EuroMedika

«EuroMedika»       Душная апатия царила в седьмой палате наркологического стационара уже несколько дней. Если раньше за дверью слышались шорохи, бормотание, скрип пружин кровати, то теперь все звуки заглохли. Из окна ванной уже не валил пар по несколькo часов кряду. Мушка, посаженная в спичечную коробку, перестала жужжать.       Молчание Мартина огорчало, но не слишком удивляло Хейзел. Тепло его рук, пахнувших дезинфицирующим средством, ещё держалось на её коже, но она почему-то была уверена, что продолжения не будет. Уж слишком вежливо он с ней попрощался после их бурного эпизода на жёсткой койке, совсем как хирург с пациенткой после удачной операции. Разве что, он не поздравил её, похлопав по плечу, как было принято. А их обоих, если говорить на чистоту, было с чем поздравить. Мартин, привыкший выполнять работу на совесть, применил все свои познания по неврологии, чтобы произвести приятное впечатление на свою малолетнюю партнёршу. Как и в операционной, он руководствовался принципом «Семь раз отмерь — один раз отрежь». А потому его ласкам не хватало спонтанности. Каждое движение было продумано, просчитано. Он до последнего сдерживал себя, пристально следя за выражением лица Хейзел. Больше всего он боялся сболтнуть какую-нибудь сентиментальную глупость, которая бы разбила вдребезги его образ пуленепробиваемого медика. Нести лирическую чушь во время пьяного соития было уделом Кена Хаузера и ему подобных. Побольше прохладных ухмылок, медицинских терминов и тонких приёмов, которыx он столько раз репетировал в своём воображении. Что угодно, лишь бы не выставить себя влюблённым идиотом. Мартин знал, что выпаленное не к месту признание всё испортит. Он слишком много раз видел подобные ситуации на экране. Девушке придётся придумать какой-нибудь нелепый милосердный ответ, чтобы пощадить его чувства. Нет, не стоило подвергать их обоих такой неловкости. Было достаточно того, что её щуплое, недоразвитое тело, отзывалось на его прикосновения. Её физиологическая реакция разворачивалась прям по книге. И только когда Мартин почувствовал, как по её напряжённым мышцам пробежала дрожь, тогда он, довольный результатами своих усердий, дал, наконец, и себе поблажку. Но, даже получив разрядку, он не позволил себе рухнуть на партнёршу. Это было бы проявлением слабости и невоспитанности. Всё ещё опираясь на локти, он убрал с лица девушки тёмную прядь и поцеловал её в висок.       — Всё-таки, открой окно, — шепнул он ей. — Дышать нечем.       Это были его прощальные слова. Какое-то время Хейзел лежала, закрыв глаза, пытаясь осмыслить то, что произошло. Она слышала, как он поднял разбросанную одежду, как брякнула пряжка ремня, скрипнула дверь, щёлкнул замок. И опять тишина. И лёгкая боль внизу живота. Знаменательные события всегда свершаются в самый прозаический момент. Итак, она стала женщиной, не имея ни школьного аттестата, ни водительских прав, зато имея за плечами судимость, которую ей пришили каким-то абсурдным, мистическим образом. Человек, который посвятил её во взрослую жизнь, был благородным чудовищем, с которым она уже встречалась в прошлой жизни. Разве этого не было достаточно для того, чтобы тронуться? Она уже однажды умерла девственницей и потому зареклась не повторять эту ошибку. Юный хирург казался ей самым достойным претендентом. Хейзел призналась себе, что увечья Мартина не отталкивали её. Напротив, они оттеняли его силу, эрудицию, самообладание и грустную иронию — всё, что вызывало в ней восхищение. И если бы он сказал «Люблю!», она бы не осталась в долгу. Но он промолчал. Возможно, ему было нечего сказать.       За последние пару месяцев Хейзел привыкла к тому, что один мираж сменялся другим. Не успевала она ухватиться за очередную иллюзию, как она проскальзывала сквозь пальцы. Судьба отнимала одно и взамен давало нечто такое же хрупкое и эфемерное. Таким образом, жизнь проходила в скачках с одной тонкой льдинки на другую.       Год назад Хейзел пререкалась с матерью, дралась с братом, водила его машину по улочкам мелкобуржуазного северо-восточного пригорода и не представляла другой жизни. Потом её приютил Логан, и ей казалось, что она обрела постоянный дом в Никотиновом Туннеле. Она быстро и органично вписалась в их шайку и превратила сырой чулан в уютную норку. Копошение тощего журналиста под боком веселило и грело её. Тех минут, которые она провела с Кеном в кафе «Фалурдель», хватило ей для того, чтобы представить себе новую жизнь в студии над итальянским рынком. Как красочно и правдоподобно выглядела эта картина богемной идиллии. Хейзел уже вдыхала аромат свежей рыбы и куриных перьев. Слова Кена, хоть и произнесённые в нетрезвом состоянии, звучали вполне искренне и убедительно — так же, как и слова Дина МакАртура и Мартина Томассена. Она верила всем трём и не держала зла ни на одного. И каждый из них любил её на свой лад, и не их вина, что ничем хорошим эта любовь не обернулась. Они расклевали, растащили её по крошкам, точно голуби булку. Значит, такой была её судьба. Когда её запихали в тюремную камеру, она смирилась с мыслью о том, что ей, возможно, придётся провести всю молодость за решёткой. Что же? И в таком существовании есть свои прелести. Их надо было лишь разглядеть. Даже заточение в институте больше не казалось ей кошмаром. По крайней мере, здесь кормили лучше, чем в тюрьме. Чёрный браслет на лодыжке и вживлённая в локоть спираль уже не раздражали её. Девушка достигла той стадии, на которой её ничего не возмущало. Быть может, эта вялое вселенское прощение и являлось ранним проявлением помешательства?       Ответ на свои последние вопросы она нашла, когда выбралась на прогулку из своей палаты ранним утром. Солнце только взошло над Филадельфией, осветив купол городской ратуши и стеклянные панели института. Она увидела Мартина на воздушном мосту с какой-то стажёркой лет двадцати трёх, одетой как воспитанница католического пансиона. На девице была клетчатая юбка-килт, приталенная блузка, а поверх неё кремовый кардиган. Светло-каштановые волосы были слегка завиты и безупречно уложены. От всего её образа так несло ванилью, так что у Хейзел перевернулся желудок. Не выходя из своего укрытия, она наблюдала за сценой. Мартин бережно сжал лицо собеседницы ладонями и слегка приподнял. Он шептал ей что-то, а она чуть заметно кивала. Их лбы почти соприкасались. Ещё чуть-чуть, и они должны были поцеловаться.       Хейзел дёрнула плечами и отвела глаза. Продолжать наблюдать за этой сценой не было смысла. Значит, доктор Томассен был с ней правдив. Он не просто хорохорился, когда сказал, что в институте найдутся сотрудницы, согласные отдаться ему. Зря она его жалела. Очевидно, он не страдал от нехватки женского внимания. Оказывается, вот какие ему нравились: стерильно-пастельные, без лишнего меланина в коже, с пятёркой по физике. Какие претензии у неё могли быть к Мартину? Он ей ничего не обещал. Вроде как, они с самого начала договорились, что это всего лишь игра. Глупо было думать о совместном будущем. Двадцатилетний хирург и беспризорница с уголовным прошлым? Такого не бывает даже в самых приторных фильмах про любовь.

***

      Исчезновение доктора МакАртура не сразу было замечено сотрудниками института. Они привыкли к тому, что замкнутый, надменный нарколог выпадал из общего поля зрения. Однако когда он не явился на совет директоров, несколько бровей приподнялось. Кажется, у него не намечалось никаких командировок. Неужели он до сих пор болел?       Не дожидаясь поручения президента компании, Мартин отправился убедиться, что его покровитель ещё жив. Он постучался в дверь его комнаты в общежитии, чего раньше себе не позволял. До этого их встречи происходили либо в кабинете Дина, либо в лаборатории.       — Эй, начальник. Вы ещё долго будете прятаться в темноте? Сколько можно?       — Войди, — раздался вялый ответ.       В комнате пахло эвкалиптом и спиртом. За эти несколько дней Дин похудел и побледнел, насколько это было возможно. Из-под воротника чёрной водолазки торчал окровавленный бинт. За ухом виднелся обширный лиловый синяк. В костлявой руке он сжимал кружку с каким-то дымящимся напитком. Мартин знал о пристрастии начальника к всяким травяным отварам, рецепты которых он привёз из Южной Америки.       Немного сбитый с толку увиденным, Мартин прибегнул к своему неоднократно проверенному орудию — сарказму:       — Ну и вид у Вас. Вас вампир укусил? Тут слухи ходят, что Дракула проник на территорию института. Вот почему Вы прячетесь в темноте.       Дин выпил глоток отвара и поморщился.       — Не секрет, что последнее время я сам не свой.       — Вы сам не свой уже пятнадцать лет. Сколько Вас знаю, Вы вечно заламываете руки и бормочете себе под нос.       — На этот раз дело обстоит немного иначе, — опустошив содержимое кружки, Дин тут же перешёл к делу. — Я обнаружил уплотнение на шее. Мне пришлось сделать биопсию, чтобы исключить лимфому. Теперь вот жду результатов.       Предполагаемый диагноз, казалось, не произвёл особого впечатления на Мартина. Он не побледнел и не напрягся.       — И что, Вам эту биопсию выполнили электропилой? Кто же Вас так искромсал? Надеюсь, не один из наших. Таким нельзя доверять скальпель.       — Ладно, не задирайся. Господь не любит гордых. Ты прекрасно знаешь, что самый опытный хирург может задеть артерию во время биопсии. A мне пришлось делать пункцию сразу в нескольких местах. Вот и открылось небольшое кровотечение. Впрочем, это механические пустяки. Однако признаюсь, мне не улыбается стать онкологическим пациентом в тридцать шесть. Эта дрянь любит белых мужчин средних лет. Я не хотел, чтобы коллеги начали судачить и гадать раньше времени. Вот почему я решил на время залечь на дно. Прошу тебя не озвучивать свои догадки, пока не придут результаты из лаборатории.       — Если Вы хотите сохранить всё в тайне, почему Вы это обсуждаете со мной?       — Потому, мальчик мой, что ты унаследуешь мои миллионы. Что такое? Не таращь свой глаз. У меня всегда были такие планы. Возможно, они осуществятся скорее, чем мы оба ожидали. Я оставляю тебе деньги с чистой совестью. Ведь я же знаю, ты всё равно не забросишь карьеру.       Тяжёлой, величественной поступью, Дин подошёл к воспитаннику и положил ладони ему на плечи. Мартин не спешил бросаться в объятия к своему покровителю. Его титановые кулаки продолжали покоиться в карманах халата.       — Не торопитесь, начальник.       — На тот свет? — усмехнулся Дин.       — Писать завещание, — Мартин взял пустую кружку и повертел в руках. На дне осталось несколько дёгтеобразных капель. — Быть может, Вы ещё передумаете делать меня своим наследником, когда узнаете, что я сделал.       — Мальчик мой, что же ты мог такого сделать?       — Дело касается вашей пациентки из седьмой палаты.       — Неужели?       — Пока вы тут сверлили дырки у себя в шее, у неё случился небольшой психотический эпизод, и меня вызвали с ней разбираться.       — Да, я слышал. Не сомневаюсь, ты справился с задачей.       — Более чем.       — Она не блещет умом, я знаю, — в голосе Дина звучало искреннее сочувствие. — Не твоя забота возиться с малолетними наркоманками. Мне жаль, что тебе пришлось тратить время на неё.       — Не беспокойтесь. В то утро я не был занят. Каюсь, я позволил себе лишнее. Переступил кое-какие границы.       Серые глаза Дина излучали отеческую заботу.       — Мальчик мой, я не знаю сколько мне жить осталось. Научись выражать свои мысли лаконично. Скажи мне прямым текстом, что случилось.       — Пациентка показала мне заляпанную кровью простыню. Мне показалось странным, что среди свежих, ещё влажных пятен, были подсохшие. Такое впечатление, что кровь была пролита с промежутком. Странно, правда?       — Тебя это не должно тревожить.       — Я знаю, что это не моя сфера. Какой чёрт меня дёрнул, и я, забавы ради, провёл экспертизу. Мне удалось собрать кое-какую любопытную информацию. На простыне помимо её крови была кровь ещё одного человека. Как я и предполагал.       Растянувшись на диване, Дин сомкнул пальцы на груди.       — Ну и о чём тебе это говорит, мой юный Шерлок Холмс?       — Пациентка не просто разодрала себе руку. В ту ночь в её палате был ещё один человек. У неё не просто галлюцинации и панические приступы. К ней действительно кто-то проник посреди ночи. Но кто?       — Она не сказала тебе? Возможно, у неё роман с одним из пациентов — или практикантов наркологического отделения. Девица далека от канонов красоты, но какому-нибудь изголодавшемуся стажёру она вполне может показаться лакомой штучкой. Вся прелесть в том, что я медицинский этик, а не блюститель целомудрия. Моё дело следить, чтобы в её крови не появились следы наркотиков. Я не могу запретить ей вступать в интимные отношения.       — Это не похоже на больничный роман. Там явные признаки сопротивления.       — Мне нравится, что ты мыслишь как следователь. Ho что теперь я по-твоему должен делать с этой информацией?       — Ваше дело. Я подумал, что Вам будет это интересно узнать. В конце концов, она Ваша пациентка. Я бы на Вашем месте задействовал полицию.       — Глупости. Напомню тебе, что это медицинское учреждение. Ты хочешь привлекать органы правохранения из-за каждого кровавого пятна? — Дин поморщился и поправил повязку на шее. — Ты думаешь, полицейским делать больше нечего? Ладно, ступай. Мне нужно отлежаться. Постараюсь выйти на работу завтра утром.       Дин закрыл глаза и подложил руку под голову. Юноша продолжал стоять над своим покровителем, всем обликом своим давая знать, что разговор ещё не закончен.       — И всё же…       — Мальчик мой, ты свободен. Ведь тебе больше не в чем признаться?       — Мне? Нет. А Вам?