***
Уходя от Чанёля в субботу вечером, Бэкхён долго не может унять дрожь в теле по пути в общежитие. Его съедает куча самых неприятных мыслей, которые он безуспешно пытается подавить. Ужасное осознание того, что кто-то узнал о его секрете, о том, что он — Бён Бэкхён, на самом деле не одарённый с рождения ребёнок, что на самом деле он далеко не идеален, съедает его с головой. Но худшим раскладом является даже не то, что об этом знает пианист. Один человек — не все. Это можно пережить, перетерпеть. Худшим раскладом станет то, что этот человек расскажет всем об увиденном, о том, каким он видел Бэкхёна. Разбитым, слабым, ничтожным, бездарным. Юноша умоляет небеса, чтобы этот Пак, чёртов, Чанёль прислушался к просьбе и не стал никому об этом рассказывать. А иначе… Бён даже представить себе не может, что будет в противном случае. Он пытается успокоиться, потому что почти весь путь от университета к общежитию пройден. Получается плохо. Дыхание все ещё сбито, а истерика так и рвётся наружу, но он обязан это подавить, и он делает это, практически насильно заставляя себя глубоко дышать. Ворочаясь всю ночь без сна, отдав себя на съедение собственным мыслям, Бэкхён просто отключается ближе к утру. Юноша впервые в своей жизни спит до двух часов дня, просыпает все будильники и не слышит даже шума, издаваемого другими студентами, который так раздражал его всё время.***
В понедельник Чанёль еле отсиживает первую пару. Весь на иголках, он ждет заветных слов преподавателя об окончании лекции. Минуты тянутся слишком долго, каждая кажется бесконечной. Но вот — это происходит. Пак подрывается с места первым, сломя голову несётся в соседнее крыло, где сейчас должна проходить пара у Бэкхёна. Юноша чувствует себя двенадцатилетней школьницей-сталкершей, когда изучает и даже фотографирует расписание скрипача, но это того стоило. По крайней мере, Чанёлю хотелось так думать. Ещё слишком рано начинать погружаться в мысли о возможной неудаче. Он знает о непробиваемости Бэкхёна, а предупрежден, значит — вооружен. Пианист видит знакомую спину в белой рубашке и прибавляет скорость, обогоняя Бёна. Он улыбается самой лучезарной улыбкой — лучшей из его арсенала, и говорит: — Привет, Бэкхённи, — Пак замечает на лице Бёна удивление, а ещё, впервые, усталость и отпечаток бессонных ночей. — Привет. Извини, я спешу, — скрипач снова пытается уйти, а Чанёль снова его останавливает, хватая за рукав рубашки. — Подожди, Бэкхён, можешь дать мне свой номер телефона, пожалуйста? — Пак готов снова состроить фирменную мордашку кота из «Шрека», но Бён даже не смотрит на него. Он смотрит прямо перед собой, мимо Чанёля. — Нет. Я не даю номер малознакомым людям. А теперь, прошу меня извинить, я очень спешу, — освободив свой рукав из чужих пальцев, Бэкхён снова уходит, оставляя Чанёля в недоумении. Они находятся в веке технологий, но люди до сих пор не доверяют свои номера другим? Такого рода поведение нагоняет на определенные мысли. Столь категоричный отказ немного расстраивает Чанёля, но пианист ни в коем случае не отчаивается и, уж тем более, не собирается сдаваться. По правде говоря, это первый случай, когда ему не достается номер человека по первой же просьбе. Удивительно, что его убийственная харизма не подействовала на Бэкхёна, но так даже интересней. Пак ухмыляется своим мыслям, после чего отправляется на следующую пару. Как только начинается обеденный перерыв, Чанёль пулей летит в столовую. Огромных усилий стоит пробиться сквозь толпу голодных студентов, но он справляется с этой задачей, через пять минут выходя оттуда с подносом полным еды в руках. На самом деле, правила гласят, что выносить ее из столовой запрещено, но Пак не так прост. Стоит помнить о его убийственной харизме, которая в комбинации с дипломатичностью дает невероятное комбо. Следующий квест на сегодня — не уронить поднос по пути на четвёртый этаж. И с ним он удачно справляется. Но даже это было простым, по сравнению с удержанием огромной посудины в одной руке, пока второй нужно было открыть дверь. И открыть-то Чанёль открывает, даже тихо. Но за закрытием ее не следит — громкий хлопок практически оглушает обоих в аудитории, что заставляет темноволосого юношу в белой рубашке вздрогнуть, а затем уже обернуться. И на лице его вновь удивление, но теперь оно является лишь примесью к недовольству, охватившему скрипача. Зато Пак доволен, он видит его в привычной среде обитания: в пустой аудитории со скрипкой в руках, — только на этот раз он может смотреть не только на спину, но и на лицо парня, чего давно желал. И Пак даже залипает ненадолго — настолько это красиво. Бэкхён хмурится, глядя на поднос в руках Чанёля, и выдыхает, чуть ли не сквозь зубы: — Не мог бы ты поесть в другом месте? Я здесь репетирую. — А я и не собираюсь тут есть, — улыбается Чанёль. — Тогда что… — такие легкие ответы заставляют скрипача внутренне встрепенуться. Но последующий ответ на незаконченный вопрос, вовсе сбивает с толку. Остается лишь один вопрос «Какого черта тут происходит?» — Я собираюсь покормить тебя, — Бэкхён готов поклясться, что Пак светится, словно новогодняя гирлянда. Покупайте всего за 999,99 вон, или как там говорят в рекламе? — Спасибо, но я не голоден. У меня нет времени, мне нужно практиковаться, — холодно отвечает Бён, в надежде наконец остаться наедине со своим музыкальным инструментом. Надежды ломаются сразу же, когда он понимает, что либо пианисты в наше время пошли пуленепробиваемые, либо Пака нисколько не задевает подобного рода поведение. — Ты ведь не обедал сегодня, я прав? — Чанёль не собирается отступать, не зря же он уламывал работницу столовой разрешить ему взять эту еду и поднимался со всем этим на четвёртый этаж. Но дело даже не в еде и не в рисках, у него есть цель. Цель, которой он точно добьется, несмотря ни на что. — Я взял обед с собой, — неумело лжет музыкант. В голову закрадывается мысль о том, чтобы все-таки просто взять эту чертову еду. Запах ее напоминает темноволосому о существовании голода, к сожалению. — Тогда где же он? Давай пообедаем вместе! — Пак мило улыбается, лишая Бэкхёна всякой защиты. Он слишком долго придумывает отговорку на это, и Чанёль делает последний выпад, — У тебя нет никакого обеда, не так ли? — скрипач опускает лицо, на секунду решив сдаться, но тут же вскидывает голову, уверенно отбрасывая чёлку со лба. Ну уж нет, этому парню он проигрывать не станет. — Ну да, и что с того? — с вызовом спрашивает Бён. — Тогда ты просто не можешь отказаться от моего предложения. Я купил эту еду для тебя, нёс полный поднос по лестнице с большой вероятностью испачкать свою одежду. Это будет очень грубо с твоей стороны, если ты откажешься, ведь так? — «Но разве я уже не груб с тобой, идиот?» — мысленно бурчит Бэкхён, побеждённо вздыхая и прикрывая глаза. Пак, тем временем, радостно улыбается, после чего осторожно ставит поднос на пол. Затем скидывает с себя куртку (дорогая, но черт с ней) и стелит её рядом, попутно бормоча что-то про красивые брюки Бёна и про то, как будет жаль, если они испачкаются. Темноволосый молча садится, пианист совсем неосторожно плюхается напротив. Буркнув «приятного аппетита», Бэкхён начинает есть, не поднимая глаз на сидящего рядом юношу. Ест Бэкхён действительно с огромным аппетитом. — Почему ты не хочешь давать мне свой номер? — интересуется Чанёль, склонив голову набок. Совсем не вовремя, как кажется Бёну. Тот портит момент какого-то необычного уюта, пускай и очень странного, мимолетного. — Потому что ты будешь писать и названивать, отвлекать меня от учёбы, — юноша говорит с набитым ртом, что не может не вызвать у Пака улыбку умиления. — А если я пообещаю, что не буду названивать? — Я всё равно не дам тебе свой номер, — Паку хочется засмеяться и заплакать одновременно — кажется, никто не ощущает себя таким же неудачником сейчас, как он сам. Но это так, несерьёзно. Они сидят молча какое-то время, тишину нарушают только звуки поглощения еды Бэкхёном, и Чанёлю кажется, что он действительно голоден, хоть и пытается этого не показывать. — Какая твоя любимая еда? — неожиданно спрашивает Пак. Снова невовремя, Бэкхен давится лапшой. — Курица, — немного подумав, отвечает скрипач. Доев, он точно также, совсем не благодарно на первый взгляд, бурчит «спасибо за еду». После чего, взяв свои вещи, покидает аудиторию, всё также не глядя на Пака и не замечая его довольного выражения лица. По окончании пар Чанёль, по обыкновению, гуляет и развлекается со своими одногруппниками. Но ближе к восьми вечера извиняется, говорит, мол, «срочные дела», а на деле отправляется в университет. Там он поднимается на четвёртый этаж, доходит до уже знакомой двери, но сегодня не входит внутрь, а просто садится на подоконник напротив. Оттуда довольно отчётливо доносятся звуки скрипки, и на самом деле ему очень хочется зайти и послушать, просто сесть рядом и прикрыть глаза, чтобы утонуть в этой прекрасной музыке, но сегодня у него другие планы. Пианист сидит, уже не зная чем себя занять. Постоянно меняя позы, Пак бороздит всемирную сеть, листает ленту, но в процессе ни на секунду не отвлекается от музыки. Скрипка ни разу не умолкает больше чем на десять секунд, говоря о том, что Бэкхён вновь вернулся в себя, ему вновь легко играть на инструменте, что не может не радовать. А время идет, много времени. Чанёль поражается тому, как человек может настолько много репетировать, а самое главное — зачем? Ведь сессия сдана, и до ближайших экзаменов и зачётов можно расслабляться несколько месяцев. Ближе к одиннадцати вечера Чанёль понимает, что вслушивается в тишину уже подозрительно долго. Он решает, что скрипач наконец закончил, поэтому спрыгивает с подоконника, быстро спускается по лестнице, направляясь к стоянке университета, где садится на байк, подгоняет его ко входу в корпус и снова ждёт. Через пару минут из здания выходит знакомая миниатюрная фигура, на что юноша реагирует сразу же. — О, Бэкхён, ты только закончил учёбу? — Чанёль старается говорить как можно непринуждённее. — Какое совпадение, я тоже! Бён несколько секунд смотрит на парня, приподняв одну бровь, а потом произносит совершенно безэмоциональным голосом: — Поздравляю тебя с этим. — Спасибо, — Пак улыбается — делает вид, что не замечает холода, которым от Бэкхёна веет за километр. Не трожь — заморозит пожизненно. — Ты, наверное, очень устал. Понедельник — самый тяжёлый день. И твоя скрипка, должно быть, тяжёлая, — он делает паузу, ожидая реакции, но парень перед ним даже не меняет выражения лица, поэтому пианист продолжает. — Давай я подвезу тебя до общежития, мне как раз нужно в ту сторону. — Понедельник — такой же день, как и остальные. Я не устал, и скрипка не тяжёлая, поэтому тебе не стоит утруждать себя, я дойду сам, — говорит Бэкхён, проходя мимо Чанёля, направляясь в нужную ему сторону. Он в очередной раз неприятно удивляется назойливости этого парня, его терпению, его уверенности в себе. В нём есть много хороших качеств, но почему они свалились именно на его, Бэкхёна, голову? Пак в очередной раз поражается скрипачу. Сколько людей умоляли Чанёля прокатить их на байке — никто не получал на это согласие. А он просто развернулся и ушёл, завуалированно послав при этом напоследок. Темноволосый заводит байк, после чего догоняет ушедшего вперёд Бэкхёна. — Точно не хочешь, чтобы я тебя подвёз? — в голосе Чанёля слышатся нотки надежды. — Точно, — отвечает Бён, даже не взглянув на него. — Как хочешь. Всю дорогу до общежития он катит байк около себя, идя рядом с Бэкхёном. — Почему ты не хочешь прокатиться со мной? — непринуждённо спрашивает Чанёль. Бэкхён вздыхает, всем своим видом показывая, что эта беседа не доставляет ему никакого удовольствия. — Потому что хочу пойти пешком, — несмотря на то, что внутри у Бэкхёна недоумение смешанное с усталостью образует раздражение, он говорит очень спокойно, как будто отвечает профессору на семинаре. Правда внутри это похоже на вой, но позволить себе ответить так же как в мыслях он просто не может. — Ты не передумал насчёт моей просьбы твоего номера? — Очередная ослепительная улыбка, за которой следует очередной, отнюдь не ослепительный, отказ. — Моё решение остаётся неизменным. — Ладно, — улыбка Пака не сходит с его лица, но скрипач искренне не понимает причины такого хорошего настроения у парня. Разве что он просто идиот, которому наплевать на ответы Бёна и их значение. До общежития они доходят в тишине. — Увидимся завтра, — предложение утвердительное, но звучит скорее как вопрос. Риторический, конечно же. — Спокойной ночи, Бэкхённи, — на это пианист получает сухое «и тебе», после чего наблюдает, как парень скрывается за дверью.***
Сидя за столом в комнате для занятий, Бэкхён пытается сосредоточиться на выполнении домашнего задания, но назойливые мысли об «этом доставучем Пак Чанёле, вот пристал, чего он от меня хочет?» всё лезут и лезут в голову студента. Они назойливы настолько, насколько и сам пианист, ну разве это не забавно? Обычно все заинтересованные в нём личности больше ни разу не подходили к Бёну, услышав его фирменный отказ на просьбу дать номер телефона, поэтому поведение Чанёля озадачивает. Судя по всему, тот все-таки никому не рассказал о том, что случилось субботним вечером, но страх не покидает юношу: если Паку вздумалось просто так покупать ему еду и тащить через пол-универа, а потом сидеть и ждать до вечера только для того, чтобы подвезти его, то кто знает, что ещё может взбрести в эту голову. И всё-таки, Бён никак не может понять, даже предположений никаких не имеет, чего этот парень добивается.