EuroMedika

Южная улица, январь 1982 года       На утро после платонической брачной ночи Пит Холлер проснулся будто помолодевшим. Точнее, он чувствовал себя так, как и положено чувствовать себя двадцатишестилетнему мужчине. Его больше не знобило, суставы не ломило. Даже боль в затылке не слишком тревожила его. Всё-таки какие чудеса творит тепло, исходящее от тела ещё одного живого существа, даже если это существо — бездомная сиротка. Ну и что, что она не подарила ему плотского наслаждения? Пит смутно помнил, как во сне обнимал Хейзел будто собачку, будто плюшевую игрушку. Это был первый подобный опыт в его жизни. Обычно всё случалось наоборот. После полового акта девушки, как правило, выползали из его постели. Ни одна из них не осталась с ним на ночь. Быть может, их смущал старый матрас, в котором, несомненно, проживали клопы. А может, они боялись, что он будет читать им поэмы. Поведение Хейзел приятно удивило его. Девочка позволила ему поглаживать себя в полусне. За неимением подушки, она пристроилась на его костлявом плече и забросила на него свою тонкую смуглую ножку. Это было так чертовски трогательно! Пит уже забыл, какое это блаженство иметь питомца, впитывать тепло, слышать размеренное сопение.       Когда он проснулся, Хейзел рядом не было. У изголовья матраса стояла недопитая чашка кофе. Как мило! Девушка поделилась с ним завтраком. Поспешно нацепив куртку, он решил постараться выскользнуть из притона незамеченным. Ему нужно было забежать домой и переодеться, чтобы успеть в католическую школу на литературный кружок.       Пройдя вниз по коридору, он моментально забыл о своём намерении вернуться к блеклой действительности. Мистическое зрелище предстало его взору. Логан Мэсси, тот самый мулат-великан, который прошлой ночью грозился его убить, вёл диалог с музами. Запрокинув огромную голову, зажмурив глаза, сжимая в зубах самокрутку с марихуаной, владелец притона перебирал струны гитары. В эту минуту он чем-то напоминал языческого бога. Пит невольно залюбовался им.       Почувствовав восторженный взгляд на себе, Логан открыл глаза и выплюнул окурок.       — Как спалось, дружище?       — Великолепно. Такое чувство, будто мне подлили красный кровяных телец. Логан нахмурился.       — Эй, парень… Ты там поосторожнее с медицинским жаргоном. У нас такие варварские процедуры не обсуждают.       — Прости.       — Так уж и быть, прощаю на этот раз. Садись, побренчим вместе.       Пит последний раз играл на гитаре за несколько дней до того, как погибли его родители. С тех пор он не дотрагивался до музыкального инструмента.       — У меня пальцы как макароны.       Логан указал на высокий африканский барабан.       — Никаких отговорок. Надо же как-то отпраздновать наше знакомство. Осознавая своё физические и художественное ничтожество перед этим афро-кельтским исполином, Пит послушно сел напротив него и принялся хлопать потными ладонями по кожаной крышке, сначала робко, но потом более выразительно, покачивая головой и подёргивая плечами в ритм. Одобряющая улыбка Логана действовала на него, как стимулянт. Зарядившись энергией своего смуглого приятеля, Пит полностью отдался пьянящему танцу. Хотя он никогда не выезжал за пределы Филадельфии, воображение перенесло его на Карибские острова. В середине января он чувствовал на лице тропический бриз. Волшебная трава Логана действовала на него таким образом.       — Нравишься ты мне, приятель, — сказал мулат, когда они наконец отложили музыкальные инструменты. — Я к тебе сердцем успел прикипеть, как к брату.       — А я к тебе. Увы, мне пора.       — Если ты уйдёшь навсегда, я страшно обижусь. А ведь ты не хочешь видеть меня обиженным. Поверь мне, это не самое привлекательное зрелище.       Представить себе Посейдона во гневе?       — Что ты, Логан, — пробормотал Пит. — У меня в мыслях такого не было.       — Ну и славно. Я в тебе сразу узнал родственную душу, — почёсывая щетинистый подбородок, Логан оглянул нового друга с головы до пят. — Ты не похож на одного из наших, но это легко исправить. Как только мой друг татуировщик продерёт глаза, он над тобой славно поработает. А его подружка вплетёт тебе косички из конского волоса, не какую-нибудь синтетическую дрянь. Тогда мы с тобой действительно будем выглядеть как братья. А пока что подумай, какой узор ты хочешь выколоть на спине. Дракон будет слишком заурядно. Может какую-нибудь маску ацтеков? Ну и кольцо в бровь. Как же без этого?       Прокуренная, заваленная барахлом комната завертелась вокруг Пита.       — Но… но я преподаю в католической школе для девочек.       — Тем лучше. Когда малолетки увидят тебя в новом прикиде, они выпадут в осадок.       — Боюсь, администрация не разделит их восторга. Меня не пустят в класс, если я явлюсь в таком… праздничном виде.       — Ну и плевать, если не пустят. Их же потеря.       — Мне бы не хотелось терять доход.       — Глупости. Не жалей о прошлом. У тебя началась новая жизнь. Скоро ты начнёшь зарабатывать настоящие деньги. Не успеешь оглянуться, как разбогатеешь.       Пит почувствовал, как его пустой желудок болезненно сжался. Зря он допил холодный кофе. Ему не нравилось, куда шёл разговор.       — Каким таким образом?       — Хейзел сказала мне, что ты ведёшь лекции в университете. Это так?       — Раз в месяц. Это даже не класс, а скорее кружок. Дополнительные занятия для тех, кто изучает кинематографию.       — Так даже лучше, что ты не появляешься там часто. Значит, тебе всегда рады. Твоё появление — как благодатный дождь в пустыне, — Логан хлопнул себя по коленке и мотнул своей плетёной гривой. — Смотрю на тебя, братец, и не могу поверить своей удаче. Да тебя мне сам Бог послал. Молодчина, Хейзел, что такое сокровище приволокла с улицы. Мне всегда хотелось завести агента-поставщика, который бы дружил со студентами. Я проходил мимо университетского городка пару раз. Богатенькие сволочи.       — Уверяю тебя, никакие они не богатенькие. Наоборот, бедные мечтатели, как я.       Логана не так легко было переубедить.       — Нет, дружище. Настоящие бедняки могут мечтать, о чём угодно, а когда дело доходит до выбора специальности, они идут на бухгалтерию и медсестринское дело. Говорю тебе, у этих паразитов есть деньги, по крайней мере на траву. Это же наша основная клиентская база! Но мы потом детали обсудим. На данный момент ты должен определиться с выбором узора для наколки.       В соседней каморке татуировщик уже готовил свой арсенал. Пит прекрасно понимал, что сопротивление бесполезно, и что ему не суждено было выйти из этого притона в том виде, в котором он зашёл. Им вдруг овладела какая-то фаталистическая бесшабашность. Будь что будет!       — Хочу птицу феникс на спине и сфинкса на груди, — выпалил он. — Я всегда любил античную мифологию. Увы, её не преподают в школе на должном уровне.       — Одобряю твой вкус, — сказал Логан.       Экзекуция длилась около трёх часов. Пит обнаружил, что было больно только первые несколько секунд. Он сомневался в чистоте иголок, но решил не провоцировать судьбу и не допрашивать мастера. Присутствие Логана существенно скрашивала переживания. Великан сидел всё это время рядом с Питом, поил его пивом из бутылки, похлопывал по плечу и рассказывал о своём детстве. Мать Логана была беженкой из Нигерии, а отец — чернорабочим из Ирландии. Они познакомились в трущобах Гарлема. Это происходило в начале пятидесятых, когда межрасовые союзы были в диковинку. Трудно представить более душещипательную историю: два изгоя нашли друг друга. Увы, счастье их было недолговечно. Отец получил тяжёлую травму на стройке. Этот несчастный случай устроили ему недоброжелатели. Логан был уверен в этом, хотя не имел никаких доказательств помимо своей интуиции, которая его никогда не подводила. Потеряв контроль над нижними конечностями, ирландец осел в инвалидном кресле и в конце концов спился, как и многие выходцы из изумрудного царства. Мать была вынуждена торговать своим божественным шоколадным телом, чтобы прокормить мужа-инвалида и маленького сына. Таким образом у Логана появились младшие братья и сёстры. В конце концов мальчику надоело нищенствовать в Гарлеме, и он убежал с другом покорять улицы Филадельфии. С тех пор прошло пятнадцать лет. Друг уже давно сел в тюрьму, а Логан продолжал управлять бизнесом. Он уже прославился как самый изворотливый поставщик наркотиков на Южной улице.       Пит Холлер, выросший в уютном пригороде Бала Кинвид на западе Филадельфии, был вынужден признаться, что история Логана затмевала его собственную. То, что случилось с покойными супругами Холлер было чем-то из ряда вон выходящим. В Гарлеме вооружённый грабёж случался на каждом шагу. Полиция почти не обращала вниманиe на пожары, ножевые драки и перестрелки. Удивительно, что парень, выросший среди насилия и проституции, умудрился сохранить щедрость и чувство юмора. Он собрал круг товарищей по несчастью, которые были готовы поделиться банкой супа, чашкой кофе, щепоткой марихуаны. Однозначно, у Логана было чему поучиться.       Когда Пит наконец поднялся с кушетки татуировщика, его спина и грудь полыхали. Голова чесалась с непривычки после того как ему вплели косички из конского волоса. Увидав своё отражение в мутном зеркале, он удовлетворённо ухмыльнулся. Оно того стоило. Его тощее тело превратилось в иллюстрированную энциклопедию античной истории.       Логан душевно обнял его, не боясь причинить ему боль.       — Теперь ты официально наш. Добро пожаловать в Никотиновый Туннель. Мне столько ещё предстоит тебе показать. На первом этаже под нами сувенирная лавка. Она записана на моё имя. Типа я владелец маленького бизнеса. От неё никакой прибыли, одни убытки, но надо же иметь официальное занятие. Я тебя поставлю за прилавок. Ты будешь приветствовать покупателей и следить, чтобы у кота была еда в миске. Фараону пятнадцать лет, почти столько, сколько и Хейзел. Я привёз его с собой из Гарлема ещё котёнком. Он — мой талисман.       — Я буду охранять его как зеницу ока, — поклялся Пит.       — Глупый! Это он нас всех охраняет. Перед ним немецкие овчарки хвост поджимают. У Фараонa невероятная энергетика.       Всё ещё обнимая своего названного брата за шею, Логан начал водить его по своей берлоге, стучать в двери и знакомить его с жильцами. В коридор высовывались лохматые головы.       — Все такие дружелюбные, — отметил Пит.       — Вот погоди, узнаешь их поближе. Это самые щедрые, преданные, гостеприимные люди. Я абы кого не принимаю в свой круг. Ко мне позёры то и дело норовят прибиться. Но я таких насквозь вижу и посылаю подальше. А когда тебя увидел, сразу понял, что ты настоящий. Не предашь. Мне твоё душевное здоровье небезразлично. Я хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы твои творческие цели как-то реализовались. Хейзел говорит, что ты хочешь начать свой журнал?       — Ах, это несбыточная мечта, — отмахнулся Пит.       — Мне не нравится твой негативный настрой. Вся наша цивилизация — это плод чьей-то несбыточной мечты. Я этот разговор затеял не для того, чтобы насолить тебе на раны. Вовсе нет. У меня к тебе ещё одно деловое предложение. Зачем изобретать колесо заново? У меня уже есть свой журнал. Называется «Химера». Обзор альтернативной культуры. Музыка, эзотерика, политика, натуральные методы лечения, психология полиаморных отношений, богемная мода. Выходит раз в три месяца. Поверь мне, на такое чтиво есть спрос. У нас уже три тысячи подписчиков. Я сделаю тебя главным редактором.       Пит чуть не бухнулся в обморок от восхищения.       — Ну, ты просто человек эпохи возрождения!       — А на что мне ещё тратить нечестно заработанные деньги? На крутую тачку и баб? Ха! От тачки одни заботы. А бабу я и так могу заполучить, в любое время. Они меня бесплатно любят — за красивые глаза и доброе сердце. Я хочу оставить что-то после себя помимо венерических инфекций. Вот мне и пришла в голову мысль открыть свой журнал, чтобы объединить единомышленников. Погоди, я должен показать тебе обложку следующего выпуска. Увидишь — выпадешь в осадок! Мне кажется, это самая эффектная обложка за всю историю журнала. Число подписчиков удвоится.       Выпустив Пита из объятий, Логан порылся в картонном ящике с бумагами и вытащил фотографию юноши с бледным, угловатым лицом, наполовину скрытым прядями рыжеватых волос. На голове у него была гестаповская фуражка, а на левом глазе монокль со свастикой.       — Не понимаю, — пробормотал Пит. — Я думал, вам противна идеология нацистов. Так почему ты украшаешь обложку своего журнала символикой третьего рейха?       — Не спеши с выводами. Всё упирается в контекст. Посмотри внимательнее. Ты заметил, кто именно надел костюм гестаповца? Чудо-ребёнок, персональный Франкенштейн этого изверга МакАртура. Он сам признаётся в интервью, что вся современная медицина — это геноцид. A его гестаповский прикид — публичное откровение. Это он так видит себя и своё занятие.       Присмотревшись, Пит действительно узнал Мартина, своего Мартина, того самого храброго мальчишку, про которого он снял хвалебный фильм «Титановые кисти». Теперь Пит был окончательно сбит с толку. Всё это походило на нелепую выходку подростка. Мартин Томассен произвёл впечатление серьёзного юноши с непростой судьбой. В медицинских кругах о нём говорили с трепетом, как о мученике-затворнике, который всё время проводил в библиотеке или лаборатории, не соприкасаясь с миром за пределами института. Казалось, он был так предан своему покровителю и своей профессии. Неужели он до такой степени изголодался по общению с людьми, что решил привлечь к себе внимание таким образом?       — Обложка потрясающая, — сказал Пит. — Вот только надо шрифт немного изменить.       — Вот зачем я тебя и привлёк. Я даю тебе полную художественную свободу.       Естественно, в католическую школу в тот день Пит не попал. Даже не позвонил чтобы взять больничный. Раз уж он решил жечь мосты, это надо было делать одним махом. Остаток дня он провёл в комнате Логана, редактируя статьи для журнала. Он даже не заметил, как чья-то рука подсунула ему тарелку с холодной китайской едой двухдневной свежести.       Вернувшись в свой чулан вечером, Пит обнаружил, что дверь была закрыта. Будучи джентльменом, он счёт своим догом постучаться.       — Не входи, — раздался приглушённый голос.       — Ты раздетая?       — Моя душа раздетая. Приходи через час.       — Хейзел проявляет фотографии, — сказала курившая в коридоре соседка. — У неё вчера камеру стибрили. Хорошо, что она вынула из неё плёнку. Вчера весь день щёлкала забастовку. Было бы жаль, если бы все кадры пропали.       Пит ещё какое-то время сидел в коридоре и болтал со своей новой знакомой. Её звали Магда, и она работала гадалкой в лавке. На вид ей было от тридцати до шестидесяти.       Длинные седые волосы обрамляли морщинистое лицо. Мускулистые руки и хриплый голос навели Пита на подозрение, что это был мужчина в женской одежде. Когда Магда протянула ему руку, покрытую кольцами, остатки сомнений рассеялись. Это однозначно был мужик. Пит почтенно поцеловал эту жилистую руку и даже позволил пощекотать себе подбородок.       В эту минуту дверь чулана распахнулась и появилась растрёпанная, возбуждённая Хейзел.       — Можешь входить. Ты тоже, Магда.       Гадалка-трансвестит робко улыбнулась густо накрашенными губами.       — Не буду вам мешать, голубки.       Хейзел сватила Пита за руку и затащила его в чулан. Над потолком был протянут шнурок, к которому прищепками были прикреплены только что проявленные фотографии.       — Вот, — сказала она, ткнув пальцем на красивое, надменное мужское лицо. — Мой заклятый враг. Он как Геббельс современной медицины. Видишь чёрное облако у него над головой? Небо чистое-чистое. Я же говорила тебе, что мой фотоаппарат волшебный.       Пит узнал своего покровителя, доктора Дина МакАртура.       — Что же, мой орешек… Твой враг — мой враг.       Обняв девушку со спины, он по-свойски чмокнул её в шелковистый затылок. Чувствуя, что она не сопротивляется, он робко коснулся губами её шеи. Он ещё не отказался полностью от мысли подружиться с ней ниже пояса. Если она действительно была эмансипированным подростком, значит могла сознательно идти на близость с мужчиной, и его не должны были судить за растление малолетней. Если бы он позволил себе нечто подобное с одной из учениц католической школы, его бы давно посадили, и он бы сам играл роль школьницы за решёткой. С Хейзел ему ничего не грозило.       Девушка поёжилась в его объятиях и повернулась к нему лицом. Пит уже было обрадовался, решив, что она собиралась поцеловать его, но, к его разочарованию, она лишь прислонилась виском к его ключице.       — Кен Хаузер, — протянула она отвлечённо и в то же время мечтательно.       — С какой стати ты его вдруг вспомнила?       Хейзел вздохнула и выпрямилась.       — Я с ним обошлась слишком резко. Меня разозлила потеря фотоаппарата. На самом деле, не так уж он и плох. Он и правда хотел сделать доброе дело. Таких парней мало осталось.