается к своему ненаглядному. Родион Тозик: ЭДДИ-СПАГЕТТИ Мне приходится заверять маму (и самого Родиона), что у Родиона слишком много уроков на завтра и ему срочно пора идти. Даже если он не успел допить свой чай и застебать меня до смерти. Ничего, целая жизнь впереди, успеется! Мы всей ватагой провожаем его в коридоре. — Большое спасибо за обед! — подлизывается к моей раскрасневшейся маме Родион, — мне бы такую маму! Я сознательно не перехватываю его взгляд. Когда Родион уходит, Владимир Владимирович смеётся и говорит, что Родион — «толковый парень». Возможно, я просто прослушал приставку «бес», но моя мама соглашается, улыбается и даже гладит меня по голове. Сумасшествие. Подлинное сумасшествие. Я возвращаюсь в свою комнату и плюхаюсь ничком на кровать. Несмотря на этот тяжёлый день, сердцу легко и спокойно. То ли вовремя выхваченная тефтелька, то ли присутствие моей семьи (как странно иметь это слово!), но это помогает мне больше не думать о тройке, вопросах полового созревания и трупном окоченении. Мне вдруг верится, что мы справимся. С тефтельками или без.