EuroMedika

      Хейзел вела своего нового друга за руку по заснеженным переулкам. Девушка насвистывала какую-то мелодию, похожую на ту, под которую она плясала на площади несколько часов назад. Пит не спрашивал, куда они шли. Боль в затылке усиливалась, растекаясь по шее и плечам. Ко всему прочему он обнаружил ещё одну травму: во время падения он разбил себе нос. Из его глаз текли слёзы, смешиваясь с кровью и застывая на морозе у него над губой. Его ресницы склеились, и он почти не видел ничего вокруг, но судя по специфическому запаху восточных пряностей, бифштекса с сыром, табака и фиама, он понял, что находится на Южной улице. Хоть у него и был заложен нос, эти богемные ароматы невозможно было не заметить. Для этого надо было быть мёртвым.       В этом квартале располагались сувенирные лавки, в которых продавали всякую эзотерическую белиберду: майки выкрашенные путём узлов, старые пластинки, винтажные плакаты рок -групп, кристаллы, карты таро. Продавщицы, которые стояли за прилавками таких лавок, зачастую подрабатывали гадалками и за определённую сумму могли устроить самый настоящий сеанс экстрасенсов. Любители экзотических благовоний могли приобрести за дополнительную плату кое-что покрепче сандаловых палочек. Такие покупки обычно происходили в примерочной. Над сувенирными лавками находились тату-салоны и ночные клубы, в которых играли альтернативную музыку: крутить поп-хиты считалось дурным тоном. Верхние этажи этих зданий обычно были разбиты на маленькие квартирки, в которых жили работники Южной улицы: те же самые гадалки, официанты и менеджеры клубов. Благоустройством эти комнатушки не отличались. Обитатели давно привыкли к перебоям с электричеством, отоплением и горячей водой. Эти незначительные неудобства только добавляли своеобразный богемный шарм.       В одну из таких квартир Хейзел и привела своего друга. Пит помнил, как поднимался на третий этаж по тесной лестнице, всё ещё держась за руку своей очаровательной проводницы. Свободной рукой ему удалось нащупать перила, которые показались ему липкими и скользкими. За дверью квартиры играла мелодия ситара. Значит, Хейзел правду сказала. В её окружении действительно почитали индийскую культуру.       Замок лязгнул, и в лицо Питу пахнуло едким дымом.       — Ты что притащила с улицы? — раздался звучный бас.       Пит протёр глаза и увидел перед собой двухметрового мулата лет тридцати. Похоже, в нём африканская кровь смешивалась с ирландской. Курчавые рыжие волосы были заплетены в косички. Светло-кофейная кожа была испещрена веснушками. Серо-зелёные глаза буравили нежданного гостя.       Хозяин повторил вопрос.       — Хейзел, это ещё что такое? Кажется, тебе известны правила. Если ты подберёшь на улице бездомную собаку, то не больше двадцати фунтов весом. Эта собака весит все сто сорок. Её вес превышает предельный ровно в семь раз.       — Кончай паясничать, Логан, — одёрнула его девушка. — Это мой друг. Он пострадал. Не видишь?       Кофейный великан, однако, загородил им вход и продолжал допрос.       — Откуда ты знаешь, что это не какой-нибудь легавый под прикрытием?       — Он такой как мы. Он был со мной на забастовке.       — Это ничего не значит.       — Я очень хорошо разбираюсь в людях.       Логан начал было смеяться, но его смех быстро перешёл в зловещее рычание.       — Ты живёшь здесь без года неделю и уже мнишь себя ясновидящей.       — Хорошо, если на то пошло, откуда ты знаешь, что я не легавая? А что, если мне на самом деле тридцать лет, и зовут меня Бриджит Келли, и я ирландских кровей, и со дня на день могу привести всё полицейское отделение с целью разворошить твоё гнездо и посадить всех за решётку?       — Дура. Несёшь всякую чушь. Я прекрасно знаю твою семью… то что от неё осталось. Смотри, я могу свернуть ему шею и обыграть это так, как будто он умер от передозировки.       Пит всё это время молчал. Он пытался вспомнить, была ли у него в кармане карточка из университета Темпл, которую он бы смог использовать в свою защиту. Быть может, если бы Логан понял, что перед ним всего лишь нищий журналист и преподаватель истории кино, он бы сменил гнев на милость.       — Пусти нас, — повторила Хейзел. — Нам нужны вата и пару таблеток аспирина.       Её последняя просьба, казалось, ещё больше разозлила Логана, для которого единственным приемлемым болеутоляющим препаратом являлась марихуана. Магазинный аспирин считался ядом, который выплюнул на рынок ненавистный фармацевтический монстр.       — Хорошо, — сказал он, приняв более расслабленную на вид, и тем более угрожающую позу. — Если он один из нас, устроим ему небольшой экзамен. Пусть назовёт имена трёх известных активистов. Своих героев надо знать, в конце концов.       — Да у него сотрясение мозга! Память отшибло. Его по голове треснули. Какие экзамены в час ночи?       Наконец Пит подал голос, нащупав в кармане заветную карточку удостоверения личности из университета.       — Вот, — прохрипел он. — Если вы меня убьёте, то десятки студентов так и не услышат лекцию про ранние постановки Альфреда Хитчкока. Они потеряют веру в прекрасное и уйдут работать на биржу, или ещё хуже — в фармацевтическую компанию. Во вражьем полку прибудет.       Логан бесцеремонно выдернул карточку из рук Пита и подержал её на свету. В полумраке сверкнули его белые лошадиные зубы.       — Значит ты тот самый долбанутый журналист, которого отовсюду гонят? Тот самый зачуханный, неприкаянный изгой?       — Собственной персоной.       — Так что же ты молчал, приятель? Добро пожаловать в Никотиновый Туннель! Мы всегда рады социальным отбросам. Я, между прочим, добросовестно читал твою колонку. Какая удача, однако. Духи послали мне встречу с кумиром. А ты ещё более тщедушный, чем я себе представлял.       Логан обхватил мускулистой рукой Пита за туловище, сам перетащил его через порог и поволок по пропитанному дымом коридору.       — Я вас непременно отблагодарю за гостеприимство, — бормотал Пит.       — В этом можешь не сомневаться, — отвечал Логан. — Я тебя просто так не выпущу. Думаешь, я тебя бесплатно буду лечить и кормить? Это тебе, приятель, не городской приют и не бесплатная столовая. Ты мне ещё заплатишь. Вот поставим тебя на ноги, и ты у меня ещё побегаешь.