***
Рабочие дни проходили с трудом, я едва сдерживался, чтобы не наорать в полную силу на своих калек подчиненных. Почему всю грязную работу с консультацией для персонала сваливают на меня, я уже сыт по горло тем, что сверхурочно работаю в архиве и перебираю копы ненужных бумаг. Заказы, документы, контракты, письмо дочери шефа, тупая боль в животе, пелена в глазах… За что мне это? — Акутагава, — чья-то сильная рука навалилась на мое плечо, и даже не оборачиваясь, я уже знал, кто это. — Как делишки, почему опять заходишь в офис с таким лицом, будто вот-вот убьешь каждого сотрудника своего отдела? — Спасибо, что заботитесь обо мне, Дазай, — я скинул его руку, он невинно склонил голову. — Да ладно тебе, мы же партнеры, почти что друзья! — Друзья не пытаются устроить встречу «влюбленных сердец», особенно если одно из них никогда и ни за что не полюбит безмозглую клушу, хоть и с третьим размером груди. — Я тогда тебе отличную девочку нашел, — Осаму будто сиял, одновременно громко возмущаясь. — А ты её… И ладно бы с ней сделал это и попрощался, но ты её просто послал! — Отослал, — я поправил его, — отослал обратно домой, еще и за такси заплатил из своего кошелька. — И после такого поступка, ты, небось, мнишь себя героем своего времени? — ухмыльнулся Дазай, пока я ворошил в руках тридцать страниц новых документов. — Друг, тебе просто нужно брать пример с меня, вот и все. Я занимаюсь сексом пять дней в неделю и чувствую себя всегда отлично. — Зачем мне эти подробности? Я не один из ваших собутыльников, чтобы знать такое, я и не хочу об этом знать, тем более говорить о таком! К тому же, если «он» нас услышит… Внезапно Дазай немного подскочил на месте, а затем медленно начал уплывать вниз, изгибаясь при падении словно змея. — Вот же хрен поганый, — показавшийся сзади него Накахара удовлетворенно сжимал кулак. — Тебе мало было утренней взбучки, или еще всыпать? Осаму скрючило на полу, удар прошелся по почкам, куда низкий рост Чуи-сана как раз доставал. — Чу-я, — пролепетал Дазай, и из глаз выступили слезы. — Я жду твоей мести каждое утро, но особенно люблю твои выступления по ночам. Знаешь, сегодня я обнаружил в своем почтовом ящике жалобу от соседей. Они стали нервничать из-за непрекращающихся криков из моей квартиры… Носок ботинка пырнул Дазая в живот, и вот на этой ноте его громкого сопрано я решил ретироваться, устало закатив глаза. — Это ты кричишь, червяк, — парировал Чуя, носок ботинка спустился к пряжке ремня. — И радуйся, что не от боли. — Но сейчас-то мне больно… — Меня это мало заботит. Сколько раз я просил тебя не открывать свой поганый рот при других сотрудниках?! Никакого стыда, ты просто омерзителен. — А вчера я был «ну еще один поцелуй, еще один, пожалуйста, Осаму, Осаму…» Вена на лбу Чуи вздулась, я в шоке обернулся на них. Накахара тоже стрельнул на меня глазами, но встретившись с моим хмурым, явно угрожающим взглядом, немного повременил. — Акутагава-сэмпай, — медленно протянул он, — не могли бы вы попросить ваших сотрудников не входить в этот блок ближайшие три минуты? Я быстро управлюсь, и простите за беспокойство. Я удивленно переглянулся с ним, но Накахара впервые улыбнулся. Улыбаться для него, как и для меня, было редкостью, на что я ответил, лишь слабо приподняв уголки губ. — Нет, не бросай меня! — Дазай вытянул вперед руку. — Он убьет меня! Я конечно не против, но сегодня же день зарплаты! Святой вторник, а не паршивая пятница, когда у меня в карманах гуляет ветер! — Ты труп, — Чуя хищно склонился над ним, его безупречный костюм находился в опасности быть заляпанным кровью первого помощника отдела. — Ну-ка еще раз, сколько ты там раз в неделю занимаешься сексом? — Какой секс? — с кривой дерганной улыбкой запротестовал Осаму. — Я ничего не знать, ничего не понимать. Туристо, шнеля батерфляй… Накахара улыбнулся еще шире, его тонкие пальцы потянулись к шее Дазая. Вот тут я окончательно закрыл дверь с противоположной стороны и засек на своих часах три минуты, чтобы никого не пускать. Чуя-сан был очень пунктуален, и за заданное время выполнит хоть годовую норму. Конечно же, что он сделает с будущим недееспособным, из-за бесчисленных переломов, помощником (да, я таскал ему в больницу апельсины, когда впервые узнал об избиении) я мог лишь предугадать. Они уже четыре года вместе, и я до сих пор не понимаю, как они так долго могут поддерживать свои интимные (господи) отношения. Часы на руке издали пиканье, я посмотрел на стрелки. Всё, теперь я свободен. Нужно будет зайти в супермаркет, почему-то резко захотелось вырезки с кровью. Все-таки Дазай плохо влияет на меня, уж слишком он пытается подбить на меня перестать соблюдать мой своеобразный целибат… Нет, вырезка будет очень дорогая, лучше приготовлю дома моти с куриным бульоном…***
Акутагава был таким человеком, который слишком хорошо запоминал детали. Спустя всего три дня после своего последнего визита в кафе, он, сидя в своем офисном кресле, задумчиво отстукивал ногтем от поверхности стола, совсем не сосредотачиваясь на нужном ему деле. Почему-то в мыслях его преследовали те интересные глаза, и странная улыбка, что не давала покоя. Рюноскэ вспоминал, как трепетно Ацуши смотрел на него, очень задумчиво всматриваясь в профиль. И тут Акутагава вспомнил, что этот парень уже и раньше обслуживал его, просто сам Рюноскэ был слишком занят своими мыслями, но ту неровную челку, что была идеальной приметой для такого скромного юноши, он просто не мог забыть. Точно, это был он, что каждый раз задерживался после принесения заказа. — Как интересно, — с легкой улыбкой, подперев ладонью подбородок, Акутагава задумчиво начал отбивать подушечками пальцев по бледной щеке. — Эй, наберите мне кто-нибудь Дазая, пусть поднимется ко мне. — А что случилось? — Мими-чан высунулся через перегородку их столов, и сложил губы трубочкой. — Все-таки решили попробовать встретиться с той пышногрудой малышкой, а, Рюноскэ-сан? — Не твое дело, — отмахнулся Акутагава, сразу же нахмурившись. Еще не хватало обсуждать со слишком любопытным коллегой свою личную жизнь. Через полчаса, под тихий, но очень раздражающий смешок Дазая, у Рюноскэ была на руках бумага с перечислением всех сотрудников кафе. Осаму не был бы первым помощником, если бы не разбирался в своем деле, а вскрывать то, что было нужно другим, он умел почти идеально. Так он, кстати, узнал и адрес Чуи, и все его номера, сразу же начав терроризировать звонками. Тогда же он получил свой первый перелом руки, потом трещину в лодыжке, подбитый глаз… А через два месяца, Накахара стал приходить на работу вместе с улыбающимся до ушей Дазаем, и весь отдел трещал о том, что Дазай все-таки добился своего, хотя Чуя все еще продолжает отрицать их связь. Ну неймется этим двоим выбесить друг друга до такой степени, чтобы мстить с чувством можно было только в постели. — Пфф, мерзость какая, — скривился Рюноскэ, как раз нащупав глазами среди сотрудников кафе имя Ацуши. — О, он не указал номер телефона, зато есть адрес почты. Что же делать… Ему безумно хотелось еще раз увидеть этого парня, слишком сильное любопытство брало верх. Рюноскэ никак не мог забыть тот взгляд и тихий выдох рядом с собой. Может ли быть такое, что Ацуши он… нравится? — Акутагава-сэмпай, вам телеграмма! — Сэмпай, вам звонят из третьего отделения. — Сэмпай, к телефону… Рюноскэ закрыл глаза, медленно сосчитав до пяти. — Акутагава… — Да отцепитесь от меня, пираньи! — резко обернувшись, он наткнулся на недоумевающий взгляд Дазая. Сотрудники неожиданно куда-то разбежались, явно испуганные его криком. — Ты чего так злобно зыркаешь на меня? — Осаму в легком недоумении повернулся в сторону Чуи, что делал вид «я не при делах». — Идем уже, начальник отпустил нас троих пораньше. Я выпросил. — Ты еще нахохлись, — подал голос Чуя, сердито цокнув. — Но у меня работа… — А нас ждет выпивка, — Дазай без каких-либо усилий взял под мышки легкое тело будущего главы отдела, а Накахара тем временем взял со спинки кресла его пиджак. — Давай, сопротивление бесполезно, с нами пойдешь. — Но у меня работа! — Чего ты такой занудный? — таща сэмпая к лифту, Дазай видел, что Чуя уже закурил сигарету. — А мне? — Хрен тебе. — Если только твой, — лениво улыбнувшись, Дазай с особым удовольствием наблюдал, как лицо Накахары приобрело особую озлобленность. Он зажал губами сигарету и сузил глаза. — Ладно-ладно, не кипятись. В крайнем случае, Акутагава составит мне компанию, ведь мы дружим еще со школы, верно? Накахара злобно покосился на обоих и положил руки в карманы. Сигарета так и осталась зажата его губами, пока уже на выходе Дазай не забрал её и подпалил, уже поместив между своими губами, на что Рюноскэ лишь недовольно отвернулся. — А что? — удивлялся Дазай. — Любовь, она такая. Не захочешь, а нахохлившегося филина все равно полюбишь, верно, Чуечка? Рюноскэ начал быстро ретироваться ближе к подъехавшему такси, пока руки Дазая были смачно свернуты в мертвой хватке Накахары. Тот все-таки имел дан по боевым искусствам, в то время как Дазай имел лишь один дан — по количеству выпитых стаканов. Он обожал пить и, зная слабость своего любовника к хорошему вину и хилую сопротивляемость к опьянению, часто стал покупать домой вино, вместо своего любимого сакэ. И Акутагава сильно подозревал, что именно алкоголь являлся беспроигрышным спонсором легкодоступного секса с Чуей. Интересно, а кто кого… Ладно, неважно. Судя по тому, как Дазай любит, чтобы его били, ночью мстит именно он, и, что вполне естественно, Накахаре это нравится, иначе бы у них не было никаких отношений, или они просто любят доводить друг друга до ручки. Сложно сказать, особенно когда ты сам лично не имел никакого диагноза, коим располагали эти двое, явно дополняя друг друга в списке психических погрешностей своих личностей…***
К кафе Акутагава пришел за три часа до закрытия. Он несколько минут мялся у входа, смотря через прозрачное стекло на зал и видел, что людей было очень много. Его любимое место было занято какой-то маленькой девочкой, что ела блины и, похоже, она искренне наслаждалась едой. — Добро пожаловать, — подошедшая к Акутагаве девушка с улыбкой поприветствовала его. — С возвращением, мы очень любим наших постоянных клиентов. Рюноскэ даже не понял, как оказался внутри, и лишь хмуро потянулся рукой к своему галстуку, которого на удивление у него было. Ах да, точно, Дазай же отнял у него эту вещь, парировав тем, что будущему главе нужно быть более развязней вне работы, и распахнул его рубашку на две пуговицы, к тому же взъерошив и без того короткий ежик на затылке. Чертов мазохист. — Мне бы сесть где-нибудь… Все занято. — Ох, вы наконец-то вернулись! Акутагава инстинктивно начал искать взглядом обладателя уже знакомого ему голоса. Ацуши был рядом, он как раз подбежал к нему, немного закашлявшись от быстрой смены локации. Рюноскэ молча посмотрел на него. Юноша выглядел так же, как и в прошлый раз, единственное, что он был без хвостика, и его волосы чуть касались плеч. Совсем немножко, едва ли доставали кончиками ткани рубашки. — Вы хотите сесть на свое место? — быстро проговорил Ацуши, пытаясь отдышатся. — Но оно уже занято… — Я все улажу! Акутагава хотел было запротестовать, ведь очень невежливо было бы мешать девочке кушать, пусть даже он очень любил это место. Но Ацуши, несясь словно скорый поезд, быстро подбежал к черноволосой девушке, что-то шепнул, та с интересом поглядела в сторону выхода, где продолжал стоять Рюноскэ. — Хорошо, — прочитав по губам, Акутагава понял, что она согласилась. — Удачи тебе. А вот это напутствование Рюноскэ уже не понял, но его место быстро освободилось, Ацуши скоро протер стол и выложил на нем новые салфетки, попутно щелкнув пальцами баристе, и она тоже кивнула. Через минуту Акутагаве был подан чай с бергамотом и поставлена небольшая корзинка с мягкими желейными конфетами. Ах да, сегодня же была пятница, день бесплатного печенья от кафе… — Вы знаете, что странно себя ведете? — решился сказать Акутагава когда юноша вернулся, чтобы забрать грязную посуду. — Ацуши? Накаджима немного удивленного покосился на него, но затем же одарил дружелюбной улыбкой. — Вы о чем? Я сделал что-то не так? «Да о тебе все можно сказать, что ты что-то не так», было вновь обозлился Рюноскэ, но вовремя присмирил себя. — Мне кажется, Ацуши, что вы уделяете мне времени больше, чем этого от вас требуют правила заведения. Я нравлюсь вам? «Какого черта я спросил этом в лоб?! Черт, лучше бы мне провалиться…» Рюноскэ, вопреки своей воле, неожиданно легко покраснел, сразу же отвернувшись, чтобы спрятать глаза. Пораженный Ацуши лишь немного опустил голову, пытаясь вновь скрыться за длинной челкой. — Я не хотел показаться настойчивым, — словно в оправдание бросил он, — просто вы… — Присядь уже возле меня, — выдохнул Акутагава, — и перейдем уже на «ты». Это формальное общение заводит меня в тупик еще больше. Накаджима не ответил, быстро метнувшись к баристе, но затем так же быстро вернулся, уже без фартука, и осторожно сел рядом с Рюноскэ. Гомон людей приятно успокаивал, потому что никто из них не решался вновь заговорить, а тишина была бы слишком подавляющей. — Вы… то есть, ты… Я не знаю, помнишь ли ты меня… Ацуши вновь заалел, но затем смело поднял взгляд. Рюноскэ, вопреки ожиданиям, не отвел свой, серьезно смотря в потемневшие глаза Ацуши. Лиловый оттенок преобладал в угасающем золоте янтарных лучей, что отходили от зрачка. — Мы уже встречались раньше, — с расслабленной улыбкой выдохнул Ацуши, — два года назад, когда я работал курьером в сетевой компании. Меня сократили из-за пропавшего товара, повесив вину на меня. Ну, как повесив… Помогли это сделать, вот как. Мне было так обидно из-за этого, ведь работа мне нравилась, я получал деньги, это был мой первый опыт. Я не успел закончить институт из-за потери своего рабочего места, потому что мне нечем было оплачивать учебу. Акутагава… Нет, Рюноскэ… Акутагава напрягся, не понимая, к чему тот ведет. — В тот день… в тот дождливый день, когда я сидел на ступеньках входа в здание и промокал под дождем, ты… был тем, кто закрыл меня от ливня зонтом и… — Постой! — Рюноскэ несильно замахал руками. — Так это ты тот посыльный, который проворонил ту самую запись посылки из Китая, что обошлась нашему отделу в сто тысяч?! Накаджима покраснел еще больше, виновато опустив голову. — Меня подставили… — тихо прошептал он. — Меня подставили, Акутагава-сэмпай! Я был в отчаянии, на меня еще никогда не смотрели с таким презрением как тогда. И в тот день, когда я был на грани отчаяния, я повстречал вас, или вы меня… Ой, прости, мы же на ты. Он смущенно улыбнулся, похлопав себя по губам, и скрестил руки под столом, нервно перебирая носками своих кед. — Ты тогда сел рядом со мной, помнишь? Акутагава напряг всю свою способность к воспоминаниям. Точно, два года назад, когда ему в первый раз отказали в повышении и он уныло покидал здание, поклявшись себе, что скорее умрет, чем не возвысится в своем положении, и будет работать еще усердней, даже по ночам. Но неужели тот парень, с которым он тогда говорил, бы именно Ацуши? — Прическа… — Прическа? — удивленно переспросил Накаджима. — Ты все еще блондин, но твои волосы длиннее, чем тогда. — За два года многое могло измениться, даже моя внешность, — парень засмущался, положив руку на затылок и немного погладив волосы. — Так ты вспомнил? — Я всего лишь сказал тебе не отчаиваться и продолжать двигаться дальше. Неужели мои слова так сильно запали тебе в душу? — Ты был единственным, кто протянул мне руку помощи! — Каким еще единственным? — Акутагава беззлобно зыркнул на него. — Я просто пожалел такого же недооцененного, как и я сам. — Но ведь ты не знал, кем я работаю. Рюноскэ немного вскипел. — Да какая разница, кем ты там работал?! — обозлился он. — Я видел, что ты плакал, и уже нельзя было различить, то ли дождь стекал по твоим щекам, то ли слезы… А может это из-за тебя пошел дождь! Мне грустно было видеть кого-то в таком положении, потому что мне самому никогда не вытирали слезы, и я подумал, что если утешу кого-нибудь, то мне и самому станет легче, понимаешь? Накаджима моргнул, его глаза увлажнились. Он видел перед собой того самого мужчину, что закрыл его от дождя, присев рядом с ним и с шумом вдохнув в себя влажный воздух, закрыв глаза. Он сказал, что отчаиваться бессмысленно, только движение вперед имеет ценность, и плакать над участью, что предопределили тебе другие, грешно и нелепо. Накаджима помнил, что этот мужчина слабо ему улыбнулся, повернув к нему голову, и даже потрепал по волосам. Хныкающий Ацуши даже не спросил его имени, когда Рюноскэ ушел, и лишь спустя годы признав в хмуром клиенте того самого парня, что был с ним в роковой для него день, неожиданно почувствовал, как-то что-то внутри наливается приятным теплом, как теплеют губы, как взгляд сам собой цепляется за очертания знакомого лица. И Ацуши понял, что впервые что-то чувствует. Нет, не благодарность… благоговение. — За два года я так и не встретил кого-то, кто повлиял бы на меня так же, как ты, — тихо проговорил Накаджима, и его ладонь с опаской легла на стол, рядом с сомкнутыми в замок руками Рюноскэ. — Я хочу сказать, что… наверное… похоже… — Ацуши, остановись. Накаджима сильно зажмурился и, резко подавшись вперед, смело столкнулся взглядом с темными зрачками, что возбудились настолько, что заняли своей тьмой всю радужку: — Я люблю тебя, — не отрывая взгляда, громко и одновременно тихо признался парень. Рюноскэ даже не пытался отстраниться, он застыл, не зная, что сказать. — Я заканчиваю сегодня в девять, пожалуйста, если вы не испытываете ко мне отвращение, ждите меня под сакурой, что через дорогу от кафе. Я не хочу расставаться с вами, особенно когда наконец-то решился признаться кому-то… впервые в своей жизни. Накаджима еще с пару секунд сосредоточенно смотрел прямо в глаза Рюноскэ и, быстро встав, удалился, даже не обернувшись. Пораженный Акутагава так же быстро поднялся и покинул кафе, под пристальным взглядом баристы и стоящей рядом с ней девочки. Последнее, что услышал Рюноскэ уже почти на выходе, было: — Кёка-чан, я все испортил…***
В тяжелых раздумьях, Рюноскэ провел два последующих часа, отдалившись от кафе настолько, насколько смог. Его терзали неведомые до сегодня волнения, чувства страха, какой-то беззащитности. Ацуши говорил так искреннее, что у Акутагаве не хватило сил сомневаться хоть в одном слове, но еще никто не признавался ему с таким пылом. А ведь он всего лишь подбодрил парнишку, что смотрел на него глазами брошенного котенка, хотя еще тогда Акутагава отметил, что парень довольно привлекателен. Он даже сам не понял почему… «Это все дурное влияние Дазая, черт его дери!» Осаму сейчас наверное громко чихает, хотя если бы он был рядом, то наверняка всунул бы будущему главе пачку презервативов, мороженое Baskin Robbins и набор ароматических свеч. Все, как он любит, но что остро ненавидит Акутагава. Неискренность в делах любви вызывали у него отвращение и стыд, он не мог понять Дазая, что до встречи с Чуей имел по женщине в каждом квартале. Иногда это был мужчина… Да о чем можно говорить, если даже под Рюноскэ он как-то пытался подбить клинья, явно выбросив весь здравый смысл в окно! — Да черт возьми! Ноги сами несли Рюноскэ обратно к кафе, в груди что-то неприятно кололось, руки упрямо сжимались в кулаки. Столько теплоты было в глазах Ацуши, столько преданности, искренности и одновременно отчаяния, что попроси этот парень поцеловать его, Рюноскэ бы не отказал. А как можно, если на тебя смотрят так, как еще никто не смотрел, ни один человек. Только Накаджима, которого он видел лишь пятый или шестой раз, и которого совсем не знал, за исключением недавнего разговора и той поддержки, что оказал ему два года назад… Рюноскэ занервничал, когда посмотрел на часы. Кафе закрылось уже больше как пятнадцать минут назад, он опоздал! Ускорившись в беге, он преодолел разделяющее пространство быстрее чем когда-либо и, тяжело дыша, облокотился руками на ту самую сакуру через дорогу, под которой мечтал его увидеть Ацуши. Но нет, кафе было закрыто, вывеска не горела, люди продолжали бродить и о чем-то бессмысленно говорить. К сердцу Акутагавы подступило отчаяние, он с широко распахнутыми глазами смотрел на вывеску, надежда в его сердце постепенно остывала. Он уже давно не испытывал такого волнения, а теперь… уже ничего не будет, никогда больше не будет. — Рюноскэ?.. Акутагава резко обернулся, тяжелый ком сдавил горло. Это был Накаджима, что стоял под навесом уже закрытого магазинчика. Парень выглядел иначе, на нем были бриджи вместо штанов, и поверх рубашки он надел черную куртку, похоже кожаную… — Накаджима… Рюноскэ сделал шаг вперед, эмоции на лице Ацуши смягчились и как будто растаяли. — Ты все-таки пришел… Акутагава не знал, как реагировать, когда парень кинулся на него, обнимая и очень сильно сжимая руками. Он почувствовал, как к его шее прислонились носом, как вдохнули запах. Стая мурашек прошлась по и без того бледной коже Рюноскэ, особенно когда губы парня едва коснулись уха, прошептав: — Мой сюрприз тебе должен понравиться… Крадясь словно кошка, он прошмыгнул через дорогу, утаскивая Акутагаву за собой. Рюноскэ не понял, почему они вернулись к кафе, ведь оно было закрыто. — Не подсадишь меня? — склонив голову набок, Ацуши радостно улыбнулся. — Или лучше не надо? Акутагава поджал губы. Его, кажется, хоть и не напрямую, но назвали слабаком. Он упрямо протянул вперед руки, Ацуши все с той же счастливой улыбкой вклинился между кистей. — Возьми меня за талию и… ох, осторожно, моя голова… Он обо что-то ударился, пока шарил руками под погасшей вывеской. До этого она подсвечивалась электрическими лампами, ярко пылая в вечерних сумерках. — Нашел! Ключ со звоном ударился об асфальт, падая на него, Ацуши ловко спрыгнул с рук Рюноскэ, поднимая его и сразу же начав открывать замок, изредка смотря по сторонам. — Если хозяин узнает, что я устроил, то несомненно сделает со мной то, что я хочу, чтобы ты сделал со мной, — загадочно пробормотал он и открыл дверь. — Уф, кто-то опять забыл выключить обогреватель. Жарко, как в печке. Он опять потянул оцепеневшего Рюноскэ за собой, закрыл дверь, опустил жалюзи и снял табличку. Бариста даже её забыла перевернуть, ну что за нелепая девушка. Акутагава молча прошелся вплоть до самой стойки, оценивая то, как свет от уличного освещения приглушается, просачиваясь тенями сквозь жалюзи на окнах, что до рассвета будут скрывать все то, что может происходить внутри. Их громкое, но уже угомонившееся дыхание было слышно в пустом зале. Шум проезжающей мимо машины, и фары, что ярко осветили весь зал, коснулись лица Ацуши. Его глаза ярко вспыхнули, столкнувшись с белым светом. — Ты… Рюноскэ не знал, что должен сказать. Накаджима, стоявший в трех метрах от него немного хрипло дышал, не двигаясь с места и просто наблюдая за тем, как Рюноскэ отводит взгляд. Ему было неловко, близость и шум чужого дыхания вынуждали нервничать. — Я хочу провести эту ночь с тобой, — нарушив тишину, слабо проговорил Ацуши. Но Акутагава отметил, что слова его имели серьезный оттенок. — Я не знаю, правильно ли это… хотеть близости с тем, кто так неожиданно ворвался в твое сердце, но мне кажется, что при всей твоей загадочности я знаю тебя, каков ты есть на самом деле, но… я теряюсь среди неизвестности, теряюсь в твоем взгляде. Ты смотришь на меня, и мне кажется, что ты знаешь все. Я не могу спрятаться от твоего взгляда, понимаешь? Акутагава тяжело задышал, ему неожиданно стало жарко. Капля влаги стекла по виску, он облизал губы, не понимая, где источник этого тепла, этого жара, что вынудил раскраснеться даже кончики пальцев, не говоря уже о лице. И Ацуши смотрел на него, не отрываясь, все больше становясь каким-то отчаянным, все больше теряя надежду. — Поцелуй меня, — неожиданно, но довольно-таки прямо, что удивило его самого, произнес Акутагава, вставая более прямо. — Накаджима… Ацуши сглотнул, его колени неожиданно задрожали. Он сделал нетвердый шаг вперед, услышав за спиной гул еще одной проезжающей машины. Вновь белый свет от фар коснулся стен, проехался длинной лентой по спине Накаджимы и почти достал до лица Рюноскэ… но так и не сумел его коснуться. Вместо него это сделал Ацуши, невинно и со страхом прижавшись к его губам своими, трепетно, настолько позволял его страх. И Акутагава ответил, лизнув его губы своим языком. В груди по-прежнему продолжало разливаться тепло, но теперь оно начало стекать ниже, будто горячий мед, и эти липкие капли затронули что-то внизу живота, разгорячив всю плоть слишком неожиданно и быстро. Ацуши с тихим стоном прижался к нему бедрами, показывая, что так же возбужден. Он прижал его к стойке баристы, углубил свой поцелуй, обхватывая лицо Рюноскэ своими горячими ладонями, немного надавливая пальцами на виски и быстро просовывая их выше, будто массируя кожу головы, и наклонил свое лицо, меняя ритм поцелуя, превращая его в более глубокий. Тяжкий хлюпающий и очень неприличный звук вырывался из них обоих, нить слюны стекла по подбородку Накаджимы, коснувшись шеи. — Рюноскэ… — прошептал он, перемещая свои губы к его шее. — Ты слишком… слишком возбуждаешь меня… я хочу… Он не договорил, прикусывая бледную кожу, слыша сдавленный стон, чувствуя, как между ногами стало невыносимо тяжело и влажно, даже сильнее, чем когда он просто целовал Акутагаву. — Ты хочешь? Ты хочешь этого?.. Ацуши вновь задал вопрос, одновременно опуская руку между ног Рюноскэ, и тот слабо наклонил голову, давая больший доступ к шее. Он чувствовал, как его ласкали губы, но совсем не понимал, почему так приятно стало… там, где он даже сам себя редко трогал, не получая никакого удовольствия, потому что не мог ни о чем возбуждающем мечтать. А сейчас, чувствуя невыносимый жар, он закрыл глаза, вынуждая Накаджиму целовать его в губы, и тот двумя свободными руками начал расстегивать пуговицы на его рубашке, уже давно откинув свою куртку. Он был очень несдержан и, не вытерпев, просто порвал пуговицы, сразу же становясь на колени, целуя грудь и скользя влажным языком вниз, ввинчиваясь кончиком в пупок. Рюноскэ застонал, сжал пальцы на светлых волосах и откинул голову. Ацуши уже целовал его в ткань штанов, прямо туда, где стыд смешался с невероятным вожделением. Пальцы Ацуши быстро справлялись с мешающей преградой, он расстегнул ремень, с отчетливым звонким звуком и, продолжая целовать живот Акутагавы, медленно потянул язычок ширинки вниз, чуть приспустив нижнюю часть одежды. Он стоял на коленях, пол был слишком жестким и он устало повалился на них, носки кед разъехались в разные стороны. Он как-то слишком смело обхватил губами чужой член, сразу же взяв его наполовину, погружая в свой горячий, истекающий слюной рот, делая и без того влажную плоть еще более мокрой, с еще более бесстыдным хлюпающим звуком задвигав головой. Он так сильно возбудился, что совсем не замечал стыд в глазах Рюноскэ, который уже прикрыл их рукой, лишь неразборчиво что-то постанывая, и как только Накаджима брал глубже, руки Акутагавы сжимались на его волосах крепче. Парня это невероятно возбуждало, он потянул руку к своим бриджам, тяжело справляясь с ремнем. — Ацуши… Накаджима воспылал, и резко просунул ладонь под резинку нижнего белья, сжимая в кулаке уже свой член, что был влажным и очень твердым. Он начал двигать рукой, не переставая облизывать плоть, что держал во рту, на которой двигался губами, которую сжимал и будто пытался поглотить. Он взял очень глубоко, задержавшись, когда член коснулся горла, и сжал его, вырвав изо рта Акутагавы очень громкий вскрик, немного хриплый, ведь тот тяжело дышал. Ацуши и сам застонал, когда выпустил член изо рта, и рука задвигалась быстрее, пока он стоял на коленях. Он думал что от этого Акутагава сразу же кончит, Ацуши и сам держался на последнем дыхании, и немного удивившись чужой стойкости задвигался уже медленней, не так сильно теребя себя, чтобы больше подразнить самого Рюноскэ. Он начал кружить языком вокруг головки, целовать её, посасывать, изредка погружая его член в свой рот. От этого поддразнивания, Акутагава заметил, что ему не уделяют столько внимания, сколько он в этот момент хочет, и даже не пытаясь побороть пелену в своих глазах, что затмила ему все, он схватил Ацуши за волосы и вынудил взять член до основания, при этом сдавленно зашипев, неожиданно быстро кончив. Он только почувствовал, как Накаджима сглотнул, начал стонать, и вибрация от его голоса возбудила Рюноскэ еще больше. Накаджима медленно отстранился, падая назад, и вытащив руку из бридж увидел на ней светлые размазанные капли. Рюноскэ тяжелым взглядом наблюдал эту картину. — Внутри есть диванчики… — слабо проговори Ацуши, краснея до кончиков ушей. — Мы ведь можем зайти дальше, так? Рюноскэ не ответил, он испытывал невероятное возбуждение от того, что видел. Сидящий на полу Ацуши, на губах которого были следы их недавнего стыда, и рука, что слабо, внутренней стороной ладони верх, лежала на полу. Пальцы Накаджимы немного дергались, он выглядел расслаблено, но все так же был возбужден. Пелена в глазах оглушила и его, он почти зашипел, когда Акутагава резко склонился над ним, жадно целуя и сильно обнимая, пытаясь повалить на пол. Он уже не контролировал себя, ему хотелось унять тот естественный позыв, что разгонял в нем холодную кровь. Она кипела и сильно била в виски, сдавливая голову горячей паутиной из слепого желания и невероятного возбуждения. Накаджима, чувствующий то же самое, все же отстранился, но ему не удавалось сделать это надолго, так как Рюноскэ продолжал цепляться за него, и этими ломаными движениями они кое-как дошли к диванам, опрокинув по пути поставленные поверх столов стулья. — Ах, — Рюноскэ прикусил кожу на шее Ацуши, тот окинул голову и закрыл глаза. — Еще… Грубо повалив Накаджиму на один из диванов, Рюноскэ рваными движениями снял с себя рубашку, прижимаясь голой грудью к груди Накаджимы и потерся сосками о чужие, такие же острые от возбуждения, как и у него. Ему неожиданно захотелось пососать их, что он и сделал, от чего Ацуши нервно прикусил костяшки пальцев, тяжело задышав. Акутагава втянул сосок губами, коснулся языком, начав кружить кончиком и обнажил зубы, не сильно, но довольно ощутимо сомкнув их. — Акутагава, хватит… — заныл Ацуши. — Я не хочу так быстро кончить, а ты… Ты дьявол! От этого заявления, Акутагава, если не впервые в жизни, то действительно хищно и возбужденно улыбнулся, стягивая бриджи Ацуши вниз, увидев налитый кровью член, что был твердым и дрожал от каждого его прикосновения. Тело Ацуши бледнело среди темной обивки, так же сияла и светлая кожа Рюноскэ, они сливались в этих оттенках как молоко в горячем шоколаде, вот только смешивались они не с темнотой, а друг с другом, поглощаясь влажными от пота телами. Акутагава притормозил, вспомнив, что Ацуши может быть больно, ведь он все же мужчина, а то место совсем не как у женщины… его нужно было подготовить. — Не бойся, — Ацуши мягко погладил его по лицу. — Когда ты ушел, я преисполнился такой надеждой, что хоть и сомневался, что ты придешь, но все же провел добрые полчаса в нашей уборной. Я… подготовил себя, так что не бойся… Ты можешь войти в меня прямо сейчас, я… готов. В глазах Акутагавы сложно было что-то прочесть, но видно было, что он восхищенно смотрит в лиловую темноту радужки Ацуши, что он восхищен. Он так тяжело дышал, что в груди становилось больно. Не отрывая взгляда от глаз Ацуши, он взял в руку свой член и медленно приставил его к входу в тело Накаджимы, всего чуть-чуть надавив, внимательно следя за тем, как меняются эмоции на лице Ацуши. Тот хоть и несильно, но занервничал, когда влажная головка чуть расширила его. Но он не сжимал бедра, лишь шире расставил ноги, опусти веки. — Войди в меня, — обняв Акутагаву за шею, Ацуши переключился на тихий шепот. — Я люблю… Он почувствовал резкую боль и от неожиданности распахнул глаза, с которых сразу же начали течь слезы. Накаджима широко открыл рот, задержав в груди большой глоток воздуха, и чуть скривился, поскольку все равно было больно. Рюноскэ вошел наполовину. — Ты как? — ласково погладив того по щеке, Акутагава занервничал. — Все хорошо? Накаджима тяжело дышал, но он не мог унять радости от того ощущения, что испытывал. Акутагава сейчас с ним, так близко… и он внутри него, своим телом. Ацуши чувствовал, как дрожит чужая плоть, зажатая тугими стенками. — Да, — парень попытался расслабиться. — Ты можешь двигаться. Рюноскэ кивнул и, нависая над Накаджимой, которого уложил обратно на диван, потому то тот слишком сильно прижался своей грудью к его собственной, немного отодвинулся назад и медленно вошел обратно, чувствуя, что его сжали еще сильнее. Ацуши мысленно сжал кулачки, он вспотел еще сильнее, страх не позволял закрыть глаза. «Он со мной, он во мне… Я так хочу еще больше, хочу, чтобы ему было хорошо со мной…» Насколько смог, но Ацуши двинул бедрами и Акутагава задвигался чуть быстрее, всего немного, но теперь его бедра нашли свой ритм и с каждым движением он погружался глубже, от чего Ацуши стонал, цепляясь острыми ногтями за его спину. Ацуши чувствовал, как внутри что-то трется, что-то очень странное он испытывал при этом. Оно давило ему на низ живота, но при этом распространяло какое-то странное тепло, что больше чувствовалось как холод. Член оставался твердым. Ему это нравилось, Ацуши постепенно тоже. Чем глубже и быстрее двигался Акутагава, тем сильнее он начал что-то задевать внутри, от чего Ацуши терял самообладание, уже не стонал, а кричал, давясь влажными поцелуями. Рюноскэ прижался к нему, не переставая двигаться, и их влажные от пота тела скользили друг на друге, пока горячее дыхание опаляло влажную шею. — Ацуши… — невнятно выговорил Рюноскэ. — Я сейчас… Накаджима отвечал на его движения, его бедра содрогались и поднимались выше, он уже не мог себя контролировать. Рюноскэ обхватил рукой его член, быстро задвигал ею и сильно сжал, от чего пелена в глазах Ацуши спала, и он широко открыл их, выгибаясь в спине. Что-то еще более горячее заполнило его до самых краев, его собственное семя стрельнуло ему в шею, так сильно он кончил. Акутагава тоже застонал, ведь его сжали так сильно, что он почти лишился рассудка, теряя не то что самообладание, а само сознание едва ли не покинуло его из-за этого парня, что так постыдно выгибался под ним, демонстрируя Рюноскэ то, как открыто достиг своего предела. Акутагава расслабленным, немного пьяным взглядом смотрел на его тело: на плоский живот, такую же грудь, худые бедра, уже немного расслабленный между ними красивый член, который ему неожиданно захотелось ублажить… Он так и сделал, проведя языком по дрожащей плоти, и Ацуши вздрогнул, почувствовав его там. — Ты хочешь еще? — слабо поинтересовался он. Взгляд его был счастливым. — Я устал, Рю… Акутагава не настаивал, чувствуя невероятное облегчение. Он вышел из Ацуши под слабое хныканье последнего. Кому-то завтра все очень сильно будет болеть… — Магазин открывается в десять, — Рюноскэ прижался к Ацуши, слушая его медленную речь. — Рядом мой дом, там есть душ и туалет со всеми удобствами, — он тихо захихикал. — Я такой мокрый сейчас, что из меня можно выжимать воду. — Я тоже, — согласился Акутагава, целуя его между ключиц. — Ацуши? — Что? Блондин мягко посмотрел на него, гладя светлые кончики. Акутагава опять покраснел. — Ничего, — угрюмо ответил он, упав щекой на грудь Ацуши. Тот лишь счастливо улыбнулся, впитывая в себя умиротворение и полностью расслабившись. На его телефоне стоял будильник, они спокойно могут поспать до утра, что почти сразу же сделали. Но перед тем как отправится в мир грез, Накаджима услышал мирное сопение и, прислонившись носом к макушке Рюноскэ, трепетно обнял его, перебирая на себя тепло его тела.