Точка невозврата

Один год спустя. Питтсбург, штат Пенсильвания. - Почему мы не можем просто проникнуть в эти катакомбы, агент Миллер? – уже в пятый раз гневно вопросила Мелани. – За каким чертом так долго ждать? - Ни у одного из нас нет должного опыта, когда речь заходит о Б. О. О., - объяснила Анжела. – Я не в счёт. Сутки под руководством правительственного агента – слишком мало, чтобы брать на себя ответственность за проверку собственности Дерека Симмонса. Нашу группу, как мне сказали, возглавит кто – то из Штаб Квартиры Бюро. Либо, как тогда у меня, сотрудник Белого Дома. Симмонс, по слухам, много ловушек наделал. Не знаю, правда, или нет, но нужен человек с особыми навыками. Ни у кого из нас этих навыков не имеется. Придется ждать. Никуда от нас катакомбы не убегут. Мел сердито фыркнула и села за свой стол, а Анжела медленно подошла к широкому окну, чтобы выглянуть наружу. Шёл десятый месяц со дня её перевода из Гарвардвилля в Питтсбург. За это время ей многое довелось переосмыслить и оценить заново. А главное – понять, что не так страшна проблема, как привычка игнорировать тревожные сигналы, виня в происходящем лень, глупость и некомпетентность окружающих. Анжела искренне считала прежних коллег наглыми трутнями, Шерри – распущенной малолетней (хотя ей и было далеко за двадцать) засранкой, умеющей только хамить старшим, Клэр – курицей типа миссис Уизли, погрязшей в домашнем хозяйстве и оценках Рани, а Леона – подлым предателем, бессовестно сдавшим доверявшую ему подругу. Она помнила, как они расстались, как она надавала ему пощечин, как пожелала ночей без сна за его подставу. Сейчас она ему была за этот поступок благодарна. Да, президент велел директору снять её с поста, и перевести туда, где она не сможет вымещать на людях своё дурное настроение безнаказанно. Самого директора уволил, отправив на пенсию. И правильно сделал, ибо Тэлбот, любивший Анжелу, как родную дочь, в упор не видел, что у истока всех проблем отдела стоит она. Гиперфункция щитовидной железы. Такой диагноз ей поставили в Гарвардвилле. Терапевту не понравились её анализы, он поговорил с ней, приказав идти на прием к эндокринологу. Специалист долго с ней беседовал, особое внимание, уделяя её реакции на внешние раздражители. Отправил сдавать новые анализы, и предложил консультацию психиатра. Там Анжелу тоже не порадовали, поставив диагноз, связанный с тревожными расстройствами и фобиями. Оказалось, что все те её вспышки гнева, когда она срывалась и орала, были вызваны, как и предполагал Леон, заболеванием щитовидной железы. И вот что странно: всего через три недели после начала лечения раздражительность медленно пошла на спад. У неё постепенно нормализовался сон, пришло в порядок ранее резко изменявшееся давление, пропала потливость вместе с манерой всегда держать окна открытыми (из-за чего в Вашингтоне с ней часто ругались подчиненные, всю осень и зиму жалуясь на холод). Ей – то всё время было невыносимо жарко, даже зимой. Изменилось и восприятие действительности. Анжела перестала видеть в отказах личные оскорбления, прекратила возмущаться образом жизни своих коллег. Теперь ей уже было немного смешно и очень стыдно вспоминать своё поведение в Вашингтоне. Проблема – то была не в окружающих, а в ней! Это не её коллеги и подчиненные представляли собой сборище ленивых задниц, а её ожидания и запросы не соответствовали реальности. Это не сослуживцы вели себя чрезмерно холодно и замкнуто, словно стеной отгораживаясь от своего начальства, а она грубо вторгалась в чужое личное пространство. Ещё Леон говорил ей, что есть у неё такая не очень приятная черта – врываться на территорию, где её не хотят видеть. Сейчас, когда после нескольких месяцев лечения восстановился гормональный фон, и ушла тревожность, Анжела поняла, из какой пропасти вытащил её бывший напарник. Да, Леон сдал свою подругу, когда понял, что она упорно не слушает голос разума, но то, что она в запале назвала предательством, в итоге обернулось благом для неё. Там, в столице, на Анжелу всегда смотрели косо, злобно перешептываясь о том, что директор уволил весьма уважаемую всей Штаб Квартирой сотрудницу с целью освободить место для своей протеже, и не видели в новенькой профессионала. Здесь же, в Питтсбурге, она пользовалась серьезным авторитетом, её мнение ценили и прислушивались к нему, о ней (наконец – то!) отзывались без презрительной усмешки. На новом месте наладилась и личная жизнь. Пусть малютка Конни и сильно отставала в развитии от своих сверстников, но девочка хорошо обучаема, контактна и прекрасно ладит с окружающими её людьми. Врачи Питтсбурга, осмотрев ребенка, сказали, что в столице явно поторопились с выводами. Да, интеллект у малышки снижен, но не настолько, чтобы можно было говорить об олигофрении. Скорее всего, просто задержка психического развития. А её отчим не видит разницы между своим сыном (инвалидом - колясочником) и дочерью жены. Да, после отъезда в Пенсильванию Анжела, несмотря на яростные протесты родителей («Мы не потерпим второго развода, и третьего твоего замужества!») объявила спортсмену о расторжении брака. С бывшего супруга она брала только алименты на дочь. Третьим её избранником стал преподаватель истории в одном из университетов Питтсбурга. Поженились они без оглядок на чувства, у каждого из них был больной ребенок, и Дарвин (так звали профессора) сказал будущей жене, что вдвоём растить детей им будет легче. Что ж, он оказался прав. В браке с Дарвином Анжела возвратила себе и веру в себя как в женщину. Веру, которую она полностью утратила, пытаясь заслужить симпатию Леона. Жалела ли Анжела о разрыве с ним? Уже нет, хотя поначалу ночи напролёт рыдала в подушку. Они с первого дня знакомства были совершенно чужими друг другу людьми. Некоторые точки соприкосновения у них имелись, но в принципиальных, жизненно важных вопросах их мнения резко расходились. У них были абсолютно разные ценности, и круг общения. Анжелу раздражал Крис, а Леон страдал от скуки, если подруга затаскивала его на современный спектакль или приглашала на концерт. Анжела говорила, что Кеннеди нещадно разбаловал Шерри в бесплодных попытках компенсировать ей поломанное детство, он же просил её не вмешиваться. Он сам разберется. Она говорила, что на работе достаточно сменить команду, и сонное болото преобразится в блистающее королевство, Леон советовал сходить к врачу, и проверить здоровье. Врач, кстати, на одном из сеансов сказал ей, что отношения с Кеннеди она уже не восстановит. А строить новые, учитывая прошлый опыт, смысла нет. И нет пути назад. Анжела и без доктора понимала, что дружбу уже не восстановить. И была ли она, дружба? С того утра в Гарвардвилле, когда Леон ответил согласием на предложение понырять, она не могла вспомнить ни одного контакта по инициативе Кеннеди, если исключить праздники. Да и тогда он говорил коротко, редко выходя за рамки поздравлений. Бывало, ей везло, и они встречались на приёмах или в период отпуска. Однажды, ещё до первого замужества, она столкнулась с Леоном в престижном санатории. Обрадовалась, конечно, вообразив, что уж теперь – то всласть наговорится и наплавается с тем, в кого умудрилась влюбиться чуть ли не с первого взгляда. Вечером пришла к его номеру, чтобы пригласить на танцы. Леон корректно отказался, ссылаясь на усталость. Предложение тихо посидеть вдвоем на балконе тоже отклонил. Он с трудом на ногах стоит, хочет лечь. - Извини, танцор из меня плохой, Анжела, как и собеседник, - попросил прощения Кеннеди. – Я после ранения тут восстанавливаюсь. Часам к девяти уже глаза слипаются. Давай как – нибудь в другой раз, ладно? Почему у него так рано «слипались глаза», она поняла, около двух часов утра выйдя на улицу. Ночь была достаточно светлая, чтобы Анжела смогла рассмотреть не только Леона, но и ту женщину, которую он крепко обнимал со спины. Больше Миллер речи о дайвинге не заводила. Хотела ли она сменить Питтсбург на Вашингтон, вернуться в Штаб Квартиру, если представиться такой шанс? Нет, никогда, ведь ей, как и её бывшим коллегам, тоже… было, что вспомнить. Та, кого «подвинула» Анжела, много лет страдала хроническим алкоголизмом, и уже не могла выполнять свою работу. Кассандру застали пьяной прямо в офисе. Не уволили сразу в знак уважения к её прежним заслугам. Дали месяц, чтобы тезка пророчицы ушла достойно, посвятив оставшееся у неё время прикрепленному к ней стажеру, то есть Анжеле. Передать дела, научить, ознакомить с документацией, ввести новенькую в коллектив. Кассандра, хоть и конченая алкоголичка, проявила себя на удивление умной, холодной и невероятно подлой дамы, способной ради мести на самую отвратительную подставу. Анжела пришла в ФБР за две недели до Рождественского Бала. Места за праздничным столом для неё ещё предусмотрено не было, о чём Кассандра, сволочь, умолчала. Когда Миллер спросила, можно ли ей идти на торжество, наставница пожала плечами: как хочешь, мол. Конечно, Анжела хотела. Очень хотела. И пошла. Эта наивность обошлась ей дорого. Анжела спокойно, не подозревая ничего дурного, явилась в ресторан, и уверенно заняла стул за давно уже зарезервированным столом. В течение пяти минут подтянулись коллеги, каждый из которых окинул стажерку долгим удивленно – неприязненным взглядом. Последними пришли Влад Цепеш с Джулией Лестрандж. Вот тогда и стало ясно, что один из тех, кто хочет сидеть за столом, лишний. - Не поняла… - протянула модель. – Это место, вообще – то, моё, агент Миллер! Это я должна здесь сидеть! Вы – то, что тут забыли? Это место мое! Если бы не её базарный тон и эта фирменная поза «руки в боки», Анжела извинилась бы и встала. Но поведение манекенщицы было настолько возмутительным, что Миллер решила проучить нахалку: - Мне сказали, что я могу прийти на праздник, - холодно сообщила она, не поднимаясь со стула. – Кстати, я всё-таки по своему служебному положению выше вас, и вам следует вести себя вежливо, даже если я, как вы говорите… - Вы не имеете права находиться в этом ресторане! – злобно перебил её на середине фразы Влад. – Вы работаете всего две недели и… - Влад, - Джулия сжала ему руку, - она уже тут, пускай сидит, - эти слова сопровождались брезгливой гримасой. Слава Богу, что в зале появился Тэлбот, и ринулся мирить спорщиков. Анжеле сказал, что Джулия требует своё законное, а модель призвал к сдержанности. Не стоит ссориться, всё-таки праздник. - Смотря для кого, - обиделась «вешалка». – Отняла она мое место, так пусть и сидит. Вот уж правду говорят, что девушку из деревни можно вывезти, но деревня в девушке на всю жизнь останется. Директор, не надо, - вырвалась она, когда шеф взял её под локоть, чтобы пересадить за другой стол. – Я, в отличие от некоторых тут сидящих, женщина честная, чужое не присваиваю. Счастливо отпраздновать. Бал был безнадежно испорчен. Джулия демонстративно ушла, вслед за ней зал покинул и Влад. Анжела весь вечер провела, точно на иголках, чувствуя, что у неё не то, что лицо, всё тело горит от унижения. Сослуживцы тихо, но так, чтобы она услышала, говорили о наглости провинциальных девиц, привыкших хватать своими липкими лапами всё, до чего эти лапы в состоянии дотянуться. Те, кто пришел в ФБР меньше чем за месяц до Рождественского бала, не могут на него идти. Список гостей подается за тридцать дней. - Я же не знала… - принялась оправдываться Анжела. – Мне сказали, что можно, если я хочу. Кассандра… - А самой этические принципы отдела узнать религия не позволяет? – пьяно захихикала наставница. В понедельник Анжела подошла к Джулии, чтобы попросить прощения. Извинения модель принимать отказалась. С того дня и началась вражда. Не только с этой уроженкой Эдонии. Анжела, как человек новый, смотрела на происходящее свежим взглядом, и та картина, что перед ней разворачивалась каждый день, не радовала. Пенсионеры справлялись с работой только потому, что почти все их обязанности выполняла молодежь. Бабушки с дедушками, если уж говорить начистоту, четыре часа (минимум) из восьми проводили на кухне, попивая чай и кофе, тогда как младшее поколение пахало и за себя, и за того парня. Премии с надбавками, между тем, делили поровну, без оглядок на объем работы. Эта же топ – модель с восьми утра до полудня бегала, точно угорелая, чтобы выполнить все поручения, тогда как вторая ассистентка за этот период успевала трижды посетить кухню. Анжела говорила Уильяму. Он приказал ей приступить к своим обязанностям, и не мешать ему. Работать, следя исключительно за собой. Вынуть бревно из собственного глаза, а не считать песчинки в чужом. Пробовала она самостоятельно воздействовать на бабушек, поручив им носить ей ежедневные отчеты о проделанной работе. Буквально по часам. Через три дня Уильям вызвал её к себе и приказал писать объяснительную: шеф хотел знать, на каком основании она присваивает себе полномочия начальника отдела. Довел, сволочь, до взыскания за нарушение профессиональной этики, лишив квартальной премии и права присутствовать на одном из торжеств. Ещё тяжелее стало, когда она забеременела Ариасом. Токсикоза как такового не было, её «всего лишь» мучили запахи, исходившие от коллег. Особенно аромат парфюма, которым пользовалась Джулия. Букет цитрусовых. Духи нельзя было назвать «тяжелыми», но Анжелу от них начинало тошнить. Она долго молчала, прежде чем попросить коллегу сменить свой цитрус на что – то менее раздражающее беременную женщину. Инцидент случился на кухне, когда обе дамы пришли обедать. Анжелу, стоило Джулии войти, тут же замутило, но высказывать претензию прямо Миллер не стала, вежливо заметив, что мисс Лестрандж приходит на кухню всё раньше и раньше. Ей ведь уже говорили, что в половине двенадцатого помещение уже занято, надо выбрать более позднее время. - А в чём проблема – то? – сразу выпустила когти модель. – Что неладно - то, я не поняла? Что вам надо? Кухня на семерых! Что вам неугодно? – знакомым базарным тоном закричала она. Анжела ответила, что ей не нравится, когда одновременно с ней кушает кто – то ещё. Она любит обедать спокойно и комфортно, одна. А ещё ей не по душе парфюм. Можно же пользоваться другим ароматом. Ассистентка, шипя не хуже разъяренной гадюки, вылетела в коридор, с такой силой захлопнув дверь, что на кухню прибежал агент Фостер. Он – то думал, что бомба взорвалась. День для Анжелы завершился плохо. Джулия наябедничала Уильяму, тот, вызвав Миллер к себе в кабинет, не стал орать, а велел нести ему вторую объяснительную. Анжела лукавить не стала: она беременна, ей тяжело переносить запах духов своей коллеги, вот она и попросила коллегу найти другое время для приема пищи. И сменить цитрусы на более приемлемый аромат, чтобы не причинять дискомфорт будущей матери. Кстати, если рабочий день длится всего четыре часа, обед не положен вообще. Директор тут вступился за Анжелу. Пожурил, конечно, узнав, что она выставила коллегу из кухни, попросил больше так не делать. А модели в приказном порядке велел выбрать новые духи, которые её беременную сослуживицу не будут раздражать. Мисс Лестрандж выслушала слова шефа и, не сказав ни слова, с оскорбленным видом удалилась. Анжела в кабинете директора просидела ещё около получаса, жалуясь на обстановку в отделе. Все, какие – то смешочки за спиной, шушуканья, переглядывания, любые разговоры резко обрываются, стоит ей зайти, все от неё свои книжки и распечатки прячут, всё секреты, и тайны… Сил нет! Не дают ей стать своей! Теперь вот беременность ещё.… Не было печали, так появилась непереносимость запахов! Её мутит не только от парфюма Джулии, все ароматы вызывают рвотные спазмы! А с работы уходить так не хочется… - Придётся, - покачал головой Тэлбот. – Придётся. С одной ассистенткой я ещё справлюсь, но весь отдел… Тебе даже в Министерстве Труда, которое у нас по умолчанию на стороне простого работника, скажут, что это не твои коллеги, а ты создаешь проблемы. Бери больничный, девочка, и сиди дома, пока состояние не войдет в норму. И больше не проси для себя тепличных условий. Здесь такие требования не прощают. Если кухня на семерых, то семеро в ней и будут сидеть, нравится тебе или нет. Иди. Иди прямо сейчас к врачу. В отдел вернешься, когда она домой уйдет. После двенадцати. Анжела не послушалась, придя назад сразу после визита к доктору. Сослуживцы, заметив её появление, с ухмылочками отошли от неё подальше. Миллер направилась к кухне, чтобы налить себе воды, но голоса, доносившиеся из комнатки отдыха, заставили её отказаться от своих намерений. Стоя у двери, Анжела с каждой минутой всё больше хотела сбежать обратно в Гарвардвилль, подальше от высказываний в духе «понаедет тут всякой швали с периферии, а людям потом жизни нет». Соратники язвили, спрашивая друг у друга «чего вы хотели от этой суки, господа и дамы?», «прогибайся теперь под её беременную жопу», «нашлась, бля, принцесса помойки», и даже «а если я услышу от неё хоть один вяк насчёт парфюма и кухни, ублюдка из её брюха выбью». Влад сказал, что бить подстилку не следует, зачем по вине директорской блядовки ломать себе всю жизнь. Сама подохнет, когда время придет. - Помяните мои слова, - Джулия, судя по звукам, шла к выходу, - эта сука ещё над всеми нами встанет. Я не удивлюсь, если с Уильямом поступят, как однажды с Кассандрой. Анжела убежала домой, не чувствуя под собой ног от страха. Позвонила Леону, но попала на Шерри. Девица Биркин сострадания не проявила. Наоборот: обвинила в конфликте приятельницу своего приемного отца. - Болезненная реакция на запахи – твоя проблема, никто задницу, даже если задница беременна, вылизывать не будет. Прими как данность, и не нарывайся. Где Леон? Занят. Чем? Не твое дело. Трубку кинула, не сказав прощальных слов. Встреча с Клэр расстроила Анжелу ещё сильнее, чем трамвайное хамство Шерри: когда Миллер вечерком зашла навестить подругу, быстро поняла, что её компания обременяет и Клэр, и Рани. Юная индианка, одетая в бежевое шелковое кимоно, с кислым видом посидела на кухне минут десять, после чего заявила, будто ей пора делать уроки. Когда Рани уходила, то забрала из кухни поднос с чайником и сладостями. В доме явно был кто – то ещё, и этот кто – то оказался так дурно воспитан, что не вышел поздороваться с гостьей. - Положение твоего мужа позволяет тебе взять больничный, - сказала Анжеле Клэр, проводив воспитанницу долгим взглядом. – Извини, но тут именно ты создаешь сложности. Можно же было вежливо попросить, а ты взяла и прогнала её. Ещё и начальству стала жаловаться. Сиди дома, раз на работе так тяжело. Родишь – выйдешь. Ладно, давай провожу тебя. Больше Анжела к подруге в гости не ходила – обиделась. Не столько на холодный приём, сколько на то, что её, которая с Клэр вот уже полных одиннадцать лет, променяли на кого – то, кому Рани тем вечером носила чай. Этим кем – то, кстати, была Ада, о чём Анжеле тоже не сочли нужным говорить. На работу она тоже не пошла, справедливо опасаясь за свою жизнь. Дела передавать не стала, просто позвонила шефу, и сообщила, что уходит на больничный до самых родов. Уильям, вместо того, чтобы спросить, как она себя чувствует, отпустил колкость насчёт внезапно проснувшегося стыда, и повесил трубку. Два месяца Анжела изнывала от безделья, всеми силами скрывая свои эмоции от мужа и падчерицы. Изредка забегала к Клэр, иногда встречала из школы Рани, но чаще всего навещала Леона. И в офисе, и дома. Хотя Кеннеди олицетворял собой любезность и воспитанность, Анжела ощущала себя лишней. Когда они сидели на просторной светлой кухне, Миллер чувствовала, что Леону скучно в её обществе, он, как и Клэр с Крисом, хочет как можно скорее вывести её за дверь, и облегченно выдохнуть, избавляясь от надоевшей посетительницы. Сделав над собой усилие, она перестала ходить в гости. Сидела дома, обложившись черновиками, и писала новую книгу. Если Леон её куда – то звал, она радостно принимала приглашение, но сама больше инициативы не проявляла. Когда же она закончила своё пособие, и отнесла его в офис на регистрацию, её неожиданно вызвали в учебную часть, чтобы вручить справку – вызов на первичную специализацию по баллистике. Анжела очень удивилась, ведь у неё в этом году не было никаких образовательных командировок. Но нет, в документах стояло её имя. Она спокойно собралась и уехала в другой город. Проучившись две недели, получила звонок от Уильяма. Начальник интересовался, когда она соблаговолит заглянуть в офис. Анжела уже так привыкла к ехидно – саркастичному тону шефа, ответила, что у неё учёба, и времени нет совсем. - А, так вы у нас заняты - с? – странным тоном протянул руководитель. – Грызём гранит науки, да? Ладно,… Совесть проснется, так милости просим на работу, разговор есть. Хотя о какой там совести можно говорить, моя дорогая. Вы с первых дней проявили себя наилучшим образом. Анжела так разозлилась, что плюнула на его завуалированный приказ вернуться, и приехала только после получения сертификата. - Вы по какому праву чужую учебу присвоили? – наехал на неё Уильям вместе приветствия. Анжела онемела от возмущения. Да как Уильям смеет?! Вот же все её документы! В них всё указано! - Вы за учебный план в этом году расписывались? – шеф ткнул ей в нос распечатку. – Влад, - позвал он Цепеша, - сходите к баллистикам, пусть агент Меллер придет. Агент Меллер?! Через три минуты в отделе бушевал натуральный ураган: выяснилось, что в центре повышения квалификации Анжелу Миллер… перепутали с Анжелой Меллер, и оформили документы не на ту женщину. - Я тут не виновата! – отчаянно отбивалась уроженка Гарвардвилля. – Вызов пришел мне! - И вы даже не задумались, почему! – орала на неё Анжела Меллер. – Вы же знали, что у вас в этом году первичек нет! Почему вы присвоили моё?! Это была моя учеба, моя! Вам что, трудно было связаться с начальством? - Зачем, когда можно скататься и отучиться на халяву? – встряла Джулия. – У вас, Анжела, она украла специализацию, у меня – место на Рождественском Балу.… Тут взяла без разрешения, там схимичила, глядишь – и в начальство выбилась! Хорошая карьера, должна вам сказать, агент Миллер! Такими темпами вы и боссом станете. Мои поздравления. - Когда я выбьюсь, как ты сказала, в начальство… - вне себя от бешенства посулила ей Анжела, - первое, что я сделаю, это вышвырну тебя на улицу к чертовой матери!!! Без каких – либо выплат, наглая дрянь! Ты не получишь от меня ни единого гроша! - Напугала ежа голой жопой, - Джулия всегда должна была оставить последнее слово за собой. – Ты бы хоть у человека прощения попросила, вместо того, чтобы тут орать. Анжела, - она взяла под руку разбитую сослуживицу, - с ней бессмысленно вести дискуссии. - Что – опять твои присказки про девушку и деревню? – взвилась Миллер. – Шеф! Почему вы не пресекаете оскорбления в мой адрес?! На правду, по глубокому убеждению Уильяма, не обижаются. Человека, спокойно забравшего себе чужую учёбу, можно назвать только вором. Хорошо, что пришел Тэлбот, и выступил в роли миротворца. Сказал, что виноват тут Центр повышения квалификации, но никак не Анжела. Анжела – простой исполнитель, не она несет ответственность. А начальство. Почему Уильям не проверил, зная учебный план? - Почему она не поставила меня в известность? – перешел в наступление босс. – Шеф, я понимаю, к чему вы ведете, вы хотите снять всю ответственность с неё, переложив на меня, так? Это она виновата! Она обязана была связаться со мной и уточнить! А она просто уехала, ни слова мне, не сказав! Вызов пришел к ней на дом, а не в офис! Она не поставила меня в известность! Уильям с Тэлботом долго орали друг на друга, выясняя, по чьей милости Анжела Меллер осталась без первичной специализации. После получасовой дискуссии на повышенных тонах стороны пришли, наконец, к согласию: Тэлбот извинился за нападки на Уильяма, тот раздраженно предложил директору оставить раскаяние при себе. - Если меня, таким образом, вынуждают уйти с моего поста, пожалуйста, я, хоть сейчас напишу заявление об увольнении, чтобы ваша протеже могла подняться еще выше, - отказался идти на примирение непосредственный начальник. – Ну что, освобождать мне место для неё? - Не надо никому и никуда уходить, - примирительно поднял руки директор. – И не стоит винить Анжелу. Вся ответственность лежит на тех, кто невнимательно оформлял бумаги, прежде чем послал вызов вашей подчиненной. - И вашему любимчику, простите, любимице, - так и не успокоился Уильям. – Она обязана была поставить меня в известность. Но предпочла присвоить. Впрочем, такое поведение для неё норма. - Хорошо, - обреченно вклинилась Анжела в гневную речь шефа, - я тут у вас подлая сволочь. Довольны? Уходила она вся в слезах, и пока Ариасу не исполнилось шесть месяцев, на работу не забегала. Пришла после той перебранки к Леону в гости (без приглашения), просто посидеть, и не выдержала: разрыдалась от обиды, спрятав лицо у него на груди. Напарник принялся её успокаивать, прося рассказать, что её так огорчило. Выслушав, покачал головой: - Что с тобой творится, подруга? Почему ты такая невезучая? Вечно у тебя тридцать три несчастья, кузина ты Катастрофия, честное слово, Анжела, - сокрушался напарник, одновременно высвобождаясь из её объятий. – Не надо, подруга. Не надо, - убрал её руки, встал и отошел к окну. Леон был меньше всего склонен к осуждению, но сказал, что его подруга повела себя крайне безответственно, не проверив, на свои ли курсы она едет. Конечно, они с напарником сильно поругались. Анжела, обвинив Леона в сговоре с Владом, убежала из пентхауса, дав себе слово никогда больше не ждать от Кеннеди помощи. Продержалась меньше двух недель, по окончании которых пришла к Леону, чтобы помириться. Тот впустил её, чмокнул в щёку, и провел в гостиную, где сидел… Влад. Сказать, что Анжелу обидела такая компания, значило не произнести ни звука. Посидев у друга четверть часа, она откланялась. Подходя к лифту, оскорблено заявила, что Леон променял её на генеральского сынка, и она не хочет видеть Влада в доме своего напарника. - Не указывай нам с Леоном, что делать, - спустила на неё всех собак Шерри, - а мы тебе не дадим совет, куда ты должна идти. Не нравится, с кем мы общаемся – вообще катись куда подальше! Леон был менее категоричен, но и он попросил Анжелу не ставить его перед выбором. Колебаться, если что, он не будет. - Не ставь мне ультиматумы, подруга, хорошо? – открывая перед ней дверь, тихо сказал напарник. – Вы оба мне дороги, я хочу сохранить отношения и с тобой, и с Владом. Её этот вариант не устраивал по многим причинам, главной из которых была привычка Леона принимать сторону Цепеша во всех стычках Влада со своей бывшей напарницей. Кеннеди считал, что провокатором и агрессором тут является Анжела, а вовсе не этот «национальный герой» вместе с Джулией. Говорил подруге, что её поведение новыми коллегами трактуется как наглость, и влечёт за собой последствия в виде ответной злости. Тогда, в Вашингтоне, Анжела не прислушалась к его словам, для себя решив, что Леон от неё хочет избавиться. Так оскорбилась, что не общалась с Кеннеди, пока он сам не пришёл поздравить её, когда она родила Ариаса. После появления на свет сына жизнь её почти не изменилась. На работу Анжела уже не ходила, а уныло плелась, каждое утро, ругая себя за решение сменить полицию на ФБР. Чего ей, спрашивается, дома, в Гарвардвилле не сиделось? Зачем она ушла на повышение, обернувшееся одними неприятностями? Чего ей не хватало? Кого. Ей не хватало Леона, Анжела хотела быть рядом с ним. Своего положения в Бюро она добивалась ради любимого мужчины. И как же больно ей стало, когда она поняла, что её достижения ему вовсе не нужны! И она ему тоже не нужна. А вот Влад, с которым Леон познакомился всего лет пять назад, был дорог. Ради него Кеннеди спокойно задвинул её на задний план. С такими грустными мыслями она вышла на работу, чтобы окунуться в привычную для неё атмосферу холодной неприязни со стороны коллег. Первый же день ознаменовался перебранкой с Эми, у которой Анжела одолжила книгу. Просто посмотреть. И снять копию. Эми, увидев свою вещь в руках коллеги, отняла, орала, точно потерпевшая, что чужое без разрешения трогать нельзя. На все робкие оправдания ответила знакомой хамской присказкой про девушку и деревню. - Несколько месяцев тебя тут не было, спокойно жили! – шагая к своему столу, добила коллега. Демонстративно заперла книжку в ящике стола, и ключ унесла с собой. Когда Анжела спустя пару часов вежливо попросила разрешения снять с книги копию, Эми ей грубо отказала. Миллер нажаловалась Тэлботу, особо отметив, что чужую вещь она не украла, а всего – то взяла изучить. Она же этот несчастный томик вернула бы! С какой стати коллега визжала на весь этаж, не понятно. Что, жалко одолжить на четверть часа? Что за идиотизм тут творится вообще?! Директор Бюро грустно сказал, что в Вашингтоне иные люди, и Анжеле, если она хочет быть принятой коллективом, нужно усвоить их правила, а не навязывать свои. Он понимает, что дочь его друга не совершила, в сущности, ничего криминального, просто взяла книжку у своей сослуживицы, но здешняя публика видит в таких поступках проявление хамства и неуважения к конкретному человеку. - Здешней публике лечиться надо, и далеко не у психологов, - разозлилась Миллер. – Эта Эми верещала так, словно её ограбили! Потом ещё и делиться не захотела! Жалко, что ли?! Мне нужна эта книга для работы. Я же свое всегда даю! В конце дня Тэлбот пришел в офис, чтобы на сутки одолжить у Эми её вещь. Товарка злобно кривилась, но дала. На следующий вечер директор вручил Анжеле толстую непрозрачную папку, запретив показывать её содержимое коллегам: - Держи, девочка.… Взял я грех на душу, злоупотребил положением, - печально улыбнулся главный. – Не засвети её только, хорошо? С того дня и офисные хомяки, и офицеры стали прятать от Анжелы всю свою литературу. Доходило до детского сада, когда люди, увидев «деревню в девушке», прятали книжки в ящики письменных столов. Миллер старательно прикидывалась, будто ей не больно. Материалы доставала сама, уже не прибегая к помощи «грызунов». Этот приют умалишенных не закончился, даже когда Уильяма подстрелили. Там сразу было понятно, что шеф в строй не вернется, ранение слишком серьезное для человека его возраста. Пока Уильям лежал в больнице, офицеры и хомячки гадали, кого же над ними поставят. Поговаривали, что новым боссом станет Влад, но судьба распорядилась иначе. Однажды, в самом конце рабочего дня, Анжелу вызвали в кабинет директора. - Принимайте отдел под свое крыло, моя дорогая, - торжественно объявила ей Марта Лингли. Анжела не поверила собственным ушам, оторопело глядя на Тэлбота. - Всё правильно, вы не ослышались, вы теперь главная, - наигранно – веселым голосом сказал друг отца. – Надеюсь, вы, агент Миллер, проявите мудрость, получив столь ответственный пост. Прочитал ей лекцию о правильном руководстве людьми и отпустил. Вечером нагрянул в гости. - Скажу откровенно, девочка – я был против твоего повышения, - он говорил прямолинейно. – И сам тебя хорошо знаю, и мой заместитель мне говорил, что давать такой пост тебе – серьезная ошибка. Ты чрезмерно требовательна для руководителя. Анжела возмутилась: уж не думает ли директор, что она, взлетев на насест, начнет операцию «Возмездие», третируя всех, с кем у неё были конфликты? - Именно твоей мести я и боюсь, девочка моя, - честно признался шеф. – Дай мне слово, что не будет ни одного взыскания тем, кто с тобой ругался, пока ты была рядовым агентом. И ни одного увольнения под горячую руку. Обещай мне. Она ответила, что если сотрудники будут работать, как положено, то обойдутся без проблем. Но свои соображения насчет пенсионеров высказала. Их «рабочий день» состоит из болтовни и чаепитий, тогда как модель несет двойную нагрузку. Вечерние и ночные смены агентов распределены так, чтобы на долю стариков выпадала менее тяжелая работа. Премии же с надбавками делят поровну. - Меня такой расклад не устраивает, - она тоже была предельно честна. – Или пусть сами делают, что должны, или… - Будь мудра, девочка моя, будь мудра, - повторил перед уходом Тэлбот. – Не принимай поспешных решений. Думай, что ты делаешь. Тебе ошибок не простят. Её мудрости хватило до середины декабря. За пару недель до традиционного Рождественского бала Анжела пришла к директору со своими соображениями насчёт кадровых изменений в отделе. Просила правильно её понять, и не осуждать те жесткие методы санации, которые она решила воплотить в жизнь. С неё достаточно. Если не избавить коллектив от балласта, в самом скором времени подразделение можно будет закрывать в связи с полным отсутствием работоспособности. Молодые сотрудники работают за двоих, а то и троих пожилых коллег, из-за чего стали чаще болеть. Взять хотя бы Влада, которого до этой зимы ни одна хворь не брала. А тут после прививки от гриппа агент Цепеш свалился с ломотой во всем теле и высокой температурой. - Заболел он по причине систематических перегрузок, - показала шефу отчет Миллер. – У него ночных и вечерних смен в два раза больше, чем положено по нашим протоколам. Директор спросил, что она предлагает. - Всех пенсионеров надо уволить, - объявила она. – Разумеется, по закону. Сейчас он на нашей стороне. Щедрые премии, хорошие подарки, прощальный вечер. Новых сотрудников я уже нашла. Понимаю, что мои слова звучат жестоко, но.… Воспринимайте как хирургическую операцию, директор. Больно, страшно, после вмешательства останется шрам, однако радикальное лечение – единственный шанс сохранить отдел. Вот, сэр, читайте, - она протянула Тэлботу свои отчеты. Знай, она, чем обернется её «санация»… Правильно северные соседи шутят, что все люди только задним умом, когда уже поздно что – то исправлять, крепки. Ей, на свою беду, удалось подбить босса на массовое увольнение непосредственно в день Рождественского бала. Под удар попали все пенсионеры – и офисный планктон, и офицеры. За час до приема их вызвали в кабинет директора, где Анжела сообщила людям, что с текущей минуты они в Бюро не работают. - В ваших услугах ФБР более не нуждается, - объявила она. – Всем спасибо, и все могут быть свободны. Извините, но дальше так продолжаться не может. Или вы работаете с полной самоотдачей без оглядки на ваш возраст, или вы уходите. Довольно. Хватит, дамы и господа. Вы много сил отдали своей службе, но настала пора проститься. Она не дала им опомниться, обрушив на их головы все накопленные за несколько лет претензии. От переходов на личности сумела воздержаться, ругала исключительно за безделье на рабочих местах. Они думают, что она слепая и не видит, чем часть работников занята в течение смены? Или держат её за второго Уильяма, потакавшего всем безобразиям, от которых Анжела устала ещё в первый месяц после Куантико? Считают, что она им всё спустит с рук? - Может, хватит уже с нас вашего срамословия? – перебила её секретарша Миранда. – Мы уволены, так? - Все уволены, Миранда, - Анжела радовалась, что никто не протестует. – На банкет вам позволено прийти. Там вас почетно проводят на отдых. Вот подарок, и не надо на меня злиться. Церемония в кабинете директора прошла убого и скомкано, но Анжела радовалась этому быстрому прощанию. Каждый получил яркий пакет, и, проигнорировав протянутую директором руку, поспешно вышел. - Кажется, ты пережала, милая, - сел в кресло Тэлбот. – Жестко сработано. Слишком жестко. Многие из них по тридцать лет нам отдали, а мы их, считай, просто выбросили на мороз. Выбросили на мороз?! Это с учетом всех премий, компенсаций и подарков?! Всех бы так «на мороз выбрасывали»! - Ладно, идём на банкет, - Тэлботу явно было стыдно. Худшего унижения Анжеле ещё испытывать не доводилось. Да, сегодня она сидела во главе праздничного стола, но одна. Никто из её подчиненных на приём не пришёл. В знак протеста против действия начальства, и солидарности с теми, кого так подло выкинули из офиса после тридцати лет безупречной службы. Эту нехитрую мысль донёс до Анжелы и Тэлбота Влад, когда глава ФБР пришел в отдел, чтобы потребовать у персонала объяснений. - Мы - и те, кто ещё работает в отделе, и те, кого сегодня выбросили на улицу после тридцати лет служения, чтобы подкормить мелочное жалкое самомнение вашей протеже - уважаем себя, и за один стол с ней не сядем, - тон Влада звучал вызывающе. – Можете и меня за компанию выгнать, не удивлюсь, и даже не обижусь. Никто, запомните, агент Миллер, никто из нас с вами за столом сидеть не будет. Ни при каких обстоятельствах. Далее Влад от души пожелал, чтобы с Анжелой лет через двадцать поступили точно так же: вызвали к начальству, сказали «в ваших услугах мы более не нуждаемся», всучили красненький пакетик в качестве прощальной подачки и вышвырнули на мороз. Когда Тэлбот заговорил про санацию отдела, Цепеш попросил не утомлять его срамословием, без вербального блуда всё всем понятно. Девушка мстит, и, мстя девушки страшна. А с понедельника ей объявили настоящую войну. Первый сокрушительный удар нанесли уволенные ещё в пятницу пенсионеры, ликвидировав всё, что наработали за тридцать лет. Все схемы, таблицы, шаблоны – всё. Изъяли они и свою личную литературу наравне с электронными копиями, запретив тем, кто остался в отделе, давать материалы Анжеле. На все просьбы вернуть уничтоженное ответили издевательскими отказами, сославшись на формулировку увольнения. ФБР же в наших услугах более не нуждается, верно? Вот мы и убрали всю ту чушь, что наплодили, пока мозолили вам глаза своими пенсионерскими рожами. Пусть теперь, как вы любили говорить, творят, выдумывают и пробуют те, кого вы взяли на наши места. В добрый путь. Эта подлянка была началом. Старожилы офиса, как планктон, так и агенты, быстро перетянули на свою сторону тех, кого наняла Анжела. И адаптироваться новеньким помогали, и против руководства легко настроили, в красках рассказав, куда делись предшественники. Анжела не любила воскрешать в памяти все стычки, подставы и конфликты, что преследовали её, пока она пребывала на должности начальницы. Учёбы саботировались, любые задания, если они, хоть немного выходили за рамки инструкции, не выполнялись. Народ взял на вооружение принципы итальянской забастовки, и придерживался их, пока Миллер после очередной истерики не сняли с поста. Агенты на пару с хомячками из кухни её сумели выжить, демонстративно покидая комнату отдыха всякий раз, когда Анжела приходила перекусить. Месяца через два она купила себе и чайник, и микроволновую печку, чтобы обедать у себя в кабинете. Устала от злобного шипения и косых взглядов, сопровождаемых еле слышными жалобами на невозможность нормально поесть. «Деревня в девушке» мешала всем. Анжела однажды сказала, что она же никого не выгоняет, не запрещает чаевничать чаще положенного. Ей припомнили инцидент с Джулией и причины увольнения пенсионеров. Они, мол, не хотят переживать унижение, выпавшее на долю их коллег, прогневляя новое начальство. Сидеть за столом с директорской протеже тоже. Люди себя уважают. Немногим лучше стало, когда погиб её первенец. И она долго не могла отойти от пережитого шока, и сослуживцы. Так жалели, что простили подозрения в их адрес и долгие допросы с целью выяснить, кто из них мог быть причастен к похищению малыша. Правда чуть не убила их всех. Влад в день похорон Ариаса сказал, что смерть мальчика вообще не укладывается у него в голове, а Джулия прошипела «отстреливать надо такую мразь», имея в виду близнецов, фактически убивших её сына, и ранивших Кики. Кстати о дочери бывшего мужа. Не забыла. Не простила. Не поняла. Не поняла, что человек, охваченный горем, может нести самую дикую пургу, которую глупо принимать на свой счёт. Выздоровев, Кики ушла обратно к матери, вернув мачехе все её подарки. С отцом она тоже перестала разговаривать. Тогда же у Анжелы, скорее всего, и начались проблемы со щитовидкой. Она не могла назвать конкретный день или неделю, но раздражительность и нетерпимость усиливались с каждым днём. Во время второй беременности состояние стремительно ухудшалось, и к моменту родов Анжела была законченной истеричкой, с утра до ночи, оравшей по поводу и без него. Рождение больной дочери, обвинения, брошенные свекровью, генетическая экспертиза, доказавшая, что рожала Миллер не от мужа, быстрый и позорный развод – все эти беды, падавшие на неё одна за другой, полностью разрушили здоровье, превратив её в натуральную фурию. Ей уже не нужен был предлог, чтобы утром в офисе устроить скандал. Она приходила, видела перед собой сотрудника и орала на него. За что? Она сама порой не понимала. Орала, и всё. Так прошли ещё несколько месяцев, в течение которых она почти не виделась с Леоном. А если и встречалась, то любой разговор заканчивался ссорой. Хотя ничего обидного Леон подруге не говорил. Он советовал ей посетить врача, желательно эндокринолога, подозревая у Анжелы гормональные нарушения. Она напарника не слушала. А потом случилось то массовое убийство в Нью-Йорке, и власти страны, напуганные количеством жертв расстрела, рьяно взялись за моральный климат в офисах. И она была одной из тех начальников, которые лишились своих мест за манеру оскорблять подчиненных. Анжела не забыла разговор с президентом. Застав её с поличным, то есть в ту минуту, когда она кричала, оскорбляя секретаршу, президент велел Леону собрать у людей жалобы, а ей идти с ним. В кабинете Тэлбота говорили долго. Грэхем спросил, знает ли она, что клерк, пять лет, покорно сносивший унижения, в итоге убил тридцать своих коллег. Служащий сошел с ума, не вынеся систематических издевательств, и взял оружие, желая одного: доказать начальству, что он, Бобби Уильям Смит, тоже человек. Задал президент и такой вопрос: хочет ли она, Анжела Миллер, чтобы такая же трагедия повторилась тут, в её тихом офисе? Она оправдывалась, жалуясь на изощренную травлю, устроенную ей коллективом. Часть её указаний игнорируется, люди вечно шепчутся и пересмеиваются у неё за спиной, любые разговоры, стоит ей войти, смолкают, за праздничным столом с ней не сидят. И никто не хочет делать больше, чем положено по контракту. Постоянно дают ей повод, чтобы накричать. Особенно эта наглая девица из Эдонии, которую давно пора вернуть на историческую родину. Вечно возражает, отвечает, дерзит начальству! Президент был категоричен: Тэлбота, занимавшегося попустительством – на пенсию, Анжелу – обратно в Гарвардвилль. Решение обжалованию и обсуждению не подлежало. - Вы двое однажды довели бы до второго Нью-Йорка, - сказал в конце тяжелого разговора президент. – Одна криками, второй попустительством. Довольно. Уезжайте. С сегодняшнего дня вы отстранены от работы. Передавайте свой пост агенту Цепешу и уходите домой. Я запрещаю вам возвращаться в офис. Хватит. Только остатки гордости помогли ей не разбить Владу лицо, когда он принимал пост руководителя. Анжела и сейчас порой спрашивала себя, как ей удалось сохранить достоинство, и уйти без нового скандала. Она же и взгляды на себе ловила, и презрительные смешочки слышала. Но! Каким – то чудом сумела затолкать все эмоции внутрь. Впрочем, ярость эта нашла выход. Вечером, во время последнего разговора с Леоном. Анжела не постеснялась в выражениях, объясняя напарнику, какая он подлая сволочь, мразь и тихушник. Мало ему было променять давнюю подругу на ничтожного генеральского сыночка, так Кеннеди ещё и превратился в Иуду, самым гнусным образом подставив ту, что безоглядно верила бывшему напарнику. Миллер была в таком бешенстве, что принялась бить Леона по лицу, когда исчерпала словесные аргументы. От синяков на смазливой физиономии агента Кеннеди спасло появление Шерри Биркин на пару с Джейком Мюллером – Вескером. Да, да, да, он взял себе фамилию папеньки, чтобы, как он мило выразился, «отыметь имечко во все дырки». Ну, чтобы почтенный родитель в гробу перевернулся. Шерри оттолкнула разъяренную Анжелу от не пытавшегося защищаться Леона: - Ты окончательно умом тронулась, дура?! - Шерри… - примирительно завел тот. Анжела, забыв, где находится, выложила девчонке Биркин своё мнение об её приёмном папаше: жалкий предатель, подонок и трус, обманувший доверие женщины. Трус, чья подстава разрушила сразу две жизни. - Тебя что, наконец – то поперли из начальничков? – подозрительно спокойно спросил младший Вескер. - Вышибли? Узнав, что прав, злобно хохотнул: - Так тебе и надо. Нефиг было рот на чужое открывать. Да ладно тебе целку – то невредимку тут валять, детка, - скривился Джейк на её протест. – Хочешь сказать, что не в курсе была? Когда она отрицательно мотнула головой, Мюллер язвительно её просветил. Однажды он, гуляя по супермаркету, услышал разговор весьма импозантной бабы с не менее представительным мужиком. О том, что это были сенатор Марта Лингли и директор ФБР, Джейк ещё не знал, но беседу их он запомнил слово в слово, и передал её содержание своему хорошему корешу… Владу Цепешу. - Эта парочка ебланов в деловых костюмах обсуждала, кого бы им из отдела уволить, чтобы дать сладкое местечко тебе, Анжела, - осклабился Мюллер. – Влад потом говорил мне, что их там всех почти год травили этими проверками, лишь бы найти того, кто твоей жопе дорогу освободит. Вернее, сиськам. Миллер не верила собственным ушам. Выходит, коллеги ненавидели её задолго до того, как она пришла в отдел?! - Тебя что – то удивляет? – выгнула бровки Шерри. – Их несколько месяцев терроризировали. И добились-таки своего, дали тебе должность. Второй алкогольный срыв у Кассандры произошел на фоне той травли. Это ты виновата. И только ты. Шерри ей много чего тогда высказала.… Заявила, что Анжела с самых первых дней вела себя, как последняя эгоцентричная сволочь, полагающая, будто целый отдел от зари и до зари станет вылизывать ей задницу. Паразитка, не умеющая говорить банальное «спасибо», когда люди делают что – то для неё в ущерб себе. - Шерри, перестань, прошу тебя, - потирая пунцовую от ударов щеку, влез в монолог Леон. – Сейчас уже поздно. Иди домой, Анжела. Мне жаль, но… Она не дослушала – выскочила за дверь. Уехала в Гарвардвилль, ни с кем не попрощавшись. Только к Тэлботу сходила, чтобы узнать, правду сказал ей Джейк или солгал, стремясь причинить боль. Бывший шеф ФБР, глядя в пол, мямлил «вконец расслабились», имея в виду её соратников, «она же законченная алкоголичка», когда речь зашла о Кассандре. Анжела закричала, что не просила ломать кому – то жизнь ради её продвижения по службе, устраивая проверки, мало чем отличающиеся от целенаправленной травли неугодных личностей. Рыдала, посвящая друга своих родителей во все «приколы», жертвой которых она становилась, пока работала в Штаб Квартире. Глотая валерьянку, перечисляла, сколько раз её завуалировано обвиняли в непристойной связи с высшим руководством, и обзывали воровкой, укравшей чужую жизнь. С трудом успокоившись, горячо «поблагодарила» шокированного босса, и уехала, отказавшись дать ему номер своего телефона. Дома провела пару месяцев, в течение которых переругалась со всеми, включая родителей. Единственным человеком, проявившим сочувствие, была её школьная подруга Карла Эванс, тоже недавно снятая с руководящего поста. - Ты, Анжела, нашему президенту под горячую руку попала, - утешала золотая медалистка. – Испугался всесильный правитель гнева хомячков. Успокойся, всё у тебя наладится. Глядишь, ещё и в столицу вернешься, и коллегам носы утрешь. Анжела слушала подругу, чувствуя, как слабеет душевная боль. Просидев в Гарвардвилле два месяца, получила новое назначение в Питтсбург, и уехала, вынашивая предложенные Карлой планы отмщения. Как же хорошо, что ни одному из них не суждено было воплотиться в реальность! По прибытии в Пенсильванию первое, что ей велел начальник – это пройти медицинский осмотр, выявивший серьезные проблемы со здоровьем. Терапевт отправил к эндокринологу, эндокринолог, опираясь на результаты тестирования и анализы – к психиатру. Эти сеансы её и спасли, позволив понять причины всех несчастий, из-за которых Анжела и должности лишилась, и Леона потеряла. Психиатр, когда она жаловалась ему на травлю, устроенную ей подчиненными, не перебивал её, дал полностью выговориться, освободиться от накопленного за несколько лет негатива. Затем попросил сказать, кем являются те люди в её глазах. Вот тут она не стеснялась, обзывая всех, с кем работала, ленивыми бессовестными задницами, умеющими только вредить тому, кто может и хочет выполнить свой долг. Натуральными уродами, дружно издевавшимися над ней, срывавшими её планы, умышленно ей вредившими, и сумевшими, в итоге, выжить её из коллектива. Скотами, которых ни о чём нельзя попросить без риска нарваться на «все чихи в рабочее время». Врач спросил её, в какой форме подавались эти просьбы. Узнав о приказах и жесткой, в стиле Миранды Пристли из фильма «Дьявол носит Прада», постановке задач, сказал, что именно тут его пациентка и совершила фатальную ошибку. Уточнил, вызывала ли она людей на службу по окончании рабочего дня. Анжела недоуменно пожала плечами: да, и не раз. Что тут дурного? - А чем вы, агент Миллер, заняты, когда ваши смены заканчиваются? – резко сменил тему врач. – Из чего состоит ваш досуг? Этот вопрос её, мягко выражаясь, озадачил. Родители воспитывали её, руководствуясь изречением «Дьявол всегда займет пустые руки». - В каком смысле? – врач вызвал её на откровенность. – В чём выражался принцип? Кстати, у вас в детстве, какие хобби были? Вышивка, лепка? Анжела чуть не засмеялась – какое вышивание?! Родители считали такое занятие непристойным рукоблудием. Осуждали тех её подруг, которые ковыряли в носу, вместо того, чтобы приносить пользу. - Чем же вы тогда заполняли ваше время? Чем? Работа по дому (её всегда было много), помощь отцу и матери в плане их карьеры. - И всё? – выгнул брови психиатр. А что у неё ещё могло быть? - Кино, книги, театр? – упорствовал доктор. В кино, по мнению мамы, ходили только малолетние проститутки, чтобы заработать себе на новую косметику. Театр? Он для тех, кто успел добиться успеха в этой жизни. Книги надлежало читать только те, что одобряли старшие члены семьи. - Делай, что велели умные люди, и не трать время на рукоблудие, - говорили как мать, так и отец. - Выходит, что вы не могли самостоятельно распоряжаться ни собой, ни личным временем, верно? – вынес вердикт психиатр. - Выходит, что так… - упавшим голосом согласилась Анжела. Далее эскулап завел песню о личных границах. Услышав это понятие, Миллер недовольно поморщилась: достало до печенок еще в Вашингтоне! Влад только и делал, что шипел на неё: хватит вторгаться в чужое личное пространство, прекратите посягать на личное время, не приходите к нам без разрешения, вы опять нарушили мою личную границу, агент Миллер.… Надоело! - А как вы сами поступаете, если кто – то является к вам без зова, спутав вам все планы, Анжела? – понизил голос доктор. Как реагирует? Как и положено женщине из приличной семьи. Всегда с улыбкой принимает, даже если ей сорвали важное событие. - И вас ни разу не рассердило подобное отношение к вам и вашим планам? Анжела с детства приучила себя не злиться. Пришёл к ней человек с просьбой или требованиями – значит, надо выполнить всё, что он хочет. Нельзя быть эгоисткой, думающей о себе. - Кроме вас, в семье ещё дети были? – врач устроил ей натуральный допрос. Брат Кертис и сестра Алексис. Вот старшие – то детки теми ещё эгоистами росли . Вечные истерики с воплями на весь Миллер – холл, требования уважать их права, их комнаты, их личное пространство, и их желание самостоятельно решать, что им делать, куда идти, и кому помогать. Алексис, мерзавка, в шестнадцать лет из дома к тетке сбежала, заявив, что ей надоело. Кертис остался, но не делал, ни черта, весь дом лежал на Анжеле. Старший братик жил в собственное удовольствие. Две наглые, подлые, бессовестные личности, предавшие как родителей, так и её. - Ваши сестра и брат вовсе не предатели, Анжела, - возразил ей психиатр. – Кертис и Алексис, в отличие от вас, защищали свои персональные границы. Вот у вас с личным пространством серьезные проблемы. Вы, смело заявлю, лишены личной территории, и не признаете права на неё за другими людьми. Отсюда и все ваши неурядицы в Вашингтоне. Врач сказал ей, что отец и мать видели в ней не отдельную личность со своими планами, интересами и жизнью, а продолжение их самих. Оба считали, что она должна жить в соответствии с их желаниями, и выполнять абсолютно все приказы. - И эту же порочную модель отношений вы перенесли из семьи в офис, - вынес вердикт доктор. – Кстати, в какой форме родители давали вам поручения? Когда отец и мать заходили к вам в комнату, они стучали? Никогда. Папа и мама появлялись на пороге в любое время дня и ночи, не спрашивая, можно ли им зайти, а Анжела, как хорошая дочь, обязана была всегда вежливо приветствовать обоих. Все задания подавались в форме категоричных приказов, исключающих возможность обсуждения. Ей велели – она сделала. - А если вы по каким – то причинам не справлялись? Родители её наказывали, объявляя ей, самое мягкое, бойкот на два – три месяца. Немногим легче было, когда по несколько часов кряду оба читали ей нотацию, объясняя, какой она отвратительный и мерзкий человек. На неё понадеялись, ей доверились, а она, дрянь бессовестная, посмела ответить отказом. - А что вы чувствуете, если уже вам говорят «нет», услышав вашу просьбу или указание? Отказы Анжелу бесили. Неужели так сложно на пару часов отложить личные дела, чтобы выполнить свою работу? Или не свою. Что, поезд уедет или лайнер улетит, пока служащая помогает на семинаре? Какая катастрофа приключится, если выйти в субботу, чтобы встретить делегацию из-за границы? Трудно, что ли, лишний день потратить на нужды отдела? - Вы не представляете, как я устала от их чудовищного эгоцентризма! – распалялась Анжела на сеансах. – Звонишь им, так трубку кидают, не успеваешь фразу закончить! Я никогда себе такого не позволяла! Делала всё, что мне велели, и не ныла! Старалась ради блага коллектива! А они меня затравили, выжили из Штаб Квартиры! Скоты… - Ваши отец и мать старших детей так же называли? – психиатр по сотому кругу перевел стрелки на семью. – Для них все, кто посмел ответить им отказом, тоже становились подлецами, скотами и подонками? Анжела оторопело подтвердила предположение врача. - Ваши родители вели себя с вами безобразно, они навязали вам нужную им жизнь, фактически превратили вас в свою безмолвную служанку, чьё время принадлежит кому угодно, кроме неё самой, - подвёл её к сути проблемы доктор. – А вы, как ни прискорбно сознавать, эту нездоровую модель отношений перенесли из семьи в офис. Когда – то родители решали за вас, игнорируя ваши права. Они, я повторюсь, не видели в вас отдельную личность, для них вы были продолжением каждого из них. Теперь же вы не желаете признать, что другой человек – это другой человек, и вами он не станет, даже если вы будете очень сильно на него давить, принуждая жить так, как надо вам. Для Анжелы стало шоком осознание того факта, что она не влилась в коллектив, а грубо вгрызлась в него, раскидывая в стороны всех, кто попался ей на пути. То есть она, словно вошла в комнату и сказала: - Ей, вы! Ну – ка вы все, слушайте меня! Сейчас я решаю, как вам жить, ясно всем? Я теперь тут главная, а вы – моя собственность! Молчать! Молчать в тряпочку и делать всё, что я велела! Своей жизни у вас больше нет! С этого момента я диктую вам свою волю, а вы все беспрекословно подчиняетесь! Доктор, конечно, намеренно доводил ситуацию до полного абсурда, но Анжела, наконец, сумела понять, из-за чего её так быстро возненавидели, и зачем вынудили покинуть отдел. - Не быстро возненавидели, - поправила она врача. – Они испытывали ко мне отвращение задолго до моего появления. Джейк сказал, что им устроили жесткий прессинг, выявляя того, у кого можно будет в угоду мне отобрать рабочее место. А я своими выходками только подтвердила все их подозрения на мой счет… В депрессию она не скатилась по одной причине: врач объяснил, что чувство вины является тупиковым, надо брать на себя ответственность за ситуацию, а мучиться, говоря себе «какая же я дрянь!», глупо и непродуктивно. - Знаете, а ведь санация отдела, которую я устроила, была банальной местью… - убито пробормотала она. – Не кадровой перестановкой с целью оптимизировать работу, а тем, чего так боялся Тэлбот – возмездием… Я же могла уволить их в другое время, но специально испортила им Рождество.… Или вообще не никого не трогать. Отдел – то работал без нареканий. Психиатр поздравил её с новой победой, а именно умением признавать правду. - В вашем положении месть была совершенно естественной реакцией на враждебность подчиненных, - успокаивающе заговорил с ней врач. – Вам ведь весь коллектив вредил, так? Вредил? Слабо сказано! Эта же топ – модель Джулия взяла на вооружение тактику тихушного саботажа, срывая Анжеле одно мероприятие за другим. Миссис Цепеш не возражала, когда ей приказывали, она просто уходила домой, «забыв» поставить в известность ненавистную ей коллегу. Другие от Джулии не отставали, превращаясь в старых маразматиков каждый раз, когда нужно было передать Анжеле, какую – либо информацию. - Нянек и мамок тут нет, сами всё узнавайте, - злобился Цепеш. – На доске объявлений чётко написано. В результате она теряла время, бегая на первый этаж. Литературой с ней тоже никто не делился, из-за каждой распечатки надо было нестись в библиотеку, где Анжеле мелочно пакостили, ставя в конец очереди, и отказываясь потратить на неё и пять минут обеденного перерыва. - Когда я получила новое назначение, стало ещё хуже, - Анжела надеялась, что обвиняющих ноток в голосе уже нет. Ей уже в день повышения дали понять, что «деревня в девушке» может не рассчитывать на их лояльность. Празднично накрытый стол соратники проигнорировали, отобедав каждый на своем рабочем месте. А после того недоброй памяти Рождества они упрямо бойкотировали все торжества, проводимые в штаб Квартире, заявляя, что никакой уважающий себя человек с Анжелой Миллер за стол не сядет. - Я получала от них одно презрение, - обида всё же прорвалась. – Но сейчас я хотя бы понимаю причины. Как думаете, есть ли смысл извиниться за все ошибки, что я совершила? Скорее всего, нет. Не после того увольнения в праздники и нескольких лет работы в состоянии постоянного перенапряжения. Её и слушать не станут. Слишком многое придется преодолеть, чтобы простить. Но Анжела всё-таки предприняла одну попытку, созвонившись с Джулией. Специально выбрала время в конце её рабочего дня, когда модель уже заканчивала все дела. - Что вам опять от меня надо? – вместо приветствия выдала она. Анжела, помня прежние стычки, спросила, может ли собеседница уделить ей время. - Можно сразу по существу? – не пошла та на сближение. – Без вашего словоблудия? Миллер сказала, что хочет извиниться за свои проступки. Ей очень жаль, что по её вине у них не сложилась дружба. - Она трубку бросила, не дав мне толком начать, - расстраивалась Анжела на следующем сеансе. – Я запомнила, что вы говорили мне об её звуковом векторе, и я не собиралась утомлять её долгими извинениями, но она… Она, же не дала мне шанса! Психиатр, сочувственно кивая, попросил не забывать, что мало кому, дарован дар прощать обидчиков. Анжела начала отношения с конфликта, отобрав у своей коллеги место на празднике, и в дальнейшем вела себя, прямо скажем, не самым достойным образом. Непредумышленно, естественно. - Вас толкали в пропасть моральные установки, внушенные родителями, вы искренне не понимали, что поступаете дурно, - успокаивал её врач. – Но тем, кто страдал из-за ваших нездоровых убеждений, от этих мыслей не будет легче. Примите, как данность её отказ мириться и принимать ваши извинения. Тем, кого вы в то Рождество уволили, тоже не звоните. Доктор много дней провел, объясняя ей, какие ошибки она совершила, работая в Вашингтоне. Анжела была потрясена, узнав, что даже навязывание общения, то есть её светская болтовня, в которую она систематически насильно втягивала коллег, не обращая внимания на их намёки, а позже и прямые отказы разговаривать за столом – тоже вид агрессии и способ вломиться в чужое личное пространство. - А я – то ещё гордилась тем, что могу заставить активно беседовать на любые темы самую отъявленную буку… - уныло признавалась Миллер на сеансах. - Выходит, у нас было не общение, а банальное насилие… Я мучила этих людей, а потом обижалась, когда они рвали со мной все контакты. Потому Анжелу и держали за «деревню в девушке», труднопереносимую штучку, бесцеремонную дрянь и наглую сучку, вечно докучающую людям. Да, эти отъявленные буки, очутившись в компании Анжелы, и о себе подробно рассказывали, и пели, и танцевали, и даже стихи со сцены декламировали, но они и сбегали от неё через пару недель после знакомства, на прощание, обозвав липучкой, никому не дающей и минуты покоя. - Теперь я понимаю, почему Шерри меня уже через месяц возненавидела, - упавшим голосом пробормотала Миллер. – Я их всех действительно доставала.… И их, и народ на работе.… Одни мои учёбы чего стоят,… Я Кёртиса и Алексис осуждала за то, что они с папой и мамой постоянно ругались. А оказалось, что они – то поступали правильно. - Главное, что вы осознали свои заблуждения, - пресек её самобичевание доктор. – Теперь важно не допустить их тут, построив иные, здоровые отношения. И на работе, и дома. Много времени эскулап посвятил и тому, что называлось векторной психологией, уча Анжелу отличать тех, кому нравится шумная компания и бесконечная болтовня от тех, для кого такое общение уже через пять минут превращается в пытку. Не один и два раза повторял на сеансах, как важно распознавать невербальные признаки раздражения у собеседника и его желания прекратить разговор, сидя на той же кухне. Сказал, что если человек сразу сел к ней спиной, на все вопросы отвечает односложно или вовсе жестами, светскую беседу надлежит немедленно прекратить. Можно же найти себе такого, как она, болтуна, любящего весело трепаться за столом. Рекомендовал ей кучу книг, изучая которые, она из «невыносимой штучки» за минувшие месяцы превратилась если не в гения, то в мастера конструктивного общения точно. В офисе наладить отношения оказалось до обидного легко: достаточно было не приставать к народу с болтовней, сидя с кем – то за столом во время обеда, и воздержаться от навязывания сверхурочной работы. Здесь, в Питтсбурге, она не позволяла себе и звонков домой, чтобы дать коллеге поручение. В гости без приглашения тоже не ходила. И на первых порах постоянно себя одергивала, когда ей хотелось сделать кому – то замечание. И уж тем более она не разрешала себе появляться на праздниках без предварительной консультации у начальства. Один из приемов, кстати, ей пришлось пропустить, поскольку для неё ещё не выделили места. Со всеми остальными проблем не возникало. Отстояла она и права в отношениях с родителями. Они были страшно возмущены, но смирились с появлением новой эгоистки в их семье. Анжела им сказала, что у неё не хостел на халяву, бесконечные постояльцы её раздражают, она тоже хочет отдохнуть вечером. И у неё больной ребенок, которому жизненно необходим покой. Скандал, сами понимаете, был вселенским, родители заявили, что дочери у них больше нет, однако приняли её решение. Не сразу, разумеется. Анжеле пришлось трижды прогонять гостей от своего порога, прежде чем отец и мать уразумели, что «нет» - это «нет», и в «да, мамочка» и «как велишь, папочка» оно не превратится. На одной из недавних встреч с доктором (а курс лечения ей был прописан долгий), Анжела призналась, что не ожидала таких серьезных и позитивных перемен. Ей было очень больно и обидно увидеть темную сторону своего «Я», познакомившись с побочными эффектами собственного идеализма. Ещё сложнее, оказалось, принять мысль о том, что именно она стала источником всех неурядиц на прежнем месте работы. - Главное, не допускать старых ошибок тут, - сказал ей утром психиатр. – Всё у вас наладится. С этим настроем она пришла на утреннюю летучку. Шеф показал им новое задание, предупредив, что без людей из столицы выходить нельзя. Спросил у Анжелы, насколько богатым опытом в плане борьбы с БОО она располагает. - Меньше суток под командованием правительственного агента, сэр, - честно отчиталась она. – Слишком мало, чтобы лезть в катакомбы Симмонса. Передавая начальнику услышанные от Леона сведения, Анжела особо подчеркнула, что лабиринты полны смертельных ловушек, и идти туда без должной поддержки – чистой воды самоубийство. - Под Толл Оаксом все коридоры были забиты ходячими мертвецами, - сердито морщилась она. – Плюс старые добрые проваливающиеся полы, ведущие в ямы с кольями на дне. Леон говорил, что там даже огонь где – то был. Не говоря уже о мутантах. Шеф принял решение дождаться тех, кого пришлет Белый Дом. - Хотя лучше бы приехали наши ребята, из нового отдела, мне комфортнее с ними работать, - сознался босс. Анжела эту идею мысленно поддержала. Она не хотела снова увидеть Леона. Чувства к нему всё ещё жили в её сердце, и новая встреча принесла бы ей только боль. Она очень обрадовалась, узнав, что на помощь прибыла группа федералов под командованием некой Марико Токамуры. - Япошка, едрит их… - с кряхтением поднялся агент Мастерс. – Бля, Марико ещё и баба! - Вы правы, - невозмутимо ответила знакомая Анжеле черноволосая женщина. – Имя Марико у нас носят женщины. - Хочешь сказать, дамочка, что ты сечещь в БОО? – начал издеваться пожилой коллега. Мелани, стоявшая за спиной старого пня, покрутила пальцем у виска, и скорчила мину: не обращайте, мол, внимания, агент Токамура. Анжела повела себя более решительно: - Агент Мастерс, вы – то можете домой идти, в рейд мы пойдем без вас, - понимая, что сейчас нарвется, сказала она. Старик надулся, и открыл рот, чтобы заорать, но был вежливо выпровожен за дверь. Ада Вонг (а Марико Токамурой оказалась именно она) попросила убрать из группы всех, кто боится замкнутого пространства, и ни разу не стрелял на поражение. - Среди вашего спецназа есть люди с боевым опытом? – спросила она. Таких насчиталось одиннадцать человек. - Хватит, - удовлетворенно кивнула Ада. – Вы, Анжела, будете на связи. Извините, но у вас ребенок маленький, и я.… Надеюсь, вы понимаете, что ничего личного. - Агент Токамура, - недобро сверкнул блеклыми голубыми глазами приехавший с Вонг командир спецназа Андерсон, - вы сами, осмелюсь вам напомнить, на третьем месяце беременности, мадам. Леон Кеннеди в курсе вашей поездки? Супруг – то знает? Вонг невозмутимо кивнула: - Да, Леону всё известно. Я сама не хотела ехать, но система управления зависит от меня. Точнее, от того клона, созданного в лабораториях Симмонса. Покойный советник по национальной безопасности, как элегантно высказалась Ада, страдал тяжелым синдромом жопорукости, вследствие чего сделал себе секс – игрушку с внешностью госпожи Вонг (она же Марико Токамура), и характером Карлы Радамес, ставшей жертвой его дикого эксперимента. - Не поняла? – заморгала Анжела. – Он взял другую женщину, чтобы превратить её в вашу копию? Совершенно верно. Но поскольку руки у Симмонса с момента рождения выбрали в качестве места жительства задницу, на выхлопе у него получился не клон, а озабоченная маньячка - шизофреничка, внешне ничем не отличавшаяся от Ады. Многих это сходство не раз ввело в заблуждение, и сильно осложнило жизнь отставной шпионки. - Отличить меня от клона мог один Леон, - здесь голос Ады заметно потеплел. – Он же в катакомбах под Толл Оаксом нашел доказательства моей непричастности к убийству в Эдонии. - Вы имеете в виду гибель взвода БСАА, которым командовал Рэдфилд, зимой две тысячи двенадцатого? – Анжела о той трагедии знала очень мало. - Радамес перебила всех солдат, кроме Пирса Ниванса, у Криса на глазах, - подтвердила Ада. – Специально отрезала капитана от его людей, да ещё и заразила всех вирусом, вынудив мутировать в Нападов. А их капитана – убивать тех, кого он хотел вернуть домой живыми. До сих пор удивляюсь, как это Крис не прикончил меня, когда я попалась ему на заводе в Китае. Потом, правда, мы с ним легко поладили. Анжела тяжело вздохнула. Значит, с этой, будем откровенны, преступницей, Крис без проблем наладил отношения, а от напарницы своего друга всегда держался на расстоянии. - Крис о вас хорошо отзывался, - Ада, верно, истолковала реакцию Анжелы. – Джилл тоже. Она, кстати, тоже беременна. - А есть ли какие новости про знаменитого Карателя? – сменила шпионке пластинку Мелани. – Его так и не поймали? - Нет, Рик до сих пор на свободе, и каждый месяц «радует» нас убийствами в прямом эфире, - Ада разложила на столе карту катакомб. Этот мерзавец со своей свихнувшейся командой и не думает прятаться. Так обнаглел, что прекратил маскировать лицо. - Страшнее всего, что горожане активно помогают ему, считая его казни единственным способом восстановить справедливость, - брови Ады сошлись на переносице. Как помогают? Да выигрывают ему время, чтобы Рик с дружками сумел покинуть место преступления. - С конца весны они начали убивать, взяв пример с маньяка из «Пилы», - Вонг взяла красный тонкий маркер. Похищение, создание различных ловушек, феерическая по степени жестокости казнь и размещение видеозаписи на Ютубе. Использует, главным образом, средневековые «машины» для пыток: знаменитую Железную Деву, ведьмин стул, тиски, клещи и дыбу. Чем тяжелее преступление, тем мучительней и позорней смерть приговоренных. - Пару месяцев назад он одного прославленного жиголо по имени Доменик посадил на тупой кол, и дал нам знать, где его можно обнаружить, - Ада жестом пригласила коллег подойти ближе. – Мы, как ужаленные, носились по лабиринтам столичного метро, чтобы найти этого козла. Нашли через неделю. Подходя к казненному, Ада думала, что Доменик уже мертв, но эта сволочь до сих дышала. - Я тогда первый раз от Леона мат услышала, - улыбнулась шпионка. - Правительственный агент принимал участие в поиске профессионального альфонса? – не поверила ушам Анжела. Эта шлюшка мужского пола, вот уж «сюрприз», была… сыном Марты Лингли. Старший ребеночек, забивший жирный болт на семью и прочие плюшки после вмешательства маменьки в свою жизнь. Миссис Лингли решила, что начинающая модель – плохая пара её первенцу, и обеспечила бедной девушке двадцать лет в тюрьме строгого режима, где невеста Доменика не прожила и года, скончавшись при довольно странных обстоятельствах. Мистер Лингли, похоронив любимую женщину, пустился во все тяжкие, получив лицензию на занятие проституцией. Обслуживал оба пола, танцевал стриптиз (причем, всегда раздевался полностью), и появлялся на светских вечеринках под руку с богатыми старушками. Семья, спасая репутацию, публично заявила об усыновлении Доменика. Мол, у Марты Лингли и её мужа только один ребенок – слабый, хилый и на удивление вредный гомосексуалист Тони, которому в Белом Доме дали абсолютно нецензурное прозвище (спасибо Крису Рэдфилду с его обширными познаниями в бранной лексике). Почему Доменик попал в поле зрения Карателей? Да стал разрушать неугодные определенным личностям браки. Например, некой амбициозной дамочке понравился мужчина, но этот мужчина уже не свободен. Амбициозная дамочка нанимает Доменика, и жиголо подстраивает измену. - Работал он лет пять, много, кому сломал жизнь, и в итоге нарвался, - Ада включила диктофон, чтобы протоколировать совещание перед спуском в катакомбы. – Ладно, оставим на время Рика и элитных проституток, закончивших карьеру на тупых кольях. Вам нужно знать, что вас ждёт внизу. Она говорила больше часа, объясняя спецназу, как вести себя в подземелье. Удивительно, что опытные, прошедшие не одну «горячую точку» мужчины слушали Аду без двусмысленных усмешек и презрительных гримас, изредка прерывая её речь вопросами по поводу монстров. - Для Толстяков нужны мощные дробовики, Крикунов можно обезвредить из обычного автомата, главное – не позволить им приблизиться к вам, - Ада надела бронежилет. – Нападов лучше убивать со спины, там панцирь тоньше. Выдвигаемся. Агент Миллер, вы на связи. Пошли! Некоторый налет обиды у Анжелы всё-таки появился, но злилась она не на Аду, которая, как полагала, исходя из поведения шпионки Миллер, вообще не знала о бедах, постигших бывшую напарницу её мужа. Злилась она на себя, четко осознав, что её работа над собой вовсе не закончена, ибо она до сих пор находится в сильной эмоциональной зависимости от Леона. Анжеле было больно оттого, что её боевой партнер (увы, стать его любимой её не удалось) женился, а её на свадьбу не позвал. Он даже ни разу не позвонил ей в Питтсбург, не спросил, как она устроилась, жива ли она вообще. Вычеркнул её из жизни, как будто, так и надо. «Ну и ты сделай то же самое, - холодно подсказал ей рассудок. – Выкини его из головы. Что тебе психиатр говорил о возможности восстановить дружбу? Точка невозврата пройдена, и пути назад нет. Перестань думать о нём, он – твоё прошлое, к нему возврата не будет. Прими как данность и успокойся». Ада Вонг провела в Питтсбурге целый месяц. За это время поисковая группа обыскала все городские катакомбы, выявив сотни наркопритонов, парочку борделей и десятки, стихийно возникших убежищ, где годами прятались бомжи и беглые преступники. Монстров, вопреки опасениям отставной шпионки, бойцы не встретили. Но документов, связанных с их созданием, подняли тысячи. Плюс уникальные видеозаписи, с какого – то необитаемого острова, где Симмонс лично открыл следы неведомой высокоразвитой цивилизации. Там же он основал личный научный центр. - Туда, надеюсь, мы не попрёмся? – сердито поинтересовался у Ады командир спецназовцев. - Кто знает, - Вонг его явно дразнила, - кто знает… - Леона на вас нет, с вашими шуточками, мэм, - устало отмахнулся Андерсон. - Почему это нет? – на пороге вырос агент Кеннеди. Ада промурлыкала «давно не виделись», с широкой улыбкой протягивая к нему обе руки. Леон весело поймал её запястья: - У меня, командир Андерсон, как в том анекдоте, есть две новости: хорошая и плохая. С которой начинать? Его попросили не издеваться, а сразу сказать, что ждет поисковый отряд. - Тебя, Ада, приказано вернуть в Штаб Квартиру, тебе велено заменить Влада, пока он на учёбе. Вам, Андерсон, Крису Рэдфилду, Пирсу Нивансу, Джейку Мюллеру и мне предстоит замечательный вояж на чудный островок… Ада, не обсуждается! С нами тебе нельзя, - Кеннеди выразительно посмотрел на её живот. Шпионка с видом мученицы закатила глаза и вопросила в пустоту, на кой чёрт ей руководящий пост. Командовать она не умеет. Она даже должностные инструкции подчиненных не успела толком выучить. - Влад вам все документы на столе оставит, - пришла к ней на помощь Анжела. – В крайнем случае, проведете пару совещаний, чтобы вникнуть в тонкости. Собираясь, домой, она заставляла себя не смотреть на Леона, и не слушать, как он утешает Аду, уверяя, что Цепеш специально дождется её приезда, и объяснит все нюансы. Уходила она из офиса, не оборачиваясь, и не пытаясь, как было раньше, привлечь к себе внимание бывшего напарника. Леон – её прошлое. Пусть в прошлом и останется.