дыши/не дыши

      Второкурсник Сеульского Университета Искусств по имени Бён Бэкхён очень талантлив, одарён, гений, вундеркинд, идеальный студент — так говорят многие. И Бэкхёна действительно можно назвать идеальным — его высший балл по всем предметам говорит сам за себя, к тому же ему нет равных в игре на скрипке, он всегда идеально выглядит, идеально себя ведёт, идеально разговаривает. «Природный талант», — скажет сторонний наблюдатель, «чёрта с два», — подумает про себя Бэкхён.       Сколько Бён себя помнит, каждый божий день своей жизни он впахивал как проклятый, чтобы быть тем, кто он есть сейчас. Сейчас он лучший студент в лучшем государственном университете искусств. Он встаёт в шесть утра для того чтобы занять пустую аудиторию и начать практиковаться до начала пар. С девяти утра до четырёх часов дня он должен присутствовать на парах, во время обеденного перерыва, в час дня, и на всех остальных перерывах тоже, он репетирует в «своей» аудитории. После пар он снова практикуется в игре на скрипке, вплоть до одиннадцати, иногда двенадцати вечера. После этого он идёт в общежитие, где выполняет домашнее задание по теоретическим дисциплинам и ложится спать, после того как закончит. Потом встаёт, и всё начинается по новой. Исключение составляют выходные, когда ему не нужно идти на пары, и он может спокойно практиковаться целый день. Помимо всего этого он умудряется всегда выглядеть неотразимо и свежо, но если вы присмотритесь, то заметите, какое у него усталое осунувшееся лицо. Однако вы не успеваете присмотреться, как он уже ускользает в свою аудиторию и играет на скрипке до онемения пальцев.       Бэкхён не жалуется, он попривык и делает всё это по собственному желанию, ему даже нравится то, чем он занимается. Только вот в последнее время организм стал напоминать, что он не железный, и подкидывать хозяину со временем только учащающиеся истерики и нервные срывы. Но Бэкхён не может допустить, чтобы кто-то узнал или хотя бы подумал о том, что он может быть в чём-то не лучшим, поэтому он держит ураган в себе до последнего, пока не останется наедине с самим собой в своей любимой аудитории, и тогда он может сходить с ума по нескольку часов, потому что никто не успокоит его в пустом университете в семь часов вечера, а самому сделать это у Бёна не получается. Когда буря утихнет, он просто возьмет в руки скрипку и продолжит практиковаться, коря себя за то, что потратил столько времени в пустую.       Всё это Бэкхёну приходится переживать ради прилагательного «талантливый», не имея ни грамма таланта. И так же сильно, как он старается хранить свой секрет, он желает, чтобы кто-нибудь узнал его и принял таким — на самом деле бесталантным, с загонами и нервными срывами.

***

      — Чанёль, ты в курсе, что через неделю последний срок сдачи экзамена? — пожилой мужчина в очках хмуро и осуждающе смотрит на сидящего за фортепиано студента.       — Да, сонсэнним, не волнуйтесь, я всё сдам.       — И каким же образом? — на лице профессора выражена крайняя степень негодования. — Как ты подготовишь программу за неделю, если месяц валял дурака? Ты думаешь, это тебе детский стишок Деду Морозу, который можно выучить за пять минут, или что?       — Нет, профессор, я так не думаю, — парень опускает голову. — Но уверяю вас, я сдам этот экзамен.       — Только если продашь душу дьяволу. Можешь быть свободен. Увидимся в субботу на экзамене, — пренебрежительно бросает преподаватель, глядя вслед студенту, всё ещё не поднявшего взгляда от своих ног. Его предупреждали, что этот молодой человек «с сюрпризами», но чтобы настолько… Только перевёлся, а уже отлынивает от учёбы, только и знает, что развлекаться. Господин Кан, профессор по специальности фортепиано Сеульского Университета Искусств, абсолютно уверен, что через неделю, после экзамена, его студент Пак Чанёль будет отчислен.       В воскресенье, понедельник и вторник Чанёль занимается только хождением по караоке и барам с друзьями, просмотром дорам и поеданием сладостей.       В среду он не идёт на пары, просыпается ближе к обеду, выпивает кофе, садится за фортепиано в гостиной и играет до наступления комендантского часа, прерываясь только для того, чтобы сходить в туалет, выпить очередную чашку кофе или проглотить бутерброд.       Четверг и пятница проходят по аналогичному сценарию.       В субботу Чанёль просыпается в полдень, судорожно чистит зубы, надевает белую рубашку, чуть не задушив самого себя галстуком, и выбегает из квартиры. Благо, университет находился недалеко от дома Пака, а ещё у него есть байк. Он успевает как раз, когда последний студент выходит из аудитории, стучится, входит в просторный зал, в котором помимо нескольких скучающих профессоров, принимающих экзамен, сидит около дюжины студентов, которым тоже любопытно послушать.       Чанёль ловит насмешливый взгляд профессора Кана, садится за чёрный лакированный рояль, вытирает вспотевшие ладони о брюки, делает глубокий вдох и начинает играть. Его руки стремительно скользят по чёрно-белым клавишам, словно парусник, рассекающий своим носом морские волны. Пять профессоров и дюжина студентов перестают дышать, все взгляды прикованы к высокому парню, играющему на фортепиано. А пальцы Чанёля стали единым целым с клавишами, он уже не чувствует, где заканчивается он, а где начинается рояль. Кульминация, последние аккорды, и руки Пака отрываются от клавиш. Он встаёт, кланяется и выходит из зала, по пути вытирая пот со лба и ослабляя галстук.       — Чанёль, почему ты не говорил, что ты отличник? — в перерыве между парами к нему подходит одногруппник, кажется, Ким Чондэ, Пак ещё всех не запомнил.       — Потому что я не отличник? — предполагает он, вопросительно глядя на стоящего перед ним парня.       — Но у тебя один из самых высоких баллов на сегодняшнем экзамене среди второкурсников.       — Правда? — смущённо улыбается Чанёль, почёсывая затылок. — Тогда предлагаю это отметить, — и повышает тон, чтобы вся группа услышала, — Ребят, кто сегодня после пар в караоке? Я проставляюсь по поводу экзамена.       На предложение потусить за чужой счёт откликается добрая половина группы.

***

      Чанёль идёт по пустому коридору, пребывая на пике раздражения. Не из-за кого-то или чего-то, а из-за самого себя. Его снова угораздило забыть куртку в одной из аудиторий, в которых проходили пары, да ещё и вспомнить об этом под вечер, спустя несколько часов шатаний по городу с одногруппниками. Он бы забил на несчастную куртку и пошёл домой, только вот ключи от этого самого дома, кажется, остались в её кармане. А самым противным в этой ситуации было то, что Пак перевелся в этот универ меньше месяца назад и ещё не успел запомнить где что находится в этом поистине огромном здании, а так как время близится к вечеру, и все студенты давно разошлись кто по домам, кто по общежитиям, никто не мог помочь непутёвому парню найти нужные ему кабинеты. Поэтому Чанёль, злой и раздражённый, вот уже полчаса носится по полутёмным коридорам, проклиная на чём свет стоит архитектора сего дьявольского лабиринта.       Проходя мимо одной из аудиторий, которая кажется ему смутно знакомой, Пак в очередной раз решает попытать счастья. Дверь поддаётся, и Чанёль, шагнув внутрь, ойкает, потому что аудитория оказывается не пустой. Посреди неё спиной к двери стоит невысокий парень со скрипкой в руках. Он так увлечён своим занятием и так глубоко погружен в музыку, что не замечает Чанёля. Пак уже думает свалить по-тихому, но вдруг осознаёт, как же красиво играет этот парень, и как красиво он сам выглядит при этом. По Паку не скажешь, но он заядлый эстет, и сейчас, когда он видит в приглушённом свете стройную фигуру, изящные, будто и не мужские, руки, извлекающие прекрасные, ласкающие слух звуки, эстет в нём поражён. Чанёлю очень хочется остаться и насладиться этой картиной (произведением искусства) как можно дольше, и он тихо прикрывает дверь, оставаясь на свой страх и риск стоять в аудитории.       Пак стоит так около двадцати минут, после чего благоразумно уходит, не желая быть замеченным.       Вечером следующего дня Чанёль снова приходит послушать «неизвестного прекрасного парня», как Пак назвал его в своих мыслях. Он прислушивается около входа в аудиторию, и услышав звуки скрипки, тихо открывает дверь, задерживая дыхание. На его огромное счастье скрипач снова повёрнут спиной к двери, и Чанёль снова становится у стеночки и с наслаждением смотрит и слушает, на этот раз минут тридцать.       Чанёль каждый день в течение недели тайно слушает игру парня. Он понимает, что то, что он делает, ужасно некрасиво и невежливо, но ради такого эстетического наслаждения он готов побыть невежей. В скором времени он думает все-таки познакомиться со скрипачом. Чанёль очень хочет увидеть его лицо.       В пятницу вечером Чанёль отказывается от приглашения (настойчивого зазывания) Кёнсу и Сехуна на очередную пьянку ради того, чтобы в очередной раз насладиться игрой на скрипке в пустой аудитории. И вот он снова стоит и слушает звуки, от которых по коже пробегают стаи мурашек, и смотрит на фигуру, детали которой уже знает наизусть. Всё вроде бы как обычно, но почему-то сегодня парень часто делает ошибки, сбивается с нот. Пак предполагает, что виной всему усталость, ведь конец недели, как-никак.       В какой-то момент скрипач просто застревает на одном месте, он повторяет один мотив снова и снова, но у него никак не выходит сыграть его идеально. Он повторяет и ошибается, повторяет и ошибается, снова повторяет и снова ошибается. Чанёль хмурится.       И вдруг парень с каким-то воплем отчаяния, который вообще невозможно причислить к человеческим звукам и который не на шутку пугает Пака, резко падает на колени, хватаясь за голову, и Чанёль слышит множественные оскорбления, которыми студент награждает самого себя, пытаясь вырвать волосы на своей голове. Это вводит Пака в ступор, а парень тем временем начинает осыпать свою голову и вообще все места, куда только попадает его кулак, ударами. Обзывания прекращаются и становятся слышны всхлипы, которые очень быстро перерастают в настоящие рыдания.       Чанёль пребывает в шоке от развернувшейся перед ним картины и абсолютно не может сообразить, что он должен в такой ситуации делать. Поэтому, когда Чанёль видит, как парень заносит кулак для очередного удара, он мгновенно оказывается возле него и хватает за тонкие запястья, не давая ударить себя. Парень от неожиданности вскрикивает и даже перестаёт плакать. Он поднимает своё мокрое от слёз лицо и смотрит на Чанёля расширенными глазами.       — Прости, я не хотел тебя напугать… — начинает Пак, но парень перебивает его.       — Ч-что ты здесь делаешь? — его голос хриплый и заикающийся. Чанёль пытается придумать ответ, который не выставит его идиотом, но не успевает ничего сообразить, как парень вскакивает на ноги, хватает свои вещи и почти в буквальном смысле вылетает из аудитории. Чанёль не успевает опомниться, а его уже и след простыл, только слышен топот торопливо удаляющихся шагов по коридору. Пак, всё ещё не понимая, что он делает и зачем, бросается к двери, потом по коридору и вниз по лестнице, пока не оказывается на крыльце корпуса. Он оглядывается и замечает знакомую фигуру на лавочке чуть поодаль от входа в корпус.       Чанёль тихо подходит и садится рядом, парень снова пугается и вздрагивает. Он встаёт и порывается уйти, но Пак хватает его за рукав.       — Не убегай, — произносит он, — сядь, пожалуйста.       — Зачем? — парень всё ещё тяжело дышит. И Чанёль задумывается: "А действительно, зачем?"       — Я… хочу помочь тебе успокоиться, — произносит он, мысленно шлёпая себя по лбу за эту дебильную фразу.       — Я абсолютно спокоен, — но это не убеждает ни одного из них. Студент вздыхает, но после подёргивания за рукав и взгляда ака кот из Шрека, всё-таки опускается обратно на лавку.       Чанёль начинает судорожно рыться в своём рюкзаке и через полминуты достаёт оттуда маленькую коробочку фруктового сока, протягивая её парню напротив. Тот насмешливо фыркает, глядя на этот детский сок, который вообще непонятно как оказался в рюкзаке у взрослого парня. Но скрипач совсем не в том настроении, чтобы издеваться, поэтому просто берёт коробочку и даже начинает пить.       Чанёль опускает голову и приковывает взгляд к своим коленям, думая, что он должен делать дальше.       — Слушай, прости, что напугал тебя, правда, мне жаль… — но парень снова перебивает его.       — Всё нормально, я совсем не испугался, — безразлично произносит он. «Ага, как же», — думает Пак, но вслух говорит:       — Тогда, может, познакомимся? Я Пак Чанёль, недавно перевёлся сюда, учусь на втором курсе по специальности фортепиано, — Чанёль поднимает голову и в ожидании смотрит на парня, потягивающего сок через трубочку.       — Бён Бэкхён, скрипка, — наконец произносит новый знакомый.       — Ты очень красиво играешь, — неожиданно даже для самого себя выдаёт Пак и, встретившись с недоумённым взглядом Бэкхёна, делает глубокий вдох и признаётся, — я… слушаю тебя по вечерам уже некоторое время, прости, что не дал о себе знать раньше… — Чанёль замолкает, заметив, что парень напротив него странно побледнел и даже сок пить перестал. — Ты… ты как?       — В полном порядке, — выдавливает Бён, — Чанёль, можешь сделать мне одно одолжение? — и продолжает, не дожидаясь ответа, — Забудь то, что ты сегодня видел, и, будь так добр, сделай вид, что ничего не было. После этих слов Бэкхён поднимается, выкидывает коробочку от сока в урну рядом со скамейкой и уходит прежде, чем Чанёль успевает остановить его или что-либо сказать.