EuroMedika

      Хейзел несколько раз дёрнула за шнурок, свисавший с потолка, и наконец загорелась голая лампочка, осветив чулан бледным светом. Мебель состояла из матраса, стула с отломанной спинкой и картонной коробкой, в которой хранились бутылки с шампунем и банки законсервированного супа.       — Милости просим в королевские покои, — сказала Хейзел, посадив своего друга на стул. — Логан великодушно выдал мне перекись водорода и рулон марли.       Повернув голову Пита к свету, она принялась смывать кровь с его лица. Она проводила эту незадачливую процедуру тщательно и уверенно, без намёка на брезгливость. Похоже, ей не в первый раз доводилось оказывать такие услуги квартирантам. Вдруг она почувствовала, как дрожащие руки пациента легли ей на бёдра.       — Что ты делаешь? У тебя голова закружилась? Тебе трудно держать равновесие?       — Да нет, я просто… выражаю благодарность за гостеприимство.       — Тогда не мешай мне.       Пит поспешно убрал руки и принялся тереть ладони о штанины джинс.       — Прости. Кажется, я забежал вперёд?       — Немножко.       — Просто, обычно… люди, пережившие вместе травмирующее событие сближаются.       — Откуда у тебя такие мысли?       — Из фильмов. Все мои понятия об этом сбредившем мире из фильмов. Мне студенты-сценаристы иногда подсовывают свои детища. И там каждый раз парень и девушка занимаются любовью после перенесённых потрясений. В траншеях после бомбёжки, на необитаемом острове после кораблекрушения. В общем, ты уловила смысл?       Хейзел пристально посмотрела ему в глаза.       — Уловила. Только у нас немножко не такой фильм.       — Я это уже понял. Пожалуй, мне лучше заткнуться. Всё, молчу. Не буду тебе мешать.       — Да нет, говори на здоровье. Мне даже интересно послушать, как тешится народ в вузах. Ведь мне туда скорее всего не попасть.       — Почему?       — Помимо очевидного? Я и школу то не закончила.       — Как так вышло?       — Мне там нефиг делать. Я их чёртову бюрократию насквозь вижу. Вся эта брехня про американскую мечту и светлое будущее…       Удовлетворившись своей работой, Хейзел замотала окровавленную марлю в клубок и плюхнулась на матрас напротив Пита.       — Как ты оказалась на демонстрации?       — По собственному желанию.       — Ты не любишь врачей?       — Благодаря им я и оказалась здесь. Поверишь ли, у меня мать свято верила в прогресс, в современную медицину, боготворила врачей. И когда у неё на шее вылезла какая-то подозрительная шишка, она тут же помчалась на биопсию. Диагноз: саркома мягких тканей. Вырезали эту дрянь, вроде успешно. Хирург был доволен. Но тут вмешался онколог и начал стращать маму рецидивом. Сказал что надо прохимичить на всякий случай. Начал пихать ей какой-то крутой чудодейственный препарат. Конечно, мать послушалась. После первого курса у неё отказали почки, а за ними и сердце. Брат мой, Чарли, психанул. Он и раньше нe отличался уравновешенностью, а после смерти мамы и вовсе с катушек съехал. На следующий день после похорон он разыскал онколога, подкараулил его и заехал ему кастетом по башке. В результате онколог в коме, а брат в тюрьме. А я, как видишь, в чулане. В школу я так и не вернулась. У меня и до этого были перепалки с одноклассниками. Мать оставила мне какие-то сбережения. Денег было не много, но хватило на первое время. Я тут же подала петицию в суд на освобождения от опеки. Меньше всего мне хотелось, чтобы меня засунули в какую-нибудь приёмную семью. Наслушалась ужасов. Нет уж, спасибо. Благо, адвокат хороший попался. Меня признали дееспособной и отпустили на все четыре стороны. Я как раз познакомилась с Логаном. Он следил за всей этой историей. Проникся сочувствием и позвал меня к себе.       Хейзел поведала свою историю торопливо и монотонно, без излишних эпитетов, жестов, гримас и звуковых эффектов. Ей явно не терпелось добраться до конца. Пит понял, что она не приветствовала вопросы. Впрочем, у него к ней и не было вопросов.       — Не подумай, что я пытаюсь тебя переплюнуть, — сказал он, — но мои родители тоже умерли неестественной смертью. В наш загородный дом ворвались грабители. Маму с папой убили. Я чудом уцелел, потому что спрятался под кроватью. Мне было семь лет на тот момент. Меня определили в приёмную семью, где было ещё несколько сирот, все старше меня. Новые родители относились ко мне хорошо, а мне хотелось обратного, чтобы меня били и унижали. Я их нарочно провоцировал, чтобы они меня наказывали почаще. И чем больше я хамил и безобразничал, тем больше они меня осыпали лаской и тем больше я себя ненавидел. Я казался себе малодушным трусом. В то время я не знал этого термина — «комплекс вины выжившего». Я не психолог, но думаю, что и твоего брата это толкнуло взять в руки кастет. Я плохо представлял себе самоубийство. Мне легче было довести другого и умереть от чужой руки. Вот почему у меня долго не было друзей. Всё изменилось три года назад. Мне попался очень грамотный, внимательный доктор, который подобрал мне лекарство. Я не могу назвать вслух его имя, но это действительно врач от Бога. А его лекарство — воистину чудодейственное. Не буду обременять тебя деталями, но оно приглушает функцию определённых секторов мозга, в которых хранится долгосрочная память, включая утверждённые понятия о морали. Не бойся, человек не становится преступником. Он не перестаёт отличать добро от зла. Он просто перестаёт изводить себя из-за того, над чем не имел контроля. Я больше не виню себя за смерть родных родителей и даже за головную боль, доставленную приёмным. Если это лекарство когда-нибудь выйдет в массовое производство, оно освободит миллионы людей. Как видишь, не все врачи жадины и эгоисты.       Хейзел терпеливо выслушала его историю, хотя мораль этой истории ей явно пришлась не по душе.       — Думаю, нам обоим пошёл бы на пользу горячий душ, — сказала она вдруг, резко вскочив на ноги.       — Прекрасная идея! Пойдёшь первая?       — Нет, мы пойдём вместе.       Пит был не на шутку озадачен. Ещё десять минут назад его новая знакомая отвергла его любовные поползновения. Неужели она успела передумать?       — Прости, я не понимаю…       — Сейчас объясню ситуацию. У нас маленький котёл с горячей водой. На всех не хватает. Его отключают на ночь, чтобы сэкономить на электричестве. Если мы будем мыться по очереди, мы потратим слишком много горячей воды, и Логан будет недоволен. А если мы зайдём в кабинку одновременно, то успеем помыться, не навлекая на себя гнев. Не бойся, я не собираюсь пялиться на тебя и оценивать твою анатомию.       Через две минуты они уже стояли под благодатной горячей струёй повернувшись спиной друг к другу, окутанные ароматным паром. Всё происходило на удивление спокойно и целомудренно. Пит ощущал между лопатками мокрые волосы Хейзел, и при этом был в состоянии контролировать своё возбуждение. Несколько раз он замечал лёгкое покалывание в паху, но каждый раз он напоминал себе, что его спутница была не намного старше его учениц в католической школе, и это быстро охлаждало его пыл. Ему почему-то хотелось петь псалмы, чего он не делал с тех пор как покинул дом приёмных родителей, ревностных лютеран.       Блаженство это длилось меньше десяти минут. Хейзел поспешно выключила воду и завернулась в потрёпанное полотенце. Пит какое-то время стоял один в наполненной паром кабинке, пока пока воздух не охладел.       Когда он вернулся в чулан, Хейзел уже сидела на матрасе и ела холодный суп из банки. Её бунтарский уличный наряд лежал в кучке на полу: драные колготки, сапоги, юбка с воланами. Вместо ночной рубашки на ней была бесформенная мужская футболка. Пит успел заметить у неё на плече тёмное пятно, похожее на синяк.       — Ты уверена, что этот ублюдок не нанёс тебе травму?       — О чём ты?       Прищурившись, Пит указал пальцем на пятно.       — Тебе не больно?       — Кажется, мы договорились не пялиться друг на друга, — девушка одёрнула рукав. — Ну, раз уж ты такой глазастый, я тебе объясню. Это не кровоподтёк и не родимое пятно. Это незаконченная татуировка. Как она у меня на плече оказалась? Не спрашивай. Понятия не имею. Может, это мой братец так развлекался. Он сам весь в наколках. А когда выйдет из тюрьмы, он будет как абориген из племени Маори. Так или иначе, эта фигня сидит у меня на плече с детских лет. Я думаю от неё избавиться. Ведь можно кислотой вывести. Или облагородить, превратить её во что-то. Один из соседей, ну тот, который камасутрой увлекается, купил набор инструментов для татуировки. К нему уже ходят на приём. Может он сжалится и окажет мне услугу бесплатно.       Проглотив половину содержимого банки, Хейзел протянула остаток Питу. Его первым порывом было отказаться. Острые углы мятой банки не внушали ему доверия.       — Я не хочу злоупотреблять твоей щедростью.       — Ладно, не скромничай. Мы тут всё делим пополам: и горячую воду, и суп. Я уже съела овощи и курятину. Там на дне осталась пара макаронин.       Пит не знал, когда ему в следующий раз что-нибудь предложат из съестного, и поэтому проглотил остатки макаронно-томатного пойла.       — А теперь спать, — сказала Хейзел, растянувшись на матрасе.       Пит в недоумении смотрел на неё, машинально облизывая солёный налёт с губ.       — Я… пожалуй выйду в коридор. Там, кажется, мешок с бельём валялся. Не буду тебе мешать.       — Глупости. Ложись сюда, — она погладила рукой свободное место рядом с собой. — Как-нибудь поместимся. Постель мы тоже делим.