Волчье время

Снова различив в тумане низко накренившееся дерево, как будто бы тянувшееся к всадникам своими узловатыми ветвями, Олварг окончательно уверился, что они уже проезжали это место несколько часов назад. Объяснить, как его войско снова оказалось здесь, если они все это время продолжали двигаться вперед, не отклоняясь от кратчайшего пути на Руденбрук, было нельзя. Ехавший вровень с королем Рыжебородый сохранял холодную невозмутимость, но по лицам остальных было понятно, что они тоже заметили корявый ствол - и сделали соответствующие выводы. Продолжать делать вид, что ничего не происходит, было невозможно. Олварг придержал коня и махнул рукой в перчатке, приказывая колонне остановиться. - Привал, - коротко бросил он. Для королевского шатра мгновенно отыскали самое сухое место. Внутри установили раскладную жаровню, и вскоре шатер наполнился теплым светом, позволяющим не думать о промозглой сырости снаружи. Олварг сбросил плащ - и приказал позвать Рыжебородого. Мясник вошел, едва заметно припадая на больную ногу. На его усах и бороде поблескивали капельки воды. - Повесишь нашего проводника за то, что он сбился с пути из-за тумана, а потом пошлешь вперед разведчиков, - распорядился Олварг. - Остальным скажи, что они могут отдыхать до завтра. Пускай пьют, если им хочется, не вмешивайся - только проследи, чтобы никто не сеял панику. Ты меня понял? Пусть твои ребята затыкают глотку каждому, кто вздумает болтать, что это не простой туман, или что завтра мы не сможем отыскать дорогу. - Да, милорд, - наклонив голову, сказал Рыжебородый. И, не добавив ни одного лишнего слова, вышел из шатра. Олварг впервые в жизни пожалел, что он не может знать, какие мысли Нэйд скрывает за этим бесстрастным выражением лица. Будучи моложе, чем теперь, и надеясь придать своему королевскому титулу хоть немного блеска, он выучил Рыжебородого держаться в соответствии с имперскими понятиями о субординации, но, откровенно говоря, в исполнении Мясника из Брэгге принятые в гвардии манеры выглядели так же странно, как гарцующий тяжеловоз. В глубине души Олварг считал всех гвиннов сборищем невежественных, вороватых дикарей. Они провозгласили его королем, поскольку убедились в силе его магии, но он не заблуждался относительно их верности. Пока они испытывают страх перед адхарами и верят в то, что он сумеет дать им славу и богатство, они будут подчиняться его приказаниям. Но они никогда не станут следовать за ним с такой восторженной готовностью, как воины его отца, которые, казалось, были влюблены в Наорикса, как в женщину. Если гвинны решат, что они стали жертвами злых чар, с которыми король бессилен справиться, восстановить их боевой дух будет непросто - и особенно теперь, когда люди подавлены из-за присутствия адхаров. Впрочем, Олварг вправе был гордиться уже тем, что он сумел составить из людей типа Рыжебородого подобие нормальной армии. Когда он оказался в этом мире в первый раз, его будущие подданные представляли из себя разрозненный, разбитый на враждующие кланы сброд, без конца менявший племенных вождей и промышляющий набегами на процветающих соседей - Эсселвиль и Дакарис. О том, чтобы завоевать и удержать чужие земли, гвинны в тот момент даже не помышляли. Война в их понимании была подобием разбойничьих набегов, в которых важнее всего было захватить врага врасплох, награбить столько, сколько повезет, а потом убраться раньше, чем тебе окажут сколько-нибудь серьезное сопротивление. Помимо остальной добычи, гвинны захватывали и рабов, которых содержали в своих поселениях и заставляли выполнять за победителей всю черную работу. У сына Наина Воителя такой подход к войне мог вызвать исключительно презрение. Тем не менее, каждый мужчина-гвинн с рождения гордился тем, что он принадлежит к народу воинов, не утруждавших себя низменным трудом, а забиравших то, что хочется, по праву сильного. Олварг довольно быстро обнаружил, что местные обычаи как нельзя лучше отвечают его планам - гвинны поклонялись силе во всех ее проявлениях, а магия в их понимании была точно такой же силой. На тот момент у Олварга было всего несколько Безликих, но и этого оказалось вполне достаточно. Объединив враждующие кланы под своим началом и применив на практике те знания, которые он получил, как будущий наследник Наина Воителя, Олварг вскоре стал именоваться королем Дель-Гвинира, а позднее - Эсселвиля и Дакариса. Особой радости это ему не принесло - эта маленькая, полунищая страна не шла ни в какое сравнение с тем, что незаконно получил Вальдер, и его титул короля казался Олваргу насмешкой. Но зато он смог использовать полученную власть, чтобы мало-помалу приступить к осуществлению своего плана. Добавив пару новых Испытаний к издавна существовавшим среди гвиннов ритуалам воинского посвящения и чуточку подправив старые предания, Олварг начал создавать войско, которое рано или поздно должно было помочь ему восстановить нарушенную справедливость. Олварг никуда не торопился - он умел терпеть и ждать. По правде говоря, вся его жизнь состояла из ожидания. Сперва он ждал, пока умрет отец. С тех пор, как он стал достаточно взрослым, чтобы научиться скрывать свои истинные чувства, они с Наином как будто бы играли в сложную игру, в которой каждый притворялся тем, кем совершенно не являлся. Наорикс изображал отца, который заинтересован в нем, как в сыне и наследнике, а Олварг делал вид, что верит в этот спектакль, и, в свою очередь, изображал почтительного сына. Временами Олварг спрашивал себя, сколько этого лицемерия он еще сможет проглотить, и ему вспоминалась слышанная в детстве сказка о болване, который поклялся выпить море. И все же он бы продержался до конца - а вот у Наорикса, как обычно, не хватило выдержки. Желание отдать престол Валлариксу в обход законного наследника в конечном счете перевесило все прочие соображения, и Наин, закатив для вида гневную истерику из-за пары сотен висельников, с которыми Олварг поступил единственно разумным образом, изгнал наследника из города, бросив ему в лицо, что больше не считает его своим сыном. Смешно сказать, но поначалу Олварг в глубине души надеялся на то, что Сивый вмешается и заставит Наина изменить свое решение - хотя старик не проявлял к нему особенной симпатии, предпочитая Олваргу его слюнявого младшего братца, Сивый часто защищал его перед отцом, руководствуясь при этом (как и в остальных своих поступках) какими-то мутными и недоступными нормальным людям соображениями. Но в данном случае Сивый не счел необходимым вмешиваться, лишний раз доказав, что его разглагольствования о том, что император прежде всего должен охранять оставленные Альдами законы, были просто пустословием. "Законность" волновала Сивого ничуть не больше, чем отца - в противном случае он никогда не допустил бы, чтобы титул императора достался его брату. Когда Наорикс приказал объявить, что его старший сын скоропостижно скончался, Олварг понял, что ждать придется дольше, чем он поначалу думал. Он подозревал, что Наин не настолько глуп, чтобы на самом деле потерять его из виду, и довольно скоро убедился в том, что это так. За ним продолжали наблюдать. Ему даже передавали деньги - Наин, видимо, решил, что посылать ему подачки лучше, чем дождаться, пока оставшийся без средств к существованию наследник совершит какой-нибудь отчаянный поступок. Но вступать в контакт со старшим сыном император не желал. Он не написал ему ни одного письма и ни разу не поручил посыльным, отдававшим деньги, передать что-нибудь на словах. Впрочем, в этом не было необходимости - Олварг и так отлично знал, что бы сказал ему отец: "Я знаю, где ты. Знаю, чем ты занимаешься. Если попробуешь связаться с кем-нибудь из тех, кто тебя знает, и опровергнуть слухи о твоей кончине - я позабочусь, чтобы эти слухи стали правдой". Известия о том, что происходит в императорской столице, доходили до него с изрядным опознанием. Он был, наверное, последним, кто узнал, что ко двору доставили чумазую девчонку, которую отец зачал от энонийской шлюхи. Наорикс не постеснялся поселить девчонку во дворце, хотя все знали, что его повторный "брак" произошел еще при жизни королевы. Наорикс тем временем увез своего нового наследника в Каларию - и скоро вся страна с восторгом обсуждала, как блестяще юный принц проявил себя в сражении за Олений брод. Но, хотя все эти новости причиняли Олваргу почти физическую боль, он ни разу не дал воли своей ярости - он ждал. И ждал, как выяснилось, не напрасно. Пока император пропадал в Каларии, наслаждаясь тем, что составляло его жизнь - то есть походом, войсковыми шлюхами и обожанием своих военачальников, Олварга разыскал Галахос. Надо отдать ему должное - Галахос раньше остальных сообразил, что человек вроде Вальдера никогда не станет стоящим правителем, и сделал ставку на старшего принца. К сожалению, Галахос ничего не знал о Сивом, так что полагал, что нужно просто отыскать аристократов, недовольных Наином Воителем, и сообщить им, что Интарикс жив, после чего позволить лордам подготовить заговор и поднести ему корону, так сказать, на блюдечке. Но Олварг куда лучше представлял себе, с чем именно им предстоит столкнуться, и отлично понимал, что главная проблема - не вельможи и не рыцарство, которые поддержат императора, а Леривалль, Тайная магия и Сивый. Привести к победе в этом деле могла только магия. Олварг мечтал о магии с тех пор, как мать впервые рассказала ему историю их рода. Несмотря на свое отвращение к учебе, в детстве он проводил бесконечные часы над книгами, пытаясь пробудить в себе наследный дар - но ничего, конечно, не достиг. Однако в разговоре с ним Галахос как-то раз обмолвился о древней Силе, находившейся в Галарре, и эти слова запали ему в душу. Олварг воспринял появление Галахоса, как дар судьбы - не потому, что тот мог стать ценным союзником в грядущем заговоре, а потому, что Олварг считал его знания ключом к Галарре. Впоследствии, когда Галахос окончательно превратился в запуганного, боящегося собственной тени человека, готового беспрекословно выполнить любой его приказ, было особенно забавно вспоминать, каким осведомленным и могущественным он казался ему в прошлом - до того, как Олварг овладел силами Темного Истока. Идея с коронацией Валларикса была отличной, но увы - затея провалилась. К этому моменту Олварг уже начал понимать, что он не сможет получить свое наследство с помощью одной лишь магии. Ему была необходима армия. К этому моменту в распоряжении Олварга было пять Безликих, и со временем он надеялся увеличить их количество до нескольких десятков, но составить войско из одних Безликих было невозможно - как ни велики были теперь его возможности, Олварг все же осознавал, что поддержание контроля над подобной армией убило бы его на месте. Основное преимущество Безликих - то, что они практически не имели своей воли, следуя только его приказам - было в то же время и их главным недостатком. Мало было создать Безликих, нужно было ими управлять. Меньше всего на свете Олваргу хотелось проверять, что будет, если они выйдут у него из подчинения. Тогда-то Олварг и решил, что создаст свою армию самостоятельно, причем займется этим где-нибудь подальше от Адели и от Сивого. Даже сейчас Олварг довольно смутно представлял, что собой представляет Тайная магия, о которой так любил поразглагольствовать Седой, но то, что эта враждебная всем его планам Сила в самом деле существует, никаким сомнениям не подлежало - как иначе объяснить, что его незаконнорожденная сестра встретилась с айзелвитом Тэрином, а потом еще и родила от него сына?.. Галахос толковал про королевское происхождение и про наследство Энрикса из Леда, но, по правде говоря, Олварг возненавидел бы "племянника" без всяких дополнительных причин - за то, что маленький ублюдок тоже был потомком Наина и энонийской шлюхи, за то, что Сивый и Вальдер, казалось, не жалели ничего не свете, чтобы сохранить бастарду жизнь, но главное - за то, что этот выродок родился с помощью проклятой Тайной магии, внушавшей ему безотчетный страх. Даже сейчас Олварг не мог простить себе, что оба раза, когда Крикс оказывался в его власти, он каким-то чудом ухитрялся уцелеть. Впрочем, всему на свете рано или поздно настает конец, и Меченому, столько лет мешавшемуся у него под ногами, тоже оставалось недолго - если, разумеется, предположить, что он был еще жив. От своих осведомителей, находившихся в Руденбруке, Олварг знал, что Крикса и Атрейна выслали из крепости, и сейчас они едут к Каменным столбам. Олварг послал наперехват своих Безликих, приказав доставить ему голову дан-Энрикса и его меч. Отдав этот приказ, он внутренне поежился от осознания того, что до сих пор испытывает страх. Сивого он убил медленно, смакуя каждую деталь, пусть даже старый негодяй сильно подпортил ему удовольствие, но мысль о том, чтобы еще раз встретиться с дан-Энриксом, пусть даже ради мести, совершенно не казалась ему соблазнительной. Олварг должен был признаться самому себе, что он ни в коем случае не хочет видеть своего врага живым, не хочет слышать его голос или встречаться с ним взглядом. Он хотел лишь одного - удостовериться, что Меченый убит, и что он больше никогда его не потревожит. Оставался еще Истинный король. До него самого, как, впрочем, и до Эсселвиля, Олваргу не было никакого дела, но он не хотел, чтобы какая-то случайность помешала планам, над которыми он трудился двадцать с лишним лет. Пока что Истинный король как будто бы раздумал выступать на Марахэн, но при его характере ни в чем нельзя быть до конца уверенным. Олваргу не хотелось, чтобы из-за этого щенка ему пришлось отвлечься в самую неподходящую минуту. Когда их войско покидало Марахэн, его солдаты, для которых Руденбрук имел гораздо бОльшее значение, чем для их предводителя, казались очень воодушевленными. Еще бы - до сих пор эта война была лишь чередой постыдных поражений, но теперь, когда их возглавляет сам король, все должно было перемениться раз и навсегда. И вот, вместо стремительного марш-броска к вражеской крепости, они вторые сутки кружат по болотам, так что даже самым недалеким становится ясно, что творится что-то непонятное, и даже его лучшие гвардейцы пялятся в туман, как будто ожидают, что из этой белой пелены на них вот-вот набросится какое-то чудовище. Олварг в бессильной злобе заскрипел зубами. Он считал, что после смерти Сивого Туманный лог можно спокойно сбросить со счетов. По мере того, как сила Темного истока возрастала, мир вокруг менялся - Олварг чувствовал это предельно ясно, хотя и не смог бы объяснить суть этих перемен. Но одно не вызывало никаких сомнений - в этом новом мире Альдам места не было. Они должны были погибнуть, как бабочка, дожившая до первых холодов. Кто мог подумать, что даже теперь, когда Исток не позволяет им и носа высунуть из своего зачарованного замка, Альды снова будут путаться у него под ногами!.. Проклятый Леривалль, ни зги не разглядишь в этом тумане. Еще один такой день - и им наверняка придется повернуть назад. При одной мысли о подобном унижении кровь бросилась ему в лицо. С тех пор, как Олварг осознал, что он не может черпать силу Темного Истока, словно из какого-то бездонного колодца, а берет каждую каплю магии взаймы, он пользовался этой Силой очень осторожно, словно скряга, который спит на сундуке, набитом золотом, но в кошельке держит только засаленные медные монетки. Но сейчас Олварг решил, что у него не остается выбора. Сколько бы Силы ему не пришлось потратить, и какой бы ни была ее цена, но Леривалль необходимо уничтожить раз и навсегда. Первое ощущение Кэлрина Отта, когда он начал приходить в себя, оказалось очень приятным - кто-то прикладывал к его гудящей голове что-то холодное и влажное. Отт даже замычал от удовольствия. Хотелось ни о чем не думать и не двигаться, но любопытство подтолкнуло Кэлрина открыть глаза. Увидев освещенный золотистым светом лампы деревянный потолок, он сделал вывод, что по-прежнему находится в трактире. Скосив глаза (о том, чтобы ворочать головой, ему и думать не хотелось), Отт увидел странную, хоть и довольно мирную картину - на табурете рядом с ним стоял блестящий медный таз, а Браэн выжимал второе полотенце. За его плечом, скрестив руки на груди, стоял сам коадъютор. - Кто это был? - осведомился Кэлрин, радуясь тому, что потолок мало-помалу перестал раскачиваться. - Пока я знаю только то, что о твою дурную голову разбили запечатанный кувшин с вином. Кто это сделал, мне не сообщили, - холодно ответил Ирем. - Да какая теперь разница, кто это сделал, - пробормотал Браэн, но под взглядом коадъютора смешался и умолк. Отт попытался вспомнить, что произошло. Сначала они с Эстри спели несколько легкомысленных песен, которые должны были повеселить публику, а заодно позволить выиграть время до прихода Браэна. Собравшиеся в зале хлопали и отбивали такт пивными кружками, но просьбы спеть о Криксе становились все настойчивее. Многие враждебно косились на Рована Килларо и его товарищей, занявших самый дальний угол. Всем было понятно, что именно их присутствие удерживает музыкантов от того, чтобы исполнить эту просьбу. Тем не менее, в ответ на каждый выкрик с места Кэлрин успокоительно кивал - "Не беспокойтесь, скоро мы дойдем и до дан-Энрикса. Но для начала нам хотелось бы исполнить пару песен, привезенных Эстри из Бейн-Арилля". Когда входная дверь открылась, и в трактир вошел Браэн Ниру, за которым следовало еще шестеро мужчин, Кэлрин одарил слушателей ослепительной улыбкой. "Ну а теперь, я думаю, настало время спеть о Меченом!" - объявил он. Многие рассмеялись, наконец поняв его идею. "Истинников" было то ли восемь, то ли девять человек. Кэлрин надеялся на то, что теперь, после прихода стражи, они не осмелятся устраивать скандал, ради которого явились в "Золотую яблоню". А лучше всего - вообще тихонько уберутся из трактира. Кэлрин знал, что он не будет чувствовать себя спокойно, пока эти типы во главе с Килларо остаются здесь. Про себя он решил, что, если они просидят в трактире до закрытия, он плюнет на гордость и попросит Браэна, чтобы тот проводил его домой. Меньше всего ему хотелось, чтобы "истинники" подстерегли его на выходе из "Яблони". Но оказалось, что он недооценил Килларо. Пока они с Эстри пели его старые баллады, посвященные тому, как Крикс - тогда еще совсем мальчишка - воевал в Каларии, а затем в Серой сотне, "истинники" напряженно совещались, наклонившись над столом. Когда же Кэлрин перешел к балладе, повествующей о том, как Меченый столкнулся с Олваргом и понял, что меч Альдов предназначен именно ему, Рован Килларо неожиданно поднялся на ноги. Руководитель Братства Истины был бледен, но его темные глаза сверкали фанатичным блеском. "Это святотатство! - крикнул он. - Мы не допустим..." Остаток фразы потонул в поднявшемся гвалте. Шумели посетители трактира, хором советовавшие Килларо либо заткнуть пасть, либо проваливать, а также остальные "истинники", на разные голоса вопившие о лжесвидетельстве и оскорблении Создателя. К несчастью, эти крики заглушили не только слова Килларо, но и песню Отта, так что Кэлрину пришлось остановиться. Некое подобие порядка восстановилось лишь тогда, когда на середину зала вышел Браэн, и громовым голосом пообещал арестовать любого, кто немедленно не прекратит буянить. После этого стало немного тише. Килларо выступил навстречу Браэну. "Мы не нарушаем никаких законов, капитан. Просто хотим, чтобы этот человек перестал оскорблять Создателя и всех собравшихся здесь унитариев" - сказал он увещевающим тоном. "Тебя сюда вообще никто не звал, Килларо! Вольно тебе было приходить сюда и оскорбляться" - не сдержавшись, вставил Кэлрин. Его оппонент метнул на него злобный взгляд. "Я обращаюсь не к тебе, а к представителю закона. С тобой мне говорить не о чем" - отрезал он. "Замолчите оба! - рявкнул Браэн. - Ты, Отт, если хочешь выяснять с кем-нибудь отношения, сделаешь это после. И без моего участия. А ты, Килларо, выбирай одно из двух - либо вы с товарищами сидите здесь так же тихо, как все остальные гости, и пьете свое пиво, либо вы сейчас встаете и катитесь отсюда ко всем фэйрам. Если вам не нравится местная кухня или музыка, можете больше никогда сюда не приходить". Килларо вздернул подбородок. "Вы элвиенист?.." - осведомился он. Браэн побагровел. "Я капитан дозорных Северной стены. Сядь на свое место, умник, или проповедовать свои идеи будешь в Адельстане!". Рован еще несколько секунд смотрел на Браэна, но потом все же сел. Хотя в висках у Кэлрина по-прежнему стучала кровь, как будто он не просто поругался с "истинниками", а поучаствовал в настоящем сражении, Отт улыбнулся Эстри и сделал ей знак продолжить исполнение баллады с того места, на котором их прервали. Но увы - допеть злосчастную балладу до конца не удалось. Не успел Отт расслабиться, один из "истинников" вытащил неведомо откуда перезревшую хурму и запустил ей в Кэлрина. Он, вероятно, целился в лицо, но снаряд пролетел мимо, впечатавшись в стену за его спиной. Разлетевшиеся во все стороны брызги мякоти испачкали его колет и платье Эстри. А потом в трактире началось то самое побоище, которого так опасался мэтр Пенф. - Что с Эстри? - спросил Кэлрин, проведя по губам шершавым языком и нащупав все еще кровоточившую царапину. - Я ее арестовал, - холодно отозвался Ирем. - Как я понял, в ходе драки один из "истинников" попытался разбить ее гаэтан, а она воткнула вилку ему в щеку. Сейчас она в Адельстане. - Но за что?! - вскинулся Отт, приподнимаясь с кровати, на которую его перенесли. - Она же просто защищалась! Лорд Ирем смотрел на него с уничтожающим презрением. - Хотя бы один раз за свою жизнь попробуй не орать, а вместо этого подумать головой. Один из "истинников" едва не лишился глаза. Если бы я арестовал только Килларо и его людей, они бы стали говорить, что с ними обошлись несправедливо. Обещаю - как только мы докажем, что тот парень первым на нее напал, я сразу отпущу твою подружку. Хотя Альды мне свидетели - если бы на ее месте оказался ты, то я бы с удовольствием упрятал бы тебя в тюрьму по меньшей мере на полгода. В городе бы сразу стало тише. А ты, Ниру, - рыцарь резко обернулся к Браэну, - меня буквально поражаешь. Вплоть до сегодняшнего вечера я думал, что могу на тебя положиться. Браэн сменил полотенце на лбу Отта. Вид у него был смущенным. - При всем уважении, мессер, я не знаю, что тут можно было сделать по-другому. Ирем вскинул брови. - Что?.. Твоя задача - охранять порядок. После того, как "истинники" подняли шум, ты должен был либо заставить их покинуть "Яблоню", прежде чем Отт продолжит выступать, либо потребовать у Отта прекратить концерт. А не сидеть и дожидаться, пока дело кончится погромом! - Но, мессер, формально у меня не было никакого права их арестовать. А уж тем более - чего-то требовать у Кэлрина. - И в результате мы имеем сломанную руку, две разбитых головы и одну пропоротую щеку, - подытожил Ирем. Кэлрин почувствовал, как в нем вскипает гнев. - Долго еще вы собираетесь выговаривать нам с Браэном, как будто это мы несем ответственность за драку?.. Вы даже не представляете, как я устал от вашего высокомерия. Если кто-то и виноват в том, что здесь произошло, то исключительно Килларо и его молодчики. И если вы и весь ваш Орден не способны сделать так, чтобы эти болваны перестали донимать нормальных горожан, займитесь тем, что накажите истинных виновников. А если мне понадобится, чтобы мне прочли нотацию, я съезжу домой, к отцу. Лорд Ирем скрестил руки на груди. - Вот интересно, ты хоть на минуту вообще задумался о том, почему я здесь? - спросил он вкрадчиво. - Конечно, нет, когда ты вообще о чем-нибудь задумывался... Но я тебе скажу. С тех пор, как ты приехал в этот город, Орден обеспечивает твою безопасность. Вместо того, чтобы заняться более насущными делами, я вынужден беспокоиться о том, чтобы тебя тихонько не прирезали в какой-то подворотне. Если бы мои люди, о которых ты тут отзываешься с таким презрением, не бросили все прочие дела и не примчались бы сюда, ты вряд ли бы отделался ушибом головы и этой ссадиной. Да и у Браэна с его людьми могли бы быть серьезные проблемы. Но ты, очевидно, недоволен нашими успехами. Ты считаешь, что нам следовало бы раз и навсегда избавить тебя от хлопот с Килларо. Интересно было бы послушать, как ты предлагаешь это сделать. Арестовать всех "истинников" разом? Или обезглавить самого Килларо? Я-то, в сущности, не против, но, как совершенно правильно отметил Браэн, существуют некие формальности. Я не могу упрятать Рована Килларо в Адельстан по той же самой причине, по которой не могу посадить туда тебя. Уверен, когда мы начнем расследовать сегодняшнее происшествие, окажется, что Килларо не бросался овощами и никого не бил. И нам придется его отпустить. Уверен, что вы с ним скоро увидитесь. Так вот, когда ты в следующий раз будешь дразнить Килларо и бравировать перед ним своей храбростью, подумай, что ты сделал, чтобы облегчить нашу задачу. Кэлрин возмущенно посмотрел на Ирема. - Если жить нормальной жизнью теперь называется "дразнить Килларо" и "бравировать собственной храбростью", значит, с порядком в этом городе что-то не то, - сердито сказал он. Коадъютор хмуро усмехнулся. - Тут с тобой нельзя не согласиться. Обезоруженный этой уступкой, Кэлрин замолчал. В комнату вошел очень молодой стражник, на лице которого виднелись длинные, глубокие царапины. - Мы опросили всех, кто был здесь во время драки, - почтительно доложил он Браэну. - Тех, кто находился далеко от свалки, распустили по домам, а остальные ждут внизу. Мы сообщили, что кого-то из них, возможно, допросят с ворлоком. - Хорошо, я сейчас спущусь, - ответил капитан. - Можешь идти. - Не так быстро, - сказал коадъютор. Отт заметил, что в глазах у каларийца появился жесткий блеск - верный признак, что сэр Ирем злится. - Щеку тебе тоже разодрали в зале?.. Помнишь того, кто это сделал? Парень густо покраснел, а Кэлрину стало не по себе от мысли, уж не Эстри ли снабдила молодого стражника подобным "украшением". Она наверняка считала, что никто не вправе арестовывать ее за то, что она не позволила сломать свой инструмент. - Они старые, монсеньор, - пробормотал дозорный. - Как бы не так. Я пока что могу отличить свежие царапины от старых, - Кэлрин еще никогда не слышал, чтобы голос каларийца звучал так зловеще. - Он хотел сказать, что это произошло не здесь, - вступился за подчиненного Браэн. - Я видел, как это случилось, это было прямо перед тем, как мы пошли сюда. - Ниру махнул рукой. - Иди, Тиренн... Юноша выскочил за дверь, явно жалея, что он вообще сюда зашел. Лорд Ирем повернулся к Браэну. - Я что-то не пойму. Хочешь сказать, твоему парню расцарапали лицо, пока он был в дозоре? Браэн страдальчески поморщился. - Тут такое дело... Это Тиренн, сын Филы, помните? - Брат Крикса? - догадался Кэлрин. Теперь он понял, почему лицо дозорного показалось ему смутно знакомым - лет пять тому назад, когда Тиренн был кем-то вроде мальчика на побегушках у папаши Пенфа, Отт встречался с ним, чтобы поговорить о детстве Меченого. - Да, - ответил Браэн, продолжая смотреть исключительно на Ирема. - Я вам докладывал, что его брат вор. Так вот, сегодня вечером ко мне пришла торговка шерстью, у которой он недавно на глазах у всей базарной площади сорвал кошелек с пятнадцатью динэрами. Я уже пару раз обещал ей, что мы приложим все усилия, чтобы его поймать, а тут она с порога начала кричать, что, если мы не арестуем его до конца месяца, она найдет на нас управу в Ордене. А тут как раз зашел Тиренн. Она его увидела и завизжала, что теперь ей ясно, почему на Винной улице всегда такой бардак, раз воры сами служат в страже... ну и вцепилась ему в лицо. Тиренн, понятно, растерялся, ну и вообще - не бить же ее, в самом деле. Еле оттащили. Представив себе эту картину, Кэлрин захихикал, но на лице коадъютора не появилось даже слабого намека на улыбку. - Действительно, бардак, - холодно сказал он. - Но это, в сущности, неважно. Я уже несколько недель хочу сказать тебе, что я намерен заменить тебя кем-нибудь из твоих ребят, а тебя самого перевести поближе к Разделительной стене. Возьмешь пару десятков наиболее надежных парней из своего дозора, которые пойдут вместе с тобой и будут служить под твоим началом. Думаю, что тебе стоит захватить Тиренна, пока кто-нибудь опять не спутал его с его братцем. Лицо Браэна застыло. - Вы думаете, что я не справляюсь со своими нынешними обязанностями, мессер? - спросил он. - Нет. Я думаю, что люди, отвечающие за порядок в этой части города, отобраны не мной, а магистратом. А здесь, на улицах от ратуши до Разделительной стены, больше всего сторонников Килларо. Раньше это меня не особенно заботило, но сейчас, как совершенно правильно заметил Отт, с порядком в городе что-то не то. И я хочу, чтобы за этим крысиным гнездом присмотрел кто-то, на которого я смогу рассчитывать. Туман и подступающие сумерки не позволяли видеть дальше, чем на несколько шагов, и темные деревья постоянно представлялись его воспаленному воображению то силуэтом человека, запахнувшегося в плащ, то затаившимся возле тропинки зверем. Раньше Олрис полагал, что темноты боятся только маленькие дети, но сейчас он осознал, что темнота бывает очень разной. Адхары все еще находились где-то рядом, и ночной лес дышал потусторонней жутью. Олрису казалось, что огромные деревья, как живые, с мрачным удовлетворением следят за маленьким и жалким человеком, который бредет сквозь древний лес в зловещих зимних сумерках. Олрис оставался на ногах так долго, что его шатало от усталости, но он понимал, что, если он рискнет остановиться на ночлег, то неминуемо замерзнет насмерть. Единственным способом согреться было продолжать идти вперед, не глядя на усталость и на нарастающую боль в разбитой голове. При этом Олрис слабо представлял, куда он, собственно, идет. Он никогда не видел карты этих мест и мог только надеяться на то, что рано или поздно этот лес закончится. Вполне возможно, что он вообще все это время двигался по кругу - но об этом лучше было не задумываться, как и о том, что с ним случится, когда силы кончатся, и он будет не в состоянии держаться на ногах. Однако хуже всего было то, что он не представлял, где сейчас могут быть Безликие, и мысль о них заставляла его леденеть от ужаса. Когда ему в который раз почудилось, будто он слышит за спиной неясный шорох, Олрис резко обернулся. Нервы у него звенели, как натянутая тетива, но сил на то, чтобы бежать или сражаться, уже не осталось. Если бы он в самом деле обнаружил за спиной какого-то врага, он бы, скорее всего, просто заорал от ужаса - он чувствовал, как этот крик буквально распирает ему легкие, желая наконец-то вырваться наружу. Как и множество раз до этого, Олрис не обнаружил никакой опасности, но ощущение, что рядом кто-то есть, было таким таким отчетливым, что кожа у него покрылась крупными мурашками. Он стиснул зубы и сказал себе, что не позволит этому обману чувств сводить себя с ума. Он просто слишком устал и слишком долго находился в напряжении, вот ему и мерещится всякая ерунда… И в эту самую секунду кто-то внезапно обхватил его за плечи, крепко зажимая ему рот. Руки Олриса оказались крепко притиснуты к бокам, так что он едва мог бы шевельнуть запястьем. Он рванулся изо всех сил, пытаясь ударить нападавшего ногой, и даже, кажется, попал, но на державшего его человека это не произвело особенного впечатления. - Тише, - произнес он прямо у него над ухом. - Тише, Олрис, это я. Голос казался удивительно знакомым. "Крикс?!" - подумал Олрис, начиная сомневаться в том, что он не спит. - Ни звука, ясно?.. - предупредил Меченый все так же тихо. И, дождавшись, пока прекративший вырываться Олрис с готовностью закивает головой, осторожно отпустил его. Олрис поспешно обернулся, заработав новый приступ головокружения. Разглядеть что-то в такой темноте было не так-то просто, но Меченый стоял так близко, что Олрис узнал знакомый, вытертый от старости дублет. - Прости, что напугал тебя, - сказал дан-Энрикс. - Я боялся, что ты закричишь и привлечешь сюда Безликих. Слова Меченого долетали до него откуда-то издалека. Олрис не очень вдумывался в их смысл. Облегчение, испытанное им, было настолько велико, что он вцепился в Меченого обеими руками, уткнувшись лицом в жесткую ткань его дублета, раньше, чем успел подумать, что он делает и как Меченый отнесется к этому. Но, если Крикс и удивился этому его порыву, то ничем не выдал этого. - Все хорошо, - обняв его, успокоительно заметил он. – Уже все хорошо… Олрис внезапно ощутил, что куртка Меченого, в которую он вжимается лицом, сделалась мокрой. Он никогда раньше не подумал бы, что можно разреветься именно тогда, когда, по логике вещей, самое худшее уже закончилось. Еще вчера ему бы показалось диким и постыдным плакать на глазах у Крикса, но сейчас Олрису было все равно. Он чувствовал себя ребенком, наслаждающимся тем, что кто-то добрый, сильный, взрослый наконец-то оказался рядом, чтобы защитить его от этой жуткой, пронизанной магией адхаров темноты. Крикс, вероятно, это понимал, поскольку терпеливо ждал, пока он успокоится. - Как вы меня нашли?.. - спросил Олрис пару минут спустя, наконец отодвинувшись от рыцаря и постепенно начиная ощущать неловкость за свой срыв. Меченый усмехнулся. - Проще, чем ты думаешь. Олрис напомнил самому себе, что среди айзелвитов Меченый считался талантливым разведчиком. Странное дело – сейчас Крикс походил на самого себя гораздо больше, чем до нападения Безликих. В нем больше не ощущалось ни печали, ни апатии - напротив, он, казалось, излучал энергию. Олрису было непонятно, как это возможно после всех недавних ужасов. Однако была в облике дан-Энрикса какая-то тревожная деталь, которую он не сразу сумел определить. Лишь присмотревшись к Меченому более внимательно, он понял, что Крикс безоружен - так, как будто он все еще оставался под арестом. - Где ваш меч? - с тревогой спросил Олрис, глядя на то место, где должна была бы находиться перевязь. Казалось невозможным, чтобы легендарный меч, в котором, по слухам, находился источник магических способностей дан-Энрикса, достался бы адхарам. - Все в порядке, он у Ингритт, - отозвался Крикс. - Она жива?! - Сказал же: не кричи, - поморщился дан-Энрикс. - Да, жива... Когда граница перестала сдерживать адхаров, и они проникли внутрь круга. Ингритт, кажется, была единственной, кто догадался, что огонь - такое же оружие, как и железо. Мы убили одного Безликого, забрали его лошадь и смогли прорваться, но, думаю, только потому, что там царила полная неразбериха. Когда мы скрылись от погони, я отдал ей меч. Пока он остается у меня, Безликим слишком просто нас найти. Лошадь мы сразу отпустили. Я не знаю, как адхары добиваются того, что их кони не боятся своих всадников, но допускаю, что на этих лошадей наложено какое-то заклятие, а может быть, и не одно... разумнее не связываться с тем, чего не понимаешь. Безликие преследовали нас, но я сбил их со следа. Правда, несколько все еще крутятся поблизости, но основная часть отряда двинулась на юг, чтобы перехватить меня у Каменных столбов. А мы решили переждать. Ингритт сказала мне, что видела тебя в самом начале схватки, и что ты сумел сбежать. Она хотела знать, что с тобой стало. Я оставил ее в безопасном месте, а сам вернулся в лагерь. Мне бы не хотелось, чтобы Ингритт вместе со мной рылась в трупах, хотя в лагере сейчас довольно безопасно - думаю, что ни один Безликий не додумался бы искать меня там. Я не нашел тебя среди убитых и пришел к выводу, что ты, скорее всего, жив. Вот, собственно, и все. Было похоже, что Меченый выбрал меньшее из двух зол и решил, что гораздо проще объяснить все сразу, чем отвечать на неизбежные вопросы – и, надо признать, изложил дело так, как будто бы заранее предвидел все, что мог спросить его стюард. Олрис напомнил самому себе, что Крикс все-таки был военным человеком, привыкшим и принимать доклады, и делать их сам. Был лишь один вопрос, ответа на который Олрис не получил. Олрис не сомневался в том, что он был не единственным, кто смог сбежать из лагеря во время общей суматохи. Но Меченый все равно отправился разыскивать именно его. Олрис спросил себя, в чем тут причина, только в просьбах Ингритт - или в чем-нибудь еще?.. - Пошли, - сказал дан-Энрикс. – Ингритт знает, куда я пошел, но ей вряд ли приятно оставаться там одной. Я еще никогда не видел лес, который выглядел бы так же отвратительно, как этот. Олрис промолчал, хотя и думал, что использованное Криксом слово "отвратительный" было неслыханным преуменьшением. Лес прямо-таки дышал враждебностью. Пока не появился Меченый, сумевший одному ему известным способом развеять это наваждение, Олрису казалось, что он сойдет с ума, если пробудет здесь еще хотя бы несколько минут. Но в главном Крикс был прав - им следовало побыстрей вернуться к Ингритт. Идти оказалось тяжело. Встретившись с Криксом, Олрис был так рад, что позабыл, как у него болят натруженные ноги, и даже перестал чувствовать головокружение и тошноту. Но уже через несколько шагов они вернулись с новой силой. Меченый двигался так быстро и бесшумно, что походил не на человека, а, скорее, на бесплотный призрак, стремительно удаляющийся от него. Олрис с первых шагов стал безнадежно отставать от своего попутчика. Крикс тоже это понял - и остановился. - Ты в порядке? - спросил он. - Простите... я просто устал, - промямлил Олрис – но, произнося эти слова, внезапно ощутил очередной неудержимый приступ тошноты – и наклонился над землей, кашляя и сгибаясь от мучительных позывов. За прошедший день его тошнило уже далеко не первый раз, и сейчас изо рта у него не вытекло ничего, кроме слюны и желчи. Через несколько секунд желудок наконец-то перестал пытаться вывернуться наизнанку, и Олрис замер в том же положении, опираясь руками на колени и прерывисто дыша. - Тебя ударили по голове? - предположил дан-Энрикс утвердительно. Олрис кивнул. - Иногда все почти нормально, а потом опять... – он приложил ладонь к губам, чувствуя подступающую дурноту. До него долетел тяжелый, долгий вздох. - А раньше ты сказать не мог?.. - поинтересовался Меченый, остановившись рядом с ним. - Подними голову. Олрис почувствовал, как пальцы Меченого прикасаются к его вискам. - Расслабься. Сейчас все пройдет, - сказал дан-Энрикс непривычно мягко. Олрис сам не заметил, как закрыл глаза. Ему казалось, что по телу разливается приятное тепло. Первой исчезла головная боль, потом усталость, от которой его тело стало одеревеневшим и тяжелым, а последней отступила ноющая боль в натруженных ступнях. Дан-Энрикс еще чуть-чуть помедлил, а потом убрал руки. - Лучше?.. - спросил он. Олрис непроизвольно потянулся к своему виску и с изумлением дотронулся до кожи, еще сохраняющей тепло чужих прикосновений. Из затылка словно вытащили раскаленный гвоздь, и голова казалась непривычно легкой. За последние часы боль сделалась настолько неотвязной, что Олрис совсем забыл, какое это упоительное ощущение - чувствовать себя здоровым. - Да! Гораздо лучше! - с жаром сказал он. Так вот, значит, как Крикс исцелял раненых с помощью своей магии!.. И ведь, самое удивительное, со стороны это выглядело так, как будто Меченый вообще ничего не делал. Крикс вздохнул. - Твое сотрясение никуда не делось, я всего лишь сделал так, чтобы ты смог идти. Об остальном подумаем потом. Они дошли до русла пересохшей речки, и, спустившись вниз, пошли по дну оврага. Крикс сказал, что в прошлом эта речка была одним из многочисленных притоков Линда, протянувшихся через здешние леса до самых границ Лисьего лога. Рыцарь говорил что-то еще, но Олрис не мог сосредоточиться на разговоре, потому что постоянно думал о Безликих. В конце концов, Крикс тоже это понял. - Успокойся, их здесь нет. Я бы почувствовал, - заметил он. Олрис только кивнул. Крикс обещал, что они доберутся до убежища часа за три, но его спутнику казалось, что они идут уже гораздо дольше. Силы, которые подарила ему магия дан-Энрикса, давно закончились, и Олрис снова чувствовал себя уставшим. Темнеющие впереди развалины моста он поначалу даже не заметил. Только когда они подошли к нему почти вплотную, Олрис понял, что камни, которые он видит - не просто нагромождение замшелых валунов, а обвалившаяся часть моста. Самая низкая из арок, примыкавшая вплотную к берегу и наполовину скрытая кустарником, была цела, хотя и выглядела исключительно непрезентабельно. Пригнувшись, Олрис проскользнул под арку вслед за Меченым - и увидел красноватый свет маленького костра, а в этом свете - опустившуюся на колени Ингритт, очень бледную, с царапинами на лице, но, вне всякого сомнения, живую. Олрис бросился вперед, рухнул на землю рядом с девушкой и сжал ее в объятьях. Они трясли друг друга и одновременно говорили какую-то ерунду, не слушая, что говорит второй. В глазах Ингритт стояли слезы. Олрис втихаря порадовался, что он, в отличие от Ингритт, уже пару часов знал, что увидит ее живой - иначе он бы, чего доброго, тоже расплакался от облечения, а плакать перед Ингритт почему-то казалось куда более позорным, чем перед дан-Энриксом. Под основанием моста было так мало места, что здесь можно было находиться, только сев на землю или стоя на коленях. Со всех сторон укрытие было тщательно замаскировано жердями и уложенными между них еловым лапником. Костер на дне вырытой у опоры моста ямы был совсем маленьким - Крикс с Ингритт позаботились о том, чтобы огонь давал как можно меньше дыма. Колеблющегося красного света едва хватало, чтобы осветить их тесное укрытие. Кусочки мяса, нанизанного на обструганную ветку, запекались над углями. Рот Олриса немедленно наполнился слюной, но странный вид жаркого вызывал в нем замешательство. - Это... крыса? - спросил он. Меченый усмехнулся. - Нет, всего лишь белка. Молодые белки любопытные и глупые, их достаточно легко убить. - Мясо готово, - сообщила сказала Ингритт, взяв одну из палочек с беличьим мясом и протягивая ее Олрису. - Только не пробуй сразу, очень горячо... Олрис только сейчас заметил, что ладони Ингритт перемотаны не слишком чистыми бинтами, в которых, присмотревшись, можно было узнать полосы, оторванные от рубашки Меченого. Он застыл, не донеся кусок до рта. - Что у тебя с руками?! Ингритт поспешно опустила руки. - Ничего. Я просто обожглась. - Когда ударила Безликого горящей головней, - весело пояснил дан-Энрикс. Олрис уже далеко не в первый раз подумал, что он в жизни не встречал людей храбрее Ингритт. Он отвел глаза - и проглотил стоявший в горле ком. А Крикс тем временем сказал: - Переночуем здесь. После такого сотрясения, как у тебя, необходимо выспаться. Олрис с недоумением уставился на рыцаря. - Вы ведь уже все сделали. Я ничего не чувствую! - возразил он. Но Крикс покачал головой. - "Сделать так, чтобы ты ничего не чувствовал" и "сделать, чтобы ты поправился" - это не одно и то же. Для выздоровления необходимо иметь хоть немного сил - своих, а на таких, которые кто-нибудь даст тебе взаймы. - А как же быть с Безликими?.. Меченый вздохнул. - До Каменных столбов - несколько дней пути. Пройти такое расстояние без остановок невозможно, так что нам еще не раз придется останавливаться на привал. И вряд ли мы найдем в округе место, которое будет лучше этого. Так что самым разумным будет задержаться здесь и постараться хорошенько выспаться. Первая вахта - моя, вторая - Ингритт, третья - твоя, Олрис. Все. Крикса разбудил дятел, долбивший дерево так громко, что Криксу казалось, будто стук раздается прямо у него над ухом. Этот назойливый и монотонный звук показался ему самым прекрасным из всего, что он слышал за свою жизнь. Никакое живое существо не станет шуметь, когда поблизости Безликие. Значит, кромешники ушли, притом уже достаточно давно. Меченый сел, резким движением отбросив загородку из еловых веток. Под мост ворвался освежающий холодный воздух и поток дневного света. Перевернувшись на бок, он увидел Ингритт, спящую возле потухшего костра. Ночью Крикс сторожил своих попутчиков, пока усталость, наконец, не сделалась невыносимой. Мысли то и дело обрывались, соскальзывая в причудливые лабиринты сновидений, и Крикс чувствовал, что еще несколько секунд - и он заснет прямо с открытыми глазами. Снаружи уже начало светать, когда он потряс Ингритт за плечо и попросил ее посторожить вместо него. Девушка, в свою очередь, должна была разбудить себе на смену Олриса, но, судя по всему, ее сморило раньше, чем она успела это сделать. Впрочем, это уже не имело ни малейшего значения. Безликие поехали вперед, значит, пока что им никто не угрожает. Крикс вздохнул. Нетрудно было угадать, куда отправились кромешники. Они поехали на юг, чтобы устроить им засаду на дороге к Каменным столбам. А значит, рано или поздно беглецам придется столкнуться с ними. Ситуация до ужаса напоминала ту, когда адхары точно так же загоняли Князя в подготовленную для него ловушку. А ведь у Седого тогда не было двоих неопытных и не особенно выносливых попутчиков... Крикс посмотрел на грязные разводы на щеках у Ингритт, на ее припухшие глаза, и понял, что ночью она снова плакала. Крикс постарался сделать так, чтобы она не видела останки их товарищей, убитых в лагере, но это мало помогло. Он помнил, что в последний раз, когда глаза Ингритт внезапно наполнились слезами, девушка сказала что-то вроде "Он почти совсем поправился...", и Крикс сообразил, что она говорит о сенешале. Меченый стиснул зубы, раздираемый желанием помочь - и пониманием, что это невозможно. Хотя Крикс никогда не был настоящим лекарем, он все же знал, что значит вытащить кого-нибудь буквально с того света, а потом в течении недель с волнением следить за тем, как к человеку постепенно возвращается здоровье, и поэтому способен был представить потрясение от того, что эту драгоценную, с таким трудом сохраненную жизнь безжалостно и грубо обрывают прямо на твоих глазах. Крикс полагал, что всякое убийство омерзительно, но, если это вообще возможно, то подобное убийство было еще омерзительнее прочих. Прикинув, что Олрис и Ингритт слишком измотаны, чтобы проснуться и встревожиться из-за его отсутствия, он решил прогуляться до ближайшего ручья. Чистая родниковая вода привлекала его больше, чем снег, который пришлось бы соскребать прямо с земли. Однако умыться ему так и не пришлось. Выбравшись из-под моста, он обнаружил человека, который сидел на одной из обвалившихся опор, и, держа в руке длинную рябиновую ветку, рисовал на тонком слое выпавшего за ночь снега какой-то причудливый узор. Одежда человека поначалу показалась Криксу белой с золотом, как праздничный колет Валларикса, но мгновение спустя он осознал, что дело тут не в цвете - просто фигуру незнакомца окутывало слабое сияние. Еще одну секунду Меченый потратил на дурацкую попытку разобраться, считать обладателя сияющей одежды юношей или девушкой. Потом тот поднял голову, и Крикс сообразил, что он ошибся дважды. Потому что незнакомец не был человеком. Увидев онемевшего от изумления дан-Энрикса, Альд легко поднялся на ноги. Теперь, когда они стояли лицом к лицу, Меченый сразу же узнал его - это его он видел в своем сне. Именно к его мыслям так неосторожно попытался прикоснуться с помощью ворлочьей магии. - Рад тебя видеть, Эвеллир, - сказал Альд тоном человека, встретившегося со старым другом. Ситуация была настолько невообразимой, что дан-Энрикс не сумел найти какой-нибудь ответ - только развел руками, даже не пытаясь скрыть свою полнейшую растерянность. Казалось глупым уверять Альда в том, что он тоже рад их встрече. Тем более, что никакой радости дан-Энрикс не испытывал. Он так долго тешился мечтой о том, что встретит Альдов, в то же время полагая, что этой мечте не суждено осуществиться, что сейчас совсем не чувствовал себя обрадованным - скорее, оглушенным. Альд, должно быть, понял его состояние, поскольку счел необходимым пояснить - Меня отправили сюда, чтобы помочь тебе. - Но почему сейчас?.. - этот вопрос сорвался с губ дан-Энрикса быстрее, чем он успел осознать, что в данных обстоятельствах это звучало, как упрек. Как будто он сказал "мне столько раз была необходима помощь, но до сих пор вы не вмешивались". Крикс поморщился, не зная, как избавиться от послевкусия того, что только что сказал, и с чувством неожиданной усталости провел ладонью по глазам. - Прости. Я несу чушь. Вы помогали мне гораздо больше, чем кому-нибудь другому. И, конечно, я не вправе был рассчитывать, что Леривалль пошлет кого-нибудь сюда теперь, когда... - "когда вам нужен каждый человек", хотел сказать "дан-Энрикс", но в последнюю секунду усомнился, подойдет ли такой оборот для Альдов. - ...когда у вас полно своих забот, - закончил он. - Тебе не нужно беспокоиться о нас, - ответил Альд. - Но, если ты попробуешь прорваться к Каменным столбам, тебя наверняка убьют. Олварг отправил за тобой большую часть своих Безликих. Я помогу тебе и твоим спутникам попасть в Адель, избежав встречи с ними. "Что скажут Олрис с Ингритт, когда увидят его? Они ведь никогда не слышали об Альдах, - промелькнуло в голове у Крикса. - Надо будет как-то объяснить..." Альд покачал головой. - Они меня не увидят. Для них меня здесь нет. - Но... мне же не мерещится? Ты в самом деле здесь? - Меченый инстинктивно протянул руку. Альд с готовностью подал ему свою. - И ты, и я, мы оба здесь, но мы находимся в разных мирах. Иногда эта преграда ничего не значит, как сейчас. А иногда она бывает непреодолимой. Понимаешь?.. Крикс посмотрел на их соединенные ладони. Он чувствовал тепло чужой руки. Его собственная ладонь как будто бы светилась изнутри - как в детстве, когда Безымянный ловил на болоте светлячков и держал их в кулаке, рассматривая свою добычу в щелку между пальцами. А больше ничего особенного в рукопожатии с Альдом не было. Если закрыть глаза, рука, сжимавшая его ладонь, казалась совсем человеческой. - Любой нормальный человек подумал бы, что я сошел с ума, - заметил он. - Но, кажется, я в самом деле понимаю. Я читал о том, что Альды больше не способны появляться в нашем мире. И сам видел доказательства того, что миры расходятся все дальше. Время Тайной магии кончается. Альд улыбнулся. - Время Тайной магии еще не началось, - поправил он. - Но ты уверен, что вы сможете отбить атаку Олварга без посторонней помощи?.. - уточнил Крикс, вспомнив свое видение. - Нет. Думаю, сегодня ночью Олварг уничтожит Леривалль. Крикс нахмурился и инстинктивно попытался положить ладонь на рукоять Ривалена, забыв, что меч по-прежнему находится у Ингритт. - Тогда я пойду с тобой, - решительно сказал он. - Нельзя позволить, чтобы Олварг захватил Туманный лог. - Не стоит, - мягко отказался Альд. - Тот Леривалль, который может уничтожить Олварг - это только форпост между мирами. Рано или поздно все, принадлежащее прежнему миру, должно подойти к концу, и Леривалль - не исключение. Тот мир, который ты на самом деле должен защитить - наш общий мир, не разделенный временем или границами, Мир Былого и Грядущего. Поэтому сосредоточимся на том, чтобы его достичь. Для этого ты должен уничтожить Темные истоки. - Но если дело в том, чтобы сразиться с Олваргом, то почему нам не сразиться в Леривалле? Альд совсем по-человечески пожал плечами. - Я не знаю, Крикс. Но чувствую, что это было бы ошибкой. Может статься, Олварг войдет в Леривалль только тогда, когда все уже будет кончено. Он зашел слишком далеко и чувствует себя в ловушке. Мы все время ощущаем его страх. Наверняка он постарается вести себя как можно осторожнее, и не оставит тебе ни одной возможности сразиться с ним. У него есть, кого послать вперед себя... Я думаю, что для тебя оборонять Туманный лог настолько же рискованно, как идти к Каменным столбам, а ты сейчас не вправе понапрасну рисковать собой. - Заметив выражение его лица, Альд улыбнулся. - Не огорчайся, Крикс. Это совсем не то, чем кажется на первый взгляд. Энрикс из Леда умер триста двадцать лет назад, твой друг Атрейн - вчера, а я наверняка умру сегодня ночью. Но на самом деле все это не важно. Смерти нет. Тебе ли этого не знать? Крикс вспомнил, как лежал на мокром каменном полу в Кир-Роване, прошедший через все стадии испуга, безнадежности и боли - и оставивший их где-то позади. С тех пор он много раз жалел, что то пронзительное чувство совершенной ясности успело потускнеть и раствориться в его памяти. Но все-таки дан-Энрикс знал, что имел ввиду Альд. - Пойду разбужу Олриса и Ингритт, - сказал он. - Если не возражаешь, я пойду с тобой, - ответил Альд. - Подъем! - бодро сказал дан-Энрикс, возвращаясь к своим спутникам и заглядывая под мост. - Вставайте. У меня для вас замечательные новости. Мы сегодня же будем в Адели. - Как это "сегодня же"? - не понял Олрис, открыв глаза и щурясь от яркого света. - А как же Каменные столбы?.. Ингритт ничего не сказала, но она тоже вопросительно смотрела на него. - Столбы нам больше не нужны. Я был в лесу, и обнаружил... хм... источник более сильной магии, - ответил Меченый. То ли все дело было в разговоре с Альдом, то ли в озадаченных, заспанных лицах Олриса и Ингритт, но на душе у Крикса было удивительно легко. Им не пришлось тратить много времени на сборы - не считая той одежды, которая была на них, у беглецов не оставалось никаких других вещей. Ингритт ограничилась тем, что заново перевязала растрепавшиеся за ночь волосы. Олрис стащил сапог и аккуратно обернул натертые до крови ноги куском ткани, наскоро откромсанным от подола рубашки. На этом, собственно, приготовления к предстоящему путешествию были завершены. - Мне кажется, здесь кто-то есть, - сказала Ингритт, выбравшись из их укрытия. Олрис быстро огляделся. - Кто? Безликие?.. - Нет, точно не они, - решительно ответила Ингритт, не переставая, судя по всему, прислушиваться к своим ощущениям. - Наверное, это просто мое воображение. "Определенно, нет" - мысленно отозвался Меченый, но вслух, конечно, ничего не произнес. Альд улыбнулся и махнул рукой, приглашая Крикса следовать за ним. Пока они шагали через лес, дан-Энрикс развлекался тем, что пытался угадать, куда они идут. Примерно через полчаса Альд вывел их к маленькому, но глубокому лесному озеру, в которое впадал замеченный дан-Энриксом ручей. Часть берега когда-то обвалилась и ушла под воду, так что теперь Меченый и его спутники стояли на краю отвесного, хотя и не особенно высокого обрыва. - В легендах гвиннов часто попадаются волшебные озера, - сказал Альд. - Чаще всего они исцеляют раны или возвращают молодость. Но могут оказаться и порталом в другой мир, ведь так?.. Полюбовавшись на тонкий прозрачный лед, в который вмерзло несколько черно-бурых листьев, Крикс с упреком посмотрел на Альда. "Сейчас ведь зима. Неужели обязательно лезть в ледяную воду?" - мысленно осведомился он. Альд с явным сожалением развел руками. - Именно тебе - не обязательно. Я могу сделать так, что ты прямо сейчас окажешься в Адели, или даже прямо в императорском дворце. Но с твоими спутниками все куда сложнее. Не мне тебе рассказывать, что Тайная магия не совершается без человеческого соучастия. А людям непременно нужно, чтобы все происходящее имело хоть какое-нибудь объяснение, пусть даже самое парадоксальное. Для вас, людей, законы вашего мышления превыше самой реальности - вы так устроены. Если сказать человеку, что он перенесется в другой мир, не сходя с места, на котором он стоит, то он будет уверен в том, что это невозможно. Но если сообщить ему, что нужно будет прыгнуть в ледяное озеро, которое глубже его роста, он позволит себе хотя бы допустить, что из этого что-то может получиться... а потом Тайная магия доделает все остальное. Меченый вздохнул - и обернулся к Олрису с Ингритт, чтобы объяснить, что именно им предстоит. Олрис с благоговением смотрел на озеро. - Это и есть источник магии, который вы нашли?.. - спросил он тоном человека, приготовившегося услышать что-нибудь невероятное. - Он в этом озере? Меченый на мгновение задумался. Тайная магия не терпит лжи, но в то же время предостерегает от того, чтобы называть "правдой" самую простую мысль, которая приходит тебе в голову. - Не совсем так, - ответил он. - Источник магии находится в каждом из нас. Но чтобы ее пробудить, нужны особые... условия. В конечном счете, Каменные столбы - это всего лишь арка из камней. Но она позволяет людям путешествовать между мирами. Как и это озеро. Вам нужно будет просто прыгнуть вниз - магия позаботится обо всем остальном. - Я первая, - решительно сказала Ингритт. Но Олрис явно был не согласен с этим. - Вдруг это опасно?.. Я должен пойти вперед. - С чего бы это? - прищурилась Ингритт. Меченый не сомневался в том, что Олрис подразумевал, что Ингритт - девушка, и заинтересованно прислушался, пытаясь угадать, как он будет оправдывать свою идею перед Ингритт. - С того, что я единственный, кто пока что не сделал ничего полезного, - выкрутился Олрис. - Это не опасно, - оборвал их спор дан-Энрикс. Он не сомневался в том, что Олрис с Ингритт даже не подхватят насморк - Альд никогда не предложил бы ничего такого, что могло бы причинить им вред, хотя приятным прыжок в ледяную воду, разумеется, не назовешь. - Можете прыгнуть вместе, если вам так хочется. Еще пару секунд Олрис и Ингритт сверлили друг друга выразительными взглядами, но потом они все же подошли к краю обрыва и одновременно оттолкнулись от земли. Дан-Энрикс услышал, как хрустнул лед - а в следующую секунду его спутники исчезли. На том месте, где они пробили лед, осталась две больших, неровных полыньи. Меченый посмотрел на Альда и заставил себя улыбнуться. - Я, пожалуй, последую их примеру. Было бы нечестно заставить других людей прыгать в замерзшее озеро, а потом присоединиться к ним без всяких затруднений. Когда он договорил, в голосе Крикса не осталось ни следа от его показной веселости. Было странно сознавать, что всего через несколько часов их проводник будет убит. - Прощай, - сказал дан-Энрикс, не способный справиться с печалью. В глазах Альда промелькнуло выражение той же тоски, которую испытывал он сам, но потом он лукаво улыбнулся. - Не забывай, что мы скоро увидимся. Точнее, я увижусь с тобой уже сегодня ночью, а вот тебе придется подождать. Не слишком честно, правда?.. С твоей точки зрения, ты еще не победил, а мы тем временем уже пожнем плоды твоей победы. Сообразив, что он опять пытается подходить к ситуации со своей старой, совершенно не пригодной к делу меркой, Крикс рассмеялся. - Ну, в конце концов, вы начали это сражение задолго до меня. Думаю, будет только справедливо, если и победой вы насладитесь раньше, чем я сам. - Спасибо тебе, Эвеллир, - серьезно отозвался Альд. - До встречи! - сказал Меченый, делая шаг вперед. Только шагнув, он осознал, что так и не поинтересовался именем их спутника. Полет занял не более секунды. Меченый почувствовал, как погрузился в воду, и инстинктивно зажмурился. Открыв глаза, он осознал, что вода была не такой холодной, как он ожидал. Вдобавок, она больше не казалась черной, как тогда, когда он смотрел на озеро. Наоборот, она была зеленой, пронизанной косыми потоками солнечного света. Оттолкнувшись от покрытого камнями дна, дан-Энрикс вынырнул на поверхность. Он увидел небо, покрытое кучевыми облаками, позолоченными заходящим солнцем, лес и возвышающиеся неподалеку стены города, в котором он с замиранием сердца узнал Адель. Примерно в двадцати шагах от того места, где дан-Энрикс упал в воду, протянулась длинная песчаная коса. На ней спиной друг к другу стояли Олрис с Ингритт, выжимавшие свои рубашки. Крикс в несколько размашистых гребков доплыл туда, где его ноги доставали дна, и, поскальзываясь на камнях, побрел в сторону берега, еще не до конца поверив в то, что наконец-то оказался дома. Выбравшись из воды, Крикс первым делом сбросил сапоги и вылил из них воду на песок. Увидев Меченого, Ингритт торопливо натянула влажную рубашку. - Мы уже начали беспокоиться, - сказала она. Крикс удивился, но потом подумал, что, с поправкой на разницу во времени, он должен был попасть сюда примерно через пять минут после своих попутчиков. - Это и есть ваш город?.. - спросил Олрис, зачарованно глядя на видневшуюся вдалеке Адель. - Да, - кивнул Меченый. Он посмотрел на солнце, почти касавшееся воды, бросил взгляд на стертые до крови ступни Олриса, переминавшегося с ноги на ногу на остывающем песке, и пришел к выводу, что за те полчаса, которые остались до закрытия ворот, им нипочем не добраться до города. Придется, видимо, попасть в Адель другим путем. Хорошо, что хоть вечер выдался безветренным, и закатное солнце еще способно было дать немножечко тепла, иначе идти куда-то после недавнего купания было гораздо неприятнее. - Здесь так тепло... хотя и осень, - с удивлением отметила Ингритт, глядя на желтые и оранжевые листья на деревьях. - Я думал, здесь будет конец зимы, как и у нас, - поддержал ее Олрис. - По-моему, сейчас примерно середина октября, - ответил Меченый, мельком взглянув на лес. - В это время погода без конца меняется. То тепло, как летом, то внезапно налетают зимние шторма. Считайте, что нам повезло. Но все равно, если мы будем продолжать эту беседу в мокрой одежде, то замерзнем и простудимся. - Он обернулся к Ингритт. - Мы встанем к тебе спиной и будем смотреть только на залив, а ты не будешь торопиться и выжмешь свою одежду досуха. Когда ты скажешь, что закончила, мы поменяемся. Олрис встал рядом с ним, с преувеличенной серьезностью уставившись на горящую под лучами солнца полосу воды на горизонте. - Он такой огромный, да?.. И постоянно движется, как будто дышит, - сказал он, когда набежавшая волна лизнула ему ноги, оставляя за собой ошметки белой пены. Крикс напомнил самому себе, что Олрис еще никогда не видел море. - Когда мы упали в воду, мне сначала показалось, что она сама пытается выкинуть нас на берег. - Это называется "прибой", - ответил Меченый, невольно улыбнувшись. До чего же хорошо было опять попасть домой... Когда они закончили с одеждой, Олрис потянулся к валявшимся на песке ножнам с Риваленом. - Я понесу ваш меч, - предложил он. Было понятно, что ему уже давно хотелось сменить Ингритт. - Нет! – поспешно сказал Крикс, удержав парня за плечо. Тот посмотрел на рыцаря с обидой и недоумением. Судя по виду Ингритт, она тоже была удивлена таким решительным отказом. Меченый и сам не очень понимал, почему он остановил мальчишку. До сих пор у него не было никаких оснований думать, что их враг сможет почувствовать Ривален, если меч возьмет не Крикс, а какой-то другой потомок Энрикса из Леда. Но Меченый полагал, что, имея дело с магией, лучше поменьше рассуждать и больше доверять собственным ощущениям. - Меч возьмет Ингритт, - сказал Крикс, давая своим спутникам понять, что не намерен обсуждать этот вопрос. Олрис обиженно отступил в сторону и избегал даже смотреть на Ингритт, пока та надевала перевязь. Меченый, в свою очередь, смотрел на Олриса и думал - как бы тот отреагировал, вздумай он объяснить причину своего отказа?.. Крикс до сих пор помнил, с каким выражением лица гвинн говорил об Олварге. Сознавал это Олрис или нет, но король внушал ему отвращение и страх, слегка замаскированный привитым ему в Марахэне уважением к тому, кто утверждает свою власть с помощью силы и жестокости. Навряд ли Олриса обрадовало бы известие, что их король - его отец. По счастью, подобная мысль явно не приходила ему в голову. Если бы не Седой, он тоже никогда не заподозрил бы в мальчишке Рикса. Все потомки Наина Воителя были похожи друг на друга - смуглые, высокие темноволосые мужчины с выступающими скулами и матовым оттенком кожи. А вот Олрис выглядел, как самый настоящий гвинн - вздернутый нос, большие, широко расставленные серые глаза и светлые волосы, которые сейчас напоминали грязные сосульки. Вероятно, это его и спасло. Если бы среди малышни, вертевшейся на конюшнях Марахэна, объявился смуглый и темноволосый паренек, отца которого никто не знал, Олварг наверняка заинтересовался бы его происхождением. - Идем?.. - спросила Ингритт, затянув последний ремешок. Меченый коротко кивнул. * * * Олварг стоял спиной к кострам, горевшим на прогалине, так что вначале Бакко и его товарищи видели только его темный силуэт. Но постепенно их глаза привыкли к темноте, и Бакко разглядел и лицо короля, и темные фигуры дюжины адхаров, занявших позиции в тени, подальше от пылающих костров. Дождавшись, когда тишина сделалась абсолютной, король заговорил. - Я собрал вас, чтобы поговорить о неожиданном препятствии, которое задержало наше продвижение вперед. Он говорил, не повышая голоса, но Бакко слышал его так отчетливо, как если бы тот стоял прямо перед ним. Бакко догадывался, что это было магией, и что стоявшие в задних рядах солдаты слышат Олварга не хуже, чем он сам. - Кое-кто говорил, что это колдовство, и что нам лучше всего повернуть назад, - Олварг неторопливо обвел взглядом строй стоящих у костра людей. Бакко почудилось, будто глаза их предводителя впиваются в него, как два ножа. Он постарался успокоить себя тем, что остальные, вероятно, ощущают то же самое. Король умел внушать почтение и страх. Выдержав долгую, томительную паузу, Олварг сказал - Вы были правы. Это в самом деле колдовство. Однако вы напрасно полагаете, что голоса, которые вы слышали в тумане - это какие-то бесплотные, могущественные существа, равные если не богам, то уж, по крайней мере, духам леса и озер. Вы скоро убедитесь в том, что эти маги смертны, как и остальные люди. Нет ничего глупее, чем бояться врага, который сам боится вас. А эти маги нас боятся. Вы же видите - им не хватает смелости даже на то, чтобы сразиться с нами. Они прячутся в своем волшебном замке и воображают, что сумеют обратить вас в бегство с помощью одной лишь магии. Решайте сами, кто вы - взрослые мужчины или перетрусившие дети, которых можно напугать туманом. Мне известно, что среди вас есть те, кто рассуждает так - "Я бы вернулся в Марахэн, вот только кто позволит мне уйти?.. Я не хочу, чтобы за мной отправили адхаров, потому и остаюсь". Бакко похолодел. Вчера, когда они сидели у костра, он в самом деле шепотом поделился с Инги этой мыслью. Но он был уверен в том, что его слышал только его друг. Бакко отлично помнил, как он осмотрелся, чтобы быть уверенным, что рядом не торчит никто из офицеров. Неужели Олваргу действительно было известно все, что думает и говорит каждый из них?.. Все те, кто хоть однажды удостоился беседы с королем, потом клялись, что он способен угадать любые мысли собеседника и чувствует все его страхи. Но вплоть до сегодняшнего дня Бакко не сомневался в том, что ему лично проницательность их предводителя никак не угрожает - просто потому, что люди вроде него или того же Инги слишком незначительны, чтобы король заинтересовался, о чем они думают. "Уймись, - приказал Бакко сам себе. - Может, он говорил совсем не о тебе... Мало ли, кто еще в лагере болтал о том же самом!.. Да, но это же те самые слова, которые я говорил вчера. Не просто та же мысль, а те же самые слова!" Пока смущенного и перепуганного Бакко бросало то в жар, то в холод, король продолжал: - Я собрал вас, чтобы сказать - пусть каждый, кто не хочет следовать за мной, проваливает в Марахэн или на все четыре стороны. Я не намерен вам мешать. Мне нужны мужчины, а не трусы, которые будут драться из-под палки, так что перестаньте ныть и убирайтесь. Те, кто оказался недостоин воинского Посвящения, заслуживают смерти, но сегодня, в виде исключения, я отменяю это правило. Считайте, что король позволил вам уйти. Ступайте тискать своих жен, растить пшеницу и командовать прислугой. Я не стану посылать за вами адхаров и не вспомню ваши имена, когда вернусь с победой в Марахэн. Мне попросту нет дела до таких, как вы, - Олварг махнул рукой, как человек, который прогоняет увязавшуюся за ним собаку. Выдержав паузу, он продолжал. - Те, кто останется со мной, еще сегодня до рассвета будут в Леривалле. Вы найдете там сокровища, в сравнении с которыми все ценности, которые хранятся в Руденбруке, стоят меньше, чем гнилая репа. Вы знаете - я всегда даю то, что обещал. Так вот: сегодня я отдам вам Леривалль. Вы убедитесь в том, что его обитатели, которые казались такими опасными, пока вы их не видели - просто несколько десятков слабосильных выродков, больше похожих на женщин, чем на мужчин. До сих пор я не видел смысла тратить свою магию на то, чтобы покончить с ними, потому что и их магия, и они сами и без этого находятся на последнем издыхании, так что со временем я бы избавился от них без дополнительных хлопот. Но раз они решили лезть в мои дела - пускай пеняют на себя. Вы перебьете их, а потом мы напомним Истинному королю, кто победил его отца в Древесном городе. Ну а теперь скажите - вы готовы захватить Туманный лог?.. Все заорали хором. Бакко вопил так же громко, как и остальные. Его недавний страх переродился в какое-то совсем иное чувство. Ему хотелось драться, и притом немедленно. Хотелось раз и навсегда очистить себя от позорных обвинений в трусости, но главное - хотелось, как и раньше, ощущать себя неотделимой частью воинского братства, а не отщепенцем, оказавшимся недостойным принесенных им обетов. - Хорошо, - сказал король, когда крики утихли. - Леривалль находится за пределами нашего мира. Попасть туда можно только с помощью магии. Это - моя забота. В моем распоряжении находятся такие силы, о которых наши противники не смеют и мечтать. Я разрушу древнюю защиту, которая ограждает Леривалль, и тогда мы войдем в Туманный лог. Но сперва нужно позаботиться о том, чтобы маги из Леривалля не околдовали вас и не подчинили вашу волю с помощью какой-нибудь уловки вроде тех, которые они используют обычно. Я знаю, многие из вас задумывались, чем я был занят весь последний день, и почему мы оставались в этом лагере вместо того, чтобы продолжить свой поход. Отвечу - я готовил средство, которое обеспечит нам победу. В тех котлах, которые вы видите, находится напиток, который сделает вас неуязвимыми для магии наших противников... Назад! - сердито рявкнул Олварг, когда несколько наиболее нетерпеливых слушателей из первого ряда попытались сделать шаг вперед, к котлам. - Всем оставаться на своих местах и выходить вперед только по команде ваших офицеров, иначе мы не закончим до утра. Те, кто надеялся опередить своих товарищей, поспешно возвратились в строй. Бакко увидел, что король действительно продумал все. Под руководством Нэйда и его помощников солдаты Олварга выстраивались в очереди, а гвардейцы, получившие напиток в числе первых, так же быстро отходили в сторону, чтобы не мешать другим. Судя по виду тех, кто выпил зелье первым, ничего неприятного в магическом напитке не было. Напротив, отходившие от котла люди выглядели ошарашенными, но довольными. Бакко не терпелось испытать магическое средство, приготовленное самим королем. Сердце у него билось все быстрее. Ему чудилось, что этот напиток раз и навсегда изменит его жизнь - совсем как воинское Посвящение. Но, когда наконец настала его очередь, Бакко даже не успел проникнуться значимостью момента. Гвардеец ткнул ему под нос мокрый черпак с какой-то темно-бурой жидкостью, и Бакко, подчиняясь общей спешке, одним махом проглотил содержимое этого черпака, не успев даже распробовать его на вкус. Сначала он почувствовал себя разочарованным, поскольку все произошло как-то уж слишком быстро и довольно бестолково - особенно если вспоминать его недавнее волнение и ожидание невероятных перемен. Но прежде, чем он успел возвратить черпак, в ушах у Бакко зашумело, сердце застучало так, как будто собиралось разорваться, и по телу разлилось приятное тепло. Шагнув - или, точнее, отшатнувшись в сторону, чтобы уступить место Инги, Бакко осознал, что пьян, но только как-то странно. В голове царил такой сумбур, какой бывает за минуту до того, как опьяневший человек роняет голову на стол и засыпает мертвым сном. Но тело совершенно не казалось неуклюжим - наоборот, Бакко не чувствовал подобной легкости и распирающей энергии с тех пор, как ему было лет пятнадцать. Когда Бакко возвращался в строй, он по случайности заметил короля, который молча наблюдал за тем, как движутся очереди к котлам. В прошлом король часто казался Бакко изможденным, но такого бледного и перекошенного лица, как сегодня, Бакко еще никогда не видел ни у Олварга, ни у кого-нибудь еще. Пьяному от магического зелья Бакко это показалось исключительно забавным. Интересно, Олварг опасался, что напитка может не хватить на всех, или тревожился из-за сражения?.. Бакко попытался вспомнить, с кем они намерены сражаться, но в конце концов решил, что это не имеет ни малейшего значения. Ничто не свете не заслуживало того, чтобы раздумывать об этом больше двух секунд - особенно сейчас, когда любые мысли вызывали головокружение и ноющую боль в висках. - Кто-то... поет? - спросила Ингритт тоном человека, который не верит собственным ушам. С тех пор, как беглецы вошли в Подземный город, Крикс мысленно проклинал здешние коридоры и свою самонадеянность, заставившую его возомнить, что он сумеет обойтись без факела. Впрочем, выбора у них не было - разве что ночевать в лесу, или же, на свой страх и риск, попробовать представиться дозорным. Здраво оценив свой внешний вид, а также вид своих попутчиков, Меченый должен был признать, что, если стража и откроет им ворота, то только затем, чтобы арестовать их троих, как нарушителей спокойствия. К тому же, не особенно разумно называть кому-то свое имя, не имея ни малейшего понятия о том, как долго он отсутствовал. Если здесь прошло двадцать лет, ему резонно возразят, что Меченый, пропавший после взятия Кир-Кайдэ, должен быть мужчиной лет сорока, а не молодым человеком вроде него самого. Ссылаться на знакомство с Иремом или на покровительство Валларикса, не зная об их настоящем ровным счетом ничего, тоже было бессмысленно. Оставалось только спуститься в Подземный город и идти по памяти - держаться у стены, считать шаги и повороты и надеяться, что в темноте он не ошибся коридором. Олрис шел за ним, крепко держась за локоть Крикса, а замыкала эту странную процессию Ингритт, державшая за руку Олриса. Не приходилось удивляться, что они двигались даже медленнее, чем тогда, когда Крикс выводил Дарнторна из Адели, завязав ему глаза. Когда шершавая стена, служившая ему ориентиром, стала глаже и ровнее, а сам коридор раздался вширь, и впереди наконец-то замаячил бледный свет созданных Альдами светильников, Крикс с облегчением вздохнул. Он обнаружил, что несколько отклонился от кратчайшего маршрута к центру города, но это было не так важно. Следовало радоваться уже тому, что ему удалось провести своих спутников через переплетение подземных галерей, напоминающих гигантский муравейник. Теперь он мог наконец вздохнуть свободно. С того места, на котором они оказались, до фамильной усыпальницы дан-Энриксов и выхода во дворец было рукой подать. Олрис тоже услышал музыку, и настороженно оглядывался по сторонам. - Я никого не вижу, - сказал он. И Ингритт, и Олрис были настолько вымотаны, что, казалось, даже не заметили великолепия подземных галерей. Единственным, что вырвало их из усталого оцепенения, были звучащие из ниоткуда голоса. - Это Поющий зал, - пояснил Меченый. - Вам кажется, что вокруг вас поет и разговаривает множество людей, но на самом деле здесь никого нет. Так действует здешняя магия. - Я слышала об этом, - неожиданно сказала Ингритт. - Атрейн говорил про магию, из-за которой часть его разведчиков начала слышать голоса и пение, хотя вокруг никого не было - только туман. Но я не думала, что это так красиво. Можно нам остановиться и послушать? Хотя бы одну минуту?.. Крикс покачал головой. - Не стоит. Мы и так идем не слишком быстро, а сейчас, наверное, уже перевалило за полночь. Больше они нигде не останавливались - даже когда Олрис с Ингритт едва не свернули себе шеи, проходя через семейный склеп дан-Энриксов и с удивлением разглядывая каменные статуи, мимо которых они проходили. Меченый напомнил самому себе, что за все время пребывания в Эсселвиле он не видел ни одной скульптуры, так что Олрис с Ингритт, вероятнее всего, даже не представляли, что из камня можно сделать что-нибудь подобное. Крикс довел своих спутников до лестницы, ведущей из фамильной усыпальницы наверх, когда в глаза ему ударил неправдоподобно-яркий белый свет. От неожиданности Олрис налетел на него сзади, а сам Крикс прикрыл глаза рукой, но было уже поздно - под веками пульсировала боль, как будто свет обжег ему глаза. - Не двигайтесь, - скомандовал знакомый мужской голос. Говоривший не присовокупил к своему приказу никаких угроз, но это было и не нужно - было совершенно очевидно, что последствия неподчинения будут самыми печальными. Несмотря на боль и резь в глазах, Крикс сумел различить на верху лестницы фигуры нескольких мужчин. Стоявший впереди, вне всякого сомнения, был тем самым человеком, который приказал ему остановиться. Крикс расслабился и даже разрешил себе прикрыть слезившиеся, воспаленные глаза. - Все в порядке, Ирем, это я, - устало сказал он. Судя по наступившей тишине, его слова привели слушателей в замешательство. Открыв глаза, Крикс обнаружил, что сэр Ирем, жестом приказав всем оставаться на своих местах, легко сбегает вниз по каменным ступеням. - Простите, принц, - произнес он, остановившись в трех шагах от собеседника. - Произошло досадное недоразумение. Магический пульсар оповестил нас о том, что во дворец проникли посторонние. Мы не могли предположить, что это вы. Услышав про пульсар, Крикс с интересом посмотрел на Ирема. Он помнил, каких усилий тому стоило добиться использования пульсаров в прошлом. Но тогда была война, и маги скрепя сердце примирились с необходимостью растрачивать свой Дар на поддержание магической защиты. Крикс пообещал себе, что скоро выяснит, чем объясняются усиленные меры безопасности на этот раз, и протянул Ирему руку. Коадъютор крепко сжал ее и тихо произнес: - Ну наконец-то! Мы уже начали думать, что с тобой произошло какое-то несчастье. - А как долго меня не было?.. - спросил Крикс так же тихо. С точки зрения дан-Энрикса, лорд Ирем не особо постарел со времени его последнего визита. Но ему хотелось знать наверняка. - Уже четыре года. Но об этом - лучше без свидетелей, - ответил Ирем, и дан-Энрикс должен был признать, что рыцарь прав. Стоявший на вершине лестницы мужчина в светлых одеждах, ярко выделявшихся на фоне синих орденских плащей, спросил: - Лорд Ирем, вы уверены, что вам не требуется моя помощь?.. Коадъютор покосился на него через плечо. - Благодарю, магистр, все в порядке. Я надеюсь, что, учитывая обстоятельства этого дела, вы простите меня за то, что я потратил ваше время. Вы можете быть свободны. Крикс удивленно поднял бровь. "Магистр"?.. Судя по всему, обладатель сливочно-белого плаща был магом из Совета Ста. Судя по его виду, маг был крайне недоволен тем, что коадъютор так бесцеремонно указал ему на дверь, однако, бросив на дан-Энрикса последний любопытный взгляд, протиснулся мимо гвардейцев и ушел. - А это кто такие?.. - спросил Ирем, кивнув на Олриса и Ингритт. Оба выглядели до смерти уставшими и испуганно жались поближе друг к другу. - Мальчик - мой стюард, а девушка - его подруга. Коадъютор хмыкнул, явно не считая объяснение дан-Энрикса достаточным, но углубляться в тему он не стал. - Мне разбудить Вальдера, или это дело терпит до утра? - осведомился он. - Если это возможно, я просил бы тебя подождать. Наследнику в последнюю неделю нездоровится, и Их Величества совсем измучились. - Пусть спят, - кивнул дан-Энрикс. - А вот с тобой, если не возражаешь, я бы побеседовал уже сейчас. - Изволь. Только сперва устрой куда-то своих замарашек, а то они, по-моему, уже на ногах не держатся, - Ирем смотрел на Олриса и Ингритт с хорошо знакомой Криксу смесью жалости и нескрываемой иронии. - Должен признать, когда я пытался представить твое возвращение в Адель, я ожидал чего угодно, только не того, что ты приведешь с собой двоих детей. Крикс хмыкнул. - Эти "дети" за последние несколько дней прошли через такое, что большинству взрослых и во сне не снилось. Давай так. Я отведу их в комнату, в которой я ухаживал за Алвинном, а потом мы пойдем к тебе и побеседуем без посторонних глаз, идет? - Идет. Я прикажу, чтобы им принесли чего-нибудь поесть, и подожду тебя на Галерее Славы. В аулариуме императора было темно и тихо. На пороге Ирему внезапно показалось, что он спит и видит сон. Утром он, как всегда, проснется в Адельстане, и окажется, что ничего этого не было - ни разбудившего его вскоре после полуночи сигнала, ни безумной, хотя и короткой скачки до дворца, ни ошалевших взглядов магов из Совета Ста, которые, похоже, до последнего считали применение магических пульсаров очередной блажью коадъютора и не могли поверить в то, что им действительно придется отражать чье-либо нападение. - Вина?.. - предложил Ирем, поджигая угли в жаровнях факелом, который он держал в руке. - Да. И чего-нибудь поесть. Я умираю с голода, - ответил Меченый. Ирем кивнул и, отойдя к дверям, отдал необходимые распоряжения. Когда он вернулся, Крикс уже успел устроиться в массивном кресле, которое обычно занимал Вальдер. - Почему твой гвардеец встал передо мной на колени? - с усталым любопытством спросил он. Ирем поморщился. Благодаря магической защите, вовремя предупредивший коадъютора о чужаках в Подземном городе, известие о возвращении дан-Энрикса мгновенно облетело весь дворец. Большая часть гвардейцев, к счастью, ограничивалась тем, что пожирала Меченого глазами, но один из них, по-видимому, принадлежал к числу тех элвиенистов, которые приняли идеи Отта слишком близко к сердцу. - Многое здесь изменилось, пока ты отсутствовал, - довольно неопределенно отозвался Ирем. Не то чтобы он не хотел отвечать на вопрос дан-Энрикса - просто впервые в жизни коадъютор плохо представлял, с чего начать. Меченый вопросительно смотрел на рыцаря. - Пока мы шли сюда, я видел четырех магистров из Совета Ста в сопровождении учеников - и это если не считать твоих людей. Вас с императором что-то встревожило? - Прежде всего, нас встревожило твое необъяснимо долгое отсутствие. Если ты помнишь, в прошлый раз ты сообщил, что Князь убит, и сразу после этого исчез. Четыре года никаких известий... Раньше мы могли рассчитывать на то, что, если городу будет грозить по-настоящему серьезная опасность, то Седой предупредит о ней. Когда Седой погиб, а ты пропал, мы поняли, что теперь нам придется полагаться только на себя. Естественно, мы не могли сказать Совету Ста об Олварге, поэтому для них усиленные меры безопасности - это предосторожность на случай политического покушения. Это звучит довольно убедительно - империя сейчас ведет весьма решительную внешнюю политику. - Ирем отпил глоток вина. Вкус "Пурпурного сердца" оставался в точности таким же, как и двадцать лет назад. Эта деталь внезапно вызвала чувство щемящей ностальгии. Или, может быть, все дело было в том, что Крикс, сидевший за столом Валларикса, был удивительно похож на молодого императора?.. - По правде говоря, мне самому приятнее было бы верить в то, что Орден действует в расчете на аварцев или внутриморцев, а не на безумных темных магов из другого мира. Согласись, это даже звучит бредово!.. Но проблема в том, что с некоторых пор я постоянно чувствую тревогу, не имеющую никаких разумных оснований. Ничего особенного, вроде бы, не происходит, но меня не покидает ощущение, что мы вот-вот окажемся в большой беде. И даже более того - как будто бы эта беда уже пришла, но никто этого не замечает. Ирем внезапно осознал, что, поддаваясь чувству облегчения, вызванного возвращением дан-Энрикса, он слишком много - и слишком откровенно - говорит, и, надо думать, выглядит не лучшим образом. Он усмехнулся, как бы призывая собеседника не относиться к его речи чересчур серьезно. - Возможно, я просто состарился и стал не в меру мнительным, - небрежно сказал он. - Не обращай внимания... Я рад, что ты вернулся. Крикс посмотрел на него через стол. То ли все дело было в пламени жаровни, отражавшемся в глазах южанина, то ли глаза дан-Энрикса светились сами по себе, как у Седого. - Ирем, это не мнительность. Это Исток. Я только что имел возможность наблюдать, как Олварг, буквально палец о палец не ударив, расстроил наш поход на Марахэн. Я был уверен в том, что мы покончим с ним, самое большее, через полгода, а в итоге ему даже не пришлось сражаться с нами. Мы сами сделали все, чтобы расчистить ему путь к победе. Это выглядело так, как будто бы все люди, которых я знал, разом сошли с ума. Рыцарь прищурился. - Тогда ты вряд ли что-то выиграл, отправившись сюда. Здесь происходит то же самое. - То есть?.. - резко выпрямляясь в своем кресле, спросил Меченый. Ирем повел плечом, даже не пытаясь скрыть свое раздражение. - Я говорю, что, если люди в Эсселвиле, с твоей точки зрения, вели себя, как сумасшедшие, Адель едва ли тебя чем-нибудь порадует. Во-первых, в городе орудует шайка буйнопомешанных, которые называют себя Братством Истины. Затем - целая куча дураков, и прежде всего твой любимый Кэлрин Отт, с утра до ночи раздражает этих буйных и любуется на их припадки, очевидно, думая, что это весело... Я лично прописал бы буйным строгую диету и покой - все это можно обеспечить в Адельстане. Но помешанных из Братства Истины поддерживают слабоумные кретины из городского магистрата, а Вальдер, который вообще-то не особенно похож на сумасшедшего, внезапно совершил по-настоящему безумный шаг - дал идиотам в магистрате дополнительные привилегии, чтобы им было, куда развернуться в собственном идиотизме. Валларикс, видишь ли, уверен, что, раз Князя больше нет, то императорская власть однажды превратит дан-Энриксов в кого-то вроде Ар-Шиннора. - Коадъютор недовольно поджал губы. - Я не знаю, как насчет угрозы тирании, но делиться властью со старшинами из магистрата, и, в конечном счете, с Братством Истины - это уж точно безрассудная идея. Иногда мне кажется, что из нормальных людей в городе остались только Аденор и леди Эренс. Их беседу оборвал приход слуги, который принес холодное жаркое и вчерашний хлеб. Дан-Энрикс набросился на еду с такой жадностью, как будто бы не ел уже несколько дней. Ирем готов был подождать, пока он утолит свой голод, но дан-Энрикс явно не намерен был стеснять себя дворцовым этикетом. Едва дождавшись, пока слуга выйдет, он проглотил очередной кусок жаркого и спросил: - Ты говоришь, сестра Эренс здесь?.. - Она приехала в столицу пару лет назад, и с тех пор ведет активную борьбу против Килларо и его сторонников. - Поймав непонимающий взгляд Крикса, Ирем тяжело вздохнул. - Боюсь, что ты сейчас единственный человек в Адели, кто еще не знает, кто такой Килларо. Это лидер "Братства Истины". Рован Килларо... Редкостный тупица и фанатик, но, к несчастью, пользующийся большим авторитетом у определенной части унитариев - той самой, что поддерживает Братство. Думаю, ты с ними еще познакомишься. Или, точнее, они сами познакомятся с тобой. Видишь ли, в Братстве собрались люди самых разных возрастов, занятий и сословий. И единственное, что их всех объединяет - это ненависть к тебе. - Не понимаю. - Это очень просто. Кэлрин Отт, с его огромным поэтическим талантом и куриными мозгами... Его собеседник выразительно скривился. - Ирем! Кэлрин Отт - мой друг. Если ты хочешь его оскорблять, найди себе другого собеседника. - У меня даже в мыслях не было кого-то оскорблять. То обстоятельство, что Кэлрин меня раздражает, не может умалить его таланта. А то, что ты к нему неравнодушен, не мешает ему быть болваном, который втравил всех нас в большие неприятности... Ты давеча спросил, почему одному из моих гвардейцев вздумалось падать перед тобой на колени. Можешь поблагодарить своего друга Отта. Он написал роман, в котором утверждается, что ты - посланник Альдов и наследник Энрикса из Леда, то есть Эвеллир. - Кто-кто, но ты-то должен знать, что это правда. - Да. Но я, в отличие от Кэлрина, додумался, что о таких вещах не следует орать на площадях, - ответил Ирем хладнокровно. - А твой Кэлрин, как любой поэт или писатель, не способен хранить в тайне то, что видел или слышал - ему срочно нужно написать об этом роман, моралите, балладу или, на худой конец, трактат. Он написал свою историю, которая, к несчастью, оказалась интересной и мгновенно привлекла к себе всеобщее внимание. Как только его книга стала популярной, появились люди, которые говорили, что он оскорбил Создателя, что называть простого человека Эвеллиром - это святотатство. Орден Милосердия призвал всех унитариев объединиться и единым фронтом выступить против богохульных сочинений Отта. Тут бы Кэлрину не помешало проявить хотя бы капельку ума и поддержать тех, кто говорил, что его книга - всего-навсего литературное произведение, и что нелепо начинать серьезный философский спор вокруг подобного романа. Но твой друг встал в позу. Он сказал, что написал чистую правду, и не видит в этом никакого святотатства. И что, по его мнению, оскорблением Создателя является такая ситуация, в которой человека принуждают лгать или кривить душой. Короче говоря, вместо того, чтобы уклониться от рискованного спора, он открыто заявил, что будет до конца отстаивать свою позицию. Поднял перчатку, так сказать... Его сторонники, понятно, прямо-таки взвыли от восторга, и с тех пор не проходит ни одной недели, чтобы почитатели Кэлрина Отта не сцепились с унитариями - если не в столице, то в каком-то из имперских городов. - А леди Эренс, значит, выступает против "Братства Истины"? - Именно так. По моим данным, она делает это по поручению Лейды Гефэйр, - При упоминании этого имени Меченый бросил на собеседника быстрый взгляд. Поняв, о чем он думает, Ирем покачал головой. - Прости, подробности мне неизвестны. Крикс откинулся на спинку кресла и потер ладонями лицо. Стало заметно, что, несмотря на бодрый голос, он чудовищно устал. Лорд Ирем покосился на светлеющее небо за окном. - Вальдер проснется часа через три. Может быть, все-таки поспишь? - сочувственно осведомился он. Меченый потряс головой. - Если я сейчас лягу, то просплю не меньше десяти часов. Скажи, у тебя в Ордене есть люди, которые хорошо знают тарнийский? - Сколько угодно. Сейлес, Ларн, Викар... - Отлично, вызови Викара, - велел Крикс. Ирем поднялся и направился к дверям, гадая про себя, заметил ли сам Меченый, что отдает ему приказы, как Вальдер или Седой. Коадъютору потребовалась четверть часа, чтобы выяснить, где находился орденский видун, и послать за ним своих людей. Вернувшись в аулариум правителя, сэр Ирем обнаружил, что дан-Энрикс крепко спит, уронив голову на скрещенные руки. Коадъютор несколько секунд смотрел на бывшего ученика, а потом опустился в кресло, рассудив, что лучше всего будет разбудить южанина после того, как ворлока доставят во дворец. * * * Товарищи Бакко рассыпались по Лериваллю в поисках трофеев. Бакко то и дело слышал радостные крики, означавшие, что нападающим попалось что-нибудь особо ценное. Бакко хотел последовать за остальными, но отвлекся на журчание воды, стекавшей в каменную чашу посреди двора. Этот звук заставил Бакко ощутить, что он устал и очень хочет пить. Пару секунд он колебался, опасаясь, что, пока он остается здесь, все лучшее достанется другим, но успокоил себя тем, что, если замок так богат, как утверждал король, то ценностей должно хватить на всех. Решительно направившись к фонтану, Бакко перегнулся через гладкий парапет и начал жадно пить, не пользуясь руками, чтобы не запачкать воду кровью, покрывающей его ладони. Свежий и прохладный вкус воды сейчас казался Бакко лучше вин, которые он пробовал в Адели. Удовольствие было настолько острым, что он даже замычал от наслаждения. Вволю напившись и умыв лицо, Бакко почувствовал, что в голове заметно прояснилось. Действие волшебного напитка, который он выпил перед боем, окончательно рассеялось, оставив после себя чувство странной оглушенности. Он вытер губы тыльной стороной ладони, размышляя, куда следует направиться теперь, и его взгляд остановился на одном из колдунов, который, разметавшись на камнях, лежал посреди двора. Этот колдун погиб в числе последних, когда большинство защитников замка уже были перебиты. Бакко с Дакрисом одновременно проткнули его мечами, когда их противник, вынужденный отбиваться от десятка человек одновременно, повернулся к ним спиной. Все так спешили убедиться в том, что внутренние помещения действительно полны тех удивительных сокровищ, которые им пообещал король, что ни один из нападавших не остановился, чтобы обыскать убитого. Охваченный азартом, Бакко, словно коршун, бросился к мертвому колдуну. Перевернув его на спину, он обшарил тело взглядом. Пара простых серебряных колец не стоила того, чтобы брать на себя труд снимать их с пальцев мертвеца. Наплечники и наручи с серебряной насечкой представляли несколько большую ценность, но подобного добра наверняка навалом в оружейной замка. Возясь с тугими ремешками, Бакко с раздражением подумал, что к концу этого дня среди солдат их войска не останется ни одного, кто бы не мог похвастаться подобными трофеями. Это было несправедливо. Бакко был уверен в том, что сделал больше, чем другие. На его счету было, по меньшей мере, двое мертвых колдунов - вот этот и еще один, который встретил нападавших на мосту. Несомненно, оба раза Бакко очень повезло, но все же он заслуживал более впечатляющей награды, чем те, кто прятался за спинами товарищей, а после, когда дело было уже сделано, быстрее всех помчался мародерствовать и грабить. Белый, выпачканный кровью плащ убитого был закреплен серебряной застежкой с синим камнем. Понадеявшись, что это сапфир, Бакко сорвал застежку и засунул ее в поясной кошель. В этот момент развешанные тут и там светильники, бросавшие оранжевые блики на мощеный двор, сами собой погасли, и Бакко внезапно осознал, что ночь уже закончилась. В прозрачном, бледном свете наступающего дня он вдруг почувствовал себя потерянным, как будто бы он был один на целом свете. Может быть, все дело было в том, что голоса его товарищей давно уже затихли в отдалении, и он остался на дворе совсем один, если, конечно, не считать мертвого колдуна. Бакко сказал себе, что надо поскорее присоединиться к остальным, но эта мысль не воскресила в нем недавнего энтузиазма, а, парадоксальным образом, только усилила его тоску. "Да что это со мной?.." - подумал он. Взгляд Бакко задержался на фонтане. В старых сказках люди, попадающие в заколдованное царство фей и духов, не должны были ничего пить и есть - в противном случае они теряли память и лишались воли, оставаясь пленниками заколдованного царства навсегда. Но те, кто пересказывал эти истории, наверняка никогда не бывали в Леривалле. И потом, король пообещал отдать им замок вместе со всем, что в нем есть. Он не сказал им "будьте осторожны, ничего не пейте и не ешьте", он сказал - "идите и возьмите!". Значит, магия этого места не должна была им как-то повредить. Наверное, теперь, когда все колдуны убиты, все наложенные ими чары потеряли свою силу. Да и вообще, Олварг был прав, подумал Бакко, глядя на распростертое перед ним тело. Вблизи маги из замка Леривалль оказались не так страшны, как можно было бы подумать... Если не считать самих же колдунов, сегодня ночью Бакко не видел ни одного раненного и убитого. Дойдя до этой мысли, Бакко озадаченно нахмурился. Олварг пообещал, что маги не сумеют оказать достойного сопротивления, но это оказалось правдой лишь наполовину. Как и обещал король, они захватили Леривалль, не понеся при этом никаких потерь. Но их противники - по крайней мере, те, кого успел увидеть Бакко, определенно не производили впечатления беспомощных людей, не знавших, как держаться за оружие. Взять хотя бы последнюю схватку... Бакко никогда еще не видел, чтобы один человек так долго и успешно отбивался от целой толпы врагов. Бакко не сомневался в том, что, окажись он сам на месте колдуна, он бы не продержался даже десяти секунд, тогда как маг заставил их изрядно потрудиться. Неужели такой человек не мог убить хотя бы одного из них?.. Бакко впервые посмотрел на колдуна по-настоящему внимательно. Он был очень красив, этот убитый маг. Светлая кожа, чистый и высокий лоб, темно-золотые волосы, выбивающиеся из-под шлема... После смерти человеческие лица чаще всего выглядят отталкивающе, но лицо мага оставалось удивительно живым. Даже неподвижный взгляд прозрачно-серых глаз не выглядел остекленевшим - создавалось впечатление, что маг просто заметил в небе что-то интересное и засмотрелся на него, не замечая Бакко. Если бы не кровь, запекшаяся в углу рта, и не багрово-красные пятна на его плаще, Бакко поверил бы, что маг не умер, а просто о чем-то замечтался, лежа на земле. Воздух делался все прозрачнее и наливался золотистым светом, предвещающим восход, но Бакко слишком погрузился в свои размышления, чтобы заметить это, и потоки солнечных лучей, внезапно хлынувших на двор, стали для него полной неожиданностью. Бакко вздрогнул и зажмурился. Когда он вновь открыл глаза и посмотрел на залитый утренним светом двор и весело искрящийся фонтан, его печальное оцепенение сменила нестерпимая тоска. Она была настолько сильной, что Бакко ощутил глухую боль в груди. - Зачем, - пробормотал он вслух, сам до конца не понимая, что он говорит. - Зачем, зачем, зачем... - В чем дело? - холодно осведомился кто-то за его спиной. Бакко едва не подскочил от неожиданности. Резко обернувшись, он увидел Олварга, который стоял в нескольких шагах от Бакко и смотрел на него сверху вниз. Бакко стало жутко. Олварг подобрался к нему так бесшумно, что Бакко не мог сказать, как долго король молча наблюдал за ним, пока он неподвижно сидел на земле над телом мага. Хуже всего было то, что Бакко вообще не мог понять, что Олваргу понадобилось в этой части замка. Неизвестность делала его приход особенно пугающим. Бакко поспешно встал. Утренний свет обычно придает людям более свежий и румяный вид, но к Олваргу это не относилось - он по-прежнему выглядел бледным и измученным. - В чем дело, Бакко? - повторил король. - Почему ты стоишь тут на коленях и бормочешь, словно сумасшедший? - Я не знаю, - сказал Бакко после паузы. Пару секунд Олварг смотрел на него тем тяжелым, неподвижным взглядом, от которого Бакко всегда казалось, что он падает в глубокий ледяной колодец. Однако Олварг вскоре перестал сверлить его глазами и, подойдя к лежавшему на земле магу, остановился в каком-нибудь шаге от него. - Они очень красивы, правда?.. - неожиданно осведомился он. Бакко не отвечал - он только сейчас понял, что его ладонь лежит на рукояти меча, и задумался, когда он успел схватиться за оружие - неужто в тот момент, когда увидел Олварга? Это предположение заставило его похолодеть. Если король успел заметить этот жест, ему конец. Олварг тем временем коснулся щеки мага носком сапога, как будто хотел убедиться в том, что тот действительно убит, и покосился на него через плечо. - Бакко, ты что, оглох? Или ослеп?.. Хотя, по-моему, даже слепой заметил бы, что Альды исключительно красивы. - Альды? - повторил Бакко, надеясь отвлечь Олварга. Король задумчиво кивнул. - Да, они называли себя Альдами. На редкость... впечатляющие существа. На моей родине их почитают, как богов. Но я хочу предостеречь тебя: их красота обманчива. Даже сейчас, когда они погибли, этот замок остается средоточием их магии, которая лишает человека воли. Кто-то защищен от нее лучше, чем другие, кто-то - хуже, но никто не может быть свободен от ее влияния - по крайней мере, пока человек не стал Безликим. Стоит тебе на мгновение утратить бдительность, как ты окажешься в ее сетях - и не успеешь оглянуться, как вся твоя жизнь, все твои мысли и желания, будут направлены на то, что нужно ей, а не тебе. Любая магия, в конечном счете, хочет, чтобы ты принадлежал ей без остатка, но Тайная магия ужасна тем, что ей этого мало: она хочет, чтобы ты отдал ей все, искренне веря в то, что действуешь по доброй воле. Я знавал людей, которые способны были умереть за эту магию, не прекращая прославлять ее и пускать слюни от восторга. Последнего из них я убил сам, вот этим вот ножом, - Олварг дотронулся до рукояти своего ножа, украшенной изображением двухголового зверя. - Когда я увидел то, как ты сидишь здесь в одиночестве, пока все остальные празднуют победу, я понял, что ты тоже оказался жертвой этой магии. Не поддавайся ей, если не хочешь весь остаток жизни чувствовать себя так же ужасно, как до моего прихода. Ты ведь чувствовал себя очень несчастным, правда?.. - Да, - глухо ответил Бакко. - Ну, вот видишь, - необычно мягко сказал Олварг. И внезапно положил ладонь на плечо Бакко. - Думаю, я знаю, как тебе помочь. Пойдем, выпьем вина... Увидишь, оно куда лучше, чем вода из этого фонтана. - Да, государь, - наклонив голову, пробормотал гвардеец, чувствуя, что ноги у него по-прежнему дрожат от напряжения, а на лбу выступила мелкая испарина. Бакко не помнил, когда их король в последний раз беседовал с кем-нибудь так, как с ним - вполне возможно, что никто из остальных гвардейцев вовсе никогда не удостаивался такой чести. Но, хотя Бакко предпочел бы, чтобы Олварг никогда не приглашал бы его выпить с ним, а в идеале - вообще не помнил его имени, он все же ощутил неописуемое облегчение, поняв, что на сей раз король настроен вполне мирно. "Только бы мне выбраться отсюда, а потом я что-нибудь придумаю", мелькнуло в голове у Бакко. Олварг улыбнулся. Его рука на плече Бакко сжалась, а мгновением спустя гвардеец ощутил резкую боль в груди, заставившую его пошатнуться. Скосив глаза, он увидел двухголовое чудовище, венчающее рукоятку королевского ножа. Олварг потянул за рукоять, вытаскивая нож из раны, и нанес еще один удар. Ужас при мысли, что его сейчас убьют, придал гвардейцу сил. Хотя в глазах у него уже начало темнеть, он удержался на ногах и отступил на шаг, пытаясь защититься от удара и хватая воздух ртом. Он даже потянулся к ножнам, но так и не смог нащупать рукоять меча, а потом ощутил, что падает. Какое-то мгновение он видел залитое солнцем небо, а потом боль между ребер стала совершенно нестерпимой, и все поглотила темнота. * * * Сделавшись главой государственного казначейства, Аденор вынужден был бывать во дворце чуть ли не каждый день, так что сейчас наметанный взгляд Аденора сразу отмечал все необычные детали - взвинченность прислуги, неправдоподобную бесстрастность охраняющих дворец гвардейцев и пустые коридоры. Проходя через приемную, где к девяти часам утра обычно собиралось уже несколько десятков посетителей, лорд Аденор не встретил ни одной живой души, и заподозрил, что он был единственным, кого гвардейцы пропустили во дворец. Похоже, ночью произошло что-то из ряда вон выходящее. Все это подогрело любопытство Аденора и заставило его ускорить шаг. Гвардеец распахнул перед ним дверь приемной императора, и в лицо Аденору повеяло холодным ветром из раскрытых настежь окон. Во главе стола, на месте, которое обычно занимал Валларикс, сидел Меченый, который, по подсчетам Аденора, не появлялся в городе уже четыре с лишним года. Император и лорд Ирем разместились справа и слева от него. Географические карты, письма и бумаги, которые Валларикс обычно содержал в идеальном порядке, громоздились на краю стола, а освободившееся место занимал кувшин с оремисом и остатки завтрака. "Теперь, по крайней мере, ясно, что случилось, - промелькнуло в голове у Аденора. - Дан-Энрикс, кто бы мог подумать!.. Если он вернулся ночью, то понятно, почему дворец стоит на ушах. Готов поспорить, эта новость разнесется по столице еще до полудня, и тогда... могу себе представить, что тогда начнется!" Аденор почувствовал приятное волнение. Странное дело, он никогда не рвался навстречу опасностям и, пережив две крупные войны, успешно избежал участия в военных действиях. Из всех вещей на свете он больше всего ценил свой особняк, прекрасную библиотеку, лучшего в столице повара и, конечно же, свой собственный изобретательный и гибкий ум, обеспечивший ему всю эту роскошь. Но, по-видимому, в нем все-таки оставалось что-то от его неугомонных предков, проводивших свою жизнь в боях, поскольку при одной лишь мысли о грядущей заварушке кровь мгновенно забурлила, как перебродивший эшарет. В свое оправдание лорд Аденор подумал, что любая заварушка - это не только беспокойство и опасности, но и возможности, которых не бывает в мирной жизни. Умный человек всегда найдет, как обернуть любую неожиданность на пользу самому себе. При виде Аденора коадъютор поднял голову и поприветствовал его кивком. - Вы что-то рано, Аденор, - заметил он с той фамильярностью, которая обычно заменяла им обоим проявление дружеских чувств. - Я только что рассказывал лорду дан-Энриксу, что вы никогда не встаете раньше десяти часов - и тут нам сообщают, что вы уже здесь и просите аудиенции. Видимо, ваши неустанные заботы о казне дан-Энриксов мешали вам уснуть?.. Лорд Аденор охотно подхватил шутливый тон мессера Ирема - он позволял благополучно избежать неловкости, которую нередко вызывала в нем серьезность и прямолинейность императора и Крикса. Что Меченый, что Валларикс имели неприятную привычку говорить именно то, что думают, а Аденор считал такую искренность крайне стеснительной. - Уснуть мне в самом деле не давали, только не казна дан-Энриксов, а Килларо и его молодчики, - небрежно сказал Аденор - и с удовольствием отметил, что между бровей мессера Ирема возникла глубокая складка. "Истинники" явно раздражали Ирема гораздо больше, чем он был готов признать. - Вы знаете, что окна моего особняка выходят прямо на площадь Четырех дворцов?.. Так вот, примерно час назад Килларо и его товарищи собрались возле памятника Энриксу из Леда. Члены Братства прикатили из "Черного дрозда" пустую пивную бочку, и сейчас Килларо проповедует, забравшись прямо на нее, а остальные "истинники" трутся рядом и подтявкивают, кто во что горазд. Лицо Ирема закаменело, Валларикс страдальчески поморщился, а вот Меченый выслушал Аденора с выражением доброжелательного интереса, но, однако, не спросил, о каком Братстве идет речь. Судя по его реакции, Меченый уже что-то знал об "истинниках", но еще не успел дойти до такого состояния, когда одно только упоминание о Роване Килларо и его сторонниках мгновенно вызывало бы мучительное раздражение. Ну, это дело наживное... Аденор готов был биться об заклад, что не пройдет и пары месяцев, как Меченый пополнит сонм людей, мечтающих собственноручно придушить Килларо и каждого из его молодчиков. - Сколько их было? - резко спросил Ирем. - Хм... сначала, думаю, человек десять. Не считая любопытных из числа прохожих. Но за полчаса собралось не меньше сотни человек. Вы сами знаете, в столице любят, когда происходит что-то необычное. А тут такое представление, не хуже балаганов на осенней ярмарке. Я выглянул в окно - Килларо стоит на бочке и машет руками так, как будто хочет улететь. Я даже пожалел, что ветер относит слова в сторону, так что не слышно ничего, кроме отдельных выкриков. Но выглядело это впечатляюще. Он орал, грозил кому-то кулаком, а "истинники" едва не подпрыгивали от восторга. Я подумал, что, раз уж весь этот шум все равно не дает мне спать, то следует пойти послушать, в чем там дело. Приказал подать одеться, взял с собой двух слуг и вышел на площадь. Там, кстати сказать, были ваши гвардейцы, монсеньор, - заметил он, бросив короткий взгляд на Ирема. - Они стояли рядом и следили за порядком, но не мешали Килларо. Рыцарь досадливо поморщился. - А с какой стати им ему мешать?.. Шуметь на улицах запрещено после тушения огней и до того момента, как в Лаконе прозвонят подъем. А "истинники", как я понял, пришли к памятнику Энрикса из Леда уже после этого. Влезать на бочку и произносить оттуда речи тоже не запрещено. Я уже объяснял Кэлрину Отту, что я не могу арестовать Килларо и его людей просто за то, что они мне не нравятся. Лучше скажите, что все-таки говорил Килларо. Снова что-нибудь про книгу Отта?.. - Да, про книгу тоже. Но не только. Знаете, Килларо - куда более разносторонний человек, чем принято считать... Пока я слушал его речь, он успел коснуться самых разных тем. Во-первых, энонийцы: нечего этим южанам делать на столичных рынках, они только занимают тут чужое место и сбивают цены. Во-вторых, женщины - оказывается, все беды оттого, что женщины забыли о своем предназначении, и вместо того, чтобы рожать детей, занялись магией, политикой и даже... службой в гвардии, - Аденор бросил выразительный взгляд на Ирема. - Послушать Рована Килларо, так у нас давно настал бы золотой век, если бы не Лейда Гефэйр, Галатея Ресс и им подобные. И, наконец, островитяне. Дескать, Создатель покарает Аттала Аггертейла за то, что он спит с мужчинами. - Болван, - свинцовым голосом заметил Ирем. И обернулся к Криксу. - Собственно, как раз об этом я и говорил. Одно неверное движение, и город полыхнет, как факел. Орден и сестра Элена Эренс приложили массу сил к тому, чтобы Килларо и его сторонников воспринимали, как кучку сумасшедших, на слова которых глупо обращать внимание. То, что ты предлагаешь сделать, выведет конфликт между элвиенистами и унитариями на новый уровень. В моих глазах и, думаю, в глазах Элены Эренс это будет катастрофой. Но решать, конечно же, тебе. Аденор отметил странную почтительность, с которой Ирем обращался к бывшему ученику. На его памяти надменный коадъютор разговаривал подобным тоном только с императором, да и то не всегда. Лорд Аденор взглянул на Крикса, стараясь угадать, о чем трое мужчин беседовали до его прихода. В голове у Аденора вертелось множество вопросов. Где был Крикс последние четыре года? Почему вернулся именно сейчас? И почему, в конце концов, лорд Ирем и Валларикс ведут себя так, как будто именно дан-Энрикс был главным в этой комнате?.. Крикс посмотрел на Аденора, и их взгляды на секунду встретились. У Аденора закружилась голова. Ему показалось, что он стоит на пороге какого-то глобального открытия, и вот-вот поймет, в чем дело, но в этот момент в дверь аулариума громко постучали. Император вопросительно взглянул на Ирема. Стучаться в кабинет Валларикса мог только кто-нибудь из орденских гвардейцев, а такое нарушение субординации, вне всякого сомнения, должно было иметь чрезвычайные причины. Коадъютор резко отодвинул свое кресло и, поднявшись на ноги, направился к дверям. - В чем дело? - спросил он, приоткрыв дверь. - Убийство, монсеньор, - приглушенно ответили из-за двери. - Четверть часа назад Кэлрина Отта ударили ножом, когда он проходил мимо памятника Энриксу из Леда. Мы послали за врачом, но Кэлрин почти сразу умер. Мне показалось, что вам нужно это знать. Меченый встал. - Убийца арестован?.. - отрывисто спросил Ирем. - Мы арестовали нескольких членов Братства Истины по подозрению в убийстве. И Килларо - как организатора и подстрекателя. Но пока ничего не ясно. - Где покойник? - Мы оставили его на том же месте - на тот случай, если вы пожелаете лично осмотреть место преступления. - Хорошо. Я сейчас приду, - лорд Ирем обернулся. - Государь... - Иди, - кивнул Валларикс, бледный и печальный, но, пожалуй, сохранивший самообладание лучше всех остальных. Ирем, если Аденор хоть сколько-нибудь его знал, был в настоящем бешенстве, Меченый казался напряженным, как струна, а сам лорд Аденор, хотя он никогда не был ни другом, ни даже знакомым Отта, чувствовал, что сердце у него колотится где-то на уровне желудка, а к горлу подкатывает тошнота. Казалось невозможным, что веселого и обходительного молодого человека, постоянно попадавшегося Аденору на глаза, когда он заходил в Книгохранилище, убили всего несколько минут назад, пока он разговаривал о Роване Килларо. - Я пойду с тобой, - сказал дан-Энрикс, сдернув с подлокотника кресла плащ мессера Ирема и перебросив его коадъютору. Когда сэр Ирем с Криксом вышли в коридор, лорд Аденор еще несколько секунд молча смотрел на дверь. Из оцепенения его вывел голос императора. - Лорд Аденор, я вовсе не нуждаюсь в том, чтобы вы оставались здесь, чтобы составить мне компанию, - заметил он. Лорд Аденор растерянно уставился на императора. Валларикс грустно улыбнулся. - Идите, Аденор. Если бы я мог, я бы пошел вместе с вами. - Благодарю вас, государь, - пробормотал лорд Аденор, не очень понимая, что он говорит. С тех пор, как отыскавший Ирема гвардеец доложил, что Кэлрин Отт убит, он начисто утратил прежнюю способность мыслить связно. Кажется, в последний раз он чувствовал нечто подобное давным-давно, когда рассвирепевшая толпа чуть не прикончила его во время хлебных бунтов. Только догнав Ирема и Крикса, Аденор впервые задал самому себе вопрос, что он намерен делать на месте преступления. Увидев Аденора, Ирем бросил на него сердитый взгляд, напомнивший Аденору времена, когда они были врагами и соперничали за доверие Валларикса. - Вы напрасно не остались с императором, - мрачно заметил коадъютор. - Если вам этого непременно хочется, идите с нами, но не путайтесь под ногами у моих людей и ничего не трогайте, иначе я распоряжусь, чтобы вас отвели в ваш особняк и поместили под домашний арест. Аденор счел за лучшее не отвечать. Меченый искоса посмотрел на него. - Вы знали Кэлрина?.. - спросил он утвердительно. - Практически нет. Но я читал все его сочинения. Он был очень талантлив, - отозвался Аденор. По лицу Меченого пробежала судорога. Надо полагать, ему невыносимо было слышать, как о Кэлрине говорят в прошедшем времени. Похоже, Отт не врал, когда писал о своей дружбе с Криксом. До места преступления они дошли быстро - залитое кровью тело Отта все еще лежало прямо посреди Имперской площади, шагах в пятидесяти от памятника Энриксу из Леда. Несколько гвардейцев охраняли место происшествия, не позволяя никому подходить к убитому. Сэр Ирем знаком подозвал одного из них. - Как именно было совершено убийство? - спросил он. - Отт шел через толпу на площади. Воспользовавшись давкой, кто-то ударил его в бок ножом. Это простой кухонный нож, убийца сразу выбросил его, надеясь, что это поможет ему скрыться. - Кто и на что надеялся, пусть судят ворлоки. Меня интересуют только факты, - сухо сказал Ирем. - Извините, монсеньор. Лекарь, который засвидетельствовал смерть Отта, сообщил, что удар пришелся в печень. Помочь Отту было невозможно, подобное ранение безусловно смертельно. - Я не вижу лекаря. - Мы проводили его в Адельстан, чтобы он мог составить письменное заключение об этом случае. Ворлок заверит его показания. На том ноже, который мы нашли, осталась кровь. Мы вызвали мага, чтобы он подтвердил, что это кровь Кэлрина Отта. Не считая Рована Килларо, мы арестовали шестерых членов Братства Истины. Скорее всего, убийство совершено кем-то из них. Думаю, это все, что я могу сказать. - Хорошо. Проследите, чтобы допрос Рована Килларо отложили до моего возвращения. Я хочу поприсутствовать при этом, - сказал коадъютор таким тоном, что в любой другой момент Аденор посочувствовал бы главе Братства Истины. Но сейчас он только пожалел о том, что Ирем не занялся Рованом Килларо раньше. Меченый тем временем повел себя довольно необычно. Не дослушав разговора Ирема с гвардейцем, он направился прямиком к телу Отта, опустился на колени и поднял рубашку Отта, чтобы посмотреть на рану. Аденор напомнил самому себе, что Меченый когда-то занимался медициной. Пользуясь тем, что гвардейцы не решились остановить спутников мессера Ирема, Аденор тоже подошел поближе и остановился за плечом у Крикса. Бледное, бескровное лицо Кэлрина Отта даже после смерти оставалось перекошенным от боли. Интересно, успел ли Отт разглядеть человека, который ударил его в бок ножом?.. Жаль, у него теперь не спросишь. Ирем подошел поближе, внимательно осмотрел тело Отта и успевшие подсохнуть брызги крови на камнях и коротко сказал: - Снимайте оцепление. Пусть принесут носилки. Нужно перенести тело в Адельстан. - Llex elvien donv mes val'-et-nor-arre, - тихо сказал Меченый. Лорд Аденор почувствовал себя неловко. С одной стороны, ему хотелось как-то поддержать дан-Энрикса, который был единственным из всех собравшихся, кто видел в смерти Отта личную трагедию, а с другой стороны, лорд Аденор всегда считал религиозные обряды просто суевериями и не мог, не покривив душой, повторить вслед за Меченым элвиенистскую молитву. С его точки зрения, это было такой же дикостью, как каларийская привычка петь для мертвых Волчью Песнь. - Мне очень жаль, мессер, - вздохнул лорд Аденор. - Я думаю, что Кэлрин был бы рад узнать, что вы вернулись. Знаете, мне кажется, он в самом деле верил в то, что вы - наследник Альдов. Хотя, конечно, менестрели и писатели - особая статья. Они всегда как будто грезят наяву. - Прошу вас, замолчите, - хрипло сказал Крикс, медленно поднимаясь на ноги. - Кэлрин не должен был погибнуть. Его смерть - это моя вина. Аденор хотел спросить, как именно дан-Энрикс может быть виновен в смерти Кэлрина, убитого сторонниками Рована Килларо, но в этот момент мимо них с Криксом вихрем пронеслась хрупкая девушка, которая, как и дан-Энрикс несколько минут назад, упала на колени рядом с Оттом - только она сделала это так резко, словно у нее внезапно подкосились ноги. Она обхватила лицо Кэлрина ладонями, как будто бы надеялась, что он вот-вот очнется и придет в себя. Аденор почувствовал противный, предболезненный озноб. Он никогда не думал, что у Отта есть невеста, и уж точно предпочел бы не присутствовать при этой сцене. Тонкие пальцы незнакомки прикоснулись к ране на боку Кэлрина Отта - а потом ее рука сжались в кулак. - Я убью их, - вибрирующим от ярости голосом сказала девушка. - И Килларо, и всех остальных. Будь они прокляты!.. - Рован Килларо уже арестован, - обманчиво спокойным голосом ответил Ирем, подойдя поближе. - Как только мы найдем убийцу, он будет казнен. Пойдемте, господа. Тут больше ничего не сделаешь. Девушка посмотрела на Аденора с Меченым так, как будто бы только сейчас заметила, что они стоят рядом. Когда ее взгляд упал на Крикса, глаза девушки расширились. - Вы лорд дан-Энрикс, правда?.. - медленно произнесла она. Если Меченый и удивился, что его узнали, то никак не выдал своих чувств. - Да, это я, - ответил он. - Вы можете ему помочь?.. - спросила девушка с отчаянной надеждой. Меченый, по-видимому, собирался возразить, но она замотала головой. - Не говорите "нет". Я знаю, что вы можете! Ведь вы же Эвеллир. Сделайте что-нибудь! Пожалуйста! Лорд Аденор поморщился от жалости. - Прошу вас, успокойтесь, - сказал Ирем. - Кэлрин Отт убит. Это ужасно. Но это нельзя исправить. Девушка схватила Крикса за запястье. - Пожалуйста, - повторила она снова. - Я видела, как вы сражаетесь с Безликими в кольце огня... Если вы правда Эвеллир, вы сможете его спасти. - Да будьте же благоразумны, - резко сказал Ирем. - Магия не может воскрешать умерших. То, о чем вы просите - это абсурд. - Но вы же можете попробовать, - настаивала девушка, глядя на Меченого так, как будто Ирема здесь не было. - Только попробовать, и все... Я умоляю вас! - Мне кажется, что нам лучше уйти, - шепотом предложил лорд Аденор, дотронувшись до рукава дан-Энрикса. - Девушка не в себе от горя. Вам не стоит ее волновать. Меченый покачал головой. - Нет, Аденор. Она права. Я должен попытаться. Аденор вздрогнул. - В каком смысле "попытаться"?.. - растерянно спросил он, чувствуя неприятный холодок под ложечкой. - Он же не без сознания. Он умер! Меченый махнул рукой. - Отойдите. И ты тоже, Ирем. Переглянувшись с Иремом, Аденор сделал несколько шагов назад. - Как думаете, он сошел с ума? - негромко спросил он у коадъютора, глядя на то, как Меченый подходит к телу Отта и опускается на землю рядом с девушкой. - Сейчас увидим, - отозвался тот. Меченый пристально смотрел на мертвое лицо Кэлрина Отта, прижимая руку к липкой ране на его боку. Он пытался представить, как Отт внезапно шевельнется и откроет глаза, но вместо этого заново переживал моменты, когда чувствовал безысходное отчаяние из-за чьей-то смерти. Астер. Дар и Мэлтин. Маркий и Эллиссив. Фэйро. Рельни. Фила... Ему казалось, что каждая из этих смертей падает на него тысячетонной каменной плитой, лишая сил и воли. Достаточно один раз испытать всю глубину собственного бессилия перед лицом утраты - и ты больше никогда не сможешь по-настоящему поверить в то, что смерти нет. Хорошо девушке, сидящей рядом с ним. Это почти несложно - верить в то, что другой человек способен сделать невозможное... Но для того, чтобы подумать что-нибудь подобное про самого себя - надо, действительно, сойти с ума. "Если вы правда Эвеллир, вы сможете его спасти..." Он привык думать о себе, как об Эвеллире. Но верит ли он в то, что он на самом деле Эвеллир?.. Гораздо проще верить в то, что спасешь целый мир когда-нибудь потом, чем в то, что ты спасешь одну единственную жизнь - прямо сейчас. Заставить себя верить в это тяжелее, чем выдержать все, что он когда-то перенес в Кир-Роване. Когда он выдержал то испытание, то смог достать меч Альдов из огня. Но лишь теперь он понимал, что обладать Мечом - еще не значило быть Эвеллиром. Тишина... какая тишина. Сидящая с ним рядом девушка рыдает - он должен был бы слышать ее плач. Или шаги и голоса людей на площади. Или свое дыхание. Но он не слышит ничего. Может быть, он сам уже не совсем "здесь"?.. Эвеллир действует именем Тайной магии - а эта магия находится по ту сторону пространства, времени и смерти. Следовательно, она превыше всех законов, по которым существует этот мир. Если он правда собирается перевернуть основы мироздания, он должен спасти Кэлрина. Другого пути нет. - Вернись, - сказал дан-Энрикс вслух. Мертвые никогда не оживают. Магия целителя способна затянуть чужую рану, но не может снова вдохнуть в тело жизнь, поскольку смерть - такая же неотъемлемая часть этого мира, как страдание и зло. Их невозможно отменить. Их нужно отменить. - Вернись! Криксу почудилось, что губы Отта шевельнулись. Поначалу ему показалось, что это только игра его воображения, но в следующую секунду Отт издал протяжный, хоть и совсем тихий стон. Девушка рядом с Криксом ахнула, с силой сжимая руку Меченого. В это же время Кэлрин потянулся к ране на боку, но, вместо того, чтобы коснуться раны, нащупал ладонь Крикса. Все еще затуманенный от боли взгляд остановился на лице дан-Энрикса. Ресницы Отта изумленно дрогнули. - Что ты здесь делаешь?.. - чуть слышно спросил он. - Где Алвинн?.. Крикс не нашелся, что ответить. Кэлрин между тем скосил глаза, явно пытаясь рассмотреть свой бок. - Рана серьезная?.. Крикс осторожно убрал руку с бока Кэлрина и посмотрел на небольшой розовый шрам, смотревшийся особенно нелепо на фоне лужи крови на камнях и перепачканной в крови рубашки Отта. - Нет, не очень, - сказал Крикс. И, осознав нелепость ситуации, расхохотался. Он сидел на мостовой, прижимая ладонь к глазам, и смеялся, пока на глазах не выступили слезы. Девушка, имени которой Меченый все еще не узнал, наклонилась к Кэлрину и с жаром поцеловала его в губы - судя по шокированному лицу Кэлрина, до его смерти она этого не делала. Только взглянув на лица Ирема и Аденора, Крикс внезапно осознал, что дело уже не только в Кэлрине. То, что случилось с Кэлрином, меняло все. На самом деле, все. Им всем придется приучиться к жизни в мире, где больше не существует невозможного. Проснувшись, Олрис с удивлением почувствовал, что выспался. Впрочем, судя по яркому солнечному свету, заполнявшему всю комнату, на этот раз он спал чуть ли не до полудня. Олрис только сейчас сообразил, что заснул, лежа поперек кровати - но она была достаточно широкой, чтобы не заметить этого, а он к тому моменту уже мало что соображал. Олрису вспомнился подземный город, вспышка ослепительного света и подобие живого коридора, состоявшего из двух рядов вооруженных до зубов людей, встречающих их наверху. Должно быть, если видишь слишком много поразительных вещей подряд, перестаешь чему-то удивляться, потому что Олрис помнил, что смотрел на все происходящее с каким-то отупелым равнодушием, хотя в глазах у него рябило от синих плащей, стальных нагрудников и бесконечной вереницы факелов. При приближении дан-Энрикса встречавшие их латники почтительно склоняли головы, но ни один из них не произнес ни слова. Если бы не блестевшие при свете факелов глаза, могло бы показаться, что это не люди, а одетые в доспехи статуи. Порядок был нарушен лишь однажды, когда один из мужчин внезапно опустился перед Криксом на колени, пробормотав что-то на местном языке. Дан-Энрикс сбился с шага, но сопровождавший Меченого человек - стремительный в движениях мужчина с проседью в светлых волосах и бороде - досадливо поморщился и, сказав Криксу пару слов, увлек его вперед. Олрису даже показалось, что он взял дан-Энрикса под локоть, чтобы помешать ему остановиться. Спустив ноги на пол, он почувствовал, как ступни погружаются в мягкий ковер. Он посмотрел на покрывающие стены драпировки, на раздвинутые шторы винного оттенка, пропускающие в спальню яркий дневной свет, и изумленно прикусил губу. Да эта комната наверняка роскошнее, чем королевские покои в Марахэне или Руденбруке!.. Даже странно, что сегодня ночью он не обратил на это ни малейшего внимания. Когда дан-Энрикс распахнул перед своими спутниками двери этой комнаты, на Олриса повеяло теплым и ароматным воздухом от нескольких жаровен, согревавших помещение, но все, что занимало его мысли в тот момент - это возможность наконец-то отдохнуть. Дальнейшее смешалось в его памяти - слуги, снующие туда-сюда через порог и приносившие то таз с водой, то свернутое одеяло, то большой серебряный поднос, бледное лицо Ингритт, языки пламени, отражавшиеся в боках серебряного кубка... Они с Ингритт ни о чем не говорили, потому что были слишком вымотаны для того, чтобы делиться впечатлениями. Меченый сказал, что здесь им ничего не угрожает, а за несколько последних месяцев Олрис привык всецело доверять ему. Его знобило от усталости, пока он пил бульон и жевал мягкий белый хлеб. Он успел сделать всего несколько глотков горячего и очень сладкого вина, которое было налито в его кубок, прежде чем силы окончательно покинули его, и он растянулся на постели, на краю которой только что сидел. Заснул Олрис почти мгновенно, но еще успел услышать, как Ингритт устраивается на ночлег в соседней, смежной спальне, отделенной от его комнаты только занавеской. Он порадовался, что между их комнатами нет двери или стены. Ингритт была единственным - помимо Крикса - человеком, которого он знал в этом мире, и ему меньше всего хотелось потерять ее из виду. Подумав об Ингритт, Олрис осознал, что из соседней спальни раздаются голоса. Они звучали приглушенно - там явно старались говорить потише, полагая, что он еще спит. Однако голос Ингритт все равно звучал более громко и казался звонче, чем у ее собеседника. Когда Олрис заглянул в комнату, Ингритт сидела за столом с немолодым мужчиной в темной и непритязательной одежде. Как и Меченый, этот мужчина не носил усов и бороды, а его длинные седеющие волосы были связаны в хвост. Ингритт казалась оживленной и счастливой. В тот момент, когда Олрис отдернул занавеску, она весело смеялась, зажимая рот ладонью, чтобы не шуметь. Олрис отметил, что они не только говорили, но и ели. Он увидел на столе масло, хлеб, поджаренный бекон, и несколько тарелок с незнакомыми, но аппетитными вещами. Мужчина обернулся. - Доброе утро, Олрис, - сказал он. Олрис кивнул - и только потом понял, что не должен был понять ни слова из того, что говорит иномирянин. Да и Ингритт тоже не должна была бы понимать его язык. Олрис уставился на незнакомца, говорившего, как айзелвит - хотя он совершенно точно не был айзелвитом. "Может быть, я сплю?.." - подумал он. - Это мэтр Викар, - сказала Ингритт так, как будто это что-то объясняло. Она выглядела так, как будто оказалась в новом мире не вчера, а несколько недель назад. Олрис давно не видел Ингритт в таком беззаботном настроении, как в это утро - кажется, с тех самых пор, как Ролан попытался убежать из Марахэна. Оставалось непонятным, с какой стати Ингритт так свободно разговаривает и смеется с человеком, которого встретила впервые в жизни. Незнакомец пояснил: - Лорд дан-Энрикс попросил меня позаботиться о вас с Ингритт, потому что я говорю по-тарнийски, а ваш язык, по словам Крикса, очень на него похож. Произношение у него было необычным, и часть слов звучала совсем не так, как в Эсселвиле, но все-таки Олрис понял все, что говорил мужчина. Возможно, потому, что незнакомец, которого Ингритт назвала Викаром, говорил медленно, тщательно выговаривая все слова. - А где он сам?.. – осведомился Олрис, думая о Меченом. - Лорд дан-Энрикс беседует с Их Величествами. Он рассудил, что вы наверняка проснетесь раньше, чем он закончит, поэтому попросил меня прийти сюда и показать вам город. - Незнакомец покосился на накрытый стол, давно уже притягивающий к себе взгляд Олриса. - Но, думаю, ты предпочтешь сперва позавтракать? Олрис действительно чувствовал волчий аппетит. Он сел к столу, пару секунд поколебался, следует ли взять лежавшую на блюде вилку, но решил, что будет глупо выглядеть, если попробует изобразить хорошие манеры - все равно сидевшему напротив незнакомцу сразу станет ясно, что он никогда не пользовался этой штукой до сегодняшнего дня. Так что он взял ломтик поджаренной ветчины руками, быстро сунул его в рот и слизнул с пальцев каплю жира. - А лорд дан-Энрикс не сказал, что с нами будет дальше?.. - спросил он с набитым ртом. Мэтр Викар покачал головой. - Боюсь, он сейчас слишком занят, чтобы у него хватило времени на вас двоих. Думаю, прежде всего надо будет найти человека, который займется с вами аэлингом. В этом городе есть люди, которые говорят по-тарнийски и сумеют вас понять, но их не так уж много. Олрис обдумал его слова. Конечно, невозможно жить в стране, где почти никто не понимает, что ты говоришь. Но, если вспомнить нападение адхаров, да и вообще события последних месяцев, владение мечом наверняка понадобится ему больше, чем любые языки. - А этот разговор... дан-Энрикса и вашего правителя... это ведь что-то наподобие военного совета, правда? - спросил он, обмакивая хлеб в растопленное масло. Мэтр Викар улыбнулся, как человек, который не хочет показаться грубым, но твердо намерен ничего не отвечать на заданный ему вопрос. - Меня туда не приглашали, - сказал он. Олрис подумал, что этот Викар чем-то похож на Крикса. Та же мягкая манера поведения, из-за которой собеседник кажется уступчивым - и то же ощущение, что ты наткнулся на обтянутое бархатом железо. Впрочем, если Крикс обратился к нему с просьбой показать им город, значит, этот человек был его другом. Так что вряд ли можно было удивляться, что они похожи. Олрис покосился на Ингритт. Она-то наверняка успела кое-что узнать и о Викаре, и о его отношениях с дан-Энриксом. Жаль, у нее не спросишь, о чем они тут беседовали, пока он спал. Даже если они будут говорить по-гвиннски, все равно получится невежливо. - Пойду попрошу, чтобы вам подобрали что-то из одежды, - сказал мужчина, выходя из-за стола. Олрису показалось, что он просто подыскал предлог, чтобы оставить их одних. Едва Викар исчез за дверью, Олрис тут же повернулся к Ингритт. - Кто такой этот Викар? Он лекарь?.. - спросил он. - Ннет, не совсем... Он ворлок. Если я все верно поняла, то ворлоки - это такие маги, которые не умеют колдовать, зато читают мысли остальных людей. Но не всегда, - быстро сказала Ингритт, заметив встревоженное выражение его лица. - Обычно они просто разговаривают, как и остальные люди. Мэтр Викар сказал, что многие боятся ворлоков - никто не хочет, чтобы собеседник знал, о чем ты думаешь. Но сам мэтр Викар почти не пользуется магией, когда беседует с людьми. Он сказал, что лучший ворлок - это тот, кто научился понимать другого человека безо всякой магии... Мне кажется, что он очень хороший человек, - добавила она после короткой паузы. - А еще он похож на Крикса, ты заметил? - Да, - ответил Олрис. Несколько минут назад его посетила та же мысль, но сейчас она обрела новый смысл. Ему вспомнилось, как Меченый каким-то образом узнал о том, как Дакрис спас его от Нэйда. – Как ты думаешь, дан-Энрикс - тоже ворлок? Он читает мысли?.. - спросил он у Ингритт. - Нет, - сказала Ингритт, почему-то покраснев. - Уверена, что нет. Олрис не отказался бы узнать, на чем основана ее уверенность. Но он решил пока не задавать такой вопрос, и спросил совсем другое. - Долго ты беседовала с ним, пока я спал?.. - Кажется, часа два, - подумав, сообщила Ингритт. - Ого! О чем же вы все это время говорили? - Сначала - об Атрейне и о Ролане. А после этого - об этом мире. Олрис удивленно поднял брови. Ясно, почему Викар рассказывал про родину дан-Энрикса - им нужно многое узнать об этом мире, раз уж они собираются здесь жить. Но Ролан и Атрейн?.. Какое магу дело до людей, которых он никогда не видел, и которые уже погибли? - Представляешь, время здесь течет совсем не так, как в Эсселвиле, - продолжала Ингритт, не подозревая, о чем думал ее собеседник. – Крикс всего несколько месяцев назад вернулся в Руденбрук и привез нам люцер. А здесь прошло целых четыре года. Сердце Олриса подскочило от немыслимой догадки. - А как ты думаешь, могло бы быть наоборот?.. Ну, например, что в этом мире прошел только год, а там, у нас, пятнадцать лет?.. Ингритт удивленно посмотрела на него. - Даже странно, что ты об этом спросил. Мэтр Викар говорил о том же самом. Дело в том, что в прошлый раз дан-Энрикс пробыл в Эсселвиле год, а здесь за это время прошло два. Можно предположить одно из двух: либо когда-то время в том и этом мире шло с одной и той же скоростью, а потом почему-то стало ускоряться... либо это как качели: когда одна сторона летит наверх, другая опускается. А потом все наоборот. Тогда какое-то время назад время у нас действительно должно было идти быстрее, чем у них. Мэтр Викар считает эту версию правдоподобнее – мол, большинство вещей в природе существуют по законам равновесия. Если бы время всегда двигалось с одной и той же скоростью, а потом почему-то стало ускоряться, это было бы слишком странно. Но я никогда не думала, что тебя могут интересовать такие вещи. Олрис чуть не возразил, что время и природные законы как раз занимают его очень мало, но вовремя прикусил язык. Скажи он что-то в этом роде, Ингритт непременно пожелала бы узнать, почему тогда он выглядел таким взволнованным, а Олрис совершенно не хотел делиться с кем-то мыслью, посетившей его несколько секунд назад. Он выбрался из-за стола и подошел к окну, делая вид, что хочет посмотреть на город - но на самом деле ему просто хотелось побыть наедине с самим собой. Он невидящим взглядом смотрел сквозь удивительно прозрачное стекло на покрытый золотым осенним лесом холм, пронзительную синеву октябрьского неба и белые каменные башни, но видел совсем другие вещи: пыльный двор перед конюшней в Марахэне и толпу мальчишек - он уже не помнил, были это сыновья гвардейцев или дети пленных айзелвитов - которые в то засушливое и жаркое лето без конца дразнили его "бледной молью". Это воспоминание было настолько давним, что Олрис даже не мог сказать, сколько же ему тогда было лет. Одно он знал наверняка - в то лето его волосы, ставшие с возрастом соломенного цвета, были совсем белыми. Его друзьям это служило поводом для нескончаемых насмешек. Сам же Олрис втайне радовался, что родился с волосами такого странного оттенка. Ни в крепости, ни в трех ближайших деревнях он не встречал ни одного мужчины с такой белой головой. Волосы других гвиннов чаще всего были светлыми и рыжими. У некоторых, как у его матери - золотисто-коричневыми, как кожица спелого каштана. И совсем редко - черными, как косы Ингритт. Но уж никак не белыми, как тополиный пух. Олрис часто мечтал о том, как в пиршественный зал, где пьют гвардейцы короля, однажды войдет сильный и высокий человек с длинным мечом в узорчатых, богатых ножнах. Он откинет капюшон, и волосы у него будут белыми - точь-в-точь такими же, как и у Олриса. А потом он заберет их с матерью к себе, и даже сам Мясник из Брэгге не посмеет возразить, поскольку отец Олриса будет куда сильнее, чем Рыжебородый. Олрис упивался этими мечтами до тех пор, пока однажды сдуру не спросил у матери, похож ли он на своего отца. Он помнил, что сидел на шатком табурете, только что выбравшись из бадьи, которая использовалась для мытья, и она вытирала ему волосы. Когда он задал свой вопрос, мать на секунду замерла. Он ничего не видел из-под полотенца, закрывавшего ему глаза. "Нет, - ровным голосом ответила она. - Ты не него совершенно не похож". Олрис очень расстроился. "А как же мои волосы?.. - с досадой спросил он. - Раз они не похожи на твои, значит, они должны быть такими же, как у него!". Но мать сказала, что когда-то в детстве ее волосы тоже казались белыми - а потом они начали темнеть. И тогда Олрис понял, что ошибся. Это был едва ли не единственный раз, когда мать ответила что-то определенное на все его расспросы об отце. Обычно она наотрез отказывалась обсуждать этот вопрос. Это всегда казалось ему странным. В том, как она обходила эту тему, чувствовалась какая-то тайна. Подслушивая разговоры старших, Олрис убедился, что другие знают о его отце ничуть не больше, чем он сам. Когда он размышлял об этом, у него всегда бывало чувство, словно его разрывает на две части. С одной стороны, ему хотелось верить, что у него был отец, которым он бы мог гордиться, и что рано или поздно мать откроет ему эту тайну. Может быть, она не хочет говорить с ним об отце из-за того, что он был пленным айзелвитом. Или вообще лазутчиком Атрейна. В то же время Олрис почти ненавидел самого себя за то, что позволяет себе тешиться подобными фантазиями, и твердил себе, что мать не хочет вспоминать его отца из-за того, что он был кем-то вроде Мясника из Брэгге. Когда они c Меченым беседовали в первый раз, тот с удивившим его интересом спрашивал о его детстве, его матери и еще множестве других вещей, которые не представляли никакого интереса для чужого человека. Он взял Олриса к себе на службу, хотя до этого времени спокойно обходился без стюарда. Он потратил целый день на то, чтобы найти его в лесу, хотя за ним самим охотились адхары… Сердце у Олриса колотилось так, как будто бы он пробежал несколько лэ. Крикс был слишком молод, чтобы быть его отцом. Но если упомянутые ворлоком "качели времени" действительно существовали, то его догадка вполне могла оказаться правдой. Да что там, она просто обязана была быть правдой. Все это никак не могло быть обычным совпадением… - Невероятный город, правда? – спросила Ингритт, тоже подходя к окну и тронув его за плечо. - Чего?.. А. Да, - ответил Олрис, наконец-то посмотрев на вид, который открывался из окна. В самую первую секунду его мысли все еще витали слишком далеко, но через несколько секунд он осознал, что выбранное Ингритт слово было самым подходящим для такого случая. Вид, открывавшийся с холма, было бы оскорбительно назвать просто "красивым". Он и в самом деле был "невероятным". Существуют вещи, про которые можно сказать "Вот это да!", и вещи, про которые можно сказать только одно - "Не может быть". Раскинувшийся внизу город относился именно к последней категории. Олрис услышал свой собственный восхищенный вздох и прижался лбом к холодному стеклу, как будто бы хотел пройти через него и оказаться там, снаружи. Теперь он понимал, почему Бакко был в таком восторге, побывав на родине дан-Энрикса. Вспомнив о Бакко, Олрис вздрогнул. Он ведь так и не сказал дан-Энриксу ни про Драконий остров, ни про то, что Олварг обещал своим гвардейцам, что подарит им Адель. Сначала он молчал, боясь, что, услышав про ритуалы на Драконьем острове и то, что он в какой-то степени был частью этих ритуалов, Крикс начнет смотреть на него с тем же отвращением, с каким он сам смотрел на короля. Потом дан-Энрикса арестовали, и все покатилось под откос. Открытый суд, дорога через лес, ночное нападение адхаров, зачарованное озеро... У него просто не осталось ни минуты для того, чтобы поговорить с дан-Энриксом начистоту. Хотя, возможно, дело было не в нехватке времени, а в том, что ему страшно не хотелось начинать подобный разговор и признаваться в том, что он врал Меченому с самой первой встречи. Можно представить, что теперь подумает дан-Энрикс, когда он расскажет ему правду! В комнату вошел мэтр Викар, а сразу же за ним - слуга, несущий целый ворох разноцветной ткани. - Подберите себе подходящую одежду, - сказал ворлок. - И оденьтесь потеплее. Лорд дан-Энрикс будет недоволен, если вы простудитесь. Олрис заколебался. Можно было бы сказать, что ему нужно срочно видеть Крикса - но тогда придется объяснять, из-за чего такая спешка. Лучше подождать. "Может, мы встретим Крикса, когда выйдем в город" - успокоил себя Олрис, вытащив из стопки принесенной ворлоком одежды мягкую, горчично-желтую рубашку и коричневую безрукавку на шнуровке. Шансы встретиться с дан-Энриксом в огромном городе были, по правде говоря, невелики, но эта мысль давала повод отложить тяжелый разговор еще на несколько часов, и Олрис с облегчением схватился за нее, ныряя головой в расшитый ворот. Стоя на верхнем этаже Книгохранилища, Безликий мрачно размышлял, что он здесь делает. Когда Отт уговаривал его довериться Саккронису и побеседовать со стариком без маски, Алвинн упирался до последнего. Он был уверен в том, что Отт сошел с ума, и ничего хорошего из этого не выйдет - в лучшем случае Саккронис просто запретит кромешнику переступать порог Книгохранилища, а в худшем - в городе начнется паника, и к вечеру императорский дворец будет осаждать озлобленная, возбужденная толпа, требуя выдать "монстра" на расправу. Но Кэлрин уверял, что Алвинн заблуждается, и тот в конце концов махнул на все рукой и согласился на безумную идею Отта. Кэлрин оказался прав. Узнав его тайну, архивариус не выказал ни страха, ни брезгливости. Однако, проведя несколько дней в обсерватории Саккрониса, в которой тот не только наблюдал за звездами, но и проделывал огромное количество разнообразных опытов, Алвинн начал жалеть о том, что архивариус не впал в истерику и не попытался натравить на него всю Адель. По крайней мере, это бы не вызывало никаких вопросов. А вот то, что он, по милости Саккрониса, торчит на захламленном чердаке, среди стеклянных призм и полок с минералами, и позволяет чокнутому старику на пару с Кэлрином удовлетворять свое извращенное любопытство, именуемое для приличия "научным интересом" - это было совершенно не понятно. Саккронис вознамерился составить полное описание кромешников, подобного которому на свете пока не существовало (да и не могло существовать), и теперь добросовестно записывал, что кожа у Безликого сухая и холодная, сердцебиение значительно замедленно, а вот реакция, наоборот, в несколько раз быстрее человеческой. Кэлрин обычно принимал в происходящем самое активное участие и обсуждал с Саккронисом идеи новых опытов, ничуть не сомневаясь в том, что жертва их нелепых наблюдений - то есть Алвинн - будет только рад помочь им в этом деле. Эта искренняя и счастливая уверенность двоих ученых в его доброй воле всякий раз мешала Алвинну послать обоих "наблюдателей" туда, куда им, без сомнения, давно пора было отправиться. Впрочем, сегодня Кэлрин припозднился. По подсчетам Алвинна, Отт должен был прийти в Книгохранилище, по меньшей мере, час назад. Должно быть, этой ночью они с Эстри, как обычно, сочиняли новую балладу и - опять же, как обычно - засиделись над этим занятием до самого рассвета, так что Кэлрин просто-напросто проспал условленное время. Саккронис оптимистично заявил, что, раз Отт задержался, можно посвятить первую половину дня тем измерениям, которые не требуют присутствия помощника, и для начала попросил Безликого ходить взад-вперед по чердаку, таская каменное мельничное колесо. Саккронис отмерял время по песочным часам и каждый раз, когда песок пересыпался до конца, считал его пульс. Через некоторое время архивариус торжественно отметил ускорение сердцебиения - те тяжести, которые они заготовили для опыта в прошлый раз, оказались неспособны утомить Безликого. Исписав цифрами пару листов, Саккронис попросил у Алвинна позволить завязать ему глаза и проверить точность его ощущений, для того чтобы сравнить их с человеческими. От повязки Алвинн отказался наотрез, однако же закрыл глаза и позволил Саккронису проделывать над ним свои манипуляции, мысленно обещая самому себе, что завтра же положит этому конец. Впрочем, такие же обещания он давал себе вчера и позавчера. Магия отвлекла его в ту самую минуту, когда Саккронис положил на его раскрытые ладони две монетки и попросил определить, какая из них тяжелее. "Никакая, они одинаковые" - собирался буркнуть Алвинн - но не произнес ни слова, потому что почувствовал ее. Ощущение было таким, как будто в душном помещении внезапно настежь распахнули окна. Магия ворвалась в обсерваторию Саккрониса, как яростный весенний ветер. В ней было что-то властное, призывное, и вместе с тем прозрачное, как звук серебряной трубы. Безликий пошатнулся и открыл глаза. Две полустертые от долгого хождения монетки по пол-медьки соскользнули на пол. - Все в порядке?.. - озабоченно спросил Саккронис, взяв его под локоть так, как будто немощный старик вроде него мог помешать Безликому упасть. Алвинн едва расслышал, что он говорит. Он готов был поклясться, что сейчас его сердцебиение, так поражавшее Саккрониса своей неторопливостью, сравнялось с человеческим и почти попадает в такт звучавшей вокруг магии - Безликому казалось, что внутри него растет что-то огромное, не помещавшееся в грудной клетке, и это ощущение было мучительно-приятным. Алвинн далеко не сразу осознал, что он испытывает счастье - ощущение, утраченное (как ему казалось, безвозвратно) уже очень много лет назад. Алвинн знал эту магию - это была магия Седого и дан-Энрикса, неразличимая обычным слухом музыка, живущая в камнях Адели и в любом предмете, созданном руками Альдов. Люди считали эту магию непостижимой и невидимой, поэтому назвали ее "тайной" магией. Безликие, наоборот, воспринимали эту магию в самом прямом, пугающе конкретном смысле - как тепло и холод, звук и свет. Во время своей службы Олваргу Алвинн ненавидел эту магию, позднее, в заключении, воспоминания о ней вызывали чувство отвращения и удесятеренную тоску. Смешно сказать, в первую ночь после освобождения поступки Крикса представлялись Алвинну, как изощренное палачество - только такой благонамеренный кретин, как новый Эвеллир, способен был не только притащить спасенного Безликого в Адель, но еще и постоянно находиться рядом с ним, мучая пленника своим присутствием. Но, оказалось, к Тайной магии можно привыкнуть - точно так же, как к горевшей в его комнате жаровне с ароматными дровами, вдумчиво и тщательно приготовленной еде и тысяче других вещей, придуманных нарочно для того, чтобы доставлять людям удовольствие, а значит, начисто лишенных смысла для Безликого, но, в то же время, не способных ему повредить. По сути, Истинная магия была довольно ненавязчивой. Прожив в Адели пару месяцев, Алвинн с внезапным удивлением отметил, что перестал обращать на нее внимание. Но сейчас этот тихий аккомпанемент, сопровождавший его жизнь в Адели, внезапно превратился в настоящий ураган ликующих аккордов. Алвинн помнил день, когда дан-Энрикс завладел наследством Альдов, но даже тогда мелодия Истинной магии не была такой громкой, торжествующей и внятной, как сегодня. Музыка твердила, что случилось что-то небывалое. Алвинн не представлял себе, что именно должно было произойти, чтобы заставить магию звучать подобным образом, но зато твердо знал, с кем это связано. - Дан-Энрикс в городе, - сказал он вслух, и с удивлением услышал радость в своем голосе. Не может быть, подумал он. Этого просто-напросто не может быть. Вплоть до сегодняшнего дня Алвинн не сомневался, что Саккронис, со своей наивной целью изучить Безликих, просто глуп. Нельзя понять, что значит быть Безликим, изучив его сердцебиение, температуру кожи или быстроту реакции. Все это мелочи; реальное значение имеет только то, что ты при этом чувствуешь... и чего ты уже не можешь чувствовать. То, что происходило с Алвинном сейчас, было немыслимо, как теплый снег или квадратный круг. - Дан-Энрикс?.. - повторил Саккронис. Судя по его лицу, странное поведение Безликого повергло его в полную растерянность. - Да, - коротко ответил Алвинн. - Он вернулся. Я уверен в этом. - Это было видение? Как и у Эстри? - уточнил Саккронис. Алвинн испытал соблазн ответить "да" и положить конец бессмысленным расспросам, но ощутил мгновенный внутренний запрет - и пожалел, что вообще ввязался в этот разговор. Недаром авторы любимых книг Саккрониса так настоятельно советуют не заводить бесед о Тайной магии, подумал он с досадой. Исключительно опасно обсуждать предмет, который в принципе не поддается описанию, зато мгновенно отзывается гнетущим чувством на любую, даже крошечную фальшь. - Нет, не видение, - нехотя отозвался он. - Я просто чувствую его присутствие. Точнее, не его, а вашей Тайной магии. Она... поет о нем. "Если он пожелает знать, как это вообще возможно, я его убью" - мрачно пообещал себе Безликий. - Я должен идти, - сказал он вслух. Просторное помещение, в котором он стоял, внезапно показалось ему маленьким и тесным. Алвинна переполняло нетерпение. - Искать дан-Энрикса? - угадывал Саккронис, озадаченно наморщив лоб. - Но как вы будете определять, куда идти? Алвинн безнадежно отмахнулся. Но, сделав несколько шагов к двери, все-таки не сдержался и коротко буркнул: - По звуку. Утро было солнечным и ярким. Едва выйдя из дверей Книгохранилища, Алвинн заметил возле памятника Энриксу из Леда возбужденную толпу, и, уловив идущие оттуда волны магии, решительно направился туда. Протиснувшись через толпу, в которой тут и там мелькали синие гвардейские плащи, Алвинн увидел Крикса - тот стоял за оцеплением гвардейцев, не дававших любопытным подойти поближе. Алвинн лишь теперь задумался о том, что здесь произошло. Вокруг болтали о каком-то покушении, он видел подсыхающую лужу крови под ногами у гвардейцев, но все это совершенно не вязалось с торжествующей мелодией вокруг него. Магия грохотала, словно водопад, и Алвинну казалось, будто сердце вот-вот выскочит из ребер. Он не мог отделаться от ощущения, что, если он попробует окликнуть Меченого, то не услышит даже звуков собственного голоса. Впрочем, дан-Энрикс уже сам заметил Алвинна и махнул рукой ближайшему гвардейцу. - Пропустите, - велел он, кивая на Безликого. Алвинн отметил, что гвардейцы, подчинявшиеся только коадъютору, безропотно исполнили чужой приказ. Пройдя за оцепление, Алвинн увидел Отта, который сидел на мокрых от крови камнях и, игнорируя протянутую ему руку сэра Ирема, задумчиво рассматривал свою ладонь, просунутую им в широкую прореху на рубашке. Алвинн вздрогнул, обнаружив, что рубашка Отта тоже пропиталась кровью. Впрочем, несмотря на это, Отт отнюдь не выглядел, как умирающий. Его расслабленная поза и румянец на щеках определенно не вязались с окровавленной одеждой. Предлагавший ему руку Ирем нетерпеливо постукивал по земле носком сапога и выглядел скорее раздраженным, чем исполненным сочувствия. - Хватит ребячиться, вставай, - с досадой сказал он, тряхнув Кэлрина за плечо. - Что здесь случилось? - облизнув сухие губы, спросил Алвинн. Кэлрин обернулся. Его серые глаза сияли. - Здесь случилось чудо, - весело ответил он, ничуть не удивившись появлению Безликого. - Смотри, сюда меня ударили ножом... - Отт выразительно пошевелил испачканными кровью пальцами, просунутыми сквозь дыру в рубашке. - Эти лужи на земле - вот здесь, и здесь, и еще там - это все моя кровь... Килларо занял площадь и кривлялся тут на радость прочим дуракам, а я опаздывал в Книгохранилище, поэтому решил не обходить это стадо баранов стороной и пошел напрямик. И кто-то из них ткнул меня ножом. - Он тебя ранил? - Нет, убил! - в голосе Кэлрина звенело торжество. - Спроси у кого хочешь - еще пять минут назад я был бесповоротно мертв! А потом Эстри стала умолять дан-Энрикса, чтобы он сделал что-нибудь. И я ожил. "Вот оно что..." - подумал Алвинн, чувствуя, как его кожа покрывается мурашками. Ему хотелось оглянуться и еще раз посмотреть на Крикса, но он почему-то не решался это сделать. - Ну все, с меня довольно, - резко сказал Ирем. Наклонившись, он взял Кэлрина подмышки и рывком поставил его на ноги. - Раз ты не умер, возвращайся в мир живых и прояви хоть сколько-нибудь уважения к нашим законам... В Адельстане несколько задержанных по обвинению в убийстве, так что ты немедленно отправишься туда и постараешься припомнить все детали покушения. А сочинять баллады о своем чудесном воскрешении будешь потом! - Но я же вам сказал, что я не разглядел убийцу, - возмутился Кэлрин. - Ты даже не представляешь, сколько всего можно вспомнить с помощью талантливого ворлока, - парировал лорд Ирем, положив раскрытую ладонь между лопаток Кэлрина и бесцеремонно подталкивая его вперед. Дан-Энрикс подошел поближе. Алвинн ощутил его присутствие, даже не оборачиваясь - его словно обдало волной тепла. - Я рад, что ты пришел, - негромко сказал Крикс. - Если на Кэлрина действительно напало "Братство Истины", то следующей жертвой может оказаться кто-то из его друзей. Я бы хотел, чтобы ты присмотрел за Эстри. Уведи ее отсюда и не оставляй одну. С тобой она, по крайней мере, будет в безопасности. - Как пожелаешь, Эвеллир, - пробормотал Безликий, избегая встречаться с Криксом взглядом. Меченый положил руку ему на плечо и крепко сжал. - Спасибо. Пойду скажу Эстри, что прошу ее побыть с тобой, пока мы с Иремом не выясним, кто совершил это убийство. Алвинн мысленно одобрил этот план. Зная характер Эстри, он не сомневался в том, что она предпочла бы оставаться в гуще событий, невзирая на опасность. Любому, кроме Меченого, Эстри бы наверняка ответила, что она будет дожидаться Кэлрина на выходе из Адельстана, а если ей встретится кто-то из "истинников", то тем хуже для него. Теперь же Эстри безропотно позволила Алвинну взять ее под руку и вывести из толпы, и только поминутно оборачивалась, чтобы посмотреть, что происходит у них за спиной. Алвинн и сам не удержался от соблазна оглянуться, и ещё успел увидеть, как сомкнувшийся вокруг дан-Энрикса и Отта строй гвардейцев движется в сторону Адельстана, а за ними пестрым шлейфом тянется толпа зевак. * * * Кэлрина Отта отослали на допрос, а Аденора с Меченым лорд Ирем пригласил в свой кабинет, заметив, что им всем не помешает выпить. - Закройте дверь, - сказал он Аденору, шедшему последним. - Все, что угодно, отдал бы за то, чтобы меня сейчас оставили в покое, но готов поспорить, этого не будет. Ирем оказался прав. Они едва успели пригубить ландорское, как в дверь негромко постучали, и заглянувший в кабинет гвардеец сообщил, что собравшаяся у ворот толпа становится все больше. Постоянно косясь на дан-Энрикса, гвардеец уточнил, какие будут приказания. - Обычные, - меланхолично сказал Ирем. - Наблюдать и обеспечивать порядок. И скажите остальным, что следующий, кто придет сюда с каким-нибудь надуманным предлогом, чтобы поглазеть на Эвеллира, вылетит из Ордена быстрее, чем успеет что-то рассмотреть. Крикс пригубил вино, чтобы скрыть улыбку, но тут же отставил свой бокал, поскольку в кабинет мессера Ирема вошел мужчина в темно-сером бархатном колете, с такой уверенностью отстранивший от двери оторопевшего гвардейца, что тот не решился его останавливать и только вопросительно взглянул на коадьютора. Лорд Ирем покривился, но кивнул, знаком показывая молодому человеку закрыть дверь. Меченый уже много лет не видел, чтобы кто-нибудь входил к мессеру Ирему подобным образом, и теперь с удивлением смотрел на невоспитанного гостя. Вошедший был сутул и не особенно высок, короткие седые волосы и борода стального, сизого оттенка контрастировали со смуглостью крючконосого, отечного лица. Из-за кругов под глазами и набрякших век взгляд незнакомца наводил на мысли о сове-сипухе. Когда этот совиный взгляд уперся в Крикса, тот почувствовал себя довольно странно. Он готов был биться об заклад, что видит этого седого, хмурого мужчину в первый раз, однако тот смотрел на него с выражением холодной и уверенной враждебности, как смотрят исключительно на тех людей, которых ненавидят крепко и давно. - Эйвард Римкин, советник городского капитула, - шепнул Криксу Аденор, должно быть, уловивший замешательство дан-Энрикса инстинктом многоопытного интригана. Впрочем, имя и должность этого человека никак не прояснили ситуацию. Имя "Эйвард Римкин", как и внешность посетителя, не вызывали у Крикса даже самых смутных ассоциаций. Мужчина между тем остановился в точности посередине комнаты, прямой и напряженный, как струна. - Мне сообщили об аресте Рована Килларо и еще пятерых членов его Братства. По какой причине арестованы все эти люди, монсеньор? Ирем прищурился. Было похоже, что он не особо жалует Эйварда Римкина. - Разве тот, кто сообщил вам эти сведения, не упомянул, что они арестованы по обвинению в убийстве? Кажется, об этом уже знает вся Адель. - Вы говорите об убийстве Отта?.. - уточнил мужчина неприязненно. - Готов поклясться, что я видел Кэлрина на лестнице, пока шел к вам. Он выглядел живым и невредимым. Можно ли судить кого-то за убийство человека, который все еще жив? Лорд Ирем подошел к столу и взял из стопки документов самый верхний лист. - Вот заверенное ворлоком свидетельство о смерти Отта, наступившей от удара, нанесенного ему ножом. Свидетельство составил мэтр Дален из гильдии Травников, никак не подотчетной Ордену. Прочтите, если вам угодно. - Я вам говорю о фактах, а вы даете мне какую-то бумагу. Я должен доверять вашим бумагам больше, чем своим глазам? - спросил советник мрачно. - Будем говорить начистоту. Сегодняшний арест Килларо - четвертый по счету. Предыдущие три раза Орден не сумел доказать предъявленных ему обвинений. На сей раз вы обвиняете его в убийстве, совершенно не смущаясь тем, что жертва этого "убийства" все еще жива. А вот другие факты: люди, называющие себя Братством Истины, активно критикуют вас, ваш Орден, высшую аристократию и в особенности лорда дан-Энрикса, который, в свою очередь, является вашим ближайшим другом. И вот в день возвращения дан-Энрикса в столицу Рована Килларо арестовывают за убийство. Вам не кажется, что это выглядит довольно... странно? Ирем скрестил руки на груди. - Я бы подобрал другое слово, господин советник. Если вам угодно вспоминать про предыдущие аресты Рована Килларо, то я с удовольствием напомню вам, с чем они были связаны. Сперва Килларо оказался здесь после побоища на Рыбном рынке. Нам пришлось его освободить - хотя он был явным вдохновителем погрома, сам он в этот день не опрокинул ни одной палатки и не ударил ни одного торговца. Второй раз он попал сюда после того, как "истинники" вымазали дверь Книгохранилища дерьмом. За день до этого он произнес обличительную речь по адресу Саккрониса и сравнивал Книгохранилище с "выгребной ямой, полной всякой мерзости". Но он никого не посылал разбрасывать дерьмо - до этого его сторонники додумались самостоятельно. Килларо заявил, что его речь была простой метафорой. Формально он был прав, и мы освободили его-из под стражи. И так - из раза в раз. Мы арестовываем членов "Братства Истины" за драки, беспорядки или надписи на стенах - но Килларо всякий раз выходит на свободу, и все начинается по-новой. На мой взгляд, это не "странно", это возмутительно. Но вы пришли сюда, чтобы поговорить о фактах... Факты таковы: когда кого-нибудь ударили ножом, закон предписывает нам арестовать и допросить подозреваемых. Именно этим мы сейчас и занимаемся. Если допрос у ворлока покажет, что Килларо и его товарищи виновны, мы будем судить их за убийство. Если выяснится, что они здесь ни при чем, мы их освободим. Если вы полагаете, что наши действия идут вразрез с законом, можете пожаловаться императору. Римкин выслушал речь коадъютора с каменным выражением лица, а когда Ирем замолчал, решительно сказал: - Как вам известно, полномочия, данные мне Валлариксом, направлены на защиту горожан из третьего сословия. Как их законный представитель, я хочу немедленно увидеть Рована Килларо. - Как угодно, - холодно сказал сэр Ирем. Дернув за витой шнурок звонка, он приказал дежурному гвардейцу. - Приведите Рована Килларо. После рассказов Аденора с Иремом дан-Энрикс представлял Килларо худым, косматым человеком, одетым в рубище и заросшим бородой до самых глаз. Но его ожидало разочарование. Сопровождаемый конвоем из двоих рослых гвардейцев арестант выглядел совершенно заурядно. Неприметная одежда, бледное лицо и черная бородка - во внешности человека, перебаламутившего целый город, не было ничего примечательного, не считая, разве что, излишне пристального и навязчивого взгляда темных глаз. Крикс вежливо наклонил голову, приветствуя вошедшего. Тот удивленно хмыкнул, но все же кивнул в ответ. - У вас есть какие-нибудь жалобы? - осведомился Римкин, внимательно оглядев арестанта. - Только одна - меня и моих братьев обвиняют в преступлении, которого никто из нас не совершал, - быстро ответил тот. - Вы находитесь под защитой городского магистрата. У нас есть свидетели, которые способны доказать, что на момент предполагаемого покушения вы находились далеко от Кэлрина Отта и не могли ударить его в бок ножом. Это дает вам право отказаться от допроса с ворлоком. Ирем нахмурился. - Килларо обвиняется не в совершении убийства, а в его организации и подстрекательстве. Римкин вскинул голову. - Насколько мне известно, чтобы обвинить кого-нибудь в организации убийства, нужно, чтобы тот, кто совершил это убийство, указал на человека, как на подстрекателя. А в данном случае у Ордена нет ничего, помимо ваших подозрений, вытекающих из личной неприязни к обвиняемому. Ирем собирался возразить, но Крикс опередил его. - Советник Римкин прав, - заметил он. - Если я еще не забыл Энор Фирем, Килларо в самом деле вправе отказаться от допроса с ворлоком. Эйвард Римкин впился в Меченого взглядом, словно ожидал какого-то подвоха и пытался угадать, что тот задумал. А вот сам Килларо, видимо, вообразил, что хорошо одетый человек, сидевший в кресле в кабинете лорда Ирема - какой-то знатный унитарий, и теперь смотрел на Меченного с явным одобрением. Дан-Энрикс даже потер лоб, поддавшись глупому желанию проверить, не пропало ли его клеймо. "Он что, не видит, кто я?.." - с удивлением подумал он. Впрочем, судя по тому, как Рован щурился, пытаясь разглядеть какой-нибудь предмет, глава Братства Истины был близорук. - Единственный виновник смерти Кэлрина - это он сам, - сказал Килларо с глубочайшей убежденностью. - Я много раз предупреждал его, что каждый святотатец рано или поздно навлекает на себя возмездие Создателя, но он не слушал никого, кроме себя. Терпение Создателя иссякло, и он покарал его за ложь и богохульство. - Ножом под ребра?.. - изумился Крикс. Килларо выпрямился и прищурил свои близорукие глаза. - Создатель милосерден, он всегда дает грешникам время, чтобы одуматься. У Отта тоже было время, чтобы осознать свою вину и заслужить прощение, но он упорствовал во зле. Он увлекал во тьму других людей и оскорблял Создателя. Врачам давно известно, что порой приходится отсечь гниющий орган, чтобы заражение не пошло дальше. - И в чем же тогда всемогущество Создателя? - язвительно осведомился Аденор. - Хирурги отрубают людям руки, потому что не способны сделать ничего другого. - Замолчите, Аденор, - перебил Ирем. - Если вам хочется вести с Килларо богословские дебаты, можете как-нибудь пригласить его в свой особняк... Я обращаюсь к вам, советник Римкин, потому что думаю, что, несмотря на вашу неприязнь ко мне и к Ордену, вы все-таки разумный человек. Как вы считаете, разве все эти рассуждения об "отсечении гниющих органов" не нацелены на то, чтобы возбудить ненависть к Кэлрину Отту и убедить людей, будто убийство в данном случае - не преступление, а справедливый и оправданный поступок?.. Случай с Книгохранилищем наглядно показал, что некоторые "метафоры" легко приводят к преступлениям. Но осквернение Книгохранилища - сущая мелочь по сравнению с убийством человека. Римкин скрестил руки на груди. - У вас нет доказательств, что на Кэлрина напали члены Братства. Его могли пырнуть ножом из ревности к его подружке или же в отместку за украденную рифму. Среди менестрелей это частый повод для конфликтов. Так что, даже если мы считаем, что убийство, о котором идет речь, действительно произошло, Братство может быть совершенно ни при чем. - Вы уже не в первый раз пытаетесь сказать, что вы считаете меня и остальных присутствующих соучастниками какой-то провокации. Если вы думаете, что я буду до бесконечности терпеть подобные намеки, то вы очень ошибаетесь, - негромко сказал Ирем. Меченый почувствовал, что следует вмешаться в разговор, пока не стало слишком поздно. - Давайте все-таки не будем уклоняться в сторону от темы, - сказал он. - Я думаю, нам следует освободить Килларо. Если потребуется, его всегда можно будет снова вызвать на допрос - он ведь не собирается скрываться. Коадъютор на мгновение задумался. Когда же он ответил, голос Ирема звучал на удивление покладисто. - Как пожелаете, мой принц, - спокойно сказал он. Услышав это обращение, Килларо вздрогнул так, как будто бы увидел ядовитую змею. Кровь бросилась ему в лицо, как будто он считал присутствие дан-Энрикса намеренным и грубым оскорблением. Меченый подавил тяжелый вздох и отвернулся. Что ж, теперь, по крайней мере, в комнате установилась некая гармония, поскольку ледяная ненависть во взгляде Римкина уравновесилась кипящей яростью его соседа. - Итак, к чему же мы пришли? - нетерпеливо спросил Римкин. - Орден освободит Килларо? - Да, - кивнул сэр Ирем. - Кстати, вы ведь прибыли сюда в носилках, как обычно?.. - Не пойму, какое отношение это имеет к теме разговора. - А такое, - холодно сказал Ирем, - что вам стоит посадить Килларо в ваши крытые носилки, поплотней задернуть занавески и не открывать их до тех пор, пока вы не отъедете подальше от Имперской площади. Килларо нажил себе множество врагов, забрасывая девушек хурмой и нападая на торговцев. В той толпе, которую вы видели внизу, вполне могут найтись желающие поквитаться с ним за старые обиды. Будет лучше, если он не попадется этим людям на глаза. Килларо побледнел. - Я не желаю подвергать опасности советника, - сказал он, облизнув тонкие губы. - Я останусь здесь. Ирем бесстрастно посмотрел на него сверху вниз. - Нет, не останетесь. Это тюрьма, а не гостиница. - А если я скажу, что я согласен выступить свидетелем по делу об убийстве Отта и пройти допрос у ворлока?.. Советник Римкин от досады сжал ладонь в кулак. - Подумайте, Килларо! В этом нет необходимости. Он просто-напросто запугивает вас. - Запугиваю?.. - повторил сэр Ирем, вскинув брови. - Вы ко мне несправедливы, господин советник. Я, напротив, обеспечиваю вашу безопасность. Если пожелаете, я даже выделю вам нескольких гвардейцев для сопровождения ваших носилок... Ну так что, Килларо, вы поедете с советником, или предпочитаете остаться здесь? - Мне нечего скрывать, - помедлив, сказал тот. Когда рассерженный советник вышел в коридор, а Рована Килларо увели дежурные гвардейцы, Ирем с Аденором и дан-Энриксом переглянулись. - Похоже, он не лжет насчет того, что ничего не знает об убийстве Отта, - сказал Крикс. Ирем вздохнул. - Одно из двух - либо здесь повторяется история с Книгохранилищем, а Отта заколол какой-нибудь фанатик... либо наш убийца в самом деле не из Братства Истины. И это очень плохо, потому что тогда мы совсем не знаем, где его искать. Крикс озабоченно нахмурился. У него было чувство, словно он забыл о чем-то важном. - Может быть, кто-нибудь из вас в курсе, за что этот Римкин меня ненавидит? - вспомнил он пару секунд спустя. Лорд Ирем отмахнулся. - Эйвард Римкин ненавидит всех аристократов. Среди тех, кто теперь заседает в городском совете, это далеко не редкость. Иногда я спрашиваю самого себя, стоило ли избавляться от Дарнторнов и Фин-Флаэннов, чтобы в итоге получить вот это, мать его, народовластие из Юлиуса Хорна, Эйварда Римкина и им подобных... Крикс против воли улыбнулся, хотя про себя он был уверен в том, что коадъютор ошибается. Вполне возможно, что советник Римкин в самом деле ненавидел всех аристократов скопом, но дан-Энрикса он, несомненно, выделял в отдельную графу. * * * Накануне они с Ингритт обошли весь город и устали до гудящих ног, но Олрис все равно проснулся ни свет ни заря и, не успев даже открыть глаза, подумал, что так и не рассказал дан-Энриксу всей правды о Драконьем острове. Олрис снова почувствовал себя встревоженным и виноватым. Нужно было поговорить с Криксом раньше, чем он встанет и опять исчезнет на весь день, но выходившие на галерею окна были заперты, а дверь в покои принца охраняли два гвардейца в одинаковых синих плащах. Олрис попробовал заговорить с тем, который показался ему чуточку приветливее, но гвардеец покачал головой и жестом показал ему, чтобы он отошел. Мысленно понося охрану Крикса самыми последними словами, Олриc шатался по пустым и гулким залам и безлюдным галереям, пока не наткнулся на лестницу, ведущую в дворцовый парк. В другое время это место точно произвело бы на него сильное впечатление. Несмотря на осень, сад выглядел так, как будто на дворе по-прежнему стояло лето. В каменных чашах фонтанов журчала вода, тянувшиеся вдоль дорожки ряды розовых кустов были усыпаны цветами, и только вылетавший изо рта парок напоминал, что на дворе уже октябрь. Но Олрису было не до того, чтобы смотреть на окружающую его красоту. Он вспоминал бахвальство Бакко, утверждавшего, что с помощью магических обрядов на Холме Олварг способен захватить Адель, и, постоянно ускоряя шаг, летел по ровным парковым дорожкам, раздраженно обрывая попадавшиеся на его пути цветы и оставляя за собой цепочки алых, розовых и белых лепестков. Покрытая мелким речным песком дорожка приглушала звук шагов, и Олрис далеко не сразу осознал, что за ним кто-то идет. Он быстро обернулся, думая, что его выследил какой-нибудь садовник, который будет ругать его за обезглавленные розы, но это оказался их вчерашний знакомый, мэтр Викар. Ворлок, похоже, не привык залеживаться в кровати допоздна. - Я увидел тебя из окна, - пояснил он в ответ на его удивленный взгляд. Олрис поспешно выбросил последний сорванный цветок и принял беззаботный вид, как человек, который вышел прогуляться перед завтраком. - Знаешь, в твои годы это кажется неочевидным, но совсем не обязательно пытаться разрешить любой вопрос своими силами, - мягко сказал мэтр Викар. Олрис нахмурился. - Какой вопрос?.. Ворлок повел плечом. - Не знаю. Тот, который беспокоит тебя со вчерашнего утра. - Вы обещали, что не станете применять к нам свою магию! – возмутился Олрис. - А я и не применяю. Просто я заметил, что вчера твоя подруга любовалась городом без всякой задней мысли, а ты ходил с отсутствующим видом и все время думал о чем-то своем. А сейчас Ингритт крепко спит, а ты вскочил с утра пораньше, бродишь тут один и обрываешь ни в чем не повинные цветы… Не обижайся, но не нужно быть великим магом, чтобы догадаться, что тебя что-то тревожит. Может, я могу чем-то помочь? Олрис вынужден был признать, что ворлок прав. Пока они гуляли по Адели, он не мог отделаться от мысли, что, пока они шатаются по рынкам и глазеют на дома и статуи, городу угрожает страшная опасность. Постоянные попытки Ингритт обратить его внимание на ту или иную редкость действовали Олрису на нервы, но он силился вести себя естественно. Ингритт не виновата в том, что он не рассказал дан-Энриксу того, что знал, и было бы нечестно перекладывать свои заботы на нее и портить ей все удовольствие. - Мне надо поговорить с лордом дан-Энриксом, и как можно скорее. Это очень важно. А охрана у дверей меня не пропускает, - хмуро сказал он. Олрис боялся, что Викар захочет знать, к чему такая спешка, и начнет выпытывать, что именно он хочет сообщить лорду дан-Энриксу, но ворлок смерил Олриса внимательным, оценивающим взглядом и кивнул. - Понятно… Вообще-то принцу бы не помешало для разнообразия нормально выспаться, но, видимо, придется все же его разбудить. Пойдем. Олрис не слишком верил в то, что охранявшие дан-Энрикса гвардейцы станут слушать ворлока, но, обменявшись с магом парой фраз, охранники безропотно позволили ему войти. Переступив порог, Олрис замедлил шаг. Еще совсем недавно в его обязанности входило подниматься в Ландес-Баэлинд каждое утро, но вплоть до сегодняшнего дня ему еще не приходилось будить Крикса – тот всегда успевал подняться до его прихода. Но на этот раз он спал так крепко, что не пошевелился, даже когда Олрис подошел к его кровати и окликнул спящего по имени. Пришлось еще несколько раз позвать дан-Энрикса и даже потрясти мужчину за плечо, прежде чем тот перекатился на спину и посмотрел на Олриса. Рубец подушки отпечатался у Крикса на щеке, а глаза были мутными и налитыми кровью. Олрису пришлось напомнить самому себе, что вчера, пока они с Ингритт отсыпались после утомительного путешествия, Крикс вынужден был оставаться на ногах, хотя устал ничуть не меньше их. - В чем дело? – хрипло спросил он. – Как ты сюда попал?.. Олрис замялся, осознав, что, хотя он не раз обдумывал, что именно сказать дан-Энриксу, он все равно не представляет, как начать подобный разговор. - Меня впустил Викар, - ответил он, поскольку ответить на второй вопрос Меченого было куда проще, чем на первый. Крикс яростно потёр глаза, как человек, который изо всех сил старается проснуться, но никак не может до конца прийти в себя. - Понятно. А зачем? Олрис сглотнул, почувствовав, что в горле у него внезапно пересохло. - Я должен был давным-давно сказать вам одну вещь... Я с самого начала знал, что это очень важно, но молчал. Только, пожалуйста, не думайте, что мне теперь вообще невозможно доверять. Хотите, поклянусь, что всегда буду говорить вам только правду?.. Судя по виду Крикса, с каждым новым словом Олриса он изумлялся все сильнее. - Все мы иногда чего-нибудь недоговариваем, - осторожно сказал он. - Но не такое! Олварг обещал отдать Адель своим гвардейцам. Те, кто прошёл воинское Посвящение, могут ходить между мирами, как адхары. Так что они могут появиться здесь в любое время. Нужно что-то предпринять, пока еще не поздно! – Олрис даже не заметил, как в порыве чувств схватился за запястье Крикса, словно собирался силой поднимать его с кровати. Меченый аккуратно высвободил руку из его захвата. - Спокойнее… Думаю, если эта новость как-то дотерпела до сегодняшнего дня, то она вполне может подождать, пока я встану и умоюсь. А ты пока сядь на это кресло и, будь добр, расскажи все по порядку. Олрису сел – и начал торопливо и, пожалуй, несколько сумбурно излагать подробности своей поездки на Драконий остров. Меченый, сидевший на краю кровати и натягивавший сапоги, задумчиво кивнул. - Думаю, тот гвардеец попросил тебя посторожить вместо него, а сам улегся спать, взяв с тебя слово, что ты не пойдешь на Холм. Олрис едва не подскочил. - Откуда вы об этом знаете?! - Да ниоткуда, - отозвался Меченый, вставая на ноги и поводя плечами так, что хрустнули суставы. – Просто это часть первого испытания. Тебя нарочно подбивают посмотреть на что-нибудь запретное и смотрят, как ты себя поведешь… Олварг довольно ловко смешал гвиннские традиции и то, что знал о подготовке кандидатов Ордена. Олрис непонимающе смотрел на Крикса, и тот пояснил: – За каждым кандидатом, поступившим в Орден, тоже постоянно наблюдают. Ему могут «по ошибке» рассказать о том, что ему знать не полагается, чтобы проверить, в состоянии ли он хранить секреты; могут дать ему какое-то абсурдное распоряжение, чтобы посмотреть, как он поступит – выполнит приказ, не вникая в его смысл, или будет спорить, или молча сделает по-своему. Но в Ордене все это служит одной цели – разобраться, на что ты способен. Одни люди идеальны в роли подчиненных, но принимать решения у них выходит плохо. Из других могут получиться замечательные командиры, но как подчиненные они невыносимы. Третьи – просто одиночки, которые могут полагаться только на себя… Задача старших офицеров – разобраться, кто есть кто, и найти человеку правильное применение. Крикс подхватил со стула свежую рубашку и внезапно улыбнулся – беззаботной, почти мальчишеской улыбкой, полностью преобразившей его утомленное лицо. – Сэр Ирем всегда держал записи о новых кандидатах прямо на столе. То ли он правда видел во мне своего преемника, то ли просто не мог предположить, что у какого-то оруженосца хватит наглости читать доклады его офицеров. Когда я впервые оказался в Эсселвиле, я старался собирать любую информацию об Олварге. Расспрашивал людей, которые помнили Дель-Гвинир до Олварга, беседовал с вашими пленными... Среди моих бумаг, которые остались в Ландес Баэлинде, было кое-что об Испытаниях. И почти все, что я узнал, казалось удивительно знакомым. Но, конечно, Олварг не был бы самим собой, если не вывернул бы назначение этой проверки наизнанку. Кандидаты в Ордене не знают, что их подвергают испытаниям. А если бы даже знали, то, самое большее, боялись бы произвести на офицеров Ордена плохое впечатление. А те, кто проходили ваше воинское Посвящение, все время ощущали, что их жизнь висит на волоске, и что они играют в смертельно-опасную игру, а правила этой игры известны только Олваргу. Весь смысл ваших Испытаний – в том, чтобы человек буквально ошалел от страха и как следует запомнил, что ни его жизнь, ни его смерть не в его власти. Таким человеком проще управлять. Олрис слушал рассуждения дан-Энрикса с каким-то завороженным вниманием. Завеса тайны, окружавшей Крикса в Эсселвиле, наконец-то приоткрылась, и Олрис больше всего боялся спугнуть свою удачу и каким-то неуместным замечанием отбить у собеседника желание продолжать этот разговор. Казалось, Крикс вот-вот спохватится, что слишком заболтался, или вспомнит про какие-нибудь неотложные дела. Но вышло по-другому. Меченый потёр заросшую щетиной скулу и сказал: - Пожалуй, это хорошо, что ты заговорил об Олварге. Раз уж вы с Ингритт оказались здесь, вам стоит знать, с чем мы имеем дело. Будь так добр – сходи к Ингритт, разбуди её и пригласи сюда. А я пока избавлюсь от этого безобразия. Под «безобразием» он, вероятно, понимал свою отросшую за время путешествия бородку. Выглядевшую, с точки зрения Олриса, просто прекрасно, но не спорить же с дан-Энриксом... тем более, что Меченый и без того достаточно подшучивал над тем вниманием, с которым его стюард каждый день ощупывал собственные щеки и верхнюю губу, надеясь обнаружить там какую-то растительность. Только потом до Олриса дошёл весь смысл сказанного – и почувствовал внезапный укол ревности. Он ничего не имел против Ингритт, но ему хотелось, чтобы Меченый хоть раз поговорил о чем-то важном с ним одним. Или доверил бы ему какой-нибудь секрет, которым не делился с остальными. Признаться в этом дан-Энриксу, конечно же, было настолько же немыслимо, как рассказать о своей тайной мысли, что тот может быть его отцом. Вчера эта идея завладела им, как приступ опьянения или безумия, но Олрис понимал, что это вполне может оказаться обычной фантазией – и больше всего опасался убедиться в том, что он ошибся. Стоило представить, как недоумение во взгляде собеседника сменяется сначала пониманием, а потом жалостью, у Олриса противно холодело в животе. - Хорошо, - ворчливо сказал он. – Я её разбужу. А Меченый, вместо того, чтобы кивнуть или сказать «спасибо», как обычно, улыбнулся и взъерошил ему волосы. От этого простого жеста вся его недавняя обида разом выцвела и потускнела, потеряв прежнюю остроту. И когда Олрис вышел в коридор, ему казалось, что где-то в груди, под ребрами, пульсирует живой и тёплый сгусток света. * * * Несмотря на поздний час, людей на улицах толпилось столько, что, как говорится, яблоку некуда было упасть. Трактир напротив ратуши был переполнен посетителями, как на годовщину коронации. Счастливчики, сумевшие пробиться внутрь, пристраивались со стаканами или пивными кружками даже на подоконниках второго этажа. Через распахнутые настежь окна лился свет и доносились звуки скрипок, но смотревший на трактир с балкона ратуши Юлиус Хорн сильно сомневался, что в подобной давке можно танцевать. - Хозяин! Эй, хозяин! Позовите мне трактирщика! - кричал высокий, хорошо одетый человек, торжественно воздев над головой туго набитый кошелек. Пару минут спустя трактирщик в самом деле показался на пороге. - Прикажи вынести вина!.. Плачу за всех, кто пьет за Эвеллира! Толпа ответила на это заявление аплодисментами и хохотом. - Выкатывайте бочки! - Ein dan-Enrix! Юлиус прикрыл глаза. Картины, всплывавшие в памяти советника, не имели ничего общего с праздничным возбуждением людей, собравшихся внизу. Дан-Энрикс... "Распрягайте лошадей!". Зеленые глаза в прорези маски. Хмельной, веселый, дерзкий взгляд - взгляд человека, убежденного в собственной безнаказанности и привыкшего считать, что ему все позволено. - Вы только посмотрите на этих людей, - в голосе опирающегося на балюстраду Римкина звучало нескрываемое отвращение. - Готов поспорить, они все уже забыли, кто элвиенист, кто унитарий. Теперь у них один бог - дан-Энрикс. Юлиус повел плечом. - Что вы хотите, - сухо сказал он. - Толпа обожает все блестящее и необычное. Сегодня он ее герой. Что может поразить воображение людей сильнее, чем история о воскрешении из мертвых?.. Само собой, они будут ходить за ним, разинув рот, и ожидать других чудес. По крайней мере, поначалу. Римкин стиснул зубы. - Вся эта история с "убийством" Кэлрина - что-то неслыханное. Я всегда считал, что Ирем - исключительно амбициозный и опасный человек. Ему плевать на справедливость и закон, он служит исключительно себе и собственному самолюбию. Но, Альды мне свидетели, такого я не ожидал даже от него. - Лорд Ирем - практик. Думаю, он полагает, что любые средства хороши, чтобы восстановить авторитет Династии. Признайте, что провозгласить Крикса Эвеллиром - это сильный ход. Хотя, конечно, чересчур рискованный. - С такими дураками?.. - Римкин дернул подбородком в сторону людей, столпившихся у винных бочек и передававших из рук в руки мокрые стаканы. - В чем тут риск? Хорн усмехнулся. - С чудесами - как с люцером. Стоит людям один раз поверить в то, что чудеса возможны, и они уже не смогут обойтись без них. Если дан-Энрикс собирается и дальше оставаться "Эвеллиром", то ему придется каждый день оправдывать их ожидания. А если вспомнить, чего именно от него ждут, подобная задача начинает выглядеть невыполнимой. Честно говоря, мне даже интересно, понимает ли он сам, во что ввязался? Если да, то он - отчаянный игрок. - Хорн помолчал. - Вы говорите, что он был сегодня в Адельстане?.. Что вы о нем скажете? - Клеймо ему к лицу... в отличие от вежливых манер. Юлиус вскинул бровь. По правде говоря, непримиримость Римкина время от времени выглядела почти пугающе. - Я вижу, он вам не понравился, - сдержанно сказал Хорн. - Он выглядит, как волк, который вздумал бы ходить на задних лапах и есть мясо вилкой и ножом. Сердце у Юлиуса неприятно сжалось. - Любопытно, - сказал он. - Когда я встретил Крикса в первый раз, мне тоже пришло в голову, что он похож на волка. Наверное, в таком сравнении и правда что-то есть. Римкин удивленно покосился на него. - Не знал, что вы уже встречались с Меченым. - Только однажды. Но тогда он еще не был "Меченым", а я не знал, кто он такой и как его зовут. Они с друзьями напали на мои носилки в Волчью ночь. Связали слуг, распрягли лошадей, украли погребец с вином - короче говоря, повеселились от души. Все остальные были в масках, но дан-Энрикс свою снял - наверное, хотел мне доказать, что ему все нипочем. Когда они решили бросить моего слугу в фонтан, я сказал Криксу, что он сумасшедший. Это его сильно разозлило. Он потребовал, чтобы я снял с себя одежду. "Что может быть забавнее, чем член Большого Капитула, который расхаживает по столице нагишом?.." - сказал он мне. Я отказался. Он пригрозил, что меня разденут силой. Но потом они, должно быть, испугались, что нарвутся на дозор, и бросили меня, забрав с собой вино. Думаю, Меченый давно забыл про этот случай. В темных, совиных глазах Римкина загорелись злые огоньки. - Само собой... Такие, как дан-Энрикс, никогда не помнят тех, кому когда-то причинили зло. Они считают, что другие люди существуют исключительно для их забавы. Но скажите, разве вы не попытались наказать виновника? - Пытался, - согласился Хорн. - В городской страже мне сказали, что подобные истории случаются каждую Волчью ночь, и что, судя по возрасту и по манере поведения, виновников надо искать в Лаконской Академии. На следующий день я встретился с главой Лакона и подробно описал того, кто на меня напал. Выслушав мой рассказ, Вардос сказал, что это был оруженосец коадъютора. Я пошел в Адельстан и еще двое суток добивался встречи с Иремом. Должен признаться, что к тому моменту, когда мне все-таки удалось с ним встретиться, я уже совершенно потерял терпение. - Еще бы!.. - В общем, я сказал, что я пришел, чтобы поговорить с его оруженосцем, и настаиваю, чтобы этот разговор происходил в присутствии самого Ирема. Тот посмотрел на меня своим неприятным взглядом и спросил, что мне за дело до его оруженосца. Я рассказал о нападении и кончил тем, что не желаю тратить ни одной минуты больше не пустые разговоры, а хочу немедленно увидеть Крикса. Тогда Ирем заявил, что это невозможно, потому что Крикс пропал два дня назад, и до сих пор никто не знает, где он может быть. На мой вопрос, считает ли сэр Ирем, что его оруженосец поучаствовал в том нападении, он отвечал, что разобраться в этом деле без дан-Энрикса нельзя, но, раз я обвиняю Крикса, он заплатит за ущерб. Я, разумеется, сказал, что обойдусь без его денег, и ушел. - Обычная история! Он просто покрывал дан-Энрикса!.. - со злостью сказал Римкин, стукнув по широкому каменному парапету кулаком. - Да, тогда я тоже так подумал. Но потом я пришел к выводу, что Ирем сказал правду. Как-никак, примерно в то же время Крикс сбежал в Бейн-Арилль, чтобы поступить в Серую сотню. Думаю, после того, как он вернулся из Каларии, мирная жизнь казалась ему слишком пресной. То, что он устроил в Волчью ночь - поступок человека, который не уважает никого, кроме себя, и бесится от скуки и переизбытка сил. Не знаю, где он пропадал последние шесть лет, но думаю, что Меченому очень скоро надоест носить ту маску, которую на него совместными усилиями нацепили Отт и Ирем... Этот волк еще покажет нам свои клыки. * * * Ночной туман почти рассеялся, но еще завивался над водой в причудливые белые узоры. Из-за морского ветра серые октябрьские сумерки казались особенно промозглыми. Теперь, когда они спустились в гавань, Меченый порадовался, что они надели теплые плащи, казавшиеся лишними на улицах Нижнего города. - Письма у тебя? - спросил дан-Энрикс, поравнявшись с Кэлрином. Отт закатил глаза и выразительно похлопал по кожаной сумке на боку. - По-твоему, я мог бы их забыть?.. Идущий первым Ирем покосился на него через плечо. - По мне, так ты забыл бы даже собственную голову, если бы она не крепилась к шее... Будь так добр, ускорь шаг. Чем быстрее вы подниметесь на борт, тем меньше шансов, что нас кто-нибудь увидит. Кэлрин пробурчал что-то крайне нелестное по адресу Ордена и его коадъютора, но все-таки прибавил шаг, демонстративно отвернувшись от дан-Энрикса. - Не обижайтесь на него, - тихо сказала Меченому Эстри. - Он так долго ждал вашего возвращения... кому угодно было бы обидно уезжать как раз тогда, когда здесь начинается самое интересное. Дан-Энрикс подавил тяжелый вздох, в очередной раз подумав, что никогда не научится смотреть на мир глазами менестрелей. Сам он, хоть убей, не понимал, что "интересного" может быть в том, что город третий день гудит, как растревоженный пчелиный улей. Вчерашний вечер прошел крайне напряженно. В совете, проходившем в императорском дворце, участвовали сам дан-Энрикс, Алвинн, Эстри, Отт и мессер Ирем. Рассказ Меченого о том, как он провел последние несколько лет, выслушали с напряженным интересом. Кэлрин даже примостился на краю накрытого для ужина стола и быстро делал на листе какие-то пометки, игнорируя брезгливую гримасу коадъютора. Но, стоило дан-Энриксу упомянуть, что Кэлрину надо уехать из столицы, потому что здесь он подвергается большой опасности, как Отт мгновенно бросил свою писанину и упрямо вскинул голову. - Чего мне бояться?.. - возмутился он. - Я воскрес из мертвых. Какой идиот захочет меня убивать, если ты можешь запросто вернуть меня назад? - Я ничего не обещаю, - сказал Меченый. Ирем откинулся на спинку кресла и язвительно, обидно рассмеялся. - Я хочу сказать, что я не знаю, удастся ли такое в следующий раз, - поправился дан-Энрикс, укоризненно взглянув на коадъютора. - Кроме того, чтобы понять, возможно ли второе покушение, необходимо знать, кто и зачем устроил первое. А мы этого не знаем. Ворлок подтвердил, что ни Килларо, ни другие арестованные "истинники" не участвовали в подготовке твоего убийства. Отт повел плечом. - И что с того?.. На площади мог быть какой-нибудь фанатик, действовавший в одиночку. - Может быть, - признал дан-Энрикс. - Но нас с мессером Иремом смущают некоторые детали. Твой убийца пользовался кухонным ножом, но сам удар был очень точным. Нападавший умудрился скрыться, и ни ты, ни остальные люди его не запомнили. Даже опрос у ворлока не очень-то помог. Согласись, пока больше похоже на наемного убийцу, чем на лавочника, который впервые в жизни совершает преступление. Отт несколько секунд молчал, обдумывая только что услышанное и все сильнее хмуря лоб. - Но если это не Килларо, значит... - Значит, кто-то в этом городе очень хотел, чтобы элвиенисты сцепились с унитариями, - заметила Эстри, вплоть до этого момента не участвовавшая в беседе. Она даже расположилась в стороне от остальных, не в кресле, а на кушетке у стены, скинув туфли и поджав под себя ноги. Коадъютор покосился на нее и уважительно кивнул. - Мы с принцем рассудили так же. Убить Отта - лучший способ вызвать беспорядки в городе. Но дальше наши мнения об этом деле разделились. Я считаю, что в любых сомнительных вопросах правильнее всего выбирать простые объяснения. Братство покрывает магистрат. Если бы не поддержка городского капитула, Рована Килларо давно выслали бы из Адели под надзор какого-нибудь претора. Но Рован и его фанатики необходимы капитулу, чтобы через них оказывать давление на горожан и добиваться новых привилегий. Логично было бы предположить, что за убийством тоже стоит кто-нибудь из магистрата, скажем, тот же Римкин. Лорд дан-Энрикс, к сожалению, не хочет принимать такую версию в расчет. Меченый сдавленно вздохнул. - Я только что рассказывал о том, что было в Эсселвиле. Если мы начнем подозревать друг друга в заговорах и лелеять старые обиды, мы собственными руками расчистим Олваргу путь к победе. Я не знаю Римкина так хорошо, как его знаешь ты, но я уверен, что он не убийца. Когда он явился в Адельстан и обвинил тебя в предвзятости, он, несомненно, верил в то, что говорил. Признай, по крайней мере, что советник Римкин - смелый человек. - Допустим. - И порядочный. Лорд Ирем покривился. - Да я вообще не знаю, в каком смысле ты употребляешь это слово. Я - порядочный?.. А бы ли ты уверен в том, что я порядочный, когда я собирался посадить в тюрьму Дарнторна? А когда мы с Аденором вынудили внутриморцев принести тебе присягу? Или погоди, я не рассказывал тебе о том, как я пытал Галахоса, чтобы узнать о планах Олварга?.. Поверь, я справился не хуже, чем твой Музыкант в Кир-Роване. Так я "порядочный" или все-таки нет? - Это было давно, - опешив, сказал Крикс. Ирем нехорошо прищурился. - Желаешь что-то посвежее?.. Ладно. Пару месяцев назад мы с Аденором обсуждали, не устроить ли нам для Килларо несчастный случай, но условились дождаться, пока он не даст нам повод. Ты тут рассуждаешь о какой-то там порядочности, но на самом деле люди всегда поступают так, как им кажется правильным. И если кто-то верит в то, что совершить убийство будет правильно, то так он и поступит. А все остальное - просто сказки для детей. Безликий одобрительно кивнул. - По-моему, ты сам себе противоречишь, - сухо сказал Крикс. - Вы с Аденором, несомненно, верили, что устранить Килларо будет правильно. Но вы не стали его убивать - хотя и Ордену, и Аденору, у которого на службе половина "сумеречников" столицы, это было бы совсем нетрудно. Вы решили подождать именно потому, что для убийства человека, даже Рована Килларо, вам была нужна по-настоящему серьезная причина. Почему же мы должны считать, что Римкин мог спокойно согласиться на убийство Кэлрина, который вообще не сделал ему ничего плохого? - В самом деле. Я совсем забыл, что люди никогда не убивают тех, кто не сделал им ничего плохого, - процедил сэр Ирем и отвернулся, давая понять, что не намерен спорить дальше. Меченый вздохнул. - Ладно, оставим это... Мой оруженосец утверждает, что Олварг пообещал своим сторонникам Адель. Столицу невозможно захватить при помощи одних адхаров, но теперь мы знаем, что у Олварга есть армия, которая способна удержать Адель. В прошлом Олварг заключил союз с Дарнторном, а через него - с торговцами Бейн-Арилля. Вполне возможно, что и в этот раз у него есть союзники, готовые помочь ему в решающий момент. Сегодня утром я беседовал с Валлариксом. Мы с ним сошлись на том, что продолжать хранить наши семейные секреты от других людей - непозволительная роскошь. На сей раз мы должны сказать все, что нам известно, и открыто обратиться за поддержкой. Кое-что, по счастью, уже сделано без нашего участия... - Меченый обернулся к Кэлрину. - Должен сказать, что превращать свои воспоминания в роман, ни словом не обмолвившись о своих планах с тем, о ком ты пишешь - мягко говоря, сомнительный поступок. Я уже не говорю про способ изложения... Я каждый раз вздрагивал, когда читал все эти "он подумал" или "он почувствовал". Тебе не кажется, что рассуждать о чужих мыслях или чувствах несколько нескромно?.. - Значит, ты уже прочел? - с жадностью спросил Отт, пропустив вопрос собеседника мимо ушей. Крикс рассмеялся. - Одолжил у Аденора пару дней назад... Должен признаться, это было увлекательно. Но мы, кажется, говорили не об этом. Кэлрину хватило совести покраснеть. - Я собирался подождать, пока ты не вернешься, а до этого показать книгу только одному Саккронису. - ...А когда тот пришел в восторг, не удержался и позволил ему сделать копию, - подсказал Крикс. - Как бы там ни было, я вынужден сказать тебе "спасибо". Благодаря тебе и твоей книге люди знают правду. Не представляю, как бы я выкручивался, если бы понадобилось объяснять все с самого начала. Сейчас мне будет гораздо проще. Собственно, мне остается только подтвердить, что все, написанное в твоей книге - правда, и призвать людей объединиться против Олварга. - И как ты собираешься это осуществить? - Все переписчики Книгохранилища сейчас заняты тем, что переписывают письма, которые мы пошлем наместникам провинций. Но, помимо этого, я написал несколько писем тем, кого я знаю лично. Моим товарищам по Академии, таким, как Рэнси Эренс или князь Рейхан. Затем - Галатее Ресс, Дарнторну, Нойе Альбатросу... - Лейде?.. - тихо спросил Кэлрин. - Да. Ей тоже. Но тебя я хочу попросить отправиться сначала на Томейн, к Атталу Аггертейлу, а затем в Серую крепость, к Нойе. В прошлый раз, когда мы воевали против северян, а потом лорда Дарнторна, флот Авариса действовал на стороне наших врагов. Если аварский флот поддержит Олварга, нам будет нужен каждый корабль. Ты согласен взяться за такое поручение?.. Тан Аггертейл тебя уважает, с Нойе вы знакомы по Кир-Кайдэ. Я надеюсь, что они тебя послушают. Отт выразительно скривился. - Брось... Ты мог отправить на Томейн и в форт Эбер кого угодно, а меня ты выбрал только потому, что вы с мессером Иремом решили отослать меня подальше от столицы. Ты, конечно, понимаешь, что я вовсе не хочу куда-то уезжать. Но все мы знаем, что я буду делать то, что ты прикажешь - как и любой человек в этой комнате. Так что нет необходимости мне льстить и уверять меня в моей незаменимости. Я не ребенок. Меченый повел плечом. - Как скажешь. Но я правда думаю, что никто не убедит Аттала с Альбатросом лучше, чем сумеешь ты. Эстри отправится с тобой, поскольку она тоже знает тана Аггертейла, а Алвинн будет вас сопровождать и обеспечит вашу безопасность. Отт сердито фыркнул, явно полагая, что все опасения за его жизнь - пустая блажь. Его настроение осталось мрачным и на следующее утро, когда Ирем с Криксом провожали трех парламентеров в гавань. Когда они наконец достигли нужного причала, силуэт стоявшего на рейде глейта показался Криксу удивительно знакомым. - Зимородок!.. - догадался он пару секунд спустя. - Не думал, что ты вспомнишь, - хмыкнул Ирем. - Может быть, не стоило так откровенно нажимать на Альбатроса? - спросил Меченый скептически. - Как будто Нойе будет мало одного письма. Рыцарь пожал плечами. - Ты просил найти для Кэлрина быстрое судно, которое сможет отплыть в форт Эбер немедленно. В имперском флоте не так много маленьких и быстрых кораблей, а посылать в Серую крепость крогг было бы слишком расточительно. Поднимемся на борт? Крикс коротко кивнул. Несмотря на объяснения мессера Ирема, он был уверен в том, что "Зимородок" коадъютор выбрал не случайно. Нойе Альбатрос ходил на этом корабле с четырнадцати лет, и здесь же познакомился с дан-Энриксом, которому позднее присягнул на верность, как военному вождю. Вне всякого сомнения, Ирем рассчитывал, что вид "Зимородка" всколыхнет в Альбатросе воспоминания о своей юности, и - главное - о данной Меченому клятве. Крикс не знал, подействует ли вид старого корабля на Нойе, но у него самого при виде "Зимородка" защемило сердце. Меченый легко взбежал по сходням, на мгновение почувствовав себя так, как будто бы вернулся в прошлое. Ветер, хлопавший в сложенных парусах, плеск моря далеко внизу, запах смолы и дерева, упругое качание палубных досок под ногами - все это сливалось в общее дразнящее и многообещающее ощущение свободы и движения вперед. Дан-Энрикс на секунду пожалел, что не плывет в Серую крепость вместе с Кэлрином. Капитаном "Зимородка" по-прежнему был Датис, только более седой и коренастый, чем запомнилось дан-Энриксу. Он кивнул своим гостям, но не стал тратить времени на долгие приветствия. - Я приготовил девушке отдельную каюту, - сказал он, окинув взглядом своих пассажиров. - Но вам двоим придется поселиться вместе. Хм... Вы сможете забраться в подвесную койку со своей рукой? - Я ходил с таном Аггертейлом на "Бурерожденном", - отозвался Кэлрин с ослепительной улыбкой. Толстые, как гусеницы, брови капитана удивленно шевельнулись. - Что ж, тем лучше, - буркнул Датис. - Мы готовы отплывать, месьер. Прощайтесь с вашими друзьями. Крикс перешагнул через моток каната, свернувшегося под ногами, словно спящая змея, и крепко обнял Отта, пожелав ему удачи в предстоящем путешествии. Близкое расставание смягчило Отта, и он ответил на объятие, похлопав Меченого по спине единственной рукой. Пару минут спустя все было кончено. Стоя на причале, Ирем с Криксом наблюдали, как на "Зимородке" разворачивают паруса, и полоса воды между причалом и кормой становится все шире. - Что ж, одной проблемой меньше, - подытожил несентиментальный коадъютор. Меченый только вздохнул. * * * Первым заволновался Молчаливый. Оправдывая свое имя, пес не издал ни звука, но напрягся, как струна и подошел поближе к Льюберту. Дарнторн положил руку ему на загривок и почувствовал, как под густой темно-серой шерстью кобеля твердеют мускулы. Казалось, в груди Молчаливого рождается беззвучный рык, но Льюберт знал, что пес не зарычит. В прошлом году, когда на этой же дороге на них с Льюбертом напали трое браконьеров, Молчаливый дрался молча. И потом, когда Льюберт пытался обработать его раны, пес не скулил и не огрызался - только тяжело, совсем по-человечески вздыхал. Подумав о браконьерах, Льюберт потихоньку высвободил из петли на поясе окованную железом дубинку и напряженно прислушался. Впрочем, мгновение спустя он понял, что человек, которого услышал Молчаливый, был не из деревни. "Всадник, - с удивлением подумал Льюберт, слыша приближающийся стук копыт. - Едет со стороны Бейн-Арилля. Зачем?.. Кто-то из Ордена?..". Как обычно в напряженные моменты, мысли стали чересчур обрывочными. Льюберт сунул бесполезную дубинку в предназначенную ей петлю на поясе и отступил подальше на обочину дороги, потянув за собой Молчаливого. И сделал это очень вовремя. Появившийся на тракте всадник мчался, как безумный. Полы синего плаща хлопали по ветру, как боевое знамя или крылья исполинской птицы, из-под копыт холеной, сильной лошади летела мерзлая земля. "Ну и чешет" - совершенно по-крестьянски восхитился Льюберт, глядя на летящего ему навстречу всадника с каким-то бескорыстным восхищением. Наверное, что-то подобное испытывают старики, глядя на то, как молодежь танцует на весеннем празднике. Льюберт уже не помнил, когда он в последний раз сидел на лошади. За несколько последних лет он так привык ходить пешком, что почти позабыл, что чувствуешь, когда вот так несешься через утренний осенний лес. Льюс был уверен в том, что торопившийся в Торнхэлл наездник промахнет мимо него, не обратив внимания на человека на обочине дороги, но вышло по-другому. Поравнявшись с Льюбертом, мужчина резко осадил коня и, если Льюберту не показалось, изумленно выругался. Льюс покрепче ухватился за ошейник Молчаливого, чтобы тому не вздумалось вообразить, что незнакомец может представлять угрозу, и поэтому разумнее всего напасть на него первым, и вопросительно взглянул на рыцаря. - Вы едете в Торнхэлл, мессер? - спросил он утвердительно. Гвардеец посмотрел на него сверху вниз. Глаза у него были серо-голубыми, кожа на лице шершавой и обветренной. Льюберт подумал, что лицо этого человека кажется ему на удивление знакомым. Пока он пытался вспомнить, не встречались ли они в Бейн-Арилле или в Кир-Кайдэ, незнакомец хриплым, севшим от скачки по холоду голосом ответил: - Я привез тебе письмо от Крикса. Ты действительно меня не узнаешь?.. - Юлиан Лэр! - выпалил Льюберт, прозревая. И, не удержавшись, выразился куда энергичнее, чем Лэр пару минут назад. От удивления он даже позабыл, что ему надо держать пса, но Молчаливый, к счастью, угадал, что происходит что-то совершенно необычное, и, получив свободу, сел у его ног, подняв острые уши и внимательно следя за всадником. - Значит, ты теперь в Ордене? - неловко спросил Льюс, стараясь сгладить впечатление от своей предыдущей реплики. - А ты не знал? - Кажется, Ирем говорил об этом, когда был в Торнхэлле, - вспомнил Льюберт, чувствуя себя последним дураком. Юлиан Лэр, должно быть, думает, что его бывший недруг совершенно выжил из ума. - Ты говоришь, письмо от Крикса?.. - Да, - Лэр порылся в сумке и достал оттуда две бумаги. - Это, собственно, письмо, а это - императорское помилование. Крикс хочет, чтобы ты отправился в Адель. В Торнхэлле есть свежие лошади? - В Торнхэлле? Лошади?.. - Льюс даже рассмеялся. - Нет, конечно. Ты же видишь, лошади мне сейчас без надобности. Юлиан нахмурился. - Значит, возьмем коней в деревне, - сказал он - не столько Льюберту, сколько самому себе, как будто размышляя вслух. - У меня приказ от лорда Ирема - мы едем по орденскому делу, нам обязаны предоставлять ночлег, лошадей и все необходимое... Доедем на деревенских лошадях до первой станции на королевском тракте, а уж дальше сможем путешествовать с нормальной скоростью. - Это все замечательно, но я пока даже не понял, что от меня нужно Криксу, - рассудительно заметил Льюберт. - Да, прости, - смутился Лэр, и, спешившись, вручил ему бумаги. Свиток с гербовой печатью Льюс не взял - и так было понятно, что там написано. Что-нибудь про деятельное раскаяние и неоценимые услуги, оказанные Династии в последней войне... все это не имело ни малейшего значения. К своей нынешней жизни Льюс приговорил себя самостоятельно, и полагал, что сделал верный выбор. А вот письмо Крикса он развернул с жадностью. На протяжении последних лет до Льюса постоянно доходили слухи о дан-Энриксе - то какой-нибудь музыкант исполнял баллады Кэлрина Отта на весенней ярмарке, то путешественник, остановившийся в Торнхэлле на ночлег, до самого утра выспрашивал у Льюберта, правдив ли тот или иной кусок из книги Отта, то, наконец, унитарии Бейн-Арилля громили дома и склады столичных конкурентов, требуя изгнать из города всех элвиенистов до единого. Но главное, в изгнании у Льюса появилась масса времени на то, чтобы обдумать то, что он узнал не по чужим рассказам, а на своем личном опыте. В споре между противниками и сторонниками Отта Льюс уверенно вставал на сторону последних. Утверждения Кэлрина Отта хорошо согласовались с тем, что Льюберт слышал от дан-Энрикса, и с тем, что он имел возможность наблюдать в Кир-Роване. Порой Дарнторн с досадой размышлял о том, почему Крикс так и не объяснился с ним начистоту. Меченый, безусловно, знал, с кем заключил союз его отец, однако предпочел не говорить об этом Льюберту. Впрочем, наверное, дан-Энрикс тогда промолчал из жалости - это было бы вполне в его духе. Льюберт помнил, что в те месяцы чувствовал себя полностью раздавленным, и даже не пытался прятать свое состояние от окружающих. Даже теперь, спустя шесть с лишним лет, было стыдно вспоминать, что он наговорил мессеру Ирему, когда отказывался от помилования. Неудивительно, что Крикс не захотел его обременять. "...В Кир-Кайдэ я сказал тебе, что я намерен разыскать и уничтожить ворлока, который поступил на службу к твоему отцу, - писал дан-Энрикс. - Сейчас ты, вероятно, уже знаешь, кем был этот маг - благодаря Кэлрину Отту, его имя, как и его связь с династией дан-Энриксов, известны всем, так что не буду повторяться. Я вернулся в город, потому что у меня появились доказательства того, что Олварг готовится напасть на Адель. Сейчас мы с императором и сэром Иремом предпринимаем меры, чтобы защитить столицу от вторжения. Одну из наиболее серьезных проблем для нас представляет конфликт между элвиенистами и унитариями - полагаю, что этот конфликт подогревается искусственно. Тебе наверняка известно, что на протяжении последних лет Династия не вмешивалась в спор об Эвеллире, но теперь, когда мы вынуждены говорить об Олварге открыто, это дает всем противникам дан-Энриксов удобный повод обвинить во лжи уже не Кэлрина и даже не меня, а императора и Орден. Ты - один из немногих людей, кто лично сталкивался с Олваргом и был очевидцем многих событий, описанных в книге Отта. Я надеюсь, что ты согласишься покинуть Торнхэлл и приехать в столицу, чтобы засвидетельствовать то, что знаешь, и помочь нам поддержать порядок в городе. Если ты примешь мое приглашение, следуй всем мерам безопасности, которые тебе предложит Юлиан. На Кэлрина Отта совершено покушение, виновник которого не только не пойман, но даже до сих пор не установлен. В случае твоего приезда в столицу твоя жизнь, несомненно, будет подвергаться не меньшей опасности, поэтому будь осторожен и береги себя. Об остальном поговорим при встрече, если ты решишь приехать. Если нет - желаю тебе долгой и счастливой жизни и хочу еще раз поблагодарить за то, что спас меня в Кир-Кайдэ. К.д.-Э." Льюберт сложил письмо, чувствуя, что сердце бьется вдвое чаще, чем обычно. С ума сойти, а утром он не сомневался в том, что этот день пройдет так же размеренно и скучно, как любой другой... Он положил ладонь на теплый меховой загривок Молчаливого. Пес покосился на него - как показалось Льюберту, с глубоким пониманием. Но сейчас Льюберту хотелось поделиться собственными мыслями с кем-то еще. - На, почитай, - сказал он Лэру, возвратив ему письмо. - Там ничего секретного. Тот быстро пробежал письмо глазами, хмыкнул, задержавшись на последних строчках. - Дочитал до "долгой и счастливой жизни"?.. - не сдержался Льюберт. Юлиан вздохнул. - Не бери в голову. Я думаю, он знал, что ты поедешь. Просто... хмм... пытался показать, что не считает, будто ты обязан это сделать потому, что он дан-Энрикс или Эвеллир. - Ты тоже полагаешь, что я не обязан ехать? - спросил Льюберт, мысленно отметив, что Лэр безо всякого стеснения или заминки называет Крикса Эвеллиром. Калариец усмехнулся. - Я - другое дело. Для меня он Эвеллир и лорд. Конечно, я считаю, что любой, кто присягал дан-Энриксам, обязан делать все, что он прикажет. Но для самого себя-то он по-прежнему обычный человек. Я думаю, ему было очень неловко - вы не виделись уже шесть лет, а теперь он внезапно предлагает тебе бросить дом и все свои дела, отправиться в столицу и рискнуть собой ради того, чтобы ему помочь. Льюс свистнул Молчаливому, и пес пружинистым движением поднялся на ноги. - Ладно, пошли. Надо собраться в путь. Заодно и позавтракаем - если ты, конечно, не побрезгуешь яичницей. - С чего бы? - хмыкнул Лэр, взяв лошадь под уздцы и следуя за Льюбертом. - Ты сам всегда твердил, что каларийская аристократия живет не лучше, чем крестьяне. Льюс поморщился. - Даже не верится, каким я был самодовольным говнюком. - Ну что ты... я же просто пошутил, - опешил Лэр. - И вообще-то это правда. Если хочешь знать, я в первый раз увидел простыню, когда попал в Лакон. И очень удивился, когда Марк сказал, что вилкой нельзя ковырять в зубах. Удобно же! - Удобно, - усмехнувшись, согласился Льюберт. Молчаливый окончательно поверил в то, что новый человек и его лошадь не представляют никакой угрозы, и, умчавшись далеко вперед, вынюхивал что-то в покрытой инеем траве. В голове у Дарнторна уже начинали тесниться мелочные бытовые мысли - что собрать в дорогу, как объяснить Лэру, что он должен взять в столицу Молчаливого, и на кого оставить Бейнора Дарнторна, даже в изгнании сохранившего поистине аристократическую неспособность позаботиться о собственных потребностях. Последней мыслью Льюберт поделился с Юлианом Лэром. Тот небрежно отмахнулся. - За него не беспокойся. До твоего возвращения поступит под надзор наместника в Бейн-Арилле, и все дела. Будет жить даже лучше, чем в Торнхэлле. "Это уж наверняка" - мысленно согласился Льюс. За время его добровольного заточения любящий дядюшка едва не уморил его упреками - мол, если бы Льюберту не вздумалось из идиотского каприза жить в полуразрушенной усадьбе, их обоих поселили бы в доме наместника, где они пользовались бы заслуженным комфортом. Так продолжалось до тех пор, пока выведенный из себя Льюс не заявил, что заслуженный уровень комфорта дядя может получить разве что в Адельстане, и, раз лорд Бейнор не желает оставаться в Торнхэлле, он с удовольствием напишет Ирему, чтобы тот выделил ему другое помещение. После этого жалобы прекратились, зато Бейнор начал периодически разражаться длинными туманными тирадами о человеческой неблагодарности. По счастью, неопределенность этих рассуждений избавляла Льюса от необходимости что-либо отвечать. Мысль о том, что завтра в то же время он уже избавится от дяди, неожиданно вызвала у Льюса острую, мальчишескую радость - как в Лаконе, когда кто-то из наставников заболевал слишком внезапно, чтобы ему успевали подыскать замену, и ученики, ликуя, расходились по своим делам. Наверное, такие легкомысленные ассоциации в нем вызывал идущий рядом Лэр. Как бы там ни было, настроение у Льюса продолжало беспричинно подниматься, и, когда они выбрались на опушку леса, он с особой нежностью взглянул на темный силуэт полуразрушенного замка. Юлиан замедлил шаг, с вежливым изумлением разглядывая то, что войско Наина Воителя оставило от замка Дарнторнов. Льюс делал вид, что он не замечает настроения своего спутника, но в глубине души он должен был признать, что простодушное удивление Лэра греет его самолюбие. - Добро пожаловать в Торнхэлл, - с усмешкой сказал он. * * * Вызывая Рована Килларо в магистрат, Юлиус не был до конца уверен в том, что тот придет. Обладающий, как и все трусы, обостренным чувством приближающихся неприятностей, Килларо вполне мог почувствовать, что беспричинный вызов в ратушу не обещает ему ничего хорошего, и под каким-нибудь предлогом уклониться от опасного визита, а возможности советников - и даже главы городского капитула - не простиралась настолько далеко, чтобы приказать доставить нужного человека силой. Но все сомнения Юлиуса Хорна оказались напрасными. Килларо не только пришел в магистрат, но даже, для разнообразия, додумался оставить своих спутников - полдюжины громил из Братства Истины - в трактире через улицу, чтобы те не мозолили людям глаза, торча у входа в ратушу. - Я пригласил вас к себе, чтобы посоветовать вам покинуть город, - Юлиус смотрел в лицо своему гостю, и поэтому заметил, как злобно сузились его глаза. Но это продолжалось лишь одну секунду, а потом Килларо мастерски состроил изумленную гримасу. - Почему? Разве я сделал что-нибудь дурное? - притворяясь сбитым с толку, спросил он. "Тебе лучше знать", подумал Юлиус. За несколько последних лет он привык считать Килларо лицемером, который разыгрывает одержимость ради тех немалых выгод, которые приносила эта роль. Но иногда у Юлиуса все-таки мелькала мысль - а что, если Килларо в самом деле думает именно то, что говорит?.. Хорн не считал себя особо впечатлительным, но от таких предположений его всегда пробирал озноб. Своим сторонникам Килларо говорил, что до приезда в Адель он служил в Доме милосердия в Бейн-Арилле и помогал выхаживать больных, но мессер Ирем позаботился о том, чтобы его настоящая биография выплыла на свет, и следует признать, что эта биография была довольно-таки жалкой. Рован начинал, как и десятки его сверстников - сначала ученический контракт, потом звание подмастерья. А вот дальше пошло хуже. Будущий лидер "Братства Истины" работал спустя рукава, и его мастер выставил его за дверь. Он поступил в другую мастерскую, но и новый патрон был им не слишком-то доволен. Осознание того, что в мастерской его не уважают, вероятно, сильно грызло его самолюбие, так как свободное время Рован начал проводить в одном из тех трактиров, где по вечерам собирались местные любители люцера. Правда, называть "люцером" то, что содержатели подобных заведений сыпали в жаровни, было бы большим преувеличением - на щепоть аварского дурмана там приходилась целая горсть других трав и просто мусора. Но эта смесь способна была вызывать галлюцинации и затуманивать сознание, а большего ценителям этой отравы и не требовалось. Заплатив хозяину, они плотным кружком сидели возле маленькой жаровни и вдыхали дым, а потом спали прямо на полу. За постоянные прогулы и за то, что он все время спал с открытыми глазами, Рована Килларо вышибли из мастерской, но он еще по меньшей мере восемь месяцев таскался по трактирам и вдыхал люцер. За это время он распродал все, что у него осталось от родителей. Во всяком случае, когда он оказался в Доме милосердия - отнюдь не как помощник Белых братьев, а как человек, нуждавшийся в их попечении - у Рована Килларо не осталось никакого личного имущества, кроме рубашки и штанов. У Белых братьев Рован провел почти год. Должно быть, они слишком много говорили с ним о вере, потому что из их Дома Рован, никогда не проявлявший интереса к философии или религии, вышел, горя желанием служить Создателю, и быстро сколотил вокруг себя кружок сторонников. Юлиус Хорн не сомневался в том, что именно последнее обстоятельство сыграло в судьбе Рована решающую роль и навсегда определило его новую стезю. Килларо был из тех, кто постоянно и ревниво требует от окружающих внимания и уважения. Еще не сделав ровным счетом ничего, чтобы завоевать признание, люди такого типа уже ждут, чтобы все остальные, затаив дыхание, внимали каждому их слову и мгновенно признавали их главенство над собой. Разумеется, реальность в большинстве случаев не отвечает их желаниям и заставляет их испытывать мучительное раздражение. Юлиус Хорн подозревал, что та исступленная ненависть, которую в Килларо вызывал дан-Энрикс, объяснялась вовсе не "кощунством" книги Отта - просто Ровану была невыносима сама мысль, что другой человек может приковывать к себе столько внимания и занимать в сердцах своих сторонников такое положение, как Меченый. Положим, Юлиуса это тоже раздражало, но по совсем другой причине - он-то знал истинную цену Криксу, и вдобавок его всегда огорчала человеческая склонность отыскать себе героя, наделить его всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами, и, обмирая от восторга, преклониться перед ним, чтобы потом, поняв свою ошибку, с дикой яростью втоптать вчерашнего кумира в грязь. Тогда как Рован - Хорн не сомневался в этом ни минуты - страстно жаждал быть таким кумиром и бесился, главным образом, от зависти. До появления книги Отта Рован, как было доподлинно известно, посвящал большую часть своих публичных выступлений выпадам против женщин, отрицающих волю Создателя, который предназначил их для материнства и заботы о семье. Килларо слушали охотно - многие в Бейн-Арилле считали оскорбительным, что Галатея Ресс с Лейдой Гефэйр, действуя в полном согласии и оказывая друг другу постоянную поддержку, осуществляют реальную власть в Бейн-Арилле и Гверре и диктуют свою волю магнусу и герцогу. Килларо, как любому неудачнику, чужой успех всегда казался оскорбительным, а то, что в данном случае влияние и власть достались женщинам, еще сильнее било по его мужскому самолюбию. Не приходилось сомневаться, что до появления Килларо очень многие ругательски ругали "двух проклятых баб" в пивных, но Рован оказался первым, кто додумался, что, если избегать имен и списывать свое негодование на благочестие, то можно беспрепятственно высказывать свои идеи на базарах и на площадях. Немалую роль в успехе Килларо играла и его способность воспламеняться от собственных слов и накалять свою аудиторию. Но все же эта ситуация так и осталась бы проблемой городских чиновников в Бейн-Арилле, если бы в тот момент не вышла книга Кэлрина, и Рован, уязвленный славословиями в адрес Меченого, не сделал его основной мишенью для своих нападок. Это тут же сделало его самым известным человеком в городе. Вчерашнего мастерового лично принял магнус Лорио Бонаветури, который выразил свое удовольствие по поводу того, что в городе еще остались истинные унитарии. Именно после этой встречи Рован вместе с дюжиной сторонников отправился в Адель, и там, на месте, стал сколачивать вокруг себя основу лиги, которая вскоре стала называться "Братством Истины". Не приходилось сомневаться в том, что деньги на подобную затею Ровану дал магнус, постоянно озабоченный идеями о том, как бы прибрать к рукам столичных унитариев. - Я не намерен обсуждать, делаете ли вы лично что-нибудь дурное, - сказал Юлиус, нетерпеливо барабаня пальцами по гладкой полированной столешнице. В городе было слишком неспокойно. Кое-кто до сих пор ходил пьяный от восторга и считал, что вместе с Меченым в Адель должен прийти Золотой век. Часть унитариев, еще вчера плевавшихся на книгу Отта, теперь уверовала в то, что Крикс - посланник самого Создателя, а другая часть кипела от негодования на "ренегатов" и мечтала доказать единоверцам, что они жестоко заблуждаются. Кроме того, в Адель стекалось много пришлых, потому что прошел слух, что все больные исцеляются, едва пройдя через ворота города. Серьезных беспорядков, к счастью, пока не было, но мелкие стычки происходили ежедневно, и Хорн чувствовал, что ни совет, ни городская стража не способны контролировать ситуацию. Килларо становился неудобен, как горящий уголь в стоге сена. Когда Юлиус попытался побеседовать о напряженной обстановке в городе с мессером Иремом, рыцарь прищурил свои светло-серые глаза, как будто собирался улыбнуться, но в последнюю минуту передумал. "Я три последних года слушал ваши заявления о том, что Орден превышает свои полномочия. Вы требовали, чтобы поддержанием порядка в городе занимались не мы, а ваш совет и главы городских цехов, поскольку эту привилегию вам даровал Валларикс. Приятно видеть, что вы наконец-то поняли, что поддержание порядка в городе - это не привилегия, а головная боль, - небрежно сказал он. - Надеюсь, вы не думаете, что теперь, когда вы снизошли до просьб о помощи, я все исправлю, как по волшебству?.." От этого разговора у Юлиуса остался неприятный осадок. Несколько последних лет совет боролся с Орденом и смог довольно сильно пошатнуть его позиции. Юлиус помнил, как он радовался каждому свидетельству того, что доминанты больше не имеют прежней власти в городе. Даже сейчас он не готов был упрекать себя за то, что разрушал построенную Иремом систему, потому что действовать иначе он не мог. Но в одном Ирем оказался прав - винить во всем аристократию и Орден оказалось куда проще, чем самим нести ответственность за ситуацию. А главное, попытка взять на себя пресловутую ответственность внезапно сблизила их с тем же Иремом - иначе с какой стати Юлиус сейчас пытался выставить Килларо из Адели?.. - В прошлом у вас часто возникали неприятности с законом, - сказал Хорн, глядя на Рована Килларо отработано-бесстрастным взглядом настоящего чиновника. - Надеюсь, вы осознаете, что остались на свободе исключительно благодаря поддержке городского капитула?.. Ну так вот - вы причиняете нам слишком много беспокойства. Я предупреждаю вас: если вы опять окажетесь замешаны в каком-нибудь конфликте между унитариями и элвиенистами, и Орден снова арестует вас, даже по самому надуманному обвинению, совет не станет вмешиваться в это дело. Помолчите! - сухо сказал он, заметив, что Килларо открыл рот. - Мы выручали вас четыре раза, после четырех арестов. Думаю, что этого довольно. Либо Ирем прав, и вы на самом деле подстрекатель, либо вы дурак, который постоянно наступает на одни и те же грабли, но в обоих случаях вы не заслуживаете того, чтобы мы каждый раз вытаскивали вас из неприятностей. Если вы собираетесь остаться в городе, то впредь рассчитывайте только на себя. Килларо побледнел от злости. Почему-то это зрелище доставило Юлиусу удовольствие и подзадорило его рискнуть. - Только не думайте, что ради вас Бонаветури станет ссориться с дан-Энриксами, - припечатал он. Судя по промелькнувшему во взгляде Рована смятению, пущенная наугад стрела попала точно в цель. И все же, когда Рован вышел, мимолетное злорадство Хорна уступило место смутным угрызениям. Странное дело, принимаешь каждое отдельное решение, ничуть не сомневаясь в том, что поступаешь правильно, а под конец нередко возникает ощущение, что выпачкался в чем-то липком и вонючем. Глава капитула всегда относился к Ровану Килларо с ледяным презрением, но в борьбе с Орденом поддерживать Килларо было целесообразно. А теперь выходило, что они использовали Рована и его Братство, как оружие против аристократии и Ордена, а под конец, когда Килларо стал помехой, просто избавились от него. И еще неизвестно, что было постыднее - измена бывшему союзнику или сам факт подобного союза. Ведь не зря же говорят, "скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты"... Одолеваемый этими мыслями, Юлиус тяжело, с усилием поднялся на ноги и подошел к окну. Он собирался просто посмотреть на город и отвлечься от своих малоприятных размышлений, но его внимание внезапно привлекли два человека, разговаривавшие на крыльце ратуши. Одним из них был только что покинувший его Килларо, а вторым - советник Римкин. Они говорили слишком тихо, чтобы разобрать отдельные слова, но поза Римкина, положившего ладонь на плечо Килларо, свидетельствовала, что он успокаивает собеседника и обещает ему помощь и защиту. Глава капитула закусил губу, бессильно злясь при мысли, что его усилия пошли насмарку, и что Римкин ни за то не пожалеет о содеянном, сколько бы Юлиус его не попрекал. Последнее бесило Хорна даже больше, чем все остальное. Эйвард Римкин был не хуже его самого осведомлен о том, что представляют из себя Килларо и его приятели. И, уж конечно, Римкин был достаточно умен, чтобы осознавать, что любая стычка унитариев с элвиенистами сейчас способна перерасти в крупные беспорядки, которые захлестнут весь город. Но, похоже, это не пугало Эйварда и не побуждало его призадуматься. Иногда Юлиус не мог отделаться от мысли, что советник Римкин с радостью спалил бы всю Адель, если бы только был уверен в том, что Крикс и Ирем обязательно окажутся в числе погибших. * * * Дом, где его дожидался белоглазый, охраняли ненавязчиво, но тщательно. Шасс успел заметить четырех охранников, но был уверен в том, что их, по крайней мере, втрое больше. С точки зрения самого Шасса, было бы намного проще встретиться в Адели - поездки в Мирный отнимали слишком много времени, - но приходилось выполнять желания заказчика. Поднявшись на второй этаж, он постучал в обшарпанную дверь и подождал, пока его не пригласят войти. В комнате было холодно - рассохшиеся ставни были приоткрыты, пропуская в комнату потоки ледяного воздуха, а пыльный пол, нетопленый камин и паутина на каминной полке довершали ощущение заброшенности. Комната выглядела просторной, но пустой - вся ее обстановка состояла из стоявшего прямо напротив двери кресла. Сидевший в кресле человек кутался в плащ из черных соболей, так что не должен был страдать от холода, но его смуглое, бескровно-бледное лицо казалось неживым, как лицо трупа. Когда Шасс смотрел в эти льдисто-голубые глаза, казавшиеся еще светлее из-за набрякших век и черных от бессонницы подглазий, ему всякий раз казалось, что заказчик смотрит на него из темного колодца. Впервые Шасс увидел этого человека на внутреннем дворе Айн-Рэма. Сам Владыка Ар-Шиннор, перед которым ньоты простирались ниц, чтобы поцеловать носок его расшитой жемчугом туфли, показывал своему гостю Цитадель, что позволяло считать незнакомца птицей исключительно высокого полета. Шасс, который к своим тридцати пяти годам сменил одежду рядового Призрака на алый балахон наставника, следил за тем, как мальчики десяти-одиннадцати лет тренировались со змеей. На большом вращавшемся столе, похожем на гончарный круг, стояло несколько высоких глиняных кувшинов, в один из которых положили серую песчаную змею. Затем стол раскручивали так, что даже человек, который положил змею в кувшин, уже не мог сказать, где именно она находится. Будущий Призрак подходил к столу, прислушивался к своим ощущениям и опускал руку в кувшин. Песчаная змея довольно ядовитая, однако от ее укуса редко умирали. Рану вычищали, прижигали, пострадавший три-четыре дня отлеживался в лазарете, после чего возвращался в строй. Те, кто ошибался слишком часто, рано или поздно признавались непригодными для обучения и исчезали - так же тихо и бесследно, как и те, кто нарушал предписанные правила и же получал слишком серьезное увечье. Среди учеников Айн-Рэма бытовало убеждение, что можно обмануть наставников, если не колебаться слишком долго, но и не совать руку в первый же попавшийся кувшин, что могло быть расценено, как жест отчаяния и надежда на удачу. Те, кто обучался вместе с Шассом, тоже пускались на различные уловки, чтобы уберечься от беды - но, как бы убедительно они не исполняли свою роль, Шасс всегда мог сказать, кто из них просто притворяется, а кто на самом деле знает, где находится змея. Сам он не ошибался никогда. Носилки, в которых сидели Ар-Шиннор и его гость, остановились посреди двора. Прозрачные, как лед, глаза сидевшего возле Владыки человека на секунду задержались на лице очередного мальчика, который только что по самое плечо засунул руку в горлышко кувшина, вытащил оттуда серый камешек, служивший доказательством того, что он действительно достал до дна, и, не изменившись в лице, вернулся в строй. - Так тренируют Внутреннее зрение, - сказал Владыка, наклонившись к гостю, словно по-другому тот бы его не услышал. - Любопытная система, - равнодушно согласился белоглазый. По-аварски он говорил очень чисто - редкость для легелионира, каким он, без сомнения, являлся. - Но при чем здесь Внутреннее зрение?.. Простой математический расчет подсказывает мне, что у ваших учеников семь шансов из восьми на то, что выбранный кувшин окажется пустым. Готов поспорить, эти мелкие паршивцы просто притворяются, что знают, где находится змея, а сами полагаются на случай. Ар-Шиннор усмехнулся. - Разумеется... Этим мальчишкам пока далеко до настоящих Призраков. Вам стоит посмотреть, на что способен человек, прошедший обучение, - Владыка показал на Шасса и дважды хлопнул в ладоши, вызывая слуг. - На этот раз мы сделаем наоборот - змей будет семь, а пустой кувшин - только один. Змей принесли и разложили по кувшинам. Пока за его спиной раскручивали стол, Шасс смотрел на Ар-Шиннора с его гостем и успел заметить, как во взгляде белоглазого вспыхнули искры интереса. - Этот человек не с Авариса, верно?.. - спросил он, оценивающе разглядывая Шасса. - С виду он легко сошел бы за легелионира. Владыка Ар-Шиннор зевнул, прикрыв ладонью рот. - Вполне возможно... Половина будущих Призраков попадает в Айн-Рэм с торгов на Филисе и на Томейне. В Цитадели обучают всех. Что толку в Призраках, если они не смогут оставаться незаметными?.. Так что у нас есть и такийцы, и имперцы, и южане. - Ар-Шиннор впервые удостоил Шасса взглядом и нетерпеливо дернул подбородком. Шасс направился к столу. Он обошел его вокруг, ведя рукой над горлышком кувшинов, точно так же, как он делал в прошлом, когда был не старше своих нынешних учеников. Над первым из кувшинов он почувствовал тревожный холодок. Змея. Второй кувшин. Опять змея. Третий, четвертый, пятый... Дойдя до шестого, Шасс не ощутил ничего необычного, и хладнокровно вытащил оттуда камень. Оглянувшись, Шасс увидел, что тонкие губы гостя приоткрылись, выражение брезгливой скуки, с которой он наблюдал за тренировкой мальчиков, исчезло без следа, а его матово-смуглое, бескровное лицо едва заметно разрумянилось. Для себя Шасс определил, что гость Владыки увлечен рискованным спектаклем, но одновременно несколько разочарован тем, что все закончилось благополучно - то есть, в понимании людей такого типа, "скучно". - Еще раз?.. - вкрадчиво предложил Ар-Шиннор. Гость коротко кивнул. Стол раскрутили снова, и, конечно, Шасс легко определил пустой кувшин. Потом носилки Ар-Шиннора удалились, слуги поместили лишних змей обратно в предназначенный для них плетеный короб, и тренировка во дворе продолжилась своим чередом. Этой же ночью Шасс узнал, что получил очередной заказ, и вскоре уже выехал в Адель. Прикончить Отта оказалось очень просто, даже несмотря на то, что для правдоподобия пришлось использовать мясницкий нож. Одно движение рукой - и дело было сделано. Переполох, как и всегда в подобных случаях, начался не сразу, и у Шасса оставалось время, равное примерно четырем ударам сердца, чтобы оказаться в нескольких шагах от своей жертвы, проскользнуть за спины ничего не понимающих мастеровых и обронить свой нож. Выбраться из толпы, не привлекая к себе ничьего внимания, тоже было совсем не трудно. Шасс проделывал нечто подобное десятки раз и знал, что в тот момент, когда случается что-нибудь экстраординарное, вроде внезапного убийства, толпу всегда охватывает лихорадочное возбуждение, которое лишает даже самых сдержанных людей обычной наблюдательности. И если изредка среди свидетелей убийства все-таки окажется представитель того редкого типа людей, которые в опасные моменты сохраняют ясность мысли, то царящий вокруг хаос все равно сведет это достоинство на нет. Призракам приписывалось множество почти сверхчеловеческих способностей, но мало кто догадывался, что их основное преимущество - помимо обостренной интуиции - состоит в том, что человек, прошедший обучение в Айн-Рэме, никогда не теряет хладнокровия. Шасс выбрался из толпы и спокойно, не быстро и не медленно, пересек ту часть площади, которая отделяла памятник Энриксу из Леда от стоявшего на углу улицы трактира "Черный дрозд". Этот момент был для него гораздо более опасен, чем само убийство. Но, пока он преодолевал это пространство в двести - или около того - шагов, где его было видно, будто на ладони, и любой из орденских гвардейцев мог его заметить и задать себе вопрос, почему этот человек, в отличие от остальных, не проявляет никакого интереса к только что произошедшему убийству, сердце Шасса билось так же ровно, как всегда. Свернув на ближайшую улицу, он сделал крюк, обогнув площадь по большой дуге, и через четверть часа вышел к памятнику Энрикса из Леда с противоположной стороны, спокойно присоединившись к группе городских зевак, которые глазели на лежащее за оцеплением тело и блестевшие от крови камни и вполголоса судачили о преступлении, держась на благоразумном отдалении от хмурых, взвинченных гвардейцев. Как и следовало ожидать, убийство Кэлрина приписывали Ровану Килларо. Версии собравшихся разнились - кто-то говорил, что люди Ирема арестовали восемь "истинников", не считая самого Килларо, кто-то - что арестовали десять человек. Упомянули про подругу Отта. "Она, бедная, еще не знает, что произошло!". Кто-то сказал, что пойдет в Черный дрозд, разыщет "менестрельшу", и расскажет ей о том, как "истинники" закололи Отта. Сочувствие, с которым эти люди поминали Эстри, придало мыслям Призрака новое направление. Если, против всяких чаяний, убийство Отта не сработает, и обозленные элвиенисты не решат покончить с Братством раз и навсегда, надо будет заняться этой девушкой. На памяти Шасса это был первый случай, когда заказчика гораздо больше интересовало не само убийство, то есть не физическое устранение намеченного человека, а его последствия, и Шасса привлекала новизна и необычность поставленной перед ним задачи. Как и следовало ожидать, вскоре на место преступления явился коадъютор в сопровождении двоих мужчин - высокого смуглого энонийца и холеного мужчины средних лет, без конца теребившего свою остроконечную бородку. Гвардейцы оттеснили любопытных горожан к самому краю площади, но это не мешало Шассу пристально следить за всем, что происходит внутри оцепления. Когда из "Черного дрозда" явилась Эстри, он подумал, что, пожалуй, убивать девчонку ему не придется. По лицу Эстри было видно, что она охотно растерзала бы Килларо и его товарищей собственноручно. Шасс нечасто видел на чьем-то лице такую же исступленную ненависть, и понимал, что рассуждения о соблюдении законности подругу Отта не удержат. Это было как раз то, что нужно. Помнится, он даже улыбнулся - что бы ни сказал сэр Ирем, эта девушка приложит все усилия, чтобы расшевелить элвиенистов и покончить с Братством раз и навсегда. Шасс считал себя на редкость хладнокровным человеком - но все же не мог без разъедающей досады вспоминать о том, что произошло дальше. Как нелепо он, должно быть, выглядел, когда, застыв, как столб, таращился на Отта, на живого Отта, которого он убил двадцать минут назад!.. А потом сидевший рядом с Оттом энониец поднял голову, обводя площадь взглядом неожиданно пронзительных зеленоватых глаз, и Шасс бесшумно отступил, смешавшись с постоянно прибывающей толпой зевак. Инстинкт, который безошибочно подсказывал ему, в каком кувшине прячется змея и в какой коридор ни в коем случае нельзя сворачивать во время испытаний в лабиринте, прямо-таки кричал, что нужно убираться, не теряя ни минуты. После этого заказчик в первый раз назначил Шассу встречу в Мирном. Это тоже было ново - ни один из Призраков никогда не встречался с заказчиком лицом к лицу, без участия посредников. Но по сравнению с воскресшей жертвой покушения такая встреча уже не казалась чем-то необычным. Тогда Шасс увидел белоглазого второй раз в жизни. С их первой встречи прошла всего пара месяцев, но во внешности заказчика произошли разительные перемены - он выглядел так, как будто бы все это время мучился бессонницей, а его блеклые глаза сверкали лихорадочным огнем. Не тратя слов на долгие вступления, заказчик объявил, что Шасс должен немедленно покончить с Меченым. Казалось, белоглазый прямо-таки вне себя от ярости - поэтому Шасс не стал обсуждать с ним все препятствия, тут же пришедшие ему на ум, а сказал только, что ему потребуется время. И, услышав лихорадочное "Сколько?", тяжело вздохнул, еще раз убедившись в том, что его собеседник не в себе. Считалось, будто Призраки способны проникать в любое помещение, как бы тщательно оно ни охранялось, но на самом деле каждая такая вылазка требовала долгой подготовки и - что самое обидное - из-за любой случайности могла закончиться провалом. Легче всего было бы убить дан-Энрикса тогда, когда он будет находился в городе. Охрана из десятка орденских гвардейцев, с недавних пор сопровождающих дан-Энрикса везде, куда бы он ни шел, серьезно осложняла дело, но найти какой-то способ обойти охрану было все же проще, чем пытаться самому проникнуть во дворец. Но больше всего Шасса беспокоил сам дан-Энрикс. Шасс не чувствовал подобной неуверенности с того дня, как ему было лет тринадцать, и его, вместе с другими проходившими обучение в Айн-Рэме новобранцами, среди ночи вытащили из постели и, не дав опомниться, загнали в находившийся в подвалах цитадели лабиринт. За следующие четыре года ежемесячные испытания в лабиринте стали для него такой же привычной частью жизни, как побои или изнурительные тренировки, но тот, первый раз, запомнился ему на всю оставшуюся жизнь. В последние недели ему иногда казалось, что он снова оказался в этом лабиринте - вокруг только мрак и холод, босые ноги ноют от стояния на ледяном полу, а он все никак не может выбрать нужный коридор, и его лучшая в Айн-Рэме интуиция, из-за которой его ненавидели менее одаренные ученики, впервые в жизни не способна выручить и подсказать хорошее решение - все его чувства сводятся к тому, что в этот раз, куда бы он не двинулся, его не ожидает ничего хорошего. Заказчик встретил Призрака неласково. - Когда? - отрывисто осведомился он. Судя по интонации, с которой он произнес это единственное слово, Меченый и впрямь сидел у белоглазого в печенках. Шасс с трудом сдержался, чтобы не поморщиться. Каждый раз, когда очередной заказчик ставил перед ним по-настоящему нетривиальную и сложную задачу, он давал себе возможность тщательно, неспешно изучить намеченную жертву. Собственно, именно поэтому ему и удалось дожить до тридцати пяти - немыслимое для Айн-Рэма долгожительство. В принципе, Шасс давно уже привык к тому, что люди, не имеющие никакого представления о том, как делаются подобные дела, и привыкшие только покрикивать и требовать немедленного результата, давят на посредника и угрожают разорвать контракт - со всеми вытекающими в таких случаях последствиями. На подобные угрозы Шассу было абсолютно наплевать, но злобное презрение во взгляде белоглазого ранило его гордость - он никак не мог отделаться от ощущения, что этот человек каким-то непонятным образом видит его насквозь и чувствует, что он колеблется. - Мне нужно время, - сухо сказал Призрак. - У дан-Энрикса прекрасная охрана. Каждый раз, как он выходит в город, его окружает дюжина гвардейцев. У меня всего одна попытка, так что нужно действовать наверняка. Кроме того, дан-Энрикс - очень сильный маг, а значит, он наверняка почувствует опасность раньше, чем окажется в пределах досягаемости. Лицо белоглазого набухло, словно грозовая туча. - Меченый не маг, - проскрежетал он глухо. - У него нет ни капли Дара. Ты болтаешь, будто наблюдал за ним весь этот месяц - неужели тебе не хватило времени, чтобы заметить у него на лбу огромное клеймо? Или ты слишком глуп, чтобы спросить себя, как человек, который может загодя почувствовать опасность, получил такое украшение?.. Шасс промолчал, поскольку в словах собеседника, пожалуй, был определенный смысл. Белоглазый выразительно скривился. - Ар-Шиннор утверждал, что ты - один из лучших в Цитадели. Каковы же тогда остальные?.. Я устал от отговорок. Ты должен покончить с ним к концу недели. Говорить больше было не о чем. Шасс поклонился и ушел, а вечером того же дня, закрывшись на засов в своей каморке в "Черном шершне", разжевал несколько зерен спрятанного в поясе люцера. Большая часть Призраков хватались за люцер по поводу и без, и к двадцати годам уже не отличали настоящий мир от вызванных дурманом радужных видений. Шасс, напротив, прибегал к этому средству только в самых крайних случаях, когда был ранен или вынужден был оставаться на ногах много ночей подряд. Но сейчас в его распоряжении было всего пять дней, и времени на обстоятельные и неторопливые раздумья больше не было. Необходимо было как-то подстегнуть свой ум. Шасс плотно закрыл ставни и зажег огарок восковой свечи, которую хозяин выдал постояльцу, чтобы тот не расшиб себе лоб на лестнице. По правде говоря, Шасс мог пройти по всей гостинице с закрытыми глазами, и ни разу не наткнулся бы на стену или балку, выступавшую из потолка, но жалкую свечу он принял с благодарностью. Размышляя над какой-нибудь проблемой, Шасс любил смотреть на пламя. Это помогало ему сосредоточиться. Под действием люцера маленький блестящий огонек казался ослепительным, как зарево пожара. Призрак в который уже раз перебирал места, в которых Меченый бывал за этот месяц - укрепления на Северной стене, Дом милосердия, Книгохранилище, Лакон... - и напряженно размышлял, как сделать так, чтобы дан-Энрикс оказался без охраны, и его внимание было поглощено чем-то другим. Идея осенила Шасса в тот момент, когда от маленькой свечи осталась только лужица желтого воска, а плавающий в ней фитиль последний раз блеснул из темноты крошечной алой точкой, выпустил чахлую струйку дыма и потух. * * * На столе перед дан-Энриксом лежал теплый, только что испеченный хлеб, зажаренный до золотистой корочки цыпленок и нафаршированные чесноком и пряностями колбаски, но дан-Энрикс едва притронулся к своему ужину. Он медленно прихлебывал вино, глядя на пляшущие в камине языки огня, и чувствовал, как по телу растекается приятное тепло. За дверью раздались шаги, негромко лязгнуло оружие, и чей-то голос приглушенно произнес пароль. Гвардейцы Ирема сменялись ровно в полночь. Меченый расслабленно откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Большая белая луна светила в маленькое тусклое оконце, как будто бы пыталась побыстрее выманить его на улицу, но сытому и разморившемуся Льюберту хотелось еще немного посидеть в тепле. Улучив момент, когда хозяева будут смотреть в другую сторону, он потихоньку взял последний кусок мяса и быстрым вороватым жестом опустил его под стол. Зубы у Молчаливого были такими, что он без особого труда перегрызал говяжьи мослы, но вот угощение он всегда брал очень аккуратно - не выдергивал из рук, как жадная дворняга, и не норовил облизать тебе руку до локтя, как избалованные псы, которые когда-то жили в дома лорда Бейнора, а принимал любую пищу вежливо и деликатно, не касаясь пальцев. Вот и сейчас кусок крольчатины исчез, как будто бы по волшебству. Льюберт смущенно улыбнулся, встретив недоумевающий взгляд Юлиана Лэра, и слегка пожал плечами, извиняясь за свое ребячливое поведение. Конечно, Молчаливому и так досталась целая тарелка потрохов, но за те годы, которые они провели вдвоем, Льюберт привык делиться с другом всем, что он ел сам. Льюсу казалось, что для Молчаливого этот ежевечерний ритуал значил не меньше, чем для него самого. Во всяком случае, когда охота и рыбалка одинаково не ладились, и Льюс совал под стол кусочки хлеба, смазанные маслом, или вообще кусок вареного яйца, Молчаливый тяжело вздыхал, но ел, даже если за время их блужданий по лесу успевал придушить и съесть достаточно полевок. С другой стороны, Юлиан Лэр, по воле случая и Крикса оказавшийся его проводником, не имеет к этому никакого отношения и вправе недоумевать, с чего он должен делить еду не только с Льюбертом, но и с его собакой. К счастью, Юлиана больше интересовало продолжение их путешествия. Он предоставил Льюсу скармливать остатки ужина своему псу, а сам вернулся к прерванному разговору. - Говорите, до парома два часа пути?.. - Да на что вам туда ехать на ночь глядя? Все равно в такое время вас никто не повезет, - сказал хозяин, заразительно зевнув. - Хотите - оставайтесь на ночлег. Устроим вас в амбаре. Там тепло. - Оставь людей в покое. Едут - значит, надо. Лучше вымой сковородку, - осадила его жена, качающая на колене спящего ребенка. - Спасибо за предложение, но мы все же поедем, - усмехнулся Юлиан. - Дорогу разберете? - Там светло. Луна сегодня полная, и облаков почти не видно, - отозвался Лэр. И неожиданно выкинул штуку - вставая на ноги, призывно свистнул Молчаливому. Пес поднял уши и недоуменно посмотрел на Льюберта, как будто бы хотел спросить - твой друг сошел с ума или действительно считает, что я побегу на свист?.. Дарнторн пожал плечами. Молчаливый фыркнул, выбрался из-под стола и соизволил сделать два шажка к двери - достаточно, чтобы не оскорбить попутчика с его внезапным дружелюбием, но и не уронить свое достоинство. - ...Тебе нужно хоть чуть-чуть поспать, - голос мессера Ирема вернул дан-Энрикса к реальности. - Нельзя все ночи напролет просиживать перед камином. Днем, когда мы ехали от Разделительной стены, мне показалось, что ты сейчас свалишься с седла. Меченый улыбнулся. Мало того, что Ирем приставил к нему охрану и следит за каждым его шагом, он, по-видимому, думает, что Эвеллиру нужна нянька - вот, даже не поленился заглянуть к нему после ежевечернего доклада Их Величествам, чтобы напомнить Меченому, что пора ложиться спать. - Помнишь, ты рассказывал, что вы с Вальдером не могли понять, откуда Светлый узнает о том, что происходит на другом конце страны?.. - спросил он, пропустив замечание мессера Ирема мимо ушей. - И что? - Дарнторн и Юлиан сидят в крестьянском доме. Хозяин уговаривает их остаться на ночлег, но они собираются продолжить свое путешествие. Рядом с Льюбертом была большая серая собака, он втихаря кормил ее кусками мяса со своей тарелки. Коадъютор несколько секунд обдумывал его слова. - И часто у тебя случаются подобные видения? - поинтересовался он. - С тех пор, как я вернулся в город и спас Кэлрина - довольно часто, - кивнул Крикс. Во взгляде Ирема зажегся интерес. - А Олварга? Ты можешь видеть Олварга? - Не думаю, - помедлив, отозвался Меченый. - Эти видения похожи на обычный сон - ты никогда не знаешь, что увидишь в следующий раз. Но, с другой стороны, однажды я просил у Тайной магии ответа на один вопрос... о Наине Воителе... и получил его. Так что, возможно, если бы я очень захотел увидеть Олварга, то у меня бы получилось. Я не знаю. - Ты что, ни разу не пытался это сделать? - изумился Ирем. - Почему?.. Если ты сможешь наблюдать за Олваргом, мы всегда будем в курсе его планов и не дадим застать себя врасплох. Крикс неопределенно повел плечом, жалея, что ввязался этот разговор. Он слабо представлял, как объяснить рациональному и трезвомыслящему каларийцу беспричинное, но вместе с тем отчетливое отторжение, которое в нем вызывала эта мысль. А Ирем выглядел, как человек, не понимающий, о чем тут можно размышлять. - Насколько мне известно, Светлый никогда не пробовал следить за Олваргом с помощью магии, - заметил Крикс в конце концов. Судя по взгляду коадъютора, у Ирема на языке вертелся подходящий контраргумент, но в самую последнюю секунду рыцарь передумал спорить и предпринял неожиданный маневр - наклонившись к его креслу, он заглянул бывшему ученику в глаза: - Но ты же видишь, мы напрасно распыляем наши силы, оттого что нам приходится бороться с призрачной опасностью и ждать беды сразу со всех сторон, - проникновенно сказал он. - Не думаю, что Князь когда-нибудь оказывался в таком сложном положении. Пожалуйста, дан-Энрикс. Я прошу тебя. - Ну ладно, ладно, я попробую, - растерянно ответил Меченый, желая побыстрее положить конец неловкой ситуации. В исполнении мессера Ирема "пожалуйста" всегда имело смысл ничего не значащей любезности - "пожалуйста, возьми коня" или "пожалуйста, подай солонку". Крикс вдруг подумал, что ему еще не приходилось слышать, чтобы его бывший сюзерен просил о чем-нибудь по-настоящему. Жизнь приучила Крикса к постоянным спорам с каларийцем, но сейчас он чувствовал себя обезоруженным. В конце концов, сэр Ирем впутался в борьбу двух Изначальных Сил отнюдь не для себя - самому Ирему на эту метафизику всегда было плевать с высокой колокольни... Когда Крикс ответил "да", на лице каларийца появилось выражение такого облегчения, как будто бы с плеч Ирема свалилась целая гора. - Тебя оставить одного? - осведомился он своим обычным тоном. - Не обязательно. Просто не отвлекай меня. Ирем послушно замолчал, а Меченый перевел взгляд на пляшущие на каминной полке тени. Присутствие в гостиной коадъютора его не отвлекало - за последние недели Меченый ни на минуту не оставался без охраны, и давно привык не обращать внимания на то, что рядом постоянно находился кто-то посторонний. Куда тяжелее было вынудить себя сосредоточиться на Олварге. При одной мысли о том, чтобы по доброй воле протянуть магическую связь между собой и Олваргом, к горлу подкатывала тошнота. Но нужно попытаться сделать то, о чем просил сэр Ирем, даже если самого дан-Энрикса с души воротит от такой идеи... На сей раз ему пришлось смотреть в огонь так долго, что у него начало рябить в глазах. Тайная магия не торопилась откликаться на его призыв. Устав стоять, лорд Ирем потихоньку сбросил плащ и сел, а Меченый все еще продолжал смотреть в огонь, во всех деталях вспоминая свой последний разговор с Интариксом, и чувствуя себя, как человек, который бьется о глухую стену. "Еще несколько минут - и я увижу саламандру" - с мрачным юмором подумал он. Мэтр Викар как-то сказал ему, что кровное родство - могучее подспорье в магии. Олварг был братом его матери... Нравится им это или нет, но в них течет одна и та же кровь - кровь Наина Воителя. Именем Наорикса и одиннадцати поколений королей, он, Эвеллир, желает знать, чем сейчас занят его враг. Небо над Руденбруком было совершенно белым - таким белым, что от его вида неприятно резало глаза. В холодном воздухе кружились мелкие снежинки. Олварг стоял наверху Кошачьей башни, где еще недавно развевалось знамя Истинного короля, смотрел на копошащихся внизу людей, и не мог отделаться от чувства нереальности происходящего. И эти маленькие человечки далеко внизу, и жирный черный дым, валивший от горевших за рекой домов, и редкие, колючие снежинки - все это существовало где-то в другом мире, к которому он уже не принадлежал. Олваргу вдруг почудилось, что, если он закричит, то ни один из тех людей внизу не обернется, потому что не услышит его голоса. Все они были там, а он был здесь - один во всей Вселенной, загнанный в ловушку, из которой не существовало выхода. В отдельные моменты он казался себе нереальнее, чем сон, приснившийся во сне. Порыв холодного, пронзительного ветра вырвал Интарикса из охватившего его оцепенения. Спустившись вниз на один лестничный пролет, он знаком приказал охране открыть комнату, в которой содержали Истинного короля. Главарь мятежников был очень бледен. Всю его одежду составляла нижняя рубашка и короткие холщовые штаны, но Олварг знал, что пленник дрожал не столько от холода, сколько от предчувствия того, что его ждет. Он ощущал идущий от мальчишки страх. Ничего серьезного с пленником ещё не делали - пока что за плечами Истинного короля была одна-единственная ночь в холодной камере, но в глубине зеленых глаз уже успело появиться хорошо знакомое Интариксу затравленное выражение. Так смотрят люди, понимающие, что впереди их не ожидает ничего хорошего, и что они не могут ни избежать, ни даже оттянуть того, что с ними сделают. Правильно, мысленно одобрил Олварг. Привыкай к тому, что твоя жизнь и смерть больше не в твоей власти, потому что так оно и есть. - Здравствуйте, ваше величество, - сказал Интарикс, опустившись на поспешно поданный гвардейцем табурет. - Вы, возможно, не поверите, но я давно мечтал о том, чтобы с вами поговорить. - О чем нам говорить?.. - голос мальчишки звучал вызывающе. Играем благородного мятежника? Ну-ну. - О вас, - любезно сказал Олварг. Не поворачивая головы, он приказал. - Оставьте нас. Я хочу побеседовать с его величеством наедине... Честно говоря, я вами восхищаюсь, - сказал он, как только дверь за стражником захлопнулась. Ресницы парня изумленно дрогнули. Олварг давным-давно освоил этот прием - сбить с толку, ошарашить неожиданным, парадоксальным замечанием, добиться, чтобы разум собеседника не поспевал за поворотами беседы - тогда будет легче выбрать самые незащищенные места. Растерянный человек гораздо уязвимее, чем тот, кто знает, чего ждать. - В какой момент вы поняли, что истинный наследник Тэрина - не вы, а Крикс?.. - как ни в чем ни бывало, спросил Олварг. По тому, как расширились зрачки мальчишки, сразу стало ясно - выстрел попал в цель. - Это ложь! - яростно выпалил мятежник. Олварг растянул губы в снисходительной улыбке. - Ваше величество, нас же здесь только двое. Перед кем вы притворяетесь? Передо мной или перед самим собой?.. Как бы там ни было, это пустая трата времени. Я маг. Я чувствую, что вы не верите своим словам. - Неправда, - повторил король, как заклинание. - Ну конечно, правда. Вы же помните легенду. Истинный король вернется и спасет страну. Он и вернулся, но, по забавному стечению обстоятельств, на троне к этому моменту уже находились вы... Я только хотел бы знать, в какой момент вы это поняли - когда наместник доложил про "заговор", или все-таки раньше?.. Пленник молчал. - Я в вас разочарован, - скривил губы Олварг. - Когда я узнал о том, как вы избавились от Меченого, я подумал - вот поступок человека, не страдающего от дурацких сантиментов. А оказывается, что вы - обыкновенный трус, который даже не решается признаться в том, что сделал. Чего доброго, еще окажется, что вы раскаиваетесь... Глаза пленника сверкнули. - В чем?! Они с Атрейном присягнули мне - а сами собирались подождать конца войны, а потом совершить переворот. Олварг рассмеялся. - Ну уж нет. Что бы ни говорил вам Уриенс, Криксу ужасно не хотелось становиться королем. Уверен, он был очень рад, что удалось перевалить эту ответственность на первые попавшиеся плечи. Королю пришлось бы умирать за Эсселвиль, а Меченый, в отличие от Истинного короля, мог просто-напросто сбежать в Адель... Готов поспорить, он прекрасно знал, что будет с теми, кто остался в Руденбруке. Просто ему было наплевать. - У него не было другого выбора, - внезапно возразил король. - Я приказал доставить его к Каменным столбам и обещал казнить, если он попытается вернуться. - Бросьте... Фраза про отсутствие другого выбора - последнее прибежище слюнтяев и тупиц. Он мог бы отказаться от участия в суде, мог добиваться встречи с вами, мог попробовать поднять мятеж, захватить власть и самому возглавить оборону Руденбрука... Но он предпочел не делать ничего и бросить Эсселвиль на произвол судьбы. Это и значит "сделать выбор". "Да ведь он прекрасно понимает, что я здесь! - внезапно понял Крикс. - Он говорит все это не для Истинного короля, а для меня" В какой момент Олварг почувствовал его присутствие? Во время разговора с пленником - или еще тогда, когда стоял на башне? Может быть, не будь дан-Энрикса, он не спустился бы сюда? Самому Олваргу это не нужно, ему уже ничего не нужно... Меченого окатило ужасом, какой бывает, когда сон внезапно превращается в кошмар. После Кир-Рована он слишком ясно представлял себе эту манеру Олварга и знал, что дело не закончится на разговорах... Оставалась лишь одна надежда - может быть, лишившись шанса навредить дан-Энриксу, Олварг оставит Истинного короля в покое. Меченый попытался выскользнуть в реальность, но внезапно обнаружил, что видение больше не подчинялось его воле. Пока он, не ожидая ничего дурного, наблюдал за мрачным представлением, устроенным Интариксом, чужая воля незаметно оплела его сознание густой и липкой паутиной. Он совсем забыл, что Олварг - очень сильный маг, а сила Темного Истока вполне может потягаться с Тайной магией. Меченый приказал себе расслабиться, пытаясь отрешиться от сознания того, что он в ловушке. Меня здесь нет, подумал он со всей доступной ему убежденностью. Я очень далеко отсюда, в кресле у горящего камина... "Не спеши, - чужая мысль пронзила его мозг, как ядовитое паучье жало. Будь у дан-Энрикса подобная возможность, он бы закричал. Фантомная, магическая боль внезапно оказалась ужасающе реальной - резкой и внезапной, как удар обычного ножа. Олварг смотрел в пустоту перед собой - смотрел осмысленно и зло, как будто в самом деле видел своего противника. - Разве тебе не хочется узнать, что будет с вашим королем?.." Когда южанин стиснул подлокотники резного кресла и негромко, хрипло застонал, лорд Ирем приподнялся с места и тревожно заглянул дан-Энриксу в лицо, пытаясь угадать, что сейчас видит Меченый. Судя по страдальчески нахмуренным бровям и резкой складке возле губ, навряд ли это было что-нибудь хорошее... Ирем окликнул Меченого и потряс его за плечи. Никакой реакции. Рыцарь потратил еще несколько секунд, пытаясь разбудить южанина, даже облил его водой из стоявшего на столе кувшина, но довольно скоро убедился в бесполезности подобных методов. Ирему стало страшно. Когда Меченый следил за Лэром и Дарнторном, он выглядел, как человек, который то ли слишком глубоко задумался, то ли уснул, но, в любом случае, достаточно было заговорить с дан-Энриксом, чтобы он сразу же пришел в себя - а сейчас разум Меченого, без сомнения, был очень далеко от этой комнаты. Лорд Ирем бросился к дверям. - Зови сюда Викара. Быстро!.. - рявкнул коадъютор на дежурного гвардейца. К счастью, маг по-прежнему приглядывал за подопечными дан-Энрикса и в связи с этим временно переселился во дворец. Гвардеец в самом деле обернулся быстро - на то, чтобы поднять ворлока с постели и привести его в комнату Крикса, ему потребовалось около пяти минут, но Ирему эти минуты показались вечностью. Меченый выглядел ужасно - его лицо побагровело, жилы вздулись, как у человека, который пытается поднять слишком большую тяжесть. Волосы и ресницы слиплись от воды, которую лорд Ирем вылил бывшему ученику на голову, стараясь привести его в себя. В остальном ничего не изменилось - как и раньше, Крикс отчаянно вцеплялся в подлокотники своего кресла, бормотал какие-то неразборчивые фразы, и попеременно то стонал, то яростно скрипел зубами. - Что с ним такое? - спросил маг, быстро входя в гостиную дан-Энрикса. - Он отправился следить за Олваргом. Никаких дальнейших объяснений не потребовалось. Ворлок прошептал какое-то ругательство и положил ладонь дан-Энриксу на лоб. - Я постараюсь вытащить его оттуда. Но у него непереносимость к магии... есть риск, что ему станет только хуже. - Куда уж "хуже"?.. - не сдержался Ирем. - Например, он может умереть от перенапряжения, - безжалостно ответил маг. - Как вы могли позволить ему рисковать собой?.. Вам следовало бы его остановить. - Это была моя идея, - глухо сказал Ирем. Его собеседник выразительно поморщился. - Великолепно... Сядьте. Вы мешаете сосредоточиться, когда вот так стоите над душой. Лорд Ирем молча опустился в кресло, отстраненно наблюдая за манипуляциями мага и старательно отгоняя от себя мысли о том, что тот сказал про Крикса. Меченый не может умереть. Во всяком случае, сейчас точно не время думать о такой возможности. Минуты текли ужасающе медлительно. Долгое время в комнате не было слышно ничего, кроме потрескивания огня в камине, а потом Меченый согнулся в кресле и закашлялся. - Велите принести ведро, - не оборачиваясь, сказал маг. - Принести что?.. - Ведро. Его сейчас стошнит. Ирем поспешно встал и пошел звать слугу. Только вернувшись, он позволил себе посмотреть на Крикса. Теперь Меченый был бледен, взгляд налитых кровью глаз казался мутным, как у человека, который страдает от жестокого похмелья. Но он, вне всякого сомнения, пришел в себя. Ирем неслышно перевел дыхание. - Так мне и надо, - пробормотал Крикс, согнувшись над ведром. Мужчины удивленно посмотрели на него, и Меченый, пытаясь отдышаться, пояснил - Тайная магия - не лошадь, чтобы гнать ее туда, куда тебе захочется... Встретившись взглядом с Иремом, Крикс покачал головой. - Я не увидел ничего полезного. Он с самого начала знал, что за ним наблюдают, и воспользовался этим в своих целях. Заметив, что Викар намеревается задать дан-Энриксу вопрос, лорд Ирем дернул мага за рукав, надеясь, что тот догадается заткнуться, но Викар небрежно высвободил руку и спросил: - Что именно вы видели? Между бровей дан-Энрикса возникла резкая, страдальческая складка. - Он пытал одного пленника. - Я бы хотел, чтобы вы рассказали поподробнее, - негромко сказал маг. Ирем метнул на ворлока испепеляющий взгляд, но тот выдержал его с редким самообладанием. "Я знаю, что я делаю, - читалось на его лице. - Вы свою роль уже сыграли, когда заварили эту кашу, так что теперь просто постарайтесь не мешать". Впрочем, последние слова наверняка принадлежали не Викару, а самому Ирему - деликатный ворлок выразился бы как-то иначе. Крикс смотрел мимо Викара тусклым взглядом и молчал. Лорд Ирем сильно сомневался в том, что Меченый захочет говорить о том, что видел - если бы самому коадъютору пришлось смотреть на то, как Олварг мучает другого человека, он бы послал Викара с его просьбой о подробностях к Хегговой матери. Если бы ворлок не затеял этот разговор, лорд Ирем приказал бы слугам принести побольше белого ландорского и "Пурпурного сердца" и помог бы бывшему ученику напиться в дым, беседуя о чем угодно, кроме Олварга и его пленника. Но, к его удивлению, спустя почти минуту давящей, тяжелой тишины Меченый нехотя заговорил: - Когда я оказался там, Олварг стоял на башне... Ирем озадаченно сморгнул. Неужто Меченый действительно собрался пересказывать увиденное?.. Ворлок посмотрел на коадьютора, а потом выразительно перевёл взгляд на дверь. Лорд Ирем понял, что маг хочет, чтобы их с дан-Энриксом оставили наедине. Коадъютор покривился, но все-таки подобрал валявшийся на кресле плащ и вышел в коридор. Возможно, ворлок в самом деле знал, что делает. * * * Шасс наблюдал за Домом милосердия с крыши большого склада, расположенного по соседству с госпиталем. И старая каменная ограда, окружающая Дом, и большинство внутренних строений были не особенно высокими, так что с облюбованного Шассом места открывался замечательный обзор на все, что происходит в парке. Меченый в сопровождении своей охраны медленно прохаживался взад-вперед по узенькой тропинке, вьющейся между теплиц с лекарственными травами - должно быть, дожидался, когда к нему выйдет настоятельница. Не считая Крикса, в парке находилась только одна из сестер, которая, присев на корточки, старательно выкладывала вокруг небольшой цветочной клумбы ограду из камней. Призрак сперва не понял, зачем это нужно, но потом сообразил - сейчас, когда от высаженных сестрами цветов остались только неприглядные сухие палки, торчащие из-под слоя первого ноябрьского снега, гулявший по парку человек мог просто не заметить клумбу, растоптав останки розовых кустов. Сестра Элена вышла из часовни, находившейся в глубине сада, и направилась к дан-Энриксу. Шасс наблюдал за ней, пока его внимание не привлекло какое-то движение на крыше госпиталя. Он обернулся и увидел, как чердачное окно открылось, и оттуда показалась чья-то голова. Призрак едва поверил собственным глазам, когда увидел, как высунувшийся из окна мальчишка перелезает через подоконник и карабкается вверх по мокрой, скользкой черепице. Одетый в серое сукно и шерсть, такие же, как у сестер из Дома милосердия, он казался совсем маленьким и щуплым - с виду ему можно было дать не больше лет семи-восьми. Мальчик замешкался, чтобы закрыть окно, а потом отпустил последнюю опору и пошел по коньку крыши, широко раскинув руки. Шасс прищурился. Маленькая фигурка на фоне бледного ноябрьского неба ужаснула бы кого угодно, но на самом деле шансы парня в большей степени зависели не от того, насколько хорошо он умеет держать равновесие, а от того, заметит ли он Призрака, укрывшегося на соседней крыше. Если мальчишка обернется, то придется от него избавиться. Но мальчик не смотрел по сторонам. Огибая попадавшиеся на его пути препятствия в виде каминных труб, он продвигался к краю крыши - туда, откуда было лучше всего видно Крикса и его гвардейцев. Сообразив, что парень выбрался на крышу, чтобы посмотреть на Меченого, Шасс беззвучно ухмыльнулся. У них с мальчишкой оказалось много общего. Вот только этот мальчик по какой-то странной прихоти природы совершенно не боялся высоты, а Шасса в его возрасте она пугала до головокружения и неприятных спазмов в животе. Сейчас-то он уже почти не помнил, почему вид разверзающейся под ногами пропасти когда-то вызывал в его душе такое острое смятение - в Айн-Рэме выживают только те, кто сможет победить свой страх быстрее, чем этот страх тебя убьет - но ясно видел, что воспитаннику Дома милосердия не приходилось перебарывать себя или прикладывать усилия, чтобы решиться сделать следующий шаг. Этот ребенок шел по узкой, мокрой балке так же просто и уверенно, как остальные люди ходят по земле. Сестра Элена с ее спутником неспешно обогнули старую теплицу и направились в сторону лазарета. Мальчик попятился назад к трубе, должно быть, опасаясь, что его заметят. В груди Шасса шевельнулось нехорошее предчувствие - его отточенная интуиция предупреждала, что сейчас произойдет несчастье. Будь это Айн-Рэм и кто-то из его учеников, которых ему пришлось бросить ради Белоглазого, в эту самую секунду Шасс остановил бы тренировку. Крыша была мокрой от растаявшего снега, и нога мальчишки соскользнула. Он упал и покатился вниз по скользкой черепице, отчаянно пытаясь ухватиться за какую-то опору, обдирая пальцы и захлебываясь криком. Меченый, который чинно шел по узкой парковой дорожке, держа под руку сестру Элену, удивленно вскинул голову - и тут же, расшвыряв своих гвардейцев, бросился вперед. Достигнув края крыши, мальчик зацепился за него руками и повис, вопя от ужаса. Шасс ясно видел, что у мальчика не хватит сил, чтобы подтянуться и залезть обратно. По большому счету, даже то, что он все еще не свалился вниз, держась, считай, одними пальцами, можно было считать чудом... Меченый промчался через припорошенную снегом клумбу, походя снеся заботливо поставленную сестрами ограду. "А может, и успеет" - промелькнуло в голове у Шасса. Собственно, его все это совершенно не касалось, но ему почти хотелось, чтобы Меченый успел. Словно в ответ на эти мысли левая рука мальчишки соскользнула - а еще мгновение спустя он рухнул вниз. Все-таки опоздал, - подумал Шасс. Умением двигаться стремительно и быстротой реакции Шасс выделялся даже среди Призраков, но сейчас подхватить мальчишку не успел бы даже он. Его слегка кольнуло сожаление. Маленький верхолаз был удивительно бесстрашен, жаль, что такое редкое качество пропадает так глупо и бессмысленно. Дан-Энрикс пролетел оставшееся расстояние одним нечеловеческим прыжком и оказался под стеной в ту самую секунду, когда парень должен был удариться о землю. Инерция падения все-таки сбила Меченого с ног, и он перекатился по земле, прижав к себе мальчишку - грязь и мелкий гравий полетели во все стороны. Призрак в своем укрытии пошевелился в первый раз за эти два часа и изумленно выдохнул. Нет, Белоглазый был не прав - магия это или нет, но Меченый очень опасен, и покончить с ним будет непросто. Крикс ощутил сильный толчок, отбросивший его назад и вбок. Он выставил вперед плечо, чтобы смягчить падение, и сразу же перекатился на спину. Придя в себя, он осознал, что лежит на земле, прижав к себе упавшего - мальчишку лет семи. По-видимому, целого и почти невредимого... чего нельзя было сказать про самого дан-Энрикса. Болело ушибленное при падении плечо, по левому виску стекало что-то липкое, а острые осколки черепицы впивались в ногу даже сквозь штаны. Крикс медленно перевернулся, стряхивая с себя только что спасенного ребенка, и потрогал бровь - под пальцами мгновенно запылала боль. Края у раны разошлись, как кожица на перезрелой сливе. Зажмурившийся в момент падения мальчишка неуверенно открыл глаза. По разумению дан-Энрикса, ему бы следовало закричать или заплакать, но он молчал - должно быть, еще не успел оправиться от потрясения. Повернув голову, дан-Энрикс обнаружил рядом леди Эренс - бледную, с закушенной губой. Крикс мысленно спросил себя, не был ли этот мальчик родственником настоятельницы. - Все хорошо, сестра Элена. Думаю, он цел, - сказал дан-Энрикс, поднимаясь на ноги. - Хвала Создателю, - тусклым от пережитого испуга голосом отозвалась Элена Эренс. Она крепко прижала мальчика к себе, дрожащими руками гладя его по кудрявым темным волосам. В отличие от сестры Эренс, Меченый уже достаточно пришел в себя, чтобы почувствовать желание надрать паршивцу уши. Какие фэйры его понесли на крышу? И какой болван - Хегг бы его побрал! - забыл закрыть чердачное окно?! - Поблагодари монсеньора, Астер, - сказала сестра Элена мальчику. - Лорд дан-Энрикс только что спас тебе жизнь. - Спасибо, - отозвался тот, искоса посмотрев на Меченого из-под локтя настоятельницы. - Молодец, - отозвалась Элена машинально. Кажется, она не очень вслушивалась в то, что говорит. - Дай-ка я взгляну, что у тебя с руками... это нужно будет обработать. И колено тоже. Как ты мог залезть на эту крышу?! - видимо, первое потрясение прошло, и сестра Эренс начала сердиться. К бледному, как будто восковому лицу женщины мало-помалу приливала кровь. - Ты же пообещал!.. Астер смутился. - Я забыл. - Ничего подобного! - сердито перебила леди Эренс. - Ничего ты не забыл; просто соскучился и захотел попробовать еще раз. Ну и как? Это было достаточно приятно, чтобы ради этого разбиться насмерть? - Я думал, что не упаду. Я никогда не падал! - Я надеюсь, что теперь ты понял, что такое может произойти в любой момент и независимо от твоего желания?.. Астер кивнул, хотя, судя по выражению его лица, сам он по-прежнему придерживался другого мнения. "Надо сказать сестре Элене, чтобы они запирали окна" - подумал Меченый. Элена посмотрела на него. - У вас разбита бровь. Пойдемте в лазарет, я наложу вам швы. Меченый собирался возразить, что этой мелочью он в состоянии заняться сам, но потом посмотрел на свои руки - пальцы все еще дрожали - и кивнул. Пожалуй, так и в самом деле будет лучше. Следуя за настоятельницей, он вошел в большое каменное здание, с крыши которого упал мальчишка, и поднялся на второй этаж. - Не возражаете, если я начну с Астера?.. - спросила настоятельница, открывая перед ними дверь просторной, светлой комнаты с рядами пустых коек вдоль стены. Меченый кивнул и устало присел на ближнюю к двери постель, прямо поверх шерстяного одеяла. Усадив Астера на табурет, сестра Элена аккуратно обработала ссадины на его ладонях и наложила повязку на разбитое колено. В голове у Меченого промелькнуло, что, если в роли лекаря сестра Элена была безупречна, то с задачами воспитательницы она управлялась куда хуже. Занимаясь своим делом, женщина пыталась выговаривать мальчишке за неосторожность, едва не стоившую ему жизни, но Астер, похоже, уже напрочь позабыл про эту ситуацию. Он ныл, вертелся, с любопытством косился на Меченого и, похоже, пропускал увещевания сестры Элены мимо ушей. У воспитанника леди Эренс были серые глаза, казавшиеся совсем круглыми, и целая копна темных кудрей. - Глаза у него в точности такие, как у его матери, - заметил Крикс, как только Астер получил свободу, и, ликуя, выскочил за дверь. Сестра Элена удивленно посмотрела на него. - Откуда вы узнали, что это сын Бренн? - Она спросила у меня, как ей назвать ребенка. Я назвал первое имя, которое пришло мне в голову. Я был уверен, что она забудет то, что я сказал... А часто Астер лазает по крышам? - Он все время где-то лазает. В начале он ходил во сне. Иногда просыпался в таком месте, что никто не мог понять, как он туда забрался. А потом он начал забираться в те же самые места и наяву. Я пробовала объяснить, что это глупо и опасно, но он говорил - но я же не упал, когда я спал! Однажды я увидела, как он спрыгнул на клумбу из окна второго этажа, и побежал куда-то, даже не остановившись - так, как будто вышел через дверь. Он ведет себя так, как будто бы он птица. Меченый спросил себя, было ли это просто совпадением, или так получается всегда, когда ребенка называют в честь Нэери? - С ним вообще бывает сложно, - задумчиво сказала сестра Эренс. - Он слишком умен для своих лет, поэтому со сверстниками ему скучно. А те, кто старше, не берут его к себе. Он все время один, либо читает, либо помогает сестрам. - Читает?.. - удивился Крикс. В Лаконе он привык к тому, что мальчики гораздо старше Астера едва-едва владеют грамотой, а уж заставить их сидеть над книгой могло только присутствие Наставника, стоящего у них над душой. - Кажется, ему было года три, когда он начал разбирать слова. Ну а к пяти он уже прочитал все "Старые и новые сказания". - Ну надо же... А как дела у Бренн? - еще произнося этот вопрос, Крикс уже понял, каким будет ответ. Раз Астер здесь, с Эленой Эренс, значит... - Да, - кивнула настоятельница, встретив его взгляд. - Бренн умерла. Мне очень жаль. - При родах? - спросил Крикс, вспомнив неотступный страх, преследовавший его на протяжении тех месяцев, когда Бренн находилась в ставке Серой сотни. На лице Элены Эренс промелькнуло удивление, но потом она поняла, что он имел ввиду и покачала головой. - Нет-нет. Тогда все прошло хорошо... Бренн умерла прошлой зимой, от опухоли в горле. Сестры сообщили мне об этом и спросили, что им делать дальше. Обычно мы отправляем всех сирот в приют, поскольку монастырский госпиталь - не самое подходящее место для детей. Но Астер жил в нашем Доме с самого рождения, и сестры не решались с ним расстаться. Я попросила их отправить Астера ко мне. Я много занималась им, пока жила в Бейн-Арилле. Вы, вероятно, помните, что было с Бренн. Она была к нему привязана, но она не справлялась с ролью матери. С того момента, когда Астер начал говорить, он был в гораздо большей степени моим ребенком, чем ребенком Бренн. Так что, когда ее не стало, я подумала, что я могу взять Астера к себе. Теперь он мой приемный сын. - Спасибо вам, - с усилием произнес Меченый, чувствуя глухую боль в груди - как будто бы из его сердца с кровью вырвали кусок, в котором он хранил воспоминания о Бренн, и заменили его словом "умерла", холодным и тяжелым, как могильный камень. Сестра Эренс пристально взглянула на него. - Вы говорите так, как будто это ваш ребенок, - поведя плечом, заметила она. - Вам не за что меня благодарить. К тому же, я заботилась о нем не только потому, что он остался сиротой... Я люблю Астера не меньше, чем если бы он был моим. - Да, я заметил, - согласился Крикс. Пока Элена обрабатывала рассечение, присев на край его кровати, Меченый скосил глаза, оглядывая залитый солнечным светом лазарет. Пустые, аккуратно застеленные койки, чисто подметенный пол и косые потоки солнечных лучей из окон придавали помещению праздничный вид. - Я смотрю, больных у вас немного?.. - спросил он. - У нас есть еще несколько палат на третьем этаже. Но да, больных немного... Раньше нам едва хватало коек, а теперь - вы сами видите. Люди уверены, что это магия. Они связывают это с вашим возвращением в Адель. - А-а, - лаконично отозвался Крикс. Между бровей сестры Элены появилась складка. - "А", и все? Больше вы ничего не можете сказать? Вас не смущает то, как люди истолковывают это... совпадение? Меченый подавил тяжелый вздох. Ему совершенно не хотелось начинать подобный разговор, но настоятельница задала прямой вопрос, а врать дан-Энрикс не умел и не любил. - Не думаю, что это совпадение, - ответил он. Элена Эренс прекратила вычищать песок из его раны. - Значит, вы в самом деле верите, что вы - наследник Альдов?.. Но ведь это невозможно! - Почему? - Вы же обычный человек! - сказала настоятельница, глядя на него с тем же укоризненным сочувствием, с которым полчаса назад смотрела на разбившего коленку Астера. Меченый невольно улыбнулся. - То есть Эвеллир, по-вашему, не человек? - Я думаю, вы понимаете, о чем я говорю, - ответила сестра Элена. - Вам не кажется, что Эвеллир должен был быть каким-то другим человеком? Например, не убивать людей и не носить оружия?.. Не понимаю, как вам удается верить в то, что вы способны положить конец страданиям и злу, если вы сами причиняете другим страдания, и совершаете ошибки, да и вообще ничем не отличаетесь от остальных людей. Меченый стиснул зубы. Может, у него что-то не так с лицом или с манерой говорить?.. Иначе почему сестра Элена думает, что он излишне, неоправданно самоуверен, когда сам он постоянно чувствует себя, как человек, идущий по канату над бездонной пропастью? Крикс постарался отогнать воспоминания о виденном в Кошачьей башне, но воспоминания, немного потускневшие после беседы с ворлоком, сейчас опять казались свежими, болезненно реальными. "Он мог бы отказаться от участия в суде, мог добиваться встречи с вами, мог попробовать поднять мятеж и самому возглавить оборону Руденбрука..." Может быть, Интарикс прав, и он на самом деле бросил Эсселвиль на произвол судьбы? Нет, Олварг всегда был мастером перетолковывать реальные события, сплетая из доступных фактов паутину лжи. Мэтр Викар сказал, Олварг хотел, чтобы он чувствовал вину, считал случившееся в Руденбруке следствием своей ошибки. Крикс, в общем-то, и сам прекрасно знал эту манеру Олварга, но почему-то очень важно было слышать, как эту же мысль озвучивал кто-то другой. Беда в том, что, если он всерьез задумается о последствиях своих ошибок, то больше не сделает ни одного движения - его просто парализует от бессилия и ужаса. Сестра Элена вряд ли представляет, что это такое... Как же мне все это надоело, с раздражением подумал Крикс. Когда им что-то нужно, люди почему-то не стесняются прийти и попросить, чтобы я сделал для них невозможное. Если им нужен Эвеллир, я должен выбросить из головы, что я "обычный человек, способный совершать ошибки", и каким-то чудом сделать то, чего от меня ждут. А в остальное время нужно - ради моего же блага! - всячески спускать меня с небес на землю, утверждая, что я слишком много на себя беру. - Я понимаю. Вы надеялись, что Эвеллир будет прекрасным, идеальным человеком, никому и никогда не причинявшим зла. Мне очень жаль, что я не оправдал ваших ожиданий. - сказал дан-Энрикс сухо. Судя по лицу Элены Эренс, она видела, как глубоко ее слова задели собеседника. - Простите... Я не могу признать вас Эвеллиром - это бы противоречило всем моим убеждениям - но я, вне всякого сомнения, не вправе вас судить. - Вы просто говорили то, что думали, - пожав плечами, сказал Крикс. И отвернулся, чтобы дать Элене наложить оставшиеся швы. Пару минут в комнате было очень тихо. Меченый прикрыл глаза и, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься - и от мыслей о ночном видении, и от неизбежной, несмотря на все искусство леди Эренс, боли - попытался представить, что сейчас делает Олрис. Солнце уже поднялось довольно высоко, скорее всего, его утренняя тренировка в Академии уже закончилась, и он отправился к Саккронису, который занимался с ним и Ингритт аэлингом. - Вот и все, - сказала леди Эренс, отложив иглу. - Хотите посмотреться в зеркало? "Зачем? Проверить, гармонируют ли швы с клеймом?.." - хотел съязвить дан-Энрикс, но в последнюю секунду передумал. Голос женщины звучал расстроенно - видимо, Элена Эренс до сих пор переживала, что ее "бестактность" погрузила гостя в мрачное молчание. Его раздражение, по правде говоря, было направлено совсем не на нее, но настоятельница этого не знает... - Было бы неплохо, - кивнул Меченый. В том, что швы наложены настолько хорошо, насколько это в принципе возможно, он и так не сомневался, но сестра Элена будет рада, если он проявит интерес к ее работе. Но посмотреть на себя в зеркало ему не довелось. В дверь лазарета постучали, и в комнату заглянули сразу двое - женщина, которая работала в саду, и капитан его охраны, Витто Арриконе. Оба выглядели чем-то встревоженными, и заговорили хором, слишком торопясь, чтобы дать спутнику возможность высказаться первым. - ...Госпожа Элена, в парке люди Рована Килларо и он сам. Я подумала, что вы должны об этом знать. - ...Мессер, я только что послал гвардейца к Западной стене за подкреплением. Я думаю, вам стоит оставаться наверху. - Что они делают? - спросила леди Эренс. - Пока что ничего. Они расположились возле трапезной, мешают сестрам выйти и говорят о том, что наш Дом позорит Орден милосердия, принимая самозванца и еретика. - Я разберусь, - пообещала настоятельница, поднимаясь на ноги. Меченый тоже встал. - Простите, леди Эренс, но я не могу оставить вас одну. Килларо трус, но его люди могут быть опасны. Арриконе беспокойно шевельнулся. - Мой принц, если позволите... - Не позволяю, - перебил дан-Энрикс. Дураку понятно, что Килларо притащился в Дом милосердия из-за него, надеясь, что удастся спровоцировать скандал - и, разумеется, разумнее всего было бы не давать ему такой возможности. Но, даже если бы Килларо заявился в госпиталь не ради ссоры с Меченым, все равно было бы нечестно предоставить сестрам в одиночку разбираться с группой неуравновешенных фанатиков. Саму настоятельницу Ровану с его друзьями ни за что не запугать, а вот помощницы Элены Эренс будут чувствовать себя спокойнее в присутствии гвардейцев. - Вам следовало бы послушать вашего телохранителя, - заметила сестра Элена, быстро спускаясь по лестнице. - Там, где женщина решит вопрос словами, конфликт между мужчинами почти всегда приводит к драке. Меченый пожал плечами. - Может быть. И все-таки, когда имеешь дело с невоспитанной и злой собакой, лучше иметь под рукой камень или палку. День Олриса не задался с самого начала. Во-первых, он проспал, так что пришлось забыть о завтраке. Во-вторых, Олрис пробежал весь путь до Академии и заработал себе колотье в боку, но это оказалось бесполезной жертвой - когда он, задыхаясь, выбежал на Малую турнирную площадку, оказалось, что наставник Вардос уже там. Причем, судя по выражению его лица, он находился там достаточно давно. - Вы опоздали, - холодно заметил мастер. Эта привычка называть его на "вы" сильно обескураживала Олриса в первые дни, но за прошедшие недели он привык. Тем более, что уважением тут даже и не пахло. - Извините, мастер... - пробормотал Олрис, тяжело дыша. - Берите меч. Олрис хотел сказать, что ему нужно хоть немного отдышаться, но, посмотрев на Вардоса, подумал, что с тем же успехом можно попросить о передышке мраморную статую. Он подхватил тяжелый меч, надеясь, что, видя его старательность, наставник хоть чуть-чуть смягчится. Но не тут-то было. - Плохо. Очень плохо, - недовольно сказал Вардос, без труда парировав первую серию ударов и без всякой жалости заехав Олрису по пальцам. - Вы не выспались?.. Вопрос наставника звучал достаточно нейтрально, но Олрису показалось, что Вардос догадывается о том, как он провел вчерашний вечер. Кровь мгновенно прилила к лицу, и Олрис пожалел, что у него не такая смуглая кожа, как у Меченого - было бы не так заметно, когда он краснеет. Накануне Ингритт позвала его гулять по городу, и они набрели на заведение, где выступал тарнийский менестрель. Помимо всего прочего, он исполнял баллады о дан-Энриксе. Хотя час был уже довольно поздний, и им следовало возвращаться во дворец, Ингритт уговорила Олриса остаться и послушать - благо, Меченый выдал им кошелек, набитый серебром и медью, и сказал, что они могут тратить эти деньги, как угодно. За прошедшую неделю они так и не истратили ни одной медьки - Олрис стеснялся что-то покупать, боясь, что его не поймут или станут смеяться над его произношением. Но хозяин заведения, в которое они зашли, сам был тарнийцем и держал свою таверну, главным образом, для земляков. Он так красочно расписывал, что есть на кухне, что Олрису страстно захотелось заказать все эти замечательные вещи, и за следующую пару часов они успели перепробовать самую разную еду - липкие, сладкие медовые шары, окутанные головокружительным цветочным запахом, мясо на шпажке, устрицы, горячее вино со специями, горький темный эль... Все было таким вкусным, что Олрису совершенно не хотелось думать обо всяких глупостях - вроде того, что пиво не мешают с эшаретом. В результате из трактира они вышли уже за полночь, смеясь, как сумасшедшие, и хлопая друг друга по плечам… Нет, Вардосу определенно не стоило знать, как он провел вчерашний вечер. - Я поздно лег. Саккронис завалил меня работой, - потряся ушибленной рукой, чтобы ослабить боль в разбитых пальцах, сказал Олрис. - Вы должны говорить на аэлинге, а не на тарнийском, - холодно напомнил Вардос. Олрис растерялся. "Поздно лег" - это перевести несложно, но как будет - "завалить работой"? Надо как-нибудь попроще. Поручил... как будет "поручил"?! - Я смотрю, с Саккронисом вы занимаетесь так же успешно, как со мной, - заметил мастер, поджимая губы. - Вы, вообще-то, понимаете, что любой первогодок из Лакона трудится гораздо больше вас?.. Я согласился заниматься с вами исключительно из уважения к дан-Энриксу. Но, если вы намерены опаздывать, спать на ходу или не выполнять мои задания, то я не стану тратить на вас свое время. Олрис едва не сказал, что он тоже не рвался обучаться именно у Вардоса. Да и дан-Энрикс, если уж на то пошло, не просил у главы Лакона тратить на него свои бесценные свободные часы. Когда Олрис сказал, что он хотел бы продолжать учиться бою на мечах, втайне надеясь, что дан-Энрикс сам займется его обучением, тот несколько секунд обдумывал его слова, после чего сказал - "Что ж, я схожу в Лакон и выясню, сможет ли кто-нибудь из мастеров заняться с тобой фехтованием. Надеюсь, это будет Хлорд. Он был моим Наставником, когда я сам учился в Академии. Уверен, он тебе понравится". Вернувшись из Лакона, Меченый выглядел обескураженным. "Хлорд снова обучает первогодков, так что у него нет времени на дополнительные тренировки, - сказал он. – Мастер Вардос сказал, что из всех менторов только у него нет своего отряда, так что он займется этим сам. Ты должен быть на Малой турнирной площадке завтра в семь утра". "А кто он, этот Вардос?.." - спросил Олрис с любопытством. Меченый смущенно отвел взгляд. "Наставник Вардос - не особенно приятный человек, - ответил он после недолгой паузы, как будто извиняясь перед Олрисом. - Но он, вне всякого сомнения, прекрасный фехтовальщик... Когда я учился в Академии, мы с ним не ладили - но, если бы он вызвался заняться со мной фехтованием, я бы не отказался. Он очень хорош. Настолько же хорош, как Ирем. Так что постарайся примириться с его поведением". Олрис тогда самонадеянно решил, что иметь дело с Вардосом уж точно будет проще, чем учиться фехтованию у Дакриса, который колотил Олриса за ошибки или недостаточное, с его точки зрения, усердие. Крикс говорил, что мастера в Лаконе никогда не бьют своих учеников. Значит, самое худшее, что может сделать ему этот Вардос - это браниться и орать, а чью-то ругань вряд ли стоит принимать всерьез. Но очень скоро Олрису пришлось признать, что он ошибся по всем пунктам. Во-первых, мастер Вардос не кричал - он всегда говорил, не повышая голоса. А во-вторых, после нескольких тренировок с ним Олрис начал скучать по Дакрису. Заметив его ошалевший вид, дан-Энрикс сжалился над Олрисом и рассказал о своих собственных конфликтах с Вардосом. Даже сейчас воспоминание об этом разговоре помогло ему приободриться. Если мастер Вардос не солгал, говоря об уважении к дан-Энриксу, то, вероятно, он зауважал дан-Энрикса уже после его ухода из Лакона. Подумав об этом, Олрис улыбнулся - и, наткнувшись на холодный взгляд наставника, сообразил, что допустил ужасную ошибку. - Думаю, я вас переоценил, - заметил Вардос. - Вы ведете себя, как ребенок. Может быть, вы сможете сосредоточиться, если будете заниматься с кем-нибудь, кто ближе к вам по возрасту. Пойдемте. Олрис не рискнул спросить, куда они идут, и молча последовал за мастером. Они прошли через парк и вышли на площадку, где тренировалась пара дюжин мальчиков в серых лаконских куртках. Все они были гораздо младше его самого. - Мастер Талгвир, если не ошибаюсь, у вас нечетное число учеников? - спросил наставник Вардос, обращаясь к бледному, светловолосому наставнику. - Поставьте кого-нибудь в пару с этим юношей. Олрис яростно посмотрел на мастера. - Вы шутите?.. Они же мелкие! Он был готов к тому, что Вардос снова скажет, что он должен говорить на аэлинге, но наставник хмыкнул. - Третий год обучения, - уточнил он. - Поверьте, это максимум, на что потянут ваши фехтовальные таланты. - Я не хочу тренироваться с этой мелюзгой. - Дело ваше, - равнодушно согласился Вардос. - Вы найдете выход сами, или мне велеть кому-нибудь из этой мелюзги вас проводить?.. Олрис представил, как он возвращается и сообщает Криксу, что он отказался от учебы, потому что Вардос над ним посмеялся, и, сжав зубы, изъявил готовность заниматься с тем, с кем скажет мастер. Веснушчатый кареглазый парень, выбранный Талгвиром, был на голову ниже его самого, и на Олриса поначалу смотрел настороженно. Но с тренировочным мечом он обращался очень ловко, и приемы, которые им показывал наставник, у него получались едва ли не лучше, чем у Олриса. Примерно к середине тренировки лаконец расслабился настолько, что начал обидно ухмыляться над его ошибками. Потеряв терпение, Олрис с особой силой отразил очередной удар противника и толкнул его так, что парень полетел на землю. Сбить мальчишку с ног оказалось неожиданно легко - Олрис успел забыть, что он гораздо тяжелее своего противника. Рядом мгновенно оказался мастер, которого Вардос называл Талгвиром. - Спокойнее, - сухо заметил он. - Я не хотел, - пробормотал Олрис виновато. - Это вышло случайно. - Нет, не случайно, - тихо сказал мастер. - Ты был зол и сделал то, что тебе подсказала злость. Тебе следует лучше себя контролировать. Олрис кивнул, стараясь не смотреть на мастера. Талгвир, в отличие от Вардоса, ему понравился, и ему совершенно не хотелось выглядеть, как человек, который не в состоянии держать себя в руках. Его противник между тем поднялся на ноги, сердито глядя на него исподлобья. - "Йа не ха-тел" - вполголоса передразнил он Олриса, когда наставник отошел. Олрис спросил себя, действительно ли его аэлинг звучит настолько отвратительно. - Заткнись, - отрезал он. - "Саткни-ись". Олрис сообразил, что зря отреагировал так резко - если бы он пропустил эти слова мимо ушей, веснушчатый бы быстро успокоился. Но теперь, когда он понял, что насмешки над его произношением задевают Олриса, он будет изводить его, что бы тот ни сказал. Можно подумать, этот парень выглядел бы менее смешно, если бы ему пришлось говорить на чужом языке!.. Олрис с надеждой покосился на ползущее по небу солнце. В двенадцать тренировка кончится, и все ученики пойдут обедать, а он сможет выбраться отсюда и пойти в Книгохранилище, к Саккронису. Пытаться разбирать слова по книге, да еще и на едва знакомом языке, было даже сложнее, чем учиться фехтованию – но в том, что касается чтения, Крикс проявлял непостижимую настойчивость, а ради Меченого Олрис готов был на что угодно, хотя гадкие, похожие на муравьев значки рябили у него перед глазами и, с некоторых пор, мерещились ему даже во сне. Но, в сущности, Саккронис был очень приятным человеком, и, когда он видел, что Олрис устал, он всегда позволял ему отвлечься и рассказывал что-нибудь интересное. Кроме того, прежде, чем приступить к уроку, они обязательно обедали, а это значило - по меньшей мере полчаса не заниматься чтением, а сидеть за столом, есть то, что архивариусу принесут из "Черного дрозда", и болтать обо всем подряд. Раньше Олрис ни за что бы не подумал, что он может подружиться с таким древним стариком, как архивариус, который был стар уже тогда, когда дан-Энрикс еще был ребенком. А между тем, с Саккронисом часто бывало так же весело, как с Ингритт. Олрис подумал, что он с удовольствием бы оказался в обществе библиотекаря вместо того, чтобы терпеть злорадство и насмешки мелкого поганца. Но, судя по солнцу, до конца лаконской тренировки оставался еще целый час. * * * После того, как Меченый вошел в здание лазарета вслед за леди Эренс, Призрак с величайшей осторожностью отполз от края крыши, убедился, что убрался достаточно далеко, чтобы охрана Меченого не заметила ничего подозрительного, и, пригнувшись, добежал до торца дома. Там он вытащил из внутреннего кармана маленькое зеркальце и, поймав на него бледный луч ноябрьского солнца, несколько раз повернул зеркальце туда-сюда. Через несколько секунд с покатой крыши склада, расположенного на соседней улице, ответили такой же ярко-белой вспышкой, а спустя еще примерно полминуты солнечные зайчики забегали по крышам трех соседних мастерских. Убедившись, что люди Белоглазого на месте и ждут его сигнала, Шасс припрятал зеркальце и вернулся на свой наблюдательный пост, чтобы не пропустить момент, когда дан-Энрикс соберется уезжать. Добиться, чтобы Белоглазый послал с Шассом часть своих людей, которые обычно охраняли его в Мирном, было не так просто. Когда Шасс сказал, что для того, чтобы наверняка покончить с Меченым, ему понадобится несколько помощников, его принципал презрительно скривил тонкие губы и изрек: "Я слышал, когда ваш Владыка выезжает в город, то на крышах стоят лучники, которые могут за сто шагов попасть в серебряный динэр. Чем посылать сюда тебя, лучше бы Ар-Шиннор дал мне парочку таких ребят. Они давно бы пристрелили Меченого вместо того, чтобы без толку любоваться на него!". Шасс понял, что заказчик намекал на его предыдущие доклады, в которых он рассказывал о выездах дан-Энрикса и об организации его охраны. Призрак промолчал, в очередной раз удивляясь глупости клиентов, рассуждавших о вещах, о которых они не имели ни малейшего понятия. Слабенькие городские самострелы, которыми пользовались горожане или "сумеречники", не годились для стрельбы с большого расстояния, здесь нужен был хороший арбалет или лук, а их не спрячешь под плащом. Положим, лучники Владыки в самом деле славились способностью мгновенно пристрелить любого подозрительного человека в толпе, но ведь охране Ар-Шиннора ни к чему скрываться от посторонних глаз - напротив, подданным всегда полезно видеть, как тщательно охраняют государя. А Призраку нельзя ходить по городу с оружием, да и на крыше тоже нужно оставаться незаметным - охранники дан-Энрикса не дураки, все время озираются по сторонам и моментально среагируют на любое подозрительное движение. Хорош убийца, который встает на крыше во весь рост, чтобы стрелять из лука, или наводит на цель громоздкий арбалет... Нет, то, что хорошо для штурма, совершенно не годится для убийства, и недаром Шасс не мог припомнить ни одной истории о том, как Призрак устранял намеченную жертву выстрелом из арбалета. Чего стоит одна подготовка к выстрелу - встать во весь рост, наступить на стремя, зацепить тетиву взводным крюком... определенно, Белоглазому стоило попытаться это сделать самому, прежде чем раздавать дурацкие советы! Шасс полагал, что его план куда надежнее, не говоря уже о том, что этот план оставлял исполнителю вполне приемлемые шансы на спасение. В Айн-Рэме им внушали, что они должны в любой момент расстаться с жизнью, чтобы выполнить приказ Владыки, и, по правде говоря, большинство Призраков так мало дорожило этой жизнью, что, не задумываясь, жертвовали ей на первом же задании. Шасс не боялся смерти, но он был честолюбив; там, где обычный человек прежде всего подумал бы о том, чтобы обезопасить самого себя, и где обычный Призрак разменял бы свою жизнь, как мелкую монету, Шасс испытывал соблазн еще раз доказать, что он способен сделать невозможное - выполнить порученное ему дело и вернуться в Цитадель живым. Увидев в парке "истинников", Призрак заскрипел зубами. Только этого недоставало! Теперь люди Меченого позаботятся о том, чтобы тот оставался в здании, пока на помощь не прибудет стража, которая вышвырнет Килларо вон. И, в любом случае, из Дома милосердия Меченый выйдет под усиленной охраной. "Надо было все-таки прикончить Рована Килларо, чтобы не мешался под ногами!" - зло подумал Шасс, глядя на то, как Рован и его молодчики толпятся возле монастырской трапезной. Разумнее всего было бы отложить намеченное покушение до более удобного момента, но Шасс знал, что Белоглазый не захочет слушать его объяснений про вмешательство Килларо. С его точки зрения, Призрак и без того "подвел" его, заставив слишком долго ждать, да еще вынудив послать в Адель своих людей вместо того, чтобы покончить с Меченым своими силами. Выбора не было, он должен либо сделать то, что ему приказали, и убить дан-Энрикса сегодня же, либо погибнуть самому. Шасс не поверил собственным глазам, когда дан-Энрикс появился на крыльце вместе с Эленой Эренс, и они решительно направились в сторону трапезной в плотном кольце гвардейцев из эскорта Крикса. Призрак в своем укрытии слегка приподнял брови, втайне посочувствовав орденским рыцарям, которым приходилось охранять настолько беспокойную особу. По разумению убийцы, Меченому следовало оставаться в безопасном месте, а не спешить навстречу неприятностям. "Истинников" Меченый и сестра Элена увидели издалека - у трапезной их собралось никак не меньше трех десятков. - Собрал дураков со всей Адели... - выругался Крикс. - Куда только смотрит Ирем? Вопрос был риторическим, но Витто Арриконе, возглавляющий охрану Крикса, счел необходимым заступиться за своего командира. - За Килларо постоянно наблюдают, монсеньор, - заверил он. - Но "истинники" тоже не такие дураки, чтобы идти целой толпой через весь город. Я уверен, они добирались сюда по отдельности и встретились буквально перед тем, как войти в парк. Но им это не особенно поможет - вот увидите, через пару минут тут будет городская стража. Меченый поморщился. В глубине души он и сам понимал, что ни один человек не может уследить за всем, что происходит в городе. К тому же Ирему пришлось немало потрудиться, чтобы выделить для Крикса постоянную охрану. Меченый досадливо подумал, что, пожалуй, мало кто - помимо разве что Валларикса - "обходится" столичной гвардии так дорого, как он; Ирем приставил к принцу две дюжины своих людей, сменяющих друг друга днем и ночью, чтобы обеспечить его безопасность. По сведениям Крикса, ради этого мессеру Ирему пришлось вызвать в Адель орденских эмиссаров из близлежащих городов и даже возложить кое-какие наименее серьезные обязанности в Ордене на кандидатов - к бурной радости последних, справедливо рассудивших, что теперь их шансы попасть в Орден после испытательного срока многократно возрастают. Когда они дошли до трапезной, сестра Элена отстранила Витто Арриконе, неспеша направилась к группе "истинников" и остановилась в точности напротив Рована Килларо. Мастеровые, только что с заметным удовольствием наседавшие на перепуганных сестер, примолкли, насторожено поглядывая на застывших в стороне гвардейцев. - Что вам нужно? - сдержанно спросила сестра Эренс у Килларо. - От элвиенистов и их прихвостней нам ничего не нужно, - выпятив вперед свою бородку, заявил Килларо. - Мы пришли поговорить с вашими сестрами и объяснить им, что они совершают страшную ошибку, принимая в своем Доме святотатца. Ловко, оценил дан-Энрикс. Внутренние распри унитариев - не дело Ордена, а попытайся "истинники" сделать или же сказать что-то такое, что можно будет истолковать как угрозу принцу крови - Ирем их в бараний рог согнет, и ни один советник городского капитула не рискнет сказать ни слова в их защиту. - Вы мешаете нам заниматься нашими обычными делами и пугаете больных. Я прошу вас немедленно покинуть этот Дом. - С чего бы это? Этот Дом принадлежит Создателю. С чего вы взяли, что вы можете приглашать сюда своих друзей-элвиенистов, и при этом выгонять отсюда унитариев?.. Почему эти люди, - Рован дернул подбородком в сторону гвардейцев, - вопреки всем правилам вашего Ордена, вошли сюда с оружием? Другие унитарии согласно загалдели. Настоятельница ответила, слегка повысив голос, чтобы перекрыть начавшийся шум: - Вам это, вероятно, неизвестно, но, когда наш Орден основал в столице этот Дом, мы согласились соблюдать все местные законы и традиции. И, в любом случае, вопрос о соблюдении Устава - это внутреннее дело Ордена, которое вас совершенно не касается. Вам так не кажется? На лице Рована Килларо выступили красные пятна. Выражение "трястись от ярости" всегда казалось Криксу сильным преувеличением, но сейчас, глядя на Килларо, он увидел, что тот действительно дрожит. Меченый удивленно поднял брови, но почти сразу же сообразил, почему безобидные слова Элены Эренс оказали на ее противника такое сильное воздействие. Когда по городу распространился слух о том, что Рован, вопреки его рассказам, никогда не состоял в общине Белых Братьев, а попал туда из-за пристрастия к люцеру, это сделало Килларо посмешищем даже среди столичных унитариев, и теперь он, как и всякий болезненно-самолюбивый человек, решил, что сестра Эренс тоже намекает на его обман. - Не кажется! Зато мне кажется, что Орден совершил серьезную ошибку, поставив во главе общины женщину, которая была подстилкой лорда Ирема, - прошипел он. От ярости у Меченого зашумело в голове. Но прежде, чем он успел что-нибудь сказать, сестра Элена в один шаг преодолела разделяющее их с Килларо расстояние, и Меченый услышал хлесткий звук пощечины. Килларо пошатнулся от внезапного удара. На одну короткую секунду Крикс увидел сестру Эренс такой, какой она была двадцать с лишним лет назад - аристократку из старого рыцарского рода, а не настоятельницу Дома милосердия. Оправившись от потрясения, Килларо зашипел, как разозленный кот, и плюнул женщине в лицо. Крикс ощутил, как несколько гвардейцев из его охраны буквально повисли на его плечах, а еще двое рыцарей внезапно оказались прямо на его пути, и Меченый, которого тянули назад в четыре пары рук, едва не выбил себе зубы о чей-то стальной наплечник. - С дороги!.. - задыхаясь от бессильной злобы, рявкнул Меченый гвардейцам. - Я сейчас прикончу эту мразь! Вся ярость, которую он носил в себе после вчерашней ночи, вырвалась наружу, и теперь ему хотелось только одного - добраться до Килларо и превратить его бледное, самодовольное лицо в кровавую лепешку, чтобы глава Братства ползал по земле и выл от боли. Рован попятился, его глаза испугано забегали по сторонам. Наверное, он начал понимать, что, если "синие плащи" послушают дан-Энрикса, то ни один из членов Братства Истины не сможет защитить его от неминуемой расправы. - Прошу вас, принц... не надо... успокойтесь... - тяжело дыша, упрашивал побагровевший от напряжения Витто Арриконе, изо всех сил стараясь удержать дан-Энрикса на месте. - Слава Всеблагим, ну вот и стажа! - выдохнул он с несказанным облегчением, слегка ослабив хватку на плече дан-Энрикса. - Все, монсеньор... все кончилось. Они уходят. Правильнее было бы сказать "они убегают", потому что при виде отряда стражников "истинники" бросились врассыпную, верно рассчитав, что так у них будет гораздо больше шансов затеряться в парке и выбраться на какую-нибудь из соседних улиц. Сестра Эренс подошла к дан-Энриксу, на ходу стирая рукавом плевок Килларо. - Простите, монсеньор. Я намекала, что мужчины не способны удержаться от насилия, а вместо этого сама... - По-моему, вы поступили совершенно правильно, - ответил Крикс. - Подонок!.. Если у него есть хоть капелька ума, теперь он уберется из Адели. Клянусь Всеблагими Альдами, после сегодняшнего ему лучше не попадаться на глаза ни мне, ни... лорду Ирему. Сестра Элена покачала головой. - Я думаю, что сэру Ирему совсем не обязательно рассказывать подробности этой истории. Если подумать, ничего достойного упоминания и не произошло. В конце концов, мы ведь стремимся, по возможности, предотвращать конфликты между унитариями и элвиенистами, а не подливать масла в огонь? - Вы правы, - неохотно согласился Меченый, почувствовав, что его сжатые, словно пружина, мышцы постепенно расслабляются. - До свидания, сестра Элена... Я возвращаюсь во дворец. Стражники с Западной стены явно гордились тем, что провожают самого дан-Энрикса, и шествовали впереди и позади отряда всадников с таким серьезным видом, словно они двигались по вражескому лагерю, а не по самой тихой и безлюдной части города. Когда они свернули на широкую и относительно прямую улицу, ведущую от Вдовьей доли в Верхний город, Меченый почувствовал, что его верхняя губа болезненно саднит, и стер несколько капель крови тыльной стороной ладони. Посмотрев на руку, он поморщился. - Напомните, кого вы охраняете, меня или Килларо? - сухо спросил он у Витто Арриконе. Рыцарь опустил глаза. - Простите, принц. У нас приказ... - Выкручивать мне руки? - хмыкнул Меченый. Судя по лицу гвардейца, Арриконе был скандализован таким описанием их действий. - Мессер Ирем приказал любыми методами обеспечить вашу безопасность, - растерявшись, отозвался он. Меченый против воли рассмеялся. - Да, это похоже на мессера Ирема... А кстати, он не приказал докладывать ему, где я бываю и что делаю? Гвардеец в явном затруднении молчал. Дан-Энрикс поднял брови, ощутив режущую боль в месте наложенных Эленой швов. - Ну вот что, капитан: давайте-ка определимся раз и навсегда. Вы состоите в Ордене, но вы - моя охрана, так что подчиняться вы будете только мне. В частности, я бы хотел, чтобы лорд Ирем ничего не знал про стычку между леди Эренс и Килларо. Гвардеец молча поклонился. Крикс подумал, что на его месте он бы чувствовал себя довольно неуютно. Когда глава Ордена требует одного, а принц - совсем другого, начинаешь понимать, что, как бы ты ни поступил, ничем хорошим это не закончится. Какой-то мастеровой, с нежностью прижимающий к груди вместительный кувшин с вином, вышел из переулка и оторопело замер, обнаружив на своем пути дан-Энрикса и его свиту. Стражники сердито замахали на него руками, чтобы он отошел и дал дорогу. Тот не сразу понял, чего от него хотят, но после пары окриков попятился обратно в переулок. Меченый видел эту сцену только краем глаза, но все же болезненно скривился. Вот, пожалуйста, человек шел куда-то по своим делам, а тут целая прорва стражи и гвардейцев на конях - уйди с дороги, принц изволит возвращаться во дворец! Вот интересно, сможет ли он хоть когда-нибудь ходить по Адели так свободно, как в те дни, когда он был оруженосцем коадъютора?.. - Насчет мессера Ирема не беспокойтесь, я поговорю с ним сам, - сказал дан-Энрикс Витто Арриконе, возвращаясь к прерванной беседе. Рыцарь открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент мастеровой внезапно размахнулся и швырнул кувшин прямо под ноги стражникам. Кувшин со страшным грохотом разбился о мостовую, и перед глазами Меченого полыхнула такая вспышка, которую можно было видеть разве что во время фейерверка в годовщину коронации. Когда Килларо убедился, что все стражники остались с Криксом, и никто не гонится за ним, он сбавил шаг и привалился к первому попавшемуся дереву, пытаясь отдышаться и держась за правый бок. Все остальные истинники разбежались, кто куда, и он стоял один среди заснеженного парка. Первым чувством Рована Килларо было облегчение. Он вспомнил искаженное от ярости лицо дан-Энрикса, и его замутило при одной лишь мысли, что бы тот с ним сделал в случае его ареста. На уме у Меченого явно была кровь, и Рован понимал, что человеку вроде Крикса не потребуется много времени, чтобы исколотить его до полусмерти. "Или вообще убить" - подумал он, припомнив выкрики дан-Энрикса. Килларо подобрал с земли немного снега, растопил его в ладонях и умылся. Руки у него по-прежнему слегка дрожали. Выбора не оставалось, нужно было убираться из Адели. Ирем с Криксом не оставят это дело просто так, а глава магистрата ясно дал понять, что больше не намерен защищать Килларо против Ордена. Не говоря уже о том, что на сей раз лорд Ирем мог пойти другим путем - не арестовывать его, а поручить кому-то свернуть ему шею в темной подворотне или натянуть ему на голову в мешок и утопить в Заливе. Рован стиснул зубы. Рядовые члены Братства всегда восхищались тем, как он бесстрашно выступает против Ордена и лорда Ирема, и сам Килларо часто повторял, что наперед предвидит день, когда его убьют за его ревностную службу делу Истины, но до сих пор он никогда не верил в то, что на него действительно могут устроить покушение. А вот сейчас, представив дикие глаза дан-Энрикса, Килларо понял, что оставаться в городе нельзя. И лучше всего было бы убраться раньше, чем дан-Энрикс передаст мессеру Ирему его слова о леди Эренс. При воспоминании о настоятельнице в душе Рована Килларо снова загорелась злость. Она смеялась ему в лицо, пользуясь тем, что за ее спиной торчат дан-Энрикс и его гвардейцы, а потом и вовсе дошла до того, что посмела ударить его по лицу! Мысль о полученной пощечине жгла Рована Килларо, словно раскаленное железо. "Сука, - думал он, скрипя зубами. - Нацепила на себя монашеское платье - а в душе осталась той же шлюхой, как в то время, когда она ублажала лорда Ирема!" Когда первая вспышка ярости прошла, Килларо призадумался. Как ни крути, ему теперь придется спешно уезжать из города и прятаться от Ордена. Одной проблемой больше, одной меньше - роли уже не играет, следовательно, бояться ему нечего. Он вполне может затаиться в парке, подождать, пока дан-Энрикс и его эскорт не уберутся из Дома милосердия, а потом вернуться в ухоженную часть сада и отплатить Элене Эренс по заслугам. Рован прожил в Доме милосердия целый год, и был уверен в том, что здесь, как и в Бейн-Арилле, большая часть дверей не запирались на замок, а закрывались на засов или щеколду, чтобы их не открывало ветром. Он не сомневался, что сумеет отпереть сарай, взять лом или багор и разнести теплицу, над которой так тряслась Элена Эренс. Можно будет переколотить там все горшки с лекарственными травами и выбросить остатки в выгребную яму. Это послужило бы Элене Эренс подобающим уроком. От этой мысли сердце Рована забилось чаще и быстрее. С одной стороны, план выглядел довольно безопасным - даже если кто-то из сестер заметит что-нибудь неладное и прибежит на шум, он все равно успеет убежать. С другой - даже самый надежный план всегда может сорваться из-за какой-нибудь случайности. Если бы он мог остаться в городе, Килларо предпочел бы отложить возмездие и поручить его кому-нибудь другому. Но подобный путь потребовал бы времени и сил. Другие члены Братства искренне считали, что столичная община Милосердия священна, даже если Домом заправляет еретичка и распутница. Ему потребовалась бы немало потрудиться, чтобы убедить их в том, что сестры заслужили кару за вероотступничество и поддержку псевдо-Эвеллира. А убраться из Адели, как побитая собака, предоставив Ирему с его любовницей смеяться ему вслед, Рован не мог - это было бы выше его сил. Оставалось рискнуть и сделать все своими силами. Поколебавшись еще несколько минут, Килларо повернул назад. * * * Ослепшему от яркой вспышки Криксу показалось, что эхо взрыва громом отдается у него в ушах, но в следующую секунду его лошадь встала на дыбы, едва не сбросив своего наездника, и Меченый сообразил, что эхо ни при чем - боковым зрением он увидел еще одну слепящую белую вспышку, а третий кувшин упал в каком-то метре от него. "С крыши соседней мастерской" - успел подумать Крикс. Резко запахло серой, дико заржала испуганная лошадь Арриконе. - Что за...?! - выпалил Меченый, но задохнулся, не договорив. Расползающийся повсюду дым добрался до его лица, и Крикс зажмурился, почувствовав болезненную резь в глазах. Кобыла Меченого, очевидно, тоже ощутила действие неведомой отравы - она бешено кидалась из стороны в сторону и била задом, и лишившемуся зрения дан-Энриксу оставалось только как можно крепче стискивать коленями ее бока, чтобы не оказаться под копытами беснующейся лошади. Крикс ощутил, что кто-то врезался в него, его нога оказалась зажата между боками двух лошадей. Он попытался приоткрыть глаза, но сквозь висевший в воздухе дым и пелену слез не было видно ничего, кроме неясных темных пятен и оранжевых отблесков огня. - Принц?! Принц, вы живы?.. - напряженный голос Арриконе оборвал надрывный, резкий кашель. - Молчите. Не... вдыхайте... эту дрянь, закройте чем-нибудь лицо, - прохрипел Меченый, зажав ладонью рот и нос. Он ощущал, что его легкие как будто бы сдавил железный обруч. Меченый задыхался; главный человеческий инстинкт приказывал ему вдыхать как можно глубже, хватать воздух ртом, как рыба, вытащенная из воды. Приходилось делать над собой отчаянные усилия, чтобы, наоборот, вдыхать как можно меньше яда. В ушах у дан-Энрикса звенело все сильнее, голова отчаянно кружилась. Он почувствовал, что еще несколько секунд - и он не сможет удержаться на спине у лошади, и соскользнул с седла. Если накануне, представляя, как все будет, Призрак все-таки испытывал волнение, то сейчас, когда настал решающий момент, Шасс делал свое дело так же методично и спокойно, как всегда. Он даже сумел усилием воли подавить неистовую эйфорию, порожденную дюжиной зерен первоклассного люцера. Радоваться было слишком рано, хотя люди Белоглазого, конечно, справились с порученной задачей лучше, чем он мог надеяться. Несколько стрел, выпущенных из-за угла ближайших мастерских, не нанесут врагу серьезного урона, но зато убедят ослепших и ошеломленных нападением людей, что их отряд попал в серьезную засаду, а обезумевшие лошади не дадут им ни двинуться вперед, ни отступить. На верхней площадке узкой деревянной лестницы, ведущей с чердака на двор, Шасс ненадолго задержался. Оттянув веки, смазал приготовленным противоядием глаза, потом щедро плеснул прозрачной жидкости на шерстяной лоскут и плотно обвязал им низ лица. На те полминуты, которые ему понадобятся, эта маска сохранит его от яда. Шасс легко сбежал по лестнице и вышел в дым и хаос. Удушливый запах серы, огненного масла и белобородки ощущался, как удар в лицо. Несмотря на предпринятые меры безопасности, глаза мгновенно защипало. Можно было не сомневаться, что все остальные сейчас видят только отблески огня и смутные расплывчатые тени. А вот Шасс отлично видел свою жертву. Отделившись от стены, он бросился вперед, перекатился под копытами беснующейся лошади, пригнувшись, увернулся от другой... Сейчас это было совсем не трудно, Призраку казалось, будто мир вокруг него замедлился, и само время стало вязким и тягучим, словно мед. Он знал, что дело тут в убийственном количестве люцера, который он разжевал за несколько минут до этого, и понимал, что, если он переживет сегодняшнее покушение, то его сердце, вероятнее всего, откажет через пару лет. Каждый живущий в Цитадели с детства знал, как это выглядит - устройство человеческого тела им показывали на любом доступном материале, не исключая и останки их наставников, и Шасс прекрасно помнил жилы, рвавшиеся, как гнилые нитки. Собственно, поэтому-то он всегда старался обойтись своими силами, а не использовать люцер. Но сейчас ставки были слишком высоки. От Меченого, соскользнувшего с седла на мостовую, Шасса отделяло меньше десяти шагов. Один из охраняющих дан-Энрикса гвардейцев все-таки что-то заметил, или, может быть, просто почувствовал опасность - во всяком случае, он сделал такое движение, как будто собирался ему помешать. Призрак метнул короткий нож, и молодой гвардеец рухнул животом на гриву своего коня, схватившись за противовес ножа, торчащий из его глазницы. Должно быть, парень умер прежде, чем успел сообразить, что с ним произошло. А вот дан-Энрикс смог в очередной раз поразить убийцу. Призрак был готов к тому, что Меченый, уже продемонстрировавший поразительную быстроту реакции сегодня днем, когда он спас мальчишку в Доме милосердия, успеет оказать какое-то сопротивление, но Меченый повел себя совсем не так, как ожидал от него Шасс. Он быстро, как змея, скользнул под брюхо своей лошади, перекатился по земле, как и сам Шасс буквально несколько секунд назад, и на мгновение пропал из виду. Призрак бросился за ним, но Меченый двигался, как заколдованный. Казалось, река времени лениво течет мимо них, неся с собой людей и лошадей, и только они двое продолжают жить и действовать в обычном темпе. Хотя дан-Энрикс, по прикидкам Шасса, почти ничего не видел и дышал так тяжело, как будто кто-то раздувал кузнечные мехи, препятствия он обходил почти как человек, использующий Внутреннее зрение, и расстояние между ним и Призраком не сокращалось. Азарт этой неожиданной погони на секунду заслонил от Призрака нелепость ситуации, но потом дурман в его крови все-таки сделало свое дело - Шасс почувствовал, что его губы раздвигает идиотская ухмылка. Лучший воин Цитадели с первым рыцарем Легелиона играют в кошки-мышки среди дыма и огня... А потом Меченый исчез; словно сквозь землю провалился. В сердце Шасса шевельнулась ярость - бешеная ярость хищника, который упустил свою добычу, но Призрак заставил себя обуздать дурацкое, порожденное люцером бешенство, как раньше обуздал дурацкое веселье. Очистить свои мысли было в десять раз труднее, чем обычно, но, проделав это, Шасс почувствовал присутствие дан-Энрикса так же четко, как он чувствовал змею в кувшине и ловушки в Лабиринте. Меченый находился в парке Дома милосердия. Шасс предпочел пока не думать, как Криксу, в его нынешнем состоянии, удалось оторваться от погони, да еще и перебраться через каменную стену, ограждающую монастырь. Это сейчас было неважно. А вот то, что Крикс находится по ту сторону стены один, без своей надоедливой охраны, сильно упрощало дело. Шасс добрался до стены, подпрыгнул, зацепившись за ее верхушку кончиками пальцев, подтянулся, чтобы оказаться наверху... Меченый был чуть-чуть повыше своего убийцы, но в том-то и дело, что "чуть-чуть". Должно быть, пальцы у него, как и у Призрака, были железными. Мягким, кошачьим прыжком перемахнув на противоположную сторону, Шасс с удовлетворением заметил на шершавом сером камне несколько блестящих, ярко-алых капель крови. Значит, Меченый перелезал именно здесь, и, что еще важнее, ядовитый дым на него все-таки подействовал. Раз пошла кровь носом, значит, вероятнее всего, будут и судороги. Далеко дан-Энрикс не уйдет. Рухнув на заиндевевшую траву, Меченый несколько мгновений оставался неподвижным. Слезы по-прежнему текли из обожженных глаз, мир выглядел разбитой, перепутанной мозаикой из темных и светлых пятен, в легких полыхала боль. Но расслабляться было некогда; Меченый чувствовал, что оставаться у стены нельзя. Засада - ерунда, дан-Энрикс готов был поклясться, что все это было просто отвлекающим маневром. Значение имело только одно - та смертоносная, расплывчатая тень, которая бросилась на него среди огня и хаоса, беззвучно и стремительно, как хищная ночная птица. Кто бы он ни был - человек, Нэери или просто очень сильный маг, Меченый знал, что он по-прежнему опасен. Ему удалось немного оторваться от погони, но убийца обязательно последует за ним. Сделав над собой страшное усилие, дан-Энрикс заставил себя встать и, шатаясь, побежал вперед. Мелькнула мысль повернуть к госпиталю, чтобы поискать убежище внутри, но он, поколебавшись, все же повернул в другую сторону. Кто бы ни следовал за ним, привести это к сестрам было бы преступно. И к тому же, стены Дома милосердия его не защитят, это не Адельстан и не дворец Валларикса... Дворец... Крикс хрипло, тяжело закашлялся. Казалось, легкие пытались вывернуться наизнанку, чтобы освободиться от попавшего в них яда. Голова кружилась так, что Меченому пришлось ухватиться за смутно темневшее перед ним дерево. К горлу подкатывала тошнота. Нет, до дворца ему в подобном состоянии не добраться. Ощущение нарастающей опасности было настолько сильным, что кожа дан-Энрикса покрылась крупными мурашками. "Он уже за стеной" - подумал Крикс. От этой мысли сердце снова сорвалось в какой-то бешеный, безумный ритм, придавший ему сил справиться со слабостью и тошнотой и, оттолкнувшись от шершавого ствола, рвануть вперед, не тратя времени на размышления о своих шансах уцелеть. Кто же он был - Безликий? Или все-таки какой-нибудь колдун?.. В одном дан-Энрикс был уверен - он находится на службе Олварга. Может быть, это он убил Кэлрина Отта. Ведь, в конце концов, узнать что-нибудь об убийце не сумели даже орденские маги, проводившие опрос свидетелей... Крикс ощутил во рту знакомый вкус - соль и железо, выплюнул кровавую слюну себе под ноги и в очередной раз спросил себя, какой же мерзостью их отравили. Во время обучения в Лаконе Меченый часто слышал, как Саккронис рассуждает о горючих и о ядовитых веществах, но он был практически уверен, что старик ни разу не упоминал ни о чем подобном. Впрочем, архивариус и не скрывал, что в Легелионе всегда плохо разбирались в ядах; то ли дело Аварис, где отравление соперников и неугодных претендентов на престол считалось самым заурядным делом. "Аварис. Конечно же!" - подумал Крикс. Теперь казалось странным, как он сразу не сообразил, что встретился с одним из воинов Владыки Ар-Шиннора. Он ведь не так уж мало знал о Цитадели... да что там, лет в одиннадцать он даже бегал по Лакону, завязав глаза шарфом и представляя себя Призраком! Теперь было понятно, почему убийце не мешал тот самый дым, который ослепил дан-Энрикса и рыцарей из его стражи - он использует Внутреннее зрение... От Призрака не спрячешься, просто заставив его потерять себя из виду. Внутреннее зрение - редкий и странный дар, на самой грани интуиции и магии, и именно поэтому считается, что от убийц из Цитадели нет спасения. По мере того, как мысли Меченого неслись все быстрее и быстрее, сам он двигался все медленнее. Несмотря на боль в груди, он сделал над собой усилие, стараясь дышать глубоко и ровно и унять неистовое, сумасшедшее сердцебиение. Хороший ворлок, несомненно, смог бы посоперничать с убийцей, обладающим Внутренним зрением... Меченый не был настоящим ворлоком, но кое-что он все-таки умел. Он выровнял дыхание, закрыл глаза, чтобы расплывчатые контуры и слишком яркий белый свет не мешали сосредоточиться, и "отпустил" свое сознание - в точности так, как делал это по ночам, сидя в глубоком кресле у камина и бездумно глядя на огонь. Шасс ощущал звеневший в воздухе след Меченого - его страха, ярости, отчаяния. Вероятно, что-то в этом роде ощущает волк, когда бежит по следу раненого зверя. Призраку претило это ощущение звериного азарта, подогретое бушующим в крови люцером. Убийца, который преследует намеченную жертву - это так же глупо, как мясник, который вместо того, чтобы забить бычка или барана, начал бы отпиливать им голову тупой пилой. Только дураки восхищаются байками про Призрака Синана, который сначала перерезал дюжину охранников, потом заколол клиента, а потом скончался от разрыва сердца. Настоящий Призрак убивает быстро, незаметно и без лишней грязи. Просто Меченый, себе на горе, оказался чересчур шустер... Шасс неожиданно почувствовал удар между лопаток, и промерзшая земля с белой от инея травой стремительно бросилась к нему навстречу. В обычной ситуации он бы перекатился по земле, но навалившаяся сверху тяжесть не дала ему возможности для этого маневра. Меченый каким-то чудом сумел обмануть его, расставить на охотника ловушку, обратив его способности против него же самого... "Ублюдок, - выругался Призрак в адрес Белоглазого, ударившись о землю и почувствовав под лопаткой острое, болезненное жжение. По-видимому, ослабевший и почти ослепший враг предпочел использовать не меч, а нож. - Я же говорил тебе, поносник, что он маг!.." На протяжении нескольких секунд, показавшихся Шассу вечностью, они боролись на земле, надсадно, тяжело дыша. У Меченого явно не хватало сил, чтобы одновременно удержать противника, не дав ему подняться или вырваться из своего захвата, и при этом нанести еще один удар, но и у Шасса не хватало сил, чтобы стряхнуть с себя дан-Энрикса. А потом Шасс почувствовал, как Меченый ударил его своей магией. Призраку чудилось, словно чужие пальцы раздирают его мозг, он видел страшные, бессмысленные вещи, никогда не происходившие с ним наяву. ...Какой-то темный и сырой подвал, сапоги Белоглазого перед его лицом... чудовищная боль - во лбу, в ступнях, во всем его растерзанном, голодном и окоченевшем теле. ...Налитое оранжевым огнем клеймо, которое какой-то человек подносит к его лбу - неторопливо, чтобы он успел представить ожидающую его боль во всех подробностях. Ноздри щекочет запах раскаленного железа. Призрака мутит от отвращения и ужаса. Нельзя пытаться отодвинуться. Нельзя кричать. Во что бы то ни стало, надо продолжать держать глаза открытыми. Если он даст понять, что ему страшно, то они промучают его еще по крайней мере полчаса. ...И снова Белоглазый, шепчет ему на ухо: "Помнишь, в Кир-Роване я объяснял тебе, на что способна магия? На самом деле, ты тогда попробовал совсем чуть-чуть... Но не беда, все остальное я продемонстрирую на вашем короле". Шасса захлестывает ощущение полнейшего бессилия. У него не осталось ничего, чтобы дать выход своему отчаянию, бешенству и раздирающему чувству собственной вины. Ни тела, чтобы броситься на помощь пленнику, ни даже легких, чтобы закричать... Призрак давно забыл, кто он такой, забыл, что он здесь делает. Единственное, что имело смысл - это оказаться как можно дальше от дан-Энрикса с его проклятой магией. Шасс чувствовал, что, если это ощущение чужого разума, вторгающегося в его сознание, продлится еще хоть одно мгновение - то он сойдет с ума. Страх придал ему сил, позволив сбросить навалившегося на него противника на землю. Когда нож вышел из раны, боль под лопаткой стала резче и сильнее, но сейчас все это не имело ни малейшего значения. Перекатившись по траве, он кое-как поднялся на ноги. Мир вокруг утратил привычную реальность. Не из-за раны под лопаткой, под действием люцера можно было встать и после более серьезного ранения... То, что с ним сделал Меченый, было гораздо хуже, чем удар ножом. Деревья проплывали мимо, как во сне. Едва справляясь с этим чужим телом, с этим жутким ощущением собственной нереальности, Шасс пытался бежать с нормальной скоростью, но все, что он мог сделать - это продвигаться вперед резкими, неровными прыжками, как подраненный олень. Шум за спиной подсказывал ему, что Меченый тоже поднялся на ноги и пытается его преследовать. Шасс глухо, хрипло застонал. Он бы, пожалуй, дал себя добить, если бы был уверен в том, что Меченый не пустит в дело свою магию, а обойдется исключительно ножом или мечом. Килларо Шасс заметил почти случайно - "истинник" стоял под деревом, застыв от изумления, и пялился на двух шатающихся, обессилевших мужчин с таким испугом, словно думал, что они явились сюда исключительно ради того, чтобы его убить. Не приходилось сомневаться, что он так и будет прижиматься к дереву, оцепенев от страха, пока они не окажутся как можно дальше. Шасс уже собирался просто пробежать мимо Килларо, когда его озарила новая идея. Поравнявшись с "истинником", он схватил его за куртку, резко дернул на себя и отшвырнул Килларо прямо на дан-Энрикса, с которым их разделяло всего несколько шагов. Краем глаза он увидел, что Килларо, громко завопив от неожиданности и испуга, врезался в дан-Энрикса, едва не сшибив его с ног. Шасс стиснул зубы и напряг все силы, чтобы оторваться от замешкавшегося преследователя. Он был уверен, что его маневр не особенно задержит Меченного, но надеялся все-таки выиграть немного времени, и, может быть, спастись. * * * "Какой чудовищный кошмар" - подумал Крикс, придя в себя и осознав себя лежащим на своей кровати во дворце. Несмотря на то, что спал он долго, и по всем законам должен был отлично выспаться, Меченый чувствовал себя усталым и разбитым. Крикс не помнил, когда он в последний раз видел настолько отвратительные сны. Погоня за собственным убийцей, слепота, Килларо... Крикс сказал себе, что надо побыстрее встать, чтобы все эти дикие, сумбурные картины потускнели и забылись, как любое сновидение. Он резко сел в постели и попробовал открыть глаза, но обнаружил, что их закрывает плотная повязка. Выругавшись, он сорвал ее с лица, запачкав руку жирной мазью, и увидел яркие, бесформенные пятна света. Сидевший у его постели человек перехватил его запястье. - Тихо, успокойся... что ты делаешь? - спросил он у дан-Энрикса. Голос говорящего звучал так мягко, что дан-Энрикс далеко не сразу осознал, что это Ирем. - Я ослеп?! - спросил дан-Энрикс, яростно пытаясь протереть глаза, но с ужасом убеждаясь в том, что размытые контуры никак не обретают четкость. - Мы пока не знаем, - почти виновато сказал Ирем. - Пятеро стражников и двое моих рыцарей полностью потеряли зрение... Мы подносили им к лицу горящий факел, но они не видели огня. Все остальные видят очень плохо, но Рам Ашад считает, что у тех, кто может видеть свет, зрение постепенно восстановится. Будем надеяться, что он прав. - Так значит, это был не сон, - медленно сказал Крикс. Ирем вздохнул. - Боюсь, что нет. Ты помнишь, что произошло? Меченый глубоко задумался. Хоть Ирем и сказал, что все произошедшее случилось наяву, дан-Энрикс затруднился бы сказать, что из его воспоминаний было правдой, а что - мороком, галлюцинацией, привидевшейся ему под действием аварского дурмана. - Знаешь, это все не так уж важно, - спохватился Ирем. - Рам Ашад сказал, что тебе нужно больше отдыхать. Меченый посмотрел на светлое пятно на месте окон своей спальни и спросил. - Который теперь час? - Полдень, - ответил Ирем, явно радуясь, что Меченый больше не говорит о нападении. - Я обещал дождаться, пока ты придешь в себя, чтобы сейчас же доложить Валлариксу. У Рам Ашада этой ночью было очень много дел, так что сейчас он спит, но, если хочешь, я пришлю к тебе кого-то из его помощников. Меченый покачал головой. Он опустился на подушки и прикрыл глаза, делая вид, что хочет отдохнуть - это было нетрудно, потому что он чувствовал себя совершенно обессиленным этим коротким разговором. Но в действительности Меченый хотел остаться в одиночестве не для того, чтобы заснуть, а для того, чтобы никто не отвлекал его и не мешал собраться с мыслями. Ирем тихонько вышел, чтобы сообщить Валлариксу, что Крикс пришел в себя, а Меченый прикрыл глаза и погрузился в зыбкие, сумбурные воспоминания о том, что с ним происходило накануне. Судя по всему, его стремительное бегство от убийцы из Айн-Рэма и попытка скрыться от погони в парке Дома милосердия все-таки были явью, а не сном. Но дальше - дальше начиналось что-то исключительно невероятное. Они боролись на земле - это он помнил хорошо... Меченый чувствовал, что он стремительно теряет силы. Человек, которого он пытался удержать, был очень сильным, и при этом гибким, как змея. Не приходилось сомневаться, что любую слабость с его стороны Призрак использует не для защиты или бегства, а для нападения. Сознание того, что через несколько секунд он, может быть, умрет, и тогда все окажется напрасным - все, что ему пришлось перенести с тех пор, как он узнал об Олварге, и многолетние труды Седого, и даже Туманный лог, погибший исключительно ради его спасения - вызвало в Меченом неистовую ярость. А живущая в нем Сила превратила его мысли в страшное оружие, гораздо более опасное, чем меч или стрела. Разве Олварг не показал ему, на что способна магия в руках того, кто не стесняется использовать ее против своих врагов?.. На лбу у Меченого выступила липкая испарина. Он вспомнил все. Он сделал со своим убийцей то же самое, что Олварг делал с ним. Он обратил всю свою ярость против Олварга на своего убийцу и впечатал эту ярость ему в мозг, как раскаленное клеймо... Неудивительно, что после этого его противник обратился в бегство. То, что с ним случилось, было в тысячу раз хуже, чем насильственный допрос у ворлока. Потом на Меченого налетел Килларо. Альды Всеблагие, что он вообще там делал?.. Меченый, преследовавший Призрака, так и не понял, что произошло. Сколько дан-Энрикс ни напрягал свою память, мысли об этом моменте оставались смутными, как сон. Кажется, он успел увидеть темную, метнувшуюся к нему тень, вообразил, что это сам убийца или кто-то из его помощников, нанес удар - не слишком точный, потому что руки ослабели и дрожали после схватки с Призраком - и осознал свою ошибку лишь тогда, когда услышал хриплый, полный ужаса и боли вопль, который испустил столкнувшийся с ним человек. Меченый схватил его за локти, но не удержал - ноги Килларо подломились, и он мешком осел на землю. Несколько ругательств, вырвавшихся у раненого в перерывах между стонами, наконец-то объяснили Меченому, с кем он имеет дело. Не узнать Килларо и его манеру выражаться было невозможно. Крикс застыл на месте. Его яростный порыв догнать убийцу исчез так же внезапно, как и появился. Страха тоже не было - Меченый плохо понимал, что именно он сделал со своим несостоявшимся убийцей, но при этом почему-то был уверен в том, что Призрак не вернется и не попытается его добить. Стоны и причитания скорчившегося на земле Килларо вызывали в нем только тупое и бессмысленное удивление. Пару секунд дан-Энрикс просто-напросто стоял над раненым, чувствуя себя совершенно оглушенным, но потом, мало-помалу приходя в себя, все-таки опустился на колени рядом с Рованом и попытался выяснить, куда пришелся нанесенный им удар. - Не тронь меня!.. - взвизгнул Килларо, извиваясь, словно угорь, и отталкивая его руку. - Успокойся, - прошипел дан-Энрикс, раздосадованный глупым поведением Килларо, но при этом смутно сознававший, что сердиться бесполезно - Рован ошалел от боли и вдобавок до смерти напуган. - Я хочу помочь. - Как-нибудь обойдусь без твоей помощи, убийца! - выплюнул Килларо. Меченый в конце концов нащупал рану и почувствовал, как по спине пополз противный холодок. Похоже, от испуга он ударил "истинника" со всей силы - нож вошел в живот Килларо очень глубоко. Если бы удар пришелся чуть повыше, лезвие бы рассекло аорту, и Килларо был бы уже мертв - ну а сейчас у него оставалось еще немного времени, пока его не прикончит кровотечение из брюшной артерии. - Не обойдешься. Если ничего не сделать, ты умрешь минуты через полторы, - сказал дан-Энрикс таким тоном, что Килларо наконец-то проняло - он замолчал и предоставил Меченому делать все, что тот считает нужным. Слушая его прерывистое, хриплое дыхание, дан-Энрикс прижал руку к ране и закрыл глаза, стараясь ощутить присутствие Тайной магии. Но, сколько бы усилий он ни прилагал, он ощущал только чудовищную пустоту. Ему казалось, словно он с разбега налетел на стену. "Ну давай... давай же!.." - бормотал дан-Энрикс, сам не зная, к кому обращается - к Килларо, к Тайной магии или к себе. Но все было напрасно. Он не ощущал в себе и мире даже самой слабой искры магии. Исчезла даже тихая, почти неразличимая мелодия, живущая в камнях Адели и дающая понять, что древний город дышит и живет своей особой, тайной жизнью. Сейчас эта музыка умолкла, и дан-Энрикс слышал только оглушающую тишину. По телу Рована Килларо пробежала дрожь, а потом он затих - должно быть, потерял сознание. Еще с минуту Меченый сидел над ним, пытаясь ощутить хотя бы проблеск Силы - пока, наконец, не осознал, что это бесполезно. К этому моменту еле слышное сердцебиение Килларо прекратилось. Глава Братства Истины был мертв. ...Когда в его спальню снова заглянул сэр Ирем, Крикс встретил его, сидя на кровати. - Я убил Килларо, верно? - спросил он, не глядя на вошедшего. - Это вопрос или утверждение? - осведомился Ирем после паузы. - Скорее, утверждение. - Печально. Я надеялся, что ты расскажешь что-нибудь другое, - сказал рыцарь. Он прошел через всю комнату и сел на край его кровати. - Я не знаю, кто убил Килларо, Рик. Но большинство людей в Адели думают, что это сделал ты. * * * Лорд Аденор слушал, как собравшаяся у дворца толпа уже в который раз горланит свое "Кровь-за-кровь!", и страстно сожалел о том, что не уехал в Лейверк, пока у него еще была подобная возможность. Аденор поймал себя на том, что начал безотчетно постукивать пальцами по подлокотнику в такт крикам за окном, и раздраженно сжал кулак. Любой разумный человек сбежал бы из Адели без оглядки в тот же самый день, когда увидел, как дан-Энрикс вернул к жизни Отта. Если невозможные, не поддающиеся логике события начали происходить не во сне, а наяву, стоит задуматься о том, не придет ли вслед за чудесами очередь ночных кошмаров. Но Ральгерд сказал себе, что в его возрасте и положении смешно бояться темных магов из другого мира, и, поддавшись приступу нелепого авантюризма, разрешил себе остаться в городе и посмотреть, что будет дальше. Непростительный идиотизм! Перед глазами Аденора снова промелькнуло соблазнительное видение родового замка - сумрачный главный зал, ощерившие пасть кабаньи головы на стенах, зажаренная целиком оленья туша на столе, накрытом на двоих, и нудные, как сама смерть, воспоминания отца о Наине Воителе и о турнирах пятидесятилетней давности. Неважно, что отец уже четыре года как в могиле - в памяти Ральгерда Аденора он оставался такой же неотделимой частью замка, как развешанное по стенам оружие, обильная, но грубая еда и закопченный потолок. "Будь у меня хоть капля здравомыслия, я бы сейчас был там" - с чувством подумал Аденор. - Глава городского капитула, мейстер Юлиус Хорн, советник магистрата Эйвард Римкин и их эскорт, - доложил приоткрывший дверь гвардеец. - Пропустите, - кивнул император. Аденор предполагал, что посетители не станут тратить времени на долгие приветствия, но та решительность, с которой Хорн заговорил о главном, едва распрямившись после первого поклона, выглядела откровенно вызывающей. - Мы пришли требовать правосудия, мой лорд, - без всяких предисловий сказал он. - Два дня назад в парке Дома милосердия было совершено убийство, и в этом убийстве обвиняют представителя вашего дома. Если Валларикс и чувствовал себя задетым тоном посетителя, то он никак не выказал своего недовольства. Он смотрел на Юлиуса Хорна так спокойно, словно гул собравшейся на площади толпы не был слышен даже через запертые ставни. - Потрудитесь объясниться, мейстер Хорн. Насколько мне известно, в моем окружении нет убийц. - За час до гибели Килларо ваш племянник, лорд дан-Энрикс, во всеуслышание обещал "прикончить эту мразь". Прошу прощения... Одна из сестер Дома милосердия сообщила нам, что лорд дан-Энрикс вернулся в Дом один, без своей охраны. Он был в очень плохом состоянии, попросил вызвать лорда Ирема и потерял сознание. Тело Килларо нашли в парке. Он умер от ножевого ранения в живот. Сестра Ордена милосердия, о которой я говорю, передала нам нож лорда дан-Энрикса. Присутствующие отнеслись к этому заявлению по-разному. Сэр Ирем мрачно усмехнулся, Меченый нахмурился, а королева выразительно вскинула брови и спросила: - То есть эта женщина украла нож, пока хозяин находился без сознания?.. - Исключительные обстоятельства оправдывают исключительные меры, моя королева, - слегка поклонившись, возразил советник. - Речь идет о совершении убийства. Лорд дан-Энрикс вытер лезвие, но кровь Килларо осталась на гарде и на рукояти. То, что эта кровь принадлежит Килларо, подтвердил магистр из Совета ста. - Сэр Ирем собирался перебить советника, но Хорн не дал ему этого сделать и ответил на незаданный вопрос. - Да, монсеньор, мы получили сообщение лорда дан-Энрикса, в котором утверждалось, что смерть Рована Килларо - не убийство, а несчастный случай. Но мы, естественно, не можем удовлетвориться этим объяснением и посчитать вопрос закрытым. Лорд дан-Энрикс должен пойти с нами и пройти допрос у ворлока, а после этого предстать перед судом. Даже не глядя на мессера Ирема, Ральгерд почувствовал, что он напрягся, как взведенный лук. Даже на спокойное лицо Валларикса набежала тень. Все понимали, что положение критическое. Либо Меченый заявит, что он невиновен, и откажется подчиниться городскому магистрату, и тогда конфликта между горожанами и Орденом не избежать, либо он последует за Хорном - и тогда последствия могут быть непредсказуемыми. То, что собравшаяся у Дворца толпа настроена весьма воинственно, понял бы даже полный идиот. Меченый поднял голову. - Я готов сделать все, что требует закон в подобных случаях, но я прошу дать мне отсрочку, - хрипло сказал он. - Вам наверняка известно, что я и еще несколько людей из моей охраны пострадали во время нападения. Мой лекарь, мэтр Рам Ашад, считает, что я должен оставаться на месте и соблюдать покой. Стоявший рядом с его креслом Рам Ашад кивнул. - Я готов присягнуть, что любое чрезмерное напряжение, тем более допрос у ворлока, может прикончить человека в таком состоянии, как лорд дан-Энрикс. Как врач, который отвечает за его здоровье, я категорически против того, чтобы он следовал за вами. Даже на носилках. Пару секунд Юлиус Хорн сверлил Меченого недоверчивым и мрачным взглядом. К счастью, вид дан-Энрикса как нельзя больше соответствовал словам Ашада. Каждый, кто увидел бы это зеленовато-бледное лицо с испариной на лбу и страшными, багровыми синяками вокруг глаз, не усомнился бы, что Меченый не в состоянии куда-нибудь идти. Аденор закусил губу, молясь, чтобы советник согласился. За несколько последних лет Ральгерд успел неплохо изучить характер Хорна и не сомневался в том, что в глубине души уравновешенный и сдержанный советник тоже не желает обострения конфликта. Люди вроде Юлиуса Хорна могут действовать довольно жестко, если их к этому вынудить, но по сути хаос и насилие - не их стихия. Слова Меченого давали советнику возможность разрядить предгрозовую атмосферу в городе, не поступаясь справедливостью, и Аденор надеялся, что Хорн не преминет воспользоваться этим шансом. - В случае, если обвиняемый тяжело болен и не в состоянии ответить на предъявленные обвинения, закон предписывает отложить дознание, - помедлив, согласился Хорн. Стоявший рядом Римкин прямо-таки почернел от злости, видя, как победа уплывает у него из рук. Юлиус, впрочем, не заметил бешенства своего спутника, поскольку продолжал смотреть только на Крикса. - Для жителей Адели Рам Ашад - человек с безупречной репутацией; но, поскольку он известен, как ваш друг, мы пришлем во дворец другого лекаря, чтобы он подтвердил слова Ашада. Вы согласны? - Да. - Тогда мы предоставим вам отсрочку, о которой вы нас просите. - Может быть, мы сэкономим время, если лорд дан-Энрикс исцелит себя с помощью магии?.. Для человека, воскрешающего мертвых, это вряд ли будет слишком сложно, - ядовито сказал Римкин, с ненавистью глядя на дан-Энрикса. - Успокойтесь, Римкин, - холодно одернул его Хорн. - Нам нужно обсудить гораздо более серьезные вопросы. Государь, мы настаиваем на том, чтобы лорда дан-Энрикса судили члены городского магистрата. Аденор, успевший понадеяться, что дело оборачивается не так уж плохо, ощутил, что сердце у него оборвалось. Доверить судьбу Крикса Римкину?.. С тем же успехом можно было бы прикончить Меченого прямо здесь - так выйдет и быстрее, и гораздо милосерднее. - Вы сошли с ума, советник, - возмутился Аденор. - Назначать судей, которые судят обвиняемых такого ранга, может только император! - Сказано немного резко, но, по сути, глава казначейства прав, - куда более прохладным тоном, чем обычно, подтвердил Валларикс. - Нам это известно, государь, - почтительно наклонив голову, сказал Юлиус Хорн. - Но, ввиду того, что обвиняемый - ваш близкий родственник, мы просим, в виде исключения, изменить существующий порядок. Люди, возмущенные убийством Рована Килларо, жаждут справедливости. Не нужно досконально знать законы, чтобы понимать, что никто не может быть судьей в собственном деле. Мы сами сформируем суд, подберем ворлоков и дознавателей и вынесем свое решение. Лорд Ирем стиснул зубы так, что по скулам заходили желваки. Даже Валларикс, кажется, утратил свою обычную невозмутимость. Лицо императора закаменело. - Ну а если я не соглашусь исполнить вашу... просьбу? - спросил он негромко. - Тогда мы будем вынуждены отказать подобному суду в доверии, - твердо ответил Хорн. "Приплыли... лавочники угрожают императору! - злобно подумал Аденор. - Ирем был тысячу раз прав. Как можно было добровольно посадить себе на шею этих римкинов и хорнов?!" В комнате повисло напряженное, гнетущее молчание. С улицы, словно отдаленный шум прибоя, доносился гулкий рокот, в котором, прислушавшись, можно было разобрать все тот же лозунг "кровь-за-кровь". "Сколько же их там собралось?.. - подумал Аденор. - Судя по звуку - тысяч пять..." Прислушиваясь к этим звукам, королева безотчетно положила узкую ладонь на свой заметно округлившийся живот, как будто бы оберегая еще не рожденного ребенка от бушующей снаружи злобы. Ирем, стоявший ближе всех к окну, поглядывал на улицу, и озабоченное выражение его лица пугало Аденора даже больше, чем все остальное. Меченый обернулся к императору. - Мой лорд, я думаю, нам стоит согласиться с предложением советника, - произнес он. "Ты что?! - едва не заорал лорд Аденор. - Не смей!.." - Я возражаю, - выпалил Ральгерд, рванув душивший его воротник колета с такой силой, что скреплявший ворот золотой крючок со звоном отлетел на стол. В аулариуме императора было совсем не жарко, но Аденор чувствовал, как под колетом и рубашкой по спине течет противный, липкий пот. - Прошу вас, государь, позвольте мне поговорить с лордом дан-Энриксом наедине. Не больше двух минут! - Не понимаю, с какой стати главе городского казначейства вмешиваться в дело, которое его совершенно не касается, - угрюмо сказал Римкин. На сей раз Юлиус Хорн не стал одергивать своего спутника, а предпочел его поддержать. - Советник Римкин прав, не будем понапрасну тратить время. Лорд дан-Энрикс, вы согласны с тем, что судьи, выбранные вашим дядей, не годятся для такого дела, и что вам приличнее предстать перед независимым судом? Дан-Энрикс чуть заметно усмехнулся. - Я согласен с вами, мейстер Хорн. - А вы уверены, что судьи, выбранные магистратом, не окажутся людьми, имеющими поводы для личной ненависти или мести?.. - громко спросил лорд Аденор, сверля глазами Римкина. К его большому разочарованию, в лице Эйварда Римкина не дрогнул ни единый мускул - зато Юлиус изрядно озадачил Аденора тем, что в ответ на его намек нахмурил лоб и прикусил губу. Он повернулся к Меченому и сказал: - Большинство членов магистрата никогда не встречались с вами за пределами Дворца и Адельстана. Что касается меня, то я, действительно, имею личные причины относиться к вам с предубеждением, и готов отказаться от участия в суде. "А ты-то почему?" - опешив от такого заявления, подумал Аденор. На лице Меченого тоже промелькнуло замешательство. - Вы?.. Извините, я как-то не ожидал. Но что я вам... Хотя это не важно. В любом случае, вы кажетесь мне справедливым человеком, и я не имею ничего против вашего участия. - Это очень любезно с вашей стороны - тем более, что речь идет о вашей жизни, - раздраженно сказал Хорн. - Ну так что, я могу выйти и сказать собравшимся снаружи людям, что вы предстанете перед судом городского магистрата? Аденор изо всех сил замотал головой и даже, наплевав на этикет, провел ребром руки по горлу. Но дан-Энрикс то ли не заметил этой пантомимы, то ли предпочел проигнорировать ее и коротко ответил - "да". - Прекрасно. В таком случае, желаю вам скорейшего выздоровления. Юлиус перекинул через локоть край плаща, учтиво поклонился королю и королеве и сделал знак своей охране. Через полминуты в аулариуме императора не осталось никого из посторонних. Некоторое время все подавленно молчали и прислушивались к крикам за окном. Потом успевший сделаться привычным шум внезапно стих и наступила оглушительная тишина, тянувшаяся, как показалось Ральгерду Аденору, целую вечность. А потом с улицы донесся торжествующий, многоголосый рев - похоже, Юлиус и его спутники успели сообщить собравшейся толпе, что Меченый вынужден был принять поставленные ему условия. Сэр Ирем отвернулся от окна. - На самом деле, все не так уж плохо, - сказал он, как будто переубеждая всех собравшихся, а заодно и самого себя. - Мы смогли выиграть время, а это сейчас главное. Призрака ищут лучшие гвардейцы, маги и доглядчики. Как только мы его найдем, мы сможем снять с дан-Энрикса все обвинения. - А если не найдем?.. - спросил лорд Аденор так резко, что стоявшая за креслом королевы девушка в синем орденском плаще вздрогнула от неожиданности. Мессер Ирем выразительно нахмурился. - Слушайте, Аденор, да что с вами такое?.. Вы сегодня непохожи сами на себя. Краснеете, бледнеете, рвете на себе воротник... Если вам нездоровится, идите и лечитесь. - Я в порядке, - буркнул Аденор, метнув на рыцаря свирепый взгляд. Однако он успел заметить, как стоявший рядом с креслом Крикса Рам Ашад переглянулся с императором, едва заметно качнул головой и взглядом указал на королеву. - Знаете что, Ральгерд? Я думаю, сэр Ирем прав, - мягко сказал Вальдер. - Выглядите вы и впрямь неважно. Вам необходимо отдохнуть. Молчите, Аденор, это не обсуждается... считайте, что я вам приказываю лечь в постель. Ступайте. Ральгерд со скрипом отодвинул кресло, поклонился императору и Криксу и на деревянных, плохо гнущихся ногах вышел из аулариума в коридор. Кровь бешено стучала у него в висках. Неудивительно, что Ирем с Рам Ашадом заподозрили, что у него лихорадка. Жаль только, что лежанием в постели делу не поможешь. Разве что... Лорд Аденор остановился. Вообще-то это был не самый худший выход из сложившегося положения. Сослаться на болезнь, попросить императора освободить его от должности, и завтра же - домой, в Лейверк. В конце концов, оставшись здесь, он никому этим не поможет, только навредит себе. Ну и какой, скажите на милость, в этом смысл?.. Гвардейцы, охраняющие аулариум правителя, с недоумением смотрели, как Ральгерд расхаживает по пустой приемной взад-вперед. Походив так пару минут и тихо выругавшись, Аденор направился в гостиную дан-Энрикса. Там он уселся в кресло и стал ждать. Прошло, должно быть, полчаса, прежде чем двери комнаты открылись, и дан-Энрикс, отпустив сопровождавшего его слугу, вошел в гостиную, переставляя ноги медленно и аккуратно, как столетний дед. Успевшего расслабиться за время ожидания вельможу замутило от волнения - но вместе с тем он ощутил большое облегчение, увидев, что дан-Энрикс был один, без Ирема и даже Рам Ашада. Меченый успел сделать несколько шагов вглубь комнаты, прежде чем понял, что в гостиной кто-то есть. - Кто здесь? - спросил он резко, глядя на вельможу напряженным взглядом. Сердце у Аденора сжалось. Ирем говорил, что Крикс все еще плохо видит после нападения, но не узнать его за несколько шагов, при ярком дневном свете?.. - Это я, мой принц, - кашлянув, сказал он. - Вы, Аденор?.. - лицо дан-Энрикса расслабилось, он даже улыбнулся. - Мне казалось, вы сейчас должны быть у себя. А как же императорский приказ? - Простите, монсеньор, мне сейчас не до шуток. Положение очень серьезное. Нужно добиться, чтобы Римкина отстранили от участия в суде. - Да, было бы неплохо, - продолжая улыбаться, согласился Меченый. - Да сядьте вы... что бы там ни говорил Ашад, но я пока что могу дойти до кресла без посторонней помощи. Что же до Римкина, то здесь ничего не поделаешь. Конечно, не особенно приятно, когда тебя судит человек, который явно хочет придушить тебя собственноручно. Но у нас нет оснований требовать, чтобы он не участвовал в процессе. Мы впервые встретились в тот день, когда убили Отта. У него нет никаких причин мне мстить. - Вы ошибаетесь, мессер. Помните, вы просили разузнать, почему он относится к вам так... враждебно? Я навел кое-какие справки, и мне кажется, что я нашел ответ на ваш вопрос. Племянник Римкина погиб примерно девять лет назад, во время беспорядков в Шатровом городе. Среди людей, повешенных мессером Иремом за грабежи и мародерство, его не было - значит, он был убит во время уличных боев. Подробности мне неизвестны, но... возможно... кто-то из его товарищей, участвовавших вместе с ним в погроме, указал на вас как на его убийцу. Это исключительно мое предположение, но это объяснило бы, почему Римкин вас так сильно ненавидит, - Аденор старался не смотреть на собеседника, но взгляд, как будто намагниченный, упорно возвращался к неподвижной, сгорбленной фигуре на соседнем кресле. - И давно вы это выяснили?.. - спросил Меченый после тяжелой, вязкой паузы. - Несколько недель тому назад, - мысленно проклиная самого себя за этот никому не нужный приступ правдолюбия, ответил Аденор. Ну ладно информация о Римкине, там промолчать было нельзя, но здесь-то, спрашивается, кто его тянет за язык?.. Он внутренне напрягся, ожидая, что дан-Энрикс спросит, почему же он молчал все это время, но, как оказалось, собеседник думал о другом. - Как его звали? - спросил он. Лорд Аденор даже не сразу понял, о чем речь, а когда понял, то страдальчески скривился. Что за извращенная привычка - интересоваться именами тех, кого тебе пришлось убить! - Лансель Берру, - нехотя сказал он. - Что вы еще узнали? - Почти ничего. Сестра Эйварда Римкина вышла замуж за помощника капитана с канторны "Золотая цапля". Корабль пропал без вести во время плавания к Внешним островам, все команда считается погибшей. Римкин взял на себя все заботы о вдове и ее сыне. Это все, что я сумел установить. Меченый хрипло рассмеялся - и внезапно со всего размаха саданул по подлокотнику своего кресла кулаком, заставив Аденора подскочить. - Я начинаю понимать, что подразумевала леди Эренс, - сказал он, и Аденору сделалось не по себе от ярости, звучавшей в его голосе. - Действительно, забавный из меня выходит Эвеллир!.. Лорд Аденор подавленно молчал. На душе у него было исключительно паршиво. Ему очень хотелось сказать Криксу, что эта злосчастная история случилась не вчера, а девять с лишним лет назад, и, если уж на то пошло, парень погиб по своей собственной вине. Не силой же его поволокли в Шатровый город!.. Но язык у вельможи не ворочался во рту. - Послушайте, мессер... - выдавил он в конце концов. Меченый резко дернул головой. - Не надо, Аденор. Я знаю, что вы собираетесь сказать. Что эти люди первыми напали на Шатровый город, и у меня не оставалось выбора - либо смотреть на то, что они делают, либо найти какой-то способ их остановить. Но я... - Хватит, - с досадой перебил лорд Аденор. - Если вам обязательно нужно кого-то обвинить, то обвиняйте не себя, а тех, кто подстрекал людей к погрому. Вы, конечно, помните, что лорд Дарнторн тогда готовил государственный переворот?.. Мы с ним совместно думали над тем, как подогреть общее недовольство, но при этом сделать так, чтобы оно не обернулось против нас самих. Я посоветовал сделать акцент на том, что император тратит деньги из казны на беженцев, пока столице угрожает голод. Было совершенно очевидно, что идея содержать каких-то чужаков в ущерб себе и своим детям быстро доведет людей до бешенства - особенно если почаще говорить о том, что беженцы приносят в город грязь, болезни и преступность. Так что смерть этого мальчика - это не ваша, а моя вина. Вспышка, заставившая Аденора выпалить эту тираду, миновала, оставив после себя только опустошенность и холодный, липкий страх. "Это безумие, - с тоской подумал Аденор. - Он же меня убьет - и будет прав". Дан-Энрикс с непонятным выражением смотрел на него через стол. - Зачем вы мне все это рассказали, Аденор? - спросил он спустя несколько томительных секунд. - Только не пытайтесь нести чушь про запоздалое раскаяние. Даю вам слово, если вы посмеете сказать, будто вам жаль этого парня, я сверну вам шею. Аденор поморщился. - Вы правы, мне его не жаль... Но мне жаль вас. И, как ни странно, Римкина. Хотя это не главное. - А что же главное? - сурово спросил Крикс. - Помните, вы рассказывали, что происходило в этом вашем... Эсселвиле? Я тогда не придал этому значения. Не то чтобы я не поверил вам, но, честно говоря, я полагал, что все ваши слова про Темные Истоки - просто философская метафора. Но с тех пор, как я узнал про Римкина, у меня появилось чувство, словно мы давно и незаметно для себя запутались в какой-то жуткой паутине, и теперь, когда мы делаем попытки вырваться, все наши действия только усугубляют ситуацию. - Понятно. Значит, вы поверили в Исток - и до смерти перепугались? - хмуро усмехнулся Меченый. Лорд Аденор помедлил и кивнул. - Ну что ж, по крайней мере, честно. Что вы собирались делать дальше - поджать хвост и убежать в Лейверк?.. - поинтересовался Меченый, заставив Аденора покраснеть. - Тогда езжайте. Я не стану вас задерживать. - Спасибо, но я предпочту остаться здесь, - угрюмо огрызнулся Аденор. Странное дело, после того, как Крикс заставил его высказать мучавшие его мысли вслух, он ощутил такое облегчение, как будто бы самое худшее осталось позади, хотя с рациональной точки зрения это и было страшной глупостью. - Скажите лучше, что вы думаете делать с Римкином? Лицо дан-Энрикса застыло. - Я попробую поговорить об этом с Юлиусом Хорном, но не думаю, что это нам поможет. К сожалению, все ваши рассуждения недоказуемы. В ту ночь в Шатровом городе погибло больше сотни человек, и то, что я тоже был на улице в ту ночь, не дает оснований отстранить от участия в суде второго - после Хорна - человека в магистрате. А сам Римкин своей заинтересованности в этом деле не признает. - Значит, обвините его в злоупотреблении законом и потребуйте допроса с ворлоком! - Нет, Аденор. Этого я не сделаю, - покачав головой, ответил Меченый. - Вы не хуже меня знаете эдикт о злоупотреблении законом. Может быть, Римкин и хочет свести со мной счеты, но я сводить с ним счеты не хочу. В особенности после вашего рассказа... Ну, не вздыхайте так мрачно. Одного Римкина на десять судей вполне можно пережить. Тем более, что суд наверняка возглавит Хорн, а он не выглядит, как человек, который ставит свои чувства выше справедливости. - Юлиус Хорн - очень достойный человек. Вы правы, что не попросили его отказаться от участия в суде, - ворчливо согласился Аденор. - Но все же интересно, что у него там за поводы для "личного предубеждения"?.. Дан-Энрикс скорчил странную гримасу - поднял брови и при этом дернул углом губ. - Да так... на редкость глупая история. Я, честно говоря, даже не сразу вспомнил, чем я мог его обидеть - а потом было уже неловко снова поднимать этот вопрос. Мне, конечно, стоило бы извиниться, но, боюсь, в сложившихся обстоятельствах он бы неверно меня понял, - эту мысль дан-Энрикс договаривал себе под нос, и Аденор разочарованно вздохнул, поняв, что продолжения не будет. * * * Олрису не спалось. Он уже битых полчаса ворочался в постели, но никак не мог найти удобное положение. Возможно, дело было в том, что после нападения на Крикса и ему, и Ингритт запретили покидать дворец, и теперь Олрис уставал гораздо меньше, чем обычно. Поначалу он даже обрадовался, что избавился от Вардоса, ранних подъемов и подначек от соперников по тренировочной площадке, но довольно быстро заскучал. Все были заняты каким-то делом, и на них с Ингритт никто не обращал внимания. Олрис слонялся по дворцу, разглядывая гобелены и развешанное по стенам оружие, и завидовал собранности Ингритт, которая проводила время в личной императорской библиотеке и с непостижимым, на взгляд Олриса, упорством продолжала заниматься аэлингом, выстроив вокруг себя целые баррикады из тяжелых книг в тисненых переплетах из телячьей кожи. Олрис попытался было присоединиться к ней, но обнаружил, что не может ни на чем сосредоточиться. Потрескивание огня в камине, пыль, кружившаяся в потоке света из окна, приход секретаря, зашедшего в библиотеку за какими-то бумагами - любая мелочь возвращала его к размышлениям о том, сумеют ли гвардейцы Ирема найти убийцу и поправится ли Крикс. Поймав себя на том, что он опять сидит над книгой, глядя в пустоту, Олрис старался встряхнуться и сосредоточиться на ровных черно-красных строчках, но довольно быстро раздражался и, захлопнув книгу, уходил бродить по замку, кожей чувствуя, как Ингритт с укоризной смотрит ему вслед. Сейчас он чувствовал примерно то же самое - привязчивое, как репей, желание куда-нибудь идти, что-нибудь делать, пусть даже что-нибудь глупое и бесполезное, только бы не сидеть на месте. Неподвижное лежание в кровати становилось нестерпимым, словно пытка. Олрис встал и натянул рубашку из мягкой зеленой шерсти. Из соседней комнаты слышалось ровное дыхание спящей Ингритт. Олрису захотелось "случайно" уронить какую-нибудь вещь, чтобы Ингритт проснулась, и они смогли поговорить, но он преодолел этот соблазн. Кто знает, чего Ингритт стоило ее спокойствие?.. Пусть спит. Натягивая сапоги, Олрис сказал себе, что самым лучшим будет пойти к Криксу и удостовериться, что у него все хорошо. "Что он все еще жив" - уточнил голос в его голове. Олрис поморщился. Умом он понимал, что эти мысли - форменный идиотизм; если бы лорд дан-Энрикс умер или находился при смерти, то весь дворец стоял бы на ушах. Но неотвязный страх, сидевший где-то глубоко внутри, не поддавался никаким разумным аргументам. Олрис знал, что успокоится не раньше, чем Крикс снова сможет без проблем передвигаться по дворцу и перестанет выглядеть, как умирающий. Поколебавшись, Олрис отказался от идеи идти к Меченому честь по чести, через коридор. Хотя в такое время Крикс обыкновенно еще не ложился спать, гвардейцы Ирема, скорее всего, не пропустят к нему посетителя. Уж лучше он пойдет через балкон и постучит дан-Энриксу в окно. На галерею, протянувшуюся вдоль фасада здания и соединявшую их с Ингритт спальни с комнатами принца, Олрис вышел без колета и плаща, в одной рубашке. Ночи в преддверии Эйслита были ясными, холодными, с безоблачным и очень темным небом. Воздух пах морозной свежестью и дымом от топившихся каминов. Олриса мгновенно обдало пронзительным и резким холодом, но это ощущение было даже приятным. По его расчетам, ему предстояло пройти не больше дюжины шагов, а потом снова оказаться в теплой комнате. Как он и ожидал, из окон Меченого лился свет - дан-Энрикс бодрствовал, несмотря на поздний час. К восторгу Олриса, одно из окон было приоткрыто, чтобы впустить в спальню свежий воздух. Олрис радостно улыбнулся и ускорил шаг. Он уже собирался постучать по ставню, когда услышал доносившийся из спальни голос лорда Ирема и мысленно спросил себя, с чего он взял, что Крикс будет один. Попятившись, Олрис прижался к ледяной стене, чтобы его силуэт, мелькнувший за окном, случайно не привлек к себе внимания. - Закрой это проклятое окно, - предложил Ирем. - Здесь и так уже ледник. Он сделал шаг к окну, но Крикс остановил его. - Не надо. У меня в последнее время постоянно чувство, будто бы мне не хватает воздуха. - Это из-за яда? - озабоченно нахмурившись, уточнил коадъютор. Меченый невольно улыбнулся. Он совсем забыл, что его бывший сюзерен относится к таким вопросам исключительно практично. - Нет. Я не имел ввиду какие-нибудь приступы удушья. Просто... я всегда любил этот дворец, но сейчас у меня такое ощущение, как будто я в ловушке, и все эти стены давят на меня. - С чего бы вдруг, - мрачно пробормотал сэр Ирем. Дан-Энрикс окончательно уверился, что рыцарь заглянул к нему не для того, чтобы выпить бокал вина. - Ты ведь пришел не просто так? - осведомился он. - Плохие новости?.. - Почему именно плохие? - Были бы они хорошими, ты бы не стал тянуть, - пожав плечами, сказал Крикс. - Ты прав, - сознался Ирем. - Новости действительно плохие... Мои люди нашли Призрака. Он мертв. Меченый ощутил, как внутри стало холодно и пусто. Их последняя надежда рухнула. Призрак умер, значит, допросить его по делу Рована Килларо невозможно. Впрочем, разве он не знал, что так и будет?.. Даже коадъютор, вероятно, уже чувствует, что они угодили в западню. Надеяться, что люди Ирема найдут убийцу, и вопрос решится сам собой, было не просто легкомысленно - это было безумно. Но он все равно надеялся. - Значит, я все-таки его убил? - бесцветным голосом спросил дан-Энрикс. - Мне показалось, что для умирающего он двигался слишком быстро... - Ты его не убивал. Он сделал это сам. Когда какой-то Призрак не справляется с порученным ему заданием, случается одно из двух - либо заказчик требует закончить начатое дело, либо разрывает договор. Если контракт разорван, Призрак должен умереть - это мне объяснил Саккронис. Он очень хотел участвовать в осмотре тела. Он сказал, что ритуальное самоубийство Призрака - редчайший случай, что известно всего два подобных эпизода. Чаще всего Призрак либо погибает при попытке выполнить задание, либо все-таки добивается успеха - иногда с шестой или седьмой попытки. Возможно, несмотря на наши... затруднения из-за Килларо, стоит радоваться, что он мертв. Если бы он остался жив, он бы сосредоточился на том, чтобы попробовать тебя прикончить. А сейчас это не слишком сложно. Крикс покачал головой. Навряд ли Призрак бы продолжил на него охотиться. После того, что с ним случилось в прошлый раз, заставить самого себя приблизиться к дан-Энриксу для него было бы не проще, чем сознательно взять в руки раскаленное железо - Крикс знал это лучше, чем кто бы то ни было другой. Но говорить об этом Ирему он, разумеется, не стал. Если тот видит в смерти Призрака какие-нибудь положительные стороны, тем лучше для него. - И что, ты разрешил Саккронису взглянуть на тело?.. - без особенного любопытства спросил он. - Да, разрешил. Хотя на его месте я не рвался бы рассматривать такую мерзость. Перед смертью он не только сжег все свои вещи, но еще и вымазался ядовитой мазью, которая разъела все его лицо чуть ли не до костей. Я предупредил Саккрониса, что зрелище весьма неаппетитное, но он сказал, что читал описание такого случая у... в общем, уже не помню, у кого, и что он знает, что там будет. Надо отдать ему должное, у старика стальные нервы. Меня самого едва не вывернуло наизнанку, когда я увидел этого молодчика, а Саккронису хоть бы что. Ирем умолк, и наступила долгая, томительная пауза. Крикс понимал, что нужно спросить что-нибудь еще, поддержать разговор о смерти Призрака, но чувствовал, что он не в силах выдумать ни одной подходящей фразы. Этот разговор был абсолютно бесполезным - просто способом заполнить раздражающую тишину. На самом деле и ему, и даже Ирему понятно, что все это уже не имеет ни малейшего значения. Ирем первым нарушил наступившее молчание. - Помнишь, когда Юлиус Хорн приходил вызывать тебя на суд, Римкин спросил, почему ты не можешь исцелить себя с помощью магии?.. А в самом деле, почему?.. Меченый пожалел, что не продолжил говорить о теле Призрака. Вопрос, который поднял Ирем, был гораздо щекотливее. Меченый постарался, чтобы его голос звучал так же ровно, как обычно, когда он ответил: - Ну а ты как думаешь?.. Ты же не удивляешься, что я не могу сесть на лошадь или фехтовать. Чтобы кого-то исцелить, нужно потратить силы - а для этого нужно сначала их иметь. - Да перестань, - нетерпеливо сказал Ирем. - Я же вижу, что с тобой что-то не так, и это "что-то" - не болезнь и не усталость. И усталым, и больным я тебя видел много раз. Это не то. Что с тобой происходит?.. Это как-то связано с тем вечером, когда я убедил тебя воспользоваться магией и проследить за Олваргом? Меченому очень хотелось сказать "нет", но эта утешительная ложь буквально застревала в горле. - Трудно сказать, - ответил он в конце концов. Он понимал, что лжет, и чувствовал, что Ирем понимает это так же хорошо, как и он сам. - Не знаю, что со мной произошло, но я больше не чувствую Тайную магию. Ни в чем, даже в своем мече. Как будто я оглох. Валларикс ощущает Истинную магию в Ривалене и в Очистительном огне, но признает, что он больше не слышит музыку Адели - она ушла куда-то очень глубоко, в самую толщу стен, и когда он что-нибудь чувствует, то сам не может разобраться до конца, реальность это или всего-навсего обман воображения. Может быть, это я каким-то образом заставил ее замолчать. А может быть, все дело в том, что Леривалль погиб, и Истинная магия мало-помалу умирает вслед за ним. - Так что же, ты теперь не Эвеллир? - лорд Ирем не принадлежал к числу людей, которые способны обойти важный вопрос молчанием из опасения кого-нибудь задеть. Но все-таки его прямолинейность покоробила дан-Энрикса. - Если ты имеешь ввиду человека, который способен исцелить кого-то магией, или, допустим, воскресить Кэлрина Отта - то, определенно, нет, - ответил Крикс, не удержавшись от сарказма. В том, что касается политики и государственных проблем, сэр Ирем проявлял себя, как человек глубокого и гибкого ума, но его представления о Тайной магии всегда казались Криксу примитивными, как рассуждения какого-нибудь лавочника. Но сейчас Ирем был слишком поглощен своими мыслями, чтобы почувствовать в словах дан-Энрикса насмешку. - Это моя вина, - угрюмо сказал он. - Ты с самого начала говорил, что это неудачная идея. Мне бы следовало понять, что ты разбираешься в этом гораздо лучше. И мэтр Викар тоже сказал, что это настоящее безумие. Крикс пожал плечами. - Какая теперь-то разница?.. Да, план был чересчур рискованным. Сейчас, когда мы знаем, к чему это привело, можно до бесконечности терзать себя вопросами о том, как можно было совершить такую глупость. Но если бы нам удалось узнать, что замышляет Олварг - мы бы посчитали, что это отличная идея. Разве нет? Сэр Ирем нехотя кивнул - а в следующую секунду они оба вздрогнули от неожиданности, услышав тихий, но настойчивый стук в дверь. Ирем с досадой выругался. - Хегг бы их подрал!.. С этими Призраками, "истинниками" и всей прочей швалью я скоро начну подскакивать из-за любого шороха. ...Ну, что еще? - сердито спросил он, распахивая дверь. - Срочное сообщение, мессер, - ответили из коридора. - Отряд вооруженных всадников на королевском тракте. Около семидесяти гверрцев под началом Лейды Гвенн Гефэйр. Только что проехали последнюю заставу, будут в городе примерно через два часа. Прикажете открыть ворота?.. - говоривший хрипло, сдавленно закашлялся. Меченый, сердце которого при упоминания о гверрцах подскочило и сейчас стучало где-то возле горла, явственно представил, как он гнал коня во весь опор, чтобы опередить Лейду Гэфейр и ее отряд. Дан-Энрикс не завидовал ему. Во время службы в Серой Сотне они отправлялись на разъезды, натянув шарфы до самых глаз, но даже это помогало не всегда, и после долгой скачки по морозу в груди ощущалась неприятная, глухая боль, а на щеках нередко появлялись белые отмороженные пятна. - Открывайте, - разрешил лорд Ирем. - Отправляйтесь к капитану Северной стены и сообщите, чтобы подготовил встречу. А потом... - Потом идите греться, - перебил дан-Энрикс, пока Ирем не заставил парня возвращаться и докладывать о выполнении приказа. Ирем хмыкнул. - Ладно, Финнрек. Лорд дан-Энрикс, кажется, доволен вашим сообщением. Пошлите к Северной Стене кого-то из дозора и идите отдыхать, - сжалился он. И, отмахнувшись от ответа Финнрека, захлопнул дверь. - Ну что, ты рад?.. - спросил он, возвращаясь к Криксу. - Я не знаю, - отозвался Крикс, помедлив. - Не уверен, что у меня есть причины радоваться. Честно говоря, я не хотел бы это обсуждать. Выпьешь со мной? - Пожалуй, но тогда спустись с небес на землю. У тебя такое выражение лица, как будто бы ты умираешь от желания вскочить на лошадь и помчаться к городским воротам. Это раздражает. Крикс поморщился, сообразив, что коадъютор был не так уж и не прав - все мышцы у него и в самом деле напряглись, как будто бы он был готов немедленно сорваться с места. - Хватит болтать вздор, - устало сказал он. - Лучше распорядись, чтобы нам принесли бутылку эшарета. Олрис бесшумно отделился от стены и вернулся обратно в свою спальню. Конечно, любопытно было бы послушать, о чем Крикс и Ирем станут разговаривать за эшаретом, но он чувствовал, что, если он еще чуть-чуть пробудет на балконе, то начнет стучать зубами так, что его будет слышно даже в комнатах дан-Энрикса. Его трясло от холода, и он никак не мог отделаться от ощущения, что его внутренности смерзлись в один липкий и холодный ком. Ввалившись в свою комнату, он первым делом бросился к камину и придвинулся к огню настолько близко, насколько это возможно было сделать, не спалив штаны и сапоги. В подслушанной беседе Олрис разобрал примерно половину - на большее его познаний в аэлинге не хватило. Но он был уверен в том, что главное он понял правильно, и Крикс действительно лишился своей магии. "Проклятый Призрак! - думал он, скрипя зубами от досады и от холода. - Как жаль, что он успел себя убить. Его бы следовало обезглавить. Нет, четвертовать!.. И я бы с удовольствием на это посмотрел!" Бедный дан-Энрикс. Мало того, что ему сейчас едва хватает сил, чтобы пройти по комнате, так он, в придачу к этому, еще лишился и своих магических способностей! Для мага это, вероятно, так же тяжело, как стать калекой. "Я бы сам убил этого Призрака, если бы мог!" - подумал Олрис злобно. Постояв возле камина еще несколько минут и согревшись достаточно, чтобы его перестало корчить от озноба, он добрался до своей кровати и залез под одеяло. Оказавшись в уютном шерстяном коконе из одеял, Олрис спросил себя, кто сможет защитить Адель от Олварга теперь, когда дан-Энрикс полностью лишился своей Силы - и не смог найти ответа. "Интересно, что об этом скажет Ингритт" - промелькнуло в его голове, но в следующую секунду он со всей отчетливостью осознал, что он не вправе никому рассказывать о том, что слышал этой ночью. Узнать чужой секрет, подслушивая чей-то разговор - уже довольно некрасиво, ну а выболтать такой секрет кому-нибудь еще - это уже самое настоящее предательство. "Завтра я пойду к дан-Энриксу и расскажу ему, что я все слышал" - обещал он сам себе, чтобы немного успокоить свою совесть. Если повезет, дан-Энрикс будет слишком рад из-за приезда этой женщины - как там ее зовут?.. - чтобы рассердиться на него всерьез. - Наверное, это и есть та женщина с портрета, - пробормотал он сонно. Его разморило от тепла, что он не мог открыть глаза – зато лицо, которое он видел на рисунке в Ландес Баэлинде, становилось все отчетливее по мере того, как Олрис погружался в сон. Вспоминать о возлюбленной дан-Энрикса было неловко - главным образом, из-за привидевшегося ему под действием люцера поцелуя - но он все-таки попробовал представить себе, как она скачет по заснеженному тракту во главе отряда всадников, и волосы у нее развеваются от ветра. Правда, потом Олрис мысленно напомнил сам себе, что это глупо, и в такой собачий холод леди ни за что не станет путешествовать без теплой шапки или капюшона. Интересно, что же все-таки случилось между ней и Меченым? Когда дан-Энрикс обнаружил, что Олрис нашел среди его бумаг ее портрет, он не выглядел особенно счастливым. И сегодня, когда Ирем говорил о ней, в голосе Меченого тоже слышалось скорее напряжение, чем радость. "Надо будет встать как можно раньше, чтобы ничего не пропустить" - подумал Олрис, окончательно проваливаясь в сон. * * * Последняя застава на пути к столице выглядела не особенно внушительно. В неярком кругу света, который отбрасывал на снег висевший над воротами фонарь, ежились два замерзших стражника. Их шлемы и плащи были покрыты изморозью, как пирог - глазурью. Чувствуя ноющую боль в спине, ногах и шее, Лейда спешилась, взяла гнедого под уздцы и повела его во двор. Конь был высокий, нервный, постоянно рвущийся в галоп. Вручив поводья подбежавшему мальчишке, Лейда на всякий случай предупредила: - Оботри насухо, но не пои. Нам скоро выезжать. Кивнув своим ребятам, заводившим лошадей в конюшню, Лейда зашагала к постоялому двору. Казалось, что дрожащий в окнах свет бросает вызов холоду и мраку, навевая мысли о тепле, натопленном камине и горячей пище. Зайдя в трактир, она стянула меховую шапку с укрепленным на ней беличьим хвостом. Освобожденные из плена волосы рассыпались по плечам. Сидевшие в трактире стражники с заставы и какой-то остроносый тип, напоминавший сборщика налогов, словно по команде, повернулись в ее сторону, разглядывая Лейду с жадным любопытством. Судя по всему, им было очень скучно. Быстро разобравшись, кто есть кто, Лейда шагнула к остроносому, подбросив на ладони кошелек. - Сколько у вас свободных лошадей? - Пятнадцать, - не задумываясь, отозвался он. - Но по закону на заставе всегда должны быть по меньшей мере три свежие лошади для орденских гонцов, поэтому... - Поэтому я заплачу прогонные в двойном размере, - предложила Лейда без обиняков. Обычно она не испытывала склонности к подкупу должностных лиц, но сейчас она чудовищно устала и промерзла до костей, и все, чего ей хотелось - это, наконец, добраться до Адели и покончить с этим двухнедельным путешествием. Остроносый с явным сожалением поморщился. - Простите, леди, не могу. Не приведи Создатель, явится кто-нибудь сразу после вас, потребует коня - что я ему скажу?.. Лейда облокотилась о столешницу, придвинувшись поближе к собеседнику. - А вы скажите, что я показала вам письмо лорда дан-Энрикса, и вы не решились отказать, - предложила она тихо и многозначительно. Она достала из-за отворота своего колета сложенный в несколько раз листок и положила его на стол так, чтобы было видно остатки алой восковой печати и размашистую подпись "К д.-Э.". Мужчина посмотрел на росчерк Крикса, а потом взглянул на Лейду - так, как будто бы впервые разглядел ее по-настоящему. - Лошади будут готовы через четверть часа, месс Гефэйр, - сказал он, понизив голос с видом человека, разгадавшего невесть какую тайну и теперь гордящегося своей прозорливостью. Лейда улыбнулась и поощрительно кивнула, втайне потешаясь над серьезной миной остроносого. В действительности разве что дурак не догадался бы, что женщина в мужской одежде и с мечом на поясе, которая торопится в столицу во главе отряда всадников под гверрским стягом - Лейда Гвенн Гефэйр. Ее собеседник покосился на ее туго набитый кошелек и предложил: - Может быть, выпьете горячего оремиса?.. - Несите лучше грог - сразу на всех, - распорядилась Лейда. Ее люди постепенно заполняли общий зал, который сразу стал казаться маленьким и тесным. При слове "грог" раздался радостный нестройный гул, и Лейда ощутила, как на сердце у нее становится тепло - странное дело, вплоть до этого момента она не отдавала себе отчета в том, как сильно ей хотелось сделать этим людям что-нибудь приятное, хоть как-то выразить им свою благодарность за решение последовать за ней в Адель. Каждый из них пошел на это совершенно добровольно, точно зная, что гораздо выгоднее - и уж всяко безопаснее! - будет остаться в Гверре. Каждый ясно понимал, что булькавший от злости Элрик примет их решение поехать с ней, как оскорбление и личное предательство. И все-таки они оставили свою привычную, налаженную жизнь, чтобы отправиться навстречу неизвестности... всего лишь потому, что она попросила их об этом. Должно быть, под влиянием подобных мыслей выражение лица у нее стало непривычно мягким - Лейда заметила, что Остри, новый командир ее охраны, смотрит на нее, буквально затаив дыхание, как человек, увидевший порхающую над сугробом бабочку. Такие взгляды в планы Лейды совершенно не входили. Она быстро натянула на себя привычную личину и с обычной жесткой, чуточку насмешливой улыбкой обратилась к капитану: - Ну, не хмурься. Парни столько дней мозолят задницы в седле, что заслужили право хоть чуть-чуть расслабиться... Остри вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна. И энергично закивал. - Ну да. Само собой. Стражники за угловым столом мало-помалу потеряли всякий интерес к приезжим и вернулись к партии в пинтар. Обычный путешественник наверняка не придал бы значения, когда один из них поднялся на ноги и вышел за порог - ну мало ли, понадобилось человеку отлучиться по нужде... Но Лейда была далеко не новичком в таких делах, поэтому тихонько хмыкнула себе под нос. Доглядчик лорда Ирема. Помчался в город с донесением, что гверрцы уже на заставе. Когда несколько минут спустя дверь снова распахнулась, впустив в зал холодный зимний воздух, Лейда удивленно оглянулась. Неужели она все-таки ошиблась, и предполагаемый доглядчик оказался просто парнем, перебравшим пива?.. Но вместо исчезнувшего стражника в трактир вошли - точнее было бы сказать, ввалились - два мужчины сразу. Вслед за ними в зал вошла большая серая собака, от которой в теплой комнате тут же запахло мокрой псиной. - Лошадей! - хрипло велел хозяину заставы путешественник, который был пониже ростом и носил орденский синий плащ. - И побыстрее, мы спешим. Остроносый открыл рот. Потом закрыл его. А потом посмотрел на Лейду, словно умоляя о поддержке. - "Побыстрее" не получится, - сказала Лейда, глядя на приезжего с насмешкой. - Мы только что забрали всех свободных лошадей. Гвардеец раздраженно обернулся. Выглядел он плохо - скулы и подбородок покрывала светлая щетина, тени вокруг глаз и осунувшееся от усталости лицо свидетельствовали, что он провел в дороге уже много дней и не щадил ни лошадь, ни себя. Судя по колючему, неласковому взгляду, рыцарь собирался сказать ей какую-нибудь резкость, но в последнюю секунду передумал. - Месс Гефэйр?.. - спросил он с сомнением, как будто бы не мог поверить собственным глазам. Услышав свое имя, Лейда наклонила голову к плечу, глядя на незнакомца с любопытством. Ей давно уже не приходилось иметь дело с рыцарями Ордена. И, в любом случае, лицо этого северянина не вызывало никаких ассоциаций. - Мы знакомы? - спросила она, приподнимая бровь. Пусть калариец сам решает, как следует понимать ее вопрос - как вежливое удивление или же как намек, что она не привыкла тратить время на беседы с незнакомцами. - Нет. То есть, в каком-то смысле, да... Крикс всегда много говорил о вас. Меня зовут Юлиан Лэр. А это... - Рад вас видеть, месс Гефэйр, - подал голос его спутник, поклонившись со сноровкой, совершенно не вязавшейся с его потрепанной одеждой. - Льюберт?! - изумилась Лейда, присмотревшись к нему более внимательно. Если Лэра она представляла только по рассказам Крикса, то Льюберта Дарнторна она когда-то знала очень хорошо. Но сейчас ей с трудом удалось узнать в этом обросшем темной бородой мужчине прежнего высокомерного подростка. - Извините, я не сразу вас узнала. Вы так сильно изменились... - Хочется надеяться, - сказал он, криво улыбнувшись. Стоявший рядом с Льюсом остроухий пес с пепельно-серой шерстью подошел поближе, вежливо коснулся ее пальцев теплым носом, а потом слегка махнул хвостом туда-сюда. Лейда подумала, что этот длинный и прямой, напоминавший палку хвост делает пса Дарнторна похожим на волка. - Это Молчаливый, - сказал Льюберт. - Кажется, вы ему понравились... я еще никогда не видел, чтобы он вилял хвостом. "А ведь ему, наверное, было ужасно одиноко жить в Торнхэлле" - промелькнуло в голове у Лейды. Она подвинулась на лавке, жестом приглашая двух мужчин присесть за стол. Не приходилось сомневаться, что и Льюс, и Юлиан промерзли до костей и будут рады выпить по глотку чего-нибудь горячего, прежде чем снова выбраться на тракт. Лейда не стала спрашивать, зачем они торопятся в столицу - это было очевидно и без слов. Льюберт, казалось, полностью ушел в себя и с задумчивым выражением лица почесывал свою собаку за ухом, так что вести светскую беседу выпало на долю Лейды с Юлианом. Они дружно обругали холода и скверные дороги, а потом повеселились, представляя, чем бы мог закончиться дурацкий спор о лошадях. - Давайте выпьем за дан-Энрикса и за его удачу! - предложил Юлиан торжественно, когда из кухни принесли еще две кружки грога. - Да уж, толика удачи бы ему теперь не помешала, - буркнул стражник, притулившийся в углу. - Бедняга! Никому не пожелал бы оказаться в его шкуре... Лейда с Юлианом обменялись быстрыми встревоженными взглядами. - Что ты там болтаешь про дан-Энрикса?.. - угрюмо спросил Лэр. - С чего тебе вдруг вздумалось его жалеть? - Так Меченый же под судом, - вмешался в разговор хозяин станции. Он явно не желал, чтобы такую сногсшибательную новость сообщил кто-то другой. - Все говорят, что он прирезал Рована Килларо. Его бы посадили в Адельстан, но он все еще не встает с постели после покушения. Я слышал, он практически ослеп. - Какое еще покушение? - резко спросила Лейда, чувствуя противный холод в животе. - А фэйры его знают... В городе болтают, кто во что горазд. Договорились даже до того, что к Меченому подослали Призрака. Но с какой стати Ар-Шиннору убивать дан-Энрикса? - Возможно, с той, что Ар-Шиннор - союзник Олварга?.. - впервые подал голос Льюберт, бросив гладить и чесать своего пса и резко поднимая голову. Все остальные посетители трактира быстро отвели глаза, как будто бы им сделалось неловко за Дарнторна. Видимо, доверие к истории, изложенной Кэлрином Оттом, рухнуло одновременно с репутацией дан-Энрикса, и теперь люди всячески старались сделать вид, что они никогда не принимали россказни об Олварге всерьез. Лейда отставила почти нетронутую кружку. - Думаю, что наши лошади уже готовы... Едем, господа! - сказала она своим спутникам. Мужчины дружно поднялись следом за ней. После короткой передышки резкий зимний ветер показался еще более пронзительным, и Лейду сразу начало знобить. Но сейчас ей не было дела ни до холода, ни до усталости, ни до пульсирующей боли в перенапряженных мышцах. Не дожидаясь, пока ее спутники окажутся в седле, она ударила гнедого пятками и в вихре снежной пыли вылетела на безлюдный, заметенный снегом тракт. Густая, как чернила, темнота рванулась ей навстречу, ветер зло и торжествующе завыл в ушах. На одну краткую секунду Лейде показалось, что она ослепла - как отец, который после "черной рвоты" стал беспомощным, как маленький ребенок, и ходил по замку, спотыкаясь и испуганно вцепившись в ее руку. Как дан-Энрикс... Жестокие слова, услышанные на заставе, оказались слишком страшными, чтобы сознание сразу вместило смысл сказанного. Там, в трактире, она поняла только одно - что Меченый в беде, и нужно поспешить, тогда как отдельные детали - обвинение в убийстве, неспособность встать с постели, слепота - едва царапнули ее сознание. Так в разгаре боя далеко не сразу понимаешь, насколько опасна только что полученная рана. Лейда яростно оскалилась и закричала, подгоняя лошадь. Хотя ее имя постоянно связывали с Криксом, сплетники и авторы слезливых песен были бы, пожалуй, глубоко разочарованы, сумей они проникнуть в мысли Лейды. Разумеется, когда-то она в самом деле тосковала по дан-Энриксу. Был и такой период, когда ей казалось, что ее любовь к нему, перегорев, сменилась совершенно противоположным чувством. Но в конце концов он стал для Лейды просто частью ее прошлого, так же мало связанного с ее повседневными заботами и интересами, как детские воспоминания о первых уроках верховой езды или любимых куклах. Изредка вторгавшиеся в ее жизнь воспоминания и сны Лейда воспринимала со стоическим спокойствием, так же как редкие, но из-за этого не менее мучительные приступы тоски по Лисси или по покойному отцу. Время излечивает все - и пылкую влюбленность, и самые жгучие обиды. Лейда прочитала письмо Крикса с тем же чувством, с каким прочитала бы письмо Элиссив, если бы она была жива и попросила бы о помощи. Каждая строчка этого короткого письма дышала напряжением, как будто бы дан-Энрикс сомневался в своем праве обращаться к ней с какими-либо просьбами, но самой Лейде решение отправиться в Адель казалось чем-то само собой разумеющимся. Меченый, конечно, не был воплощением всех мыслимых достоинств, каким он представлялся ей в семнадцать лет, но одного у Крикса было не отнять - он никогда и никого не бросил бы в беде. Правда, эта готовность броситься на помощь первому же встречному, забыв про все и вся, делала дан-Энрикса плохим товарищем и отвратительным возлюбленным, но подобный человек, во всяком случае, заслуживал, чтобы в решающий момент другие люди тоже, для разнообразия, откликнулись бы на его призыв. Лейда с презрительной улыбкой слушала, как Элрик топает ногами и вопит, что она оставляет Гверр на произвол судьбы ради того, чтобы поехать к своему любовнику. Конечно, когда братец обнаглел настолько, что назвал ее гулящей девкой, она врезала "сиятельному герцогу" по роже (до сих пор приятно вспомнить, как он вытаращил на нее глаза, схватившись за ушибленную щеку), но в целом все это было слишком глупо, чтобы обращать на это хоть какое-то внимание. Братец, к несчастью, относился к категории людей, которые не слышат никого, кроме себя - иначе Лейда, может быть, и попыталась поделиться с ним собственным опытом, сказать ему, что жизнь обтесывает человеческие чувства так же, как морские волны стесывают гальку. Исчезает боль, и страсть, и гнев - но, если повезет, то остается уважение друг к другу и немного дружеской, спокойной нежности... Спокойной нежности, которая кончается безумной скачкой сквозь ночную темноту, поддела себя Лейда, ощерившись в язвительной улыбке. Шапка еще несколько минут назад сползла ей на затылок, и она рывком стянула ее с головы. Потоки ледяного воздуха приятно охлаждали ее взмокший лоб. По краю тракта, почти вровень с ее лошадью, бесшумными скачками двигалась серая тень - пес Льюберта Дартнорна, Молчаливый. * * * Лейда была уверена, что Меченый не сможет выйти ей навстречу, но она ошиблась. Она вошла во дворец в сопровождении Дарнторна с Лэром - остальных ее спутников временно разместили по соседству с Адельстаном, в помещениях для орденских гвардейцев, прибывающих в столицу из провинции. Жилые комнаты при штаб-квартире Ордена, в сущности, не были рассчитаны на то, чтобы принять такое количество гостей за раз, но Ирем справедливо рассудил, что для людей, проехавших десятки стае, чистая постель и свежая, горячая еда важнее неизбежной тесноты. Лейда была спокойна за своих людей. Завтра она найдет хороший постоялый двор где-нибудь в Нижнем городе, ну а пока сойдет любая крыша, под которой можно отогреться и поспать. Лорд Ирем встретил их у входа во дворец. Галантно поклонившись, он поцеловал протянутую ему руку, несмотря на то, что после долгой скачки по морозу она сделалась похожа на заледеневшую клешню. - Леди Гефэйр... счастлив снова видеть вас в столице, - сказал он, вложив в эту дежурную любезность куда больше искреннего чувства, чем обычно. Лейде это не понравилось. Лорд Ирем, безусловно, хорошо владел собой, но все-таки сейчас он выглядел, как человек, который видит в ней счастливое спасение. Тяжелое предчувствие, не покидающее ее после разговора на заставе, сделалось еще острее. - Как он? - спросила она каларийца почти резко. - На заставе говорили, что он был опасно ранен и... почти ослеп. - Ему уже гораздо лучше, - сказал Ирем. - В самом деле?.. - недоверчиво спросила Лейда. - Да, благодарю вас. Мне действительно гораздо лучше, - отозвался незнакомый мужской голос. Лейда вскинула глаза на верхнюю площадку лестницы - и запоздало поняла, что видит Крикса. Он медленно спускался вниз по мраморным ступеням. Если бы она не знала, что ему приходится идти вслепую, то этот размеренный, неспешный шаг, пожалуй, мог бы показаться ей торжественным. Спустившись вниз, Меченый по очереди заключил в объятия сначала Льюберта, а потом Лэра. - Я так и подумал, что все это просто трепотня!.. - радостно сказал Юлиан, хлопая Меченого по спине. Мгновение спустя Меченый оказался перед Лейдой. Обнимать ее он, разумеется, не стал. Целовать руку, как придворный, тоже. Просто поклонился, приложив ладонь к груди. - Леди Гефэйр... разрешите предложить вам руку? Наплевав на этикет, Лейда ответила кивком. Теперь, когда она стояла совсем близко, безобразное клеймо и багровеющие под глазами Меченого синяки стали еще заметнее. Но даже и таким он был по-прежнему красив, красивее любого из мужчин, которых она знала - хотя он и стал совсем другим. Лейда внезапно осознала, что все это время вспоминала его юношей, почти подростком, а теперь перед ней стоял мужчина. Удивительно знакомый и при том - совсем чужой. Пока он вел ее под руку, Лейда вспоминала фокус, который дан-Энрикс много раз показывал ей в прошлом. Он завязывал шарфом глаза, давал ей меч - и почти без ошибок уворачивался от ее ударов. Энониец объяснил, что научиться этому ему помог наставник Хлорд, когда дан-Энрикс помешался на историях о Призраках и захотел во что бы то ни стало выработать в себе Внутреннее зрение. В конце концов он должен был признать, что почти сверхъестественных способностей, присущих Призракам, у него никогда не будет, но кое-каким трюкам он все-таки научился. Как-то раз из-за этой его способности едва не вышла ссора - Элиссив убедила Лейду, Тилле и дан-Энрикса сыграть с ней в жмурки, а потом ни в какую не желала верить, что дан-Энрикс не подглядывал. Впрочем, собственноручно завязав ему глаза и убедившись в том, что Крикс не жульничал, Лисси пришла в восторг и весь остаток дня устраивала "Внутреннему зрению" дан-Энрикса все более абсурдные проверки, под конец которых он едва не утонул, свалившись в пруд. Остановившись на площадке лестницы, дан-Энрикс попросил мессера Ирема проводить Лэра и Дарнторна в гостевые спальни, расположенные на четвертом, и последнем, этаже. Когда они ушли, оставив их на галерее Славы, Меченый повернулся к ней: - Королева отвела тебе те комнаты, которые ты занимала раньше. Мы подумали, что тебе было бы приятно... - Мне приятно. Но сначала, если ты не возражаешь, я хотела бы зайти к тебе, - ответила она. По счастью, Меченый не стал напоминать ей о дворцовых сплетниках. Лейда ничуть не сомневалась в том, что все вокруг начнут болтать, что они спят друг с другом, даже если они станут видеться только при свете дня в присутствии как минимум пяти свидетелей. Должно быть, Крикс тоже отлично это понимал, поэтому даже не попытался спорить. Когда несколько минут спустя они вошли в гостиную дан-Энрикса, Лейда, наконец, позволила себе отбросить церемонии. Плотно закрыв за собой дверь, она остановилась в нескольких шагах от Крикса и скрестила руки на груди. - Ты можешь меня видеть?.. - Только силуэт, - сказал дан-Энрикс, словно извиняясь. - А вот так?.. - она подошла почти вплотную, так, что между ними оставалось расстояние меньше протянутой руки. - Гораздо лучше, - неожиданно охрипшим голосом ответил он. Лейда выдохнула с облегчением. По крайней мере, он все еще что-то видит. Это было лучше, чем она боялась... но, конечно, хуже, чем вообразили Юлиан и Льюберт. - Может быть, вина?.. - предложил Крикс. - Пожалуй, да. А почему ты не сказал Дарнторну с Лэром правду? Неужели ты считаешь, что они бы отвернулись от тебя из-за того, что ты стал хуже видеть? - "Хуже видеть"?.. - Меченый отрывисто и резко рассмеялся, протягивая ей бутылку и бокал. - Боюсь, из-за того, что я стал хуже видеть, тебе лучше будет наливать себе самой. Проблема в том, что я практически ослеп. Что же до твоего вопроса - нет, конечно же, я ничего такого не считаю. Просто они замерзли и устали. Я хотел, чтобы они подумали, что все не так уж плохо, и немного отдохнули, пока можно. У них еще будет время, чтобы беспокоиться. Что-то в его тоне ей категорически не нравилось. Лейда отпила вина, пытаясь разобраться в своих чувствах. - Откровенно говоря, мне кажется, что это ты устал, - заметила она в конце концов. - Причем настолько сильно, что никак не можешь отдохнуть. Меченый удивленно вскинул брови, будто бы не ожидал от нее таких слов. - Пожалуй, ты права, - признал он после паузы. - Это как с голодом - с какого-то момента становится уже не важно, что ты ешь. Тело просто не принимает пищу. Я действительно устал - внутри. Когда-то мне казалось, что борьба со злом - это что-то вроде сражения; короткое, жестокое усилие ради победы. Но на деле оказалось, все совсем не так. Борьба со злом - это усилия и поражения, усилия и поражения, пока ты не почувствуешь, что у тебя не остается ни энергии, ни веры в лучшее, ни сил - а дальше нужно стиснуть зубы и продолжать делать то же самое, как будто силы еще есть. - И... сколько времени, по-твоему, так может продолжаться? Меченый пожал плечами. - До того момента, пока Олварг не решит напасть на город. Как ни странно, мы сейчас в одном и том же положении. Мы оба, хотя и по-разному, страдаем из-за усиления Истока. Вопрос в том, кто из нас сможет продержаться дольше... "Идиоты, - мысленно выругалась Лейда в адрес Ирема с Валлариксом. - Неужели за все время, которое он провел в Адели, никто не заметил, что с ним происходит?.." Лейда взяла с подноса на столе оранжерейный персик и уселась на ковер возле камина, игнорируя стоящие перед камином кресла. Так они устраивались много лет назад, когда дан-Энрикс приходил к ней во дворец. Лейда не была до конца уверена, что поступает правильно, но Меченый, помедлив, опустился на пол рядом с ней. Лейда отрезала и протянула ему половинку персика - по пальцам потек сладкий липкий сок. - Ты когда-нибудь думал, как могла сложиться твоя жизнь, не будь ты Эвеллиром?.. - спросила она. Крикс откинул голову назад, пристроив ее на сиденье кресла, словно на подушке - и, казалось, глубоко задумался. - Мне кажется, я стал бы мастером в Лаконе. В виде исключения - женатым. Это не положено, но я наверняка сумел бы получить особенное разрешение у Императора. Мы могли бы поселиться в Верхнем городе... У нас были бы дети... А по вечерам я иногда сидел бы с Иремом в "Черном Дрозде" - думаю, что со временем он бы простил меня за то, что я ушел из Ордена. Лейда изумленно посмотрела на него. Вот интересно, он осознает, что говорит не только о своем, а об их общем вымышленном будущем? Неужели он действительно не представлял себе обычной мирной жизни без нее? Или эти слова - не более, чем дань текущему моменту, ностальгии по давно прошедшим временам, когда они вот так же коротали ночи во дворце?.. Вполне возможно, что ответить на подобные вопросы не сумел бы даже сам дан-Энрикс. Но ей нужно было что-нибудь сказать, и Лейда улыбнулась. - Должность мастера в Лаконе?.. Ты не слишком-то амбициозен. Но мне нравится твой план. Меченый развернулся в ее сторону и подложил ладонь под голову. - А ты?.. Что бы ты стала делать, если бы не Олварг? Лейда на мгновение задумалась. - Я бы осталась здесь, в Адели, чтобы помогать Элиссив. У нее всегда были большие планы... думаю, однажды она стала бы по-настоящему великой королевой. Когда мы сдружились с Галатеей Ресс, я рассказала ей о некоторых замыслах Элиссив, и мы вместе воплотили их в действительность. Ну например, мы позаботились о том, чтобы открыть побольше школ для девочек в общинах Милосердия. Элена Эренс очень помогла нам в этом деле, убедив верхушку Ордена принять положение о том, что никакая девушка или же девочка, пришедшая в общину добровольно, не может быть возвращена домой по требованию родителей. В прошлом община Милосердия старалась избегать конфликтов с семьями послушниц, так что в Ордене могли остаться только девушки, успевшие достигнуть совершеннолетия, и мы столкнулись с серьезным противодействием нашим идеям. Кое-кто из Белых братьев вообще считал, что подрывать родительскую власть над своими детьми было бы противоестественно и нечестиво. Но, поскольку конгрегация зависела от наших денег, им пришлось принять наши условия. - Меченый слушал с интересом, но Лейда не была уверена, что он понимает истинный смысл ее слов. Она сочла необходимым пояснить - Наши законы запрещают принуждать кого-то к браку. Но мало кто задумывается, что принуждение - это не только нож у горла или явные угрозы. Очень часто принуждение - это просто зависимость и осознание того, что тебе некуда пойти. И если на прямое принуждение или побои можно жаловаться в магистрат, то кому жаловаться на дурное обращение, на постоянные попреки, на угрозы в стиле "либо ты поступишь так, как тебе велено, либо мы не желаем тебя знать, ступай на улицу и выживай, как хочешь"?.. К счастью, за последние несколько лет порядки сильно изменились. Можешь мне поверить, когда люди понимают, что их власть над другим человеком... например, их дочерью... отнюдь не абсолютна, и что этот человек в любой момент сможет покинуть их, если захочет - они ведут себя совсем иначе. Я думаю, если бы Лисси могла видеть наши достижения, она была бы довольна. Ее всегда занимал этот вопрос. - Элиссив никогда не говорила мне об этом, - сказал Крикс, и Лейда различила в его тоне нотку ревности. - Не очень-то приятно обнаружить, что твой близкий друг, оказывается, не доверял тебе каких-то важных мыслей?.. - вскинув бровь, спросила Лейда. Резкие слова слетели с губ почти помимо ее воли. На лицо Меченого набежала тень. - Ты права, - сознался он. - Кто-кто, но я уж точно не имею права возмущаться тем, что кто-то не оказывал мне полного доверия. Лейда почувствовала, что ее досада улеглась так же внезапно, как и появилась. Какой смысл заставлять кого-то каяться в ошибках, совершенных девять лет назад?.. Встреться они в каких-то других обстоятельствах, это еще могло бы иметь смысл, но сейчас дан-Энриксу необходима ее дружба, а не обвинения. - Извини. Мне бы не следовало начинать подобный разговор. Давай не будем больше говорить об этом, - предложила Лейда. Меченый со скрипом отодвинул кресло и сел прямо. - Нет. Давай попробуем хотя бы раз поговорить без недомолвок. Расставаясь с Иремом, Айя сказала мне, что мы, мужчины, слишком часто верим в то, что и наша собственная жизнь, и жизнь любимой женщины должна вращаться вокруг нас и наших интересов, и что никакая уважающая себя женщина не станет этого терпеть. Но мне потребовались годы, чтобы правильно понять ее слова. Я вел себя, как настоящий эгоист. Если я ничего не знал о том, что занимает вас с Элиссив - то не из-за вашей скрытности, а просто потому, что я был слишком поглощен самим собой. Что толку постоянно говорить кому-то о любви и верности, если каждый из нас живет своей отдельной жизнью, уделяя из нее другому только незначительную часть?.. Но паршивее всего, что я всегда показывал тебе, что на моих плечах лежит тяжелый груз, но не желал при этом объяснить, что именно меня гнетет. Я шел к тебе за утешением, но никогда не спрашивал себя, легко ли утешать кого-нибудь в беде, которую не понимаешь. Лейда несколько опешила от горечи, звучавшей в его голосе. - Насколько я поняла из книги Отта, император и лорд Ирем запретили тебе говорить об Олварге, - заметила она. Меченый мрачно усмехнулся. - Вряд ли стоит все валить на Ирема. Он запрещал мне тысячу разных вещей, но большую часть времени я поступал по-своему. Если бы я считал, что мои близкие друзья должны знать правду - никакой запрет меня бы не остановил... но я вбил себе в голову, что я обязан разобраться со всем этим сам. И, кажется, я пользовался этой тайной, как стеной, чтобы отгородиться ею от других людей. Лейда задумчиво взглянула на дан-Энрикса. А он и правда сильно изменился - и не только внешне... - Может, ты и прав. Я помню, что из кожи лезла вон, стараясь разобраться в том, о чем ты думаешь и что тебя тревожит, но все мои старания не приводили ни к чему. Я долго мучилась, ломая голову, что именно я делаю не так, а потом поняла, что дело не во мне, а в том, что ты упорно избегаешь настоящей близости. Но, в конце концов, тебе было всего пятнадцать лет. Я думаю, что ты был со мной честен - как умел. - И что нам теперь делать? - спросил Меченый. Лейда могла бы притвориться, что не поняла вопроса, но ей не хотелось затевать с дан-Энриксом подобную игру. - Думаю, ничего, - сказала она честно. - Прошлое есть прошлое. Как бы мы ни старались, нам не вычеркнуть из своей памяти последние несколько лет. Глупо даже пытаться сделать что-нибудь подобное. Наверное, на пару дней... или даже недель... такой самообман сделал бы нас счастливыми - но к концу первого же месяца он превратился бы в кошмар. Друзья могут простить друг другу старые обиды, одиночество и боль, но в очень близких отношениях все это виснет камнем у тебя на шее. Думаю, нам стоит принять наше настоящее таким, как оно есть, и не пытаться переигрывать проигранную партию на новый лад. - Звучит разумно, - сказал Крикс, прикрыв глаза. Сейчас он выглядел таким усталым, что ей на секунду стало его жаль. - Как бы там ни было, я очень рад, что ты приехала. - Я тоже, - согласилась Лейда. Наступившая за этими словами тишина была совсем не той, что раньше. Волшебство, причудливо сплетенное из темноты, огня и умиротворенного безвременья рассеялось, как дым. Пол у камина показался Лейде жестким, несмотря на покрывающий его ковер, собственная поза - неудобной, а ночь - законченной, несмотря на темноту за окнами. Ей вспомнилось, что сейчас уже около пяти часов утра. - Пойду-ка я к себе. Думаю, нам обоим стоит отдохнуть, - сказала Лейда вслух и оперлась ладонью о ковер, чтобы подняться на ноги. Все это время она просидела, скрестив ноги, как резные статуи Двуликого, и сейчас в ступни разом вонзились тысячи иголок. Лейда тихо выругалась, ухватившись за спинку подвернувшегося кресла. Меченый мгновенно оказался рядом, обхватив ее за плечи так, как будто бы она действительно могла упасть. - Обопрись на меня, - предложил он. Лейда хотела было отказаться, но потом подумала - а почему, собственно, нет?.. Дан-Энрикс относился к редкой разновидности мужчин, чья помощь в таких ситуациях была совершенно бескорыстной. Он не считал, что всякое прикосновение мужчины к женщине является прелюдией к чему-то большему. Лейда расслабилась, позволив Меченому поддержать себя. От Крикса исходило ровное тепло и ощущение надежности. - Ну как?.. - заботливо спросил он несколько секунд спустя. - Спасибо, уже лучше. Ну и мерзость!.. - Астер заставлял меня просиживать по часу, поджав ноги. Говорил, что это помогает концентрации. Но, честно говоря, довольно трудно сконцентрироваться, когда думаешь о том, что тебя ждет, когда ты встанешь, - хмыкнул Меченый. Лейда не сумела удержаться от улыбки. - Да уж... Ничего, теперь я как-нибудь дойду. Спокойной ночи, Рикс! - и, повинуясь неожиданному порыву, она удержала Крикса за плечо и крепко обняла. - Задушишь, - произнес дан-Энрикс поверх ее головы - не разберешь, то ли насмешливо, то ли печально. Лейда осознала, что действительно стиснула его ребра сильно, даже слишком сильно, и разжала руки. Выйдя в коридор, она еще немного постояла у стены, обдумывая все свои сегодняшние впечатления. Гвардейцы Ирема, и без того ушедшие дежурить в дальний конец галереи, дружно обернулись к лестнице, делая вид, как будто бы не видят Лейду. Неуклюжая деликатность подчиненных Ирема вызвала у нее улыбку. Дозорные, по-видимому, не испытывали никаких сомнений относительно того, что происходило в комнатах дан-Энрикса - вон, даже позаботились отойти в самый дальний конец коридора, чтобы ненароком не услышать что-нибудь не предназначенное для чужих ушей. Лейда подумала, что этот разговор с дан-Энриксом сблизил их больше, чем если бы они в самом деле занялись любовью. Она вспомнила задумчивое выражение лица, с которым Крикс рассказывал ей о своих мечтах. Конечно, никаким наставником в Лаконе он бы никогда не стал... Фантазии о тихой жизни в Верхнем городе - не более, чем следствие его чудовищной усталости и перенапряжения. В первый же год подобной жизни Меченый бы перебаламутил всю столицу, притащил к ним домой дюжину малолетних беспризорников и взрослых побирушек, согласился бы "помочь" мессеру Ирему с каким-нибудь орденским делом и в итоге впутался бы в гущу политических интриг... Но все-таки было приятно, что он мог нарисовать в своем воображении подобную картину. Улыбаясь своим мыслям, Лейда миновала замерших, как ледяные статуи, гвардейцев и направилась в сторону отведенных ей покоев.