(Стайлз\Дерек)
Вот и всё. У меня к тебе никаких обид, нутро не ноет и не болит. Забирай все, что хочешь, и уходи. И Дерек закидывает сумку в багажник Камаро, садится за руль и почти уже трогается с места, когда замечает Стайлза наблюдающего за ним. Он почти сливается с кирпичной стеной и предрассветным туманом, но его выдает толстовка. Волк опускает стекло и смотрит прямо в глаза, подзывая. Стилински больше не покупается на такое, он слишком устал от этой игры. Парень больше не желает быть Хейлу препятствием. Стилински не понимал, что было не так. Он ведь любил его так сильно и безнадежно. В этом, наверное, и была вся беда. Нужно было дружить, а не влюбляться. Сейчас хочется обвинять себя в том, что позволил себе это чувство. Чувство, которое все разрушило.Можно ли запретить себе чувствовать?
Стайлз закрывает глаза, желая никогда больше их не открывать, не видеть этот мир. Мир, который останется у него, после того, как Камаро навсегда скроется за горизонтом. Под закрытыми веками ему чудится, как гаснут звезды и рушатся города внутри его души. Парень знает, что волк чует его боль, как самый смрадный запах разложения. Оставаясь в своем укрытие, не приближаясь, не открывая глаз, Стилински произносит: «Живи счастливо. Однажды ты проснешься и просто забудешь все. Забудешь и имя мое, и лицо, словно морок, дым, нехороший сон. И у меня все, наверное, будет хорошо». Хейл, конечно же, слышит и ничего не отрицает. Дерек больше не смотрит на парня, а проворачивает ключ и нажимает на педаль газа. Стайлз считает до тысячи, и открывает глаза, только после того как песок из-под колес Камаро оседает.Но было бы это «всё» без этих чертовых чувств?
Стилински твердо уверен, что нет. Все его поступки, действия, слова и решения по отношению к Дереку были сделаны под воздействием чувств, так или иначе. А сейчас кажется, что Стайлз больше его не любит. Ему хочется в это поверить, потому что он устал изводить себя этим дерьмом год от года. Сильнее всего парень боялся потерять чертого волка навсегда. Какой-то год назад это было его единственным страхом, а сейчас это просто произошло. А Стайлз все еще жив, дышит, читает на латыни триста десятый том, присланный Дитаном, и Земля все еще крутится, а сверхъестественное дерьмо никуда не исчезает. Трудно поверить. Стилински хотелось многого с Хейлом, сильно и отчаянно. Ничего ведь не нужно было, лишь ответ, лишь прикосновения, лишь его сердце.Оказалось, Стайлз - мастер огромных запросов.
Столько лет трепетно лелеять свою безответную, а потом в страхе потери вырвать ее и вручить в виде сердца Хейлу с мольбой: «Ну, пожалуйста, ты не бей его». Дерек пару месяцев с ним честно ходил в кармане. Приходил и дарил прикосновения, на деле - подачку, иллюзию. Стайлз жадно цеплялся, беззвучно молясь: «Пусть ему понравится. Пожалуйста, я прошу, пусть он полюбит это».Все впустую.
Столько лет надежды. И на единственном шансе - «бум», и будто ничего не произошло. К концу Хейл бегал от Стилински, как умеют только истинные звери. А тот лишь скулил про себя, как щенок: «Ну, приди, погладь. Ну, пожалуйста». Это, наверное, единственный раз, когда парень вытащил все свое нутро, позволил себе быть таким жалким, открытым, нуждающимся.Нуждающиеся – самые ненужные.
К концу сердце Стилински вытащили из кармана, грязное, потрепанное и растоптанное, его запихали обратно «как попало» меж ребер. Он честно пытался выреветь всю свою боль за два дня. Мерзкие два дня самоунижения и резкой боли внутри. Стайлз всю ночь ревел, как самая жалкая героиня мелодрам, заснул под утро. Потом ехал, а слезы, чертовы слезы, не прекращались и мешали вести джип. И пришел к Лидии, потому что договорились проштудировать очередную латинско-друидскую хрень вместе, коротко бросил что: «Все, меня бросили». Выпил за остаток дня три литра чая с корнем валерьяны, без каких-либо комментариев принесенным Лидией. К ночи относительно успокоил текущие слезы. И все время позже честно пытался стать другом. Так, он был Дереку хотя бы немного нужен. Но внутри все настолько разломалось, что, казалось, парень не можешь стать никем для него.Стайлз просто не для него.
Камаро исчезла за горизонтом, не оставив ничего после себя. Даже спустя два месяца после прощания, когда Стилински задумывается, что возможно больше не любит Хейла, все равно понимает, что проиграл в этом. Потому что вернись он и потянись с поцелуем, Стайлз бы отдал свою потрепанную душу обратно в мясорубку, обратно в эти руки, обратно. Жалкий. Время трет вселенную в порошок. Но пока Стайлз помнит эти лесного цвета глаза, он шепчет: «Всё, наверное, хорошо».