Волчье время

Рыжебородый сидел за столом, положив больную ногу на особую скамеечку, и медленно двигал челюстями, пережевывая жареное мясо. Олрис не видел его уже много месяцев, так что почти успел поверить в то, что его прежний ужас перед Нэйдом был обычным детским страхом, чем-то вроде страха темноты. Однако, посмотрев на Мясника из Брэгге снова, Олрис осознал свою ошибку. В этом человеке в самом деле было что-то жуткое. Cейчас, заросший неухоженной косматой бородой, с обрюзгшим и как будто бы расплывшимся лицом и мрачным выражением налитых кровью глаз, Мясник из Брэгге выглядел даже страшнее, чем обычно. Олрис посочувствовал слуге, который подошел налить Рыжебородому вина. Заметив сбоку от себя какое-то движение, Нэйд покосился на стюарда с таким видом, будто бы подозревал, что тот намерен его отравить. Судя по выражению оплывшего лица, с Нэйдом в любой момент мог случиться один из тех припадков бешенства, которыми он был известен в Марахэне, и Олрис даже врагу не пожелал бы оказаться тем, на ком Рыжебородый сорвет скопившуюся злость. Ни один из гвардейцев, вернувшихся из похода вместе с Нэйдом, не распространялся о подробностях кампании, но откуда-то все в замке уже знали, что мятежники нанесли войску Нэйда сокрушительное поражение. Жившие в Марахэне айзелвиты ликовали. Война, начавшаяся с неожиданного выступления мятежников из Эдельвейса и захвата двух приморских городов, до сих пор была исключительно удачной для войск Истинного короля. В кухне шептались, что повстанцы уже захватили почти весь равнинный Эсселвиль, и следующим летом вполне могли оказаться под стенами Марахэна. Олрис дорого бы дал, чтобы понять, много ли правды в этих слухах. К его огорчению, когда Рыжебородый отбирал людей, которых он намеревался взять с собой в поход, Дакрису выпало остаться в королевской резиденции и охранять ее на случай бунта айзелвитов. Олрис изводился мыслью, что Истинного короля и его войско уничтожат раньше, чем он сможет поучаствовать в войне. Единственным, что хоть немного утешало его в эти месяцы, была надежда, что Рыжебородого убьют, и они с матерью избавятся от него раз и навсегда. Однако Нэйд остался жив, хоть и вернулся в замок с искалеченной ногой - и, судя по всему, в крайне паршивом настроении. В пиршественном зале было душно, спертый воздух пропитался запахами жареного мяса и едким дымом от огромного камина. Ужин продолжался уже больше двух часов, и большинство сидевших за столом мужчин успели перепиться так, что едва сознавали, что происходит вокруг. Олрис улучил момент, когда на него никто не смотрел, и, потихоньку подобравшись к крайнему столу с заранее прихваченным мешком, сунул туда сначала мех с вином, потом несколько кусков пирога, и, наконец, почти нетронутую жареную утку. Утка помедлила, как будто колеблясь, но потом все-таки соскользнула с наклоненного Олрисом блюда и с жирным звуком плюхнулась в мешок. Олрис поспешно затянул завязки и попятился назад, радуясь, что его манипуляций никто не заметил. Попадись он кому-нибудь из гвардейцев, его неминуемо поколотили бы за воровство. А потом, вероятно, растрезвонили бы о случившемся еще и Дакрису, после чего ему влетело бы вторично - уже от наставника. Выскользнув на улицу с мешком, оттягивавшим ему руку, Олрис пересек широкий двор и оказался возле узкой и крутой каменной лесенки, почти отвесно поднимавшейся на стену. Сперва Олрису казалось, что вокруг царит кромешный мрак, единственным светлым пятном в котором были огоньки нескольких факелов, горевших на стене, но глаза понемногу привыкали к темноте, и Олрис различил темные замковые укрепления и рослые фигуры двух дозорных на площадке. Поднявшись по лестнице, Олрис тихонько свистнул. - Бакко! Инги!.. Я принес, - сообщил он. Подошедший к Олрису мужчина забрал у него мешок, а потом сделал шаг назад, чтобы он смог подняться на площадку. Следом подтянулся и второй дозорный, захвативший с собой факел. Утка и в особенности мех с вином вызвали у дозорных радостные восклицания, но, завершив осмотр, Бакко все же счел необходимым выразительно скривиться. - А чего так мало?.. - Иди достань больше, если хочешь! - огрызнулся Олрис. Инги рассмеялся. - Ладно, ладно... Может быть, хлебнешь вина? - предложил он и первым сделал несколько больших глотков из бурдюка. - Не надо. Вы пообещали рассказать про сражение, - нетерпеливо сказал Олрис. - Это правда, что Крикс вызвал Мясника на поединок? Бакко ухмыльнулся в свои жесткие, почти бесцветные усы. - Ты бы с этим поосторожнее, малыш. Рыжебородому не нравится, когда его называют Мясником. Олрис, скривившись, проглотил и "малыша", и снисходительный тон Бакко. - Так это правда - или...? - Нет, неправда, - сказал Инги. И, выдержав паузу, добавил - На самом деле, это наш Рыжебородый его вызвал. Олрис окончательно уверился, что, если он и дальше будет задавать вопросы и проявлять любопытство, эта парочка будет дразнить его до самого утра, поэтому он притворился, что потерял интерес к беседе, отвернулся от гвардейцев и стал смотреть в темноту. Как и следовало ожидать, Инги сейчас же перестал ломаться и показывать, какая пропасть отделяет королевского гвардейца от кого-то вроде Олриса, и почти нормальным голосом сказал: - Рыжебородый вышел перед войском и начал орать, что айзелвиты выбрали себе в вожди молокососа, который и минуты не продержится против приличного бойца. А если он действительно считает, что достоин вести своих людей в бой - пусть выйдет и покажет всем, чего он стоит. Само собой, мальчишка-айзелвит на вызов не ответил - он же не самоубийца. Тогда Нэйд закричал, что, раз король мятежников боится с ним сразиться, то его вполне устроит сенешаль или колдун по кличке Меченый. Вот Меченый и вышел... - И?! - выдохнул Олрис, напрочь позабыв, что собирался притворяться равнодушным. - А что "и"? - внезапно разозлился Инги. - Ты Нэйда видел? Или, может быть, ты думаешь, он там победу празднует?! - Значит, он проиграл?.. - Не просто проиграл, - сумрачно сказал Бакко. - Обычно, когда сходятся два опытных бойца, довольно сложно сразу разобраться, кто сильнее. А тут поединок занял всего несколько секунд. А потом Нэйд упал на землю, а Меченый просто развернулся и пошел назад, к своим. Как же они орали!.. Я чуть было не оглох. Все наши поначалу думали, что Крикс убил Рыжебородого - а потом стало видно, что он только ранен. Не вздумай где-то повторять мои слова, но, если уж на то пошло, Нэйду было бы лучше, если бы колдун его добил. Вряд ли Рыжебородый еще сможет сесть в седло с этой негнущейся ногой. Скорее всего, он и сам это отлично понимает... После того сражения его еще никто не видел трезвым. Олрис нахмурился. Должно быть, этот Меченый действительно великий маг, если он так легко управился с Рыжебородым. Нэйд владел мечом лучше любого из своих гвардейцев, и вдобавок был чудовищно силен. Несмотря на не особенно высокий рост, он мог разогнуть подкову или свернуть шею взрослому быку. - Но почему Меченый его не убил? - осведомился Олрис у дозорных. Бакко зашвырнул куда-то в темноту обглоданную косточку и утер губы, блестевшие от жира. - Не знаю... кое-кто считает, что все дело в магии. Наши говорят, что Крикс не может убивать, иначе его меч утратит свою силу. Но, по-моему, все это чушь. Крикс ведь участвовал в общем сражении. А в такой свалке невозможно разбираться, убивать тебе или не убивать. - Все эти маги и волшебные мечи - пустая трепотня, - уверенно заявил Ингри. – Меченый сделал именно то, что он хотел - унизил Нэйда и показал всем, что он его ни в грош не ставит. Крикс прекрасно понимает, что, если сегодня айзелвиты перестанут нас бояться - завтра нам придется защищать от них уже не Руденбрук, а Марахэн. Бакко сердито посмотрел на своего напарника и выразительно покосился на Олриса. Кажется, он был недоволен тем, что Инги так разоткровенничался перед посторонним человеком. Но Олрису было уже не до этого. Выходит, айзелвиты правы – люди Истинного короля и впрямь могут до Марахэна. От мысли об этом становилось весело и в то же время страшно. Олрис попрощался с Инги и его напарником, вприпрыжку спустился по лестнице и пробрался на задний двор, где пировали слуги. После каждой перемены блюд туда выносили все, что оставалось недоеденным на блюдах и тарелках, и сидевшие возле костров люди набрасывались на это угощенье, спотыкаясь о собак, грызущих кости и дерущихся за требуху. Олрис сразу почувствовал, что ему здесь не рады - оттого, что он был гвинном, и в особенности оттого, что он носил меч за одним из гвардейцев короля. Наверное, благоразумнее было уйти, но Олрису показалось обидным обращать внимание на недовольство каких-то там айзелвитов, которые в другое время кланялись гвардейцам чуть не до земли. Он сделал вид, что ничего не замечает, нацедил себе большую кружку пива и начал высматривать, где бы ему присесть - но в эту самую минуту кто-то неожиданно толкнул его под локоть, так что половина пива выплеснулась ему на рубашку. Олрис резко обернулся и увидел перед собой кудрявого парня, бывшего примерно на год старше его самого. Олрис довольно часто видел его раньше, но не помнил, как его звали. - Поосторожнее, - процедил он, хотя отлично понимал, что айзелвит толкнул его нарочно. Кучерявый выразительно прищурился. - Простите, господин. Может, мне постирать вашу рубашку?.. Олрис задумался, не следует ли выплеснуть оставшееся в кружке пиво в лицо кучерявому, но тут в их ссору вмешалась сидевшая неподалеку Ингритт. - Нэш, прекрати, не лезь в бутылку... Олрис, возьми свою кружку и иди сюда. Тон Ингритт звучал повелительно, как будто бы она ничуть не сомневалась в том, что они оба должны делать то, что она скажет. Олрис перевел взгляд со своего противника на Ингритт и отметил, что она была в своем лучшем платье, а темные волосы заплела в две толстые косы. Олрису было неудобно слушаться девчонку, но это было разумнее, чем ввязываться в ссору. И к тому же - хотя он и не хотел признаться в этом самому себе - он был ужасно рад, что Ингритт, в первый раз за много месяцев, заговорила с ним. С тех пор, как Олрис поступил на службу Дакрису, Ингритт делала вид, как будто бы его не существует. А сейчас вдруг обратилась к нему так, как будто они никогда не ссорились. Когда он стал оруженосцем Дакриса, другие девушки из крепости стали подглядывать на него с явным интересом. Судя по их взглядам, они считали Олриса довольно симпатичным и были совсем не прочь, чтобы он начал уделять кому-нибудь из них особое внимание и позвал посумерничать где-нибудь за конюшней после ужина. Особенно усердствовала в этом деле Тарья, дочка замкового плотника, красивая зеленоглазая девчонка с россыпью веснушек на носу. В отличие от темноволосой Ингритт, она была похожа на всех остальных гвиннов - такая же светлокожая, светловолосая, как и сам Олрис, с высокой грудью и задорным смехом. Олрису делалось не по себе из-за того волнения, которое он ощущал, когда она как бы случайно оказывалась с ним рядом и, проходя мимо, задевала его локтем или же бедром. В голове Олриса от всех этих прикосновений начинали мелькать смутные, но исключительно приятные картины, и несколько раз он едва не поддался искушению удержать Тарью за рукав и притянуть к себе. На что она, определенно, и рассчитывала. Но, даже если бы мысли о том, чтобы завести подружку и целоваться с ней вечером за конюшней, не напоминали Олрису о Фрейне, он бы все равно охотно променял бы зазывные взгляды всех этих девчонок на возможность по-прежнему дружить с Ингритт. К сожалению, она была едва ли не единственной девчонкой в Марахэне, кто теперь проходил мимо Олриса, как будто он был пустым местом. Олрис делал вид, что это его совершенно не волнует, но втайне все равно обижался. Уж Ингритт-то должна была знать, что он не заслужил такого отношения! Что, собственно, в нем изменилось от того, что он перестал носить грязную одежду, которая даже после многих стирок сохраняла вьевшийся запах конюшни, и учился обращению с мечом? Для самого себя он оставался тем же самым человеком, который еще несколько лет назад строил с Ингритт запруды через протекавший через лес ручей или смастерил вместе с ней качели, привязав верёвку к ветке вяза. С какой стати бывшая подруга смотрит на него с таким презрением, как будто он ничем не лучше Фрейна или Нэйда?! Когда Олрис опустился рядом с Ингритт на скамейку из доски, уложенной на два бревна и наскоро прибитой к ним гвоздями, девушка встретила его так, как будто не было всех этих месяцев, когда она не удостаивала его замечать. Допивая вторую кружку пива и чувствуя себя окрыленным этим возрождением их дружбы, Олрис пересказал и ей, и толпившимся рядом айзелвитам то, что успел выведать у Бакко с Инги. Олрис смутно сознавал, что еще никогда в жизни не был так пьян, как в этот вечер. Ему было весело, хотя причину этого веселья он и сам до конца не понимал. Все вокруг представлялось ему исключительно забавным и каким-то нереальным. После третьей кружки он с пьяным упорством твердил Ингритт, что она очень красивая, и пытался ее поцеловать. А после четвертой кто-то рядом с ним упомянул о Меченом, и Олрис встал и громко сообщил, что он когда-нибудь убьет этого колдуна. А потом он направился к отхожей яме - но еще не успел добраться до нее, когда почувствовал, что его желудок выворачивается наизнанку. Больше всего на свете Олрису хотелось, чтобы этого никто не видел, но, когда он распрямился, то увидел, что Ингритт стоит с ним рядом, терпеливо дожидаясь, пока он придет в себя. - Думаю, пить тебе больше не стоит, - сообщила она Олрису тем самым тоном, из-за которого он так часто ссорился с ней в прошлом. Олрис отвернулся от нее и побрел в темноту, желая только одного - никогда больше не встречаться с Ингритт и не вспоминать об этой сцене. Но она окликнула его. - Куда это ты собрался?.. - Спать, - ворчливо отозвался он. - А вообще – это не твое дело… - Разумеется, - спокойно согласилась Ингритт. - Только учти: твой Дакрис тебя вздует, если ты придешь в казарму в таком виде. Олрису потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить ее последние слова, но потом он остановился. Ингритт была совершенно права. Если он попадется на глаза Дакрису после такой попойки, то по меньшей мере пару дней не сможет сесть, не помянув недобрым словом сегодняшний вечер. Олрис уже успел удостовериться, что Дакрис не любитель читать длинные нотации, а свою точку зрения предпочитает доносить при помощи ремня или же хворостины. В свои пятнадцать лет Олрис определенно считал себя слишком взрослым для такого обращения, но Дакрис его мнения не разделял. - И что мне теперь делать? – мрачно спросил Олрис. Ингритт ухмыльнулась, с интересом глядя на него. - Но ведь это, кажется, не мое дело?.. - Ингритт!.. - Ладно, - рассмеялась Ингритт, - Отведу тебя к себе. Проспишься, протрезвеешь, а наутро что-нибудь наврешь. - Спасибо... Все-таки ты - лучшая девушка на свете, - убежденно сказал Олрис. Ингритт фыркнула, однако насмехаться над ним в этот раз не стала. Олрис не запомнил, как они дошли до маленькой комнатки Ингритт, примыкавший к лазарету. В памяти удержалось только то, как он, не раздеваясь, рухнул на ее постель. Ему казалось, что он очень хочет спать, но, стоило ему закрыть глаза, кровать под ним начала плавно колыхаться, и Олрис ощутил, как к горлу подкатила тошнота. Ингритт заставила его открыть глаза и выпить какую-то жидкость с исключительно противным вкусом. Сидя на кровати и глотая эту дрянь, Олрис никак не мог отделаться от ощущения, что он забыл о чем-то очень важном. Только отдавая девушке пустую кружку, он, наконец, вспомнил, что его смутило. - Ингритт... это ничего, что я тут... у тебя? - Олрис наморщил лоб, пытаясь вспомнить слово, которое говорили в таких случаях в казарме. - Я тебя не скопыр... скорпометирую? Ингритт насмешливо улыбнулась. - Не "скопырметируешь", и не мечтай. Я лягу в лазарете. Доброй ночи. - Доброй ночи, - пробормотал Олрис, падая обратно на подушку. - Все-таки ты самая... - он не договорил, заснув на полуслове. И уже сквозь сон почувствовал, как Ингритт укрывает его одеялом. * * * Едва ли не впервые в своей жизни, Олрис чувствовал себя безоблачно-счастливым. С того дня, как он напился допьяна на празднике в честь возвращения Рыжебородого, а Ингритт уложила его в лазарете, их пошатнувшаяся было дружба снова укрепилась. Казалось, они заключили молчаливый уговор - не вспоминать о месяцах, на протяжении которых они не перемолвились друг с другом ни единым словом, и не говорить о Ролане, из-за которого они поссорились. Олрис только сейчас начал понимать, каким унылым и пустым казался Марахэн без ее общества. Но это было не единственной переменой к лучшему. После возвращения из Руденбрука Нэйд, казалось, потерял весь прежний интерес к его матери. За целый месяц он пришел к ней лишь однажды, и остался совсем ненадолго. Вероятнее всего, виной тому была мучительная боль в незаживающем колене, но это не мешало Олрису мечтать о том, что Нэйд совсем лишился мужской силы. Это было бы вполне заслуженным возмездием за все страдания, которых натерпелась его мать - да и другие женщины, если на то пошло. В общем, все складывалось как нельзя лучше, и Олрис не помнил, чтобы он когда-нибудь чувствовал себя так хорошо - разве что в далеком детстве, когда он жил с матерью, а Нэйда еще и в помине не было. Так прошел почти целый месяц, а в последних числах сентября, когда Олрис только-только начал засыпать, лежа на своем жестком тюфяке в казарме, Дакрис неожиданно потряс оруженосца за плечо. - Вставай и одевайся. Только тихо, - приглушенным голосом распорядился он. Краем глаза Олрис видел, как в темноте так же бесшумно одевались еще несколько мужчин, но это зрелище его не удивило. В казарму постоянно кто-нибудь входил и выходил. Сменялись караулы, возвращались из деревни те, кто, подкупив дозорных, бегал к местным девкам... Дакрис запахнулся в длинный темный плащ из плотной шерсти и показал Олрису, чтобы тот тоже взял свой плащ. "Значит, мы идем на улицу?" - подумал тот. Сонливость развеялась, и Олрис с любопытством посмотрел на Дакриса. Он уже собирался спросить, что они будут делать, но наставник молча показал ему кулак, а потом прижал палец к губам. После такого Олрис предпочел воздержаться от вопросов, но его любопытство разгорелось еще сильнее. Когда они вышли из казармы, Олрис посмотрел на небо. Оно было затянуто мрачными, предгрозовыми тучами, и только один небольшой клочок на западе остался чистым. В этом небольшом просвете можно было, приглядевшись, различить тусклые пятнышки нескольких звезд. Олрис внезапно осознал, что во двор вышли не только они с Дакрисом, но и, по меньшей мере, еще два десятка человек, одетых в одинаковые темные плащи, и людей постоянно прибывало. Из конюшен им навстречу выводили оседланных лошадей. Безликий в темноте слуга подвел его кобылу - до сих пор Олрис всегда сам седлал лошадей и себе, и Дакрису, и не привык, чтобы кто-нибудь делал это за него. - Открыть ворота, - не повышая голоса, произнес всадник рядом с Олрисом, обращаясь к стоявшему рядом с ним Рыжебородому. Мясник почтительно кивнул и замахал рукой дозорным. Олрис во все глаза уставился на закутанную в темный плащ фигуру всадника, внезапно осознав, что видит короля - только одетого в точно такой же плащ, как у других гвардейцев, и надвинувшего на лицо широкий капюшон. Но задуматься, что все это значит, Олрис не успел - вся кавалькада всадников пришла в движение, и несколько минут спустя они уже неслись сквозь ночь, оставив замок позади. Вскоре они свернули в лес, и темнота сделалась совершенно непроглядной, но никто в их отряде даже не подумал ехать медленнее. Олрис боялся, что его лошадь, того и гляди, споткнется и сломает себе ногу, и никак не мог понять, почему никто из всадников не зажег факел, чтобы освещать дорогу. Казалось, эта безумная ночная скачка через лес будет тянуться бесконечно, но потом темнота расступилась, и гвардейцы выехали на пологий берег Линда. Увидев перед собой реку, Олрис приподнялся в стременах. "Да я же знаю, где мы! - радостно подумал он. - Марахэн должен быть выше по течению... а вон - Драконий остров". Глаза Олриса уже привыкли к темноте, так что он без труда различил лодки, вытащенные на берег, и фигуры нескольких мужчин, стоявших чуть поодаль. При виде этих людей Олрис почувствовал внезапный беспричинный страх - мгновенный и ошеломляющий, словно удар под дых. Хотя на первый взгляд стоявшие на берегу ничем не отличались от гвардейцев и были одеты в такие же темные плащи, Олрис с первого взгляда осознал, что эти люди - не из Марахэна. Сердце у него неистово забилось. "Адхары…" - подумал он. Адхаров - воинов, которые являлись из другого мира и служили королю, Олрис видел нечасто, и всегда издалека. Являясь в Марахэн, они не причиняли его жителям вреда, и вообще держались так, как будто бы не видят и не слышат ничего, что не касается отданных им приказов. То есть никаких поводов бояться их у Олриса как будто не было. А между тем, при виде их ему обычно делалось так жутко, что хотелось убежать как можно дальше или, на худой конец, зажмуриться - совсем как в раннем детстве, когда его что-нибудь пугало. Дакрис дернул его за рукав. - Ты что, заснул?.. Привяжи лошадь и садись в одну из лодок. "Если они тоже плывут с нами, то я лучше утоплюсь!" - подумал Олрис мрачно. Но, похоже, его мнения никто не спрашивал. По счастью, лодок было больше, чем адхаров, и в ту, где оказались Олрис и его наставник, не попал никто из них. Когда они отчалили от берега, Дакрис внезапно наклонился к его уху и сказал: - Ты слышал что-нибудь про то, что происходит на Драконьем острове? Олрис помотал головой. - Неудивительно. Об этом знают только те, кто ездит сюда вместе с королем - и ни один из них даже под страхом смерти не станет рассказывать о том, что видел. - Олрис бросил тревожный взгляд на соседнюю лодку с плывшими на ней адхарами, и Дакрис – чудо из чудес! – успокоительно стиснул его плечо - Не бойся, тебе не придется делать ничего особенного. Ты просто останешься на берегу и будешь стеречь лодки. Но учти – если ты проболтаешься о том, что видел или слышал в эту ночь, тебя убьют. Это очень серьезно, Олрис! Не думай, что ты можешь рассказать о чем-нибудь своей подружке и попросить ее держать это в секрете - рано или поздно правда все равно раскроется, и тогда пострадать можешь не только ты, но и она. Олрис похолодел. - Я никому ничего не скажу. Клянусь! - заверил он. Дакрис кивнул. Больше они не разговаривали. Даже когда нос их лодки мягко ткнулся в землю, и гвардейцы начали выпрыгивать из лодок и вытаскивать их на песчаный берег, Дакрис не сказал ему ни слова. Между собой гвардейцы тоже не разговаривали - миновав длинную песчаную косу, смутно белеющую в темноте, они уже у самой кромки леса поджигали свои факелы и исчезали за деревьями. В своих просторных шерстяных накидках все мужчины выглядели одинаково, и Дакрис скоро потерялся среди остальных одетых в черное фигур. Судя по мелькавшим между темных стволов отблескам света, ведущая на Холм тропа была достаточно крутой. Олрис задумался о том, что же такое спрятано в этом лесу, что ради этого король и несколько десятков его приближенных посещает этот небольшой, безлюдный остров, принимая столько поразительных предосторожностей, чтобы никто не знал об их ночной поездке. Олрис думал, что его оставят стеречь лодки одного, но скоро выяснилось, что с ним остается Бакко. Когда последние гвардейцы скрылись за деревьями, тот подошел к нему. В темноте узкое, скуластое лицо казалось незнакомым - можно было разглядеть только поблескивающие белки глаз и зубы. Бакко улыбался. - Ты тоже здесь?.. - то ли насмешливо, то ли сочувственно удивился он. - Не думал, что тебя возьмут сюда еще, по меньшей мере, год, а то и два. С тех пор, как началась эта возня с повстанцами, все постоянно куда-то спешат, как угорелые. Олрис не был уверен, можно ли по-прежнему именовать "повстанцами" людей, которые владели уже почти всем равнинным Эсселвилем, но вступаться за мятежников было бы глупо. Вместо этого Олрис спросил: - А почему эти поездки держат в такой строгой тайне? Бакко уселся на песок, поджав под себя ногу, и похлопал по земле рукой, приглашая Олриса сесть рядом с ним. Когда тот опустился на песок, Бакко сказал: - Положим, ты владеешь каким-то приемом, который позволяет тебе побеждать своих противников. Станешь ли ты рассказывать кому-нибудь, как именно работает этот прием?.. - Конечно, нет! - Ну, вот и наш король не хочет, чтобы кто-нибудь узнал о том, что должно обеспечить нам победу. Дакрис наверняка предупредил тебя о том, что будет, если ты кому-нибудь обмолвишься о том, что видел или слышал этой ночью. Хотя к настоящим тайнам тебя не допустят еще очень долго. Их имеют право знать только те, кто уже выдержал все Испытания. - Какие ещё испытания?.. - О, их довольно много, и чаще всего они растягиваются на много месяцев. Есть Испытание Безумием - это когда тебе в еду или в пиво подмешивают особый порошок, после которого люди теряют власть над собственным рассудком. Бывает, что человек выбалтывает свои самые сокровенные мысли и желания, или впадает в буйство, или убегает в лес, как дикий зверь. Обычно приступ продолжается от нескольких часов до двух-трех дней. Рассказывают, что какие-то люди кончали с собой, когда приходили в себя и начинали сознавать, что делали и говорили накануне - но сам я такого никогда не видел. Зато видел, как один парнишка сломал позвоночник, спрыгнув с замковой стены. Есть еще Испытание Болью - там тебе придется доказать, что ты способен терпеть боль. Есть Испытание Мечом - от него иногда освобождают тех, кто успел проявить себя в бою. О некоторых Испытаниях упоминать запрещено - когда ты их пройдешь, то обещаешь никому и никогда не говорить о том, что с тобой было. Испытания всегда проходят вразнобой, так что ты никогда не будешь знать наверняка, что ожидает тебя в следующий раз. - А можно отказаться проходить все эти Испытания? Бакко выразительно пожал плечами. - Можно. Но тогда ты никогда не станешь воином, и будешь до конца своей жизни оттирать котлы и убирать навоз, поскольку ни на что другое ты не годен. Олрис почувствовал, что краснеет. - Я вовсе не имел в виду себя! - сердито сказал он. - И вообще, ты очень ярко расписал, какие ужасы приходится переживать во время этих Испытаний, но не объяснил, ради чего все это нужно... Те, кто выдержит все Испытания, становятся адхарами? Бакко ухмыльнулся. - А, так вот чего ты испугался! Ну ты и болван... да в Марахэне полным-полно людей, которые уже прошли все Испытания. Твой Дакрис, кстати говоря, один из них. А ты, похоже, не в восторге от адхаров?.. - Я их ненавижу! - вырвалось у Олриса. Кто-нибудь другой счел бы такое заявление о слугах короля слишком дерзким, но Бакко только хмыкнул. - Ну, приятного в адхарах, безусловно, мало, но они бесценные союзники. Убить адхара почти невозможно, а в бою он стоит пятерых. Любая рана, нанесенная адхарами, смертельна. Король был бы круглым дураком, если бы отказался от таких вассалов только потому, что рядом с ними, видите ли, жутковато. Но не бойся - в эту ночь ты их больше не увидишь. Думаю, они уже отправились в свой мир... И кстати, раз уж ты спросил. Тот, кто сумеет выдержать все Испытания, может ходить между мирами, как адхары, - сказал Бакко. Лицо у него смягчилось, взгляд внезапно сделался мечтательным. - Когда я прошел посвящение, мне показали город, который называется "Адель". Когда ты входишь в этот город, то идешь по улицам, сплошь вымощенным камнем - и все эти камни гладкие, одной и той же формы и размера, а вокруг домов растут цветущие деревья. И воздух пахнет чем-то сладким, как медовое пирожное... Земля в окрестностях этого города такая плодородная, что может давать урожай три раза в год. Там есть дворцы, в сравнении с которыми наш Марахэн - просто сарай. Мой провожатый показал мне гавани, где стоят корабли со всех концов их мира, и торговые ряды, где продают оружие, вино, меха и самые немыслимые пряности и фрукты. А если бы ты мог увидеть их мечи!.. Я думаю, что даже Ролан не сумел бы сделать ничего подобного. Король пообещал, что этот город совсем скоро будет нашим. И тогда мы уничтожим магию, которой пользуется Меченый, и сможем заново отвоевать весь Эсселвиль - если, конечно, захотим. Но если бы ты мог увидеть то, что видел я, ты бы сказал, что Эсселвиль можно оставить "Истинному королю" - пускай подавится! Олрис уставился на Бакко. Он не мог понять - то ли гвардеец в очередной раз пытается разыграть его, а потом посмеяться над его доверчивостью, как это уже бывало раньше, то ли Бакко говорит серьезно. - А когда ты ходил по тому городу... это был во сне или по-настоящему? - уточнил он. - По-настоящему, болван! Я же сказал - прошедший посвящение может ходить между мирами. И я видел этот город так же ясно, как сейчас тебя... С Холма донесся приглушенный крик. Бакко умолк на полуслове, глядя в сторону тропинки, по которой удалились королевские гвардейцы. Олрис потянулся к своему мечу, валявшемуся на песке. - Может, на них напали?.. - предположил он, успев вообразить засаду, которую повстанцы могли бы устроить на Драконьем острове. Гвардеец наградил его тяжелым взглядом. - Замолчи, - процедил он, продолжая напряженно вслушиваться в тишину. Олрису не отказался бы узнать, о чем он думает, но было очевидно, что у Бакко прошла всякая охота разговаривать. Заметив, что Олрис тоже прислушивается, пытаясь угадать, что происходит на холме, Бакко вздохнул и неожиданно отвесил ему легкий подзатыльник. - Перестань, - сварливо сказал он. - Со временем узнаешь все, что нужно, а пока - не суй свой нос, куда не следует. Или ты думаешь, на Холм случайно допускают только тех, кто уже выдержал все испытания?.. Олрис сердито посмотрел на Бакко. Он готов был терпеть подзатыльники от Дакриса, но не от человека, который все время подбивает его воровать на кухне выпивку для себя и для своих дружков. "Только попробуй попросить меня о чем-нибудь еще - увидишь, что тогда будет!" - с негодованием подумал он. Прерванный разговор так и не возобновился. Они сидели, кутаясь в плащи и перебрасываясь ничего не значащими фразами. В конце концов, Бакко повел плечами и протяжно, заразительно зевнул. - Глаза так и слипаются... Я бы сейчас вздремнул - если бы был уверен, что ты не помчишься прямиком на Холм, если тебя оставить без присмотра. Обещаешь, что не будешь делать глупостей? Олрис состроил презрительную гримасу и пожал плечами. - Обещаю, - сказал он. - Могу даже поклясться, если хочешь. - Обойдусь... В конце концов, если решишь нарушить свое слово - то тебе же будет хуже. Разбуди меня, когда поймешь, что они возвращаются. Гвардеец растянулся на песке, пристроив голову на локоть и завернувшись в плащ, как гусеница в кокон. Олрис несколько минут раздумывал о том, не стоит ли все-таки попытаться хоть одним глазком взглянуть на то, что происходит на Холме, но под конец решил, что это глупо. Он не знает обходных путей наверх - значит, придется идти по тропинке, по которой будут возвращаться король и его гвардейцы. Чего доброго, они наткнутся на него на полпути... Олрис не представлял, чем это может кончиться, но не хотел бы выяснять это на личном опыте. Теперь, когда Олрису не с кем было разговаривать, ему отчаянно хотелось спать. Он скинул плащ, чтобы холод помог перебороть сонливость, и начал прохаживаться взад-вперед по песчаной косе. От темноты, осеннего тумана и тяжелой, давящей на уши тишины ему мало помалу сделалось не по себе. Чтобы развеяться, он начал подбирать речную гальку, швырять ее в воду и пытаться по звуку определить, как далеко улетел очередной снаряд. Пока он дожидался возвращения гвардейцев, темнота вокруг выцвела и посерела, так что стало можно разглядеть в туманной дымке противоположный берег Линда. Олрис замечтался и заметил возвращение их спутников только тогда, когда первые из мужчин вышли из-за деревьев. Расталкивать Бакко было уже поздно, так что Олрис просто запустил в него последним из своих камешков и торопливо вытер руки о штаны, внезапно устыдившись собственных дурацких развлечений. Его взяли на Драконий остров, а он ведет себя, словно младенец... - Эй, ты! Поди сюда, - окликнул Олриса высокий человек в темной накидке, вышедший из леса раньше остальных. Еще не рассвело, и в поднимающемся от воды тумане разглядеть чье-то лицо было не так-то просто. Только подойдя к вплотную, Олрис, наконец, узнал в мужчине короля. - Полей мне на руки, - отрывисто приказал король, протянув ему кожаную флягу. Олрис никогда еще не видел короля так близко, и тем более не мог представить себе ситуацию, в которой тот бы обратился к нему напрямую. В предрассветных сумерках матово смуглое лицо со скошенными тонкими губами казалось бледным и как будто утомленным, на щеке виднелись присохшие брызги грязи. От одежды короля пахло железом, дымом от костра и прелыми листьями. Неудивительно, что, выбравшись на берег острова, он первым делом пожелал умыться... Олрис торопливо вытащил из фляги пробку и наклонил ее, так что на землю потекла тонкая струя воды. Король подставил под эту струю ладони, покрытые, как показалось Олрису, то ли грязью, то ли ржавчиной. На землю потекла мутная красноватая вода. Полы накидки распахнулась, и взгляд Олриса упал на тонкий серповидный нож, прицепленный к поясу короля. Лезвие было чистым, мокрым и блестящим - так бывает, если нож тщательно вытереть пучком травы. Олрису вспомнился далекий, приглушенный крик, который он услышал ночью. Его взгляд остановился на темных подсохших брызгах на щеке у короля, и его замутило. "Да ведь это же не грязь, а кровь! – с внезапным отвращением подумал он. - И на руках у него тоже кровь. Так вот почему Бакко говорил, что мне нельзя туда ходить... Если бы меня кто-нибудь заметил, то они убили бы и меня тоже" Олрис прикусил губу, чтобы сдержаться и не отодвинуться от короля, который сейчас вызывал у него только страх и омерзение. Ему внезапно вспомнилось, как много лет назад он наступил босой ногой на жившую в черничнике гадюку. Он был слишком мал, чтобы запомнить, был ли рядом кто-нибудь из сверстников или он пошел в лес совсем один - однако Олрис до сих пор отлично помнил ту секунду, когда под его ногой пружинисто свернулось гибкое, холодное чешуйчатое тело, источавшее смертельную угрозу. Сейчас Олрис испытывал что-то похожее, но выдать свои чувства было нельзя. Если король поймет, о чем он думает - ему конец. Казалось, хуже, чем теперь, ему уже не будет, но следующая догадка поразила его еще больше первой. Дакрис бы не взял его на этот остров, если бы его не собирались удостоить Посвящения и допустить к участию в этих обрядах. Ну, конечно!.. Бакко ведь сказал ему об этом - только он был слишком занят мыслями об Испытаниях и о волшебных городах, чтобы понять истинный смысл его слов. Король закончил отмывать с рук кровь и отошел, не удостоив Олриса ни одним словом. Но, пока не пришло время забираться в лодку, чтобы возвращаться в Марахэн, Олрис так и стоял на том же месте, тупо глядя на песок у себя под ногами. Ему казалось, что внутри у него все заледенело - но теперь он точно знал, что это не от холода. * * * Женщина страдальчески смотрела на дан-Энрикса. Ее полное, отечное лицо покраснело от боли и мучительного напряжения. - Опять, - одними губами выговорила она. Меченый коротко кивнул. - Когда вы почувствовали боль? - Сегодня ночью. Кажется, сразу после полуночи. - И вы терпели до утра, чтобы послать за мной?.. - спросил дан-Энрикс, едва удержавшись, чтобы не покачать головой. - Я думала, вы спали, - извиняющимся тоном сказала она. Крикс тяжело вздохнул. - Ну разумеется, я спал. А вот вы, похоже, нет. Меченый подошел к окну и закрыл ставни. В комнате сразу стало темнее, но зато несущийся со двора лязг походных кузниц словно отдалился, сделавшись гораздо тише. С того дня, как войско Истинного короля разместилось в Руденбруке, замок бывшего наместника этих земель напоминал военный лагерь. Его заполняли люди, которые без конца куда-то спешили, чистили оружие, чинили упряжь и держались так, как будто собирались не сегодня-завтра выступить в поход на Марахэн. Единственными комнатами, которых не коснулись никакие изменения, были несколько спален на втором и третьем этаже, которые оставили наместнику, его жене и дочери за то, что Уриенс открыл ворота Истинному королю и присягнул ему на верность. Несколько дней спустя, когда жена наместника слегла в постель, король предложил Уриенсу помощь королевского врача, но тот вежливо отказался. Однако к вечеру его жене стало настолько плохо, что Уриенсу пришлось изменить свое решение. Алинард был занят в госпитале, так что к леди Адалане пошел Меченый. Осмотр хозяйки Руденбрука превратился в тягостное испытание для них обоих. Крикс никак не мог отделаться от ощущения, что даже камни в почках беспокоят леди Адалану меньше, чем чужой мужчина в ее спальне. Но за два последних дня она привыкла к его обществу и даже перестала обращать внимание на то, чтобы с ней рядом постоянно находилось несколько служанок для обеспечения благопристойности. Меченый подошел к кровати и пощупал ей лоб - кожа была прохладная и липкая от пота - а потом присел на табурет у изголовья, рядом с низким столиком, и начал смешивать для женщины лекарство, которое должно было хоть чуть-чуть ослабить боль. Ни одна из тех трав, которые они испытывали с Алинардом, не обладала даже приблизительно таким эффектом, как те обезболивающие, которые использовались в таких случаях имперскими врачами, но приходилось обходиться тем, что есть. - Вы пьете тот отвар, который я принес позавчера? - осведомился Меченый - больше затем, чтобы занять ее внимание, чем для того, чтобы действительно узнать ответ. Он знал, что леди Адалана пьет лекарство постоянно - кувшин, стоявший на прикроватном столике, был почти пуст. - Да, я все время пью... вчера мне было легче. Я подумала, что все уже прошло, а теперь опять... мне кажется, я не спала всю ночь. Так больно... Почему так больно?! - влажные от пота пальцы с неожиданной для женщины силой сжались на его запястье. Серо-синие глаза хозяйки Руденбрука казались почти черными от страха. Меченый осторожно разжал ее пальцы и на несколько секунд задержал ладонь женщины в своей. - Не надо так бояться. Боль сейчас пройдет, - заверил он, протягивая ей стакан. - Если хотите, я побуду здесь, пока вы не заснете. Интересно, если бы Рам Ашад мог видеть своего бывшего ученика, он бы одобрил этот небольшой обман, или, наоборот, сказал бы, что врачу не следует давать больным несбыточные обещания? Пожалуй, боль у леди Адаланы могла бы пройти только в том случае, если бы она приняла люцер, которого у них в помине не было. Однако какая-то польза в его блефе все-таки была - из лица женщины мало-помалу уходило напряжение. - Да... да, пожалуйста, не уходите, - сказала она, закрыв глаза. Но через несколько секунд снова открыла их и посмотрела на дан-Энрикса. - Как вы считаете, король действительно простил моего мужа?.. Не ожидавший от нее подобного вопроса Меченый нахмурился. Уриенс был айзелвитом, сохранившим титул и влияние после поражения. В этом не было ничего необычного - многие айзелвиты, обладающие состоянием и титулом, переметнулись на сторону победителей и сохранили свою власть даже при гвиннах. Необычность состояла в том, что таких "подлипал" другие айзелвиты чаще всего ненавидели даже сильнее, чем завоевателей - а Уриенса в Руденбруке если не любили, то, по крайней мере, уважали. И, когда в эти земли пришли люди Истинного короля, внезапно оказалось, что никто из местных жителей не жаждет смерти бывшего наместника. Атрейн считал, что это ничего не значит, и что с Уриенсом следует поступить так же, как с любым другим предателем, но Меченый придерживался на этот счет другого мнения, и на этот раз король прислушался не к сенешалю, а к нему. - Что заставляет вас думать, что король имеет что-нибудь против вашего мужа, леди Адалана? - прямо спросил Крикс. - Мне кажется, король отнесся к нему настолько хорошо, насколько это вообще возможно в данных обстоятельствах. - Он - да. Но лорд Атрейн... - Атрейн никогда не нарушит волю короля, - твердо ответил Меченый. - Вашему мужу ничего не угрожает. Спите. Лицо женщины разгладилось, и, к удивлению дан-Энрикса, она действительно вскоре заснула. Во сне она дышала глубоко и ровно - совсем не так, как человек, который даже в забытьи продолжает бороться с болью. Меченый подумал, что, возможно, следует еще раз тщательно проверить действие всех трав, которые они использовали для приготовления лекарства. Потом в дверь тихонько постучали. Крикс был уверен в том, что это кто-то из служанок леди Адаланы, но мгновение спустя из-за двери послышался преувеличено почтительный голос Лювиня. - Прошу простить, госпожа Адалана. Лорд дан-Энрикc не у вас?.. Крикс тяжело вздохнул и начал заворачивать в кулек остатки порошка, который он использовал для разведения лекарства. - Сейчас выйду. Подожди за дверью, - сказал он, не повышая голоса. Меченый знал, что Рельни, привыкший прислушиваться к самым незначительным шорохам в лесу, его услышит. В дверях Меченый чуть не столкнулся с дочерью наместника, Таирой, заходившей в спальню матери. Дан-Энрикс вежливо наклонил голову и смотрел в пол, пока девушка не прошла мимо. Даже не поднимая глаз, он чувствовал, что она смотрит на него и нарочно медлит у двери, надеясь, что он с ней заговорит. Крикс ничуть не сомневался в ее любви к матери, но все равно не мог отделаться от мысли, что она пришла сюда не столько ради нее, сколько в надежде повидаться с ним. На душе Крикса было неспокойно. В обществе Таиры он все время чувствовал неловкость и вину. Когда он в первый раз увидел эту девушку, время как будто бы застыло, и дан-Энрикс на секунду перестал осознавать, где он находится. У нее были темные, густые волосы, немного бледное лицо и темно-синие глаза, похожие на штормовое море. Крикс чуть не бросился к ней, поскольку ему показалось, что он видит Лейду Гвенн Гефэйр. Но потом мираж рассеялся, и стало ясно, что девушка, показавшаяся ему точной копией Лейды, была не так уж похожа на нее. Совсем другое выражение лица и взгляд, другой рисунок губ и слишком мягкая, по-детски неопределенная линия скул и подбородка. В довершение всего, Таира была на несколько лет моложе Лейды. Перепутать их друг с другом было невозможно - и, однако, в первые дни жизни в Руденбруке Крикс часто ловил себя на том, что озирается по сторонам, ища Таиру взглядом, словно наваждение каким-то чудом могло повториться. Когда дан-Энрикс спохватился, осознав, к чему способны привести все эти взгляды, было уже поздно. Девушка заметила его внимание - и истолковала его единственно возможным образом. Не зная, как поправить положение, Меченый напустил на себя безразличие - но этим только окончательно испортил дело. Вероятно, Нойе Альбатрос был прав, когда твердил, что "дайни" совершенно не умеет обращаться с женщинами. Теперь девушка постоянно оказывалась там, где можно было невзначай столкнуться с Криксом, и взгляды, которые она бросала на него, делались все отчаяннее, а дан-Энрикс чувствовал себя последним негодяем. Рельни, ожидающий его снаружи, выразительно скривился. - Тебя не поймешь, дан-Энрикс! - сказал он, как только дверь за девушкой закрылась. - То ты смотришь на нее, как умирающий от жажды - на кувшин воды, то притворяешься, что вообще ее не замечаешь. В голосе Лювиня слышалась досада. В первую секунду Меченый решил, что дочь наместника нравится ему самому, и Рельни сердится на то, что друг не ценит собственного счастья, но потом он вспомнил, что в последние несколько дней Лювинь вообще все время находился в дурном настроении и был сверх всякой меры раздражителен. Меченый посмотрел на Рельни более внимательно. В целом тот выглядел вполне обычно - разве что чуть припухла левая щека. - Что у тебя с лицом? - осведомился Крикс, отчасти уже догадавшись об ответе. Рельни отмахнулся. - Ерунда... всего лишь больной зуб, - ответил он, хотя по его тону было ясно, что эта "ерунда" его уже порядком допекла. - Сходил бы к Алинарду, - предложил дан-Энрикс. Лицо Рельни помрачнело еще больше. - Я сходил. Попросил дать мне что-нибудь от зубной боли. А он заявил, что порошками делу не поможешь, и что зуб придется вырвать. Я пообещал подумать и ушел. Ненавижу зубодеров, и особенно их барахло - все эти щипчики, крючочки, иглы и тому подобное. Может быть, оно как-нибудь само пройдет. - Но до сих пор ведь не прошло? - Нет, - мрачно сказал Рельни. - Только хуже стало. Жрать не могу, даже обычный хлеб приходится размачивать в воде. Проснулся среди ночи - ощущение, как будто бы болит вся челюсть сразу, и особенно - этот проклятый зуб. Я всего-то тронул его языком, а в десну как будто раскаленную иглу воткнули. Сижу, как дурак, слюна течет, как у собаки... Так и не заснул потом. Крикс потер лоб. Если уж после такой ночки Рельни не помчался в лазарет бегом - значит, никакие увещевания не заставят его изменить свое решение, разве что кто-нибудь заставит его силой. Надо сказать, что Меченый отлично его понимал. У самого Крикса зубы не болели лет с семи, но он все равно помнил день, когда, кривясь и обливаясь потом, расшатал и вырвал из десны измучивший его молочный зуб. Инструментарий зубодера, который он часто видел среди прочих инструментов Рам Ашада, вызывал у него те же чувства, что и у Лювиня. Особенно потому, что большинство врачей в столице почему-то полагали, что расходовать бесценный твисс из-за больного зуба - неоправданная блажь. Крикс вспомнил покрытое испариной лицо Адаланы и вздохнул. Так больше продолжаться не могло. Он должен либо раздобыть люцер, либо найти, чем его можно заменить. - Ты хочешь, чтобы я тебе помог? - спросил он Рельни. Тот отвел глаза. - Я думал, твоя магия... Дан-Энрикс нервно хмыкнул. "Его" магия!.. Он открыл рот, чтобы в очередной раз сказать то, что повторял уже тысячу раз - что он не Одаренный, не владеет никакими чарами и не способен сделать больше, чем любой обычный человек. Здесь, в Эсселвиле, ему приходилось говорить эти слова так часто, что теперь они слетали с языка сами собой. Но, посмотрев в измученное лицо Лювиня, Крикс впервые не нашел в себе решимости произнести эту фразу. Вместо этого он положил руку Рельни на плечо и слегка сжал. - Все будет хорошо. Я обещаю, - сказал Крикс со всей доступной ему убежденностью. Хотя в душе все-таки шевельнулся червячок сомнения - сможет ли он отправиться в Адель, достать необходимое количество люцера и вернуться раньше, чем щеку у Рельни разнесет настолько, что этого станет невозможно не заметить? Впрочем, можно будет дать Лювиню тот же противовоспалительный отвар, который они с Алинардом делали для Адаланы, и сказать, чтобы он полоскал им рот как можно чаще. Лицо Рельни просветлело, словно Крикс пообещал ему немедленное исцеление. - На самом деле, я пришел не только из-за этого, - заметил он гораздо более непринужденным тоном. - Тебя хочет видеть Истинный король. - Что-нибудь важное? - Скорее всего, нет, иначе он бы велел мне поторопиться. Думаю, он просто чувствует себя спокойнее, когда с ним рядом ты или Атрейн. - А что, Атрейн сейчас не с королем?.. - нахмурился дан-Энрикс. - Пойду посмотрю, как там наместник. Не хватало только, чтобы они с Атрейном столкнулись где-нибудь лицом к лицу. Лювинь хмыкнул. - Это точно... Уриенс - бесстрашный человек. Если бы лорд Атрейн смотрел бы на меня так, как на него, я бы, пожалуй, никуда не выходил из своей спальни без охраны. Меченый кивнул. Крикс относился к Уриенсу двойственно. С одной стороны, он не привел своих людей сражаться в Лисий лог, а присягнул захватчикам. Наместник не устраивал облавы на повстанцев, но, если отряды гвиннов доставляли пленных мятежников в Руденбрук, то Уриенс недрогнувшей рукой подписывал приказ о казни. С другой стороны, большинство айзелвитов в Руденбруке жили не в пример благополучнее, чем в тех местах, где правили наместники из Дель-Гвинира. Нужно было иметь поистине незаурядный ум и выдержку, чтобы ни разу не навлечь на себя подозрений в нелояльности, и в то же время продолжать заботиться об интересах своего народа. У каждого, кто дал бы себе труд внимательнее посмотреть на Уриенса - на его лоб с высокими залысинами, проседь в темных волосах и горькую складку в угле губ - закрадывалось подозрение, что эти двадцать с чем-то лет были для него ненамного легче, чем для повстанцев в Лисьем логе. Но даже если это было так, Атрейн определенно не желал этого знать. То обстоятельство, что они с Уриенсом были хорошо знакомы до войны, не только не заставило Атрейна относиться к Уриенсу мягче, а, наоборот, усугубило положение. Сенешаль ненавидел Уриенса больше, чем всех гвиннов, вместе взятых, и нимало не стеснялся демонстрировать это при всяком подходящем и неподходящем случае. Король в знак своего расположения обедал за одним столом с наместником и его домочадцами, так что Атрейну и дан-Энриксу волей-неволей приходилось трапезничать там же. Сенешаль ни разу не притронулся ни к одному блюду из тех, что подавали за общим столом, и говорил только тогда, когда к нему кто-нибудь обращался - да и то, по большей части, ограничивался односложными ответами. Все остальное время Атрейн сидел с каменным лицом, пока не наступал момент, когда можно подняться и уйти к себе. Присутствие этой безмолвной, источающей презрение и ненависть фигуры, стесняло не только Уриенса и его семью, но и всех остальных, но король явно не решался подступиться к сенешалю с разговором о наместнике. Меченый мог бы побеседовать с Атрейном сам, но полагал, что это дело следует оставить королю - юноша должен научиться относиться к сенешалю (да и к самому дан-Энриксу) как к своим подданным, а не руководителям и наставникам, которым он не вправе был перечить. - Передай его величеству, что я сейчас приду, - сказал дан-Энрикс Рельни. - Хорошо, - кивнул Лювинь, шагнув в сторону лестницы. Но почти сразу замер и с безмерным удивлением дотронулся до своей щеки. Сначала прикоснулся осторожно, кончиками пальцев, а потом, заметно осмелев, нажал сильнее. Недоверчивое выражение лица сменилось на восторженное. - Слушай, а ведь боль действительно прошла! Не понимаю, как ты это делаешь?.. Крикс собирался возразить, что он тут совершенно ни при чем, но в самую последнюю секунду усомнился в том, что это было правдой. И тогда, у Адаланы, и сейчас он в самом деле ничего не делал - просто от души желал хоть как-то облегчить их страдания. Но что, если для Тайной магии было вполне достаточно его желания?.. Крикс посмотрел на щеку Рельни. Отек, разумеется, не спал, но, судя по тому, как тот решительно ощупывал больную щеку, боли он действительно не чувствовал. - Знаешь, Крикс, иногда я тебя боюсь, - задумчиво сказал Лювинь. - Ты бы хоть руками поводил или прочел какое-нибудь заклинание - ну, просто для приличия. Меченый пропустил его слова мимо ушей - он напряженно размышлял. Устранить болевые ощущения - это простейшее воздействие на грани магии и самого обычного внушения. Такое может сделать даже деревенский знахарь. Главная проблема в том, что убрать боль - еще не значит вылечить болезнь. - На твоем месте, я все же зашел бы к Алинарду, - сказал Крикс, но замолчал, поняв, что Рельни его уже не слышит. Посмотрев на него, Меченый заподозрил, что эта история облетит замок еще до обеда - и отныне все солдаты из охраны Истинного короля, а может, и крестьяне из ближайших деревень станут идти за помощью не в госпиталь, а прямиком к нему. Определенно, следовало побыстрее раздобыть люцер и собственные хирургические инструменты. Оставив Рельни наслаждаться избавлением от боли, Меченый отправился к наместнику. Его покои находились этажом ниже, чем комнаты его жены. Услышав раздававшийся из-за двери голос сенешаля, Меченый ускорил шаг. - ...сплошное лицемерие, - услышал он еще из коридора. Атрейн явно не пытался приглушать свой голос. - Вот только посмей опять сказать, что все это время, пока ты ел с гвиннами с одной тарелки и казнил моих парней, ты делал это для того, чтобы спасти как можно больше айзелвитов!.. Если тебя что-то и заботило, так это твое личное благополучие и безопасность твоих близких. Признай, что предал Тэрина, чтобы не рисковать собой и обеспечить своей дочери и жене благополучное существование. Ради того, чтобы они обедали на серебре и спали на перинах, не жаль кого-нибудь повесить, правда?.. Крикс резко дернул створку на себя и с облегчением отметил, что Атрейна с Уриенсом разделяет расстояние почти в полкомнаты. Значит, сенешаль, по крайней мере, не намеревался ткнуть противника кинжалом или свернуть ему шею. - Ты можешь и дальше говорить обо мне все, что хочешь, но оставь мою жену и дочь в покое, - сказал Уриенс с твердостью, которой он наверняка не ощущал. - Они ни в чем перед тобой не виноваты. - В самом деле? Если я не ошибаюсь, твоя дочка родилась в тот самый год, когда мой первенец умер в Лисьем логе. Это была страшная, голодная зима... у его матери пропало молоко. Я думал, что у нас будут другие дети - но на следующий год ее убили гвинны. Я приложил все усилия, чтобы узнать, кто это был, но ничего не вышло. Кстати говоря! Никто из тех, с кем ты садился пировать за этот стол, как-нибудь мимоходом не упоминал о том, как надругался над моей женой?.. Уриенс провел ладонью по лицу, то ли стирая проступившую испарину, то ли пытаясь хоть на миг отгородиться от пылающего яростью взгляда напротив. - Не понимаю, чего ты пытаешься добиться?.. - глухо и как будто через силу спросил он. - Если ты так сильно меня ненавидишь, то иди и посоветуй королю меня казнить. Может быть, он тебя послушает. - Казнить тебя? - эхом откликнулся Атрейн. - А толку-то?.. Я бы хотел, чтобы предатели вроде тебя на своей шкуре испытали все, что пережили мы. Но для такого мне пришлось бы пойти к твоей дочке и поступить с ней так же, как те гвиннские ублюдки поступили с моей Тальей. Уриенс резко вскинул голову. - Ты этого не сделаешь! - должно быть, он хотел, чтобы это звучало угрожающе, но Крикс услышал только страх измученного, загнанного в угол человека. Уриенс, должно быть, понимал, что в войске Истинного короля у Атрейна найдется множество единомышленников, готовых воплотить угрозы сенешаля в реальность. - Не сделаю, - признал Атрейн бесцветным голосом. - Мне бы хотелось думать, что я не могу поступить с тобой так, как ты заслуживаешь, потому что мне бы помешали люди короля или дан-Энрикс... - сенешаль махнул рукой на Меченого, замершего на пороге, - Но проблема в том, что я бы в любом случае не смог. Сам по себе. А значит, справедливости не существует. Он развернулся и стремительно вышел в коридор, едва не налетев на Крикса. Долю секунды энониец колебался - войти в зал и попытаться как-то успокоить Уриенса или идти за Атрейном, но потом все-таки выбрал сенешаля. В конце концов, Уриенсу наверняка будет спокойнее, если будет знать, что за Атрейном кто-то приглядит. - Король послал тебя удостовериться, что я не придушил этого выродка?.. - хрипло спросил Атрейн, не глядя на дан-Энрикса. - Можешь не беспокоиться. Я уже сказал ему, что такие, как он, не заслуживают легкой смерти. - Я слышал, - кивнул Крикс. И, помолчав, добавил - Ты никогда не рассказывал о том, что у тебя была жена и сын. Атрейн пожал плечами. - Это было очень давно, - с заметной неохотой сказал он. - Зачем теперь об этом вспоминать?.. Крикс подавил тяжелый вздох. Он давно убедился, что "не говорить о чем-то" и "не вспоминать об этом" - вещи совершенно разные. Дан-Энрикс готов был побиться об заклад, что сенешаль не вспоминает про свою погибшую жену примерно так же, как он сам "не вспоминает" Лейду Гвенн Гефэйр. Бешеная ненависть Атрейна к гвиннам была тому лучшим подтверждением. Крикс мог бы попытаться побеседовать с Атрейном о наместнике, но знал, что это ни к чему не приведет. Немного обнадеживало то, что разговор, который до сих пор предотвращало присутствие посторонних, все-таки состоялся - и в итоге ни Атрейн, ни Уриенс не пострадали. Криксу хотелось верить в то, что кризис миновал, и дальше отношения двоих мужчин будут мало помалу становиться лучше. А пока что оставалось только ждать. Меченый приобнял Атрейна за плечо. - Как думаешь, Его Величество не будет против, если я решу отправиться в Адель?.. - спросил он. * * * В дни, последовавшие за поездкой на Драконий остров, Олрису казалось, будто между ним и окружавшими его людьми возникла невидимая стена. В мыслях он постоянно возвращался к этой ночи, но ни с кем не мог о ней поговорить. Это было как заноза, которую невозможно вытащить. Иногда Олрис пробовал представить, как бы Ингритт отнеслась к тому, что происходит на Холме, и ему делалось не по себе. Правда, потом Олриса всегда захлестывало раздражение. С какой стати его вообще должно заботить то, что скажет Ингритт?.. Он пытался убедить себя, что воин не должен бояться смерти – ни чужой, ни своей собственной, но все в нем переворачивалось от мысли, что ему тоже когда-нибудь придется участвовать в ритуалах на Холме. Первые дни после ночной поездки Олрис инстинктивно избегал тех мест, где можно было встретить Ингритт, но довольно быстро заскучал без их обычной пикировки. Он с удивлением отметил, что, если последние несколько дней он не особо рвался видеться с подругой, то и она почти не появлялась на людях, целыми днями пропадая в лазарете. В Олрисе проснулось любопытство, и однажды вечером он отправился проведать Ингритт сам. Он был так занят мыслями о том, что ей сказать, что толкнул дверь, даже не постучав. К своему удивлению, он обнаружил, что дверь чем-то подперли изнутри. Створка открылась далеко не сразу. Сперва по полу проехало что-то тяжелое - похоже, это был сундук, в котором Ингритт хранила свою одежду и другие вещи - а потом на пол с грохотом упала деревянная скамейка. Олрис протиснулся в образовавшуюся щель и с любопытством осмотрелся. Даже в тусклом свете от единственной свечи было заметно, что в комнате царит жуткий беспорядок. Плетеный ящик для хранения лекарств, стоявший у стены, был открыт, на узком застеленном топчане были в беспорядке свалены самые разные предметы, а стоявшая возле постели Ингритт пыталась засунуть в старый вещевой мешок свой теплый плащ. Услышав грохот опрокинутой скамейки, она резко обернулась. Огонек свечи задрожал, и тень Ингритт заметалась по стене, как пойманная в клетку птица. Узнав его, девушка явственно расслабилась, и Олрис сделал вывод, что баррикады у двери предназначались не для него. Ингритт скрестила руки на груди. - Зачем пришел? Я занята. - Я вижу, - согласился Олрис, глядя то на брошенный на кровать плащ, то на холщовый вещевой мешок в руках у девушки. - Куда это ты собираешься?.. - У нас закончились пырей, валериана и еще кое-какие травы. Без них отец не может смешивать лекарства, так что завтра я пойду искать то, чего у нас недостает. - Ага, конечно. И поэтому ты стала подпирать входную дверь и дергаться из-за любого шороха, - возразил Олрис, раздосадованный тем, что она делает из него дурачка. – Может, расскажешь, что случилось?.. Несколько секунд Ингритт молча смотрела на него. Потом сунула руку в свою торбу, вытащила из нее какой-то небольшой предмет и протянула его Олрису. Тот машинально подставил ладонь, и на нее легла небольшая, но на удивление тяжелая подвеска в виде маленького обоюдоострого топорика. Подвеска была сделана из золота и крепилась к витой золотой цепочке. - Вот. Это мне подарил Рыжебородый. Олриc видел у двоих или троих гвардейцев такие же обереги - только сделанные из обычной меди и гораздо менее изящные. Считалось, что подобный талисман приносит обладателю удачу и оберегает от беды. - Зачем Рыжебородому дарить тебе подарки?.. - спросил он. И тут же осознал, как глупо задавать такой вопрос. Но Ингритт все равно ответила. - Пару недель назад отец сказал Рыжебородому, что, если правильно массировать и растирать его больную ногу, а потом накладывать компрессы, то со временем колено начнет гнуться. Нэйд, конечно, тут же ухватился за эту идею - он ведь понимает, что, если он останется калекой, то король, скорее всего, от него избавится. Но терпеть эти растирания ужасно тяжело. Нэйд всякий раз ругал отца последними словами и твердил, что он убьет его, если от этого лечения не будет толка. А однажды он его ударил... причем очень сильно, у отца тогда распухло пол-лица, и он почти ослеп на левый глаз. Тогда я поняла, что дальше так идти не может. Если Мяснику нужно кого-то бить - пусть лучше бьет меня. Я не стала обсуждать это с отцом, поскольку он бы ни за что не согласился меня отпустить; я просто взяла все, что нужно, и пошла к Рыжебородому сама. Когда я пришла к нему в первый раз, Мясник валялся на своей кровати - еще более пьяный, чем обычно. Пока я растирала его ногу, мне все время казалось, что он меня придушит или размозжит мне голову, но он так и не сделал ничего подобного. - А ты не боялась, что Рыжебородый может... - Олрис запнулся. - Изнасиловать меня? - договорила Ингритт удивительно спокойным тоном. - Ну, конечно, я об этом думала. Она бросила торбу на топчан и быстрым, почти незаметным для глаза движением вытащила из-под подушки длинный, тонкий нож. - Я каждый раз брала его с собой, когда шла к Мяснику. Я решила: если он меня ударит - ничего, переживу. В конце концов, от пары синяков еще никто не умирал. Но если эта пьяная свинья захочет затащить меня в свою постель, то я его убью. Голос Ингритт по-прежнему звучал спокойно, но по тому, как побелели ее скулы и как потемнели карие глаза, Олрис почувствовал, что одна мысль о такой ситуации приводит ее в бешеную ярость. В животе у Олриса похолодело. Он внезапно понял, что Ингритт не шутит - она в самом деле ткнула бы Рыжебородого ножом. О том, что с Ингритт стало бы потом, Олрису не хотелось даже думать. - Я так понимаю, он тебя не тронул, - пробормотал он, не зная, что еще сказать. Ингритт слегка расслабилась. - Нет, он меня не тронул. Да и вообще... когда я начала ходить к нему вместо отца, он стал вести себя гораздо тише. Во всяком случае, когда я пришла в третий раз, то он был трезв и даже почти не сквернословил - только скрипел зубами и рычал, как будто его режут по живому. - Надеюсь, ему было очень больно, - мстительно заметил Олрис. - Ты даже не представляешь, как, - кивнула Ингритт. - Знаешь, я ведь ненавижу Мясника не меньше твоего. Но когда я смотрела, как он мучается, мне все равно было его немного жаль. Думаю, этот воспалившийся сустав должен болеть просто чудовищно. - Вот и прекрасно, - мрачно сказал Олрис. - Пусть помучается! Думаешь, он хоть раз кого-нибудь жалел? Но девушка его уже не слушала. - ...Со временем я стала замечать, что Нэйд слишком часто оказывается в тех местах, где ему вроде бы незачем быть, и не спускает с меня глаз. Я не трусиха, но когда я видела, что он следит за мной, мне становилось страшно. Я до последнего надеялась, что мне просто мерещится. Но нет. Сегодня днем он подошел ко мне, когда я была во дворе. Сказал, что нога у него теперь болит гораздо меньше, чем раньше, и поэтому он хочет сделать мне подарок. А потом он дал мне этот оберег. Точнее, подошел ко мне вплотную и сам застегнул цепочку у меня на шее, - Ингритт с явным отвращением кивнула на подвеску, которую Олрис продолжал сжимать в руке. Олрис напрягся. Нэйд иногда делал его матери какие-то подарки - правда, не в пример более скромные, чем тот, который он преподнес Ингритт. Чаще всего в качестве подарка выступал отрез материи на платье или мелочь вроде ленты, бус или наперстка. Но одно Олрис усвоил совершенно точно - в понимании Рыжебородого, любой подобный дар необходимо было отработать. - А потом?.. - спросил он девушку. - А потом он ушел, - сухо сказала Ингритт. - Мне кажется, для него почему-то важно, чтобы я пришла к нему сама. И он, видимо, думает, что, если он будет вести себя чуть менее по-скотски, чем обычно, и дарить мне безделушки вроде этой, то так и произойдет. И если я не уберусь отсюда прямо сейчас, пока он еще тешится подобными надеждами - то мне конец. - Ингритт, это безумие! - страдальчески заметил Олрис. - Думаешь, ты первая, кто пробует сбежать из Марахэна? Вспомни Ролана! Они прочешут лес и все ближайшие деревни, выследят тебя с собаками и привезут назад... В конце концов, отправят за тобой адхаров! Ничего из этого не выйдет. Ингритт посмотрела на него в упор. - Хочешь сказать, ты бы остался? Окажись ты в моем положении?.. Это было настолько неожиданно, что Олрис совершенно растерялся. - Я не знаю... - пробормотал он. - Как я могу быть в твоем положении? Я же не девушка. - То есть поставить себя на мое место ты не можешь, но при этом не стесняешься давать советы? - криво усмехнулась Ингритт. Олрис опустил глаза. Ответить было нечего. И почему только дан-Энрикс не прикончил Мясника, когда у него был такой отличный шанс?! Если бы он довел дело до конца, Ингритт бы не пришлось теперь бежать из Марахэна. Да и вообще, убить Рыжебородого - это услуга человечеству. - Я просто не понимаю, на что ты надеешься, - признался Олрис, наконец. - Куда ты собираешься бежать? Ингритт посмотрела на него, как будто он сморозил какую-то глупость. - А ты как думаешь - куда можно бежать из Марахэна? Только в Руденбрук. Отец сначала долго спорил, но потом признал, что выхода у меня нет. - Но Руденбрук ведь очень далеко! Ты никогда туда не доберешься. Если только... - Олрис замолчал, ошеломленный мыслью, неожиданно пришедшей ему в голову. - Если бы ты могла уплыть на лодке, это было бы гораздо лучше, чем идти пешком. Я знаю одно место, ниже по течению - там в камыше спрятано несколько хороших, прочных лодок. Ты могла бы взять одну из них. - А что это за лодки? - удивилась Ингритт. - Не все ли тебе равно? - с досадой спросил Олрис. Теперь, когда он рассказал о лодках, ему стало страшно уже не за Ингритт, а за самого себя. Даже если случится чудо, и Ингритт не перехватят прямо на реке, то рано или поздно король снова отправится на Драконий остров, и пропажу лодки непременно обнаружат. Если кто-то сопоставит этот факт с побегом Ингритт, то, конечно, сразу же поймет, кто мог сообщить ей этот секрет. - Ну... в данных обстоятельствах, пожалуй, все равно, - вздохнув, признала Ингритт. - Хотя мне бы все равно не хотелось красть лодку у какого-нибудь бедолаги, у которого ничего больше нет. - Не беспокойся, - мрачно сказал Олрис. - Это не рыбацкие лодки. Все! Ни о чем больше меня не расспрашивай. - Но должна же я узнать, где они спрятаны, - резонно возразила Ингритт. Олрис вспомнил о дикой скачке в темноте и покачал головой. - Боюсь, что на словах я этого не объясню. Будет гораздо лучше, если я пойду с тобой и покажу, где их искать. Когда ты собираешься идти? - Завтра, с утра пораньше. Мы с отцом уже все обсудили, он проводит меня до ворот. Я буду делать вид, что не хочу идти, а он будет настаивать. Упомянет о том, что без "метельника болотного" нельзя готовить новые компрессы для Рыжебородого... после такого стража точно меня выпустит. В конце концов, они ведь сами ходят в лазарет то за одним, то за другим. - Ага... тогда, по крайней мере, не бери с собой лишних вещей - это выглядит слишком подозрительно. А мне, наверное, стоит сбежать в трактир прямо сейчас. Наплету Инги, что иду к какой-нибудь девчонке, а в деревне постараюсь, чтобы все запомнили, что я много пил, поссорился с кем-то из местных, а потом пошел спать на сеновал. Тогда никто не удивится, если завтра я вернусь к полудню или даже позже. Ингритт пристально посмотрела на него. - Ты правда это сделаешь? Ради меня?.. Дакрис тебя убьет. Олрис вздохнул. Может, раньше перспектива получить от Дакриса очередную взбучку и могла бы его испугать, но сейчас Олрис был бы только рад, если бы кто-нибудь пообещал ему, что его всего-навсего отлупят за мнимую попойку, и на этом дело кончится. Вот если кто-нибудь узнает, что он провел Ингритт той дорогой, которой гвардейцы ездят на Драконий остров, и показал ей спрятанные лодки - тогда ему действительно не поздоровится. Он вспомнил Ролана, и по спине у него пополз противный холодок. Ингритт даже не представляет, чем он для нее рискует. - Плевал я на Дакриса, - небрежно сказал Олрис. Это было почти правдой - если дело обернется плохо, Дакрис будет наименьшей из его проблем. - Встретимся утром на опушке леса, ладно?.. Ингритт кивнула - а потом вдруг сделала пару шагов вперед и обняла его. Олрис застыл, почувствовав, как она прикоснулась губами к его щеке. - Спасибо, Олрис. Ты всегда был настоящим другом... Надеюсь, что у нас все получится. - Получится, - заверил он с напускной бодростью. - Ладно, я побежал. Еще немного - и ворота окончательно закроют. Только оказавшись по ту сторону двери, Олрис сообразил, что, если все пойдет по плану, он никогда больше не увидит Ингритт. * * * До холодов было еще далеко, но Аденор всегда любил комфорт, так что в его особняке топили даже летом. Положенные между дров ветки яблони и вишни давали приятный запах, наполняя спальню теплым ароматным воздухом, отблески света падали на деревянные панели, закрывающие стены. Окна были наглухо закрыты тяжелыми коричнево-золотыми шторами. Аденор улегся на кровать, не выпуская из рук книгу, принесенную из кабинета. На титульном листе было красной киноварью выведено название книги - "Сталь и Золото", но этот яркий, бросающийся в глаза заголовок был единственным украшением всего манускрипта. Ни красочных заставок, ни миниатюр в нем не было, и более того - со стороны было заметно, что над переписыванием текста, сменяя друг друга, работали несколько переписчиков, и все они трудились в сильной спешке. В другое время Аденор, питавший слабость к красивым и тщательно сделанным вещам, поморщился бы от такой халтуры, но сейчас он радовался, что вообще сумел достать эту книгу. Про сочинение Кэлрина Отта впервые заговорили несколько месяцев назад, после того, как столичная община Милосердия выразила протест против его содержания. Это сразу привлекло к книге Отта общее внимание и породило целую лавину споров. У переписчиков, изготовлявших книги, выстроилась многомесячная очередь на "Сталь и Золото" - все, кто был достаточно богат, чтобы иметь свою библиотеку, желали пополнить ее модным сочинением. Некоторые делали это потому, что действительно заинтересовались Оттом и его историей, но большинство, конечно, просто собирались хвастаться своим приобретением перед менее расторопными друзьями. Аденору, как раз в эти месяцы назначенному главой государственного казначейства, некогда было рассиживаться по гостям, однако он знал, что те, кому удалось достать книгу раньше остальных, устраивали в своем доме сборища, где вместо гармы или арфы слушали чтеца, читающего "Сталь и Золото", а после угощения гости могли вдоволь наговориться об услышанном. О Криксе, которого Кэлрин сделал основным героем своей повести, теперь вспоминали чаще, чем после войны в Каларии. Если в приемной Валларикса Аденор случайно оказывался рядом с компанией, где обсуждали книгу Отта, его сразу же хватали за рукав и добивались от него ответа - как он полагает, можно ли считать рассказы Отта о дан-Энриксе правдивыми, или это обыкновенный вымысел? Причем, что бы он ни ответил таким спорщикам, они мгновенно забывали о его существовании и продолжали с жаром излагать друг другу свою точку зрения. Заинтригованный таким ажиотажем, Аденор приложил силы к тому, чтобы достать редкую книгу, и последние два вечера засиживался допоздна, читая сочинение Кэлрина Отта. Было похоже, что сегодня он все-таки дочитает "Сталь и Золото" до конца. Слуга, вошедший в спальню вслед за Аденором, поставил на прикроватный столик блюдо с фруктами, кувшин с дымящимся оремисом и золоченый кубок с крышкой, потом с помощью щипцов поправил фитили обеих ламп и тихо выскользнул за дверь. В те вечера, когда лорд Аденор имел возможность посидеть у себя дома с книгой, он всегда читал не торопясь, ощипывая виноград или обмакивая в мед овсяные лепешки и прихлебывая терпкое тарнийское вино или оремис. Но на этот раз оремис и закуски, принесенные слугой, остались нетронутыми. Аденор читал, пока не перевернул последнюю страницу - и только тогда почувствовал, что глаза у него болят от напряжения. Откинувшись на взбитые подушки, Аденор прикрыл глаза, пытаясь сформулировать общее впечатление от книги Отта. Несомненно, Отт был исключительно талантлив. Никто другой бы не додумался переплести друг с другом древние легенды, мистику элвиенистов и реальные события последних лет, а если бы додумался - то вряд ли справился бы с этим делом с таким мастерством. Книга рассказывала о вещах, которые для Аденора, как для очевидца, были лишены всякого ореола тайны - две последние войны, беспорядки в столице, эпидемия "черной рвоты" и тому подобное - но в сочинении Кэлрина Отта они представали в совершенно новом свете и казались частью страшной, но чарующей легенды. Аденор считал себя не слишком впечатлительным, но сейчас чувствовал, что он не может полностью стряхнуть с себя настрой, навеянный "Сталью и Золотом". Саккронис не преувеличивал, расхваливая своего помощника на все лады - у Отта в самом деле был прекрасный слог и редкий дар захватывать воображение своих читателей. Но все же Аденор не мог отделаться от ощущения, что Кэлрин зашел слишком далеко. И в том, что сделал персонажем своей книги всем известное лицо, и в том, что так прозрачно намекал на вещи, одинаково священные и для элвиенистов, и для унитариев, чуть ли не напрямую заявляя, что дан-Энрикс - и есть тот самый человек, которого в древних легендах и в Книге Надежды называют Эвеллиром. Аденор не слишком интересовался философскими или религиозными проблемами, но зато всегда интересовался мыслями и поведением людей, и чувствовал, что книга Отта может привести к непредсказуемым последствиям. Наследник Альдов, Эвеллир - это мечта, которая несколько сотен лет служила людям, помогая как-то примириться с горем и несправедливостью реальной жизни. В самые тяжелые, невыносимые моменты люди - что элвиенисты, что унитарии - находили утешение в идее, что когда-нибудь (естественно, очень нескоро), появится Эвеллир, который раз и навсегда избавит мир от зла, и все, что раньше представлялось страшным и непоправимым, будет каким-то неизвестным образом исправлено. Аденор никогда не задавал себе вопрос, возможно это или нет, но, если бы его хоть сколько-нибудь интересовала эта тема, он бы, наверное, поддержал Эйта из Гоэдды и его последователей, считавших, что реально существует только материальный мир, к которому относится и бытовое колдовство, а все идеи о Создателе, Альдах и Тайной магии - ничто иное, как надежды, страхи и иллюзии самих людей. Но с этими надеждами и страхами нужно считаться - и уж, во всяком случае, не подливать масла в огонь, как это делал Кэлрин Отт. Одно дело, когда о рождении Эвеллира говорят, как о легенде или о далеком, неопределенном будущем, и совсем другое - когда Эвеллиром называют настоящего, живого человека, пропавшего всего пару лет тому назад. Лорд Аденор поймал себя на мысли, что на месте сэра Ирема он постарался бы не допустить выхода книги Отта в свет. Впрочем, подумав еще несколько минут, Аденор вынужден был признать, что Орден оказался в крайне сложном положении. Саккронис был в таком восторге от сочинения своего помощника, что еще до окончания работы стал показывать своим знакомым части рукописи и даже давать ее копировать. К тому моменту, когда в городе начали говорить о книге Отта, существовало уже слишком много таких копий, и попытка изъять рукопись могла бы привести к обратному эффекту - запрещенную книгу принялись бы переписывать и покупать в десять раз больше. Ирем учел подобную возможность и решил не вмешиваться. Если бы Ордену Милосердия, в свою очередь, хватило бы ума и такта промолчать, все бы, пожалуй, как-то обошлось. Но унитарии выразили протест, раздув тем самым занимавшийся пожар. В комнату осторожно постучали, а мгновение спустя в дверях возник домоправитель Аденора, Таргелл. - Господин, к вам посетитель, - сообщил он приподнятым тоном человека, сообщающего радостную новость. - Я только что проводил его в приемную. Аденор удивленно поднял голову. Он никого не ждал. И вообще, явиться к нему в дом в столь поздний час способен был разве что кто-нибудь из Ордена. Блюстителям порядка всегда было наплевать и на чужой комфорт, и на элементарные приличия. - Доминант?.. - кисло предположил лорд Аденор, не понимая, с какой стати Таргелл выглядит таким довольным. - Нет, - решительно ответил тот. - Он не из Ордена. - Так кто же он тогда? Лицо домоправителя приняло задумчивое выражение, как будто он только сейчас задумался о том, кем может оказаться поздний посетитель. Наконец, он неуверенно сказал: - Он не назвался. Но, если судить по виду, он наемник или что-то вроде этого. Мне кажется, он приехал откуда-то издалека. Во всяком случае, одет он не по-нашему. Брови у Аденора поползли на лоб. - Ты что, впустил в мой дом какого-то бродягу и головореза, которого никогда раньше не видел? Растерянность на лице домоправителя стала еще заметнее. - Честное слово, монсеньор... - он замолчал, и Аденор так и не понял, в чем именно его хотел заверить слуга. - Это становится занятным, - холодно сказал лорд Аденор. - Вплоть до сегодняшнего дня я был уверен, что на тебя можно положиться. Что произошло? Если ты пьян, или, допустим, нездоров, так и скажи - я найду человека, который будет выполнить твои обязанности за тебя. Это будет гораздо лучше, чем впускать в мой дом опасных незнакомцев. Таргелл издал какое-то протестующее восклицание, но Аденор его уже не слушал - он прикидывал, как теперь поступить. Остаться в своей спальне и послать кого-нибудь из слуг за доминантами, чтобы они выпроводили подозрительного "наемника" - или сначала посмотреть на гостя самому. В конечном счете, любопытство победило. В жизни Аденора уже много лет не происходило ничего по-настоящему неожиданного. Он привык устраивать сюрпризы другим людям, а не сталкиваться с ними сам. - Подай халат, - сухо распорядился Аденор, все еще сохраняя на лице гримасу недовольства. Если его домоправитель оказался жертвой ворлокства, то тут уж ничего не сделаешь, но если поздний посетитель не был магом - тогда надо будет завтра же подумать о том, кого назначить на место Таргелла. Аденор небрежно повернулся, чтобы слуга смог набросить бархатный халат ему на плечи, и, не глядя, сунул ноги в мягкие домашние туфли. Вид, конечно, был не слишком презентабельный, но Аденор не собирался показываться гостю на глаза. Приемная в особняке была устроена таким образом, что резные деревянные панели, украшающие стену, имели незаметные со стороны отверстия, через которые хозяин дома мог свободно наблюдать за тем, что происходит в комнате для посетителей. Лорд Аденор спустился на второй этаж, прошел в свой кабинет и, отодвинув полку с книгами, приник глазами к смотровым отверстиям. Таргелл топтался за его спиной, держа в руке прихваченную из спальни лорда лампу. Несмотря на то, что в приемной стояла обитая бархатом скамейка и несколько стульев, посетитель предпочел остаться на ногах. По-видимому, ему не сиделось на месте, так что он прохаживался взад-вперед по комнате. В тот момент, когда Аденор заглянул в смотровую щель, он как раз дошел до конца комнаты и развернулся. Увидев его лицо, Аденор тихо ахнул и отпрянул от отверстия в стене, но уже в следующую секунду снова прильнул к теплому дереву, чтобы удостовериться, что он не обознался. Ошибки быть не могло - в приемной находился Меченый. Их сходство с Наином Воителем, усиливавшееся с каждым годом, наконец, достигло полного расцвета - к двадцати годам Крикс стал точной копией того мужчины, на изображение которого лорд Аденор привык смотреть во время Малого совета. Если бы не налобная повязка, прикрывающая знаменитое клеймо, лорд Аденор решил бы, что к нему явился дух покойного Воителя. В каком-то смысле, это было бы не более невероятно, чем внезапное возвращение Меченого, исчезнувшего более двух лет тому назад. Лорд Аденор был любопытен и привык к тому, что может без особого труда узнать любой интересующий его секрет, но в случае с дан-Энриксом ни деньги, ни доклады многочисленных доглядчиков не принесли желаемого результата. Оставалось утешаться тем, что большинство придворных - за исключением, может быть, только Ирема и императора - знают не больше его самого. Люди сентиментальные, особенно девицы и матроны, утверждали, что после окончания войны Меченый уехал в Гверр, к Лейде Гефэйр, и скрывается там чуть ли не под видом конюха. Поклонники Кэлрина Отта свято верили в ту версию, которой он закончил "Сталь и Золото" - что, обретя наследство Энрикса из Леда, Меченый прошел через арку Каменных столбов и отправился в Леривалль, к пресветлым Альдам, но опять вернется в тот момент, когда страна окажется в опасности. Наконец, наиболее пессимистичные люди считали, что финал "Стали и Золота" следует понимать аллегорически, а Крикс просто скончался от полученных в Кир-Кайдэ ран. "Ну что ж, теперь, по крайней мере, ясно, что он жив" - подумал Аденор. То ли гость слышал, как он ахнул от изумления, то ли каким-то иным образом почувствовал, что за ним наблюдают, однако Крикс вскинул голову и безошибочно нашел глазами деревянную панель, из-за которой за ним наблюдал лорд Аденор. Вельможа точно знал, что гость не может его видеть, но у него все равно возникло ощущение, что Меченый смотрит прямо на него. Аденор вздрогнул. Ощущение было странным - будто его обдало волной тепла, а после этого бросило в холод. Он поспешно отвернулся - и сказал Таргеллу: - Иди в приемную, попроси у него прощения за ожидание и пригласи его сюда. Потом пришли кого-нибудь зажечь светильники и бегом на кухню - чтобы через пять минут здесь было вино, оремис и закуски, а через полчаса - ужин на две персоны. Таргелл страдальчески поморщился, и Аденор ответил ему понимающей усмешкой. Повар, которого Аденор нанял несколько месяцев назад, не имел себе равных в мастерстве, но отличался неуживчивым характером и понимал свое искусство, как священнодействие, в которое никто не вправе вмешиваться с дурацкими указаниями относительно того, как именно готовить то или иное блюдо и как много времени это потребует. - Я сказал - через полчаса, - повторил Аденор. - А если мэтр Йордан снова вздумает что-то бубнить про мои прихоти, скажи, что я плачу ему в два раза больше, чем Валларикс - королевским поварам, именно для того, чтобы он выполнял все мои прихоти в любое время дня и ночи. И пусть поторопится. У меня важный гость. Какой-нибудь дурак на месте Таргелла обязательно напомнил бы, что он впустил "важного гостя" в дом, а не оставил его дожидаться за воротами, но управляющий дураком не был, поэтому исчез за дверью, не сказав ни слова. Аденор остался в комнате один - но ненадолго. Меньше чем через минуту на пороге кабинета появился Крикс дан-Энрикс. - Добрый вечер, монсеньор, - с улыбкой сказал он, и Аденору на секунду показалось, что они расстались всего пару дней тому назад. - Простите, что побеспокоил вас в такое время. Хочется надеяться, что я, по крайней мере, вас не разбудил. До Аденора с запозданием дошло, что он стоит посреди комнаты в халате, в распахнутом вороте которого белеет воротник ночной сорочки. Теперь он мало помалу начал понимать, как вышло, что Таргелл провел дан-Энрикса в приемную, даже не поинтересовавшись его именем. Присутствие южанина и впрямь оказывало какое-то странное воздействие. Это напоминало состояние, которое обычно наступает после двух бокалов эшарета: опьянение еще не ощущается, но краски делаются ярче, люди вокруг - симпатичнее, а в мыслях появляется какая-то особенная легкость. - Нет, вы меня не разбудили... когда мне доложили о вашем приезде, я читал, - ответил Аденор, впервые обратив внимание на костюм своего гостя. На дан-Энриксе был плащ из темной шерсти, слишком теплый для летних месяцев, штаны и куртка совершенно несуразного покроя, и сапоги, выглядевшие так, как будто их сшил подмастерье деревенского сапожника. Дополняли этот колоритный образ волосы, отросшие ниже плеч и стянутые сзади в хвост, и недельная щетина. Аденор поднял бровь. "Не знаю, как насчет Пресветлых Альдов, но конюхов в Глен-Гевере должны одевать приличнее" - подумал он, а вслух сказал: - Я вижу, вы приехали издалека. Садитесь, принц. Сейчас нам принесут оремис и вино, а ужин будет чуть попозже. Дан-Энрикс улыбнулся так, как будто мысли Аденора о его внешнем виде не составляли для него никакой тайны. Прежде, чем сесть, он сбросил плащ на спинку кресла и тыльной стороной ладони смахнул пот со лба. - Спасибо. Если можно, попросите ваших слуг открыть окно... там, откуда я приехал, было значительно холоднее, а я не успел переодеться. Кстати, Аденор, какое сейчас число? Я что-то совершенно сбился со счета, пока был в пути. - Двенадцатое августа. Если вы хотели успеть ко дню рождения наследника, то, к сожалению, вы опоздали, - сказал Аденор. - День рождения наследника? - повторил энониец удивленно. - Значит, у Валларикса родился сын? Лорд Аденор уставился на собеседника во все глаза. Даже если предположить, что Меченый провел последние два года на окраине империи, или даже в соседнем государстве, вещи вроде этой он не мог не знать. Если, конечно, не принимать во внимание дурацкую идею Отта, что дан-Энрикс находился где-то за пределами этого мира. - Принц Кеннерикс, - осторожно напомнил Аденор. - Ему вчера исполнился год. - Как это "год"?.. - эхом откликнулся дан-Энрикс. Между его бровями появилась резкая морщина. - Как давно мы с вами виделись последний раз? - В Кир-Кайдэ, на переговорах, - отозвался совершенно сбитый с толку Аденор. - Два года и два... нет, три месяца тому назад. Меченый откинулся на спинку кресла и потер ладонями глаза. - Два года и три месяца, - повторил он, как будто бы пытаясь привыкнуть к тому, как это звучит. - С ума сойти... А я-то еще думал - почему здесь так тепло, и листья до сих пор не пожелтели! Аденор молчал. Ему внезапно вспомнились легенды о том, как какой-то человек, случайно заблудившийся в туманах, попадал в Туманный лог - а потом возвращался через много лет ни постаревшим ни на один день и утверждал, что провел эти годы в замке Леривалль, среди пресветлых Альдов. Разумеется, сам Аденор всегда считал, что это просто сказки, в которые верят только маленькие дети. Проще всего было бы предположить, что человек, который не способен уследить за временем и изумляется самым банальным фактам, просто не в себе. Но Аденор внезапно осознал, что он поверит во что угодно - даже в Леривалль, Тайную магию и прочие побасенки Кэлрина Отта, - но только не в сумасшествие дан-Энрикса. - Не стану спрашивать, где вы провели это время, принц - в конце концов, это не мое дело, - сказал Аденор. - Но, очевидно, вы не в курсе наших новостей. Если хотите, то за ужином я вкратце расскажу о том, что произошло здесь за время вашего отсутствия. А после этого вы объясните мне, чем я могу быть вам полезен. ...Всю ночь лорд Аденор ворочался, как на иголках. Этажом ниже, в одной из гостевых спален, спал Меченый. Он-то наверняка не мучался бессонницей - хотя Крикс воздал должное отлично приготовленному ужину и проявил заметный интерес к рассказам Аденора о столичных новостях, к концу их разговора стало очевидно, что еще чуть-чуть - и гость заснет прямо на кресле в кабинете. Меченый поминутно зевал, не открывая рта, и совсем по-мальчишески тер ладонями глаза. Поэтому, хотя лорд Аденор буквально изнывал от любопытства и готов был разговаривать с дан-Энриксом всю ночь, пришлось отправить гостя спать, пообещав себе наверстать все упущенное утром. И теперь Аденор ворочался в своей постели, безуспешно пытаясь заснуть, но вместо этого все время возвращаясь мыслями то к книге Отта, то к внезапному возвращению дан-Энрикса, то к их ночному разговору. Заснуть Аденору удалось только на рассвете. Как ни странно, но проснулся он при этом раньше, чем обычно - не к полудню, а около девяти часов утра, с радостным ощущением, что его ожидает что-то необычное и исключительно приятное. Взглянув на книгу Отта, все еще лежавшую у изголовья, Аденор засомневался - не приснились ли ему вчерашние события после того, как он пол-ночи читал "Сталь и Золото"?.. Но вызванный им управляющий развеял эти подозрения, доложив Аденору, что его гость проснулся полчаса назад и попросил воды для умывания и бритвенный прибор. "Ага, он все-таки решил привести себя в порядок" - с удовлетворением подумал Аденор, которому не давал покоя странный костюм Меченого. Он распорядился: - Подберите ему что-то из одежды. И спросите, могу ли я сейчас зайти к нему, или мне лучше подождать, пока он выйдет к завтраку. К удовольствию Аденора, Меченый изъявил желание увидеться с ним немедленно. Аденор бросился в комнату гостя в том же настроении, в каком солдаты, надо полагать, бросаются на штурм. Меченый, одетый в один из халатов Аденора, сидел в кресле у открытого окна, а вокруг него хлопотал цирюльник, всегда бривший Аденора по утрам. С мыльной пеной, покрывавшей пол-лица, дан-Энрикс выглядел почти неузнаваемым. Лучшего момента для начала разговора подобрать было нельзя. "Партия начинается!" - подумал Аденор, едва не облизнувшись в предвкушении. - Доброе утро, монсеньор, - с хищной улыбкой сказал он. - Надеюсь, вы хорошо спали?.. - Лучше, чем когда-либо за последний год, - ответил Меченый. - У вас в особняке до неприличия удобные кровати. - Никогда не понимал, что "неприличного" в заботе о своем комфорте. Кстати говоря, как долго вы намерены пробыть в Адели? - Не слишком долго. Только пока не получится достать все необходимое - помните, я вам говорил?.. - Да-да, - кивнул лорд Аденор, делая вид, что только что припомнил эту часть их разговора. - Вчера вы упомянули, что вам нужно раздобыть кое-какие медикаменты... и еще люцер. Произнося последние слова, лорд Аденор впился глазами в лицо гостя. Не всякому понравится, что ему напоминают о желании купить люцер в присутствии какого-нибудь постороннего лица - пускай даже такого незначительного, как цирюльник. Употребление люцера, в отличие от его контрабандной перевозки и продажи, не преследовалось по закону, но пристрастие к аварскому дурману считалось постыдной слабостью, которую большинство люцерщиков пытались скрыть. Но Меченый отреагировал на вопрос Аденора так, как будто бы просил купить ему засахаренной клюквы. - Да. Я воспользовался бумагой, которую нашел в комнате, чтобы составить примерный список нужных мне вещей, - Меченый махнул рукой на лист, лежавший на столе. Аденор подхватил листок и жадно пробежал его глазами, надеясь, что он прольет свет на то, где дан-Энрикс пропадал последние два года. Но увы. Список не только ничего не прояснил, но даже сделал ситуацию более непонятной. Выглядел он так, как будто Меченый решил открыть лекарственную лавку. - Лисья мята, змеевик, белобородка... хорошо, - кивнул лорд Аденор, старательно скрывая свое замешательство. - Большинство этих веществ, насколько мне известно, не внесены в Индекс запрещенных средств, так что купить их будет не так сложно. Единственную проблему, как вы понимаете, составляет люцер. Кстати сказать, здесь не написано, сколько люцера вам необходимо. - Столько, сколько вы сумеете достать, - ответил Меченый, все так же глядя в потолок. - Думаю, я не вправе ставить вам какие-то условия. Прежде всего, я даже не знаю, сколько сейчас стоит унция люцера. - Двенадцать ауреусов, - просветил гостя Аденор. Обычно он не стремился выказывать такую осведомленность, но перед дан-Энриксом изображать невинность было глупо. - Ну, может, десять - если покупатель умеет торговаться и берет большую партию. Меченый обернулся к собеседнику, забыв о бритве, скользившей по его горлу. - Так много?.. - спросил он упавшим голосом. Цирюльник вздрогнул. - Монсеньор, пожалуйста, не двигайтесь! - укоризненно воскликнул он. - Я же могу случайно вас порезать. - Да-да, конечно... извините, мэтр, - пробормотал Крикс, явно продолжая думать о другом. И снова обратился к Аденору. - Когда найдете человека, который готов продать люцер, узнайте у него, сколько он хочет за всю партию. Я постараюсь раздобыть нужную сумму. Думаю, Валларикс не откажет мне, если я попрошу у него денег. Аденор страдальчески поморщился. После ареста Финн-Флаэнов и Дарнторна он стал одним из самых состоятельных людей в столице. Одни только переговоры в Бейн-Арилле принесли ему около десяти тысяч лун. А для Меченого, который обеспечил успех тех переговоров, двенадцать ауреусов - большая сумма!.. Нет, определенно - люди вроде Крикса в жизни не научатся извлекать из происходящего какую-нибудь пользу для себя. Все это, по большому счету, совершенно не касалось Аденора и не должно было его волновать. Но почему-то волновало. - Не стоит, - суховато сказал Аденор. - Я не стану брать с вас денег. Нет, - повысил голос он, видя, что Меченый намерен возразить. - Это не обсуждается, мессер. Лучше поговорим о чем-нибудь другом. Ну, например: вы знаете, что Лейда Гвенн Гефэйр больше не протектор Гверра?.. Аденор рассчитывал только на то, что вопрос о Лейде отвлечет собеседника от разговора о деньгах, но определенно недооценил его воздействия. Лицо дан-Энрикса окаменело. - Неужели?.. - коротко спросил он тоном "да-с-чего-вы-взяли-что-мне-это-интересно". "Ага, на этот раз, кажется, "в яблочко"!.." - с искренним восхищением подумал Аденор. - Ну да, - как ни в чем ни бывало, отозвался он. - Теперь у Гверра новый герцог - ее брат. Но, говорят, она по-прежнему участвует в совете. Кстати, вы помните Таннера Тайвасса? Он представлял Гверр в Кир-Кайдэ, на переговорах. Пару месяцев назад он сделал Лейде предложение. - Что?!.. - Меченый резко обернулся к Аденору. Бритва соскользнула, на щеке у энонийца появилась длинная царапина. Цирюльник ахнул. - Вы сказали - Таннер Тайвасс? - повторил дан-Энрикс, не обращая ни малейшего внимания на ручейком сбегавшую по шее кровь и на попытки причитавшего цирюльника промокнуть ее салфеткой. - И что же, она согласилась?.. В голосе Меченого звучало такое напряжение и нескрываемая боль, что Аденор внезапно устыдился той игры, которую он вел с дан-Энриксом. - Нет, она отказалась, - почти виновато сказал он. Вздох облегчения, вырвавшийся у дан-Энрикса, был слышен даже с середины комнаты. Цирюльник обернулся к Аденору и, с трудом скрывая раздражение, спросил: - Может быть, вы подождете снаружи, монсеньор?.. Или вам непременно нужно, чтобы я случайно перерезал вашему гостю горло? Аденор кивнул и уже собирался выйти в коридор, но за него внезапно заступился повеселевший Меченый. - Нет, мэтр, это исключительно моя вина. Мне следовало бы побриться самому - я совершенно не привык, чтобы меня брил посторонний человек. Если хотите, я закончу сам. Аденор стиснул зубы, чтобы сохранить серьезное выражение лица. Цирюльник растерянно посмотрел на Меченого, пожевал губами, явно не зная, что ответить на такое заявление, и, наконец, сказал: - Я, в сущности, почти закончил. Дайте мне еще минуту. И перестаньте уже разговаривать - я умоляю вас. Он взял дан-Энрикса за подбородок и вернул его голову в прежнее положение. Аденор рассудил, что для первого разговора он узнал вполне достаточно, и вышел в коридор, чтобы распорядиться насчет завтрака. * * * К тому моменту, когда Олрис заметил в тумане за деревьями закутанную в плащ фигуру Ингритт, он настолько запыхался, что почти не мог дышать. Он бежал всю дорогу от деревни, думая только о том, что теперь Ингритт, может быть, решит остаться в Марахэне, и он не останется совсем один. - Ингритт... Я кое-что узнал. О Нэйде, - выпалил он, согнувшись пополам и стараясь перевести дыхание. - Он заказал в деревне свадебный венок. Из золота. И плащ для свадебного пира. Представляешь?.. Ингритт не ответила. Олрис отнес ее молчание на счет ошеломления. Он тоже поначалу не поверил, что это может быть правдой. Нэйд и свадебный винок – это, действительно, уму непостижимо… - Думаю, что он не собирался обойтись с тобой, как… знаешь… в общем, как со всеми остальными, - сказал Олрис, проглотив слова про свою мать. – По-моему, он собирается жениться на тебе! - И что это меняет? - с напряжением спросила Ингритт. Олрис открыл рот, но так и не издал не звука. До сих пор ответ казался ему совершенно очевидным. Попытка побега была исключительно опасным делом. За такое вполне можно поплатиться жизнью. Если уж Рыжебородый так влюбился, что решил жениться, то он, может быть, не станет обращаться с Ингритт грубо. А жене Рыжебородого уж точно не придётся опасаться никого, кроме разве что короля. "И собственного мужа" - некстати напомнил себе Олрис. Но, по крайней мере, это все же лучше, чем судьба, которая ждет Ингритт в случае провала… Но Ингритт явно так не думала. - Насилие – это насилие, как ты его не назови. Думаешь, если я скажу Рыжебородому, что не хочу за него выходить - то он меня послушает?.. Как бы не так! Мы оба знаем, что ему плевать. Для него это просто "бабские истерики". Он ещё будет думать, что он делает мне одолжение, и я должна быть ему благодарна. - Ингритт злобно усмехнулась. - Тоже мне, большое счастье - получить впридачу к его мерзкой роже свадебный венок, будь он хоть десять раз из золота! По мне, лучше уж прыгнуть в выгребную яму, чем делить постель с Рыжебородым и рожать ему детей. - Они тебя поймают, - с тоской сказал Олрис. - Может, да, а может, нет. Стоит хотя бы попытаться, - не дрогнула Ингритт. Олрис сам не знал, какое чувство вызывает в нем ее абсурдная решимость – злость или все-таки восхищение. - А если даже не поймают - почему ты думаешь, что айзелвиты чем-то отличаются от Нэйда? Почему они должны быть не такими, как Рыжебородый? - Ролан был не таким, - в голосе Ингритт звучала абсолютная уверенность. - Он был хорошим человеком. И Ролан, кстати говоря, не дал Мяснику себя сломить! Олрис поморщился. Опять она о Ролане… - Да ему просто повезло. Он умер слишком быстро. Проживи он чуть подольше, они бы заставили его работать... - Он не умер, - перебила Ингритт. – Это я его убила. Олрис вскинул на нее глаза, не веря собственным ушам. Лицо у Ингритт было бледным и застывшим. - Я сначала тоже думала, что он не выдержит и сдастся, - сказала она все тем же мертвенно-спокойным голосом. - На самом деле, я даже надеялась на это, потому что мне хотелось, чтобы он остался жив. Но время шло, а он по-прежнему не соглашался делать то, чего они хотели. И тогда я поняла, что если он уступит им - то это-то как раз и будет для него самое страшное, страшнее всяких пыток. А потом ты упрекнул меня за то, что я только виню других за их бездействие, а сама тоже ничего не делаю... - Олрис открыл рот, чтобы сказать, что он повел себя как полный идиот, но Ингритт покачала головой. - Я сейчас не про нашу ссору, это дело прошлое. Просто после того разговора я всерьез задумалась о том, чем я могла бы помочь Ролану. Еду и воду ему относили айзелвиты. Я договорилась с ними, а потом украла в лазарете один яд и подмешала его Ролану в еду. Как сейчас помню, там была какая-то невыносимо отвратительная каша-размазня. Мало того, что она пригорела, так это еще и выглядело так, как будто бы кого-нибудь стошнило прямо в миску. Яд, который я взяла... он, в общем, не из тех веществ, которые нельзя почувствовать в еде или в вине. Но в этой мерзости его вполне возможно было не заметить. Я надеялась, что Ролан обратит внимание на странный вкус и догадается, в чем дело - а потом уж сам решит, как ему быть. Но когда я увидела это вонючее, клейкое месиво, то поняла, что он, скорее всего, просто не заметит, что в еде отрава. Так что я действительно его убила. Это был мой выбор - не его. Олрис ошеломленно смотрел на нее. Он всегда считал Ингритт очень храброй девушкой. Но все же - девушкой, а значит, существом по определению более слабым, чем мужчины. Но в последние два дня он начал понимать, что он недооценивал ее. Мало кто из мужчин, живущих в Марахэне, был способен на поступки, которые так решительно и просто совершала Ингритт. Теперь Олрис понимал, что Ингритт никогда не согласится стать женой Рыжебородого… Здесь, в Марахэне, его старую подругу не ждет ничего, кроме борьбы, страданий, а в конечном счете – смерти. Только через несколько секунд Олрис сообразил, что Ингритт ожидает от него какого-то ответа на свое признание. - Ролан отлично знал, что, отказываясь работать для короля, он выбирает смерть, - твердо ответил он. - Так что не так уж важно, догадался он о той отраве или нет... Уверен, если бы он знал о ней, он бы сказал тебе "спасибо". Да и вообще, любой из тех, кто беспокоился о нем, сделал бы то же, что и ты, - если бы хоть кому-нибудь хватило храбрости. Но ты права, теперь я лучше понимаю то, что ты пыталась мне сказать... Тебе действительно не стоит возвращаться в Марахэн. Ингритт перевела дыхание – как будто бы действительно боялась, что, услышав о судьбе старого кузнеца, он отшатнется от нее. - А ты?.. – пристально глядя Олрису в глаза, спросила девушка. – Ты не хочешь пойти со мной? Ты пока что даже не знаешь, что они заставят тебя делать. Эти их Испытания… а еще хуже того – жертвоприношения на острове. Ты ведь не такой человек, чтобы хотеть участвовать в подобных мерзостях! Услышав про Драконий остров, Олрис подскочил. - Откуда ты могла узнать об Испытаниях? – сердито спросил он. Он-то все эти месяцы считал, что он оберегает Ингритт от опасной тайны – а оказывается, она была посвящена в нее чуть ли не раньше его самого! Ингритт скривилась. - Ну а ты как думаешь - откуда я могла это узнать?.. Это ведь мы с отцом должны были готовить снадобья, которые нужны для подготовки к Посвящению. Мы делали отвар из спорыньи, после которого у человека возникают странные видения. После него люди впадают в буйство, иногда могут забыть, как их зовут и кто они такие. Они называют это "испытание Безумием". Мы каждый год выхаживаем тех, кто пострадал во время Испытаний. Слушаем, что эти люди говорят в бреду... Было бы странно, если бы мы совсем ничего не знали, правда?.. Олрис несколько секунд подумал над ее словами. - Думаешь, они заставят меня убить человека?.. - это прозвучало скорее как утверждение, чем как вопрос - Олрис и сам был почти уверен в положительном ответе. - Да. Адхары похищают людей в окрестных деревнях. Никто не знает точно, что с ними случается потом, но, думаю, что многие из них были убиты на Драконьем острове. Олрис вспомнил истошный крик, который они с Бакко слышали на берегу – и снова ощутил тот ужас и глубинное, почти болезненное отвращение, которое пронзило его в тот момент, когда он оказался с королем лицом к лицу. Сейчас, когда он видел сострадание на лице Ингритт, эти чувства сделались еще острее. - Пойдем со мной, - сказала Ингритт, явно ощутив, что он колеблется. - Другого шанса у тебя наверняка не будет. Перед глазами Олриса мелькнуло лицо матери. За этот месяц он зашел к ней только пару раз, и пробыл в ее комнате совсем недолго. Ему постоянно было недосуг, и мысль о том, что они не виделись неделю или даже две, ничуть не волновала Олриса - вся ее жизнь была достаточно однообразна, так что иногда ему казалось, что, когда мать одна, с ней вообще ничего не происходит. Но сейчас он вдруг почувствовал, что он не может уйти из Марахэна, не сказав, куда он направляется и почему решил бежать. Даже простая мысль об этом вызвала щемящую тоску. - Я не могу, - сказал он вслух. - Ты-то хотя бы попрощалась с собственным отцом! А моя мать даже не будет знать, куда я делся – если только меня не поймают и не привезут назад, чтобы убить. К тому же, кто-то должен быть с ней рядом на тот случай, если Нэйд решит сорвать на ком-то злость за твой побег. Ингритт закусила губу. Было похоже, что такая мысль не посещала ее раньше. - Надо было его отравить, - сказала она хрипло, с ненавистью в голосе. – Подсунуть ему яд вместо лекарства. Он бы точно выпил! «Вообще, конечно, надо было, - согласился Олрис мысленно. – Но ты бы не смогла. Пырнуть его ножом, если бы он полез тебе под юбку – запросто, но так, вместо лекарства – никогда…» - Пошли, - сказал он вслух. – Время уходит. Нам надо спешить. * * * Над Аделью разливался золотистый утренний свет. Сэр Ирем соскочил с коня и ласково потрепал его по шее, как бы извиняясь перед ним за собственную спешку. Обратная дорога показалось Ирему значительно короче путешествия в Торнхэлл - должно быть, потому, что он избавился от общества Бейнора Дарнторна, которого сопровождал в фамильное поместье. Отослать опального главу совета под надзор его племянника и орденского претора в Лейверке было идеей императора, которую лорд Ирем считал возмутительной. Он до последнего настаивал на том, что, раз уж Бейнора Дарнторна не казнили за измену, его следует, по крайней мере, держать в Адельстане. Но Вальдер был непоколебим. Он задал коадъютору прямой вопрос: считает ли лорд Ирем, что в Торнхэлле, под присмотром доминантов, Бейнор будет представлять какую-то угрозу для дан-Энриксов? Подумав, Ирем вынужден был скрепя сердце дать Вальдеру отрицательный ответ. "Тогда не вижу смысла тратиться на его содержание в тюрьме" - отреагировал на это император. Ирем был ужасно зол и выразил протест единственным возможным способом - заявил, что он не может поручить конвоирование государственного преступника такого ранга никому другому и намерен лично отвезти Дарнторна в Торнхэлл. Вальдер явно был огорчен, что его лучший друг уедет из столицы как раз в тот момент, когда весь двор готовится к первому дню рождения наследника, но мстительное удовлетворение, которое лорд Ирем получил от своего демарша, оказалось не способно перевесить двухнедельное общение с Бейнором Дарнторном. Всю дорогу пленник засыпал мессера Ирема претензиями, просьбами и жалобами, вызывавшими у него сперва раздражение, потом усталость, а в конце концов - брезгливое недоумение. Другой бы радовался, что не угодил на эшафот, а этот еще ноет!.. После этого обратная дорога в обществе Линара и нескольких орденских гвардейцев показалась Ирему увеселительной прогулкой. Скучавший у ворот Адельстана офицер мгновенно подтянулся, узнав коадъютора. Сэр Ирем обратился к молодому человеку тем приветливым, чуть фамильярным тоном, которым обычно разговаривал только с близкими ему людьми. - Лэр. Вас-то мне и нужно... Что нового в городе? - Ничего необычного, мессер, - почтительно ответил Юлиан. - Община унитариев по-прежнему настаивает, что Орден должен изъять книгу Кэлрина Отта. В Нижнем городе произошло несколько потасовок из-за бесплатного вина, которое раздавали в день рождения наследника. Но это все мелочи. - С общиной Милосердия, боюсь, не мелочи, - кисло сказал сэр Ирем. - Хегг бы побрал этого Отта! Он ведь, кажется, историк - вот и писал бы свои хроники... а не совал свой нос, куда его не просят. Лэр наверняка придерживался на этот счет совсем другого мнения, однако он дипломатично промолчал и спросил совсем о другом: - А как дела в Торнхэлле, монсеньор? Лорд Ирем мрачно усмехнулся, вспомнив, что первым, что поразило его в день приезда в Торнхэлл, была протекающая крыша. Над Лейверком бушевала летняя гроза, и Льюберт героически сражался с протекающими потолками - собственными силами, поскольку большая часть слуг, оставшихся в фамильном замке Дарнторнов, были слишком старыми и слабыми, чтобы забраться на стремянку. Все, кто мог самостоятельно устроить свою жизнь, давным-давно покинули Торнхэлл и разбрелись по окрестным деревням, а оставшиеся были скорее обузой, чем подспорьем для владельца замка. - Съездите и посмотрите сами, - посоветовал сэр Ирем Юлиану. - На словах это не передать. - Там все настолько плохо?.. Коадъютор на мгновение задумался. - Смотря что вы имеете в виду, - пожав плечами, сказал он. - Для Торнхэлла все, безусловно, плохо. Но для Льюберта Дарнторна, может быть, и нет. Сейчас Ирем с трудом мог поверить в то, что он действительно сидел напротив Льюса за обшарпанным столом и терпеливо слушал, как осунувшийся и обросший бородой Дарнторн с несвойственной ему иронией рассказывал о неурядицах в своем поместье. И, однако, так оно и было. И сидел, и слушал, и даже сочувственно поддакивал. А потом, уже поднявшись в гостевую спальню и задув тусклую сальную свечу, долго ворочался на отсыревших простынях и обещал себе, что обяжет местного претора прислать в Торнхэлл бригаду плотников и каменщиков. Что бы Льюберт не успел натворить в свое время, все-таки не дело, что последний представитель рода Дарнторнов собственноручно затыкает щели в потолке. Но, с другой стороны, Ирему показалось, что заботы о восстановлении Торнхэлла вывели Дарнторна из той апатии, в которой он пребывал в Кир-Кайдэ. Во всяком случае, Дарнторн, с которым он расстался несколько недель назад, уже не выглядел как человек, который до смерти устал и которому все на свете надоело. Ирем очень надеялся на то, через год-другой Дарнторн все же созреет до того, чтобы написать императору прошение о помиловании. Ну а пока - Хегг с ним, пусть возится в своем поместье, раз ему так нравится. - За Льюберта не беспокойтесь, - сказал Ирем вслух. - Если он не спятит от тоски, общаясь с Бейнором Дарнторном, с ним все будет хорошо. Юлиан Лэр задумчиво кивнул. Примерно с полминуты они простояли молча, а потом младший рыцарь, словно спохватившись, предложил мессеру Ирему: - Может быть, вы хотите посмотреть на новых кандидатов, монсеньор? Они сейчас фехтуют на внутреннем дворе. - А что, там есть хоть что-то, на что стоит посмотреть?.. - лениво поинтересовался коадъютор. Большинство провинциалов, прибывающих в Адель, чтобы получить место в Ордене, особыми талантами по части фехтования не отличались. Но Юлиан и бровью не повел. - Мне кажется, вам будет интересно. Ирем насмешливо взглянул на молодого человека и протянул: - Вы меня интригуете. Ну что ж, пошли. На просторном дворе Адельстана фехтовали восемь незнакомых каларийцу кандидатов, поступивших в Орден уже после отъезда коадъютора. До сих пор они атаковали друг друга без особого азарта, но, увидев во дворе двух офицеров в синих орденских плащах, заметно оживились и удвоили усилия. Взгляд сэра Ирема невольно задержался на одном из новичков - светловолосом и довольно хрупком юноше среднего роста, с волосами, постриженными "в кружок". С мечом он обращался очень хорошо, хотя и действовал слишком уж напролом - невыгодная тактика при его росте и сложении. Ирем прищурился, следя за парнем, оттеснявшим своего противника в угол двора. Юлиан Лэр был прав - зрелище в самом деле оказалось любопытным. - Кто это?.. - спросил он у Юлиана, не потрудившись даже указать на юношу - он знал, что Лэр и так поймет, кем заинтересовался коадъютор. - Эйт Ландор по кличке Белоручка. Коадъютор усмехнулся. - Почему же "Белоручка"?.. - Думаю, из-за перчаток. Он их почти не снимает. Остальные шутят, что Ландор боится запачкать руки. - Странная привычка. Сколько ему лет? - Когда он поступал, сказал, что девятнадцать. Думаю, прибавил пару-тройку лет. - Скорее, тройку, - хмыкнул Ирем, продолжая наблюдать за кандидатом. - Почему его не выставили? - Но вы же видите, мессер. Этот Ландор - прекрасный кандидат. Ирем пожал плечами. - Если он наврал вам насчет возраста, значит, мог наврать и насчет всего остального. Вы хоть проверили - может быть, он единственный сын в семье? Мы его примем в Орден, а потом окажется, что у этих Ландоров нет других наследников. - Прикажете послать запрос в Бейн-Арилль?.. - Делать вам нечего, Лэр, - с жалостью сказал Ирем. - Посылать запросы, потом еще месяц ждать ответа... Если будете так поступать, то всю оставшуюся жизнь провозитесь со всякими бумажками. Лучше скажите этому Ландору, чтобы через четверть часа поднялся ко мне. Я сам узнаю все, что нужно. Как и следовало ожидать, узнав, что его вызывает коадъютор, Эйт Ландор не утерпел и пришел раньше, чем ему было назначено. Ирем, едва успевший умыться с дороги, бросил полотенце рядом с умывальником и сам распахнул дверь, смерив стоявшего в коридоре кандидата оценивающим взглядом. - Заходите, - коротко распорядился он. Ландор заметно нервничал, но это само себе еще не значило, что он что-то скрывает - вызов кандидата к главе Ордена был вполне уважительной причиной для волнения. Лорд Ирем отошел к столу, стоявшему возле окна, и сел, поставив подбородок на сцепленные руки. С минуту он молча разглядывал стоявшего посреди кабинета кандидата, пытаясь понять, что же все-таки во внешности этого юноши - практически подростка - цепляет взгляд и вызывает странное, тревожащее ощущение неправильности. Белоручка быстро провел рукой по лбу, как будто заправляя за ухо несуществующую прядь. Может быть, он постригся "под горшок" совсем недавно, а до этого завязывал волосы в хвост, как это делают юноши из купеческих семей в Бейн-Арилле?.. Ирем вгляделся в кандидата более внимательно - и чуть не выругался в голос. Юлиан не говорил ему, давно ли Эйт Ландор прибыл в Адель, но было совершенно очевидно, что он числится кандидатом Ордена уже не первый день. И ни один из его рыцарей до сих пор ничего не понял! Это был скандал. Если эта история каким-то образом выйдет на свет, то над имперской гвардией - и лично коадъютором - будут смеяться все, кому не лень. - Как вас зовут? - спросил сэр Ирем, с трудом сдерживаясь, чтобы не повысить голос. Возмущаться и орать было не только глупо, но и слишком поздно. - Эйт Ландор, мессер, - ответил юноша немного хрипловатым, но отнюдь не низким голосом. Ирем устало потер лоб. Приемщика пора повесить. Да и принцепса с ним заодно... - Не делайте из меня идиота, месс Ландор, - попросил Ирем. - Ваше настоящее имя, пожалуйста. Серые глаза девушки расширились. Можно себе представить, сколько раз она должна была воображать себе такую ситуацию. Наверняка что-нибудь в этом роде снилось ей в кошмарах с того дня, когда она приехала в Адель. - Сейлес, - сглотнув, ответила она. Ирем некстати вспомнил, что сидит перед стоящей дамой, и поморщился. - Садитесь, месс Ландор... Теперь скажите, кому в Ордене было известно, что вы женщина? Сейлес остановилась, не успев дойти до кресла. - Никому! Лорд Ирем хлопнул по столу рукой. - Я же сказал - не делайте из меня идиота. С кем вас поселили? - С Витто Арриконе. - Так. И вы хотите убедить меня, что этот Арриконе ничего не знает?.. Еще одна долгая, томительная пауза. - Мы с Витто жили по соседству и приехали в Адель вдвоем. Он обещал меня не выдавать. - Прелестно, - с каменным лицом сказал сэр Ирем. - Ну и для чего вы все это устроили?.. Вы что, действительно считали, что никто не обнаружит вашего обмана? В глазах Сейлес промелькнуло выражение упрямства. - Монсеньор, я фехтую лучше, чем любой из ваших кандидатов. Могу провести в седле несколько суток. Знаю три имперских языка. Я... - Вы покинете Адель сегодня вечером, - перебил Ирем жестко. - Я надеюсь, Витто Арриконе не откажется еще раз доказать вам свою дружбу и проводит вас домой. - Но почему?! - Что "почему"?.. Вы что, действительно считали, что я разрешу вам вступить в Орден? Извините, месс Ландор, но это абсолютно невозможно. Если вам так нравится носить оружие - носите. В конце концов, воительниц, наемниц, да и просто женщин, хорошо владеющих мечом, в Империи хватает. Но в число моих гвардейцев вы не попадете. Женщина не может служить в Ордене. Сейлес стиснула спинку кресла так, что побелели пальцы. - Монсеньор, я прочитала устав Ордена, наверное, раз десять. И ни разу не нашла упоминания о том, что в Орден принимают исключительно мужчин. Выпад был настолько неожиданным, что Ирем на секунду растерялся. Мысленно пробежавшись по параграфам Устава, коадъютор обнаружил, что Сейлес права. Впрочем, большая часть Устава была создана задолго до Железной Беатрикс. В те времена никто не мог даже подумать, что какая-нибудь женщина станет претендовать на место в гвардии. Даже семнадцать лет назад, когда Ирем собственноручно редактировал устав, подобная возможность показалась бы нелепой. Но с какого-то момента то, что еще относительно недавно представлялось невозможным, стало реальностью. Если Лейда Гефэйр возглавляет войско своего отца и правит Гверром даже после совершеннолетия своего брата, то стоит ли удивляться, что девице из Ландора пришла в голову идея вступить в Орден? - Ну что ж, вы правы, месс Ландор, - признал сэр Ирем после долгого молчания. - А теперь сядьте и послушайте меня. Раз уж вы так внимательно читали наш Устав, то вам наверняка известно, какую роль в приеме новых рыцарей играет коадъютор. Мне приносят список кандидатов, которых другие офицеры сочли достойными места в Ордене, я ставлю свою подпись, и несколько человек становятся гвардейцами. Как правило, это обычная формальность. Но не в вашем случае... Вы можете провести здесь еще три месяца, до конца испытательного срока, но потом я откажусь принять вас в Орден, и вам все равно придется вернуться домой. Я мог бы сделать это безо всяких объяснений, но мне кажется, честнее будет объясниться с вами сразу. Я не приму вас в число моих солдат. Наш Орден требует от своих членов полного самоотречения. Отказ от личного имущества, безбрачие, готовность выполнять любой приказ... и, что немаловажно, невозможность отказаться от своих обетов в случае войны. Короче, Орден может выполнять свои задачи только тогда, когда в нем царит безупречная дисциплина и верность своему долгу. - Вы считаете, что женщины на это неспособны? - ощетинившись, спросила Сейлес. Ирем сдавленно вздохнул. - Нет, месс Ландор. Но я считаю, что на это неспособно большинство мужчин, когда среди этих мужчин есть женщина. Боюсь, что вы в своем эгоистическом стремлении добиться своей цели вряд ли представляете себе, к каким проблемам это должно привести. - Но до сих пор никто даже не заподозрил, что я женщина, - уже гораздо неувереннее возразила Сейлес. - Спору нет, вам очень повезло. И сколько вы еще планировали притворяться? Месяц? Год? Может быть, всю оставшуюся жизнь?.. Девушка быстро отвела глаза, и Ирема внезапно осенило. Он негромко рассмеялся. - А-а, я понял. Вы надеялись дождаться, пока вас зачислят в гвардию, раскрыть свое инкогнито, а после этого сослаться на Устав. Прекрасный план!.. Действительно прекрасный. К сожалению, вы проиграли. И прошу вас - не пытайтесь повторить ваш трюк в каком-нибудь другом имперском городе. Не стоит превращать все в фарс, не так ли?.. - Ирем встал, показывая, что аудиенция окончена. - Я вас не задерживаю, месс Ландор. Придумайте какой-нибудь предлог для своего отъезда, соберите вещи и уезжайте. Витто Арриконе... фэйры с ним, пусть пока остается. Сейлес встала и медленно подошла к двери. - Еще одну минуту, месс Ландор, - окликнул ее Ирем. - Я надеюсь, что вы понимаете, что всю эту историю не стоит предавать огласке. Это не только не в моих, но и не в ваших интересах. Сейлес коротко, по-военному поклонилась и, не говоря ни слова, вышла в коридор. "Одной проблемой меньше" - с мрачным удовлетворением подумал Ирем. Теперь можно было с чистой совестью выбросить неприятную историю из головы и отправиться на прием к Валлариксу. Только сейчас рыцарь по-настоящему почувствовал, что провел ночь и несколько последних дней в седле. Тело настойчиво просило отдыха, а в голове было как-то мутно, словно накануне вечером он много пил. "Стареешь" - издевательски прокомментировал внутренний голос. - Линар! - резко окликнул Ирем своего стюарда. - Принеси еще воды. Только похолоднее... Умывшись второй раз за утро, он с ожесточением растер лицо и шею жестким полотенцем и распорядился оседлать ему коня. Явившись во дворец, лорд Ирем обнаружил, что его опередили. Аденор, которого Валларикс сделал главой государственного казначейства, никогда не появлялся во дворце раньше одиннадцати, но сегодня, как назло, приехал к девяти часам утра, и в данную минуту находился в королевской спальне. Став женатым человеком, император не отказался от привычки разбирать бумаги по утрам, но начал делать это не в своем в полупустом холодном кабинете, а в покоях королевы. Для этой цели в углу спальни, поближе к высокому витражному окну, был установлен стол, и по утрам Валларикс, надев темно-синий бархатный халат, подсаживался к этому столу и отвечал на письма, обсуждая их с Алирой. Заходя к Вальдеру с докладом, коадъютор часто заставал Алиру уже на ногах - она сидела за столом напротив мужа и сосредоточенно писала, а распущенные волосы блестящей шелковой волной лежали на ее плечах, окутывая королеву, как сияющая золотая шаль. Она не перестала подниматься вместе с императором даже тогда, когда ждала наследника, хотя в те дни ее лицо часто бывало бледным и осунувшимся, будто королева не смыкала глаз всю ночь. Алира тяжело переносила первую беременность, но Валларикс, к досаде Ирема, не запрещал жене перетруждать себя, а вместо этого в своей обычной мягкой, обходительной манере уговаривал ее прислушаться к советам лекарей и больше отдыхать. Валларикс не скрывал, что он гордится поведением своей жены, а при дворе их близость с королевой находили трогательной. Лорды Малого совета шутили, что им нечем больше заняться, потому что юная супруга заменила Валлариксу государственный совет и личного секретаря. Единственным, кто не разделял всеобщего восторга по поводу брака императора, был Ирем. Хотя он по-прежнему пунктуально являлся во дворец с докладами каждое утро, с некоторых пор рыцарь старался отыскать предлог, чтобы дождаться выхода Валларикса в приемной. Коадъютор говорил себе, что не желает смущать друга и его жену, но, если быть до конца честным с самим собой, он просто не стремился наблюдать эту семейную идиллию. Как и большинство старших офицеров Ордена, Ирем был убежден, что настоящей семьей мужчины должны быть его друзья, а все остальное только отвлекает человека от служения своему делу. Так, по крайней мере, он ответил бы любому, кто спросил бы его о натянутости, появившейся в их отношениях с Валлариксом. Но был еще один момент, в котором коадъютор мог признаться только самому себе. Ирем уже не помнил времени, когда он не служил династии дан-Энриксов. Если на свете и существовал когда-то человек по имени Айрем Кейр, у которого была какая-то своя, отдельная от императора судьба, то Ирем уже много лет назад забыл о нем и думал о себе только как о коадъюторе Вальдера. Все, что было важным для правителя, как бы само собой, без всякого усилия, делалось важным и для Ирема. Благополучие империи, реформа Ордена, Седой со своей Тайной магией, Элиссив и, конечно, Крикс - Ирем охотно занимался всем, что совершенно не касалось его самого, но зато волновало его друга и сеньора. Ему нравилось сознание того, что император доверяет ему больше, чем кому-либо другому, и он никогда не думал, что однажды это положение изменится. Но с появлением Алиры в жизни Валларикса появилось часть, которая касалась только их двоих, и больше никого. Рыцарь не мог отделаться от ощущения, что эта часть все время разрастается, мало помалу вытесняя остальное. И, хотя Ирем оставался лучшим другом императора, он, несомненно, перестал быть для Валларикса единственным доверенным лицом. Ирем никак не ожидал, что будет чувствовать себя задетым - но, однако, так оно и было. Конечно, глупо было сожалеть о временах, когда Валларикс был вдовцом. В конце концов, даже слепой заметил бы, что император был несчастлив. Но, сколько бы Ирем ни твердил себе, что должен радоваться за своего друга, в глубине души он чувствовал досаду. И сейчас, услышав, что правитель принимает у себя Ральгерда Аденора, Ирем почти с облегчением отступил от дверей в покои королевы и тихо сказал дежурному гвардейцу, что он подождет правителя у него в кабинете. Рыцарь пересек приемную и тяжело вздохнул, берясь за медное кольцо в двери - но в самую последнюю секунду замер, различив за дверью еле слышный шелест перевернутой страницы. В кабинете явно кто-то был. "Вальдер?!" - подумал он, но тут же понял всю нелепость этой мысли. А мгновение спустя он осознал, кто должен находиться в аулариуме императора. Раз гвардеец не предупредил его о госте, значит, тот проник в покои императора без ведома охраны. На такое был способен только один человек. - Доброе утро, Князь, - нарочито невозмутимо сказал Ирем, распахнув дверь. Сидевший за столом мужчина поднял голову от книги, которую только что читал, и отбросил со лба мешавшую темную прядь, открыв немного побледневшее клеймо с вензелем Сервелльда Дарнторна. Встретившись взглядом с коадъютором, он улыбнулся, до боли напомнив каларийцу молодого императора. - Доброе утро... монсеньор. Лорд Ирем вздрогнул. - Ты?.. - выдохнул он, и запоздало прикусил язык, досадуя на собственное удивление. Казалось бы, за столько лет общения с Седым можно было бы и привыкнуть... Коадъютор всегда знал, что рано или поздно Крикс опять появится в Адели - без предупреждения и в самый неожиданный момент. Но когда это произошло на самом деле, Ирем оказался слишком изумлен, чтобы держать себя в руках. - Я принял тебя за Седого, - сказал рыцарь, внимательно разглядывая Крикса. Пару лет назад, когда они виделись в последний раз, Меченый еще выглядел как юноша - а может, это Ирем по привычке видел в нем черты того мальчишки, которого много лет назад забрал из Академии. Теперь дан-Энрикс, несомненно, стал мужчиной. Видеть эту перемену было странно. Может быть, что-то в этом роде чувствуют другие люди, когда видят своих повзрослевших сыновей?.. От этой мысли губы каларийца изогнулись в саркастической улыбке. "Кажется, я становлюсь сентиментальным" - насмешливо подумал он. - Надеюсь, ты вернулся насовсем? - небрежно спросил Ирем. Меченый едва заметно улыбнулся - так, как будто истинные мысли Ирема были написаны у коадъютора на лбу. От этой понимающей улыбки Ирема бросило в жар. Крикс и раньше временами поразительно напоминал Седого, но сейчас он стал казаться его точной копией. - Боюсь, что нет, - ответил он. - Я ведь отправился в Эсселвиль только потому, что Олварг находился там. И мое возвращение в Адель тоже будет зависеть не от меня, а от него. Мы с Олваргом сейчас, в каком-то смысле, неразлучны - куда он, туда и я. Так, значит, Крикс провел все это время в Эсселвиле... Ирему пришлось напомнить самому себе, что он решил ничему не удивляться. Рыцарь сел за стол, откинулся на спинку кресла и демонстративно скрестил руки на груди - как и всегда, когда был с чем-то не согласен. - Валларикс тоже постоянно говорит об Олварге, - заметил он. - Если тебя интересует мое мнение, то вы с Вальдером уделяете ему больше внимания, чем он того заслуживает. Чего, в сущности, добился Олварг со всей своей магией?.. Да ничего! Последние два года прошли очень мирно - особенно по сравнению с тем бардаком, который здесь творился раньше. Думаю, что Олварг уже показал нам все, на что способен. Две войны, неурожай, разруха, эпидемия - а что в итоге? Мятеж Сервелльда Дарнторна провалился, эпидемия закончилась, а Олварг до сих пор остался там же, где и был. Нравится ему это или нет, но его ставка бита. Крикс поднял взгляд на Ирема. - Не думаю, - негромко сказал он. - Когда я оказался здесь, мне сообщили, что со времени переговоров в Кир-Кайдэ прошло два года и три месяца. А в Эсселвиле за это же время прошел всего один год. - И что с того? - не понял Ирем. - Я читал, что время по разные стороны от арки Каменных столбов течет по-разному. Откуда бы иначе взялись все эти истории про то, как человек, попавший в Леривалль, вернулся много лет спустя таким же молодым, каким и был?.. - Это совсем другое, - отмахнулся Крикс. - Альды и все, что с ними связано, находятся вне времени - поэтому они и не стареют. Думаю, что люди, оказавшиеся в их владениях, тоже не могут постареть, пока находятся в Туманном логе. Но во всех других частях нашего мира время раньше шло с одной и той же скоростью - иначе моя мать бы просто не смогла встречаться с Тэрином у Каменных столбов. А теперь что-то начало меняться. Когда я пытался пройти через арку Каменных столбов, чтобы попасть сюда, это оказалось тяжелее, чем обычно. Первые несколько раз у меня вообще ничего не получилось. В тот момент я думал, что мне просто не хватило концентрации, но теперь я уверен в том, что это как-то связано с Истоком. У меня такое ощущение, как будто части мира стали отдаляться друг от друга все быстрее и быстрее... - Крикс нахмурился, глядя куда-то мимо Ирема. "И впрямь, совсем как Князь" - подумал Ирем с застарелым раздражением. Седой тоже все время говорил загадками и беспокоился из-за вещей, понятных только ему одному. Как будто бы подслушав его мысли, Меченый неожиданно спросил: - Скажи, за те два года, пока я был в Эсселвиле, Князь не появлялся здесь?.. - Нет. Я не видел его с того дня, как он показывал тебе меч Энрикса из Леда, - отозвался Ирем, ощутив знакомый холод в животе. Меченый коротко кивнул, как будто бы не ожидал услышать ничего другого. - Ты думаешь, что с ним случилось что-нибудь плохое? - спросил коадъютор резче, чем ему хотелось бы. Дан-Энрикс помедлил. Потер лоб, как будто бы его клеймо внезапно начало зудеть. - Я думаю, что он убит, - признался он. - Когда я видел Светлого в последний раз, он был в довольно сложном положении. Безликие сумели выследить его и шли за ним буквально по пятам. И знаешь... иногда, когда я вспоминаю наш последний разговор, мне кажется, что Князь уже тогда предвидел то, что с ним произойдет потом. Ирем закинул ногу на ногу. - Не понимаю, с чего ты решил, что знаешь, что произошло потом. Положим, за Седым действительно гнались Безликие. Это еще не основание считать, что он убит, - парировал он, пытаясь усилием воли задавить холодный, скользкий страх, ворочавшийся где-то в животе. Что же это такое... сперва император, а теперь еще и Крикс! Во взгляде Меченого, словно вспышка, промелькнуло понимание. - Валларикс тоже что-нибудь почувствовал?.. Что это было - магия? Или просто дурные сны? Лорд Ирем закусил губу. Он не представлял, откуда Крикс мог знать такие вещи. Пару лет назад Ирема разбудили среди ночи и сказали, что правитель срочно вызывает его во дворец. Валларикс, которому полагалось спать в своей постели рядом с королевой, второй час расхаживал по галерее Славы, ежась от холодного ночного ветра, и пил тарнийское вино прямо из горлышка бутылки. Императору приснилось, что Седой погиб, и всегда рассудительный Валларикс ни в какую не желал поверить в то, что это просто сон. Боль из прикушенной губы немного отрезвила коадъютора, позволив ему сохранить спокойствие и проглотить вертевшийся на языке ответ, что про сны Валларикса лучше спросить у королевы - ей виднее. В глазах сэра Ирема любой, кто верил в сны и поддавался глупым суевериям, был безнадежным дураком. Но для дан-Энриксов, связанных с Тайной магией, Ирему приходилось, скрепя сердце, сделать исключение. - Ты прав, - сдаваясь, признал он. - Может быть, тебе стоит обсудить свои предчувствия с орденским магом?.. Во взгляде Крикса промелькнула искра интереса. - Ну конечно!.. - пробормотал он. Казалось, Крикса целиком захватила какая-то мысль, не связанная с темой их беседы, но необычайно ценная для энонийца. - Монсеньор, вы гений! Ирем усмехнулся углом рта. - Стараюсь, как могу. * * * Маг вошел в комнату уверенным и быстрым шагом человека, который бывает в Адельстане каждую неделю, но при виде Крикса темно-серые глаза мэтра Викара слегка округлились. - Когда мессер Ирем пригласил меня сюда, я думал, что я нужен для допроса какого-нибудь арестанта, - сказал он. - Чем я могу быть вам полезен, принц? - Пожалуйста, садитесь, мэтр. Я надеялся, что вы поможете мне разобраться в одном деле, - отозвался Крикс, чувствуя неловкость от того, что маг, которого он знал еще подростком, стоит перед его креслом чуть ли не навытяжку. Ворлок обошел овальный стол и сел в предложенное кресло. - Я слушаю вас, принц, - повторил он, глядя на собеседника в упор. Меченный на мгновение прикрыл глаза, пытаясь отделаться от неприятных ощущений, вызванных этим внимательным, как будто проникающим в его мысли взглядом. Дан-Энрикс не имел ничего против мэтра Викара, даже наоборот - в те времена, когда они вместе плыли в Каларию на "Бесстрашной Беатрикс", он относился к ворлоку с большой симпатией. Но даже это не могло избавить его от старой неприязни к ворлокам и ворлокству. - Прежде всего, я бы хотел спросить: может ли человек, не наделенный Даром, избавить кого-нибудь от боли с помощью обычного внушения? - поинтересовался он. Ворлок поставил подбородок на сцепленные в замок руки. - На вашем месте, принц, я бы поосторожнее использовал слова вроде "внушение". Представьте... хм... ну, скажем, заболевшего ребенка. Его мать сидит с ним рядом, успокаивает, гладит... через полчаса ребенок засыпает, потому что боль становится слабее. Это что, "внушение"?.. Едва ли. Существуют вещи, которые одинаково далеки и от магии, и от медицины. В терминах науки или магии мы никогда не объясним, как именно сочувствие и нежность матери влияют на ее ребенка. Но это не значит, что подобного влияния не существует, или что его не стоит принимать в расчет. - А если речь о совершенно постороннем человеке? И боль при этом не "становится слабее", а исчезает полностью? - Тогда это, определенно, ворлокство. - А если после этого человека перестают беспокоить больные почки или сам собой рассасывается уже созревший флюс? - напряженно спросил Крикс. Когда он уезжал из Руденбрука, щека Рельни выглядела почти нормальной - отек спал, и за столом разведчик с аппетитом ел любую пищу, словно вознаграждая себя за несколько дней на хлебе и воде. А Алинард серьезно рассуждал о том, не совершили ли они с дан-Энриксом ошибку, приняв за камни в почках то, что он теперь уверенно считал "обычной невралгией". Ворлок пожал плечами, как человек, которому приходится давать ответы на банальные вопросы. - Я бы сказал, что маг, работавший с подобным человеком, обладает Даром в области как целительства, так и ворлокства. Целители лечат болезни, но не убирают боль. А ворлоки - наоборот. Небезызвестный вам Галахос, например, имел способности одновременно и к предметной магии, и к ворлокству. Но, как вы понимаете, подобные таланты даже среди Одаренных представляют из себя скорее исключение, чем правило. - Я понимаю, - кивнул Меченый. - А если исцеление произошло вообще без применения какой-то магии? Ворлок пожал плечами. - Тогда это либо случайность, либо чудо. Причем в данном случае это почти одно и то же. Не хочу показаться невежливым, принц, но все ваши вопросы чересчур абстрактны. Может быть, вы все-таки расскажете, что беспокоит вас на самом деле?.. Крикс глубоко вздохнул. - Ну что ж... возможно, так действительно будет лучше всего. В последнее время я довольно много занимался медициной. Больше по необходимости - в том месте, где я жил, был только один врач, и множество людей, которые нуждались в помощи. Я просто вынужден был применять те знания, которые когда-то получил от Рам Ашада. - Вы что, пытаетесь передо мной оправдываться?.. В этом нет необходимости. Я не намерен вас осуждать. Меченый прямо посмотрел на ворлока. - По правде говоря, я осуждаю себя сам. Бывали моменты, когда я спрашивал себя - как я вообще осмеливаюсь браться за лечение людей, с моими-то мизерными познаниями в медицине? Рам Ашад, по крайней мере, точно знал, какое дело можно мне доверить. Он бы никогда не допустил, чтобы я навредил кому-нибудь из его пациентов. А тот врач, с которым я работаю сейчас... он искренне считает, что я маг, который может все. Вы представляете, каково мне приходится?.. - Думаю, да, - негромко согласился ворлок. Несколько секунд они молчали, глядя друг на друга. Крикс почувствовал, что его ладонь медленно разжимается - и с опозданием сообразил, что с самого начала их беседы с ворлоком сжимал широкий подлокотник кресла тем же безотчетным жестом, каким в минуты опасности тянулся к рукояти своего меча. Ворлок вздохнул. - Мне жаль, что вы так настороженно относитесь к... лицам моей профессии. Боюсь, что дело здесь не только в вашей наследственной несовместимости с магией, но и в том, что кто-то из моих коллег когда-то допустил в работе с вами грубую и неприятную ошибку. Думаю, всего этого вполне можно было избежать... Итак, вы занимались медициной - в том числе задачами, которые были для вас слишком сложны. Что было дальше? - Дальше... дальше как раз начались те вещи, которые казались мне необъяснимыми, - сказал дан-Энрикс. А затем подробно, обстоятельно рассказал магу про леди Адалану и про Рельни. Ворлок слушал не перебивая, внимательно глядя на собеседника. Впрочем, примерно к середине рассказа Крикса он отвел глаза, привычным жестом стряхнул с запястья браслет из черных агатов и начал задумчиво перебирать шлифованные каменные бусины. - И как вы сами объясняете произошедшее?.. - спросил он Крикса, когда тот закончил свой рассказ. - Я думаю, это была Тайная магия. Ворлок молчал. - ...Вы полагаете, что я слишком самонадеян? - спросил Крикс, поняв, что маг не собирается нарушать паузу. Меченый не помнил, когда он краснел в последний раз, но сейчас он почувствовал, как кровь приливает к лицу, теплой волной ползет со лба на щеки. - Собственно, поэтому я и надеялся, что вы поможете мне разобраться в этом деле. Я хотел понять, не упустил ли я какое-нибудь объяснение. Тайная магия непредсказуема и непостижима для людей. Так что считать, что она выполняет твои пожелания - это, действительно... Ворлок вскинул глаза на Крикса. - Нет, мессер. Я не считаю вас "слишком самонадеянным", - перебил он. Бусины в руках мага замелькали с удвоенной скоростью. Эти быстрые движения пальцев, да еще слегка нахмуренные брови - вот и все, что выдавало беспокойство ворлока. - Признаться, я действительно не понимаю... Вы читали книгу Отта? Крикс удивленно поднял брови. Вопрос совершенно не вязался с темой их беседы и казался откровенно странным, но при этом маг смотрел на него так, как будто бы ответ дан-Энрикса имел огромный смысл. - Книгу Отта?.. Вы имеете в виду его историю последних войн? - Нет, я имею в виду "Сталь и Золото", - ответил ворлок, и устало потер лоб. - Впрочем, не важно. Можете не отвечать - я вижу, вы даже не слышали это название. Что же до ваших слов... я никогда не сталкивался с Тайной магией лицом к лицу, и не могу с уверенностью утверждать, что именно она исцелила этих людей. Но я могу сказать, что с того самого момента, как я вошел сюда, я чувствую Силу - не ту Силу, которую мы видим в Одаренных, а совсем иную, для которой я, признаться, затрудняюсь подобрать какое-то название. Это тем более поразительно, что я могу ручаться - в прошлом я не ощущал в вас ничего похожего. - Крикс не был ворлоком, но сейчас он чувствовал смятение Викара так отчетливо, как если бы действительно "читал" его. - Словом, я верю вам. По-прежнему не представляю, что это за Сила и на что она способна, но не сомневаюсь, что события, которые вы описали, были связаны именно с ней. Сердце у Крикса застучало чаще. Ворлок был отнюдь не первым, кто почувствовал в нем эту магию. На самом деле, ее чувствовали и Атрейн, и пациенты в лазарете, и привратник лорда Аденора. Разница состояла в том, что Истинному королю и айзелвитам эта Сила была крайне необходима, и дан-Энрикс полагал, что они видят то, что хотят видеть. А вот мэтру Викару его магия была не просто "не нужна" - она не вписывалась в его представления о мире, так что он едва ли не стыдился говорить о ней. Но именно поэтому дан-Энрикс поверил ему безоговорочно. Счастье звенело в нем, словно натянутая тетива. Хотелось вскочить с кресла и пройтись по комнате, или же громко, в голос рассмеяться. Но он сдерживал себя из опасения обидеть мага. Мэтр Викар искоса посмотрел на собеседника. - Я ворлок, принц, - напомнил он. - Я могу отличить, когда люди смеются от радости, а когда они смеются надо мной. Даже не читая мыслей собеседника, я чувствую его эмоции, а ваш... восторг сейчас бушует в этой комнате, как ветер на Халаррском перевале. Меченый рассмеялся. - Я забыл. Пожалуй, иногда общаться с ворлоками удивительно удобно... Но у меня есть еще один вопрос. - Я слушаю. - Действительно ли сильный маг, знающий имя человека и определенным образом настроивший свое сознание, может узнать, что происходит с этим человеком, где бы тот ни находился? Ворлок прищурился. - В принципе да. Однако тут есть масса всяких "но". Во-первых, это действительно должен быть очень сильный маг, скорее всего - ворлок или человек с задатками к нескольким видам магии, то есть, по сути, совершенный уникум. Желания и помыслы этого мага должны быть полностью сосредоточенны на его цели. Для того, чтобы достичь подобного эффекта, магу нужно жить в уединении, с утра до ночи размышляя исключительно о человеке, которого нужно отыскать. Причем желательно иметь "маяк", какой-нибудь предмет, который тесно связан с разыскиваемым человеком. Прядь его волос, старую одежду, написанное им письмо... помню, как я однажды искал по заданию Ордена похищенную девочку, используя в качестве "маяка" ее любимые игрушки. Чем удачнее маг подберет "маяк", тем больше шансов на успех. - А маяк нужен обязательно? Если я просто назову какому-нибудь магу имя человека, которого нужно разыскать... - То этот маг прежде всего пожалуется на вас властям, - вздохнул мэтр Викар. - Давать такие поручения имеет право только Орден или члены городского капитула. Если какой-то маг начнет использовать такие виды магии по собственному усмотрению, он очень скоро наживет себе проблем с Советом Ста. Это необходимо, чтобы магия не превратилась в инструмент для шпионажа и тому подобных неприглядных дел. Крикс потер лоб. - Да. Верно. Я об этом не подумал. Кажется, придется просить помощи у Ирема. Маг с интересом посмотрел на Крикса. - Я вижу, для вас это очень важно? - Очень, - честно сказал Крикс. - Может быть, расскажете, в чем дело?.. Если, конечно, это не какой-нибудь секрет. - Нет, это не секрет... по крайней мере, не от вас, - пожал плечами Крикс. - Примерно год назад я обещал своему другу позаботиться об одном человеке. Но я положительно не знаю, как исполнить это обещание. Все, что я знаю об этом мальчишке - это что его зовут Олрис, и что он мой родственник по материнской линии. Мэтр Викар заметно оживился. - Кровное родство - довольно мощное подспорье в магии. Послушайте, мессер! Мы уже обнаружили, что вы располагаете... определенными возможностями. Почему бы не попробовать пустить их в ход? Я мог бы объяснить вам, как маг очищает свои мысли для того, чтобы потом сосредоточить их на объекте поиска. А если ничего не выйдет, вы всегда сможете получить от лорда Ирема бумагу, которая позволит вам обратиться к любому магистру из Совета ста. - Я не уверен, что это хорошая идея, - вздохнул Меченый. - Вам хочется узнать, на что способна эта Сила, о которой вы сегодня говорили. Устроить испытание и посмотреть, что из этого выйдет. А я чувствую, что Истинную магию нельзя испытывать подобным образом. Маги владеют своим Даром так, как я - своим мечом или конем. Но Тайной магией нельзя "владеть" - ей можно только доверять. Ворлок обескураженно пожал плечами. - Не могу сказать, что я вас понимаю, принц... но, может быть, вы правы. Делайте, как посчитаете нужным - а я с удовольствием займусь поисками вашего Олриса, как только получу распоряжение Совета ста. - Спасибо, мэтр! А теперь, если позволите, я пригласил бы вас в "Черный дрозд". Сейчас, конечно, уже вечер, но, надеюсь, там найдется хоть один свободный столик. В свою комнату в Адельстане Крикс вернулся удивительно расслабленным и совершенно неспособным стереть с лица глупую ухмылку. Тарнийское, ландорское и эшарет были гораздо крепче любых вин, которые встречались в Эсселвиле, а у Меченного за последний год ни разу не было возможности напиться - в войске Истинного короля к дан-Энриксу способны были обратиться в любое время дня и ночи, и он, сам того не замечая, постоянно находился в напряжении. Только сейчас Меченый понял, до чего приятно знать, что в случае какого-нибудь затруднения все прекрасно обойдутся без него. По орденским делам будут будить мессера Ирема, в случае, если кому-нибудь срочно нужен лекарь, обратятся к Белым сестрам, Рам Ашаду или к гильдии Травников, за магической помощью пойдут к магистрам из Совета ста... а не к нему. Узнав, что Крикс позвал мэтра Викара в "Черный дрозд", сэр Ирем изъявил желание составить им компанию. Меченый посчитал, что это исключительно удачная идея. С той минуты, как лорд Ирем вошел в кабинет Вальдера и увидел там дан-Энрикса, между ними постоянно ощущалась некая натянутость. Так иногда бывает между людьми, которые когда-то видели друг друга каждый день, а потом расстались на несколько лет. В подобных случаях бывает трудно сразу же подобрать верный тон - все время балансируешь на грани между близостью и отчуждением. Неловкость усугубляло то, что возврат к прошлому для них был невозможен в принципе - их прежние отношения, сколько бы дружеской привязанности и скрытого от посторонних глаз соперничества в них не было, все же были отношениями однозначно и недвусмысленно неравными. По крайней мере, до бейн-арилльской кампании, пока дан-Энрикс еще был оруженосцем Ирема и относился к нему как к приемному отцу. Ну а потом... потом была война, Серая сотня, заточение в Кир-Роване - и неожиданно свалившийся на Меченого титул. И теперь уже лорд Ирем называл его "мой принц" и поднимался на ноги, когда дан-Энрикс входил в комнату. Со временем они, наверное, нашли бы какую-нибудь золотую середину, но на это у них просто не хватило времени. Так что теперь дан-Энрикс был ужасно рад возможности побеседовать с Иремом где-нибудь кроме Адельстана или королевского дворца. Мэтр Викар тоже не имел ничего против, так что в "Черный дрозд" они отправились втроем. Сразу же оказалось, что компания мессера Ирема дает еще одно большое преимущество - рыцарь был завсегдатаем и почетным гостем "Черного дрозда", и хозяин заведения буквально лез из кожи вон, чтобы угодить каларийцу. В прошлом Крикс бывал в "Дрозде" с друзьями по Лаконской академии или с кем-нибудь из орденских кандидатов, но до сегодняшнего дня он даже не подозревал, насколько быстро здесь способны накрывать на стол - если, конечно, зададутся такой целью. Лорду Ирему и его спутникам отдали лучший кабинет из тех, которые располагались на втором этаже, над общим залом. Вино возникло на столе, как будто бы по волшебству, и, не успели они выпить по бокалу "Пурпурного сердца", как стол так же незаметно оказался заставлен всевозможными подносами и блюдами. На самом большом блюде исходило паром жареное мясо, рядом в пряном масле плавали маринованные ушки, мидии и всевозможные моллюски из Неспящего залива, на тарелках, выложенных зеленью, красовались различные паштеты, а из кухни посылали выяснить, чего еще желают дорогие гости. Крикс, откровенно говоря, не представлял, чего тут еще можно пожелать, и честно сообщил об этом вслух, но коадъютор только рассмеялся и назвал слуге несколько неизвестных Меченому блюд, а кроме этого - не меньше полдюжины сортов вина, которые они немедленно желают видеть на столе. Некоторые из этих вин дан-Энрикс знал только по названиям, а о других вообще никогда не слышал, но он решил не задавать вопросов и положиться на бывшего сюзерена. И оказался совершенно прав. Все выбранные каларийцем вина были превосходными. Первым пал орденский этикет, затем рассеялась недавняя неловкость между Меченым и сэром Иремом, а под конец исчезло даже настороженное отношение Крикса к ворлокам. Надо признать, что этим изменениям способствовало не только большое количество тарнийского и острые закуски, возбуждающие жажду, но и невероятная тактичность орденского мага. Занятые беседой, Крикс и его спутники далеко не сразу заметили то, что в нижнем зале стало слишком шумно. Но, когда слуга в очередной раз вошел к ним, чтобы унести грязные тарелки, через открытую дверь донесся хор нестройных голосов, горланящих "Орденскую-дорожную". Выбор репертуара говорил о том, что внизу веселятся кандидаты или кто-нибудь из младших рыцарей. Пение сопровождалось довольно немелодичными, но зато громкими звуками, как будто кто-то из певцов аккомпанировал себе, колотя по медному подносу, как по барабану. Ирем выразительно нахмурился. - Чего это они там разорались?.. - сухо спросил он. Слуга развел руками. - Они вроде бы что-то празднуют, мессер. Прикажете передать им, чтобы вели себя потише? Стук в поднос не прекращался. - Нет, - прищурившись, сказал сэр Ирем. - Я хочу взглянуть на этот "праздник". Господа, вы подождете здесь, или желаете пойти со мной? Крикс встал. Ворлок чуть-чуть помедлил, но потом пожал плечами и тоже поднялся на ноги. Когда они спустились в общий зал, их взглядам открылась примерно такая картина, которую ожидал увидеть Меченый - сдвинутые вместе столы, заставленные глиняными кружками, в которых в "Дрозде" обычно подавалось пиво (чтобы не жалеть, когда напившиеся гости раскокают их о стол), нехитрая закуска и огромная компания людей, часть которых сидела за столами, не снимая синих орденских плащей. Меченый с трудом удержался от улыбки. В такой теплый летний вечер плащ не нужен был даже на улице, не то что в помещении. Но молодые рыцари, совсем недавно заслужившие право на гвардейский плащ, готовы были на любые неудобства ради того почтения, которое - как им казалось - должна вызывать у наблюдателя эта деталь костюма. А потом Крикс увидел нечто такое, от чего брови у него поползли наверх. В центре стола сидела девушка со светлыми волосами, аккуратно подстриженными "в кружок". Ее можно было бы принять за юношу, если бы не белая, тонкая рубашка, обрисовывающая небольшую грудь. Девушка смотрела на своего соседа, колотившего по подносу рукояткой ножа, и весело смеялась. Удивительнее всего было не это, что эта девушка сидела среди кандидатов, а то, что вся ее одежда, не считая, разумеется, батистовой сорочки, несомненно была орденской. Наброшенный на плечи девушки колет украшала вышивка, которую носили только члены Ордена - солнце, встающее над башней. Меченый успел подумать, что за время его вынужденного отсутствия в имперской гвардии, похоже, произошли большие изменения, и теперь в число кандидатов принимают женщин. Он даже успел подумать, что Элиссив или Лейде это бы наверняка понравилось - а потом стоявший рядом Ирем бесцветным голосом сказал: - На два слова, месс Ландор. Говорил он негромко, но каким-то образом его услышали все, кто находился в нижнем зале. Сразу стало очень тихо. Девушка подняла на каларийца взгляд - и ее разрумянившееся от вина лицо как будто бы закаменело. А дан-Энрикс понял, что ошибся. Он по-прежнему не знал, почему эта стриженная девушка носит одежду орденского кандидата, но зато теперь готов был поручиться, что это произошло без ведома и одобрения мессера Ирема. Девушка встала на ноги - так резко, что табурет, на котором она сидела, перевернулся. Кто-нибудь другой наверняка решил бы, что она просто слегка перебрала, но Крикс почувствовал, что дело тут совсем не в этом. Напряженная решимость, исходящая от девушки, казалась чем-то почти материальным. Она подошла к мессеру Ирему и остановилась точно напротив него. - Месс Ландор. Мы, кажется, условились, что вы покинете Адель, - негромко сказал коадъютор. Рыцарь говорил спокойным тоном, но дан-Энрикс чувствовал, что калариец зол, как никогда. Девушка смотрела на него, не опуская глаз. - Да, монсеньор. А потом я подумала - а с какой стати, вообще-то говоря?.. - Что? - о голос Ирема можно было порезаться, как о наточенную бритву. От подобных интонаций стало бы не по себе кому угодно, но девушка только выше вскинула подбородок. - Я не совершила никакой провинности, из-за которой меня можно отослать до конца испытательного срока. О том, что в орденском Уставе ничего не сказано про то, что женщина не может вступить в число кандидатов, мы сегодня уже говорили. Так что я решила, что вполне могу остаться. Ирем улыбнулся - только уголками губ. Дан-Энрикс много раз видел подобную улыбку в прошлом и отлично знал, что она не имеет ничего общего с веселостью. - А зачем вам оставаться, если места в Ордене вы не получите? - поинтересовался он. - Сегодня утром вы сказали, что не примете меня в Орден потому, что присутствие хотя бы одной женщины среди других гвардейцев нарушит существующую дисциплину. Теперь все знают, что я не мужчина, - девушка, не глядя, махнула в сторону сидящих за столом. - И если вдруг окажется, что это знание нисколько не мешает дисциплине, то вы примете меня в Орден. - А если нет? - А если нет, то, значит, вы отказывали мне вовсе не из-за беспокойства насчет дисциплины, а из-за чего-нибудь совсем другого. Стоявший за плечом у Крикса ворлок не сдержал негромкого смешка. - Не в бровь, а в глаз, не правда ли?.. - почти неслышно прошептал он на ухо дан-Энриксу. Но Меченому было не до смеха. Он знал коадъютора гораздо лучше, чем Викар, и сейчас беспокоился за девушку. Сэр Ирем, вообще-то говоря, был человеком справедливым. Но на брошенный ему вызов коадъютор всегда реагировал совершенно однозначно. Калариец не любил и не умел проигрывать. Меченый ожидал от Ирема какой-нибудь насмешливой, жестокой реплики вроде тех, на которые коадъютор когда-то не скупился в разговорах с ним самим. Но Ирем молчал, глядя на девушку в упор. Через несколько секунд он перевел взгляд на безмолвствующих кандидатов и приказным голосом сказал: - Прекратить ор и шум. И чтобы завтра на разводе я не видел ни одной похмельной рожи... - Коадъютор повернулся к Меченому и Викару. - Пойдемте, господа. Крикс тихо выдохнул сквозь стиснутые зубы. Уже оказавшись наверху, Ирем налил себе полный стакан тарнийского вина и выпил его залпом. - Идиотка, - мрачно сказал он. Ни Крикс, не ворлок никак не прокомментировали это заявление, поэтому сэр Ирем счел необходимым пояснить: - Эта девица. Она бы хоть понимала, куда лезет. Крикс не выдержал. - Мне показалось, она все прекрасно понимает. - Разумеется, тебе так показалось, - ядовито сказал Ирем. - Ты-то как раз никогда не понимал, что это вообще такое - Орден. Меченый прикусил щеку и мысленно приказал себе - "Молчи. Ты же отлично знал, что, если с ним заговорить, он на тебе же и сорвется. Вот и получил. И потом... вообще-то говоря, он прав. Я никогда по-настоящему не мыслил так, как должен мыслить рыцарь Ордена. Нормальный рыцарь Ордена уж точно не помог бы Льюсу смыться из Адели". Примерно с полминуты в комнате царило неуютное молчание. Потом сэр Ирем посмотрел на Крикса и вздохнул. - Прости. Я неудачно выразился. На самом деле, кто-то недостаточно хорош для Ордена, а кое-кто... наоборот... слишком хорош. Вальдера, например, я тоже с трудом представляю в Ордене. И эта девушка... она же до сих пор воображает, будто этот мир устроен честно. Ты ведь ее слышал. "Я не совершила ничего плохого, вы не можете меня прогнать". А я могу, Рик. Мне достаточно сказать, что она солгала нам, назвавшись вымышленным именем - и все. Это будет подло, потому что мы же сами и принудили ее к подобному обману - но какая разница, если мне просто нужно от нее избавиться?.. Крикс посмотрел на каларийца с совершенно новым удивлением. Если уж Ирем не привел девчонке этот аргумент - хотя бы в виде мелкой мести - значит, эта месс Ландор его и в самом деле чем-то впечатлила. Ирем покривился и налил себе еще вина. - Ну, что вы на меня уставились? Давайте пить. Хочу надраться, как сапожник, и забыть про эту... бестолочь внизу. - И чтобы ни одной похмельной рожи на разводе?.. - пробормотал Крикс. Но Ирем, кажется, уже успел немного отойти и только рассмеялся. - Наплевать. Я командир, мне можно. Остаток вечера прошел на удивление спокойно. В общем зале больше не голосили не колотили по подносам, а когда дан-Энрикс с его спутниками выходили из трактира, в нижнем зале уже было пусто. Месс Ландор и ее спутники вернулись в Адельстан. * * * Меченый поворошил угли в жаровне, отчего по комнате пошла волна приятного тепла. На столе стоял кувшин с оремисом и лежал узенький конверт с печатью лорда Аденора. Дан-Энрикс сел и надорвал письмо, игнорируя лежавший рядом нож для разрезания бумаги. Голова у Меченого все еще кружилась после выпитого за столом тарнийского, так что разумнее всего было бы отложить дела на утро, но он все-таки нетерпеливо пробежал письмо глазами, с трудом разбирая мелкий угловатый почерк Аденора. "Достал все, что вы просили. Завтра в полдень буду ждать вас у себя. Если не сможете прийти - пошлите кого-нибудь меня предупредить. Вы интересовались судьбой человека в маске, которого вы зовете Алвинном. Я навел справки, но, к сожалению, ничего толком не узнал. Помимо вас, никто не называл его по имени. Никто также не знает, кто он и откуда. Думаю, что в данном случае вы осведомлены гораздо лучше остальных. Поэтому сообщу только то, чего вы можете не знать. В последние два года его часто видели в Книгохранилище. Он имел доступ в личный кабинет Саккрониса и помогал ему в его ученых изысканиях. Те, кто встречал его в Книгохранилище, уверены, что он ученый или маг, изуродовавший себе лицо во время какого-то рискованного опыта. Когда Кэлрин Отт уехал в Халкиварр, собирать информацию о местных ведунах, интересующий вас человек поехал с ним. Было это два месяца назад, а возвратиться Отт рассчитывал не раньше зимних праздников" Меченый усмехнулся. О судьбе Алвинна он уже знал от лорда Ирема, однако его впечатлила быстрота, с которой Аденор выяснил интересовавшие его подробности. Приятно было обнаружить, что Безликий, судя по всему, больше не собирался умирать и даже отыскал себе какое-то занятие. Крикс плохо представлял, что именно в работе императорских историков могло привлечь бывшего кромешника, но ведь, в конце концов, он вообще довольно мало знал об Алвинне. "Где бы он ни был, хочется надеяться, что у него все хорошо" - подумал Крикс, глядя на пляшущие огоньки свечей. Пожалуй, теперь нужно было встать из-за стола и лечь в постель, но Крикс никак не мог заставить себя подняться на ноги. Во всем теле ощущалась сонная, приятная расслабленность. "Еще пару минут... не больше..." - мысленно пообещал себе дан-Энрикс и закрыл глаза. Ему казалось, что даже через опущенные веки он продолжает видеть золотистый свет горевших на столе свечей. Как и всегда у засыпающего человека, перед глазами Крикса замелькали вереницы смутных образов, мало-помалу оформлявшихся в отчетливые сцены. Кэлрин Отт сидит за столом и торопливо пишет. Пальцы у него измазаны чернилами. Когда-то Отт учился каллиграфии в Лаконе, но в то время он писал другой рукой. Оставшись без руки, он научился писать так же быстро, как раньше - но, к несчастью, далеко не так изящно. И вдобавок, левая рука, в отличие от правой, постоянно елозила по написанному, смазывая не успевшие просохнуть строчки. Тонкое гусиное перо скрипит и брызжется чернилами. "Ведуньи, - шепчет Отт, привыкший бормотать себе под нос каждое слово, которое собирается писать, - встречаются гораздо реже ворлоков-мужчин. Зато их Дар значительно мощнее. Многие маги из Совета ста считают прорицательство всего лишь шарлатанством, но, однако, в Халкиварре даже дети знают, что ведуньи обладают даром прорицания. Полученные нами сведения безошибочно указывают на то, что именно ведунья предсказала королеве Дженвер, что ее наследник станет величайшим темным магом. Можно было бы сказать, что именно ведунья помешала браку Дженвер и ее кузена, что в конечном счете привело к тому, что Дженвер выдали за Наина Воителя. Но, хотя этот брак принес неисчислимые несчастья..." Отт прервался и нетерпеливо помахал рукой, чтобы дать отдых напряженным пальцам. Не хватало ему только "писчей судороги", возникающей у переписчиков от долгой утомительной работы. Сидящий рядом с Оттом человек довольно громко хмыкнул. Кто-нибудь другой на его месте мог бы недовольно скривить губы, но у соседа Кэлрина такой возможности не было - его лицо полностью закрывала металлическая маска, придающая ему довольно жуткий вид. - Этак ты до утра не кончишь, - хмуро сказал замаскированный. Не дожидаясь позволения, он просто вытащил перо из его онемевших пальцев и придвинул к себе лист. - Давай, диктуй... "неисчислимые несчастья"? - Ммм... да. Хотя этот брак принес неисчислимые несчастья... все-таки неправы те, кто говорит, что предсказание будущего - разновидность темной магии, поэтому ведуний якобы необходимо всячески преследовать. Подобными людьми, бесспорно, движет страх и ненависть, а эти чувства, как известно, не способствуют разумному мышлению. - "Разумному мышлению..." - с явной насмешкой повторил Безликий, обмакнув перо в чернильницу. - Я позабыл - это научный труд или трактат по этике?.. - Наука существует для людей - а не наоборот. Так говорит Саккронис, - пожал плечами Кэлрин. Алвинн что-то пробурчал себе под нос, но возражать не стал. - Что дальше? - спросил он. - Дальше... хм... Мы далеки от мысли, что простое сообщение каких-то фактов, связанных с ведуньями, сможет избавить всех людей от предрассудков на их счет. Однако мы надеемся, что, когда читатели узнают о халаррских прорицательницах больше, то они, по крайней мере, смогут сами составлять свое суждение о них, а не основываться на словах невежественных болтунов и подстрекателей. - Полная чушь, - отрезал Алвинн. - То, что болтают по трактирам, всегда будет значить для людей гораздо больше, чем все ваши ученые трактаты, вместе взятые. - Именно поэтому, - с улыбкой сказал Кэлрин - Я и не намерен останавливаться на трактатах. Алвинн отложил перо. - У тебя уже есть какие-то идеи? - Есть. Вчера мне рассказали о ведунье, которая предсказала прошлую эпидемию "черной рвоты". Ее поставили к позорному столбу на главной площади - боялись, что она своим предсказанием накликает беду, и кто-то подал мысль, что, если "ведьму" казнить, то предсказание не сбудется. Дело было зимой. Она стояла там несколько дней, пока не умерла, а они поливали ее ледяной водой. Но за то время, пока они над ней измывались, умные люди перекрыли гавань и послали за магистрами из Совета ста и за целителями. Эпидемия продлилась одиннадцать дней. Сорок три жертвы. Самая короткая эпидемия "черной рвоты" за всю историю. И знаешь, что? - Ну, что? - невольно поддаваясь его настроению, Алвинн заговорил серьезнее и тише. - Эта женщина была ведуньей. Она знала, что с ней будет. Но это не помешало ей пойти и рассказать об эпидемии... Я собираюсь написать о ней балладу. Потому что, как ты правильно заметил, то, что говорят - или поют - в трактирах, значит для людей гораздо больше, чем трактаты из Книгохранилища. Меченый на секунду приоткрыл глаза, и сразу же закрыл их вновь - чтобы увидеть, как Лейда Гефэйр взвинчено расхаживает по большой, холодной комнате, придерживая расшнурованный ворот сорочки возле горла. Жест выглядел так, как будто бы ей не хватало воздуха. Сидящий на краю огромной герцогской кровати человек, немолодой мужчина с узким и достаточно невыразительным лицом, с минуту молча наблюдал за Лейдой, чуть заметно хмуря брови, а потом спросил: - Может быть, мне лучше уйти? Лейда Гефэйр резко обернулась. Ее лицо показалось Криксу незнакомым - оно стало старше, во взгляде и в рисунке губ появилась жесткость, которой раньше не было. Только человек, который знал Лейду так же хорошо, как Крикс, заметил бы ее смятение. Она подошла к мужчине, села рядом с ним, взяла его руки в свои - привычным жестом, говорящем о доверии и близости гораздо больше, чем десятки слов. Если бы все это происходило наяву, то этот жест наверняка отозвался бы в Меченом острой болью. Но сейчас он просто наблюдал за этой сценой, так, как будто его вообще не существовало. - Прости, - сказала Лейда тихо, с непонятным Криксу напряжением. Она низко опустила голову, так что волна темных волос закрыла от дан-Энрикса ее лицо. - Прости... честное слово, ты тут ни при чем. Это все я. Сама не понимаю, что со мной творится. Может быть, я просто слишком много времени была одна. Надо привыкнуть заново. Мужчина несколько секунд молчал, глядя на Лейду и тихонечко поглаживая ее руки жесткими большими пальцами. Судя по мозолям на его руках, он был опытным фехтовальщиком. - Мне кажется, я знаю, в чем причина, - произнес он, наконец. - Ты все еще любишь того юношу, дан-Энрикса. - Нет! - яростно перебила Лейда, вскинув голову. - И все-таки ты его любишь. - Алавэр!.. - в голосе Лейды ясно слышалось предупреждение. - Прости. Я говорю это не для того, чтобы тебя позлить. Я просто не хочу, чтобы ты совершила ошибку, о которой непременно пожалеешь. - Значит, ты не веришь в то, что я люблю тебя? Губы мужчины тронула печальная улыбка. - Верю, Лей. Ты меня любишь. Просто те чувства, которые ты испытываешь к Риксу, намного сильнее тех, которые у тебя есть ко мне. Лейда скрестила руки на груди. - Сейчас я вообще не испытываю к Риксу никаких чувств. А то, что было раньше, не имеет значения. Такие вещи даже нельзя сравнивать. В семнадцать лет влюбляются не так, как в двадцать три. В семнадцать ты просто придумываешь себе вымышленный образ и навешиваешь его на того, кто подвернется под руку. А потом тебя начинает лихорадить от собственных выдумок... Я никогда не знала Рикса. Я хочу сказать - по-настоящему. Я видела его таким, каким он бы хотел казаться. Или, может быть, таким, каким бы мне хотелось его видеть. Но уж точно не таким, каким он был. С дан-Энриксом у меня все время было ощущение, как будто бы я прыгаю с обрыва - разом ужас, удовольствие и предчувствие, что ты через секунду разобьешься. Если это действительно любовь, значит, любовь - это какое-то безумие. Совсем другое дело - ты. Ты постоянно рядом. И ты совершенно не пытаешься казаться лучше, чем ты есть. Поэтому и мои чувства к тебе - более спокойные и нежные. Но разве это плохо?.. - Нет. Это совсем не плохо, Лей. Думаю, будь на твоем месте какая-то другая девушка, все получилось бы, и мы были бы счастливы. Но ты... ты слишком цельный человек. Дело не в том, что ты меня не хочешь - вероятно, хочешь, раз уж я оказался здесь. Но эти чувства к Риксу все равно сидят в тебе, как наконечник от стрелы. Я верю, что ты разочаровалась в нем. Но где-то в глубине души ты все равно не хочешь быть ни с кем, кроме него. И рассуждениями это не поправить. Лейда бессильно откинулась на кровать, невидящим взглядом уставившись на потолок - точнее, на натянутый над герцогской кроватью балдахин. Темные волосы облаком разметались по подушке. Алавэр молча смотрел на нее, не пытаясь что-нибудь добавить к уже сказанному. - Ты прав, - глухо сказала Лейда несколько секунд спустя. Мужчина коротко кивнул и, подняв брошенную у кровати светлую рубашку, быстро и привычно натянул ее на худощавый торс. Он уже собирался встать с постели, когда Лейда удержала его за рукав. - Пожалуйста, не уходи... Побудь со мной. Совсем чуть-чуть. Лицо Алавэра на секунду исказилось, как от боли. Но он быстро овладел собой. Наклонившись к Лейде, он поцеловал девушку в щеку - осторожно, словно спящего ребенка. - Как вам угодно, леди. Я останусь здесь, пока вы не уснете. Крикс бессильно заскрипел зубами - и опять увидел новую картину. Только на сей раз все было по-другому - он не наблюдал происходящее со стороны, как с Алвинном и Лейдой, нет - его швырнуло прямо в чье-то тело, как тогда, когда мэтр Викар помог ему заглянуть в воспоминания Линара. О том, что нужно было бежать вместе с Ингритт, Крикс подумал ещё в тот момент, когда увидел бешеные, налитые кровью глаза Нэйда. Оказалось, что Рыжебородому не нужен был даже предлог вроде пропавшей лодки, чтобы посчитать его виновником побега Ингритт. Или, что ещё вернее - сорвать злость на отце Ингритт, который был нужен королю и его людям в лазарете, Нэйд не мог, зато ее друг детства представлял собой удобную мишень. Раньше он часто представлял, как он схватится с Нэйдом врукопашную, но его глупые мечты о драке с Мясником развеялись, как дым, от первого же соприкосновения с реальностью. Нэйд сбил его с ног одним ударом, словно деревянную фигурку вроде тех, какими деревенские мальчишки играют в городки. Он едва успел подтянуть колени к животу и прикрыть голову руками, прежде чем Нэйд с силой пнул его по ребрам. А потом еще раз. И ещё. - Куда. Она. Отправилась? – прорычал Нэйд. - Не знаю, - сейчас в его голосе не слышалось ни капли твердости – только паника настигнутого неожиданной и сильной болью человека. А он-то всегда думал, что, если дойдет до дела, ему хватит духа послать Мясника целовать лешего под хвост. - Куда?! – повторил Нэйд – и пнул его опять. Он зажмурил глаза - и промолчал. Пинки посыпались на него один за другим. Вначале он ещё пытался утешаться тем, что, раз Нэйд в таком бешенстве, значит, отправленная за Ингритт погоня оказалась безуспешной, но вскоре даже это соображение перестало поддерживать его, поскольку он больше не мог о чем-то думать связно. Мир сузился до размеров его собственного тела, превратившегося в комок ужаса, безволия и боли. А ведь Нэйд ещё даже не взялся за него всерьез... Вполне возможно, он унизился бы даже до того, чтобы умолять Нэйда прекратить – если бы весь его прошлый опыт жизни с матерью не говорил ему, что подобные просьбы только подхлестнут Рыжебородого. Спасение пришло с неожиданной стороны. Когда Нэйд потянул из сапога короткую витую плеть, которую всегда носил за голенищем и в которой были вплетены бусины из железа, превращающие плетку Нэйда в почти такое же страшное оружие, как меч, Дакрис удержал Мясника за локоть. По правде говоря, для подобного нужно было обладать такой же храбростью, как для того, чтобы встать на дороге у взбесившегося быка. С Нэйда бы сталось сперва выбить своей плеткой глаз тому, кто вздумал ему помешать, а уже после этого задуматься, стоило ли калечить опытного и полезного гвардейца вроде Дакриса. Заплывший от удара глаз мешал ему рассмотреть выражение лица наставника, но голос Дакриса звучал до странности спокойно. - Я как-то раз спас тебе жизнь, ты помнишь? Жизнь за жизнь. Оставь мальчишку, Нэйд. Несколько секунд было тихо. Крикс почти не сомневался в том, что сейчас ярость Мясника переключится на его наставника. - Ну ладно... будь по-твоему, - процедил Нэйд. Но почти сразу же добавил - Тебе следовало бы получше выбирать, о чем ты просишь, Дакрис-сын-Тармила! Даже полный идиот расслышал бы в этих словах Рыжебородого угрозу. Хотя избиение и закончилось довольно быстро, Криксу все равно казалось, что на его теле не осталось ни одного живого места. Дакрис помог ему встать, добраться до своей койки и улечься на тонкий матрас. Кровать в казарме и раньше-то не была похожа на пуховую перину, но сейчас ему казалось, что он лежит на камнях, впивающихся ему в кожу. Дышать было тяжело из-за забившей нос крови, а все тело у него болело от пинков Рыжебородого, хотя нужно было признать, что в целом он отделался на удивление легко. Как хорошо, что Нэйд не ожидал, что кто-нибудь посмеет ему помешать, и не спешил, иначе он бы успел искалечить его гораздо раньше. А сейчас у него, кажется, даже не было сломано ни одной кости… "Почему ты это сделал?" - хотел спросить он у своего наставника. Наплевать на древние законы, делавшие человека должником того, кто спас его в бою, не мог себе позволить даже Нэйд. Но, с другой стороны, теперь, после того, как Дакрис стребовал с Рыжебородого плату за ту давнюю услугу и заставил отдать ему Крикса, Нэйд ему больше ничего не должен. До этого дня Крикс никогда бы не подумал, что Дакрис готов поссориться ради беспутного оруженосца с Мясником из Брэгге. Но сил на разговоры не было, да Дакрис бы, наверное, и не ответил на его вопрос. Крикс зашевелился в кресле, с трудом приходя в себя. В самое первое мгновение он удивился, почему вокруг внезапно стало так темно, но потом понял, что все свечи уже догорели, и малиновые угли в догорающей жаровне были единственным источником света в комнате. Алвинн. Лейда. Олрис (потому что это, без сомнения был он) - Тайная магия поочередно показала ему всех, о ком он беспокоился. Показала совершенно беспощадно, не интересуясь тем, каких подробностей дан-Энрикс предпочел бы никогда не видеть, и в чьей шкуре совершенно не хотел бы побывать. Спина и плечи у дан-Энрикса болели, а в ребрах до сих пор ощущалась фантомная боль от ударов Рыжебородого. Отодвинув кресло, Крикс перебрался на постель и несколько минут лежал, бездумно глядя в потолок. "После такого не уснешь" - подумал он, прикрыв глаза. Открыв их снова, он увидел брызжущее через ставни солнце. * * * Обычно по утрам сэр Ирем пребывал в хорошем настроении, но в этот раз он чувствовал странное раздражение и дольше обыкновенного стоял над умывальником, плеская в лицо холодной водой, а потом растирая его жестким полотенцем. Вчерашний вечер в "Черном дрозде" не прошел для него даром. В горле пересохло, а мысли казались мутными, как вода в обмелевшей и заросшей тиной речке. Выпив всю воду, какая нашлась в кувшине на столе, и неопределенно отмахнувшись, когда Лар спросил, желает ли он завтракать, рыцарь спустился вниз. Меланхолично наблюдая за утренним построением, лорд Ирем размышлял о том, что о попойках со своими офицерами пора забыть. Нравится ему это или нет, но молодость закончилась. Он привык думать, что способен перепить любого собутыльника, а утром встать с кристально ясной головой, но эти времена явно остались в прошлом. Ирем так погрузился в эти невеселые размышления, что не заметил, как к нему подошел Юлиан Лэр. - Доброе утро, монсеньор, - вежливо сказал он. В руках у Юлиана были два затупленных меча. Ирем сморгнул от неожиданности, хотя удивляться было нечему - в последние два года они с Лэром часто фехтовали по утрам. Юлиан был достаточно непредсказуемым противником и вместе с тем старательным учеником - два качества, которые довольно редко сочетаются в одном человеке. А главное, Лэр был неглуп и обладал врожденным тактом. Хотя остальные, наблюдая за их утренними поединками, называли Юлиана любимчиком коадъютора, сам Лэр никогда не пытался обратиться к главе Ордена в более фамильярном тоне, чем обычно. Ирем это ценил. Он машинально взял из рук противника затупленный турнирный меч, и лишь потом почувствовал, что на сей раз ему совсем не хочется сражаться. Поначалу он подумал, что все дело в его состоянии, из-за которого сама мысль о фехтовании - и вообще каких-либо физических усилиях - казалась отвратительной. Но уже в следующий момент, глядя на то, как Лэр легкой, пружинистой походкой идет к центру площадки, огороженной для поединков, Ирем понял, что дело не только в плохом самочувствии. Просто он в первый раз за много лет почувствовал, что может проиграть. Ирему показалось, что ему на голову внезапно опрокинули ушат воды. Сознание того, что он может бояться поражения, казалось нестерпимо оскорбительным. Примерно к девятнадцати годам сэр Ирем заслужил славу первого меча Империи, и с тех пор все - не исключая его самого - воспринимали его первенство как что-то само собой разумеющееся. Конечно, кое-что менялось. Когда тебе за сорок, состязаться в быстроте и ловкости с двадцатилетними становится не так-то просто. Коадъютор начал замечать, что его силы постепенно убывают, но решил, что сможет компенсировать это техникой и опытом. А также дисциплиной. Он, который раньше считал ежедневные тренировки уделом бесталанных фехтовальщиков, теперь по два, а то и по три часа в день не выпускал из рук меча. А ведь вдобавок нужно было вникать в дела Ордена, не упуская даже мелочей, и появляться при дворе, где ему приходилось играть роль блестящего и остроумного придворного. А еще следовало, наконец, иметь успех у дам... Ирем не спрашивал себя, стоит ли поддержание собственной репутации таких усилий. Ответ был очевиден. Коадъютор любил свою жизнь такой, как есть, и совершенно не желал, чтобы она менялась. Но сегодняшнее чувство страха ясно показало, что его усилий недостаточно, чтобы избежать неумолимо наступавших перемен. Сэр Ирем стиснул зубы, быстро пересек площадку и решительно взмахнул мечом, одновременно салютуя своему противнику и приглашая его начинать. Рыцарь был очень зол. За следующую минуту Юлиан пропустил больше ударов, чем за все их прежние совместные тренировки, и, в конце концов, окончательно смешавшись, позволил Ирему выбить свой меч сравнительно простым приемом. Кандидаты на площадке разразились громкими приветственными криками. Более чистый и высокий голос Сейлес ясно выделялся среди остальных. Теперь, когда девчонка перестала притворяться юношей и постоянно следить за собой, казалось невозможным, что чиновники из Ордена сразу же не заметили ее обман. Юлиан сделал такое движение, как будто собирался подобрать свое упавшее оружие, но, встретившись глазами с Иремом, остался на месте. - Спасибо, монсеньор. Прекрасный бой, - только и сказал он. Ирем видел растерянность в его глазах, и ему было стыдно. Он незаметно перевел дыхание, опустив руку с тренировочным мечом. Во время поединка в голове немного прояснилось, но сейчас, когда все было кончено, ноги и руки сделались как будто ватными, и рыцарь чувствовал, как по спине, под безрукавкой и рубашкой, змейками стекают капли пота. Причем летняя жара тут была совершенно ни при чем - сегодняшнее утро выдалось прохладным, с солнцем, тонущем в туманной дымке, и прохладным ветром с моря. Надо было признать, что схватка с Лэром стоила ему небывалого напряжения всех сил. Как бы там ни было, он снова победил. Он оставался лучшим. Первый меч имперской гвардии... Сэр Ирем скривил губы, грустно усмехаясь этой мысли. Мечтать о том, что будешь лучшим, хорошо в пятнадцать лет, когда ты думаешь, что твои силы безграничны. Неплохо также оставаться лучшим в тридцать пять, когда ты наслаждаешься сознанием, что превосходишь большинство других людей, и веришь в то, что так будет всегда, поскольку по-другому просто быть не может. Но в сорок пять ты понимаешь, что момент, когда ты все-таки потерпишь поражение, становится только вопросом времени. Юлиан принял хмурую усмешку каларийца на свой счет. Он виновато улыбнулся и развел руками. - Вам нужно найти более подходящего противника, мессер... Что скажете насчет дан-Энрикса? Лорд Ирем вздрогнул. Он полагал, что энониец еще спит в своей комнате наверху, но, проследив за взглядом Юлиана, убедился, что южанин успел встать, одеться и спуститься вниз. На удивление не вовремя... Меченый был последним человеком, с которым Ирем хотел бы сражаться в таком состоянии, как сейчас. В особенности - на глазах у половины Ордена. Застигнутый врасплох дан-Энрикс промычал что-то нечленораздельное. Он выглядел почти смущенным, и лорд Ирем с опозданием сообразил, что Крикс - не в пример Юлиану и столпившимся в углу площадки кандидатам - ясно видел, чего каларийцу стоила его победа. Быстро овладев собой, южанин вскинул взгляд на Ирема - и подкупающе открыто улыбнулся. - В другой раз... Боюсь, вчера я слишком много выпил. - Скажите лучше, что боитесь проиграть, мессер! - звонко сказала Сейлес. Стоявший рядом с ней молокосос что-то поддакнул. На дан-Энрикса и его фехтовальные таланты парню явно было наплевать с Лаконской колокольни - он просто хотел понравиться своей соседке. Ирем заскрипел зубами, уже далеко не в первый раз за эти дни почувствовав, что с удовольствием бы придушил Сейлес Ландор собственноручно. Он обернулся к ней, намереваясь резко отчитать девчонку за ее нахальство и покончить с этим балаганом, но в последнюю минуту замер, встретившись глазами с Сейлес. Подобные женские взгляды - сияющие, полные неприкрытого восхищения - сэр Ирем видел уже много раз. Обычно они доставляли ему удовольствие. Но в этот раз рыцарь почувствовал только растерянность. Высшие, только этого недоставало... Девчонка всю сознательную жизнь мечтала стать воином и вступить в Орден. А сейчас она понимает, что ни в своей провинции, ни здесь, в Адели, она никогда не видела того, кто бы сравнился с Иремом на тренировочной площадке. Да, пока она всего лишь восхищается его талантом в обращении с мечом, но Ирем знал, что от такого восхищения - всего один шаг до того, чтобы наделить его особу всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами и влюбиться в собственные вымыслы. Лорд Ирем понимал, как это происходит. Большинство его подчиненных были в той или иной степени очарованы главой ордена, смотрели ему в рот и сломя голову бросались выполнять любой его приказ. И его это полностью устраивало. Но влюбленная девица - это совсем не то же самое, что какой-нибудь мальчишка из провинции, который спит и видит, как бы отличиться перед коадъютором. Если у Сейлес появятся какие-то иллюзии на его счет, то плохо будет им обоим - и девчонке, которая будет мучиться от собственных фантазий, и самому Ирему, поскольку ему будет очень трудно убедить себя, что он тут совершенно ни при чем. А значит, такой поворот событий следует предотвратить во что бы то ни стало. Альды Всеблагие, ну за что ему такая головная боль?.. Сэр Ирем повернулся к Меченому и сказал: - Простите моих остолопов, принц. Они просто не понимают, о чем говорят. Прошу вас, окажите мне любезность... - рыцарь выразительно кивнул на меч, по-прежнему валяющийся на земле в паре шагов от Юлиана. Меченый удивленно вскинул брови. Он явно не понимал, с какой стати Ирем, вымотанный предыдущим поединком, настаивает на продолжении. Крикс еще чуть-чуть помедлил, но, однако, все же вышел на площадку и, нагнувшись, подобрал упавший меч. - Если вы настаиваете, мессер. Но только одну схватку, - сказал он. "Сейчас тебе будет "непобедимый фехтовальщик"!.." - злорадно подумал Ирем в адрес Сейлес. А потом все мысли вылетели у него из головы. Даже тогда, когда дан-Энриксу было пятнадцать лет, и он был всего-навсего оруженосцем Ирема, поединки с ним требовали от каларийца полной концентрации внимания. Меченый, как и он сам, был прирожденным фехтовальщиком, как будто созданным нарочно для того, чтобы одерживать победы. И в другое время Ирему было бы даже интересно посмотреть, чего дан-Энрикс смог достичь за несколько последних лет. Крикс сходу удивил его тем, что не стал "прощупывать" противника, а напал сразу, резко и стремительно, заставляя коадъютора кружиться по площадке и навязывая ему совершенно сумасшедший темп. До такой степени был уверен в своих силах, или...? Что именно "или", Ирем додумать не успел - все силы и внимание уходили на то, чтобы крутиться, отбивать удары и атаковать в ответ. Со стороны это, наверное, выглядело удивительно красиво. Удары наносились и парировались в два раза быстрее, чем тогда, когда они сражались с Юлианом. Но при этом Ирем почему-то не чувствовал такой усталости, как в том бою. Ни напряжения, ни натянутых до предела нервов... просто быстрое движение, как будто бы он танцевал "грассенду" в императорском дворце. Отбив очередной удар, Ирем внезапно понял, почему сражаться с Криксом было проще, чем с Лэром несколько минут назад. "Он не дерется. Он... танцует, - промелькнуло в голове у коадъютора. - Это просто спектакль... представление для кандидатов". Ирем заскрипел зубами, понимая, что никто, кроме него, в упор не замечает, что творится на площадке. Кандидаты, которые вначале замерли, в оцепенении следя за небывалым зрелищем, теперь, придя в себя, хлопали и вопили от восторга, как зрители на скачках или на турнире. Фехтовальщики... мать вашу... Ирему захотелось прямо посреди очередной серии стремительных атак опустить меч и рявкнуть: "Хватит!". Казалось, Меченый услышал его мысли. Или, может, сам решил, что они с Иремом уже достаточно повеселили публику. Под удар Меченый подставился красиво - так, что в другое время коадъютор мог бы сам поверить в то, что все произошло случайно. Ирем едва задел камизу своего противника скругленным острием меча. В разгаре боя этого касания, конечно, можно было не заметить. Но, поскольку никакого "боя" не было, южанин сразу же остановился. Улыбнулся, чуть развел руками. - Победа ваша, монсеньор. Зрители прямо-таки выли от восторга. - Нам нужно поговорить, - деревянным голосом сказал лорд Ирем. Альды свидетели, если дан-Энрикс полагает, что его противник ничего не понял, как те олухи, которые до вечера будут рассказывать друг другу о "великолепном поединке", то он очень ошибается. А если он считает, что Ирем все понял, но при этом примет его выходку как должное - то это просто оскорбительно. Пока они шли через двор, Ирем молчал. Заговорил только тогда, когда они вошли в прохладный, светлый холл Адельстана, и коадъютор убедился, что рядом нет лишних ушей. - Что это было, Рикс? - холодно спросил он, глядя на собеседника в упор. "Только попробуй притвориться, что не понимаешь, о чем я говорю. Получишь по шее, будь ты хоть трижды Эвеллир". Но Ирем недооценил дан-Энрикса. Он по привычке относился к нему как к тому мальчишке, который был его оруженосцем. Тот дан-Энрикс в самом деле притворился бы непонимающим. А может, начал бы оправдываться. Этот - спокойно выдержал взгляд рыцаря. - Я думал, что это и так понятно, - негромко сказал он. Лорд Ирем скрестил руки на груди. - Ты полагаешь, я нуждаюсь в твоих одолжениях, чтобы поддерживать свой авторитет?.. Я что-то не припоминаю, чтобы я когда-нибудь просил тебя о подобных услугах. А навязываться людям со своей помощью, когда они об этом не просили - крайне дурной тон. Когда надумаешь в следующий раз сделать для меня нечто подобное - попробуй для начала выяснить, что я об этом думаю. В лице дан-Энрикса не дрогнул ни единый мускул. - А почему ты так уверен, что я сделал это для тебя? - А для кого? - Для них, - сказал дан-Энрикс, мотнув головой в сторону лестницы, ведущей на жилой этаж. - Им было важно, чтобы ты победил. Уж я-то знаю. Потому что мне бы тоже было важно. Раздражение Ирема куда-то схлынуло. Он тяжело вздохнул. - В этом-то и беда. Ты видел эту... Сейлес? Видел, как она на меня смотрела?.. Альды Всеблагие! Я надеялся, что она хоть немного поостынет, когда обнаружит, что я тоже могу проиграть. А ты мне все испортил! Надо было наплевать на справедливость и отослать ее домой. - Рыцарь ожесточенно потер лоб. - А теперь, видимо, придется принять ее в гвардию. Она ведь превосходит большинство наших кандидатов, если отказать, то скажут, что отбор был предвзятым. И будут правы... Но, положим, она станет рыцарем. А дальше что? Куда ее девать? Не мне тебе рассказывать - смысл существования орденских эмиссаров в том, что они представляют власть Валларикса. Их должны слушаться беспрекословно. Но большинству мужчин амбиции не позволят беспрекословно подчиняться женщине. Значит, Ландор должна будет добиться этого своими силами. Честно сказать, я не хотел бы быть на ее месте. Это все равно, что выбросить человека из лодки на середине реки - хочешь плыви, хочешь тони, дело твое... Дан-Энрикс на мгновение задумался. - Можно послать ее в Гверр, к Лейде Гефэйр. Или в Бейн-Арилль, к Галатее Ресс. Уж там-то никто не посмеет смотреть на нее косо. В конце концов, можно назначить Сейлес в личную охрану королевы. Очень удобно: она сможет постоянно находиться рядом с королевой, и никто даже не заикнется насчет нарушения приличий. Лорд Ирем сразу оценил все преимущества предложенного Криксом плана, и невольно подосадовал, что не додумался до подобного решения самостоятельно. В отличие от Валларикса, не придававшего значения тому, кто будет охранять его жену, сэр Ирем полагал, что люди - всегда просто люди. Если рядом с королевой постоянно будут находиться одни и те же рыцари, она может рано или поздно незаметно для себя увлечься кем-нибудь из них. Поэтому охрана королевы состояла из постоянно сменяющих друг друга гвардейцев, и все они получали самые точные инструкции относительно того, как следует себя вести. Сейлес - совсем другое дело. Она могла бы стать личным телохранителем королевы и, возможно, несменяемым главой ее охраны - разумеется, после соответствующей подготовки. - Стража королевы - это очень интересно, - сказал Ирем вслух. - Чему ты улыбаешься?.. - Да так. - А все-таки? Меченый откровенно рассмеялся. - Ты только что сетовал, что ты не представляешь, как бы от нее избавиться, однако сходу отмел варианты с Гверром и Бейн-Ариллем, и собираешься отправить ее во дворец, где будешь сталкиваться с этой Сейлес каждый день. Лорд Ирем усмехнулся. - Каждому из нас приходится идти на жертвы. В интересах трона и Династии. - Ну разумеется. * * * Олрис проснулся наполовину, как это бывает с очень сильно вымотанными людьми, и далеко не сразу осознал, что помешало ему спать. От Дакриса тянуло жаром, как от хорошо протопленной печи. Вдобавок он поминутно начинал дрожать и что-то бормотал. Олрис поднялся, ощупью добрался до стоявшей в углу бочки и принес воды в щербатом ковшике. По счастью, айзелвиты позаботились принести пленникам воды и даже дали несколько сухих лепешек. Вот только Олрис так и не сумел заставить раненого проглотить ни крошки… Зато пил он много и охотно. Вот и сейчас, хотя Дакрис даже не сознавал, где он находится, он начал жадно глотать воду. Олрису пришлось поить его, придерживая голову гвардейца, который был не способен приподняться сам, так что по меньшей мере половина принесенной им воды в итоге пролилась на подбородок и на шею Дакриса. Из семерых его товарищей только сам Олрис не был ранен – вероятно, потому, что он остался без оружия еще в самом начале схватки – но никто, кроме его наставника, все-таки не лежал пластом, не забывался и не бредил. В груди у раненого что-то булькало и клокотало от каждого вдоха. Только теперь, когда остатки сна полностью выветрились из его головы, до Олриса дошло, что Дакрис умирает. Ему стало страшно. Когда Нэйд послал их жечь крестьянские поля в предместьях Руденбрука, Олрис осознавал, что каждого из них могут убить, но он не думал, что Дакрис умрет вот так – не приходя в сознание, на ворохе гнилой соломы. Рыжебородый нарочно отправил их отряд в ловушку. Ему просто-напросто нужно было отвлечь внимание Атрейна и его разведчиков. И, уж конечно, в том отряде, которым Мясник решил пожертвовать, «случайно» оказались Дакрис и его оруженосец. Если бы тогда, после побега Ингритт, Дакрис не вступился за него, он бы сейчас бы сейчас не умирал от лихорадки и от ран в плену у айзелвитов… Несколько минут Олрис задумчиво смотрел на раненого, подтянув колени к подбородку и покусывая нижнюю губу. Дакрису, требовалась помощь – это было несомненно. Раз их не убили сразу, и даже принесли пленным хлеба и воды – то, значит, айзевитам они для чего-нибудь нужны… Олрис поднялся на ноги и подошел к двери. - Откройте, - колотя ногами в дверь, закричал он. – Нам нужна помощь. Мой товарищ ранен. Он умрет, если не привести врача! Дверь приоткрылась, и в грудь Олриса уперлось острие копья. - А ну-ка заткнись, гвинн, - с угрозой сказал человек с короткой темной бородой, неласково глядя на Олриса. – Чего ты разорался среди ночи? Олрис сделал над собой усилие, чтобы не попятиться перед касающимся его куртки острием, и постарался как можно почтительнее объяснить, что одному из пленных нужен врач. - Может, тебе еще и сенешаля привести?.. – с досадой спросил айзелвит. – Отойди от двери. - Пожалуйста, - схватившись за древко копья, повторил Олрис, уже чувствуя, что ничего из этого не выйдет. Сейчас этот айзелвит попросту ткнет его копьем, и этим все закончится. Все это было глупо с самого начала… дураку понятно, что ни один местный лекарь не пойдет помогать гвинну. Олрис полностью осознавал нелепость своей просьбы. С другой стороны, не мог же он даже не попытаться сделать что-нибудь для Дакриса, который не дал Мяснику его убить… - Что тут у вас? – спросил еще какой-то мужской голос. Судя по всему, этот человек проходил мимо амбара по двору и подошел поближе, привлеченный шумом. Собеседник Олриса поморщился. - Гвинн буйствует. Требует лекаря для своего товарища. - Я посмотрю, - ответил второй айзелвит. - Ты же не собираешься помогать гвинну, правда?.. - в голосе державшего копье охранника явственно слышался протест. - Спокойно, Рельни. Я все-таки врач, в конце концов… Олрис в некотором замешательстве смотрел на человека, который назвал себя врачом, но с виду меньше всего походил на лекаря – он носил стеганную куртку вроде тех, которые обычно надевают под кольчугу, и воротник с капюшоном, заменявший айзелвитам шапки, а на вид казался даже крепче Рельни. На бедре у «лекаря» висел тяжелый длинный меч. Но, кем бы ни был этот айзелвит, Олрис был рад уже тому, что кто-то вызвался помочь. Он с готовностью отступил назад, чтобы мужчина смог войти в сарай. - Осторожно, - хмуро предостерег Рельни. – Может быть, это обычная уловка. Его собеседник только усмехнулся. - Точно… Сначала они убьют меня, потом тебя, а потом вырвутся наружу и с двумя мечами на семь человек захватят Руденбрук. – Мужчина развернулся к Олрису. – Ну, кто тут умирает?.. Глаза айзелвита с пляшущими в них бликами факела смотрели жестко и, как показалось Олрису, насмешливо. Ему внезапно стало страшно – что, если этот человек, совершенно не похожий на врача, просто вытащит меч и добьет Дакриса, чтобы не тратить время на возню с раненым гвином? Один против двух айзелвитов сразу, да еще и без оружия, Олрис никак не сможет ему помешать… Заметив изменившееся выражение его лица, высокий айзелвит нахмурился – как будто ему было неприятно, что его боятся. - Подержи, - приказал он, сунув свой факел в руки Олрису, а сам присел на корточки рядом с лежащим на соломе Дакрисом. - Паршиво, - сказал он после короткого осмотра. - Как он вообще сумел дойти сюда живым?.. Олрис мог бы сказать, что он буквально дотащил Дакриса на себе, но посчитал, что это сейчас к делу не относится. - Ему можно помочь?.. - спросил он тихо. Сидевший на корточках мужчина покосился на него - как показалось Олрису, с сочувствием. - Посмотрим, - сказал он. И, обернувшись к своему товарищу, распорядился - Рельни, пусть найдут носилки. Перенесем его в лазарет. - Алинард будет просто счастлив, - буркнул Рельни. Но спорить не стал, и в самом деле ушел за носилками. Олрис не мог поверить собственной удаче. В Марахэне никто никогда не стал бы лечить раненого айзелвита - разве что тот оказался бы ценным заложником или очень искусным мастером, которого можно было заставить работать на короля. Но айзелвита явно не интересовало, кем был Дакрис. Раненого с удивившей его осторожностью переложили на носилки и вынесли из амбара. Странный «врач» направился следом за ним. Олрис ухватил айзелвита за рукав. - Он выживет? - Надеюсь, да, - кратко ответил тот. Олрис прерывисто вздохнул. «Надеюсь», это надо же… Только когда мужчина уже вышел, и дверь снова заперли, Олрис подумал, что он даже не сказал "спасибо". Получается, что айзелвиты не так плохи. Ну, по крайней мере, некоторые из них... До сих пор Олрис не был до конца уверен в том, что Ингритт поступила правильно, решив бежать именно в Руденбрук. Одна, среди врагов, для которых она была всего девушкой из ненавистных гвиннов... иногда он думал, что её судьба могла сложиться куда более печально, чем если бы она осталась в Марахэне. Нэйд, по крайней мере, не желал ей смерти. Да и вообще потерял голову настолько, что, похоже, в самом деле был готов взять Ингритт в жены - честь по чести, с обменом венками и "утренним даром"… Правда, Ингритт все это было совсем не нужно. Ей ничуть не льстило то, что других Мясник просто зажимал в углу или тащил на сеновал, а ее удостаивает свадебного пира. Но кто сказал, что, ускользнув от Мясника из Брэгге, она не наткнулась в Руденбруке на кого-нибудь еще похуже? Теперь Олрису гораздо больше верилось, что у его подруги все могло сложиться хорошо. Когда дверь распахнулась снова, Олрис зажмурился от яркого дневного света, с непривычки показавшегося ему ослепительным. После того, как Дакриса забрали в лазарет, Олрис заснул и, видимо, проспал довольно долго, потому что снаружи давно настало утро. Над ним возвышался айзелвит в плаще и куртке из вареной кожи. - Поднимайся, гвинн, - бросил он Олрису. – Пойдешь со мной. - Зачем?.. – сиплым спросонья голосом осведомился он, не ожидая от охраны ничего хорошего. - Скоро узнаешь. Шевелись давай, - отрезал айзелвит. Спорить было бессмысленно, и Олрис встал, почувствовав, что тело у него болит от сна на жестком и холодном земляном полу, едва присыпанном соломой. Подумав об этом, Олрис отряхнул с рубашки и штанов приставшие травинки. Стражник фыркнул. - Хватит прихорашиваться, гвинн. Пошли. Снаружи было холодно и ветрено, а в воздухе кружились белые мушки снега. Белый ковер покрывал весь двор, пересеченный темными вытоптанными тропками в тех местах, где чаще всего проходили айзелвиты. Олриса, и без того замерзшего и вдобавок голодного, мгновенно начало знобить. Ему стало значительно спокойнее, когда Олрис сообразил, что айзелвиты пока не намерены допрашивать его с пристрастием – во всяком случае, его неразговорчивый охранник привел гвинна не в допросную, а в лазарет. Узнав в лежащем у стены раненом Дакриса, Олрис ускорил шаг так резко, что его конвойный беспокойно шевельнулся – но потом, по-видимому, рассудил, что, раз уж он привел гвинна сюда, удерживать его теперь бессмысленно. На табурете рядом с койкой Дакриса сидел какой-то человек, который в обстановке лазарета смотрелся чужеродно – вероятно, из-за очевидного здоровья и слишком широких плеч, мешающих принять его за лекаря. Услышав их шаги, мужчина обернулся – и, увидев Олриса с его сопровождающим, поднялся на ноги. Это был тот самый человек, которого Олрис видел сегодня ночью – но теперь, при свете дня, Олрис смог рассмотреть его гораздо лучше. А еще – сейчас он был без капюшона, и Олрис застыл на месте, увидев на лбу мужчины побледневшее от времени клеймо. Крикс-из-Легелиона! Меченый. Но почему вчера он называл себя врачом?.. Мужчина указал ему на табурет, с которого только что встал. - Присмотришь за своим товарищем, - сказал он Олрису. – Попросит пить – подашь воды. Начнет стонать или жаловаться на боль – пошлешь за мной. Олрис опомнился и, на время забыв даже о Криксе-из-Легелиона, наклонился к Дакрису. Тот выглядел гораздо лучше, чем вчера – настолько лучше, что, по правде, было непонятно, как такие перемены в принципе могли произойти за несколько часов. Судорога постоянной боли, которую Олрис уже привык видеть на лице наставника, исчезла, лицо Дакриса разгладилось, и, хотя кожа гвардейца оставалась бледной, он больше не был похож на умирающего. Более того, на лице спящего застыло не свойственное ему чувство умиротворения. По спине Олриса прошел озноб. Меченого считали магом. Олрис готов был поклясться, что он не только обработал и перевязан рану его наставника, но и сделал с раненым что-то еще… что-то такое, чего ни один обычный врач сделать не смог бы. Именно благодаря вмешательству дан-Энрикса и его магии его наставнику так быстро стало лучше. Но чем Дакрису придется расплатиться с магом за такую помощь – это уже другой вопрос… все, что Олрис успел узнать о короле и о его адхарах, заставляло его относиться к магии со смесью отвращения и страха. - Не стоит бояться за него, - сказал дан-Энрикс, словно знал, о чем он думает. – Я не сделал твоему другу ничего плохого. И не собираюсь делать в будущем. Олрис испуганно обернулся. Замечание мужчины до такой степени перекликалось с его опасениями, что впору было поверить, что тот в самом деле слышит его мысли. Но, когда Олрис посмотрел на Меченого, его страх улегся сам собой. Ничего страшного в дан-Энриксе, сказать по правде, не было. Обветренное, загорелое лицо с широким лбом, запавшими щеками и четко очерченными скулами казалось усталым и суровым, но отнюдь не злым. Олрис бы не взялся угадать, сколько этому человеку лет – дан-Энриксу спокойно можно было дать и двадцать пять, и тридцать лет, но ему могло быть гораздо больше – ведь он был магом, а маги вряд ли стареют так же быстро, как другие люди. Олрис впервые видел, чтобы взрослый мужчина не носил усов и бороды - вместо них верхнюю губу и подбородок Меченого покрывала темная щетина. Пожалуй, единственной смущающей чертой в этом лице были слишком светлые каре-зеленые глаза, запомнившиеся ему еще вчера. В сказках такие глаза бывают у лесной нежити и оборотней. - Если сюда заглянет Алинард или кто-нибудь из его помощников, скажи, чтобы не меняли ему повязку – я приду попозже и сделаю сам, - добавил Крикс. – Все понял? - Да, - кивнул Олрис, хотя правильнее было бы сказать, что он перестал понимать что-либо еще вчера ночью, когда первый раз столкнулся с этим человеком. Бояться его охранникам, положим, нечего. Из лазарета выскользнуть несложно, но из замка ему ни за что не выбраться. Но Олрису и в голову бы не пришло просить, чтобы ему позволили ухаживать за Дакрисом, поскольку было совершенно очевидно, что такая просьба может только позабавить айзелвитов своей несуразностью. И тут ему внезапно поручают это дело безо всяких просьб! После ухода Меченого Олрис был уверен, что он уже исчерпал свою способность хоть чему-то удивляться, но, как оказалось, самое невероятное все еще оставалось впереди. Когда примерно полчаса спустя в лазарет молоденькая и казавшаяся слишком хрупкой в окружении больных мужчин сиделка в темно-синем платье с длинным холщовым передником, Олрис сначала не поверил собственным глазам, а секунду спустя резко вскочил. - Ингритт! – от удивления Олрис выкрикнул ее имя в полный голос. Раненые на соседних койках стали оборачиваться к ним, а Дакрис беспокойно заворочался, но, к счастью, не проснулся – хотя он и выглядел намного лучше, чем сегодня ночью, ему явно требовалось восстановить силы. По голосу Олриса Ингритт явно почувствовала, что их встреча не просто потрясла Олриса, но и доставила ему самую искреннюю радость. Она улыбнулась – теплой и сияющей улыбкой, какой никогда не улыбалась в Марахэне. И тогда Олрис, наконец, смог поверить в то, что ему это не мерещится, и, вскочив на ноги, бросился обнимать подругу детства. - Ингритт!.. Ну и ну! Это и правда ты! – бормотал он бессвязно, жалея, что не может найти какие-нибудь подходящие слова, чтобы дать ей понять, как он по ней скучал и как он рад видеть ее живой и, судя по всему, вполне благополучной. - Я помогаю Алинарду в лазарете, - пояснила девушка, смеясь при виде его бурного восторга. В отличие от Олриса, она совсем не выглядела изумленной. Может, Дакрис ночью приходил в сознание и успел сказать, что Олрис тоже с ним… - Ты уже видел Крикса? – спросила она. Олрис почувствовал, что по спине у него поползли мурашки. - Да, - признался он. По правде говоря, ему не очень-то хотелось говорить о Меченом. По счастью, в этот момент животе у Олриса довольно громко заурчало, и Ингритт спохватилась. - Я же принесла тебе поесть… В чистой салфетке, которую она принесла с собой, оказалась завернута краюха хлеба, в которую были вложен здоровый ломоть круто посоленого холодного мяса и перышки лука, от которого по комнате тут же поплыл дразнящий аромат. Олрис почувствовал, как рот у него наполняется слюной. Уже впившись зубами в хлеб и мясо, он внезапно спохватился. - А тебе за это ничего не будет?.. – беспокойно спросил он. Вряд ли айзелвиты будут рады, что Ингритт берет еду на кухне, чтобы таскать ее пленным гвиннам… Но девушка только отмахнулась. - Крикс сказал, что я могу носить еду тебе и Дакрису. Это все – его идея. Он сказал, что ты посидишь с Дакрисом, чтобы не отвлекать нас с Алинардом от работы. Иначе кому-то может не понравиться, что мы возимся с пленником вместо того, чтобы осматривать других больных. Дакрис проснулся где-то через час после ухода Ингритт. Он чувствовал себя настолько лучше, что не только сумел сесть в кровати, но и с аппетитом съел миску похлебки. Судя по его лицу, он был способен съесть по меньшей мере вдвое больше, и Олрис пожалел, что Ингритт не оставила для Дакриса второго куска хлеба с мясом. Ингритт объявила, что ему пока не стоит есть твердую пищу, но Олрис не мог отделаться от ощущения, что это все – какой-то балаган. Ну в самом деле, какой смысл делать вид, как будто раненого гвинна лечат точно так же, как любых других больных, если Крикс с его магией за одну ночь буквально вытащил гвардейца с того света?.. Олрис с жадностью выспрашивал у Дакриса, помнит ли тот хоть что-то о прошедшей ночи, но тот помнил не так много. Он пришел в себя, когда Меченый делал ему перевязку, и не сразу понял, где находится. Потом он удивился, что совсем не ощущает боли. Когда он упомянул об этом, Крикс сказал, что дал ему люцер. Об удивительных свойствах люцера Олрис уже слышал – Ингритт обронила, что это особый порошок, который Крикс привез издалека, из своих родных мест, и который способен был мгновенно унимать любую боль. Закончив с перевязкой, Меченый ушел. Утром Дакрису снова стало хуже, боль вернулась, и он снова ощутил признаки лихорадки. Крикс вернулся, но на этот раз не стал давать Дакрису никаких лекарств, а просто сделал еще одну перевязку и заново обработал рану, а потом сидел возле постели раненого часа два, до самого прихода Олриса. Почувствовав, что жар и лихорадка возвращаются, Дакрис решил, что теперь ему будет становиться только хуже, но вместо этого заснул на удивление спокойным, крепким сном, а когда он проснулся – место Крикса уже занял Олрис. И первым, что раненый почувствовал по пробуждении, был волчий аппетит, что и немудрено, так как до этого он двое суток ничего не ел. Вот, собственно, и все, что смог припомнить Дакрис. Ничего особо любопытного, и никаких упоминаний о магических обрядах. Вероятно, Меченый нарочно усыпил гвардейца перед тем, как использовать свою магию, чтобы не раскрывать врагам свои секреты… Разумеется, на его месте кто угодно поступил бы точно так же, но Олрис все равно почувствовал разочарование. День прошел скучно. Дакрис большей частью спал, а помощь Олриса требовалась ему только тогда, когда раненый, опираясь на него, сползал с кровати, чтобы добраться до стоявшей в углу лазарета деревянной бадьи с крышкой. Этой бадьей пользовались все больные в лазарете и, естественно, именно гвинну поручили выносить ее, когда она наполнится. Работа была не особенно приятной – сперва нужно было дотащить тяжелую вонючую бадейку до отхожих ям, потом опорожнить ее, а после этого отмыть. К тому же Олрис всякий раз боялся, что он поскользнется на обледеневших деревянных мостках у отхожих ям и опрокинет свою ношу на себя, облившись всем ее неаппетитным содержимым. Но, конечно, жаловаться было глупо. Айзелвиты обошлись с ними гораздо мягче, чем сам Олрис смел надеяться. К ночи Олрис задумался о том, как бы ему тоже немного отдохнуть, и, несколько минут поколебавшись, завалился на одну из пустовавших коек в лазарете. Сухой, как палка, чопорный старик, заведовавший лазаретом – Алинард – выглядел человеком, который не потерпел бы такой вольности, но к этому моменту он уже ушел, а его помощников Олрис опасался меньше. Если его сгонят, то он ничего не потеряет, но, может быть, эти знавшие Ингритт айзелвиты сжалятся над ним и позволят ему немного подремать, не отходя при этом слишком далеко от Дакриса. Однако поспать ему так и не пришлось. Олрису показалось, что он едва успел опустить голову на подушку и закрыть глаза, как его резко и решительно тряхнули за плечо. Он быстро спустил ноги с койки, собираясь объяснить, что он прилег всего на несколько минут, но тут же подавился приготовленными оправданиями, обнаружив, что его разбудил не один из лекарских помощников, а тот же самый воин в куртке из вареной кожи, который сегодня утром отвел его в лазарет. Олрис решил, что теперь айзелвит пришел, чтобы вернуть его назад, и безропотно натянул брошенные под койку сапоги – но вздрогнул, когда айзелвитт сказал : - Живее, парень! Тебя хочет видеть Меченый. Олрису сделалось не по себе. «На кой я ему сдался?..» - встревоженно думал он. Меченый хочет его допросить? Но почему его? Олрис был самым молодым из пленников и знал гораздо меньше остальных. Может быть, Меченый считал, что из-за своей молодости и из благодарности за помощь Дакрису он окажется более покладистым, чем остальные гвинны? Хуже всего было то, что Олрис сам не знал, как теперь поступить. Ничего не рассказывать и отвечать дан-Энриксу, как должен отвечать врагу член воинского братства? Но главой этого братства был Мясник из Брэгге, который обрек их всех на смерть. А с другой стороны, если Олрис будет вести себя уступчиво – получится, как будто бы он прикрывает ненавистью к Нэйду и признательностью за спасение наставника обычное предательство. И ему очень трудно будет убедить себя, что он не испугался айзелвитов, а сознательно решил порвать со своим прошлым. Ингритт, несколько раз за этот день выкраивавшая пару минут, чтобы проведать Дакриса и Олриса, уже успела рассказать ему, что Меченый живет в боковой башне Руденбрука, выступающей из замковой стены и нависавшей прямо над рекой. Из-за этого айзелвиты называли эту башню Ландес Баэлинд, Скала-Над-Линдом, и именно на ее вершину Олриса привел сопровождавший его конвоир. Дверь наверху никем не охранялась и вдобавок к этому была не заперта. Но Олрис не успел удивиться этому обстоятельству, поскольку его спутник буквально втолкнул его внутрь, словно Олрис собирался убежать. В первую секунду Олрис разглядел только огромный стол, заваленный самыми разными предметами, и темный силуэт мужчины, стоявшего спиной к двери и ворошившего дрова в камине длинной кочергой. Когда они вошли, мужчина обернулся. Огонь из камина давал слишком мало света, но все равно было видно, что он озадаченно нахмурился. - Это еще что?.. - спросил Меченый вслух. - Я привел гвинна, Крикс, - доложил его провожатый. - Ты ведь сам сказал, что хочешь его видеть. Олрис почувствовал слабую надежду, что произошла какая-то ошибка, и на самом деле Крикс его не вызывал. Меченый устало потер лоб. - Я сказал, "надо будет с ним поговорить". Я не имел в виду, что следует сейчас же вытащить парня из постели и вести его сюда. Ладно, не важно... Раз уж ты его привел, пусть остается здесь. - Может быть, мне сходить на кухню и сказать, чтобы тебе принесли поесть? - в голосе дозорного слышалось искреннее беспокойство. Олрис не мог представить, чтобы кто-то из гвардейцев в Марахэне беспокоился из-за того, поужинал ли Рыжебородый. Меченый качнул головой. - Спасибо, я не голоден. Иди. Когда дозорный вышел, Меченый перевел взгляд на Олриса, не сделавшего ни одного шага внутрь комнаты. - Иди сюда и сядь, - распорядился он, указав Олрису на кресло рядом с очагом. Ему не оставалось ничего другого, как послушаться и сесть. Дрова в камине постепенно разгорались, и Олрису показалось, что ему на плечи набросили меховое одеяло. Крикс поочередно зажег свечи в нескольких подсвечниках, стоявших на столе. - Ингритт рассказывала мне о том, как ты помог ей убежать из Марахэна, - сказал он. В зеленоватых глазах Меченого танцевали отблески свечей. Олрис не помнил, чтобы кто-нибудь смотрел на него так же пристально, и от этого заинтересованного взгляда ему делалось неловко. - Ей бы не пришлось бежать, если бы не Рыжебородый, - сказал Олрис – просто чтобы что-нибудь сказать. И только после этого подумал, что это звучит, как обвинение. Как будто бы он спрашивал у Меченого, почему он не прикончил Мясника из Брэгге, когда у него была подобная возможность. Ему сделалось неловко. Вряд ли он имеет право в чем-то упрекать своего собеседника после всего, что он сделал для Дакриса и его самого. Олрис поспешил сменить тему. – За Ингритт отправили несколько разъездов, но эти отряды, видимо, наткнулись на кого-то из... из ваших. Назад они уже не вернулись. Нэйд был просто вне себя из-за того, что Ингритт удалось сбежать. Кажется, он хотел на ней жениться. - Нэйд не догадался, что ты ей помог? - Нет, - поспешно сказал Олрис. Ингритт проводила с Криксом много времени, работая с ним рядом в лазарете. Не хватало только, чтобы Крикс упомянул при ней о том, что Нэйд чуть было не убил его за помощь при ее побеге! Олрис совершенно не хотел, чтобы его подруга начала переживать из-за этой старой истории. Да и для чего теперь об этом вспоминать? Все ведь кончилось хорошо... Меченый слегка прищурился. - Вы с Ингритт были близкими друзьями? - Да, - ответил Олрис, и опять почувствовал себя неловко, вспомнив, как Ингритт целый год не разговаривала с ним после гибели Ролана. - То есть, на самом деле, мы с ней часто ссорились. Но это... это все не очень интересно. - Нет, совсем наоборот. Я бы хотел послушать, - голос Меченого звучал твердо - не приказ, но очень близко к этому. Олрис удивленно заморгал. Было предельно очевидно, что дан-Энрикс просит его рассказать о дружбе с Ингритт не из вежливости - с какой стати человеку вроде Меченого попусту расшаркиваться перед пленным гвинном?.. Но тогда - зачем? - Ну... хммм... мы с Ингритт знали друг друга с детства. Раньше ей часто нравилось меня дразнить, - неловко начал Олрис, тщательно обдумывая каждое слово и боясь случайно ляпнуть что-нибудь не то. Он ожидал, что Меченый будет расспрашивать его о том, хорошо ли укреплен Марахэн и сколько там солдат, много ли в крепости запасов пищи и воды, и все тому подобное. Но оказалось, Меченого это совершенно не интересует. Зато он внимательно слушает о том, как Ролан просил Ингритт раздобыть лекарство для его больной ноги и пересказывал ей слухи о возвращении Истинного короля. Олрис обнаружил, что дан-Энрикс обладает удивительным талантом слушать и задавать вопросы. Он не успел оглянуться, как рассказал собеседнику о том, что в качестве награды за молчание попросил Ролана выковать ему нож, а это потянуло за собой историю о том, что он хотел убить Рыжебородого. Олрис никогда не говорил о Мяснике и своей матери ни с Роланом, ни с Ингритт, ни с кем-нибудь другим - отчасти потому, что большинство жителей Марахэна знали все и без его рассказов, но прежде всего потому, что он считал слишком мучительным говорить о подобных вещах вслух. Но сейчас Олрис с удивлением обнаружил, что доверяет свои тайны едва знакомому человеку, которого ему следовало бы считать своим врагом – и при этом совсем не чувствует неловкости. Олрис не помнил, когда он в последний раз столько времени говорил без перерыва. В какой-то момент у него запершило в горле, и Меченый усмехнулся. - Погоди, у меня где-то тут было вино… Меченый приподнялся с кресла, достал с полки флягу и встряхнул ее, чтобы проверить, сколько в ней вина. Потом он взял два пустых кубка и разлил остатки на две части. Олрис попробовал представить, как будет рассказывать об этом Ингритт, но решил, что она ему не поверил. Да он сам бы не поверил в то, что Меченый, решивший допросить пленного гвинна, будет распивать с ним вино. Олрис отпил из кубка – и глаза у него поползли на лоб. Он никогда еще не пил подобного вина. Оно было густым и сладким, но при этом непривычно крепким. От первого же глотка по всему телу растеклось уютное тепло. Добавленные в вино специи навевали смутные образы каких-то дальних, фантастических, совершенно небывалых стран. Олрис даже зажмурился, смакуя небывалые ощущения. Заметив его изумление, Меченый улыбнулся углом рта. - Нравится?.. По правде говоря, я и забыл об этой фляжке. Я привез ее из путешествия, которое я совершил несколько месяцев назад. Я тогда побывал... довольно далеко отсюда. Олрис сообразил, что вино было принесено Криксом того, другого мира, и у него на мгновение перехватило дух. Олрис допил остатки пряного и сладкого вина – и пожалел, что больше никогда не сможет попробовать ничего подобного. Неудивительно, что Бакко пожелал остаться в чужом мире и жить в удивительном каменном городе на берегу теплого моря. Если на родине у Крикса пьют подобное вино, можно себе представить, каким легким, праздничным и вообще роскошным должен показаться выходцам из Марахэна остальной их быт! Наполнившее его изнутри тепло было таким приятным, что Олрис испугался, что вот-вот заснёт прямо на кресле у камина. Меченый взглянул на него сверху вниз и сказал : - Уже поздно. Об остальном поговорим когда-нибудь потом – а пока можешь возвращаться в лазарет. Дойдёшь без факела?.. - Конечно, – сказал Олрис. После всех событий этого вечера он уже не удивился, что дан-Энрикс отпускает его без охраны. Меченый кивнул. - Отлично. Что ж, спасибо, что ответил на мои вопросы. Олрис понял намёк и встал. Самым разумным было бы просто уйти, но любопытство пересилило – недаром Ингритт говорила, что Олрис не умеет держать язык за зубами. - Я все-таки не понимаю, господин, - сказал он вслух. – Зачем вам было тратить столько времени на то, чтобы выслушивать всю эту... ерунду о нашей дружбе с Ингритт и о моей жизни в Марахэне? Это не имеет никакого отношения к войне и к Истинному королю. - У меня есть свои причины интересоваться этими вещами, - сказал Крикс. Голос мужчины вроде бы звучал доброжелательно, но недвусмысленно показывал, что углубляться в эту тему Меченый не собирается. – Спокойной ночи, гвинн. "Что еще за «причины»?.. - думал Олрис, выходя из башни. - Неужели он хотел сказать, что он интересуется не тем, что я могу сказать о Марахэне или Олварге, а лично мной? Не может быть. Он меня вообще впервые видит! Или дело не во мне, а в Ингритт? Может быть, он хотел убедиться в том, что она им ни в чем не солгала?.." Но, сколько он не думал, Олрис так и не сумел придумать убедительный ответ на свой вопрос. Остальных пленных гвиннов, в том числе и удивительно быстро поправившегося Дакриса, под конвоем послали восстанавливать разрушенный еще до рождения Олриса «вал Тэринна» - древнюю линию защитных стен и крепостей, которые когда-то ограждали Эсселвиль от их воинственных соседей. Дакрис был единственным, кто не считал своего бывшего ученика предателем из-за того, что айзелвиты оставляют его в Руденбруке. Он почти по-дружески хлопнул Олриса по плечу и обронил – «удачи тебе, малыш». Другие пленные на Олриса старались не смотреть, как будто он был пустым местом. Только сосед Дакриса, пользуясь тем, что Олрис оказался рядом с ним, густо сплюнул ему под ноги, запачкав ему сапоги. Не то чтобы Олрис хотел под конвоем отправляться восстанавливать Тэринов вал, но все-таки, узнав, что его отпускают, он почувствовал себя неуютно. Что о нем должны подумать? Его отделили от его товарищей, Меченый вызывал его к себе… гвардейцы наверняка думают, что он валялся у дан-Энрикса в ногах и выболтал ему все тайны воинского братства, которые знал. Хотя, надо признать, он знал не так уж много. Благодаря Нэйду, Олрис так и не успел пройти ни одного из Испытаний, и, по правде говоря, в глубине души был этому рад. Сам Олрис окончательно запутался. Он помог Ингритт убежать из Марахэна, ненавидел Нэйда и мечтал его убить, а ритуалы на Холме внушали ему омерзение. Но в то же время он еще совсем недавно хотел заслужить уважение других гвардейцев и по-прежнему считал себя должником Дакриса – а в не таком далеком прошлом вообще мечтал принести королю голову Меченого. Ну и где он теперь должен быть? Вместе со всеми остальными пленными или же в Руденбруке, вместе с Ингритт? Олрис не сомневался, что все остальные айзелвиты, не задумываясь, отправили бы его на запад вместе с Дакрисом. Заступничества Ингритт и всех ее просьб было бы недостаточно, если бы в это дело не вмешался Меченый. Никаких доказательств, что его судьбу решил именно Крикс, у него не было, но после того вечера, когда дан-Энрикс вызвал его в Ландес Баэлинд и угостил вином, казалось очевидным, что именно Меченый позволил ему остаться в Руденбруке. Столкнувшись с Криксом у конюшен, когда тот отдал слуге коня, Олрис осмелился загородить ему дорогу и спросить, почему его отпускают, а не отсылают вместе с остальными пленными. - Разве ты прошел воинское посвящение? – спросил дан-Энрикс. Голос мужчины звучал беззлобно, но в самой мягкости Крикса чудилась насмешка. Олрису казалось, что собеседник видит его насквозь и знает, что он возражает только для проформы, а на самом деле меньше всего хочет разделить судьбу других гвардейцев. - Нет, но я… - Ты убивал кого-нибудь из айзелвитов? – спросил Меченый, не дав ему договорить. - Нет. «Но мог убить, - поежившись, подумал он. – Когда нас отправили в Рудебрук, я просто взял свой меч и пошел с остальными… и мне даже не казалось странным, что мы идём убивать других людей за то, что они защищают свою землю и не хотят оказаться в таком положении, как Ролан». После нескольких недель, прожитых среди айзелвитов, мысль об этом вызывала только удивление – и стыд. - Ты вообще хоть раз кого-то убивал?.. – продолжал Меченый. Олрису показалось, что он над ним просто издевается. Он посмотрел на Крикса почти яростно. - Да причем тут это?.. Как будто для того, чтобы чувствовать себя виноватым, обязательно нужно кого-нибудь убить… - Я ведь не перебежчик вроде Ингритт, - сказал Олрис, наконец-то сформулировав ускользающую мысль. – Меня взяли в плен с оружием в руках. Лицо его собеседника смягчилось. - По-моему, сам факт, что тебя это беспокоит – лучший ответ на твой вопрос… Иди, найди себе какое-нибудь дело и перестань угрызаться совестью из-за того, что ты остался здесь. Меченый хлопнул его по плечу, и, обойдя опешившего от такого жеста Олриса, зашагал по своим делам. Дело, которое ему советовал подыскать Крикс, скоро нашлось – буквально там же, где он разговаривал с дан-Энриксом, в конюшнях лорда Уриенса. Раньше Олрис считал, что Руденбрук должен быть замком вроде Марахэна, но на деле оказалось, что он больше похож на небольшой, хорошо укрепленный город, окруженный фермами и деревнями. В этом городе кипела жизнь - даже такой неопытный человек, как Олрис, сразу понял, что здесь шла подготовка к весеннему наступлению на Марахэн. Обитатели Руденбрука были слишком заняты, чтобы обращать внимание на одного отпущенного Криксом пленника. Когда он появлялся на огромной кухне Уриенса, где в любое время суток торчали солдаты Истинного короля, то ему без вопросов наливали миску супа, поручений и другой работы у него было не меньше и не больше, чем у остальных замковых конюхов, а в остальном ему позволили устраиваться так, как он считает нужным. Олрис поселился с парнем, которого звали Янос. Они вместе ночевали в пустом стойле, на охапке сена, поверх которой валялись старые попоны. Эта постель выглядела довольно жалкой, зато спать на ней было удобно и тепло. По ночам, завернувшись в плащ и вдыхая запах лошадей, сухой травы и старой кожи, Олрис вспоминал о Марахэне – не казармах и Драконьем острове, а о том месте, где он вырос. Может быть, дело было в знакомых запахах и звуках, окружающих его в конюшне… А еще каждую ночь думал о матери, хотя с утра всегда стеснялся этих мыслей. Мужчина может беспокоиться за своих близких, но уж точно не скучать, как маленький. Не зря, наверное, Олрис не задержался в королевской гвардии и вернулся к тому, с чего и начал - к чистке лошадей и выгребанию навоза. Вот и дан-Энрикс тоже сразу же решил, что он не воин и не должен разделять судьбу своих товарищей… В первые же недели жизни в Руденбруке Олрису стало казаться, что айзелвиты не способны разговаривать о чем-нибудь, по меньшей мере двадцать раз не помянув дан-Энрикса. Меченый то, Меченый се, а помните, что Меченый сказал тогда-то и тогда-то?.. Казалось, они просто влюблены в него, все до единого, но Олрис знал, что дело тут не в этом. Оказалось, магия имеет странную особенность - если она не пугает тебя до смерти и не внушает желания бежать как можно дальше, то притягивает, как магнит. Олрис тоже испытывал ее влияние – разум подсказывал ему, что следует держаться от лорда дан-Энрикса как можно дальше, и, однако, он жалел, что Крикс больше не вызывал его к себе, чтобы поговорить. Как ни нелепо казалось скучать по обществу того, с кем разговаривал всего два раза в жизни, Олрис действительно скучал – может быть, потому, что Крикс был единственным человеком в Руденбруке, кроме Ингритт, кто проявил к нему хоть какой-то интерес. Олрис был бы рад узнать о Меченом как можно больше, но за эти несколько недель узнал не так уж много. Меченый часто бывает в лазарете. Меченый обедает в покоях Истинного короля. Меченый любит подниматься засветло, седлать свою кобылу и предпринимать одинокие верховые прогулки по окрестностям Руденбрука. Иногда он управлялся со своей лошадью самостоятельно, но чаще будил Олриса и Яноса. В такие дни они вставали и, зевая во весь рот, седлали лошадь Крикса – а потом ложились досыпать и возвращались снова, только когда лорд дан-Энрикс возвращался со своей прогулки. Янос обычно дрых так, что его можно было добудиться только на пожар, но Олрис спал довольно чутко. Как-то раз, уже после отъезда Меченого, он проснулся с четким ощущением, что на конюшне кто-то есть. Сначала ему показалось, что дан-Энрикс возвратился раньше, чем обычно, но потом он понял, что ошибся. Человек, вошедший на конюшню, двигался совсем не так, как Меченый, и, судя по всему, старался производить как можно меньше шума. Олрис тихо встал и выглянул наружу через стенку денника. При свете фонаря, который он наполнил маслом и зажег каких-то полчаса назад, Олрис увидел тонкую и гибкую фигуру, закутанную в черный, опушенный мехом плащ. И этот плащ, и движения незнакомки не оставляли никаких сомнений в том, что это женщина. Олрис пнул Яноса ногой. Тот попытался отодвинуться к стене и поплотнее завернуться в плащ, но Олрис пнул его опять. - Вставай! - прошипел он. Янос открыл глаза, моргая, как сова. - Что там еще?.. - простонал он. - Иди сюда. Тут какая-то женщина. Я никогда раньше ее не видел. Может быть, она воровка? Янос встал и заглянул ему через плечо. - Разуй глаза, - угрюмо сказал он. - Какая же она воровка? Это леди. Посмотри на ее накидку... один мех стоит дороже, чем любая из здешних лошадей. Надо пойти, спросить ее, не нужно ли ей чем-нибудь помочь. Но ни один из них так и не двинулся со своего места, потому что незнакомка нервным жестом откинула свой обшитый мехом капюшон, и стало видно бледное, как будто бы полупрозрачное лицо и темную растрепанную косу из пары десятков прядей. Олрису показалось, что она не старше Ингритт. Но, пожалуй, эта девушка была гораздо красивее Ингритт... тонкие черты лица, огромные глаза под темными, вразлет, бровями, и высокий белый лоб - Олрис бы в жизни не поверил, что такие девушки встречаются на самом деле, а не только в песнях, которые исполняют на пирах. Пару секунд он с изумлением таращил на нее глаза. Потом ему подумалось, что бы сказала Ингритт, если бы могла увидеть, как он стоит тут и пялится на незнакомую девицу, как баран, только из-за того, что у нее длинная шея и пушистые ресницы. "Я не лучше Нэйда!.." - с отвращением подумал он. - Это Таира! Дочка лорда Уриенса. Ой-ей-ей, что теперь будет!.. - пробормотал топчущийся рядом Янос то ли с ужасом, то ли с восторгом. - Что она здесь делает в такую рань? - недоуменно спросил Олрис. Янос придвинулся так близко, что почти прижал губы к его уху, и зашептал, щекоча щеку Олриса своим дыханием: - Уриенс мечтает выдать дочь за Истинного короля, но говорят, что ей больше по вкусу Меченый. Шани, ее горничная, рассказала Нэнье, что леди Таира только о дан-Энриксе и думает. Пока он не уехал, их места за столом лорда Уриенса были рядом... Шани говорит, что Меченый очень учтивый кавалер - всегда вставал, когда Таира или ее мать входили в комнату... а еще он не сводил с Таиры глаз, когда ему казалось, что она не видит. Говорят, Таира все ждала, что он попросит у отца ее руки, а он уехал, не сказав ей ни словечка. Спорим, что она пришла сюда нарочно для того, чтобы застать его одного и объясниться с ним начистоту! Олрис оттолкнул Яноса локтем. - Хватит на меня пыхтеть! Вечно ты сплетничаешь, как... - Олрис хотел добавить "как девчонка", но потом представил, как бы Ингритт отнеслась к подобному сравнению, и прикусил язык. - Не понимаю, для чего Таире пробираться на конюшню, если она в любой момент может увидеться с Меченым в замке? - спросил он, не удержавшись, хотя было совершенно очевидно, что из Яноса сейчас извергнется очередной фонтан сплетен. Так и вышло. - Кто же ее знает! Может быть, она не хочет, чтобы кто-нибудь подслушал их беседу. Или же напротив, хочет. Если их застанут здесь одних, все скажут, что дан-Энрикс ее соблазнил. Король наверняка не пожелает ссориться с Уриенсом и прикажет Меченому на ней жениться. Олрис двинул Яноса в плечо. - Дурак! Дан-Энрикс - маг. Маги не могут ни на ком жениться! Если маг полюбит женщину, он тут же потеряет свою Силу. Это всем известно! Янос уставился на Олриса, приоткрыв рот, как будто бы услышал страшную, но увлекательную сказку. - Правда, что ли?! - В Дель-Гвинире это даже дети знают, - важно сказал Олрис. Олварг был совсем не стар, однако же никто и никогда не видел его с женщинами. - Можешь мне поверить - Истинный король ни за что не допустит, чтобы Крикс лишился своей магии из-за какой-то там девчонки! "Надо бы его предупредить" - подумал он. А в самом деле, что может быть проще?.. Выйти из конюшни, подождать, пока дан-Энрикс не вернется со своей прогулки, а потом все ему рассказать. Пусть сам решает, как следует поступить в подобной ситуации. Пожалуй, лорд дан-Энрикс будет благодарен за подобную услугу. Идея была хороша, но посетила его слишком поздно. Не успел Олрис сделать даже шага в сторону дверей, как створки распахнулись, и в конюшню вошел Меченый, ведя свою гнедую в поводу. Волосы у Крикса растрепались и покрылись изморозью, как и темная щетина на лице. Казалось, что дан-Энрикс поседел - но, несмотря на это, он все равно выглядел моложе, чем в ту ночь, когда Олрис увидел его в первый раз. Возможно, потому, что сейчас дан-Энрикс улыбался и казался удивительно счастливым. Олрису представилось, как Меченый размашистым галопом скачет вдоль реки, и из-под копыт его коня взлетают вихри снега и колотого льда. Вместо того, чтобы окликнуть Крикса или как-нибудь еще привлечь его внимание, девушка тихо отступила в тень. Олрис удивился такому странному поведению, но потом подумал, что этой Таире, вероятно, очень страшно. Она ведь дочь лорда. Вероятно, это первый сумасбродный поступок за всю ее жизнь. Кажется, она в самом деле не на шутку влюблена в дан-Энрикса, сочувственно подумал он. Только когда Меченый остановился посреди широкого прохода между денниками и начал расседлывать свою кобылу, девушка набралась храбрости и сделала несколько шагов вперед. - Лорд дан-Энрикс! - ломким голосом окликнула она. Меченый обернулся - да так и застыл с седлом в руках. Олрис не мог видеть его лица, но оказалось, поза человека тоже может выражать полнейшую растерянность. - Таира?.. Что у вас случилось? – лицо девушки и впрямь давало основания предположить, что она собирается просить его о помощи в какой-нибудь беде. - Ничего не случилось. Я пришла, чтобы с вами поговорить. - Но почему в конюшне, а не в замке? - Потому что мой отец следит за каждым моим шагом и не хочет, чтобы я беседовала с вами хоть о чем-нибудь, кроме погоды или качества подливки к ужину. Дан-Энрикс отложил седло. - Миледи... - начал он. Но девушка как будто бы не слышала его. На скулах Таиры выступил лихорадочный румянец, глаза у нее сверкали. - Мой отец с утра до ночи убеждает меня в том, что мне следует выйти за Его Величество. Он говорит, что Истинному королю нужна супруга, а страна нуждается в наследнике. Он говорит, король бы уже сделал мне предложение, если бы кто-то не сболтнул ему, что вы... что вы ко мне неравнодушны. И что я неравнодушна к вам. Отец велел мне ненароком дать Его Величеству понять, что это все - пустые слухи. Но я отказалась. И теперь отец очень сердит. Он никогда не повышал на меня голос, но вчера, когда он зашел пожелать мне доброй ночи, он опять заговорил о короле, а потом стал кричать, что только глупая девчонка может отказаться от короны из-за пары взглядов и беспочвенных фантазий. Я спросила - неужели он бы стал мешать моему счастью, если бы я захотела выйти замуж не за Истинного короля, а за кого-нибудь другого?.. А отец сказал - "Если бы лорд дан-Энрикс сделал тебе предложение, то я не стал бы возражать. Проблема в том, что этого не будет. Если мужчина за несколько месяцев не нашел случая сказать о своих чувствах - значит, он не собирается этого делать". Если бы отец узнал, что я пришла сюда, он был бы в бешенстве. Но я должна узнать - действительно ли вы... Меченый поднял ладонь, как будто бы пытался остановить этот сумбурный поток слов. - Таира! Альды мне свидетели - я очень перед вами виноват. Будь я немного поумнее, я бы объяснился с вами раньше. Я не могу жениться - ни на вас, ни на ком-то другом. Олрис горделиво посмотрел на Яноса, как будто спрашивая - что я тебе говорил? - Но почему? - спросила девушка бесцветным, словно помертвевшим голосом. - А вы уверены, что вы действительно хотите это знать? - вздохнул дан-Энрикс. Таира кивнула, не спуская с него глаз. - В том мире, где я раньше жил, осталась женщина, которой я поклялся в верности. Янос ткнул Олриса под ребра и издал губами тихий непристойный звук. - И кто теперь дурак?.. - спросил он шепотом. - Заткнись, - прошипел Олрис. - Дай послушать. Ингритт будет интересно знать, чем все закончилось. Она, похоже, интересовалась Криксом почти так же, как он сам. - Ну хорошо... я поняла. Вы любите другую женщину, - сказала Таира. Теперь ее голос звучал удивительно спокойно, что никак не сочеталось с ее бледностью и выражением лица. - Но почему тогда вы так смотрели на меня - с того самого дня, как отец приказал открыть ворота Истинному королю? Только не говорите, что мне просто показалось! Меченый опустил глаза. - Вам не показалось. Я действительно смотрел на вас, и это... это, безусловно, было очень скверно. Таира сделала еще шаг вперед и оказалась совсем рядом с Меченым. Она коснулась его рукава, заставив его развернуться к ней. - И что же в этом скверного? То, что вы живой человек, и вам могла понравиться другая женщина?.. Может быть, вы испугались, что забудете о той, которая осталась в вашем мире? - Вот уж нет, - грустно ответил Крикс. - Я видел ее каждый раз, когда смотрел на вас. Вы очень на нее похожи. "Сейчас она его ударит" - понял Олрис. И, действительно, мгновение спустя услышал хлесткий звук пощечины. Меченый, очевидно, тоже ожидал удара - он даже не вздрогнул, в отличие от Яноса, который чуть не подскочил от громкого хлопка. - Если позволите, я провожу вас в замок, - сказал Крикс спокойно, словно ничего особенного не произошло. Судя по потемневшим, словно грозовое небо, глазам девушки, она раздумывала, не стоит ли закатить дан-Энриксу еще одну пощечину. - Как-нибудь обойдусь, - ответила она. И, обойдя дан-Энрикса - по широкой дуге, чтобы не задеть его даже краем своего плаща - вышла на улицу, тонкая и прямая, как копье. Дан-Энрикс несколько секунд смотрел ей вслед, а потом развернулся и направился к тому деннику, где обитали Олрис с Яносом. - Ложись! - прошипел Олрис, сразу же поняв, куда он направляется. Они попадали на свой соломенный тюфяк, накрылись старыми попонами и постарались сделать вид, что крепко спят. Сердце у Олриса стучало так, как будто собиралось выскочить из ребер. Меченый толкнул дверцу денника и посмотрел на "спящих" сверху вниз. - Вы, оба. Перестаньте притворяться и послушайте меня. Никто не должен знать о том, что вы тут видели и слышали. Пока о нашем разговоре знаем только я, Таира и вы двое. Если по замку поползут какие-нибудь слухи, я буду знать, кто в этом виноват. Вы меня поняли? - Да, господин, - поспешно отозвался Олрис, чувствуя, что уши у него горят. Прекрасно, теперь Меченый считает его болтуном и сплетником, любителем подслушивать чужие разговоры, а потом рассказывать о них кому не попадя! "Но ты ведь действительно подслушивал их разговор, да еще собирался рассказать об этом Ингритт!" - напомнил ему внутренний голос. - А что сразу мы?.. - заскулил Янос. - Скорее уж леди Таира обо всем расскажет своим горничным! Она всегда выбалтывает все свои секреты Шани, а та обо всем рассказывает кукольнице Нэн, и Паку, и еще десятку человек! - Значит, я поговорю еще и с Шани, - сказал Меченый серьезно. - Но вы двое - никому ни слова. Я могу на вас рассчитывать? - Да, - ответили они - на сей раз хором. - Хорошо. Теперь вставайте. Ты, - дан-Энрикс указал на Яноса. - Почисти мою лошадь, а когда она остынет, дашь ей напиться и насыплешь овса. А ты, - короткий взгляд в сторону Олриса - пойдешь со мной. - Зачем?.. - вопрос слетел с языка раньше, чем Олрис опомнился и прикусил язык. Дан-Энрикс усмехнулся. - Сбегаешь на кухню и велишь согреть воды. Потом найдешь мне бритву, полотенце и какую-нибудь медную посудину, которая сойдет за зеркало. А после этого распорядишься насчет завтрака. Еще вопросы?.. Олрис энергично замотал головой из стороны в сторону. - Прекрасно. Тогда приступай. * * * - Я бы хотел поговорить с тобой об этом гвинне... Олрисе, - заметил Рельни, заглянувший в Ландес Баэлинд в дни Зимних праздников. Несмотря на поздний час, Меченый не ложился спать - в момент, когда вошел Лювинь, он низко наклонился над столом и перечерчивал большую карту Эсселвиля, Дель-Гвинира и Дакариса, то и дело сверяясь с лежавшим рядом образцом. Образец был старым, прямо-таки рассыпавшимся от ветхости, а Крикс желал иметь такую карту, которую можно сунуть в кожаный чехол и повсюду возить с собой. Он с головой ушел в работу и не сразу смог понять, о чем толкует Рельни. А поняв, удивленно обернулся, едва не размазав свежие чернила по окрестностям Арденнского утеса. - А что с ним не так? - Я думаю, что он лазутчик Олварга, - бухнул Лювинь. Брови у Крикса поползли на лоб. - Ему всего пятнадцать лет, - напомнил он. - И что с того?.. Тебе было четырнадцать, когда ты брал Тронхейм. А многие из тех, кого мы принимали в Лисий лог и посылали наблюдать за гвиннами, были еще моложе. - Он помог Ингритт убежать из Марахэна, - отложив перо, напомнил Крикс. - Может, ты думаешь, что она тоже гвиннская шпионка? - Ингритт я ни в чем не обвиняю, она выходила кучу наших раненных. Но это все могло быть придумано специально для того, чтобы лазутчик гвиннов мог проникнуть в Руденбрук, не вызывая подозрений. Почему бы Рыжебородому не разыграть внезапно вспыхнувшую страсть, чтобы потом девушке помогли «сбежать»? Вот только он немного перегнул. Если бы ты знал о Рыжебородом столько, сколько знаю я, ты в жизни не поверил бы, что человек вроде него решит жениться. Ингритт милая девушка, но писанной красавицей ее не назовешь. Единственное, что о ней можно сказать наверняка - так это то, что она в жизни не пошла бы за Рыжебородого. Характер-то у нее есть... вот они и воспользовались этим, чтобы их лазутчик смог проникнуть в войско Истинного короля. "Складно" - оценил дан-Энрикс про себя. Было похоже, что Лювинь обдумывал эту идею уже далеко не первый день. - Не знаю, можно ли назвать Ингритт красавицей, но, если бы ты узнал ее чуть получше, ты бы никогда не усомнился в том, что Нэйд способен был совсем потерять голову, - сухо заметил Крикс. - Твоя теория никуда не годится, Рельни. Нэйд чуть было не прикончил Олриса, когда Ингритт сбежала. - Так сказал тебе твой Олрис? - Нет. - А кто тогда?.. Крикс тяжело вздохнул. - Я видел это в пламени, Лювинь. Казалось, на мгновение решимость Рельни пошатнулась. Но потом он подозрительно прищурился. - Но ты же говорил, что ты не Одаренный и не можешь колдовать, - напомнил он. "Альды Всеблагие!" - взвыл дан-Энрикс про себя. Что же это такое?.. Когда ты пытаешься уверить окружающих, что ты не маг, они упорно ожидают от тебя чудес, а когда ты, в кои-то веки, рассказываешь им о самой настоящей магии, они скептически кривятся и припоминают тебе твои прежние слова. С ума сойти. - По-твоему, я вру?.. - уточнил он. - Нет. Я только хотел сказать - откуда тебе знать, что то видение не было делом рук того же Олварга? Ты сам говорил, что он очень могущественный маг. Меченый на мгновение закрыл глаза и потер лоб рукой. Надо подойти к вопросу с какого-то другого конца. Спора о Тайной магии он сейчас попросту не выдержит. - Ну хорошо. Давай представим, что ты прав, и Олриса действительно послали сюда в качестве лазутчика. Что он, по-твоему, сумел бы выведать? План крепости? - спросил дан-Энрикс, вымученно улыбнувшись. Рельни должен был понять, что все это звучит, как минимум, абсурдно. Гвинны владели Руденбруком почти восемнадцать лет, ничего нового о его укреплениях им не расскажет никакой лазутчик. - Я думаю, его прислали следить лично за тобой, - твердо сказал Лювинь. - Посуди сам! Этот мальчишка ходит за тобой, словно привязанный, выспрашивает остальных про то, что его совершенно не касается - словом, буквально не спускает с тебя глаз. А ты, вместо того чтобы держать его подальше от себя, спокойно позволяешь ему приходить сюда и совать нос во все углы! Кругом болтают, что ты взял его в стюарды... - Так оно и есть, - кивнул дан-Энрикс. - А что до остального... ты не думаешь, что это "подозрительное" поведение - ничто иное, как обычное мальчишеское любопытство? Вспомни самого себя в пятнадцать лет! - Я помню, кем я был в пятнадцать лет. Поэтому и думаю, что этот гвинн не тот, за кого себя выдает. - Я знаю, кто он, Рельни, - с нетерпением сказал дан-Энрикс, чувствуя, что этот разговор успел ему ужасно надоесть. - Послушай, если ты хоть сколько-то мне доверяешь, оставь Олриса в покое. Этот мальчик нам не враг. Неизвестно, принял ли Лювинь его слова на веру, но продолжать спорить он не стал. После его ухода Крикс почувствовал себя настолько вымотанным, что оставил незаконченную карту на столе и лег в постель - а потом еще с полчаса ворочался без сна, думая то о Рельни, то об Олрисе. Последние несколько дней гвинн выглядел расстроенным и чем-то озабоченным. Стоило бы спросить, в чем дело, но Крикс посчитал, что лучше до поры до времени оставить Олриса в покое - сам расскажет, если посчитает нужным. Может, гвинн заметил, что Лювинь с его друзьями не спускают с него глаз?.. На следующий день, когда Олрис явился в Ландес Баэлинд, Крикс уже встал, оделся и полировал свой меч, присев на край кровати. Олрис тенью проскользнул мимо него, выставив перед собой принесенный с кухни поднос с завтраком, как щит. - Спасибо, - сказал Крикс. Стюард кивнул, не поднимая головы, и попытался выскользнуть за дверь, хотя обычно, принося дан-Энриксу поднос с едой, старался под любым предлогом задержаться наверху подольше. Меченый внимательнее присмотрелся к Олрису и отложил Ривален в сторону. - Постой. Что у тебя с лицом? - Ничего, - поспешно отозвался Олрис. Меченый недовольно сдвинул брови. Судя по характерному произношению, "ничего" было подозрительно похоже на разбитую губу. - Поди сюда, - распорядился он, подбавив в голос металла. Олрис с явной неохотой сделал несколько шагов назад, по-прежнему стараясь стоять к Меченому боком. Крикс поморщился. За дурачка он его держит, что ли?.. - Ближе... ближе, говорю! - прикрикнул он на Олриса. - А теперь повернись на свет. Поворачиваться к свету парню явно не хотелось, но дан-Энрикс взял его за подбородок и развернул лицо Олриса к единственному в комнате окну. Как и следовало ожидать, под правым глазом обнаружился огромный пурпурный синяк, да и под носом гвинна, присмотревшись, можно было разглядеть запекшуюся кровь. - Кто тебя бил? - мрачно осведомился Крикс. Олрис упрямо скривил губы. - Никто. Я сам. Обычно гвинн буквально пожирал дан-Энрикса глазами, будто бы надеялся, что Меченый вот-вот взмахнет руками и сотворит какое-нибудь чудо. Но сейчас он явно не желал встречаться с Криксом взглядом и смотрел куда-то вниз и вбок. - Упал?.. - предположил дан-Энрикс обреченно. Именно так он сам обычно отвечал своим наставникам и сэру Ирему. Знал бы он тогда, как глупо это выглядит со стороны!.. Щеки и лоб стюарда быстро заливала краска - как и все люди с тонкой светлой кожей, гвинн краснел на удивление легко. Хотя, если на то пошло, краснеть бы следовало исключительно дан-Энриксу. "Я должен был понять, что так и будет, - с усталым раздражением подумал он. - На гвинна, который с утра до ночи чистит лошадей и спит в конюшне, всем плевать. Но гвинн, который постоянно ходит в Ландес Баэлинд - это уже совсем другое дело. Можно было предвидеть, что к нему начнут цепляться!" Для большинства жителей Руденбрука Олрис - враг, который смог каким-то образом втереться в доверие к дан-Энриксу. Возможно, не один только Лювинь подозревает парня в том, что он рассчитывает выведать секреты айзелвитов, а потом вернуться в Марахэн. Но даже если нет, стремительное превращение Олриса из пленника в стюарда Крикса должно было многих раздражать... Додумать эту мысль Меченый не успел. На лестнице послышались шаги, а несколько секунд спустя в дверь забарабанили так, как будто Ландес Баэлинд штурмовали гвинны. - Лорд дан-Энрикс! - приглушенный дверью голос звучал гулко, как из бочки. - Вас просят немедленно спуститься вниз! Взвинченная интонация в голосе говорящего Меченому не понравилась - как и слово "немедленно". - В чем дело? - хмуро спросил он, распахивая дверь. - Лорд Атрейн... вернулся, - выпалил стоявший на пороге айзелвит. - Его отряд стоит у Северных ворот, а он пошел искать короля... и по дороге встретил Уриенса и его гвардейцев. Умоляю вас, поторопитесь! Крикс оттолкнул айзелвита плечом и выскочил за дверь, но в самую последнюю минуту вспомнил об оставшемся в комнате Олрисе. - Оставайся здесь, - приказал он стюарду. – Пока я не вернусь – ни шагу за пределы этой комнаты. Я запрещаю тебе выходить. Последние слова он договаривал уже на лестнице. Сбегая вниз по стершимся и скользким каменным ступеням, Крикс еще успел подумать, что он сам наверняка не подчинился бы подобному приказу и воспользовался первой же возможностью, чтобы спуститься вниз и выяснить, что там стряслось. Оставалось только надеяться, что Олрис хоть немного более разумен, чем дан-Энрикс в его возрасте. Оказавшись снаружи, Меченый на мгновение прищурился. Накануне было холодно и ясно, а сейчас в воздухе висел туман, необъяснимый для второго месяца зимы. Но, несмотря на это, Меченый почти сразу же увидел то, что искал - группу собравшихся посреди двора людей, которые из-за тумана походили на совещающихся призраков. Подойдя ближе, Меченый смог опознать наместника, нескольких человек из его личной стражи и Атрейна. В отличие от Уриенса, Атрейн был один, и от этого выглядел попавшим в западню. Длинный плащ из серой шерсти, надетый поверх доспеха, придавал Атрейну сходство с волком, окруженным кольцом загонщиков. В тяжелом, мрачном взгляде сенешаля тоже чувствовалось что-то волчье. Должно быть, весть о возвращении Атрейна и его отряда достигла Уриенса раньше, чем дан-Энрикса, и он направился встречать вернувшийся отряд, а по дороге напоролся на Атрейна. Сенешаль, похоже, торопился - иначе не оставил бы своих людей возле ворот и не отправился бы в Руденбрук один. Из-за тумана оба не заметили друг друга и столкнулись здесь нос к носу, и можно было не сомневаться, что эта встреча не доставила удовольствия ни тому, ни другому. Меченый досадливо подумал, с чего это Уриенсу вообще потребовалось принимать на себя роль гостеприимного хозяина и идти встречать Атрейна, если все, от Истинного короля и до последнего поваренка с кухни, знали, что эти двое ненавидят друг друга всеми фибрами души. Судя по напряжению, которое читалось в позах всех присутствующих, предотвращать очередную ссору было уже поздно - оставалось только постараться, чтобы эта ссора не закончилась бедой. Меченый растолкал охранников наместника и пробился вперед, успев отметить, что гвардейцы Уриенса отнеслись к его самоуправству с явным облегчением. Похоже, несмотря на численное преимущество, никто из них не горел желанием сражаться с сенешалем, и сейчас они надеялись, что появление дан-Энрикса избавит их от такой необходимости. Каждый, кто знал о репутации Атрейна, вряд ли смог бы их за это осудить. - ...выходит, если Истинный король захочет знать, почему вы приехали назад, не кончив начатого дела, я должен буду сообщить, что ты решил вернуться в Руденбрук из-за тумана? - спросил Уриенс, сделав отчетливое ударение на последнем слове. Лицо Атрейна потемнело. - Если Истинный король захочет что-нибудь узнать, ему достаточно задать вопрос. А отвечать тебе я не намерен. Отойди с дороги. - Не могу, - мягко, как будто даже с сожалением ответил Уриенс. - Король послал меня сюда, чтобы встретить вас и проследить, чтобы вы получили все, что вам необходимо. - Мне необходимо видеть короля. - Король занят. Он поручил мне передать, что примет тебя ближе к вечеру. По скулам сенешаля прокатились желваки. - И чем же он так сильно занят?.. Губы Уриенса тронула едва заметная улыбка. Похоже, сенешаль сказал именно то, что он давно хотел услышать. - Он король, - ответил Уриенс все тем же тоном вежливого сожаления. - Разве он должен перед тобой отчитываться? - Понятно, - процедил Атрейн. - Тяжело оставаться без хозяина, да, Уриенс? Гвинны ушли, некому стало лизать сапоги, и ты решил переключить свое внимание на короля? Лизание сапог - это, похоже, твой единственный талант. Не пропадать же ему даром!.. Крикс ожидал, что Уриенс оскорбится, но тот только криво усмехнулся. - Да, у каждого из нас свои таланты. Одни люди следуют за королем, чтобы служить ему, другие хотят сделать короля своим слугой. На секунду лицо Атрейна исказилось от ярости, и Крикс шагнул вперед, готовясь встать между Атрейном и его противником, но в следующий момент сенешаль овладел собой и обернулся к Меченому сам. - Мне надоело слушать это тявканье, - с притворным равнодушием заметил он. - Не могли бы мы отойти и побеседовать?.. - Конечно, - тут же согласился Крикс, почувствовав, что с его плеч свалился камень размером с Ландес Баэлинд. Он опасался, что гордость не позволит сенешалю уйти первым, и сейчас был готов последовать за ним куда угодно - лишь бы в результате Атрейн с Уриенсом оказались как можно дальше друг от друга. Дождавшись, пока Крикс поравняется с ним, сенешаль круто развернулся и зашагал в сторону ворот. - Ты понимаешь, что сейчас произошло? - мрачно спросил Атрейн, как только они отошли достаточно, чтобы никто из людей Уриенса не мог расслышать его слов. - Боюсь, что нет, - ответил Меченый. - Не думаю, что Уриенс солгал. Но, если он говорит правду, и король действительно отправил его вас встречать... - Крикс поморщился, не зная, как закончить свою мысль, не уронив авторитета Истинного короля. - Это было не самое разумное его решение. Атрейн довольно громко хмыкнул. А потом остановился, развернулся к собеседнику всем корпусом и требовательно спросил: - Ты часто видел короля, пока нас не было? И вообще - давно вы с ним беседовали по душам в последний раз? Дан-Энрикс честно попытался вспомнить. Сначала он уехал из Руденбрука больше чем на месяц, чтобы раздобыть люцер, потом практически не вылезал из лазарета, помогая Алинарду... С королем они обычно виделись только за трапезой, и разговаривали, по большей части, о каких-то несущественных вещах. - Мне кажется, что за последние недели я проводил с ним немногим больше времени, чем ты, - признался он. - А Уриенс все это время был с ним рядом. И уж можешь мне поверить - он потратил это время с пользой, - голос Атрейна прямо-таки вибрировал от ярости. - Я знаю Уриенса. Он ходил вокруг да около, начинал свою мысль и не заканчивал ее, а потом снова возвращался к ней - на следующий день или через неделю. Он говорил, что я указываю королю, что ему делать, что я (а может быть, мы оба) входим к королю в любое время дня и ночи, и что такое отношение не подобает его титулу. Можешь не сомневаться - когда он опять увидит короля, он скажет: "Как я и предупреждал, как только вы сказали, что вы заняты, Атрейн сейчас же вышел из себя и начал оскорблять меня, как будто бы ему было отказано в его законном праве! В следующий раз он пожелает, чтобы вы сами шли встречать его к воротам". - Ну, не преувеличивай... - сказал дан-Энрикс, хотя в глубине души не мог не согласиться с тем, что рассуждения Атрейна звучат до отвращения правдоподобно. - Я не преувеличиваю. Хорошо, если он скажет только это, а не добавит "он сравнил вас с гвиннами". - Пусть говорит, что хочет. Король знает, что Уриенс не любит тебя так же сильно, как и ты - его. Он не настолько глуп, чтобы принять его слова за чистую монету. - Да неужели? - сенешаль по волчьи усмехнулся. - Почему тогда он отказался меня принимать? Крикс тяжело вздохнул. - Я попытаюсь с ним поговорить, - заверил он. Он помнил дни, когда Атрейн буквально ходил по пятам за королем и неустанно повторял ему, что союз с Уриенсом - оскорбление для всех, кто воевал с захватчиками в Лисьем логе. Король сначала защищал наместника, но под давлением Атрейна начал сомневаться в своей правоте, и лишь вмешательство дан-Энрикса положило этим колебаниям конец. Крикс ощутил внезапную усталость, осознав, каким он был наивным, когда посчитал, что, раз король простил Уриенса и даже приблизил его к себе, то инцидент исчерпан. Сенешаль открыто угрожал наместнику и его домочадцам - стоило ли удивляться, что теперь тот хочет отомстить?.. А может, дело было и не в мести, а в обыкновенном страхе. Уриенс не мог чувствовать себя в безопасности, пока человек вроде Атрейна оставался близким другом короля. - Поговорить? - переспросил Атрейн. И раздраженно усмехнулся, словно Меченый предложил что-то несуразное. - Ну что же, можешь попытаться. Но имей в виду, что, если раньше Уриенс и не старался очернить тебя перед Истинным королем, то после сегодняшнего он об этом позаботится. Ты мог остаться там и поддержать его, но вместо этого ушел со мной. В его глазах ты встал на мою сторону - а значит, стал его врагом. - Это какая-то бессмыслица. Я не встаю ни на чью сторону, и вообще считаю, что вам обоим стоит перестать изображать друг друга в самом черном свете, и попробовать хоть раз поговорить начистоту, без оскорблений и без всякой скрытой цели, - с легким раздражением сказал дан-Энрикс. - В любом случае, я не желаю больше говорить об этой ситуации. Лучше скажи, что это Уриенс сказал насчет тумана? Вы действительно вернулись в Руденбрук из-за плохой погоды? - "Плохой погоды" - это не совсем то слово, - возразил Атрейн. - Я все расскажу тебе - вот только прослежу за тем, как разместят моих людей... встретимся в моей комнате через полчаса, идет? - А Истинный король не будет недоволен тем, что ты сперва докладываешь обстановку мне, а не ему? - Ну, он ведь слишком занят, чтобы меня выслушать, - желчно сказал Атрейн. Крикс отмахнулся. - Ладно, ладно... Возвращайся, как закончишь. Я пока распоряжусь, чтобы для тебя приготовили все необходимое. Атрейна в крепости любили, так что его комнаты успели привести в порядок даже раньше, чем истекли полчаса. Он заявил, что промерз до костей и желает принять ванну, так что Меченому пришлось поставить свое кресло рядом с огромной дубовой бадьей, установленной прямо посреди комнаты. В Легелионе вести разговор с человеком, принимавшим ванну, наверняка посчитали бы неприличным, но в Эсселвиле сохранялись куда более простые нравы, так что здесь в подобном разговоре не видели ничего особенного. В непротопленных покоях было холодно, и пар завивался над водой в причудливые белые спирали. Сенешаль откинулся на бортик ванны и прикрыл глаза. Крикс прекрасно понимал, что должен чувствовать человек, который провел несколько последних дней в седле, ночуя под открытым небом, а теперь лежит в горячей ванне, поэтому не торопил своего собеседника. - Я обещал рассказать про туман, - сказал Атрейн примерно через полминуты. - Впервые мы увидели его дня два назад. Мы тогда были примерно на шестнадцать лэ... как же это по-вашему?.. примерно на три стае выше по течению. Видимость становилась хуже с каждым часом. В конце концов я приказал остановиться. Мы толком не видели даже друг друга. Представь: подносишь руку к носу - видишь ее хорошо. Начинаешь понемногу отводить назад - она как будто тонет в молоке. Выглядит жутковато само по себе, даже если не думать, что где-то поблизости могут торчать адхары. Но дальше было еще хуже. Через несколько часов ребята стали слышать голоса. Одни клялись, что совсем рядом с нами разговаривает чуть ли не десяток человек, другие утверждали, будто слышат пение, а третьи не слышали вообще ничего. Многие стали говорить, что это место проклято, и что мы все сойдем с ума, и требовать, чтобы я срочно вывел их оттуда. - А ты что-нибудь слышал? - спросил Крикс. - Нет. Но я заметил, что больше других паниковали те, кто голосов не слышал, а вот тем, кто слышал их, они не показались такими уж страшными. Так что я рассудил, что вряд ли стоит видеть в этих голосах угрозу. И потом - все знают, что адхары никогда ни с кем не разговаривают... и уж подавно не поют. Должен признаться, я предпочитаю голоса, которые поют, чем стрелы, вылетающие прямо из тумана. - С этим не поспоришь. А что было дальше?.. - Дальше... - Атрейн ненадолго замолчал, глядя куда-то сквозь дан-Энрикса. Меченый осознал, что никогда еще не видел у него такого выражения лица. - Боюсь, что ты мне не поверишь. Впрочем, ты-то, может, и поверишь - ты ведь маг... Короче говоря, я поразмыслил и решил, что, если впереди такой же плотный туман, как и в том месте, где мы оказались - значит, парни правы, и нам нужно возвращаться. Но, если это не туман, а результат какой-то магии, то, может статься, впереди все чисто. Так что я заставил главных паникеров замолчать, приказал никому не трогаться с места до моего возвращения, и отправился на разведку. - В одиночку?.. - А ты предлагаешь взяться за руки, чтобы не потеряться, и биться лбом о все деревья по дороге? - покривился сенешаль. - Один человек движется быстрее, чем два или три, даже если приходится идти практически вслепую. Я пошел... Оставлял метки на деревьях, хоть и не был до конца уверен, что потом сумею их найти. Голосов я так и не услышал. А потом... потом туман внезапно поредел, и я увидел мост, то ли из камня, то ли из какого-то металла. Он был очень длинным, и шел не над рекой, а над какой-то пропастью, заполненной туманом - или, может, облаками? А на противоположной стороне моста был замок, но не Марахэн и не Руденбрук. Он был... - Атрейн осекся, сделав пальцами такое движение, как будто бы пытался сотворить необходимые слова из воздуха. - Даже не знаю, как сказать. Ты когда-нибудь видел замки в облаках? Он бы таким же, только настоящим. И кажется, я даже знаю, что это за замок... Маг, который приходил за сыном Тэрина, говорил мне о нем. Мать принца к тому времени была уже мертва, так что заботы о младенце взяла на себя моя жена. Я захотел узнать, куда маг собирается забрать наследника - и тогда он рассказал нам о Туманном логе и о замке Эйринваль. - Леривалль, - автоматически поправил Меченый. Атрейн вскинул на него взгляд - такой настойчивый и острый, словно он хотел одним усилием воли проникнуть в мысли собеседника. - Ты знаешь этот замок?.. - спросил он. Это был далеко не первый раз, когда Атрейн смотрел на Крикса этим вопрошающим, пытливым взглядом. Меченый спросил себя - как давно у сенешаля появились подозрения на его счет? В момент их первой встречи? Или позже?.. - Я о нем слышал, - сказал он как мог бесстрастно. - Это очень известная легенда - в нашем мире. В наших хрониках записаны истории о людях, которые заблудились в тумане, а потом внезапно набрели на Леривалль - совсем как ты. Ты не пошел туда?.. - Нет, я подумал о своих товарищах и повернул назад, - сказал Атрейн, явно думая о другом. - Мне показалось, что тебе и королю не помешало бы узнать об этом замке. Как ты думаешь, если отправиться на то же место - он все еще будет там?.. - Навряд ли. Леривалль - как сон. Нельзя проснуться, а потом вернуться в то же сновидение. - Ну что ж, может, оно и к лучшему, - вздохнул Атрейн. Некоторое время он молчал, глядя на Крикса. Сердце дан-Энрикса заколотилось чаще, как у человека, неспособного предотвратить грозящую ему опасность и вынужденного столкнуться с ней лицом к лицу. 'Сейчас, - подумал он. - Это произойдет сейчас'. И не ошибся. Сенешаль спросил - медленно и раздельно, словно желал подчеркнуть каждое сказанное слово - Это ведь был ты?.. Крикс постарался, чтобы его лицо не выражало ничего, помимо вежливого удивления - как и положено человеку, который не понимает, о чем его спрашивают. Но на Атрейна это не произвело желаемого впечатления. - Перестань, - нетерпеливо сказал он. - Я знаю, что ты меня понял. Я думал об этом сотни раз, когда смотрел на то, как ты командуешь людьми, чертишь свои карты или возишься с больными в лазарете. В народе всегда верили, что рано или поздно ты вернешься и освободишь эту страну от гвиннов. Мне бы тоже следовало в это верить. Но я устал от бесконечных поражений и разочаровался во всем на свете. Если бы не я, ты сейчас был бы нашим Королем. Лицо Атрейна раскраснелось, глаза лихорадочно сверкали. Чувствовалось, что виной тому не только горячая ванна, но и исключительное, непривычное волнение. Меченый ощутил растерянность. Если он будет продолжать делать вид, что ничего не понимает, то и Атрейн, и он сам будут понимать, что это просто глупый фарс. Но если он признает правоту своего собеседника, то это прозвучит, как обвинение. Как будто бы он сердится на то, что сенешаль лишил его законных прав. - Как бы там ни было, сейчас у Эсселвиля есть король, - как можно мягче сказал он. Атрейн покачал головой. - Если бы все было так просто... Было время, когда я сказал себе - если для того, чтобы вспомнить о гордости и драться с Дель-Гвиниром, людям нужен Истинный король, то я его создам! Но я ошибся, думая, что Истинный король - это всего лишь символ, который должен сплотить людей. Король - это прежде всего человек. Тот человек, который ведет людей в бой и принимает важные решения. А Литт не может быть подобным человеком. Мы отступились от него, как взрослые, которые перестают водить ребенка на помочах, чтобы он научился ходить сам. Но вместо этого он почувствовал неуверенность и стал искать, к кому прислушаться теперь. Разница только в том, что раньше он еще не чувствовал себя настоящим Королем и позволял другим открыто диктовать ему свои решения. А теперь ему нравится думать, что он правит сам, поэтому он будет слушать тех, кто сможет лучше остальных изобразить, что подчиняется его приказам. Понятно, что 'приказывать' он будет только то, чего захочется его советникам, но это он поймет еще нескоро - если вообще когда-нибудь поймет. - Хочется думать, что ты ошибаешься на его счет, - ответил Крикс. Атрейн поморщился. - Я знаю Литта лучше, чем любой из вас, и я вполне уверен в том, что говорю. Кого я никак не мог понять, так это тебя. С тех пор, как я начал догадываться, кто ты, я все время задавал себе вопрос - чего он добивается?.. - но так и не сумел найти ответа. Будь на твоем месте кто-нибудь другой, я бы не сомневался в том, что после окончательной победы этот человек намерен заявить свои права на трон. Армия боготворит тебя. Я думаю, если бы дело дошло до спора между тобой и Литтом, большая часть людей встала бы на твою сторону. Но при всем при том ты очень мало думаешь о своей популярности и постоянно занят посторонними вещами, вроде изучения своего болеутоляющего порошка. Словом, ты не похож на человека, который рассчитывает когда-нибудь в будущем надеть корону. Это кажется мне поразительным. Правда, ты самый бескорыстный человек из всех, кого я знал за свою жизнь, но даже самый бескорыстный человек задумается, если ему предложат удовольствоваться ролью полководца Истинного короля - в то время как он сам имеет куда больше прав на этот титул. Может, маги в самом деле отличаются от остальных людей, и у них не бывает наших слабостей или желаний?.. Меченый рассмеялся. - Ошибаешься, у меня тоже есть желания. - Какие же?.. - Больше всего на свете я хочу покончить с Олваргом и тем, что в нашем мире называют Темными истоками. И можешь мне поверить - если мне это удастся, то все наши разговоры о коронах и наследстве Тэрина не будут иметь ровно никакого смысла. Сенешаль нахмурился, явно готовясь задать собеседнику очередной вопрос, но через несколько секунд пожал плечами, как бы признавая право Меченого на какие-то особенные, недоступные для окружающих мотивы. - Что ж. Тогда дождемся наступления весны и выступим на Марахэн, - сказал он, потянувшись за лежавшим возле ванны полотенцем. * * * Оставшись в одиночестве, Олрис сначала попытался выглянуть в окно, но не увидел ничего, кроме молочно-белого тумана. Хотелось спуститься вниз, но Меченый велел ему остаться здесь, и Олрис не испытывал особого желания испытывать его терпение. На первый взгляд, Меченый был гораздо мягче Дакриса, но было в нем нечто такое, отчего хотелось лишний раз его не раздражать. Разочарованный дурацким видом из окна, Олрис со вздохом отвернулся от него – и лишь теперь сообразил, что он впервые оказался в этой комнате совсем один. До сих пор он всегда поднимался в башню только в те часы, когда дан-Энрикс находился у себя. Сердце у Олриса забилось чаще. Перевязь с мечом дан-Энрикс прихватил с собой, но в комнате наверняка осталось еще множество предметов, обладающих магическими свойствами. Олрис направился к столу, где Меченый работал вечерами, когда Олрис поднимался в башню с его ужином. При этом он настороженно прислушивался, чтобы сразу же вернуться в безопасную часть комнаты, если на лестнице послышатся шаги. Меченый не сказал, чтобы он ничего не трогал, но Олрис был уверен, что дан-Энрикс будет не в восторге от того, что кто-то роется в его вещах. Остановившись возле верстака, Олрис почувствовал почти такое же смущение, как если бы забрался в эту комнату без ведома хозяина. К его большому разочарованию, ни одного предмета, наводящего на мысль о магии, он не увидел. На столе лежала незаконченная карта, небольшие медные весы, вместительная глиняная плошка с серым, комковатым порошком, каминные щипцы, длинный и тонкий нож, которым Меченый чинил перья и снимал свечной нагар, и, наконец, целая кипа желтовато-кремовых листов, исписанных настолько плотно и убористо, что у Олриса начало рябить в глазах. Он отодвинул верхние листы и неожиданно заметил среди текстов и каких-то непонятных крючковатых знаков нарисованный пером портрет. Олрису далеко не сразу удалось понять, что это женщина - черты ее лица, изображенные размашистыми, резкими штрихами, были хоть и тонкими, но начисто лишенными обычной женской мягкости. Брови неизвестной леди были чуть заметно сдвинуты над переносицей, и темные глаза смотрели требовательно и строго, но в насмешливом изгибе рта застыла горечь. Лет в шестнадцать эта женщина, наверное, была очень похожа на Таиру. Но, парадоксальным образом, еще сильнее она напоминала Ингритт - не отдельными чертами, а, скорее, выражением лица. С таким лицом Ингритт когда-то заявила Олрису, что никогда и ни за что не выйдет замуж за Рыжебородого. С минуту Олрис с изумлением разглядывал случайно обнаруженный рисунок. Ему в голову закралась мысль, что, когда Меченый нарисовал этот портрет, он должен был чувствовать себя очень несчастным. Олрису внезапно показалось, что он совершает что-то непристойное - не лучше, чем подслушивание под дверью, и он торопливо сунул лист с рисунком в кучу остальных бумаг. Увы, при этом он задел стоявшую под рукой миску с серым порошком, и мерзкая посудина, жалобно тренькнув, соскользнула на пол. Олрис чуть не заорал от ужаса, но, опустившись на колени, обнаружил, что ему невероятно повезло - миска упала не на камни, а на покрывавший пол тростник, и не разбилась, а только перевернулась, так что ее содержимое высыпалось на пол. Впрочем, это обстоятельство не сильно меняло дело. Если этот неприглядный серый порошок и есть люцер, который можно доставить только из другого мира, то теперь дан-Энрикс точно выгонит его и больше в жизни не поручит ему никакого дела. В животе у Олриса похолодело. Он не представлял себе собственной жизни в Руденбруке без визитов в Ландес Баэлинд. Необходимо было что-то предпринять - причем немедленно. Олрис подхватил миску и начал сгребать туда просыпанный люцер. Проклятый порошок перемешался с пылью, мелкими травинками и прочим мусором, но в конце концов Олрису все же удалось собрать большую часть рассыпанного порошка обратно в миску. Теперь осталось только выбросить остатки порошка, настолько перемешавшиеся с мусором, что спасти их не представлялось никакой возможности. Олрис высыпал их в камин, отряхнул посеревшие от пыли руки и наконец-то перевел дыхание. Если Атрейн действительно вернулся в крепость, у дан-Энрикса наверняка будет достаточно забот, чтобы присматриваться к миске с порошком. Скорее всего, он и не заметит, что люцера стало меньше… По комнате поплыл противный сладковатый запах - вероятно, его издавал сгорающий люцер, и Олрис мысленно сказал себе, что потом надо бы открыть окно. Настроение у него стремительно улучшалось. Он повертел в пальцах удивительно прозрачный пузырек с густыми алыми чернилами, и, повинуясь безотчетному порыву, снова вытянул из-под других листов спрятанный среди них портрет. Ему больше не казалось, что он совершает что-то неуместное. Наоборот, теперь Олрис жалел, что он не может вынести этот листок из Ландес Баэлинда и показать Ингритт. Просто удивительно, что Ингритт так похожа на возлюбленную Меченого... вот интересно, замечал ли это сам дан-Энрикс? В мыслях Олриса царила изумительная легкость, зато голова кружилась все сильнее. Выпустив из рук рисунок, Олрис упал в кресло, на котором вечерами сидел Меченый, и закрыл глаза. Под веками кружился яркий разноцветный вихрь. Олрису казалось, будто кресло вот-вот выскочит из-под него или провалится прямо сквозь пол. Ощущение напоминало то, которое испытывает очень сильно опьяневший человек, с той только разницей, что Олриса ни капли не мутило. Даже несмотря на шатавшийся пол и ускользающее кресло, ему было хорошо и удивительно спокойно. Потом ему показалось, будто дверь открылась, и на пороге комнаты появилась женщина с портрета. Олрис видел ее даже сквозь опущенные веки и очень обрадовался, что она пришла. Теперь-то, надо полагать, дан-Энрикс будет счастлив. Олрис слабо улыбнулся, и женщина улыбнулась ему в ответ - только не так, как на рисунке Крикса, а совсем иначе, искренне и ласково. Она направилась к нему, и по дороге превратилась в Ингритт, а потом неторопливо наклонилась и поцеловала его в губы. Олрис хотел объяснить, что Меченый все время думает о ней, и рассказать о том, как он беседовал с Таирой на конюшне, но потом сообразил, что в этом нет необходимости - она и так все знает. Губы незнакомки были мягкими и теплыми. Это было последнее, что запомнил Олрис, перед тем как провалиться в темноту. В себя Олрис пришел от ощущения, что по его лицу и шее струйками течет холодная вода. Он недовольно замычал и попытался открыть глаза, но отяжелевшие веки ни в какую не желали подниматься. - Там еще что-нибудь осталось? - спросил чей-то голос у него над головой. - Давай еще. А то он совершенно одурел. На голову Олриса снова полилась вода. На этот раз он все же смог открыть глаза и даже попытался закрыть голову руками, но почувствовал, что у него едва хватает сил, чтобы оторвать руку от подлокотника кресла. - Ну что, гвинн, пришел в себя?.. - спросил стоявший рядом человек. Он смотрел на Олриса сверху вниз, и взгляд у него был крайне неприветливым. Олрису показалось, что он знает этого мужчину, но сейчас он не мог вспомнить его имя. В мыслях у него царила полная сумятица. Олрис напрягся и сумел припомнить, что последним, что он видел, прежде чем заснуть, была загадочная женщина с рисунка, нарисованного Криксом. Беспокойно оглядевшись, он отметил, что теперь ее в комнате не было. - А где та женщина? Она ушла?.. - спросил он у троих мужчин, стоявших у стола. Они мрачно переглянулись. - Вода закончилась, - сказал один, вертя в руках пустую кружку. - Ничего, сейчас я помогу ему прийти в себя, - зловеще пообещал второй и, сделав шаг вперед, отвесил Олрису пощечину. Парень чуть не оглох от громкого хлопка, однако в голове действительно немного прояснилось. Во всяком случае, он осознал, что все еще находится в комнате Крикса в Ландес Баэлинде, и вспомнил имена троих мужчин, которые стояли у стола. Того, который спрашивал насчет воды, звали Рейнар Лювинь, или же просто Рельни. Стоявшего рядом айзелвита звали Эвро, а того, который только что ударил его по лицу - Олметт. Всех троих Олрис часто видел в обществе дан-Энрикса, и точно знал, что они не в восторге от того, что Меченый приблизил к себе гвинна. Когда он сообразил, что, кроме них троих, в комнате на вершине башни никого больше не было, Олрису сделалось не по себе. От этой троицы ему не приходилось ждать ничего хорошего. Олметт, похоже, вознамерился влепить ему еще одну затрещину, но Рельни удержал его. - Не надо. Он уже очухался. Я прав?.. Голова у Олриса по-прежнему шла кругом, но в нынешних обстоятельствах он счел за лучшее кивнуть. - Прекрасно. Тогда объясни-ка нам, как ты здесь оказался. - Я относил Меченому завтрак... - начал Олрис. Олметт сердито посмотрел на него сверху вниз. - Кому?.. Какой он тебе "Меченый", щенок?! Рельни махнул рукой. - Оставь. Это сейчас не важно. Ты сказал, что принес завтрак. Дальше?.. - Потом лорд дан-Энрикс пошел вниз, встречать Атрейна, а мне приказал остаться здесь и ждать его. Троица выразительно переглянулась. - Меченый приказал тебе остаться здесь в его отсутствие? - раздельно, будто бы подчеркивая голосом каждое сказанное слово, повторил Лювинь. "Ага, вам, значит, можно называть его Меченым!" - подумал Олрис. - Да, - ответил он. - Мы уже послали за дан-Энриксом. Если ты врешь, мы это скоро выясним, - угрюмо сказал Рельни. - Я не вру. - Да что ты с ним миндальничаешь, Рельни? - возмутился Эвро. - Может быть, рыться в бумагах ему тоже приказал сам Крикс?.. - В самом деле, - Рельни пристально смотрел на Олриса. - Что ты искал в вещах лорда дан-Энрикса? Олрис похолодел, впервые начиная понимать, в какое положение он сам себя поставил. К счастью, в эту самую минуту дверь открылась, и в комнату вошел сам Меченый. Сердце у Олриса едва не выпрыгнуло из груди - на этот раз от радостного облечения. А Крикс принюхался и удивленно поднял брови. - Кто додумался жечь люцер? Рельни неприязненно посмотрел в сторону Олриса. - По-моему, этот болван просто не знал, что будет, если бросить порошок в огонь. Нам пришлось постараться, чтобы привести его в чувство. - Понятно... - Меченый подошел к столу и замер. Проследив за его взглядом, Олрис обнаружил, что портрет, который Меченый хранил среди других бумаг, валяется на самом видном месте. Олрис заметил, как по скулам Крикса прокатились желваки. Олрис помимо воли сжался в своем кресле, но Меченый, не удостоив его даже взглядом, снова повернулся к Рельни. - Значит, ты вызвал меня потому, что мой стюард додумался высыпать в камин люцер и надышался дымом? Рельни скрестил руки на груди. - Я вызвал тебя потому, что твой так называемый "стюард" подослан сюда Олваргом. Ты еще не забыл про наш вчерашний разговор?.. Вот тебе доказательство того, что я был прав. Разве тебе не интересно, для чего этот мальчишка роется в твоих вещах? Крикс тяжело вздохнул. - Рельни, это смешно, - устало сказал он. - Согласен, Олрису не следовало трогать мои вещи. Но не всякий человек, который роется в чужих вещах - лазутчик Олварга. - И что тогда он здесь искал?.. Этот поганец сунул нос во все твои бумаги. Меченый, судя по его виду, начинал терять терпение. В отличие ото всех известных Олрису людей, в подобном состоянии Крикс не повышал голос, а, напротив, начинал говорить тихим, неестественно спокойным голосом. Звучало это жутко. - Рельни, я веду свои записи на аэлинге, - сказал он. – И, помнится, вчера я уже объяснил тебе, почему верю Олрису. Если бы тот гвардеец, который лежал в нашем лазарете, не вступился за него, Нэйд бы убил его за его помощь Ингритт. Сколько раз я должен повторить, что Олрис не лазутчик, и никто не посылал его следить за мной? Еще раз говорю тебе – если ты хоть немного доверяешь мне, кончай носиться со своими домыслами о шпионах и оставь парня в покое. Кстати говоря, очень надеюсь, что все это – не твоих рук дело… - Крикс небрежно указал на отцветающие синяки на лице Олриса. - Нет! – возмутился Рельни. - Нет, - спохватился Олрис, который до этой минуты слушал Меченого, приоткрыв рот от изумления. Откуда тот мог знать про Нэйда?! Это Дакрис ему рассказал? Или же это снова магия? – Нет, господин… это правда не он! Лювинь с досадой покосился на него, как будто бы заступничество Олриса его обидело – и поскреб свой заросший подбородок. - Может, ты и прав, - с видимой неохотой признал он в конце концов. - Мы были так уверены, что гвинн тебя обманывает, что не допускали никаких других возможностей. Но я все равно не понимаю, для чего тебе потребовалось брать этого олуха к себе. Люцера, который он выбросил в камин, хватило бы на целый лазарет. Готов поспорить, эта вонь не выветрится еще пару дней, даже если держать оба окна открытыми нараспашку. Крикс покосился на сидевшего на кресле Олриса. Тот быстро опустил глаза, не зная, то ли радоваться, что ему каким-то чудом удалось избавиться от подозрений Рельни, то ли паниковать из-за ожидавших его объяснений с Меченым. Пока он размышлял об этом, дверь в очередной раз распахнулась, и на пороге появились несколько гвардейцев в темно-красных коттах, которые носили люди из личной охраны лорда Уриенса. Вслед за ними вошел высокий худощавый мужчина с длинными залысинами надо лбом, в котором Олрис с изумлением узнал самого Уриенса, наместника Руденбрука. До сих пор он видел его всего пару раз и не представлял, что человек такого ранга станет лично подниматься в Ландес Баэлинд вместо того, чтобы позвать дан-Энрикса к себе. Похоже, Уриенс не ожидал застать здесь Рельни и его друзей - во всяком случае, при виде этой троицы его лицо заметно вытянулось. В свою очередь, все четверо находившихся в Ландес Баэлинде мужчин повернулись к наместнику, забыв об Олрисе, и он еще успел порадоваться, что разговор о люцере, скорее всего, откладывается на потом. А потом Уриенс сказал: - Именем Истинного короля, Крикс-из-Легелиона арестован мной по обвинению в измене. Отдайте ваш меч, мессер, и никто не пострадает. Олрис ахнул, но никто даже не обернулся в его сторону. Рельни мрачно спросил. - Что вы такое говорите, господин наместник? Где Атрейн? - Атрейн находится под стражей по приказу Истинного короля, - судя по голосу наместника, Уриенс нервничал, однако старался сохранить лицо. Олметт побагровел. - А доказательства? Где доказательства, что это воля Истинного короля? Может быть, это ты - изменник! Гвардейцы в темно-красных коттах схватились за мечи. Олметт, Эвро и Лювинь отступили к окнам и последовали их примеру. Только Меченый остался стоять на прежнем месте и не только не схватился за оружие, а, наоборот, демонстративно скрестил руки на груди. Олрису показалось, что он побледнел, но лицо Крикса оставалось спокойным. - Надеюсь, вы не собираетесь здесь драться?.. - спросил он. - Если король желает, чтобы я отдал оружие, я так и поступлю. Уверен, это просто недоразумение. - А я уверен, что внизу полно его гвардейцев, - процедил сквозь зубы Рельни. - По мне, этот 'арест' - обыкновенное убийство! - Ерунда, - хладнокровно сказал Крикс, отстегивая перевязь. - Возьмите меч, мессер. Я следую за вами. - Разумное решение, милорд, - произнес Уриенс. Выглядел он, как человек, испытывающий большое облегчение, но в то же время ожидающий какого-то подвоха. Меченый бросил на него короткий взгляд. - Атрейн, конечно же, не отдал вам оружия?.. - осведомился он. Сперва казалось, что наместник не ответит, но в конце концов он все же качнул головой. - И сколько? - Трое. - А он сам?.. - Ранен, - ответил Уриенс все так же лаконично. Олрис не сразу понял, о чем речь, но несколько секунд спустя сообразил - Атрейн убил троих людей наместника, когда за ним пришли. Он прожигал глазами Крикса, думая - сделай хоть что-нибудь! Если не хочешь драться, воспользуйся своей магией! Но Меченый только задумчиво смотрел на свой конвой. - Понятно... Что ж, идемте. Олметт, Эвро и Лювинь переглянулись. - Нам пойти с тобой? - предложил Эвро. - Не нужно, - отозвался Крикс уже в дверях. * * * Элена Эренс привыкла к тому, что поздняя осень - самое скучное время года. Сбор урожая и осенние ярмарки уже закончены, до зимних праздников все еще очень далеко, темнеет рано, да и дни становятся такими хмурыми, что впору удавиться от тоски. У послушниц, которые проходят обучение в Общине милосердия, в эти недели пропадает всякое желание учиться, а у их наставниц - преподавать. В общине расцветают сплетни и беспочвенные ссоры. Именно в это время настоятельнице требуется особенное искусство, чтобы поддерживать в сестрах бодрость духа и не позволить им впасть в уныние или переругаться от безделья. Но на этот раз Элене Эренс не пришлось придумывать, чем бы занять сестер. Мирная жизнь общины Милосердия была нарушена самым вопиющим образом - сначала появлением у их ворот вооруженного отряда, а затем - шокирующей просьбой предоставить гостеприимство Лейде Гвен-Гефэйр, женщине, которую многие называли герцогиней Гверра, несмотря на то, что номинально Гверром правил ее брат. Первой мыслью сестры Эренс было, что леди Гефэйр направляется в Бейн-Арилль, к Галатее Ресс. Поэтому, выйдя навстречу гверрцам, она посоветовала им проехать вперед еще немного и остановиться в ближайшем предместье, извинившись тем, что сестрам из общины Милосердия не подобает принимать в обители одновременно дюжину мужчин - если, конечно, это не больные в лазарете. Сестра Элена кожей чувствовала разочарование сестер, слушавших этот разговор из-за ее спины. К их удовольствию, леди Гефэйр ответила, что она приехала нарочно для того, чтобы поговорить с Эленой Эренс, поэтому просит позволения остановиться в Доме милосердия. А люди из ее эскорта могут подождать в предместье, чтобы не обременять сестер. Элена Эренс очень удивилась, но ответила, что месс Гефэйр может оставаться в Доме милосердия, сколько захочет. Неожиданный и выглядевший совершенно беспричинным приезд леди Гефэйр внушал смутную тревогу, но, конечно, отказать в гостеприимстве было верхом неприличия, даже если бы Орден милосердия не был кругом обязан Лейде, приложившей массу сил к восстановлению гверрских общин после войны. Сестра Элена лично проводила Лейду в ее комнату, а затем в трапезную, потому что наступало время ужина. Устав общины запрещал любые разговоры за едой. Кто-нибудь из сестер должен был читать вслух, а остальные - слушать. Но сегодня голос чтицы был почти неслышен из-за постоянных перешептываний. Воображение сестер, многие из которых не видели в жизни ничего, кроме своей родной деревни и общины Милосердия, будоражило все сразу - и мужской костюм приезжей, и ее распущенные, вопреки традициям, темные волосы, и то, как она с аристократической небрежностью орудует двузубой вилкой и ножом. Элене было неудобно за ребячливое поведение своих помощниц, хотя сама гостья игнорировала это любопытство с хладнокровием человека, давным-давно привыкшего к подобному вниманию. Скорее всего, ей и правда не было дела до каких-то перешептываний - женщину, которую прозвали Стальной Розой Глен-Гевера, едва ли могли волновать такие мелочи. После ужина Лейда Гефэйр пожелала говорить с настоятельницей наедине, и сестра Эренс предложила ей пойти в библиотеку - аскетическая обстановка спален в Доме милосердия не была рассчитана на то, чтобы принимать гостей. - Простите, что приехала в ваш Дом без приглашения, - сказала Лейда, едва они опустились в кресла. - Следовало предупредить вас письмом, но я подумала, что письмо от меня могло бы вас скомпрометировать. Насколько мне известно, моя репутация среди ваших единоверцев оставляет желать лучшего. Сестра Эренс собиралась возразить, но ее собеседница сумрачно улыбнулась, будто говоря "Да-да, я знаю все, что вы хотите мне сказать, не будем тратить времени". - ...Я проделала этот путь, чтобы поговорить о "Братстве истины". У меня сложилось впечатление, что вас, как и меня, волнует то, что члены Братства провоцируют вражду между элвиенистами и унитариями. Сестра Элена нахмурилась. В последнее время трудно было выбрать более сомнительный предмет для обсуждения, чем тот, которого коснулась месс Гефэйр. Так называемое "Братство истины" возникло среди лавочников, подмастерьев и поденщиков в Адели, и борьбу за истинную веру эти люди понимали отнюдь не как ученый диспут со своими оппонентами. Разгромить книжную лавку, в которой продавали сочинения Кэлрина Отта, забросать гнилыми овощами элвиенистского проповедника или устроить драку в городском трактире, потому что выступавший в зале менестрель пел для гостей баллады о дан-Энриксе - таков был далеко не полный перечень их "подвигов" во славу веры и Создателя. Когда "истинники" вымазали дверь столичного Книгохранилища дерьмом, Элена Эренс в приступе неистового раздражения публично назвала их "полоумными фанатиками, которым не помешала бы хорошая порция плетей". Увы, многие поняли ее высказывание, как одобрение идей Кэлрина Отта, и даже ссылались на нее, распространяя эту ересь среди унитариев. С тех пор сестра Элена обещала себе держаться как можно дальше от всех этих дел. Когда два враждующих лагеря ослеплены своей враждой, они используют в своей борьбе любые средства. Умный человек не станет подливать масла в огонь, и лучше будет держать свои мысли при себе, чем позволять сторонникам враждующих идей подхватывать свои слова, переиначивать их на свой лад и использовать в собственных целях. Но Лейда Гефэйр еще очень молода, и, вероятно, жизнь должна казаться ей гораздо проще, чем Элене Эренс. Настоятельница помнила, что двадцать лет назад большинство тех противоречий, которые сегодня ставили ее в тупик, не только не казались ей неразрешимыми, но вообще не попадали в поле ее зрения. - А вы уверены, что эту вражду провоцируют именно "истинники"?.. - сдержанно поинтересовалась леди Эренс. - В конце концов, Братство возникло не само собой, а как ответ на рукопись Кэлрина Отта. Вы не хуже меня знаете, что в этой книге содержатся кощунственные с точки зрения большинства унитариев идеи. Лейда криво улыбнулась. - Кэлрин Отт, по-моему, пытался написать что-нибудь вроде новой "Повести о Бальдриане". Думаю, ему и в голову не приходило, что кто-нибудь отнесется к его сочинению, как к богословскому трактату. - Может быть. Но, тем не менее, в написанной им книге напрямую утверждается, что Крикс дан-Энрикс связан с Тайной магией. Огромное количество людей, читавших "Сталь и Золото", уверены, что Крикс - и в самом деле Тот, кого в Книге Надежды называют Эвеллиром. С точки зрения моих единоверцев такое утверждение - немыслимое святотатство. Ее собеседница нетерпеливо повела плечом. - Насколько мне известно, Кэлрин Отт - не первый человек, которого ваши единоверцы обвиняют в ереси. Вспомнить хотя бы Эйта из Гоэдды. Когда он написал свои "Монологи", капитул публично объявил его идеи несовместимыми с Книгой Надежды. Но сам Эйт при этом продолжал спокойно жить в общине Белых братьев, и, кажется, был в прекрасных отношениях со всеми ее жителями вплоть до настоятеля. Никто не приходил в неистовство из-за того, что "Монологи" Эйта продают в столичных книжных лавках и даже изучают в Академии. Капитул обозначил свое несогласие с его идеями, но не пытался помешать ему их высказывать. Почему бы не отнестись так же и к сочинению Кэлрина Отта?.. Элена Эренс ответила без запинки - ей уже случалось размышлять на эту тему. - Потому, что Эйт из Гоэдды был прежде всего ученым, а не проповедником. Если немного поскрести его идею "чистых философских принципов", то под ней обнаружится самый обыкновенный материализм. А материализм не обладает наиболее опасным свойством ереси - способностью будоражить человеческое воображение и пробуждать стремление к чему-нибудь заведомо несбыточному... И самое главное: идеи Эйта из Гоэдды не рассчитаны на то, чтобы воодушевлять толпу. Охотники сводить Создателя к "чистому принципу" и продираться через сложную систему умозрений, выстроенных Эйтом в его "Монологах", могут найтись только среди таких людей, как и он сам - привыкших проводить большую часть своего времени над книгами и способных наслаждаться тонкостями философских диспутов. А книга Отта исключительно проста. Мне приходилось видеть, как ее читали вслух на рынках и у городских ворот. Лейда поджала губы. - Мне кажется, что унитарии ставят себя в смешное положение, устраивая вокруг книги Отта такой шум. Это же просто вымысел!.. - Если бы автор книги подавал ее как вымысел - никто бы и слова не сказал, - парировала сестра Эренс. - Беда в том, что Кэлрин Отт уверен в том, что говорит своим читателям чистую правду. А то, что он включает в свою повесть большое количество бесспорных фактов и свидетельств очевидцев, придает его книге убедительность. К тому же, Отт дает понять, что все, что он узнал об Олварге и Меченом - не его собственные домыслы, а слова самого же Крикса. Вы, наверное, читали последние главы его книги - там, где Отт описывает свою встречу с Криксом в ставке Серой сотни?.. - Разумеется. - Значит, вы понимаете, о чем я говорю. Либо Отт выдумал весь этот разговор с начала до конца, а потом выдал его за реальное событие, либо он действительно записал то, что говорил ему дан-Энрикс. Честно говоря, я больше верю во второе. Отт, насколько я могу судить по его книге - человек увлекающийся, он вполне способен что-то приукрасить... но не до такой же степени! Поэтому я думаю, что лорд дан-Энрикс в самом деле говорил хотя бы часть того, что Отт описал в той главе. Вы не согласны?.. Лейда мрачно усмехнулась. - Полностью согласна. Даже более того - вы полагаете, что Крикс сказал "хотя бы часть" того, что описал в своем последнем свитке Кэлрин Отт, а я уверена, что Кэлрин вовсе ничего не приукрашивал. Сестра Элена посмотрела на собеседницу почти с испугом. - Но... Вы же ведь не думаете, что дан-Энрикс - в самом деле Эвеллир?.. - Не думаю, - кивнула Лейда. - Тогда для чего ему понадобилось рассказывать своим друзьям такие байки?! - Очевидно, потому, что сам он не считал их байками, - сказала месс Гефэйр очень сухо. - Но ведь это же безумие, - растерянно сказала сестра Эренс. Лейда Гефэйр вскинула глаза на настоятельницу. От ее взгляда настоятельнице на секунду сделалось не по себе. - Да, - медленно сказала Лейда. - Думаю, это действительно безумие. - Вы что, действительно считаете, что он... - Элена осеклась. - Сэр Таннер Тайвас, видевший дан-Энрикса на переговорах, убежден, что Меченый был не в себе. Я склонна ему верить. А вы никогда не думали, что от того, что с Криксом делали в Кир-Роване, немудрено было сойти с ума?.. Не мне вам говорить, что многие из тех, кем занимались лорд Дарнторн и его ворлок, до сих пор живут в общинах Милосердия. Сестра Элена прижала ладонь к губам. "Словно какая-нибудь перепуганная птичница" - подумала она. Впрочем, она действительно не помнила, когда что-нибудь потрясло и огорчило ее так, как эта новость. - Да... вы правы, - произнесла она вслух. - Но, как бы глупо это ни звучало, эта мысль действительно ни разу не пришла мне в голову. Я думала - это тщеславие... или какая-то глупая шутка... Боже мой! Да, если Крикс сошел с ума в Кир-Роване, то это вполне объясняет то, что он наговорил Кэлрину Отту. Перед тем, как Меченого взяли в плен, он находился здесь и читал наши книги, в том числе Книгу Надежды. Это могло как-то повлиять на его мысли. Лейда покачала головой. - Едва ли, леди Эренс. Думаю, все началось гораздо раньше. - Раньше?.. - Да. Мы познакомились с дан-Энриксом, когда он еще был оруженосцем коадъютора. Тогда как раз была война с Каларией. Потом - голодная зима, потоки беженцев, хлебные бунты... Крикс без конца повторял, что должен быть какой-то способ положить этому конец. Со временем я поняла, что он имеет в виду даже не войну, а то, что людям в принципе приходится страдать. Тогда мне стало страшно за него. В конце концов, нам всем приходится смириться с тем, что смерть, страдание и несправедливость - неотъемлемая часть нашего мира. Но Крикс слишком упрямый... Я видела, как он сводит себя с ума, пытаясь решить задачу, у которой не было решения. Но точку в этом деле все-таки поставил ворлок из Кир-Рована. Не знаю, что они с Дарнторном делали с дан-Энриксом, но в результате он вообразил, что этот маг - и есть тот самый человек, которого в крестьянских сказах называют Олваргом. Крикс верит в то, что, если он сразится с этим магом - то сумеет уничтожить Темные Истоки. И тогда наш мир каким-то непостижимым образом освободится от страдания и зла. Это безумие - прямое продолжение идей, которые не давали Криксу покоя всю его сознательную жизнь. Ну а все остальное - это, вероятно, образы, навеянные старыми элвиенистскими трактатами, которых он начитался в Академии. Элена провела ладонью по лицу. - Я этого не знала... Видит бог, все это исключительно печально! Безумие лорда дан-Энрикса - это уже не личная трагедия, а катастрофа для целой страны. Не удивлюсь, если Валларикс потихоньку отослал его на Острова... или куда-нибудь еще. С губ Лейды слетел короткий и резкий смешок. - Вы говорите, что знакомы с Криксом - но, похоже, вы не представляете, что он за человек. Будь он на Островах - об этом стало бы известно не через несколько лет, а через несколько недель. Крикс обладает поразительным талантом привлекать к себе всеобщее внимание. Не знаю, где он сейчас может быть - но уж никак не ближе Авариса. Сестра Эренс вздрогнула. С тех пор, как Лейда сделалась протектором Гверра и возглавила войско своего отца, каждый ее поступок - даже совершенный много лет назад - служил в Бейн-Арилле и Гверре поводом для сплетен. Даже сестры из общины леди Эренс с удовольствием чесали о леди Гефэйр языками, когда собирались в кухне, чтобы перебрать крупу, или подрубали полотенца и пододеяльники для лазарета. Сестре Эренс эта болтовня казалась глупой и, в конечном счете, просто неприличной, но ни мягкие увещевания, ни даже явное недовольство настоятельницы не могло пресечь дурацких кривотолков. Обрывки подобных разговоров временами долетали и до самой сестры Эренс, так что она поневоле знала о Лейде Гефэйр больше, чем ей бы хотелось знать. К примеру, она знала, что именно из-за Меченого некогда разладилась помолвка Лейды, и что их связь с Криксом продолжалась больше года - до тех пор, пока леди Гефэйр не вернулась в Гверр в связи с болезнью своего отца. Правда, с тех пор прошло уже шесть лет. О нынешних отношениях Лейды Гефэйр ходило много сплетен - одни говорили, что она была любовницей Таннера Тайваса, другие утверждали, будто она тайно обвенчалась с капитаном своей гвардии, безродным чужаком по имени Алавер. Кое-кто из сплетников доходил до утверждения, что месс Гефэйр предпочитает девушек - наверное, подобные предположения порождал ее мужской костюм и резкие манеры. Но сейчас, когда она заговорила о дан-Энриксе, все эти слухи показались сестре Эренс полной чушью. - Вы его любите?.. - спросила она прежде, чем успела прикусить себе язык. И тут же покривилась. Боже, да она не лучше тех болтушек, которые обсуждали Лейду в трапезной... - Простите, месс Гефэйр. Меня это совершенно не касается. Другая женщина на месте Лейды, надо полагать, смутилась бы из-за ее вопроса. Но леди Гефэйр только посмотрела на нее - задумчивым и долгим взглядом, от которого настоятельнице сделалось не по себе. "Определенно, эта женщина умеет держать паузу" - подумала Элена Эренс. - Вы правы, леди Эренс, - произнесла Лейда несколько секунд спустя, когда Элена уже совершенно убедилась в том, что эта тишина продлится вечно. - Вас это совершенно не касается... Оставим сантименты. Лучше побеседуем о том, что делать с Братством Истины. * * * Олрис выскользнул из Ландес Баэлинда вслед за Рельни и его друзьями. Он надеялся, что они объяснят ему, что делать дальше, но было похоже, что после ареста Крикса эти трое начисто забыли о его существовании. Выйдя на улицу, они быстро направились в сторону крепости, не удостоив гвинна даже взглядом. На ходу они ожесточенно спорили, понизив голоса до неразборчивого шепота, и по их виду было ясно, что они рассердятся, если Олрис увяжется за ними. В результате он остался посреди двора совсем один. Таким беспомощным и одиноким он не чувствовал себя с тех пор, как убежал из Марахэна. В растерянности он чуть было не отправился в свою каморку на конюшне, но потом сообразил, что там его никто не ждет. С тех пор, как Олрис стал стюардом Меченого, Янос сделался неразговорчивым и хмурым, хотя раньше с удовольствием показывал ему все закоулки крепости и без конца болтал о всякой ерунде. В начале Олрис был слишком поглощен своими новыми обязанностями, чтобы обращать внимание на поведение соседа, но в конце концов недружелюбие Яноса сделалось настолько очевидным, что его стало невозможно не заметить. Олрис подступил к товарищу с расспросами. Долгое время от Яноса нельзя было добиться ничего, кроме короткого "Я занят", если разговор случался днем, или "Отстань, я хочу спать", если беседа начиналась вечером. Олрис совсем было решил оставить Яноса в покое - если он не хочет объяснять, в чем дело, то пусть себе дуется, сколько угодно, - но несколько дней назад Яноса прорвало. Он обвинил Олриса в том, что тот целыми днями пропадает в Ландес Баэлинде, пока Янос вынужден делать за него всю грязную работу на конюшне, а еще - что Олрис будто бы считает себя лучше остальных только из-за того, что он нашел какой-то способ подлизаться к Меченому. Олрис так опешил, что сначала даже не почувствовал себя задетым - просто попытался объяснить, что он работает ничуть не меньше Яноса. Даже начал, загибая пальцы, перечислять свои обязанности - но в ответ услышал только ворох новых колкостей. Довольно скоро стало ясно, что на самом деле Янос злится не на то, что Олрис отдыхает, пока он работает, а на то, что Меченый приблизил к себе Олриса, а не его. К тому моменту Янос наговорил столько гадостей, что Олрис совершенно вышел из себя и сообщил, что некоторые просто не годятся ни для чего, кроме того, как разгребать навоз. На следующий день Олрис вернулся поздно и обнаружил, что масляный фонарь, всегда висевший у двери, на этот раз потух, и конюшне царит глухая темнота. Не придав этому особого значения, Олрис наощупь двинулся вперед, ничуть не сомневаясь в том, что доберется до своего денника даже без света. Но не успел он сделать и пяти шагов, как в темноте кто-то внезапно прыгнул ему на плечи, обхватив его руками так, чтобы притиснуть локти Олриса к бокам. Еще два человека подскочили спереди и принялись изо всех сил молотить его кулаками. Олрис пнул кого-то из нападающих ногой и, кажется, попал, но силы были слишком неравны. Услышав их возню, кто-то из лошадей в ближайшем деннике тревожно заржал, и ему ответили несколько других лошадей. Снаружи громко и отчаянно залаяла собака. Тогда нападающие бросили его и выскочили за дверь, оставив Олриса стоять на четвереньках посреди конюшни. Олрис поднялся на ноги и ощупью добрался до своей постели. Денник был пуст - исчез не только Янос, но и все его пожитки. Лежа в темноте, Олрис скрипел зубами - больше от досады, чем от боли. Нападающие были не особенно умелы в драке; они так старались нанести ему как можно больше ударов, что больше мешали друг другу, чем помогали. По сравнению с той дракой, в которой Олрис когда-то выколол глаз Фрейну, нынешняя стычка была сущим пустяком - но именно поэтому Олрис и чувствовал себя гораздо хуже, чем тогда. Схватка с Фрейном была страшной, тогда как сегодняшняя драка была просто унизительной. Олрис полночи проворочался без сна, придумывая планы мести бывшему соседу и его приятелям. В любом случае, о Яносе можно было забыть. Даже если бы они по-прежнему оставались друзьями, Янос все равно бы не сумел ничем помочь. Тогда Олрис подумал об Ингритт. Сейчас, когда дан-Энрикса арестовали, Ингритт была единственным человеком во всей крепости, к которому он мог прийти за помощью. Она знакома с Алинардом, а тот, в свою очередь, имеет доступ к Истинному королю. Быть может, Ингритт убедит врача вмешаться в это дело и вступиться за дан-Энрикса. А если нет, так хоть узнать, за что его арестовали... В голове у Олриса все безнадежно перепуталось. Лорд Уриенс сказал, что Меченый обвиняется в измене, Рельни с Олметтом считали, что наместник хочет убить Крикса, а сам Меченый сказал, что это ерунда, и отдал людям Уриенса меч. Зачем он это сделал? Почему позволил увести себя, даже не попытавшись защищаться? На глазах Олриса вскипали злые слезы. Комната Ингритт находилась над большим кухонным залом, по соседству с комнатами поварих и судомоек. Но, в отличие от прочих спален, выходивших на общую галерею, спальня Ингритт имела отдельный вход - туда вела крутая каменная лесенка, которая казалась узкой даже Олрису, привыкшему к тесным и темным коридорам Марахэна. Через тусклое окошко, находившееся наверху и почти всегда затянутое паутиной, проникало совсем мало света, так что, поднимаясь в свою комнату, Ингритт всегда брала на кухне толстую свечу. Захваченный своими мыслями, Олрис совсем забыл об этом, и поэтому, поднимаясь к Ингритт, то и дело задевал головой толстые балки, выступающие из стены в самых неожиданных местах. Но хуже всего было то, что, добравшись, наконец, до верхней площадки, Олрис обнаружил, что комната Ингритт заперта. Он только теперь сообразил, что в это время дня Ингритт должна быть в лазарете. Поколебавшись, он решил остаться наверху и подождать. По собственному опыту он уже знал, что добиться встречи с Ингритт в лазарете не так просто - помощники Алинарда, двое крепких молодых парней, выделенных королем для помощи госпиталю, встретят его у дверей и станут спрашивать, чем именно он болен. Если он честно признается, что он здоров и пришел к Ингритт, его просто выставят за дверь, а если наплести что-нибудь о больных зубах или о резях в животе, посадят дожидаться своей очереди среди остальных больных. И если Алинард окажется где-то поблизости, то он наверняка разоблачит его притворство и с позором выгонит его из лазарета. Олрис очень смутно представлял себе, как Ингритт с Алинардом разбирались в путаных и часто противоречивых жалобах больных, но ему казалось, что старому лекарю достаточно будет взглянуть на него, чтобы тут же понять, что он здоров. Он сел на верхнюю ступеньку лестницы и прислонился плечом к стене. От камня шло приятное тепло - другая сторона стены смыкалась с рядом каменных кухонных плит, на которых целый день готовились какие-нибудь кушанья - тушили мясо, жарили угрей, варили сырный суп... Представив себе миску супа и большой ломоть белого хлеба с золотистой корочкой, присыпанной мукой, Олрис сглотнул слюну и вспомнил, что он так и не позавтракал. Но суетные мысли об обеде были тут же вытеснена новой жуткой мыслью: еще не так давно Уриенс был союзником гвиннов. Что, если он решил опять переметнуться на их сторону? Эта догадка выглядела такой страшной и одновременно - очевидной, что казалось странным, почему дан-Энрикс не додумался до этого самостоятельно. Олрис почувствовал, что волосы шевелятся у него на затылке. Всего пару месяцев назад он был уверен в том, что магия делает своего обладателя неуязвимым, но теперь он знал, что маги очень мало отличаются от остальных людей. В один из первых дней после того, как Крикс сделал его своим стюардом, Олрис застал дан-Энрикса за умыванием. Меченый только что поднялся и стоял над умывальником в одних штанах, пригоршнями зачерпывая из него холодную воду. Олрис замер на пороге и едва не уронил на пол сверток с одеждой Крикса, только что полученный от прачки. К виду побледневшего клейма на лбу дан-Энрикса Олрис уже привык, но темные рубцы наслаивающихся друг на друга шрамов на спине, предплечьях и боках мужчины стали для него полной неожиданностью. Как и широкие, затянутые лоснящейся стертой кожей следы от кандалов, которые обычно прикрывали рукава. Обернувшийся на шум дан-Энрикс, несомненно, заметил потрясение на лице Олриса, и, дотянувшись до рубашки, как ни в чем ни бывало натянул ее. Олрис, перед глазами которого все еще стояли жуткие отметины на теле Меченого, чуть было не выпалил - "Кто это сделал?.." - но в последнюю секунду прикусил себе язык. Однако выбросить увиденное из головы Олрис так и не смог. Если мага можно держать в плену, пытать, поставить ему на лоб клеймо - то, несомненно, его можно и убить. В отчаянии Олрис обернулся к стене и несколько раз ударился об нее лбом. Под кожей начала вспухать болезненная шишка, но зато ему стало немного легче. Поскольку прошлую ночь он почти не спал, а делать было совершенно нечего, через какое-то время Олрис почувствовал, что его начинает смаривать. Он опустил голову на колени и мало-помалу задремал - точнее, погрузился в беспокойный, мутный сон, в котором Дакрис говорил ему, что Бакко сейчас принесет клеймо, которое они поставят Олрису на лоб, поскольку он должен пройти через Испытание Болью. Олрис попытался вырваться, но Дакрис вцепился ему в плечо и заявил, что, если Олрис не пройдет все Испытания, его отправят на Драконий остров. Уже просыпаясь, Олрис почувствовал, что на его плече действительно лежит чья-то рука, и рванулся вперед, едва не ударив нагнувшуюся к нему Ингритт головой в лицо. Когда он понял, что и Дакрис, и угроза про Драконий остров были просто сном, он с облегчением вздохнул. Впрочем, мгновение спустя он вспомнил, почему он оказался здесь. - Ты знаешь, что дан-Энрикса арестовали?! – выпалил он. – И сенешаля тоже! Глаза Ингритт на мгновение расширились. Олрис был готов к тому, что она ему не поверит, но, похоже, эта новость не была для девушки совсем уж неожиданной. - А я-то все думала, в чем дело... Во дворе полно солдат, все бегают туда-сюда и ведут себя так, как будто начался поход на Марахэн, - отозвалась она. - Но это же безумие! Кто мог арестовать Атрейна с Криксом? - Говорят, что приказ отдал сам король. Якобы их подозревают в государственной измене. Но я этому не верю... Уриенс привел своих гвардейцев в Ландес Баэлинд и сказал Криксу, что он должен пойти с ними. А Атрейна к этому моменту уже взяли под стражу. Он убил троих гвардейцев Уриенса, прежде чем его смогли арестовать, хотя его в итоге тоже ранили. А с Криксом были Рельни, Эвро и Олметт, но он все равно отдал свой меч, даже не попытавшись защищаться. До сих пор не понимаю, почему он это сделал! - А по-моему, это как раз понятно, - возразила Ингритт. - Как ты думаешь, что было бы, если бы он не захотел отдать оружие? - Ну, их ведь было четверо. Они могли бы забаррикадироваться в башне... - ...а гвардейцы Уриенса стали бы ломиться внутрь. Через пять минут туда сбежались бы сторонники дан-Энрикса и те, кто воевал с Атрейном в Лисьем логе, и все бы передрались между собой. Неудивительно, что дан-Энрикс этого не захотел. - А если Уриенс - изменник, который задумал выдать Меченого Олваргу?! Ингритт нахмурилась, как будто что-то взвешивая про себя. - Да нет, не думаю... - ответила она в конце концов. - Уриенс очень хитрый человек - иначе он не смог бы править здесь при гвиннах. Если бы он действовал по собственному побуждению, он бы нашел десяток способов проделать это тоньше и не подвергать опасности своих людей. - Каких же, например?.. - Не знаю. Отравил бы Крикса с сенешалем за обеденным столом и отослал бы Олваргу их головы... Да мало ли! Но точно не пришел бы в Ландес Баэлинд средь бела дня и не сказал бы Криксу, что он арестован. А вот если Истинный король и правда приказал ему арестовать Атрейна и дан-Энрикса, то ему просто ничего не оставалось, кроме как пойти и выполнить этот приказ. Олрис был вынужден признать, что все это звучит вполне разумно. - Ладно. Ты, наверное, права. Но что нам теперь делать? Ингритт дернула плечом. - Видимо, ждать. Когда я шла сюда из лазарета, внизу уже было очень неспокойно. Думаю, что скоро новость разлетится по всей крепости, и люди примутся шуметь и требовать, чтобы им объяснили, почему Атрейн с дан-Энриксом находятся под стражей. Тогда мы, во всяком случае, узнаем, в чем их обвиняют. Олрису эта идея не понравилась. - Может, лучше ты попросишь помощи у Алинарда? Он ведь мог бы пойти к Истинному королю... - И что бы он сказал? "Я не имею ни малейшего понятия о том, за что был арестован Меченый, но я уверен, что это какая-то ошибка"?.. Если уж король решился на арест Атрейна и дан-Энрикса, подобные слова его не убедят. Надо хотя бы попытаться выяснить, что там произошло на самом деле... - несколько секунд Ингритт молчала, задумчиво потирая подбородок. - Ты сказал, что сенешаля ранили? Олрис кивнул. - Тогда спускайся вниз и постарайся разузнать, где его держат. Я пойду к себе, переоденусь и возьму все необходимое. Если рана достаточно серьезная, то к нему, возможно, пустят лекаря... Король не может не понять, что сохранить Атрейну жизнь - по крайней мере, до суда - в его же интересах. Если сенешаль умрет, его сторонники никогда не поверят ни в какие обвинения и будут называть этот арест убийством. А тут еще и дан-Энрикс... Нужно окончательно сойти с ума, чтобы восстановить против себя большую часть собственной армии. Олрис поднялся на ноги, чувствуя, как в затекшие от долгого сидения ступни разом вонзаются тысячи крошечных иголок. За время жизни в Руденбруке он успел отвыкнуть от того, как стремительно Ингритт принимает решения и с какой энергией берется за их воплощение в действительность. - Я даже не знаю, как тебя благодарить, - неловко сказал он. Девушка повела плечом. - Пока что меня не за что благодарить. Посмотрим, что из этого получится… * * * Вернувшись со своей разведки, Олрис сообщил, что сенешаль содержится в Кошачьей башне, тогда как Меченого отвели в башню Лотаря, которую при гвиннах называли Королевской. Теперь, если кто-то надумал напасть на охрану и освободить обоих арестантов, им пришлось бы разделиться на две группы. Когда пришло время действовать, Ингритт почувствовала страх, но колебаться было поздно. Если сенешаль и вправду ранен, то помочь ему - ее обязанность. Гвардейцы Уриенса, вероятно, напуганы беспокойной обстановкой в Руденбруке и не станут ее даже слушать, но она должна, по крайней мере, попытаться осмотреть Атрейна… Ингритт вспомнился пасмурный летний день – третий со дня ее побега. Тем утром ее разбудил холод – пронзительный, сырой речной туман, от которого мучительно сводит мышцы. С одной стороны в плечо ей упиралось деревянное весло, а с другой стороны – борт лодки. Ингритт схватилась за этот борт и села, чувствуя, как тело ноет от двух дней упорной гребли, холода и сна на жестких досках. Особенно сильно у нее болели руки и спина. Когда на ее ладонях начали лопаться мозоли от весла, она просто оторвала подол рубашки, обмотала им ладони и продолжила грести с прежним остервенением. Повязки помогали терпеть боль, но отдых явно не пошел ее рукам на пользу. Перегнувшись через борт лодки, Ингритт зачерпнула холодной воды и поплескала себе на лицо, стараясь отогнать остатки сна. Когда она бросила тяжеленное весло и растянулась на дне лодки, была уже глубокая ночь, и даже страх погони не мог больше пересиливать усталость. Последней связной мыслью, промелькнувшей в ее голове, прежде чем она погрузилась в сон, было "Я больше не могу. Надо причалить к берегу и остановиться на ночлег". Мысль была совершенно правильной, но воплотить ее в действительность сил уже не было. Ингритт обхватила себя руками для тепла и завертела головой, пытаясь угадать, какое расстояние лодка прошла, пока она спала. Клочья тумана висели над водой, а лесистые берега казались совершенно незнакомыми. Ей хотелось надеяться, что преследователи сейчас прочесывают окрестности Марахэна и разыскивают её в ближайших деревнях. Словно в ответ на эти мысли на левом берегу заржала лошадь. Ей тут же ответила другая. Ингритт чуть не подскочила. Лошади!.. Значит, ее все же нашли… На белую песчаную косу, тянувшуюся между лесом и рекой, уже вылетел первый всадник. А сразу за ним - второй и третий. Всего маленький отряд насчитывал семь человек. Один из всадников неторопливо поднял самострел, и толстая, короткая стрела гулко ударила в борт лодки, в какой-нибудь ладони от головы Ингритт. Она поняла, что он не промахнулся, а просто пытался ее напугать. - Правь к берегу! - властно крикнул всадник с пегой бородой. Нисар… В детстве, когда отец учил ее накладывать повязки, он не дал отцу все переделать и сказал – отличная работа. А теперь гоняется за ней, словно за зайцем… Ну нет уж! Лучше умереть, чем возвращаться в Марахэн. Ингритт сильным гребком развернула лодку к другому берегу. Если Рыжебородый хочет получить ее живой, то они не осмелятся в нее стрелять… Бросив короткий взгляд через плечо, Ингритт увидела, что всадники спускаются к воде. И зачем только лошади умеют плавать?! Нос лодки мягко ткнулся в усыпанный мелким белым песком берег. Ингритт выбралась из лодки и, с трудом передвигая ноги, бросилась бежать. Тело, скованное усталостью, сопротивлялось, и бежала она медленно. Несколько минут спустя Ингритт услышала за спиной лошадиный топот. Силы окончательно покинули ее - вместе с надеждой на спасение. Она ждала, что первый всадник на всем скаку собьет ее с ног или ударит плетью, которую большинство гвардейцев использовали в тех случаях, когда нельзя было пустить в ход меч, но Нисар просто обогнал ее, и, резко осадив коня, соскользнул на лесную хвою прямо перед Ингритт. Она отшатнулась от него, но он только поморщился. - Спокойно, не беги… Сама же видишь, мы тебя уже поймали! Голос показался Ингритт не таким враждебным, как можно было бы ожидать. Может, Нисар взялся за это дело против воли, исключительно из страха перед Мясником? - Нисар... не надо, - умоляюще глядя ему в глаза, сказала Ингритт. - Ну зачем вам это?.. Мы ведь не враги друг другу. - Легче, девка, не дави на жалость, - проворчал гвардеец. – Никто тебя бить не собирается. Совсем даже наоборот. Нэйд приказал, когда найдем тебя, сказать – он не хотел тебя пугать, и в мыслях не имел чинить тебе какую-то обиду. Одним словом – Нэйд велел готовить пиво и вино для свадебного пира. - А Нэйд не сказал, с чего это он взял, что я соглашусь за него выйти?.. – оскалилась Ингритт, с трудом удержавшись, чтобы не добавить, что бояться тут надо не ей, а самому Рыжебородому. А то как бы ему после первой брачной ночи не оказаться в положении холощеного барана. Ничего, это она оставит на потом… - Тьфу, вот ведь дура полоумная... - пробормотал Нисар, но было видно, что от вспышки Ингритт ему все же сделалось не по себе. - Свяжи ее, только поаккуратнее. Чтобы без синяков, - приказал он тому гвардейцу, который держал Ингритт за локти. Аккуратно связывая Ингритт, тот внезапно предложил : - Слушай, Нисар, тут рядом должна быть одна деревня, то ли Заовражье, то ли что-то вроде этого. Может, доедем до нее? Девчонку мы уже поймали, никуда теперь не денется. Я бы поел чего-нибудь горячего. И просушил штаны, чтобы не мерзнуть в этих мокрых тряпках. Остальным гвардейцам эта мысль явно пришлась по вкусу. Даже Нисар колебался недолго - было очевидно, что перспектива ехать в мокрых, липнущих к ногам штанах не улыбалась ему самому. - Ладно, поехали в деревню, - согласился он. – А девку посади к себе в седло и проследи, чтобы не соскочила по дороге… Когда ее сторож ссадил Ингритт с лошади на дворе затрапезного деревенского трактира, Ингритт чувствовала себя слишком опустошенной и несчастной, чтобы лишний раз смотреть по сторонам. Все было зря… Теперь ее вернут обратно в Марахэн, и, уж конечно, по дороге ни за что не спустят с нее глаз и не дадут сбежать опять. Сопровождающий ее гвардеец шел за ней лениво и вразвалку, явно поглощенный мыслями о том, что заказать, когда они войдут в трактир. Отсутствие бдительности стоило ему жизни. Если бы он вовремя услышал короткий и резкий свист и понял бы, что может означать подобный звук, то, может быть, еще успел бы уклониться или прыгнуть в сторону - а так стрела вонзилась ему в горло, и гвардеец, пошатнувшись, упал на бок, ухватившись за древко рукой. Намотанную на кулак веревку, которой была связана пленница, он при этом не выпустил, и Ингритт, вскрикнув от неожиданности, повалилась прямо на него. А в следующий момент из-за ограды хлынул целый дождь из стрел. Ингритт скорчилась на земле, пытаясь прикрыть голову связанными руками. Вряд ли этот ужас длился дольше нескольких секунд, но ей он тогда показался вечностью. А потом снова стало тихо. Ворота трактира, за которыми гвардейцы привязали лошадей, открылись, и во двор вошел высокий, удивительно костлявый человек с длинными волосами цвета палой листвы. Один из лежавших на земле гвардейцев приподнялся на локте и метнул в него нож, но тот безобидно отскочил от металлической пластины, прикрывающей кольчугу на груди рыжеволосого. Мужчина так же неторопливо подошел к раненому – Ингритт к этому моменту разглядела, что это Нисар, – придавил сапогом его ладонь, тянущуюся к мечу, и обернулся в сторону своих товарищей. - Плохо стреляете. Тут у нас есть живые гвинны. Чья это стрела?.. От интонации, с которой рыжеволосый произнес "живые гвинны" даже самому отважному на свете человеку, будь он гвинном, сделалось бы дурно. - Моя, Атрейн, - виновато отозвался один из стрелков, входя во двор. - Вертлявый оказался, гад. - Добить, - коротко приказал Атрейн. - Сейчас, - с готовностью кивнул стрелок. - Не надо! - выкрикнула Ингритт, приподнявшись на локтях настолько, насколько позволила веревка. - Он же ранен. Он вам уже ничего не сделает. Атрейн обернулся к ней и смерил ее долгим взглядом. - Если не ошибаюсь, эти гвинны только что таскали тебя на веревке, как козу, - холодно сказал он. Но Ингритт не успокоилась. - Я думала, что люди Истинного короля не добивают раненых! Стрелок, успевший подойти к Атрейну и достать из ножен меч, замешкался и вопросительно взглянул на командира. - Дан-Энриксу бы это не понравилось, - пробормотал он как бы про себя. Глаза Атрейна сумрачно сверкнули. - Дан-Энрикса здесь нет. Если ты вдруг забыл. Стрелок поспешно опустил глаза. - Да я что? Я ничего... Как скажешь, командир. Атрейн еще мгновение смотрел на раненого сверху вниз. Нисар был жив - он изредка моргал, облизывал бескровные, сухие губы, но молчал. То ли был слишком горд, чтобы просить пощады, то ли слишком ослабел от раны, то ли просто не надеялся на то, что айзелвит подарит ему жизнь. В конце концов Атрейн брезгливо покривился. - К черту эту падаль. Стрелок удивленно перевел дыхание. А Ингритт вдруг сообразила, кем был этот рыжий человек. И как она не поняла этого сразу же, только услышав его имя!.. Сенешаль Истинного короля, бывший глава повстанцев в Лисьем логе, имя которого для гвиннов звучало так же жутко, как имя Рыжебородого – для их врагов. Атрейн видел смысл собственной жизни в том, чтобы убивать гвиннов. Никто никогда еще не слышал, чтобы он оставил кому-нибудь из своих врагов жизнь… Атрейн задумчиво смотрел на связанные руки Ингритт. - Это, часом, не тебя искали гвиннские разъезды, которые встретились нам утром? – спросил он, немного помолчав. О судьбе этих разъездов он упоминать не стал. Ингритт кивнула – и Атрейн недобро усмехнулся. - Гвинны, видимо, совсем рехнулись. Столько суматохи, чтобы изловить одну девчонку… если только ты не врешь. - Их послал Нэйд. Я от него сбежала, - ответила Ингритт. - Ему других девок мало?.. – ухмыльнулся сенешаль. - Спросите его самого, чего ему недостает. А мне это неинтересно, - зло сказала Ингритт, перестав заботиться о том, что предводитель айзелвитов может разозлиться на подобный тон. Его сомнение в ее словах звучало так, как будто бы она решила похвалиться тем, что Нэйд остановил свой выбор именно на ней. Ингритт считала, что надо быть полным, прямо-таки беспросветным дураком, чтобы подумать что-нибудь подобное. - У-гм, - невнятно промычал Атрейн. Похоже, он все же не разозлился на ее дерзкий ответ. - И куда ты надумала бежать? Я полагаю, в Руденбрук? Ингритт кивнула. - Что ж, считай, что тебе повезло... В седле удержишься? Хотя это неважно. Все равно деваться тебе некуда. Тьяви, развяжи ей руки… С того дня, как отряд сенешаля привез ее в Руденбрук, Ингритт почти не виделась с Атрейном. Но после того, как он спас ее от гвиннов – пускай даже и невольно, – она не могла не попытаться чем-нибудь ему помочь. Ей вспомнилось, как Меченый рассказывал о человеке, обучавшем его лекарскому делу. Крикс вспоминал эти истории нарочно для того, чтобы поднять ей настроение, и чаще всего выбирал какие-то забавные моменты - например, рассказывал о том, как он вернулся из военного похода и пытался убедить столичного врача, что он всерьез намерен заниматься медициной, или о том, как Рам Ашад учил его вправлять переломы на сломанной деревяшке, обернутой толстым одеялом, и как Крикс при первой же попытке сломал эту деревяшку еще в двух местах. Хотя встречались среди воспоминаний Крикса и совсем другие - то серьезные, то грустные, то страшные. Дан-Энрикс явно относился к своему наставнику с огромным уважением, и, слушая его рассказы, Ингритт постепенно проникалась тем же чувством. Вот и сейчас ей подумалось, что, если бы Рам Ашад узнал о том, что нуждающийся в его помощи человек находится в тюрьме, он бы не колебался ни минуты. Ингритт взяла туго набитую кожаную сумку, с которой ходила к роженицам или к пациентам, которые не в состоянии были дойти до лазарета, и отправилась к Кошачьей башне, размышляя, что сказать гвардейцам, охранявшим арестанта. Кажется, она не волновалась так даже в те дни, когда взялась лечить Рыжебородого вместо отца. Лицо сержанта стражи показалось ей знакомым, и спустя секунду она вспомнила, как пару месяцев назад этот мужчина оказался в лазарете с рыбьей костью, застрявшей в горле. Сержант подозрительно следил за приближавшейся к ним девушкой, а Ингритт вспоминала, как он выглядел тогда - багрово-красный, обливающийся потом, с выкаченными от ужаса глазами... Успокоить его было очень сложно - он хрипел, давился кашлем и слюной, но под конец дан-Энрикс все-таки сумел подцепить кость тонким крючком и вытащить ее наружу. - Сюда нельзя, - сказал сержант, когда она подошла ближе. - Возвращайся к себе в лазарет. - Я слышала, что лорд Атрейн был ранен при аресте. Если это так, то кто-то должен осмотреть и перевязать его. Еще один гвардеец, подбоченясь, заявил: - Малышка, тут тебе не госпиталь! Ты думаешь, мы стоим тут, чтобы пускать к Атрейну всех, кто этого захочет?.. Ингритт поморщилась. Этих гвардейцев хлебом не корми, дай только повыделываться друг перед другом. А поодиночке, в лазарете, те же самые мужчины, все до одного, вели себя почтительно и смирно. - Я понимаю, - согласилась Ингритт, игнорируя нахальный тон гвардейца. - Просто доложите о моем приходе вашим командирам. Может быть, они позволят мне пройти. Сержант равнодушно качнул головой. - Я не могу оставить пост, - отклонил он. - Вечером будет смена караула, капитан придет сюда - тогда и доложу. Уверен, это может подождать. Ингритт скрестила руки на груди, борясь с негодованием. - А что, если, пока мы будем дожидаться смены караула, сенешаль умрет? - Да пропади он пропадом, твой сенешаль! - огрызнулся сержант. - Когда его пришли арестовать, он зарубил троих наших парней. С чего король должен заботиться о тех, кто убивает его слуг?.. - Они там все одна компания, - сказал его товарищ неприязненно. - Эта девчонка - главная помощница дан-Энрикса. А теперь пропустите ее к сенешалю, чтобы он через нее передал остальным изменникам, что делать. Здорово придумано!.. - Пускай проваливает, - поддержал соседа тот, что раньше называл ее "малышкой". "Все пропало" - промелькнуло в голове у Ингритт - но сержант внезапно оживился. - Сообщница, говорите?.. Проследите, чтобы она никуда отсюда не ушла, а я схожу за капитаном. Ингритт оставалось только поражаться такой логике. Выходит, стражникам нельзя покинуть пост ради того, чтобы сказать, что раненому человеку нужен врач, но доложить о "заговоре" - это, разумеется, совсем другое дело. Сержант отсутствовал довольно долго. Ингритт заподозрила, что он нашел своего капитана, повторил ему разговор с начала до конца, а капитан отправился докладывать о ней кому-нибудь еще. Чего она действительно не ожидала, так это того, что полчаса спустя к Кошачьей башне явится сам Уриенс с его охраной. Ингритт видела наместника нечасто, но его вид всегда производил на нее тягостное впечатление. Уриенс был сутул, тонок в кости и, вероятно, не особенно силен, но все равно казался ей гораздо более опасным человеком, чем Атрейн. Когда наместник посмотрел на нее сверху вниз, едва заметно кривя губы, Ингритт внезапно осознала, что ее затея куда более рискована, чем ей казалось поначалу. - Откуда ты узнала об аресте сенешаля? - спросил Уриенс, сверля ее темными, холодными глазами. - Мне сказал Олрис. Он был в Ландес Баэлинде, когда вы пришли за Меченым. - Ты обсуждала это с Алинардом? - Нет, я сразу же пришла сюда. - Даже не посоветовавшись со своим наставником? - казалось, Уриенс был удивлен подобным обстоятельством. - Нет, лорд. - И ты ни с кем не разговаривала по дороге? - Нет, лорд, - еще раз повторила Ингритт. Ей казалось, что она тупеет. - Значит, ты сама, по собственному побуждению, решила заняться раной сенешаля? Почему? Какое тебе дело до Атрейна?.. - Он спас меня, когда меня поймали после моего побега. Если бы не лорд Атрейн, меня бы отвезли обратно в Марахэн. Я думаю, это заслуживает благодарности. Еще пару секунд Уриенс молча смотрел на нее, но, видимо, не обнаружил ничего хоть сколько-нибудь подозрительного. - Король хочет, чтобы обвиняемый оправился от ран и мог предстать перед судом, - произнес он, в конце концов. - Но мы не можем допустить, чтобы он получил возможность что-то передать своим сообщникам. Раз уж ты вызвалась лечить Атрейна, ты останешься в Кошачьей башне до суда и будешь ухаживать за ним. Не беспокойся, у тебя будет еда, одежда и все необходимое. Если понадобится достать какие-то лекарства, мои люди принесут их сами. Проходи. Ингритт подумала об Олрисе, который будет дожидаться ее возвращения, но колебаться было поздно. Даже если бы она внезапно передумала, это бы уже ничего не изменило. Уриенсу было наплевать на то, согласна ли она остаться в этой башне до суда - он просто известил ее о том, что ее ждет. Ингритт решительно вошла в Кошачью башню, и сопровождающий ее сержант захлопнул за ней дверь. Камера сенешаля оказалась круглым помещением на самом верху башни. Поднимаясь по винтовой лестнице, Ингритт заметила еще несколько комнат, занятых гвардейцами - они обедали, играли в кости или просто спали, свесив голову на грудь. Охранников было, по меньшей мере, двадцать человек. Казалось странным, что такие меры безопасности предпринимают ради одного-единственного человека, который, вдобавок ко всему, не мог не только встать, а даже сесть в постели. Когда дверь его камеры открыли, чтобы впустить Ингритт, сенешаль ограничился тем, что повернул голову и скосил на неё глаза. Рубашка на его груди и на боку казалась темной от засохшей крови. - Что с Криксом? - первым делом спросил он. - Он тоже арестован. Сенешаль издал короткий, лающий смешок - похоже, рана не давала ему рассмеяться в полный голос. - Проклятье... я надеялся, что хоть его они не тронут. - Дайте-ка я взгляну на вашу рану, - сказала Ингритт, придвигая к койке сенешаля табурет и осторожно поднимая заскорузлый от крови подол рубашки. Ткань успела намертво присохнуть к ране, так что Ингритт, обнаружив на полу у койки кружку, стала терпеливо смачивать ее водой. - Вы знаете, за что вас обвинили в государственной измене? - За то, что я болван. Я не учел, что человек, подобный Уриенсу, не способен спать спокойно, если он не знать все, что делают его враги. С кем они видятся, о чем беседуют, насколько долго сидят в нужнике... Готов поспорить, этот замок нашпигован тайными ходами и слуховыми отдушинами, как пирог - изюмом. Мне бы следовало понимать, что Уриенс за мной шпионит... что он ждет любой возможности, чтобы изобразить меня изменником. Уверен, он обгадился от счастья, когда подслушал наш последний разговор с дан-Энриксом... тут же помчался доносить, что мы готовим государственный переворот. Даже не верится, что после этого они прислали мне врача. Ингритт нахмурилась. Голос Атрейна звучал бодро и насмешливо, но мучившая его одышка и поверхностное, частое дыхание ей совершенно не понравились - как и тот факт, что от такого незначительного усилия, как поддержание беседы, лицо сенешаля побледнело, а на лбу проступил пот. Как и следовало ожидать, пульс сенешаля оказался слабым и прерывистым. - Дышать больно?.. - уточнила Ингритт, уже догадываясь об ответе. - Только если делаю глубокий вдох... Но к этому легко приноровиться. У меня бывали раны и похуже этой. "Это вряд ли" - возразила Ингритт про себя. Сейчас она жалела, что с таким упорством добивалась права осмотреть Атрейна. Лучше бы подобной раной занялся кто-нибудь вроде Алинарда. Тогда у Атрейна было бы гораздо больше шансов уцелеть. Сенешаль встретился с ней взглядом и внезапно усмехнулся. - Да не делай ты такое скорбное лицо... Если ты размышляешь, как сказать, что мне проткнули легкое, то не волнуйся - я и сам об этом знаю. - У меня не очень много опыта в лечении подобных ран, - призналась Ингритт. - Но я сделаю все, что будет в моих силах. Сенешаль беззвучно рассмеялся. - Брось... Сколько людей с подобной раной выживают? Например, из десяти?.. Ингритт не отвела взгляд. - Примерно половина, - солгала она. Но Атрейн только усмехнулся. - Врешь и не краснеешь... Надеюсь, если я умру, мои ребята сбросят Уриенса с крыши этой самой башни. Дан-Энрикса разбудил скрежет отпираемой двери. Крикс далеко не сразу вспомнил, что находится не в Ландес-Баэлинде, а в тюрьме. Правда, камера, в которой его заперли, была холодной, а постель - жесткой, но по сути она мало отличалась от большинства помещений в Руденбруке. Меченый уже не помнил, когда он в последний раз раздевался перед сном, а на сей раз он вообще улегся прямо в сапогах - все равно тонкий войлочный матрас, служивший заключенному постелью, не выглядел особенно чистым. В спину тянуло леденящим холодом от каменной стены, а плащ, наброшенный на плечи вместо одеяла, оказался слишком тонким, но это не помешало Криксу сразу же заснуть - за день он прошагал, должно быть, полных десять стае, нарезая бесконечные круги по своей камере. Открыв глаза, дан-Энрикс обнаружил на пороге Уриенса в темной меховой накидке и огромного гвардейца, возвышавшегося за его спиной. Крикс сбросил плащ и спустил ноги с лежака. - Добрый вечер, - сказал он, даже не пытаясь скрыть своего удивления. - Сейчас два часа ночи, - сухо отозвался Уриенс. - К сожалению, вопрос, с которым я пришел, не терпит отлагательства. Он посторонился, позволяя гвардейцу внести в камеру приземистое кресло, которое великан установил посреди комнаты. Наместник сел. - Вы не боитесь посвящать в наш разговор кого-то постороннего? - спросил дан-Энрикс, покосившись на гвардейца, вставшего за спинкой кресла. Уриенс даже не потрудился обернуться. - Он глухонемой. - Понятно. В таком случае, вы, вероятно, не откажетесь ответить на один вопрос. - Какой? - Вы в самом деле верите, что мы с Атрейном замышляли государственный переворот? - Вы, может быть, и нет, но сенешаль - определенно да. До того, как он покинул Руденбрук, он без конца расспрашивал людей, нарочно посылал за теми, кто когда-то воевал в Древесном городе. Он искал тех, кто помнил жену Тэрина и мог бы подтвердить, что она была смуглой, темноглазой и темноволосой. Это послужило бы ему на руку, если бы он вздумал объявить, что Истинный король - на самом деле вы. - Расспрашивать людей - это не преступление. Я полагаю, что Атрейн просто хотел найти какие-нибудь подтверждения или опровержения своей догадке. - Слово "догадка" подразумевает, что вы - действительно наследник Тэрина. Обсуждать вопрос в таком ключе - уже значило бы совершить измену. Для меня Истинный король - тот человек, которому я присягал на верность. - Как и для меня, - ответил Крикс. Уриенс недоверчиво взглянул на Меченого, облизнул сухие губы и сказал: - Тем лучше... Тогда вы наверняка поймете мою мысль. Если Атрейн умрет, его сторонники поднимут бунт. Если он выживет, то будет суд. Главный вопрос состоит в том, что Атрейн скажет на суде. Меченый начал понимать, к чему клонил наместник. Если Атрейн объявит, что он выдал за наследника престола безымянного мальчишку, подходившего по внешности и возрасту, в стране начнется хаос. Еще пару дней назад дан-Энрикс поручился бы за то, что Атрейн никогда не сделает подобного - в конце концов, это бы значило своими руками разрушить все, чего они добились за последние два года. Но сейчас, когда сенешаль был ожесточен несправедливостью ареста и страдал от раны, это уже не казалось невозможным. Криксу захотелось сгрести Уриенса за опушенный беличьим мехом воротник и посоветовать ему самостоятельно расхлебывать ту кашу, которую он умудрился заварить. - И что, по-вашему, он скажет?.. - спросил он, добавив про себя "после всего, что вы наделали". Уриенс сделал вид, будто не понял истинного смысла его слов. - Вы подразумеваете - кого он ненавидит больше, гвиннов или все-таки меня?.. Точно не знаю. Но я думаю, что вы способны повлиять на его выбор. Пусть Атрейн признается, что его раздражало то, что Истинный король больше не слушает его советов, и поэтому он попытался убедить вас в том, что после окончания войны вы бы могли воспользоваться поддержкой армии и сами сесть на трон. Вы подтвердите, что не согласились на подобный план, но в то же время не ответили решительным отказом. Вот и все. Признание Атрейна успокоит армию, а Атрейн спасет свою жизнь. - Вы полагаете, Атрейн боится смерти? – скептически спросил Крикс. Наместник отмахнулся. - Умереть боятся все, однако существуют страсти, которые могут перевесить этот страх. Для сенешаля это - его ненависть. Собственно, именно поэтому я обращаюсь к вам, а не к нему. Король уполномочил меня передать свои условия: если вы сделаете так, как я сказал, Атрейн останется в тюрьме, а вам будет позволено покинуть Эсселвиль - с условием, что вы никогда больше не вернетесь в эти земли. Дан-Энрикс выразительно скривился. - Значит, вы затеяли все это, чтобы отомстить Атрейну? Вы рисковали жизнями своих людей и подорвали в войске веру в Истинного короля - всего лишь потому, что вы терпеть не можете друг друга? Уриенс прищурился. - Мне жаль, что вы упорно сводите вопрос к моей вражде с Атрейном. Настоящая причина в том, что человек вроде Атрейна вообще не должен находиться рядом с троном. У него одна забота - как бы перебить побольше гвиннов. Эсселвиль, король, поход на Марахэн - все это для Атрейна исключительно предлог, чтобы вернуться к своему любимому занятию, то есть к резне. Вы помните, что сделал сенешаль, когда настало время для решения реальных государственных проблем?.. Увел людей в леса, чтобы продолжить свою партизанскую войну, поскольку ни к чему другому он не приспособлен. Вы похожи на него, но вы, во всяком случае, не притворяетесь, будто сражаетесь за Эсселвиль. Вы присоединились к нам только из-за того, что мы воюем с Олваргом, и занимаетесь сиюминутными делами вроде чьей-то сломанной ключицы, совершенно не заботясь о более значимых вещах. Да, кстати: вот вам доказательство того, что моя неприязнь к Атрейну в этом деле значит очень мало... Вы, в отличие от сенешаля, мне, скорее, симпатичны - тем не менее, вы здесь. Страна ослаблена войной, монета не чеканится, дороги в скверном состоянии. В этом году мы не собрали даже половины тех налогов, которые поступали в Руденбрук при гвиннах. Но вам нет дела до подобных мелочей - вы же готовите поход на Марахэн! Я просто должен был вмешаться. Из того, что вы сумели взять пару прибрежных городов и один раз разбить Рыжебородого в сражении, не следует, что вам удастся захватить одну из самых неприступных крепостей в стране. Если бы вы судили здраво, вы бы поняли, что, выступив на Марахэн, мы потеряем все, чего смогли добиться за последние два года. Но люди верят в вашу магию и думают, что она обеспечит нам победу - и это опаснее всего. Как действует магия Олварга, я видел много раз, и выглядело это устрашающе. А о вашей магии я знаю только с чужих слов, и все эти истории звучат как минимум двусмысленно. Единственное, что действительно напоминает магию - это ваше влияние на окружающих людей. Я знал, что не сумею отговорить Истинного короля от этого безумного похода, пока им руководите вы с Атрейном. Крикс слушал эту речь сначала с удивлением, а под конец - со страдальческой гримасой. - Вы что, действительно считаете, что, если отменить поход на Марахэн, ничто не помешает вам заняться восстановлением страны?.. А Олварг в это время будет сидеть сложа руки и ждать, пока вы соберете все налоги и построите дороги?.. - То, что Олварг якобы первым пойдет на Руденбрук, я не считаю веским возражением. Обороняться всегда проще, чем атаковать. - Возможно, но подумайте - почему вы не попытались поделиться этой мыслью с королем или со мной? Ваша правота кажется вам очевидной и бесспорной, но при этом вы уверены, что никакой другой человек не согласится с вами, если не заставить его силой или хитростью. Разве это не странно?.. – спросил Крикс. - Вы правы, Олварг - настоящий маг. Но самая опасная из разновидностей магии - не та, что позволяет убивать людей и причинять им боль, а та, которая порабощает человеческую волю. В моем мире ее называют "Темными истоками". Сдается мне, вы стали жертвой этой магии, и сейчас она заставляет вас считать, что ваш священный долг – это добиться своего любой ценой. Один раз вы уже сочли, что у вас нет другого выхода, кроме как настроить короля против Атрейна и меня. Признайте – ни к чему хорошему это не привело... Теперь вы предлагаете оклеветать Атрейна, чтобы он провел остаток дней в тюрьме - и тоже потому, что из сложившегося положения якобы нет другого выхода. Но вы ведь даже не пытаетесь его найти! Позвольте мне поговорить с Истинным королем. Уриенс, слушавший рассуждения дан-Энрикса в каком-то оцепенении, внезапно встрепенулся. - Надеетесь опять прибрать его к рукам?.. - спросил он зло. - Ну нет! Не знаю, как там ваши Темные истоки, но вот вы действительно умеете порабощать чужую волю. Не думайте, что вам удастся с моей помощью добиться встречи с королем и снова подчинить его себе. Довольно пустословия. Я должен знать, согласны ли вы на те условия, которые предлагает Истинный король. - Предать Атрейна в обмен на свою свободу? Нет. Наместник посмотрел на собеседника в упор. - Надеетесь, что в Руденбруке вспыхнет бунт, и вас освободят?.. Вы, видимо, не понимаете серьезности вашего положения. Сегодня днем к Атрейну пришла девушка, которая помогала вам в лазарете. Она просила у охраны сенешаля разрешения заняться его раной. Я впустил ее, потому что у меня возникла мысль о том, как мы могли бы выйти из создавшегося положения. Сейчас я предлагаю вам свободу, а Атрейну - жизнь. Вам не приходит в голову, что в случае отказа я могу пойти другим путем? Представьте, что Атрейн внезапно умер, а потом открылось, что ваша сообщница дала ему отраву, чтобы он не смог вас обличить. Вам не жалко эту девчонку? У меня сложилось впечатление, что характер у нее упрямый. Солдатам придется повозиться, чтобы она стала свидетельствовать против вас. Меченый медленно покачал головой. - Вы этого не сделаете, Уриенс, - решительно ответил он, глядя наместнику в глаза. Ингритт была практически ровесницей Таиры… Крикс хорошо помнил, как Атрейн когда-то угрожал жене и дочери наместника – а потом сам же признал свою неспособность выполнить свои угрозы. Уриенс, конечно, не Атрейн… Но эти двое когда-то были друзьями. И, хотя они пошли в итоге совершенно разными путями, Крикс не чувствовал в наместнике истинной злобы. В Уриенсе было много ожесточения и горечи – но не жестокости. Во взгляде Уриенса промелькнуло нечто похожее на замешательство. - Атрейн был прав – вы очень странный человек, - процедил он. – У вас клеймо на лбу и шрам на пол-лица, а вы ведете себя так, как будто люди не способны сделать ничего дурного... Иногда мне кажется, что эта ваша магия и в самом деле существует. Ну а если я сумел бы убедить короля в том, что безопаснее всего - не оставлять Атрейна в заключении, а избавиться от него раз и навсегда, изгнав его из Эсселвиля вместе с вами? На такое вы бы согласились?.. Это будет нелегко, но я попробую это устроить. При условии, что вы пообещаете исполнить все, что от вас требуется. - Хорошо. Поговорите с королем и сообщите мне, что он решит, - чуть-чуть подумав, сказал Крикс. Уриенс дернул своего телохранителя за край плаща и указал на дверь. Глухой гвардеец поддержал наместника под локоть, пока тот вставал, а потом постучал в окованную медью створку. Оставшись один, Крикс еще долго смотрел на закрывшуюся дверь, ломая голову, как заставить Атрейна согласиться принять план, предложенный его врагом. * * * Олриса окружала плотная и беспокойная толпа, и люди, напиравшие со всех сторон в надежде рассмотреть обоих подсудимых, не очень-то заботились о том, что сдавливают ему ребра. Истинный король пообещал, что суд над Меченым будет открытым, и любой желающий сможет увидеть и услышать все с начала до конца, так что в герцогский тронный зал набились люди со всей крепости. И уж никак не меньше зрителей осталось за дверьми, так и не сумев пробиться внутрь. Первым на вопросы судей отвечал Крикс. По его словам выходило, что Атрейн был недоволен возвышением своего старого врага, и поначалу просто пытался очернить Уриенса в глазах Истинного короля, а когда ничего не вышло, стал подумывать о государственной измене. Судя по неудержимо нарастающему ропоту собравшихся, слова дан-Энрикса были совсем не тем, на что они надеялись. Олрис отлично понимал этих людей. Он приложил огромные усилия, чтобы попасть на этот суд, надеясь хоть издалека увидеть Крикса и раньше других узнать, что ожидает обвиняемых. Олрис ничего не знал об отношениях между Атрейном, Уриенсом, Криксом и Истинным королем, но все равно не верил, что Крикс с сенешалем замышляли государственный переворот. И так считал не он один. С первых минут Олрис кожей чувствовал, что многие из зрителей настроены весьма решительно и готовы к попытке освободить подсудимых силой. Олрис помнил лица Олмета и Рельни, промелькнувшие в толпе, и понимал, что суд наверняка закончится всеобщей свалкой. Должно быть, охраняющие зал гвардейцы Уриенса тоже это понимали - вид у них был крайне озабоченным. Признание дан-Энрикса произвело эффект ушата ледяной воды, внезапно выплеснутого в огонь. Пока он говорил, общее замешательство делалось все отчетливее, а недовольный гул в задних рядах - все громче. "Трус!" - выкрикнул кто-то в зале. Крик никто не поддержал, но Олрис все равно почувствовал себя так, как будто бы не Меченого, а лично его прилюдно отхлестали по лицу. Вплоть до сегодняшнего дня он был уверен в том, что Крикс с Атрейном - близкие друзья. Даже если все, что говорил дан-Энрикс, было правдой, оставалось совершенно непонятным, с какой стати Меченый решил признаться в этом на суде. У Олриса мелькнула мысль, что признание могло быть вырвано силой, но, привстав на цыпочки, он убедился, что дан-Энрикс непохож на человека, приведенного на суд прямо из пыточной. Меченый выглядел усталым и каким-то безучастным, но не более того. Ни на кого из присутствующих в зале он не смотрел, а все свои разоблачительные речи произносил спокойным, монотонным голосом, нисколько не напоминающим его обычную манеру говорить. Олрис услышал, как Рельни, стоявший неподалеку в окружении своих друзей, с недоумением и злостью произнес - "Что он несет?!" Однако, когда вслед за Меченым перед судом предстал Атрейн, недавний шум сменился абсолютной тишиной. Сенешаль все ещё не мог ходить, поэтому в зал его внесли на носилках. Атрейн, по сути, повторил все сказанное Криксом. Да, ему было нестерпимо видеть рядом с королем человека, который еще недавно служил гвиннам. Да, он ненавидит Уриенса уже много лет, и эта ненависть в конце концов толкнула его на измену. Он действительно хотел воспользоваться популярностью дан-Энрикса и возвести его на трон. Атрейн произносил слова отрывисто, как будто бы бросая свои признания в лицо собравшимся - хотя, возможно, дело было в том, что раненное легкое не позволяло ему глубоко вдохнуть. "Верно ли то, что вы намеревались выдать Крикса по прозвищу "Меченый" за сына Тэрина?" - осведомился Уриенс, глядя на сенешаля с возвышения. Да, отвечал Атрейн, я рассчитывал воспользоваться его сходством с королевой Амариллис. "Какие действия вы предпринимали для того, чтобы привести вашу идею в исполнение?" "Я разговаривал с людьми, которые сражались вместе с Тэрином в Древесном городе. Я задавал им разные вопросы о покойной королеве и пропавшем принце с целью заронить сомнения в том, что правящий король - действительно наследник Тэрина" "Значит, вы утверждаете, что вы не сделали ничего больше?" "Нет. Я не мог предпринимать какие-то дальнейшие шаги, не обсудив этот вопрос с самим дан-Энриксом. Я решил объясниться с ним начистоту. Но наш разговор подслушали, после чего меня арестовали". Уриенс обернулся к Истинному королю. "Желает ли ваше величество узнать еще какие-то подробности?.." - почтительно осведомился он при гробовом молчании собравшихся. "Нет. Думаю, что мне все ясно, - отозвался Истинный король, глядя на подсудимых с отвращением. Он встал и, выпрямившись, оглядел собравшихся. - Я обещал вам честный и открытый суд. Если кто-нибудь из собравшихся может сказать об этом деле что-то важное - пусть говорит". Олрис почувствовал, что в горле у него внезапно пересохло. Он очень хотел бы что-нибудь сказать, но, как назло, в голове не осталось ни единой связной мысли. Да и что тут скажешь, если оба подсудимых ведут себя так, как будто бы задались целью помогать собственным обвинителям?.. Он был уверен, что никто не отзовется на призыв Его Величества - но он ошибся. Откуда-то из недр зала появился щуплый и невзрачный человек, лица которого Олрис не разглядел. Он рассказал, как Атрейн оскорблял Его Величество и говорил: "раньше он не чувствовал себя настоящим королем и позволял другим диктовать ему, что делать. А теперь ему нравится думать, что он правит сам. Поэтому он будет слушать тех, кто сможет лучше остальных изобразить, что подчиняется его приказам". "С тобой он, что ли, это обсуждал, кусок дерьма?.." - выкрикнули из зала. Однако неприметный человек нимало не смутился. Он сказал, что его господин - он слегка поклонился в сторону наместника - приказал своим людям наблюдать за сенешалем после того, как получил первые доказательства того, что лорд Атрейн готовит государственный переворот. Вслед за ним выступили еще несколько человек. Некоторые из них, вслед за первым свидетелем, говорили о том, как Атрейн или дан-Энрикс пытались диктовать Истинному королю свою волю или проявляли по отношению к нему недопустимую развязность, явно считая себя настоящими правителями Эсселвиля. Другие, вроде Алинарда, начинали с осуждения поступков подсудимых, но заканчивали тем, что обращались с Истинному королю с просьбой о милосердии, напоминая о заслугах сенешаля и дан-Энрикса перед страной. Олрис чувствовал, что голова у него идет кругом. Все шло как-то уж слишком ровно, слишком... гладко, что ли. И от этого казалось, что он спит и видит плохой сон. После того, как выступило около десятка человек, в зале опять настала тишина. Король, который уже с полчаса сидел, поставив подбородок на руку и, как казалось, погрузившись в мрачные раздумья, выпрямился в своем кресле. - Ну что ж... - произнес он - и сразу же умолк, как будто подавившись. Соседи Олриса взволнованно зашевелились на своих местах, пытаясь разглядеть, что происходит возле возвышения. Олрис привстал на цыпочки - и только тут увидел девушку, решительно вышедшую из толпы на пустое пространство перед помостом для судей. Сердце Олриса оборвалось - он узнал Ингритт. Она встала там же, где стояли выступавшие до нее свидетели, но, вместо того, чтобы обращаться к королю и другим судьям, резко развернулась лицом к залу, так что одна из двух тяжелых темных кос, перелетев через плечо, упала ей на грудь. - Вы все сошли с ума? Или, может быть, вас околдовали?.. – произнесла она в полный голос. Олрис видел, что Ингритт очень бледна, но на ее лице была написана уже знакомая ему решимость. Меченый вскинул голову и смотрел на нее, страдальчески нахмурил лоб. - Ингритт, пожалуйста... - произнес он. Но, судя по сквозившей в его тоне безнадежности, он уже понимал, что это бесполезно. Ингритт даже не посмотрела на него. - Тут до меня стояло десять человек. И все они твердили "измена, измена". Но где она, эта измена? Только начинаешь разбираться - сразу выясняется, что вся "измена" - это пара разговоров. Да и то - каких-то странных. Лорд Атрейн сказал, что он пытался "заронить в людей сомнения". Есть здесь хоть один человек, которому бы он сказал, что лорд дан-Энрикс - Истинный король?! Если такие люди есть, то почему они не выступили на суде? А если их не существует - где же тут измена?.. Нам говорят, что эти люди собирались совершить переворот, но не успели. Но зато мы знаем, что они успели. Сенешалю было некогда устраивать мятеж, потому что он всю зиму дрался с гвиннами. А лорд дан-Энрикс вообще был слишком занят два последних года. Он спас королю жизнь... освободил Авариттэн... Победил Мясника из Брэгге и вылечил пару сотен наших раненных. И правда, где уж тут успеешь совершить измену?! - голос девушки сорвался. Она обвела собравшихся глазами. Ее взгляд казался слишком ярким, и Олрис внезапно осознал, что глаза Ингритт полны слез. - Скажите, неужели это не безумие - сломать свой меч прямо перед решающим сражением?.. Последние слова она произнесла уже гораздо тише. Некоторые из зрителей откликнулись на эту фразу одобрительными криками. А Ингритт, которая казалась совершенно вымотанной своей речью, медленно пошла назад. На лице Истинного короля была написана растерянность пополам с раздражением, а Уриенс провожал девушку холодным, мрачным взглядом, не сулившим Ингритт ничего хорошего. Но это Олриса не удивляло - куда более необъяснимой ему казалась реакция обоих подсудимых. Дан-Энрикс был печален, как человек, не видящий возможности хоть что-то изменить, и оттого смирившийся с судьбой, а на губах Атрейна, едва различимого за спинами собравшихся, блуждала ядовитая улыбка. - Ну что ж, мы выслушали всех, кто пожелал что-то сказать, - выйдя из замешательства, сказал король. Это "ну что ж" странно кольнуло Олриса, заставив его вспомнить, что король, по-видимому, собирался произнести те же самые слова, когда ему внезапно помешала Ингритт. Олрис заподозрил, что какие-то моменты этого суда были продуманы задолго до его начала. - Поскольку оба подсудимых признают свою вину, мне остается лишь решить, какого наказания они заслуживают. Лорд дан-Энрикс! Меченый поднял голову. - Да, мой король? - печально отозвался он. Олрису показалось, что король едва заметно вздрогнул. - Вы присягнули мне на верность - а сами вели изменнические речи с моим сенешалем, обсуждая планы по захвату власти. Тем не менее, мне не хочется поступать слишком сурово с человеком, который однажды спас мне жизнь. И, хотя ваш поступок заслуживает более серьезной кары, я приговариваю вас только к изгнанию. Отряд моих людей проводит вас до Каменных столбов и проследит, чтобы вы нигде не задержались по дороге. Вы отправитесь к себе на родину и больше никогда не попытаетесь вернуться в Эсселвиль. Если вы когда-нибудь вернетесь в эти земли, вы умрете. Еще несколько секунд король продолжал смотреть на Меченого, как будто бы не мог заставить себя отвести глаза. Но потом он повернулся ко второму подсудимому, и на его лицо как будто набежала тень. - Лорд Атрейн, я наблюдал за вами на протяжении всего суда, и у меня сложилось впечатление, что вы находите происходящее забавным, - сказал он сквозь зубы. - Откровенно говоря, мне очень хочется отправить вас на плаху - просто для того, чтобы стереть с вашего лица эту бесстыдную ухмылку. В вашем положении куда уместнее было бы раскаяние. Эта девочка, которая лечила вас от раны и которая так пылко защищала вас, сказала, что вы так и не успели совершить предательства. Но я думаю, она судила бы иначе, знай она вас так, как знаю я. Я доверял вам больше, чем кому бы то ни было - но вы предали мое доверие. Вы насмехались надо мной и моей властью за моей спиной, вы без конца пытались навязать мне свою волю... а в конце концов, когда вы поняли, что у вас не получится править моим именем, вы вознамерились лишить меня короны. Я не вижу ни объяснений, ни оправданий вашим поступкам. Но в память о тех двадцати годах, на протяжении которых вы сражались с гвиннами, я дам вам право выбора. Можете убираться вместе с Меченым, которого вы собирались посадить на трон, или остаться здесь и провести остаток дней в тюрьме. - Вы ошибаетесь, считая, что я "нахожу происходящее забавным", - с нескрываемым презрением ответил сенешаль, приподнимаясь на своих подушках. - Наоборот, трудно представить зрелище печальнее того, которое я здесь увидел... государь. Я предпочту покинуть Эсселвиль. Не скулах Истинного короля выступили красные пятна. - Прекрасно, - отрывисто сказал он. - Вы с Меченым уедете из Руденбрука завтра утром. Я распоряжусь, чтобы вам приготовили носилки. Суд окончен! Что еще?.. - спросил король с заметным раздражением. Олрис опять привстал на цыпочки - но сразу понял, что на сей раз в этом нет необходимости. Рельни, который протолкался между зрителей и оцепивших зал гвардейцев, был достаточно высок. - Еще одну минуту, государь. Вы знаете, что я и несколько моих товарищей родом из той же страны, что и дан-Энрикс. Когда мы попали в Эсселвиль, нас была сотня с лишним человек, а сейчас нас осталось меньше двадцати. Вот уже семь лет, как мы сражаемся за Эсселвиль, и вот уже два года, как мы служим вашему величеству. - Все это мне известно, - сказал король с ноткой нетерпения. - Что дальше? - А дальше то, что теперь, когда вы изгоняете лорда Атрейна и дан-Энрикса, мы больше не желаем оставаться здесь, - ответил Рельни вызывающе. - Прошу ваше величество позволить нам последовать за Меченым. Олрис готов был биться об заклад, что про себя Рельни добавил что-то вроде "а нет, так мы прекрасно обойдемся и без позволения". Похоже, Истинный король тоже прекрасно это понял. Он растерянно взглянул на Уриенса. - Что же, их желание вернуться на родину вполне понятно, - кисло сказал тот, хотя каждому человеку в зале было очевидно, что желание попасть на родину тут совершенно ни при чем. Тем не менее, попытка Уриенса как-то сгладить ситуацию сработала. Король взял себя в руки и сказал. - Благодарю вас всех за преданную службу. Вы можете располагать собой, как посчитаете нужным. Когда толпа повалила к выходу, Олрис отчаянно заработал локтями, стараясь не потерять Рельни из виду. К счастью для него, тот тоже задержался в зале, озираясь с видом человека, который высматривает кого-то в толпе. Когда в зале осталось только несколько десятков зрителей, не способных пробиться к выходу и вынужденных дожидаться, пока выйдут остальные, Рельни нашел того, кого искал, и бросился вперед, едва не сшибив с ног оказавшегося у него на дороге Олриса. Тот обернулся, пытаясь понять, куда тот так торопился, и обнаружил Рельни рядом с Ингритт. - Тебе нельзя здесь оставаться, - сказал он, бесцеремонно ухватив девушку за рукав. - Пошли со мной. Мы с ребятами найдем тебе мужской костюм и плащ. Завтра, когда мы будем выезжать из крепости, людям наместника будет не до того, чтобы кого-то пересчитывать. - А как же лазарет?.. - растерянно сказала Ингритт. Рельни покривился. - Лазарет?! Ты что, не понимаешь, что они с тобой сделают после того, что ты наговорила?.. Кстати говоря, спасибо... Если бы не ты, я не решился бы сказать нашему Истинному королю того, что думаю. Но Уриенс тебе этого не простит, уж можешь мне поверить. Ну что, идешь? - Иду, - сказала Ингритт, быстро что-то взвесив про себя. Несмотря на то, что Олрис находился всего в нескольких шагах от них, она была до такой степени поглощена своими мыслями, что, кажется, в упор его не видела. Он выбежал из зала вслед за ними. - Рельни!.. - крикнул он. Мужчина обернулся - и, увидев гвинна, хмуро сдвинул брови. - Снова ты?.. Чего тебе? - Позвольте мне тоже поехать с вами! - сказал Олрис умоляюще. Рельни криво ухмыльнулся. - С какой стати? - Он стюард дан-Энрикса, - вмешалась Ингритт. - Думаю, что Крикс как-нибудь обойдется без его услуг, - отрезал тот. - Пожалуйста, - повторил Олрис, почти потеряв надежду. В тот момент он сделал бы все, что угодно, лишь бы Рельни согласился. Даже встал бы перед противным другом Крикса на колени - если бы только надеялся на то, что это поможет разжалобить Лювиня. - Из-за нее?.. - внезапно спросил Рельни, коротко кивнув на Ингритт. Олрис замялся, сам не зная, что ответить, и Рельни устало закатил глаза. - Лучше бы Меченый тебя убил за тот люцер!.. Ладно, пошли. Из Руденбрука они выехали тихо, безо всякой помпы. Им даже не стали открывать ворота, выпустив их маленький отряд через потерну в замковой стене. Должно быть, Истинный король боялся новых беспорядков. Всего лишь полчаса назад ночная темнота казалась непроглядной, а потом воздух разом посветлел. Когда они доехали до леса, Крикс обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на Руденбрук, но не увидел ничего - только деревья, исчезавшие в тумане. Мягкая поступь лошади, идущей шагом, совершенно не мешала Криксу предаваться невеселым размышлениям. Арест заставил его осознать, что и Атрейн, и Уриенс, и даже Истинный король отравлены дыханием Истока, так что теперь все - и старые обиды, и внезапно зародившиеся подозрения, и надежды, связанные с будущим, играет на руку лишь Олваргу, толкая айзелвитов к катастрофе. Может быть, он сам тоже поддался этой магии? Он не испытывал ненависти ни к одной из конфликтующих сторон и полагал, что в состоянии понять их всех, но это чувство завело его в такую же ловушку, как других - их подозрения. Когда он ощутил, что любое его решение неминуемо приведет к чудовищным последствиям и будет стоит жизни множеству людей, им овладело странное безволие. Крикс не обманывал себя - он знал, что только чувство безысходности заставило его принять участие в постыдном фарсе, изображавшем суд. Он позволил себе поверить в то, что у него нет другого выхода... А значит, он несет не меньшую ответственность за результат, чем Уриенс. Дойдя до этой мысли, Крикс поморщился. Нет, так нельзя. Седой наверняка сказал бы, что он слишком много на себя берет. Глупо винить себя за то, что он не смог распутать клубок, который запутывали двадцать лет. Если взглянуть на дело трезво, что он мог бы сделать по-другому? Отвергнуть ту сделку, которую предлагал ему наместник, и настаивать на встрече с королем? Но Уриенс слишком боялся, что дан-Энрикс сможет повлиять на короля... да и сам Литт, похоже, совершенно не стремился видеть Меченого. По глазам Литта на суде Крикс понял – Истинный король сразу поверил в то, что Крикс - действительно наследник Тэрина. Можно себе представить, как его пугала мысль об откровенном разговоре с Меченым. Одно дело - выслать из страны амбициозного военачальника, который покушался на твой трон, и совсем другое - оказаться в роли самозванца, который хочет устранить законного претендента на корону. Меченый вздохнул. Нужно иметь большой жизненный опыт и достаточный запас цинизма, чтобы научиться объяснять свои поступки так, как это делал Уриенс. А Истинному королю не приходилось управлять страной при гвиннах, каждый день ища баланс между заботами об интересах своего народа и собственной безопасностью. Неудивительно, что ситуация, в которую они попали, оказалась для короля непосильной, и он выбрал самое простое – спрятаться за праведное возмущение и за презрение к "предателям". Настаивая на своем, Крикс мог добиться разве что того, что Уриенс предпринял бы какие-то решительные меры - вроде тех, на которые он намекал, когда грозился отравить Атрейна и свалить вину на Ингритт. И, в любом случае, порядок в Руденбруке рухнул бы окончательно. Открытый суд с признаниями обвиняемых подоспел очень своевременно – к тому моменту кто-то из людей Атрейна уже попытался подстрелить наместника, но в результате убил не самого Уриенса, а одного из охраняющих его гвардейцев. А люди Уриенса в отместку подожгли Ландес Баэлинд. Дым этого пожара, к терпкой горечи которого примешивался сладковатый аромат горящего люцера, долетал даже до окон его тюрьмы. После такого надо бы не мучаться от бесполезных сожалений, а признать, что обстоятельства сложились относительно благополучно. Но дан-Энрикс ничего не мог поделать с чувством беспокойства и тоски, саднящим, как незатянувшийся порез. - Лорд дан-Энрикс!.. – позвал его ломавшийся юношеский голос. Меченый открыл глаза и обернулся, чтобы увидеть Олриса, который догнал его и шагал вровень с его лошадью. Тропинка была слишком узкой для двух всадников, но для одного пешего места хватало. - Лорд дан Энрикс, я хотел узнать, не нужно ли вам что-нибудь? Судя по его взгляду, Олрис хотел убедиться в том, что с Криксом все в порядке. Лицо гвинна выражало искреннее беспокойство. Что ж, если он видел Крикса на суде, а после этого все утро наблюдал за ним из хвоста колонны, в голову Олриса могли закрасться самые разные подозрения - о пытках или травяных настоях, подавлявших волю. Меченый пообещал себе, что больше не станет ехать с таким отрешенным видом. - Ничего не нужно, Олрис, я в порядке, - сказал он, успокоительно кивнув. Ближний к Меченому конвоир натянул повод, так что его лошадь развернулась, перегородив дорогу. - Вернись на свое место! - резко приказал он Олрису. - Это мой стюард, сержант, - сказал дан-Энрикс таким тоном, каким стал бы разговаривать с рычащей на него собакой. - Простите, у меня приказ. Никто не должен разговаривать с арестантами, - по интонациям гвардейца было ясно, что он не намерен отступать от этого приказа ни на йоту. Он бросил недовольный взгляд на двух гвардейцев, ехавших за Меченым. - Вас это тоже касается. Надо было остановить мальчишку, а не спать в седле. А ты - пошел отсюда!.. Олрис неохотно отступил, но Крикс успел заметить, что в неприязненном взгляде, устремленном на сержанта, промелькнуло выражение упрямства. Можно было не сомневаться, что на первом же привале парень повторит попытку с ним поговорить. И хотя Меченый охотно запретил бы Олрису сердить охрану и нарываться на неприятности из-за подобной ерунды, настроение у него все равно необъяснимо поднялось. Он даже поймал себя на том, что улыбается. Отряд двигался медленно, приноравливаясь к скорости носилок, на которых путешествовал Атрейн. Пока они всё еще находились в окрестностях Руденбрука, приказ о строгой изоляции обоих арестантов соблюдался неукоснительно, но позже, как и следовало ожидать, дисциплина в отряде разболталась. Хотя Рельни и его друзья, отпущенные королем на родину, и не могли подойти к Криксу с Атрейном даже на привалах, они то и дело бросали арестантам какие-то ободряющие или шутливые реплики, не требующие ответа. Окрики конвоиров они просто игнорировали, так что гвардейцы Уриенса вскоре перестали их одергивать, поняв, что это бесполезно, и решив, что повод слишком незначителен для настоящей ссоры. Несмотря на то, что с Рельни из Руденбрука уехало всего одиннадцать его товарищей, а гвардейцев Уриенса было двадцать человек, драки никто не хотел. А Рельни, как подозревал дан-Энрикс, очень точно понимал, до какого момента можно продолжать испытывать терпение охраны, а где следует остановиться, постепенно добиваясь от конвоя незаметных послаблений. В немалой степени его успеху поспособствовало то, что люди Уриенса питались вяленым мясом, твердым сыром и сухими пресными галетами, а у Лювиня и его товарищей, привыкших жить в лесу на протяжении недель, а то и месяцев, всегда была свежая дичь. Два вечера подряд они терзали своих менее удачливых попутчиков запахом запекавшегося мяса, а потом внезапно предложили им на время позабыть о прежних разногласиях и присоединиться к трапезе. Гвардейцы не сумели устоять, а согласившись, уже не могли изображать прежнюю непреклонность. На третий день пути Ингритт позволили ехать на носилках вместе с сенешалем, и Крикс задался вопросом, не удастся ли ему тоже поговорить с Атрейном. Поздно вечером, когда Ингритт в очередной раз осмотрела сенешаля, Крикс решил рискнуть. Поднявшись на ноги и отряхнув с одежды крошки хлеба, он нарочито медленно направился к носилкам, будто приглашал охранников остановить его. Меченый был готов к тому, что через несколько шагов его окликнут и напомнят о запрете приближаться к сенешалю, но охранники предпочли сделать вид, что ничего не видят. Вблизи стало видно, что Атрейн переносил дорогу тяжелее, чем надеялся дан-Энрикс. Лицо сенешаля осунулось, на лбу не разглаживались страдальческие морщины, но взгляд оставался ярким и пронзительным. - Смотрю я на тебя и думаю - не совершил ли я ошибку? - ухмыльнулся он вместо приветствия. - Мы направляемся к тебе на родину, но ты что-то не выглядишь довольным. Хоть предупредил бы нас, если тебя там ждет дурной прием. Крикс предпочел бы побеседовать о чем-нибудь другом - хотя бы потому, что у него и правда было множество сомнений, связанных с их возвращением. В голову лезли неприятные воспоминания о том, с каким трудом он открывал Врата в последний раз. А ведь с тех пор Темный Исток значительно усилился. Что они будут делать, если выяснится, что арка Каменных Столбов превратилась в бесполезную груду камней, лишившихся своей волшебной силы? И это было не единственной причиной для тревоги. Крикс знал, что после гибели Седого время стало расползаться, словно старая гнилая ткань. Что, если за те месяцы, пока он находился в Эсселвиле, в его мире минуло пятнадцать или даже двадцать лет? Ирем с Валлариксом запросто могли превратиться в дряхлых стариков и даже умереть, а Лейда... нет, всего этого никак нельзя было бы объяснить Атрейну. И к тому же Крикс считал, что он не должен беспокоить раненого. - Напротив, я уверен, что нас будут принимать по-королевски, - сказал он. Пару секунд Атрейн молчал, закинув руку за голову и задумчиво глядя на Крикса. На его лице плясали отблески костра. - Надеюсь, ты не мучаешь себя из-за того, что было на суде? - поинтересовался он. - Нет, суд меня не беспокоит, - вполне искренне ответил Крикс. В сравнении со всеми прочими его заботами, недавний суд казался мелочью. Атрейн нахмурился. - Тогда о чем ты постоянно размышляешь с таким траурным лицом?.. Объяснить это было сложно, но Крикс вдруг почувствовал, что должен с кем-то поделиться осаждающими его мыслями. - Когда гвардейцы Уриенса объявили мне, что я арестован по обвинению в измене, у меня возникло ощущение, что я попал в ловушку, - признался он. - Любое мое действие... или бездействие... не могло кончиться ничем хорошим, я должен был выбирать только между "плохим" и "еще более плохим". И это ощущение не покидает меня до сих пор. - А разве раньше тебе никогда не приходилось выбирать из двух зол? - В том-то и дело! Каждый раз, когда казалось, что я должен выбрать из двух зол, я напрягал все свои силы - и в итоге находил какой-то третий выход. Иногда он выглядел безумным, но он всегда был. И именно он в конце концов оказывался самым правильным. А в этот раз я изо всех сил искал хорошее решение, но у меня не вышло. Я все время размышляю, почему. То ли люди и сам мир вокруг меня стали другими... то ли главная причина - во мне самом. Найти этот парадоксальный третий выход - это все равно, что перепрыгнуть через стену выше своей головы, а я… Мне кажется, что я слишком устал и больше не способен на подобное усилие. - Возможно, ты действительно устал, - пожав плечами, отозвался сенешаль. - Допустим, раньше тебе всегда удавалось найти выход из какой-нибудь неразрешимой ситуации. Но почему ты думаешь, что это должно продолжаться бесконечно?.. Хоть ты и маг, но ты такой же человек, как и любой другой. Значит, ты тоже можешь уставать, впадать в отчаяние или поддаваться слабости. Довольно странно обвинять себя за то, что это так. Это не более разумно, чем сердиться на себя за то, что тебе нужно есть и спать. Крикс задумчиво кивнул. На самом деле, он не был уверен в том, что Атрейн прав. Конечно, люди могут уставать, терять надежду или поддаваться ощущению бессилия. Но Крикс не сомневался в том, что умение бороться с этой частью своей человеческой природы и не признавать саму идею "невозможного" - важная часть того, что делает его Эвеллиром. Князь, должно быть, знал, как сохранять эту способность - год за годом, через все ошибки, разочарования и поражения - но он не успел рассказать об этом дан-Энриксу. Он вообще почти ничего не успел ему рассказать... Крикс посмотрел на обступающие их деревья - и на одну краткую секунду ему показалось, что Седой вот-вот появится из окружавшей лагерь темноты, удивив всех своим внезапным появлением. В конце концов, Князь славился своей способностью приходить именно тогда, когда его никто не ждал, а значит, было бы вполне естественно, если бы он явился и теперь, когда его считали мертвым. Но, разумеется, никто так и не вышел из ночного леса. Тяжело вздохнув и пожелав Атрейну доброй ночи, Меченый отправился устраиваться на ночлег. ...В первый момент ему почудилось, что он попал в Адель. Во всяком случае, галерея из белого камня, на которой он стоял, напоминала императорский дворец, а возвышающаяся рядом башня мало отличалась от строений в Верхнем городе. Это была хорошо знакомая ему архитектура, сочетавшая, казалось бы, несочетаемые вещи - строгий и величественный вид и почти воздушную легкость, создающая иллюзию, что эти стены дышат и тянутся к солнцу, как деревья и цветы. Однако, сделав несколько шагов вперед, Крикс осознал, что это место – все же не Адель. Он ожидал увидеть внизу город, но увидел только бесконечные, как море, облака, пронизанные восходящим солнцем. Подножие башни, которую он заметил с галереи, тонуло в этих облаках, словно в сверкающем сугробе. Меченый внезапно вспомнил, что всего пару минут назад он был в ночном лесу и старался уснуть, ворочаясь на своем жестком ложе. "Значит, это сон" - подумал он. Все сразу встало на свои места - на галерее было ветрено, но Меченый не чувствовал, как его волосы шевелятся от ветра, и не ощущал твердости камня под ногами. Даже солнце, при всей своей яркости, не резало ему глаза, когда он смотрел прямо на него. И все же сон был исключительно правдоподобным - куда более детальным, красочным и ярким, чем все остальные его сны. Дан-Энрикс обернулся и внезапно обнаружил, что он не один. Неподалеку от него стояли еще два человека, показавшиеся Криксу неожиданно знакомыми. Он вспомнил, что и правда уже видел их - на старых фресках в Академии, где были изображены строителей Адели. В отличие от тех картин, фигуры настоящих Альдов не светились - или, может быть, это свечение казалось незаметным в том потоке солнечного света, который заполнял всю галерею. Крикс, как завороженный, смотрел на того Альда, который стоял ближе к нему. Кожа на его лице казалась тонкой и прозрачной, словно лепесток цветка, и было странно сознавать, что, несмотря на это, Альд совсем не выглядел нежным и хрупким – от него веяло Силой. Меченый внезапно осознал, что те отзвуки Тайной магии, которые он ощущал, держа в руках какую-нибудь вещь, созданную Альдами, не шли в сравнение с той магией, которая окутывала их самих. На Крикса Альды не смотрели. Судя по всему, они не видели его и даже не способны были ощутить его присутствие. Если бы в этом видении у него было сердце, его точно защемило бы от разъедающей досады. Он мечтал увидеть Альдов с того дня, как оказался в Академии и познакомился с Саккронисом. Правда, большую часть жизни Меченый считал, что это просто детская мечта, которой никогда не суждено осуществиться, но время от времени она охватывала его с новой силой - например, когда Атрейн рассказывал о том, как он едва не оказался в Леривалле. Осознание того, что эта невозможная мечта исполнилась - но он, словно в насмешку, оказался здесь бесплотным призраком, казалось совершенно нестерпимым. Не имея возможности ни окликнуть Альдов, ни привлечь их внимание каким-то другим способом, Крикс попытался прикоснуться к ним хотя бы разумом, как будто он был ворлоком, умеющим читать чужие мысли. Это было, как внезапно осознал дан-Энрикс, крайне опрометчивым поступком - он почувствовал себя, как человек, который собирался осторожно попробовать воду в незнакомом месте, но внезапно погрузился в воду с головой. Чувства Альдов оказались и сильнее, и значительно сложнее, чем он мог представить. Большинству из них он не сумел бы даже подыскать названия, но и того, что Крикс сумел соотнести с привычными ему эмоциями, было достаточно, чтобы он совершенно потерялся в них. Это было, как волна, которая с грохотом накрывает тебя с головой, заставляя забыть о том, кто ты такой. Дан-Энрикс разорвал связавшую их с Альдом нить, боясь случайно захлебнуться в этом ослепительном водовороте чужих мыслей, однако в его голове продолжал кружиться настоящий вихрь чувств и представлений, не принадлежавших ему. Он знал, что место, где они стоят, и вправду Леривалль, что эту галерею называют "Солнечная гавань", и что оба Альда думают о нем, хоть и не знают, что он совсем рядом. Но самое главное - он знал, что Альды ожидают нападения, и что царившая на галерее тишина, которая сначала показалась ему воплощением гармонии, на самом деле - напряженная минута перед боем. Олварг не стал дожидаться, пока его враги закончат все приготовления и двинутся на Марахэн. Он добился того, что Меченого выслали из города, послал своих людей за ним, а сам возглавил армию и двинулся на Руденбрук. Тот Альд, к мыслям которого неосторожно прикоснулся Меченый, был преисполнен сожаления, что Леривалля и всей его магии оказалось недостаточно, чтобы защитить живших в Руденбруке айзелвитов от ловушек Темного истока. Но одновременно он осознавал, что все случившееся было неизбежно. Альды вправе только защищать людей, но не решать за них. Они даже не вправе были помешать изгнать дан-Энрикса из Эсселвиля... Все, что они могли - это встать преградой на пути у Олварга и его армии. Меченый-Альд испытывал одновременно воодушевление, и скорбь, и радостную легкость, посещающую только наиболее отважных из людей и только в самые опасные минуты, когда ты отчетливо осознаешь, что можешь умереть, но чувствуешь, что это не настолько важно, как ты привык думать в остальное время. Леривалль готовился к сражению. ...Открыв глаза, Меченый вскочил на ноги. Его движение было настолько резким, что гвардеец Уриенса, спавший рядом с ним, кубарем откатился в сторону, хватаясь за оружие, как будто полагал, что арестант решил его убить. При этом он разворошил сапогом догорающий костер, который выплюнул в ночное небо рой багряно-алых искр. - В чем дело? - рявкнул заспанный сержант, приподнимаясь на локте и щурясь на огонь. - Вставайте! - велел Крикс, чувствуя себя голым оттого, что под рукой не было перевязи с мечом, и с трудом сдерживая злость при мысли о потраченном напрасно времени. - Олварг ведет своих людей на Руденбрук. Олрис проснулся от того, что в спину дуло. На том месте, где недавно спали Рельни и одетая в мужское платье Ингритт, было пусто. Олрис слышал раздраженные мужские голоса, но стены выстроенного на ночь укрытия из лапника мешали ему рассмотреть, что происходит. Олрис выбрался из-под елового навеса и, ежась от холода, выпрямился во весь рост. Картина, представшая его глазам, была настолько необычной, что казалась продолжением его сумбурных снов. Казалось, люди на поляне позабыли, кто здесь член конвоя, а кто - бывший партизан, и самозабвенно орали друг на друга. - ...То есть ему приснился сон, что кто-то собирается напасть на Руденбрук, и теперь мы должны нарушить наш приказ и повернуть назад? Мы что, по-вашему, сошли с ума?! - надрывался кто-то из гвардейцев. - Это не сон, ослиная башка! - орал в ответ Лювинь, сжимая кулаки. - Дан-Энрикс - маг! Это предупреждение всем нам... - Ах, значит, маг?! А чем он может это доказать? Может он приказать костру погаснуть? Или повалить вот эту ель?.. Что это вообще за магия, если в итоге нужно доверять дурацким снам? - Заткнись! - внезапно заступился за дан-Энрикса другой гвардеец. - Его магия спасла мне жизнь, когда я умирал от лихорадки! - Ах, так это теперь магия?! Может быть, рвотный лист или лекарство от запора - это тоже волшебство?.. Олрис спросил себя, что здесь произошло, но смог понять лишь то, что главной причиной спора был дан-Энрикс и что перебранка началась уже достаточно давно. Казалось, что еще чуть-чуть - и спорщики набросятся друг на друга с кулаками. Олрис завертел головой, пытаясь отыскать глазами Крикса. Получилось это далеко не сразу. Несмотря на то, что Меченый стоял в кольце разбушевавшихся людей, сам он хранил молчание и оставался неподвижным. Казалось, что его внимание поглощено чем-то другим. - Тихо!.. - внезапно рявкнул он. Олрису еще не приходилось слышать, чтобы Меченый отдавал приказания подобным тоном, и сейчас он вздрогнул, осознав, как резко может звучать голос Крикса, если он этого пожелает. Люди на поляне удивленно замолчали. В наступившей тишине слова дан-Энрикса прозвучали особенно зловеще. - Лошади волнуются. Я думаю, Безликие где-то поблизости. Все, словно по команде, обернулись в ту же сторону, куда смотрел дан-Энрикс. Стреноженные лошади и в самом деле волновались. Ближайшая к Олрису кобыла нервно раздувала ноздри, била по земле копытом и косила темным глазом. Точно так же вели себя животные в Марахэне, когда в замке появлялся кто-то из адхаров. Олрис почувствовал, как в животе у него стало холодно и пусто. Краем глаза он увидел, как стоявшие возле костра мужчины беспокойно переглядываются. - Может, это обычный хищник?.. - без особенной надежды предположил кто-то вслух. Раскрасневшийся во время спора Рельни отмахнулся от этой идеи, как от явной несуразицы. - Любой нормальный зверь почуял бы большой отряд издалека и обошел его. Крикс прав, это наверняка адхары. Сержант обернулся к Меченому - с таким видом, будто это он был виноват в случившемся. - И что теперь? - сердито спросил он. - Прежде всего, отдайте мне мой меч, - сказал дан-Энрикс. - Насколько я помню карту, никакого подходящего укрытия поблизости нет. Так что разумнее всего будет остаться здесь. Надеюсь, у нас еще есть немного времени. Зажгите вокруг лагеря костры. - Костры?.. - эхом откликнулся сержант. - Это же адхары, а не волки! Думаете, они испугаются обыкновенного огня? - Я знаю об адхарах больше, чем любой из вас, - отрезал Меченый. - Если хотите уцелеть - кончайте пререкаться и делайте то, что я сказал. Несмотря на то, что несколько минут назад гвардейцы Уриенса громогласно заявляли, что они не верят ни в какую магию, за сооружение костров они принялись с таким же пылом, как Рельни и его товарищи. В дело пошли все запасенные дрова, еловые ветки, срубленные для устройства шалашей, и даже деревянные носилки, на которых путешествовал Атрейн. Таская ветки для костра, Олрис подумал, что, должно быть, каждый из собравшихся втайне надеется на чудо. Всем хотелось, чтобы Меченый сумел прогнать адхаров, не позволив им напасть на их отряд. В работе не участвовал только Атрейн, который все еще не мог твердо держаться на ногах, сам Крикс и возглавляющий конвой сержант. Между двумя последними все еще продолжался спор. - Я не могу вернуть вам меч, - услышал Олрис, тащивший мимо них разрубленные на бруски опоры от носилок. - Ваше оружие должно оставаться у меня, пока мы не доедем до Каменных столбов. Так приказал король. Олрис замедлил шаг. - Сейчас не время думать о приказах, - с раздражением сказал дан-Энрикс. - Если вы не отдадите мне Ривален, то мы все погибнем еще до рассвета. - На твоем месте, я уже сломал бы ему челюсть и забрал свой меч, - сказал сидевший на земле Атрейн. Судя по лицу сержанта, в нем происходила трудная борьба. - Вы должны дать мне слово, что вернете меч, когда сражение закончится, - сказал он в конце концов. - Верну, верну! - нетерпеливо отозвался Крикс. Заметив, что Атрейн повернул голову и смотрит прямо на него, Олрис поспешно отвернулся и потащил свою добычу дальше. Когда работа была закончена, центр поляны окружало настоящее кольцо огня. Те, кто еще не успел вооружиться, торопливо надевали на себя кольчуги, продевали руки в ремешки щитов и как бы невзначай чертили пальцем разделенный круг - общий для айзелвитов и для гвиннов знак от сглаза и от темных сил. Дан-Энрикс, наконец-то получивший перевязь с Риваленом, вытащил меч из ножен и теперь медленно шел вдоль огненной границы, держа клинок над пламенем - так низко, что его лизали огненные языки. Меченый не произносил никаких заклинаний, не чертил магических знаков, но собравшиеся в центре круга люди следили за ним с надеждой, сохраняя благоговейное молчание. - Ты думаешь, это поможет?.. - тихо спросил Рельни, когда Меченый закончил свой обход. - Это не то же самое, что настоящий Очистительный огонь. Но, думаю, он сможет удержать Безликих. - Надеюсь, ты прав… Что дальше?.. Меченый слегка пожал плечами. - Будем ждать. Думаю, они уже близко. Сердце Олриса тоскливо сжалось. Пока они были заняты заботами об обороне лагеря, мысли о цели их трудов на время отошли на задний план, но сейчас он понял, что сражения не избежать. Олрис не понимал, как Меченый и Рельни могут сохранять такое хладнокровие. "По крайней мере, у них есть оружие" - подумал он. Ждать смерти с голыми руками, ощущая свою полную беспомощность, было совсем уж жутко. Олрис не знал, как много времени он простоял на одном месте. Жар от нескольких костров бил ему в лицо, так что губы у него потрескались, а кожа на скулах неприятно натянулась, но при этом ступни и ладони оставались ледяными - скорее от страха, чем от холода. Потом огонь внезапно затрещал, сделавшись необыкновенно ярким - и при этом свете Олрис различил за ближними деревьями темные силуэты всадников, в которых он узнал адхаров. Кто-то из гвардейцев Уриенса тихо ахнул. Безликие медленно кружили вокруг поляны, избегая выезжать на освещенное пространство. "Прямо стая падальщиков над добычей" - подумалось Олрису. Один из адхаров выехал вперед. Его лоснящийся, до странности красивый черный конь сделал всего несколько шагов за линию деревьев, когда Безликий натянул уздечку, вынудив его остановиться. Несмотря на тошнотворный страх, Олрис подумал, что преграда из огня, похоже, в самом деле неприятна для Безликого. Щит стоявшего перед ним мужчины почти закрывал ему обзор, но Олрису все равно чудилось, что всадник смотрит прямо на него - хотя, возможно, каждый из людей, сбившихся в кучу, чувствовал то же самое. А потом случилось самое невероятное - Безликий заговорил. - Мы не хотим сражаться с вами. Нам нужен только Меченый. Выдайте его нам, и мы уйдем. Олрис почувствовал, как по его спине ползет озноб. Давным-давно, увидев Безликих в первый раз, Олрис вообразил, что эти существа должны быть кем-то вроде призраков, и, следовательно, они не могут разговаривать с людьми. Но Ролан быстро развенчал эту идею, сообщив, что "призраки" вполне способны разговаривать, хотя и делают это не чаще, чем необходимо. Обычно адхары пользовались речью для того, чтобы отдать какое-нибудь приказание - перековать коня, починить упряжь, залатать порвавшийся плащ... Но до сегодняшнего дня Олрис не мог представить, чтобы Безликие вступили с кем-нибудь в переговоры. Ему хотелось бы верить в то, что это добрый знак – раз уж Безликие пытаются поторговаться, значит, они не уверены в своей победе. Олрис заметил, что кое-кто из гвардейцев Уриенса переглядывается между собой. Похоже, многих посетила мысль, не следует ли согласиться с предложением Безликого, и те, кому эта идея показалась наилучшим выходом, оглядывались на своих товарищей, надеясь по глазам понять, кто еще думает о том же самом. Олрису сделалось не по себе. Неужели они не понимают, что адхары ни за что не сдержат свое обещание и перебьют их всех?! Безликий повторил: - Отдайте нам дан-Энрикса, и вы останетесь в живых. - Пошел ты на...., - буркнул прикрывавший Олриса щитом мужчина - незнакомый ему айзелвит с курчавой рыжеватой бородой. - Идите и возьмите, - "перевел" стоявший рядом Рельни. А мгновение спустя раздался странный, булькающий звук, как будто бы Лювинь внезапно подавился. Олрис обернулся и увидел, что разведчик судорожно прижимает руку к горлу. В отблесках костра ладонь казалась красной, масляной от крови. Олрис не успел понять, что это значит, когда ему на голову обрушился мощный удар. На несколько секунд мир перестал существовать, сузившись до размеров его раскалывавшейся от боли головы. Колени подломились, как у деревянной куклы на шарнирах, и Олрис осел на землю, прижимая руки к голове. Сверху на него рухнуло что-то тяжелое. Сначала это показалось ему новым нападением, но, вывернувшись из-под навалившегося на него тела, Олрис узнал Лювиня. Глаза Рельни были широко открыты, кровь из перерезанного горла залила самого Рельни, Олриса и прошлогоднюю листву вокруг. Шум и хаос, окружавшие его, внезапно обрели смысл - Олрис осознал, что вокруг кипит настоящее сражение. Какой-то айзелвит споткнулся о труп Рельни и упал. Его противник, яростно оскалившись, попробовал добить упавшего мечом, но тот со змеиной гибкостью увернулся от удара и рубанул нападающего по ноге, прямо над сапогом. Олрис успел зажмуриться, но все равно услышал жуткий крик - такой истошный и пронзительный, что его чуть не вывернуло наизнанку. Олрис сообразил, что его тоже сейчас кто-нибудь добьет, и, вскочив на ноги, бросился прочь от схватки, прямо к огневому заграждению. Он оказался не единственным, кто пытался спасись таким путем. Какой-то человек, сорвав с себя мешавший ему плащ, перемахнул через один из заградительных костров буквально в двух шагах от Олриса. Они одновременно добежали до деревьев, а потом мужчина закричал, заметив впереди почти неразличимых в темноте адхаров. Если бы Олрис на мгновение задумался о своих шансах уцелеть, он бы наверняка остановился, парализованный ужасом, но страх напрочь отбил у него способность о чем-то думать. Он мчался вперед, пока резкая боль в правом боку не вынудила его перейти на шаг. Тогда Олрис почувствовал, что во рту страшно пересохло, а солоноватая, тягучая слюна не столько смачивает горло, сколько вызывает чувство тошноты. Ему хотелось жадно хватать воздух ртом, но Олрис вынудил себя дышать медленно и ровно, чтобы хоть чуть-чуть унять сердцебиение, а заодно попробовал обдумать то, что с ним произошло. Вокруг был только темный ночной лес. Сколько он ни прислушивался, тишину не нарушал ни конский топот, ни шум продолжающегося сражения. Он понял, что Безликие остались где-то позади. Никто из них не стал преследовать его. По-видимому, он не представлял для них особенного интереса. Вслед за краткой вспышкой облегчения его накрыло сокрушительной волной тревоги и вины. Мысль о том, что Ингритт и дан-Энрикса наверняка убили, показалась ему совершенно нестерпимой. Он мог бы хотя бы попытаться спасти Ингритт, вместо того, чтобы сбежать, словно последний трус... Умом он понимал, что из такой попытки не вышло бы ничего хорошего. Если бы он стал искать Ингритт в этой свалке, безоружный и с разбитой головой, кто-то из гвардейцев Уриенса точно зарубил бы его без малейших колебаний. Если уж они не задумались убить Рельни… Олрису представил себе Рельни - его перерезанное горло и остекленевший взгляд - и сердце у него тоскливо сжалось. Готовясь к сражению с Безликими, Рельни едва ли мог предположить, что не успеет нанести ни одного удара и будет убит со спины, исподтишка. Он не заслуживал подобной смерти. Только сейчас Олрис начал сознавать, что именно с ними произошло. Наверное, гвардейцы Уриенса чувствовали тот же страх и ту же дурноту, что и он сам, и точно так же перестали что-либо соображать, когда настал решающий момент. Разница заключалась только в том, что он в итоге обратился в бегство, а другие стали убивать своих соратников в надежде - кто бы мог подумать! - на пощаду от Безликих. Олрис с трудом вынудил себя отлипнуть от холодного шершавого ствола, к которому он прислонился, чтобы отдохнуть, и медленно побрел вперед. Тело расплачивалось за недавнее усилие, так что при каждом шаге икры обеих ног пронзала боль. Мысли сменялись в ритм шагов - дан-Энрикс, Рельни, Ингритт. И опять - дан-Энрикс, Ингритт, Рельни... Олрис мысленно спросил себя, был ли в его жизни хоть один день, когда он был так же несчастен, как теперь, и не сумел найти ответа. * * * Кэлрин сидел в одной из верхних комнат в "Золотой яблоне" и медленными глотками пил подогретую смесь вина, сырых яиц, меда и молока. Накануне Кэлрина продуло, и горячий напиток должен был смягчить голосовые связки и убрать из голоса едва заметную хрипотцу. Кэлрину предстояло петь весь вечер, и ему совершенно не хотелось, чтобы под конец его голос звучал, как скрип ножа по кухонной доске. Дверь приоткрылась, и заглянувший внутрь мэтр Пенф окинул взглядом комнату, чуть дольше задержавшись взглядом на золотистом затылке Эстри, низко наклонившейся над своим гаэтаном и пытавшейся настроить верхние лады. - Народу много?.. - спросил Отт, отставив теплое питье. - Полный зал, - с тяжелым вздохом отозвался мэтр Пенф. Кэлрин удивленно посмотрел на собеседника. - А почему так мрачно? - Думаю, что все придется отменить. Внизу Килларо и его молодчики. Сердце у Кэлрина довольно сильно екнуло. Но внешне он остался спокоен, только выразительно приподнял бровь. - Что они делают? - Пока что ничего особенного. Ведут себя тихо, никого не трогают. Но ты же понимаешь, что, как только ты начнешь, они немедленно устроят свару. Кэлрин пожалел о том, что Алвинн снова пропадал в Книгохранилище. Хотя Безликий никогда не вмешивался ни в какие споры, его молчаливого присутствия было достаточно, чтобы удерживать других людей от проявления враждебности. В его присутствии Килларо и другие "истинники" ни за что не полезли бы на рожон. Но, к сожалению, Алвинн отпугивал и прочих посетителей трактира, так что в "Золотую Яблоню" Кэлрин всегда ходил один. Услышав о Килларо, Эстри бросила настраивать свой гаэтан. Ее синие глаза как-то особенно ярко сверкнули в тусклом свете лампы, когда она подняла голову и посмотрела на Кэлрина через стол. - Что будем делать?.. - её тонкий, почти детский голосок, благодаря которому сентиментальные баллады в исполнении Эстри неизменно пользовались бешеным успехом, мог ввести в заблуждение кого угодно, но только не Кэлрина. Он знал, что его хрупкая и миловидная помощница - завзятая авантюристка. Эстри выглядела совсем юной девушкой, тогда как на самом деле ей было уже двадцать шесть. Она исколесила всю страну, с успехом выступала при дворе Аттала Аггертейла, пользовалась дружбой Галатеи Ресс, и, по отдельным слухам, даже выполняла ее политические поручения. Кэлрин познакомился с ней в Халкиваре, составляя свою книгу о ведуньях. Эстри оказалась правнучкой той женщины, которая когда-то предсказала королеве Дженвер ее печальную судьбу. Мать и обе тетки Эстри тоже были Одаренными, пускай и не в той мере, как ее великая прабабка. Хотя сама Эстри никогда не проявляла никаких магических талантов, из ее рассказов о своей семье Кэлрин почерпнул больше ценных сведений, чем смог собрать за месяц жизни в Халкиваре. В Адель они вернулись вместе. Оставшись без руки, Кэлрин, естественно, не мог играть на гаэтане, так что для того, чтобы исполнять свои баллады, ему приходилось нанимать второго музыканта. Стремительно ворвавшись в его жизнь, Эстри взяла эту задачу на себя, а также переделала большую часть написанных им песен так, чтобы их можно было исполнять на два голоса. До их знакомства Эстри всегда выступала в одиночку, так что поначалу Кэлрин чувствовал себя польщенным тем, что знаменитая и пользующаяся всеобщим обожанием певица отложила прочие дела ради того, чтобы аккомпанировать ему. Но со временем он начал понимать, что дело тут не столько в ее интересе к его творчеству или - увы! - к его мужскому обаянию, сколько в том, что Эстри обожала приключения. При мысли об опасности ее глаза мгновенно разгорались, и она была готова впутаться в любую авантюру, лишь бы та была достаточно пикантной и рискованной. Скандал, разгоравшийся вокруг Кэлрина Отта, и вражда элвиенистов с "Братством Истины" притягивали ее, как магнит. Эстри влюбилась в его книгу о дан-Энриксе, и временами Кэлрин даже ревновал свою подругу к Криксу, даром что тот пока оставался для нее только литературным персонажем. Разумеется, ударить перед Эстри в грязь лицом Кэлрин не мог. - Будем делать то же, что и собирались, - отозвался он. И обернулся к Пенфу. - Скажи гостям, что мы начнем через полчаса. И пошли за Браэном на Северную стену. Пускай приведет своих ребят. Трактирщик нервно потер руки. - Кэлрин, я не думаю, что это мудрое решение. Ты что, хочешь устроить здесь побоище? Кэлрин закинул ногу на ногу. - Люди пришли сюда, чтобы послушать о дан-Энриксе. Ты сам прекрасно знаешь, твоя "Яблоня" - прекрасное заведение, но далеко не самое популярное. До тех пор, пока мы с Эстри не пели тут по вечерам, у тебя ужинали только твои постояльцы и, самое большее, несколько подмастерьев из соседних мастерских. Если не будет песен, люди просто разойдутся. Так что скажи - ты в самом деле хочешь, чтобы эти полудурки из "Братства Истины" лишали тебя прибыли? - Если в трактире будет драка, то убытки будут еще выше. Перебьют посуду, поломают стулья, кто-нибудь сбежит и не заплатит за еду... Кэлрин вздохнул. - Я понимаю, Пенф. Честное слово, понимаю! Но попробуй посмотреть на это дело с другой точки зрения. По какому праву эти люди приходят в твой трактир, пугают посетителей, пытаются указывать тебе, что ты имеешь право делать - у себя же дома! - а что нет?.. Ты же свободный человек! Килларо и его друзья считают, что никто не смеет петь баллады о дан-Энриксе. С тех пор, как появилось Братство Истины, они только и делают, что угрожают нам и пытаются указывать другим, как жить. Они хотят, чтобы мы их боялись, чтобы делали не то, что мы хотим, а то, что они нам позволят! Неужели тебе не противно слушаться каких-то полоумных? Пенф покривился. - Так-то оно так... Но, может, лучше просто подождать, пока они уйдут? - Так они не уйдут! - нетерпеливо сказал Кэлрин. Эстри щипцами поправляла фитилек масляной лампы, и, казалось, была полностью поглощена своим занятием, но Кэлрин чувствовал, что она одобряет его речь. - Стоит им понять, что, достаточно им прийти куда-то всей толпой, и мы тут же уступим, поджав хвост - и мы больше никогда не будем чувствовать себя спокойно. Хочешь сказать, что каждый раз, когда мы захотим что-то сказать... или, к примеру, спеть... мы должны для начала оглядеться, не торчит ли где-нибудь поблизости Килларо? - Н-нда. Боюсь, что тут ты прав - к тому все и идет, - угрюмо отозвался Пенф. - Ну хорошо, пойду, пошлю за Браэном. Отт с облегчением кивнул. Пенф собирался закрыть дверь, но в самую последнюю секунду обернулся. - Как ты думаешь, где сейчас Крикс?.. Кэлрин уже привык к тому, что люди задают ему подобные вопросы. Где дан-Энрикс, скоро ли он возвратится, точно ли он еще жив, - как будто они думали, что Кэлрин одному ему известным способом поддерживает связь со своим старым другом. - Не знаю, - честно сказал Отт. - Но, где бы он ни был, ему сейчас наверняка проще, чем нам. Дверь за трактирщиком закрылась. Кэлрин одним махом проглотил все, что еще оставалось у него в стакане. Смесь остыла, и на вкус стала гораздо менее приятной. Кэлрин покосился на свою помощницу, надеясь, что она оценит его аргументы в споре с Пенфом, но, казалось, Эстри начисто забыла о его существовании. Девушка завороженно смотрела на маленький огонек, мерцающий за стеклом лампы, и взгляд у нее был пустым, словно у человека, который спит с открытыми глазами. За время их знакомства Кэлрин успел привыкнуть к тому, что иногда его подруга на секунду замирает с таким вот отсутствующим выражением лица, а если после этого спросить ее, о чем она думала, всегда теряется и не может дать хоть сколько-нибудь внятного ответа. Поначалу это озадачивало, но потом Отт рассудил, что эти состояния нужно считать остаточными проявлениями магии, которой обладали ее родственницы по материнской линии. Эти отголоски ведовского Дара были совершенно бесполезны, но вреда не причиняли - Отт не замечал, чтобы они как-то отражались на характере и самочувствии его подруги. Но сейчас Эстри выглядела еще более далекой, чем обычно. - Эстри?.. - беспокойно спросил Кэлрин, но девушка даже не шевельнулась. Отту стало страшно - до сих пор ему всегда было достаточно окликнуть Эстри, чтобы она сразу же пришла в себя. Кэлрин так резко перегнулся через стол, что смахнул со столешницы пустой бокал. Сжав хрупкое, как у ребенка, плечо Эстри, он встряхнул ее, заглядывая ей в лицо. Девушка тихо вскрикнула. Ее отсутствующий взгляд внезапно сфокусировался на его лице, и Эстри стиснула его запястье с такой силой, какой Кэлрин никогда не мог бы в ней предположить. - Я его видела. Я видела дан-Энрикса! - выпалила она. Сначала Отт шарахнулся назад, испуганный ее внезапным пробуждением, но, когда до него дошел смысл ее слов, он с жадным любопытством посмотрел на Эстри. - У тебя было видение?.. На лице девушки мелькнуло замешательство. - Не знаю. У меня не может быть видений, я не Одаренная. Может, я просто задремала и увидела сон. - И что ты видела? - нетерпеливо спросил Отт. Между красивыми бровями Эстри - золотистыми, коричневатого оттенка - пролегла страдальческая складка. - Я... не знаю, - помолчав, ответила она. - Только что все было так отчетливо, а теперь я ничего не могу вспомнить. Что-то темное... огонь... да, кажется, там был огонь. Но, может, это потому, что я сама смотрела на огонь? Кэлрину очень хотелось немедленно вытянуть из Эстри все подробности, но он по собственному опыту знал, что нет более верного способа забыть такие вещи, как видения и сны, чем попытаться силой вырвать нужные воспоминания у своей памяти. Поэтому он произнес совсем другое: - Думаю, лучше всего забыть об этом. Если повезет, ты вспомнишь все детали позже. Ну а если нет, значит, это было неважно. Кэлрин чувствовал, что скулы у него свело от этого вранья, как от неспелой сливы. Ничто на свете не казалось ему столь же важным, как то, сможет ли Эстри вспомнить хоть какие-то подробности. Но его лицемерие дало свои плоды - Эстри заметно успокоилась. - Ты прав, это не важно. Я же не ведунья... Знаешь, в детстве мне однажды показалось, что у меня было видение - вот как сегодня. Мне привиделось, будто мой младший брат тонул в реке. Я очень испугалась, потому что думала, что вижу будущее. Но на самом деле с моим братом ничего плохого не случилось. Он давно уже женат, и знать не знает о том, что якобы должен был утонуть. Что бы я там ни увидела, дан-Энриксу ничто не угрожает. - Значит, в твоем сне ему грозила какая-то опасность? - небрежно спросил Кэлрин, стискивая руки, чтобы унять дрожь. - Кажется, да. Я помню, ты сказал "где бы он ни был, ему сейчас проще, чем нам", а когда я пришла в себя, мне хотелось сказать тебе, что ты ошибся. Он... - глаза у Эстри неожиданно расширились, она взволнованно прикрыла рот рукой. - Я вспомнила! Сражение в лесу. Повсюду был огонь... - Пожар? - Не знаю. И Безликие. Кэлрин, я видела Безликих! Отт стиснул зубы. - Но дан-Энрикс жив?.. - Да. Он сражался с одним Безликим, а второй напал на него сзади. И еще... там была девушка, она ударила Безликого горящей веткой, как мечом, - Эстри внезапно всхлипнула, и по ее щекам потекли слезы. Кэлрин еще никогда не видел ее плачущей. Ему хотелось обогнуть широкий стол и обнять девушку за плечи, но он так и не решился на столь фамильярный жест, и ограничился лишь тем, что осторожно тронул ее за рукав. - Прости, - сказал он, сам не зная, почему. Эстри вытерла щеки и посмотрела на свои мокрые пальцы, словно удивляясь, как такое вообще могло произойти. - Что за глупость... Но ты знаешь, мне вдруг стало так тоскливо, словно все это произошло по-настоящему. Хотя, когда мне померещилось, что Эдмар тонет, я тоже расплакалась, когда пришла в себя. Думаю, Крикс в такой же безопасности, как и мой брат. Кэлрин задумчиво потер ладонью подбородок. - А где был твой брат, когда с тобой случилось то видение? - Не знаю. Где-нибудь носился, как обычно. - Ну а мог он, например, пойти на реку?.. Эстри вскинула на него напряженный взгляд. - Ты что, пытаешься сказать, что он и правда чуть не утонул? Когда я рассказала ему о своем видении, он только посмеялся надо мной. У меня никогда не замечали даже слабых проявлений Дара. Кэлрин сдавленно вздохнул. - Я плохо разбираюсь в магии. Об этом лучше спрашивать Саккрониса. Но я не исключаю, что твой брат соврал, поскольку не хотел тебя пугать... или, напротив, потому, что слишком сильно испугался сам. Скажи, ты сможешь петь? Выглядишь ты неважно. Если хочешь, я пойду и извинюсь перед гостями. - То есть перед Рованом Килларо и его дружками? - усмехнулась Эстри, заправляя золотистый локон за ухо. - Ну уж нет... Само собой, я буду петь. Кстати, я думаю, что полчаса уже прошли. - Но Браэна все еще нет, - напомнил Отт. - Папаша Пенф предупредил бы нас. - И что с того? Начнем с чего-нибудь попроще. Споем для разогрева несколько обычных песен, дождемся Браэна, а потом будем петь баллады о дан-Энриксе. Кэлрин чуть-чуть подумал и кивнул. - Ты права, не стоит заставлять их ждать. Пошли.