EuroMedika

      Подоконник в кабинете доктора МакАртура был усыпан пеплом. За ту неделю, которую Хейзел провела в институте, Дин выкурил больше сигарет, чем за последние десять лет. Его коллеги уже начали шмыгать носами и перешёптываться. Кэтлин Берн, миловидная тридцатилетняя юристка из Англии лично выразила беспокойство.       — Мы хотели убедиться, что у Вас всё в порядке, — сказала она, проводя яркими ноготками по предплечью доктора.       — Это королевское «мы»?       — Клиническое. Нам… мне лично кажется, что Вы слишком много на себя берёте. У Вас усталый вид. Вы плохо спите?       — Я сплю так, как может спать одинокий мужчина в холодной, пустой постели.       — Меня волнует Ваша бледность. Проверьте гемоглобин на всякий случай.       — A Вы очень наблюдательны, мисс Берн. Я тронут вашей заботой. Уверяю Вас, если работа загонит меня в гроб, то моя последняя мысль будет о Вас.       Теперь юристка точно знала, что дела были плохи. Дин МакАртур, этот прохладный аскет, никогда не позволял себе даже словесного флирта с коллегами. На этот раз он поймал её пальчики и пожал их, оставив на них запах табака. Это означало, что он действительно был на грани нервного срыва. Кэтлин не подозревала, что причиной перемен в поведении Дина была маленькая чернявая пациентка, поступившая в реабилитационный стационар.       Дин намеренно не установил камеру наблюдения в палату Хейзел, хотя ничего не было бы проще. Этот элемент загадки придавал игре особую остроту. Ему было приятнее фантазировать о том, чем занималась девушка в одиночестве, нежели следить за ней. Он пытался представить, в какой позе она сидит на кровати, какие фильмы смотрит, как расчёсывает волосы, часто ли просыпается по ночам, плачет ли, стоя под душем. Ему достаточно было знать, что маленькая ведьма, которую он хотел превратить в музу, находилась на территории института, дышала тем же самым фильтрованным воздухом, что и он.       Их первый лечебный сеанс пока не состоялся. Дин решил не надоедать Хейзел частыми визитами. Если бы он наведывался к ней в палату каждый день, она бы привыкла к его присутствию, и, возможно, нашла бы способ противостоять ему. Он предпочитал оставаться зловещей тенью. Его глодали противоречивые желания. С одной стороны, ему хотелось завоевать её доверие, но, с другой стороны, ему нравилось держать её в страхе, который вызывает неведение. В одной из восточных стран самым жестоким наказанием считалось выпустить осуждённого на волю и держать его в страхе казни. Человек никогда не знал, когда и в каком виде его настигнет кара. Многие осуждённые сходили с ума, прежде чем их настигал меч палача. А Дину было бы не на руку, если бы Хейзел окончательно рехнулась. Это нарушило бы его планы. Ему хотелось поделиться с ней всеми тайнами, но преподнести их в форме ребусов и дать ей возможность их разгадать.       Общался он с ней через Мартина. Это казалось безопасным вариантом. Дин помнил, с каким видом юный хирург покинул палату пациентки сразу после операции. Его угловатое лицо выражало усталость, досаду и даже некое омерзение. Мальчик только начал практику и ещё не научился скрывать эмоции. В его глазах, несомненно, Хейзел оставалась «чернявой шалавой», которую ему пришлось лечить. В глубине души Мартин наверняка досадовал, что травмы Хейзел не были достаточно сложными. Возиться с повреждённым локтем так скучно. Открытый перелом со смещением предоставил бы ему возможность испытать своё мастерство. Хейзел была его одной из первых пациенток, и пункция была одной из его первых операций, проведённых самостоятельно. Нельзя же начинать карьеру с удаления опухолей мозга. Дин считал, что общение с неприятной ему особой шло Мартину на пользу, закаляло его выдержку.       — О чём вы с ней говорите? — спросил Дин своего воспитанника однажды.       — О заживлении мягких тканей, — ответил юноша, пожав плечами. — О нервных окончаниях.       — Её это интересует?       — Не сказал бы. В основном я говорю, а она молчит. Должен же я что-то говорить, когда меняю повязку и обрабатываю шов. У этой оторвы дворянские замашки. Не знаю откуда. Если я буду выполнять свою работу молча, она возомнит, что я ей служу.       — Конечно, это недопустимо, — пробормотал Дин. — А она ни о ком не спрашивает? Её не совсем не колышет судьба того пьянчуги, который был с ней в машине, когда случилась авария?       Мартину пришлось подумать несколько секунд прежде чем ответить на вопрос.       — Её явно что-то колышет. В этом нет сомнений. А что именно — она ни в какую не признается, во всяком случае, мне. Если Вам это так интересно, пришлите к ней психиатра. Пусть поковыряется у неё в мозгу. Мне достаточно ковыряться в её суставах.       Дин приобнял воспитанника за плечи.       — Скажи мне правду: ты считаешь её примитивной? Она действительно глупа и ограничена?       Хирург устало взглянул в глаза своему начальнику.       — Вы уверены, что хотите услышать моё мнение? Таких, как она, не стоит спасать. Её даже на органы пустить нельзя. У неё наверняка все лёгкие прокурены, а печень воспалена от алкоголизма. Даже от этой дурынды Анастасии Уоррен больше толка. Впрочем, Вам как этику решать подобные вопросы.       — Я бы не задавал эти вопросы тебе, если бы мог ответить на них самостоятельно. А ты, мальчик мой, становишься настоящим женоненавистником. Браво!       Юноша поднял свой единственный зрячий глаз к потолку, точно моля высшие силы о вмешательстве, и направился в лабораторию.       В то же утро Дин пришёл в палату Хейзел с небольшим чемоданчиком.       — Тебе бы хотелось выйти на улицу? — спросил он.       Хейзел покосилась на свою лодыжку:       — С этой штукой на ноге?       — Она тебе идёт. Должна поместиться в сапог.       — А если я не хочу гулять?       — Так или иначе, тебе придётся это сделать. Я дал тебе достаточно времени успокоиться, привыкнуть. Теперь настала очередь выполнять мои указания.       Он разговаривал с ней спокойно и невозмутимо, без надрыва и сарказма, будто они были проверенными деловыми партнёрами, чем окончательно сбил девушку с толку. Она морально готовилась к очередной театральной исповеди, но у доктора МакАртура, похоже, закончились монологи.       — Умираю от любопытства, — сказала она, забравшись с ногами на кровать.       — Не надо умирать, дитя моё. Прекрати эти разговоры о смерти. У меня есть небольшая передача для твоих друзей из Никотинового Туннеля. Они наверняка будут рады тебя видеть. Несомненно, у них будут вопросы к тебе. Но ты девочка изобретательная, находчивая. Не сомневаюсь, что ты придумаешь правдоподобное объяснение своему отсутствию. Когда Логан увидит, что ты явилась не с пустыми руками, он тебя наверняка простит.       Дин раскрыл перед пленницей небольшой чемодан, в котором лежала куча ювелирных изделий, в основном серёжек в форме колец и гвоздиков.       — Что это за металлолом? — спросила девушка.       — Это не просто побрякушки, а волшебные талисманы. Они спасут работников и покупателей сувенирной лавки Логана.       — Спасут от кого? Или от чего?       — От порока.       — Каким образом?       Дин приложил холодный, пропахший табаком палец к губам Хейзел.       — Не задавай мне лишних вопросов. Ты сама узнаешь. Вернее, я дам тебе несколько наводок, которые помогут тебе разгадать механизм спасения. Если я сейчас раскрою все карты, будет неинтересно. Конечно, ты скажешь, что твои друзья не нуждаются в спасении, но я придерживаюсь другого мнения на этот счёт. К счастью, в их жизни произойдут положительные перемены. Спасение будет доставлено твоими руками. Я знаю, что ты не сделаешь ничего глупого, не сболтнёшь лишнего. Ты ведь хочешь, чтобы твой приятель продолжал идти на поправку. Он только открыл глаза. Если он их опять закроет — навсегда — будет жалко.