EuroMedika

      Была ли эта девушка человеческим существом, мультяшным персонажем, готом, панком, рокершей, ученицей художественной академии или просто позёршей — Пит Холлер, привыкший по первому впечатлению засовывать людей в категории, не мог сразу определить. Столько было всего намешано в её образе. Рваные сетчатые колготки, размазанная подводка вокруг глаз, кровоподтёки алой помады на подбородке, свалявшиеся чёрные кудри — всё это было не просто так. Она вихляла узкими бёдрами под бренчание гитары, на которой играл бомжеватый старик, сидевший в двух шагах на тротуаре. Девчонка ещё пыталась что-то подпевать, сжав кулаки над головой. Очевидно, это была авторская песня протеста. Поверх несметного количества амулетов из разных стран, на шее у неё болтался фотоаппарат в добротном футляре, который мог выстоять атомную войну. Невзирая на всю эту нарочитую неряшливость и воинственную вульгарность, она показалась Питу олицетворением целомудрия, какое он не встречал даже среди учениц католической школы. Он мог поклясться, что он её уже где-то видел: или во сне, или в другой жизни. Странное ощущение дежавю не отступало.       Его сладостный транс прервался, когда из глубины толпы донёсся истошный вопль, и столб пламени взметнулся к вечернему небу. Один из протестующих нечаянно, а может и намеренно, поджёг себя. Этого и стоило ожидать при таком наличии алкоголя и картонки.       Полицейские, которым подобные зрелища были не в новинку, зашевелились и принялись вяло размахивать дубинками.       Бородатый гитарист вскочил на ноги с необычайной для его возраста прытью и дёрнул танцующую девчонку за волан юбки.       — Хватит, Хейзел. Иди домой.       Девчонка спрыгнула с мусорного бака, затянула потуже шнурки сапог и поцеловала бомжа в щетинистую щёку на прощание.       — Джоул, приходи к нам ночевать, если в приюте не будет мест. Логан не станет возражать. Попьём чаю, травки покурим перед сном.       — Ступай, моя хорошая.       Хейзел ещё какое-то время сжимала его руку в грязной вязаной перчатке с отрезанными пальцами.       — Я волнуюсь за тебя, Джоул. Ты мне чего-то не договариваешь.       — А вот это совсем ни к чему. Я не первую зиму провёл на улице.       Через две минуты Хейзел, оторвавшись от толпы протестующих, бежала по освещённым улицам Филадельфии. Одну руку она засунула в карман куртки, а другой придерживала фотоаппарат, бережно и нежно, как мать прижимает к груди своего младенца. В эту минуту она ещё не подозревала, что за ней кто-то следовал. Если бы она обернулась, то увидела бы на расстоянии каких-то тридцати футов долговязого парня в протёртой драповой куртке, с длинными русыми патлами и дебильной улыбкой.       Подобное поведение не было характерным для Пита Холлера. Обычно, когда ему нравилась особа противоположного пола, он помещал себя в поле её зрения и давал ей шанс его оценить, прежде чем приблизиться к ней. Голодный журналист не имеет права навязывать своё общество даме. Он может лишь стоять и ждать, пока его отвергнут или пожалеют. В этот вечер, однако, он действовал наперекор своим сложившимся привычкам. Он был благодарен горемычному чудаку, который поджёг себя, таким образом прервав выступление Хейзел. Теперь у Пита появился шанс поговорить с ней. Ему безумно хотелось взять у неё интервью. Как ни крути, а за три месяца бездействия он успел соскучиться по работе журналиста. У него с собой не было ни диктофона, ни пишущей ручки, но он чувствовал, что запомнит каждое слово девушки, если она согласится поговорить с ним.       Девушка несколько раз останавливалась чтобы затянуть шнурки сапог, которые как назло развязывались. Каждый раз, когда она наклонялась, волан её юбки задирался, и перед глазами Пита мелькали её трогательно тощие ляжки.       «Господи, неужели у неё нет нормальной обуви? — думал он. — Надо её сводить в комиссионку на Южной улице. Там за пять долларов можно купить шикарные ботфорты».       Миновав вереницу ресторанов и бутиков, они оказались в деловом квартале, где размещались крупные компании и исследовательские учреждения. На фоне ночного неба выделялись стеклянные башни института «EuroMedika». У Пита затрепетало сердце, как это случалось всегда, когда он приближался к этому таинственному храму медицинского прогресса, где работал его ангел-хранитель, доктор МакАртур. Девушка слегка замедлила шаг и тоже обратила взор на здание «EuroMedika», но взор её был исполнен ненависти, а не благоговения.       Не ступенях величественного здания, в котором он столько раз бывал в качестве пациента, Пит разглядел две фигуры: женщину в полицейской форме и мужчину в дутой синей куртке, которая была ему явно велика.       — Неужели ничего нельзя поделать? — говорил мужчина, речь которого была сдобрена пряным индийским акцентом. — Неужели нельзя принять какие-то меры?       — Я не знаю, какие меры Вы имеете в виду, мистер Четти, — отвечала его собеседница.       — Неужели нельзя разогнать этих гадов? А то вечно ошиваются у нас под окнами со своими плакатами, требуют легализовать марихуану. Называют моего начальника убийцей. Представляете? Мой начальник спасает жизни тысячам! Я ему уже сто раз говорил: «Доктор МакАртур, возьмите себе охрану. Вам небезопасно одному ходить по улицам». А он усмехается и отвечает: «Блейк, меня Бог бережёт». И идёт себе дальше, будто на нём невидимая броня.       — Ну вот. Если Ваш начальник не боится, то почему Вы так дёргаетесь?       — А как не дёргаться, когда эти паразиты ползают по всему городу? Не верю я, что на них нет управы. Отловить бы их всех и посадить за решётку.       — Мистер Четти, у нас уже был с Вами разговор на эту тему. В нашей стране не принято сажать людей за то, что они высказывают своё мнение. Свобода слова. Мало ли, что люди говорят? Не нравится? Не слушайте. Наденьте наушники, включите музыку.       — Одной болтовнёй дело не ограничивается. Я видел, как на площадь ехали пожарные машины, и за ними скорая. Или мне послышалось и привиделось? А всё начинается с этой левой пропаганды. Поверьте мне, я знаю о чём говорю. Я потерял всё из-за таких, как они. Когда-то у меня была семья, и теперь от неё ничего не осталось.       В эту минуту дама-полицейская включила фонарик, очевидно, чтобы проверить батарейку, и жёлтый круг упал на лицо её собеседника, осветив его на несколько секунд. Пит разглядел черты незнакомца, и увиденное оставило не самое приятное впечатление. Сморщенная, землистого цвета кожа. Жёсткие чёрные с проседью волосы. Маслянистые, красные белки глаз.       — Мистер Четти, это не может продолжаться, — заключила дама в форме. — Вы не можете звонить в полицию каждый раз, когда у Вас под окнами проходят студенты с плакатами. Это уже напоминает притчу о мальчике, который кричал «Волк!». Мне Ваша личная история не знакома, но я Вам за глаза сочувствую. Несомненно, у Вас есть веские причины придерживаться таких строгих взглядов.       Хмурый индус махнул рукой и отшатнулся от полицейской.       — С Вами бесполезно говорить. Все легавые продажные, не разлей вода с торговцами наркотиков.       — Зря Вы так. Не вижу смысла спорить с Вами. Надеюсь, Вы найдёте себе какое-нибудь приятное занятия помимо звонков в полицию.       В эту минуту взгляд индуса упал на хрупкую фигурку девушки, которая стояла на нижней ступеньке лестницы, сложив руки на груди.       — А ты чего уставилась? Посмотри на себя в зеркало! Была бы ты моя дочь, я бы…       — Завязал меня в целлофановый кулёк и выбросил на помойку? — закончила его фразу Хейзел. — Ведь так поступают с девочками в той дыре, из которой Вы приехали.       Не дожидаясь отпора, Хейзел развернулась и продолжила путь. Пит решил, что настала пора выйти из тени и представиться девушке.       — Простите, Вы в порядке? — спросил он самым кротким и учтивым голосом. — Я не хотел встревать, но… я случайно стал свидетелем этой сцены. Мне показалось, что Вы расстроены.       — Да нет, я спокойна, как удав, — ответила Хейзел.       — А этот злобный чувак-индус? Просто я хотел убедиться, что он вам не причинил…       — Он совершенно безобидный. Кидается на меня каждый раз, когда я прохожу мимо. Я уже привыкла. У него какая-то фигня в личной жизни. Не то дочь села на иглу, не то жена. Так он теперь на всех лает, — девушка дёрнула головой и хмыкнула. — A ещё говорят, будто Индия — страна магов и лотосов. Так рассуждают те, кто там никогда не был. Вообще-то в моих кругах индийскую культуру почитают. Одна пара индуизмом увлекается, кама-сутру практикует день и ночь.       Её ответ воодушевил Пита. Похоже, девчонка была не против продолжить разговор. Она даже не смотрела в его сторону, но позволяла ему бежать рядом с собой.       — Я видел Ваше выступление, — сказал он, переходя к делу. — Признаюсь, был сражён наповал, в самом лучшем смысле. Столько дерзости, столько грации.       — Что же Ввы не присоединились?       — Не хотел перетягивать на себя внимание. У меня… две левые ноги. Я очень заинтригован вашим… фотоаппаратом. Вы не скажете, какой он модели?       Девушка остановилась, раскрыла футляр и вытащила «Олимп».       — Этот фотоаппарат не простой, а волшебный. Запечатлевает невидимое.       — Вот как…       — Он не с фабрики. Мой брат собрал его собственноручно. У него отменная интуиция, которую он вкладывает во все свои поделки. Мои фотографии показывают всю правду, горькую и грязную, которую общество не готово принять. Вот почему, когда я устраиваю выставку, люди отворачиваются. Но не могут же они отворачиваться бесконечно?       — Я так и знал! Мы не просто родственные души, а коллеги. Нашу встречу устроили небеса. Я собираюсь открыть свою газету, и мне понадобится фотограф. Можно включить Вас в свою команду? Я не видел Ваши работы, но уже заранее знаю, что они потрясающие. Меня совсем не смущает то, что мы только что познакомились. Я верю в судьбу. Я верю в нас, в нашу совместную миссию.       В эту минуту Пит действительно верил в ту ахинею, которую нёс.       Выражение лица девушки резко изменилось. Улыбка исчезла, а большие тёмные глаза широко распахнулись. Мелкая дрожь пробежала по её щуплому телу. Пит, который привык к тому, что его постоянно отвергали, решил, что его предложение оскорбило Хейзел. Он уже раскрыл рот, чтобы извиниться и освободить девушку от своего общества, но через секунду он почувствовал резкую боль в затылке. Ночная Филадельфия закружилась вокруг него вереницей цветных огней. Не успев толком испугаться, злополучный режиссёр рухнул пластом на тротуар.