Холодная карамель

Знаете это чувство, когда ты предвосхищаешь момент получения желаемого, когда уже вот-вот и оно будет в твоих руках, и ты весь дрожишь от предвкушения, как хищник в момент прыжка на жертву? Сладость от скорого познания вкуса этого желаемого выбрасывается в кровь, голова плывет и легкий жар насыщает твое тело, и тут в самый последний момент тебя прерывают, отвлекают, останавливают и все катится к хренам? Возьмите это чувство, помножьте на неприязнь к блондинам и получите примерно то, что я испытываю сейчас, когда смотрю, как Мо подходит к этому Шангу. Ох, как же я зол… - Привет. Прости, я, кажется, прервал вас? – блондинчику хорошо удается скрыть раздражение за дежурной улыбкой. Охох, парниша, да у тебя никак лыба сейчас треснет от злости? Прекрасно тебя понимаю. - Все в порядке. Познакомься, это Хэ Тянь. Мы учились вместе. Хэ, это Линг Шанг – мой друг. «Друг», блять. Приехали. - Рад встрече, - дежурная улыбка и протянутая рука блондику. Крепкое рукопожатие. - Взаимно, - да мы с ним близнецы. Умеем убедительно улыбаться и крепко жать руки, даже если при этом про себя внутренне сгораем от желания сжечь собеседника дотла. - Я так понимаю, ты привез новости? Они дали ответ? – Мо стоит между нами, и его лицо снова совершенно спокойное. Как будто он каждый день представляет своих бывших своим нынешним. - Да, но я не думаю, что ты удивишься. Они выбрали твой ресторан для проведения банкета, - блондик тепло улыбается и смотрит на Мо. – Ты снова сделал это. - Мы сделали. Без твоей помощи я бы не справился, - ответная улыбка Мо. Кажется, у меня заскрежетали зубы. Мое раздражение растет в геометрической прогрессии рядом с этим белобрысым, потому что за все то время, что я нахожусь здесь, это первое изменение выражения лица Шаня. До этого его морда напоминала каменное изваяние. Впрочем, оно быстро вернулось на свое место. - Что ж, отлично. Теперь у нас много работы. Хэ, - он оборачивается ко мне. Меня вдруг неприятно прошибло это обращение ко мне по фамилии. – У тебя остались ко мне какие-то вопросы? Сука. Я вышибу из него этот тон. Когда-нибудь, чем-нибудь тяжелым и надолго, но вышибу. Иначе просто застрелюсь. - Если у вас дела, не смею дольше задерживать. Я заеду в другой раз. Счастливо. Господин Линг, рад познакомиться, - ненавижу, когда меня прогоняют, поэтому предпочитаю уходить первым. Беру пальто и сдержанно улыбаюсь. - Можно просто Линг. Всего доброго, Хэ Тянь. И короткий прощальный кивок от Мо. Какого хера?! Этот взгляд и «У тебя остались ко мне какие-то вопросы?» У меня столько вопросов, малыш Мо, что я сомневаюсь, что тебе жизни хватит ответить на них. Кто этот белобрысый гондон?! Почему ты ему так улыбаешься? Почему ты не улыбаешься мне? Почему ты ни о чем меня не спрашиваешь? Почему ты вообще не выказываешь интереса ко мне? Мы столько лет не виделись, неужели тебе не любопытно? Почему рядом со мной ты выглядишь неживым как статуя? При чем охренительная статуя, надо заметить. Ты стал таким крышесносным, что я вообще не могу оторвать от тебя взгляда. Как вообще ты смог так измениться? О чем ты думаешь? Как ты живешь? Чем? С кем? И где? …и почему меня все это так парит? Да, пожалуй, на данный момент это главный вопрос. И он предназначается мне самому, а не Мо. Снова прилетает, откуда не ждали. В последнее время с Мо всегда так… Стоп. В последнее время? Прошли всего-то сутки. И за эти сутки я столько впечатлений благодаря ему получил, что до сих пор злость не отпускает. Я бреду по центральной авеню и расстегиваю пальто. Ноябрь заканчивается, асфальт покрывает тонкий слой льда, который плавно захватывает улицы, одну за другой. Пар окружает людей, вырываясь из них мутными облаками и немного согревая серый город. Этот большой, каменный, пыльно-серый город. «Но ты вернулся». Слова Мо кружат в моей голове и выбрасываются таким же облаком в атмосферу. Призрачная иллюзия курения. Призрачная иллюзия медленной смерти легких. Сигарету бы... Я не знаю, зачем я вернулся сюда. Не знаю, что притянуло меня обратно, хотя и прежняя жизнь была сносной. Находясь в Вашингтоне, я спокойно учился, работал и наслаждался тамошним положением вещей. До поры до времени. Пока не начал задыхаться, пока не начал отчетливо понимать, что что-то упускаю. Это что-то было и остается непонятным, призрачным, но вполне осязаемым, не дающим спокойно мыслить, исправно засыпать и просто нормально жить. Оно затесалось в мой мозг и плавало по организму какой-то едкой желчью, которая медленно отравляло мое существование. И я не могу до сих пор понять, что это. «Что же случилось с моим мальчиком?» Я мастак задавать вопросы Мо, но, оказывается, совсем не мастак отвечать на его вопросы. Какая ирония. Тупой гнев сменился мозговым оцепенением. Я не заметил, как оказался на углу двух центральных улиц. Прошел я немало, и все это время голос Мо не переставая звенит в моих ушах. Этот гаденыш умудрился сделать то, что не удавалось в последнее время никому – за сутки он просто вывел меня из себя, буквально. Я уже начинаю думать, что схожу с ума, потому что у меня появилось стойкое ощущение, что я раскалываюсь надвое. Два Хэ Тяня, срущиеся между собой. Мое внутреннее Я, жившее с внешним Я в мире и согласии, вдруг просто взбесилось и теперь стукалось о мои барабанные перепонки, вопя во весь голос о тревоге. Сначала это был тихий ахуй, потом писк, затем визг, а теперь и вовсе вопли. И все об одном и том же: «ОН БОЛЬШЕ ВООБЩЕ НЕ СМОТРИТ НА ТЕБЯ!». Ох, как же я зол. Выпить бы. Но время только идет к 12, так что нужен кофе. Хотя бы кофе. Захожу в ближайшую кофейню, заказываю американо. Кофе, стол, брошенное пальто на стул. Плюхаюсь устало на софу . Как будто марафон пробежал. Нужно вернуть мозгам ясность и все нормально обдумать. Не то свихнусь. Совершенно очевидно, что, во-первых, меня очень сильно интересует Мо (что уже было 11 лет назад), и, во-вторых, меня очень сильно бесит Мо (чего не было 11 лет назад). Раньше он вызывал у меня не раздражение, а дикий интерес как к чему-то, что может отвлечь и развлечь меня. Потом уже появилось нездоровое садистское желание заставить его обратить на меня внимание. Он был дикой зверушкой, которую мне хотелось азарта ради приручить во чтобы то ни стало. И у меня вышло, как, собственно, все, за что я берусь с настойчивостью и усердием. А сейчас… азарт всё так же со мной, дикий интерес возрос в 10 раз, а садистские желания расплодились в голове, как кролики. Господи, я неисправим. Раньше мою страсть к насилию и принуждению я списывал на пубертатный период, думал, что это все – просто часть взросления. Ан нет, эти черты никуда не делись. Когда я вижу на горизонте нечто поистине занятное и стоящее внимания, эти качества из меня просто хлещут волной и сметают все мои остатки разума. Но, признаться честно, просыпаются они все реже и реже. Все-таки не так просто найти себе «занятие» по душе. И вот сейчас я понимаю, что меня просто затапливает волна насильственного экстаза, в мыслях – ничего, кроме запаха и ощущения близости кожи Мо от моих губ, а в штанах начинается пожар от желаний, которые разгораются во мне так, словно мне снова 16. Стоило мне лишь представить, как я вновь вгрызаюсь зубами в нежную кожу мочек его ушей, как все воспоминания наших совместно проведенных ночей нахлынули на меня обрывками образов, запахов, звуков. Его голос, ресницы, пальцы. Как далеко все это сейчас, и как свежо все это в моей памяти, потому что он мой первый парень. С ним я многое испытал впервые, и этого ничто не изменит. Я сижу с отвратительным, остывшим кофе в руках среди немногочисленных людей этой маленькой кофейни. Кто-то отдыхает в перерыве между походами в магазин, кто-то работает за ноутбуком, кто-то зашел просто погреться и... выпить этот ужасный кофе. Нет, ну серьезно, американо у них просто отвратный. А я, приехавший всего каких-то 2 дня назад, еще не бравшийся за работу, но зато ломанувшийся в ресторан своего бывшего и столкнувшийся с кем-то явно ему близким, сижу и понимаю, что хочу Мо. Неистово, по-звериному, удушающе. Он непозволительно вольно обходится со мной, поэтому необходимо напомнить ему обо мне. О том мне, что не давал ему шанса улизнуть из моей квартиры, раз уж он сам в нее зашел. О том мне, что не выпускал из-под руки его плечо, когда мы были на людях. О том мне, что не давал ему возможности перевести дух между поцелуями, а потом и оргазмами. Пусть вспомнит, пусть снова окажется зажатым между мной и кроватью. Когда он снова не будет способен видеть ничего вокруг, кроме моих глаз. Когда снова не сможет думать ни о чем, кроме моих рук. Когда снова не будет помнить ничего, кроме моего имени. Никаких ресторанов, никаких банкетов, никаких Шангов. Только мои губы и мой голос. И вот тогда, я уверен, он больше не сможет так нахально смотреть на меня, так вальяжно сидеть передо мной, так бесцеремонно выпроваживать меня из своего ресторана. Вот тогда я смогу поистине оценить, не забыл ли он моих предпочтений.