EuroMedika

      По дороге обратно в институт девушке вдруг стало дурно. Голова и ноги налились свинцом. В глазах помутнело, будто их щедро смазали вазелином. Выпитое спиртное подступило к горлу, обжигая пищевод. Челюсть и виски сковала тянущая боль. Какое-то время она стояла на проезжей части, покачиваясь из стороны в сторону, точно тростник. Из открытых окон машин на неё сыпались проклятия. В конце концов, какой-то сердобольный бомж схватил её за руку, вытащил на тротуар и уложил на скамейку, уговаривая её точно больного ребёнка. Его голос показался ей знакомым.       — Джоул? — позвала она сонно. — Это ты, старина? Где твоя гитара? Где ты провёл зиму? Тебя ещё не вытурили из приюта за хулиганство?       Она растянулась на холодных досках, подложив под голову пустой чемоданчик. Сквозь мигрень она слышала, как вокруг неё ворковали голуби. Царапучие лапы топтались по ней. Несколько раз ей показалось, будто клюв впивался ей в щёку. В то же время ей не хватало сил пошевелиться, чтобы разогнать птиц.       Когда Хейзел наконец пришла в себя, уже стемнело. Часы на городской ратуше показывали половину девятого. Её немытый спаситель куда-то испарился, предварительно сняв с её шеи единственную серебряную цепочку, не тронув амулеты из дерева и кости. Значит это был не Джоул. Её знакомый старик ни за что бы так не поступил. Он прекрасно отличал добро от зла, и не мог отличить серебро от цинка.       Добравшись до института, она обнаружила, что вход в стационарное крыло был уже закрыт, что вынуждало её воспользоваться служебным входом, который охранял Блейк Четти. За всё своё пребывание в институте, Хейзел удавалось избегать встреч с этим злобным индусом. На этот раз ей пришлось выслушать немало красочный эпитетов в свой адрес. К счастью, приступ, случившийся с ней на улице, притупил эмоции. Вяло ухмыляясь и кивая, она разрешила ему проводить себя по тёмному коридору в кабинет нарколога. Дин, по своему обычаю, стоял у открытого окна с сигаретой. Очевидно, он не считал нужным скрывать свой порок от инженера.       Перед тем как толкнуть Хейзел через порог, Блейк сжал ей затылок и шею так что у девушки хрустнули позвонки.       — Доктор МакАртур, я привёл Вам Вашу оборванку.       — Благодарю Вас, мистер Четти. Вы свободны.       — Свободны, — буркнул инженер. — Забавное словечко.       «Вот оно, гнездо филина, в котором зарождаются самые гнусные замыслы», — подумала Хейзел. В то же время в кабинете нарколога не было никаких внушающих ужас предметов вроде колб с формированными человеческими зародышами или плакатов, изображающих человеческие внутренности. Эта комната не походила на берлогу сумасшедшего учёного. Голые стены покрашенные в бледно-голубой цвет сами по себе вызывали ноющую тревогу, от которой по коже пробегал холод.       — Мы о тебе волновались, — сказал Дин, оставшись наедине с девушкой. — Весь персонал. Если бы не твой браслет, мы бы уже пошли тебя разыскивать.       — Я выполняла Ваше поручение, — ответила Хейзел. — Я пешком добиралась до Южной улицы и обратно. Мне даже не дали денег на метро.       Дин нервно провёл тонкими пальцами по губам, точно пытаясь стереть ухмылку.       — Я прекрасно знаю сколько времени отнимает на дорогу отсюда до твоего бывшего притона. Помни, мне доводилось наблюдать за тобой. Я видел, как ты бегала по городу всю зиму, перепрыгивала через сугробы. Ты — дитя улиц. Тебе не нужен общественный транспорт. Ну да ладно. Главное, что ты вернулась в целости и сохранности. Хочешь услышать что-то забавное?       — На ночь глядя?       — Я хочу тебе что-то рассказать и показать. Сегодня вечером волновался я, а сердцебиение нарушилось у Кена Хаузера. Странно, правда? — Дин развернул лист с кардиограммой. — Тебе наверняка это ничего не говорит. Будто курица лапой нацарапала. Правда? А кардиолога состояние Кена взволновало не на шутку. Похоже, мои переживания передались пациенту. Как это объяснить с научной точки зрения? Это своего рода психосоматический симбиоз. Мы с Хаузером успели сблизиться. Смотри, если в следующий раз опоздаешь, у твоего друга и вовсе остановится сердце.       Что она могла сказать ему в ответ? Назвать его убийцей? Как-то несолидно. Хейзел зареклась не плеваться и не топать ногами.       — Я вернулась поздно, потому что по дороге домой мне стало плохо и пришлось отлежаться в парке на скамейке.       В серо-голубых глазах Дина загорелся живой, победоносный интерес.       — А ты знаешь почему тебе стало плохо?       — Наверное, я потеряла много крови во время операции. Вы отдали меня в руки своему одноглазому мяснику.       — Ничего подобного. Юный доктор Томассен — великолепный хирург. Ты потеряла не больше крови во время операции, чем ты теряешь каждый месяц естественным путём. Когда ты пришла к своим старым друзьям, они тебя чем-то угостили?       — Мы выпили несколько рюмок рома и виски. Что из этого? Не в первый раз.       — Но на этот раз тебе стало плохо как никогда. У тебя закружилась голова. Тебя затошнило. Что изменилось? Думай, — Дин сиял, точно ведущий телевизионной викторины. — Скажу тебе в утешение — эти симптомы не у тебя одной. Все твои приятели валяются на полу с мигренями, во всяком случае, те, которые поспешно нацепили дареные побрякушки.       Прислонившись спиной к стенке, Хейзел провела ладонью по лбу.       — Ни черта не соображаю. Оставьте меня в покое.       — Не оставлю.       — Вы же сами сказали, что гуманитарный склад ума — это диагноз. Значит, по Вашим меркам я неизлечимо больна. Неужели Вам приятно вести беседу с интеллектуальным инвалидом?       — Я не прошу тебя решить биохимическое уравнение. Я прошу тебя подключить логическое мышление. Логика — это тоже из области гуманитарии. Думай.       Хейзел с трудом подняла опухшие веки.       — Я выполнила Ваши указания. Что Вам ещё надо?       — Я хочу, чтобы ты соединила точки, научилась мыслить как учёный, даже если ты не хочешь постигнуть точные науки. Твоим друзьям резко подурнело. Сначала они вставили себе гвоздики, а потом напились. Ты до сих пор не поняла?       — Дело в гвоздиках, — выпалила Хейзел наобум. — Значит, они не простые.       — Ну, слава тебе, Господи! Наконец-то до тебя дошло. Можно медаль выдавать. Эти железяки — крошечные жандармы. На вид в них ничего особенного, но они выделяют в организм вещества, которые взаимодействуют с продуктами распада спирта, тем самым вызывая довольно тяжёлые побочные эффекты. Острота неприятных ощущений зависит от содержания алкоголя в крови. Твои друзья не подозревают, от чего им стало дурно, но этот эпизод им хорошо запомнится. У них закрепится неприязнь к спиртному. Вскоре их будет тошнить от одного запаха спиртного. То, что раньше казалось сладким нектаром, станет ядом.       Хейзел покачала своей всё ещё болевшей и затуманенной головой.       — Пасьянс не сходится. Я не надевала ваши дьявольские побрякушки. У меня в ушах те самые кольца, с которым я ушла из дома. Я их ни разу не вынимала.       Дин взял вялые руки девушки в свои и подвёл её к креслу.       — Присядь. Тебе будет легче переварить факты, которыми я с тобой сейчас поделюсь. Во время операции доктор Томассен вшил тебе в локоть небольшую спираль, сделанную из того же самого материала что и украшения. Разница в том, что тебе не так просто избавиться от своего жандарма, так как он вживлён в твою плоть.       — Я так и знала, — вздохнула Хейзел со смесью досады и облегчения. — Уж больно тщательно он разглядывал мой локоть. Сначала я списала это на собственную паранойю.       — Не сердись на него. Доктор Томассен не сделал ничего противозаконного. Он лишь выполнял указания. Перед выпуском из тюрьмы ты подписала согласие на лечение. Ты дала разрешение на любые целесообразные меры. Я не видел другого способа освободить тебя от твоих пагубных привычек. Надо было как-то рассеять этот едкий туман вокруг и внутри твоей головы.       Хейзел лишь рассмеялась не разжимая губ.       — Пойми, дитя, — продолжал Дин, устроившись напротив девушки, — человек порочен по своей натуре. Перевоспитать его можно только путём наказания. Вот почему богословы так щедро сдобривают свои проповеди описанием ада. В восточной Европе эту методику уже применяют с отменным успехом. Да, попадаются случаи с печальным исходом. Не все пациенты выдерживают такого лечения. Некоторые сходят с ума, накладывают на себя руки, но всё равно, побед больше чем поражений. Сколько людей погибает от цирроза печени, инсульта, передозировки и алкогольного отравления. Я уже молчу про аварии на дорогах. Пока в просвещённой Америке будут алкоголиков и наркоманов посылать в курортные реабилитационные центры, где их будут лелеять и гладить по спинке, проблема зависимости не будет устранена. Если мы научимся побеждать порок, используя страх и боль, единственные проверенные мотиваторы, то отпадёт необходимость в этих курортных вытрезвителях, которые высасывают кучу денег и выпускают людей ещё более немощными. Наркология перевернёт психиатрию с ног на голову. Это убьёт то. Грядёт революция, и наш институт будет в первых рядах.       С этими словами он открыл дверцу шкафа и извлёк бутылку ликёра. Вынув пробку, он поднёс её к носу девушки.       — Уберите, — простонала она чуть слышно, чувствуя как волна тошноты опять подступила к горлу, а в ушах опять завыли гудки машин. — Уберите эту гадость.       — Гадость, говоришь? Как быстро птичка сменила свой мотив. Ещё вчера ты бы выхватила бутылку у меня из рук и выхлестала содержимое одним залпом. Одного лечебного сеанса хватило, чтобы отбить у тебя эту напасть раз и навсегда. Скажи мне после этого, что мой метод не гениальный? Ты видишь, как я люблю тебя, какими секретами делюсь с тобой.       — Если это любовь, то как выглядит ваша ненависть?       — Почти так же. Моя ненависть — та самая отвергнутая любовь. Впрочем, я к этому привык. Юный доктор Томассен продолжает отвергать мои отцовские чувства. Не знаю, рассказал ли он тебе свою историю, но пятнадцать лет назад я вытянул его из могилы. Похоже, он этому не слишком рад. Он зол на меня за то, что я не дал ему умереть, что я вынудил его жить в этой… своеобразной оболочке. Но я не мог поступить иначе. Так было угодно Богу, чтобы именно я ехал в машине, в которую врезалась его мать. Я никогда не горел желанием завести собственных детей, потому что знал, что не смогу их полюбить так, как Мартина. Все душевные силы уже были отданы ему. Я также знал, что мальчишка никогда не ответит мне взаимностью. Он до сих пор бредит встречей со своим родным отцом — человеком слабым, трусливым и недостойным.       Хейзел сидела, понурив голову. Когда Дин осторожно сжал её горячее, влажное лицо руками и слегка приподнял его, он увидел, что её глаза были закрыты. У него промелькнула мысль поцеловать её, но он ограничился тем, что провёл большим пальцем по её растрескавшимся губам. Возможно, это было и к лучшему, что она нe расслышала большую часть его монолога.