***
За всё это время Тайлер становится неотъемлемой частью жизни Джошуа, они знакомы уже порядком месяца, и за этот срок разноглазый мальчик просто застрял в сердце желтоволосого, именно рядом с ним Дан чувствует себя отдохнувшим и полным сил, ему хочется творить, хочется нарисовать на каждом портрете Тая, запечатлеть его везде, каждую частичку его тела, а особенно — лица, такого непоколебимого, но оттого не менее милого и по-ребячески наивного, и, ах, такого очаровательного при улыбке. Он доверяет юноше как никому другому, даже отдалившийся Даллон не волнует его так сильно, как фактически несуществующий паренёк, которому можно рассказать всё и быть уверенным, что он никому этого больше не поведает. Да даже когда Джош ничего не рассказывает этому несмышлёнышу, когда они просто общаются, Тайлер остаётся для художника безумно приятной компанией, от этого паренька просто веет спокойствием, умиротворением, всем своим видом он будто уверяет в том, что Дану не о чём тут волноваться, что всё будет хорошо. Он не личный психолог старшего, он не его жилетка, в которую можно поплакаться. Этот мальчик — его друг. Даже если он не существует, если Тая просто нет, он всё равно останется одной из лучших компаний желтоволосого, той, которая понимает его и не осуждает. Иногда, конечно, юноше тяжело давать какие-то советы, ведь он многого не помнит (а именно так предпочитает думать Дан — не помнит, но никак не недопонимает), но он всё равно пытается, узнаёт многое от Джошуа, развивается и просто учится наново, и парень делает вывод, что, не будь он реальным, у этого разноглазика не было бы стремления к развитию, знаниям. Поэтому художник рассказывает о всех известных ему городах, группах, людях, передачах и книгах, только бы Тайлер хоть что-то вспомнил, по описаниям понял, что был там, знал это или жил этим, но никогда это не помогало, и это единственное, что всегда расстраивало желтоволосого. Как и факт, что он не может найти этого несмышлёныша в жизни, ведь, эй, как он может спокойно разгуливать по улицам, когда его душа бодрствует отдельно от тела, расхаживая по сознанию чужого человека? Это всегда вводило Дана в ступор. Джош даже спросил у своей семьи, не знают ли они никакого Тайлера, ведь он до одури хотел найти этого мальчика, встретиться с ним и доказать, что он существует. Но никто из его домашних такого паренька не знал, и когда художник рассказал об этом самому разноглазому, то юноша только снова рассмеялся, а затем, покачав головой, положил руки на плечи желтоволосому и тихо сказал: — Джош, не ищи меня. Ты разочаруешься, когда поймёшь, что я не существую. Но он существует. Он живёт, мыслит, интересуется всем вокруг и развивается, имеет характер и принципы, часто в чём-то не согласен с Даном, и выдуманный персонаж просто не может быть таким, он не может перечить своему создателю и расстраивать его. Но несмышлёныш жив. Он где-то рядом, его нужно отыскать, поймать и привести в чувства. От Даллона факт существования Тайлера скрывать было просто бессмысленно, но, естественно, когда парень рассказал своему другу о нём, Уикс рассмеялся и нахмурил брови. Он сказал, что этого не может быть, и либо Джошуа врёт ему, либо его пора вести к психиатру, чтобы вытащить всех этих тараканов из его головы. Но Дан не был согласен ни с первым, ни со вторым, так что он всё реже заговаривал с Далом, боясь взболтнуть лишнего или вообще сказать что-либо про "несуществующего" Тая.***
На двадцать девятый день их общения Джош впервые рассказывает Тайлеру о своей семье, вспоминает забавные и по-семейному тёплые истории из детства, и юноша как-то странно дёргается, слушая это всё. Он долго смотрит в одну точку и изредка моргает, в его голове явно что-то происходит, и поле с белыми цветами снова рябит, а запах дыни, ванили и лимона становится всё ярче, всё более выраженным. Он распространяется с бешеной скоростью, проникая в жёлтые пряди волос старшего, забивая воздух во всей округе. Что-то произошло, и они оба знают это. — Ты когда-нибудь упоминал при мне Келли? — разноглазый поднимает испуганный взгляд на художника, цепляется за него, как за спасительный круг и хватается за голову. — Голова кружится. Почему ты молчишь? Ему требуется несколько секунд, чтобы понять происходящее, так что, встрепенувшись, Дан отвечает, так же взволнованно смотря на брюнета: — Нет, у меня нет ни одной знакомой с таким именем. — Мальчик молчит, он сжимает в ладошках свои волосы всё сильнее, и Джошуа приходится положить руку ему на плечо, чтобы привлечь его внимание. — Тайлер? — Я знаю её. Я чувствую, что эта женщина была важна мне. Джош, запомни это имя, пожалуйста, если я забуду его завтра. Прости, — он снова едва весомо касается правой руки Дана, слегка царапая чужую кожу ногтями, — тебе нужно проснуться. Поговорим завтра. И художник вправду просыпается: на часах — три двадцать, за окном ещё темно, но местами прорезается молочный рассвет, плавно вытесняющий уходящую ночь прочь из полотна дремлющего неба. На улице тихо — нет ни души, и только в голове у Дана работа идёт полным ходом, не унимаясь ни на секунду и анализируя сказанное Тайлером. Что же, он начал что-то вспоминать, это, несомненно, хорошо, но Джошуа напугало поведение младшего, ведь кого вообще может так ужаснуть чьё-то имя? Хотя его скорее взбудоражил тот факт, что он помнит какое-то имя, но понятия не имеет, кому оно принадлежит. А это доказывало, что данов несмышлёныш жив, просто у него сейчас проблемы, он запутался, и желтоволосый просто обязан найти этого мальчишку и вытянуть из пучины забот и неприятностей. Парень ощущает острую необходимость поговорить с разноглазым, ведь они не договорили, и так много вопросов к нему осталось, но он трезво понимает, что на протяжении рабочего дня с ним вряд ли увидится, ведь юноша сам ему не позволит. Но попытаться уснуть ему запретить никто не может, так что, питаемый этой мыслью художник снова откидывается на подушки, закрывая лицо руками. Мысли так и роятся в его голове, он думает слишком много, оттого и не может уснуть, но это уже вина не Тайлера, а непосредственно Дана. Проходит примерно час, и взору художника впервые открывается столь мрачная картина: первый раз за месяц тут идёт проливной дождь, небо затянуто чёрными смольными облаками, а ветер бьёт ледяными каплями в лицо, заставляя жмуриться. Изредка где-то проблёскивает молния и гром раскатывается по всему полю. На нём — вялые цветы, единственное дерево стоит безлистым, оно обуглено и дымится. Сам Джош, на удивление, одет по погоде: на нём жёлтый дождевик, а под ним виднеется данова любимая толстовка, она старая и потёртая, выцветшая от времени, но такая удобная и тёплая для него. Художник, кажется, однажды рассказывал о ней Тайлеру, но он сомневался, что мальчик это запомнит. Ткань любимой вещи испачкана цветными мазками разных красок, но оттого она нравилась Дану только больше, и он правда не понимал, как брюнет мог воссоздать эту толстовку, никогда не видав её в глаза. Тем самым мальчик показал, что, несмотря на окружение, рад его видеть, позаботившись о нём, хоть пока и не высовывается сам. — Тайлер? — парень неуверенно зовёт знакомого, но не получает ответа, может, разноглазый просто не услышал этого под шумом дождя. — Несмышлёныш, ну же, — он смягчает тон, ведь почему-то уверен, что юноша где-то рядом, — я хочу поговорить с тобой. Я помогу, Тай. Ничего не меняется: всё тот же дождь, всё те же капли и вялые цветы, и только гром поубавил свой пыл, видимо, тоже вслушиваясь в слова желтоволосого. Так что, расценив это как знак, он продолжает: — Я понимаю, что ты запутался и тебе страшно. Тебе хочется всё понять и узнать, но, детка, я не смогу тебе помочь, если ты будешь не рядом. Вместе мы справимся, я обещаю, как только я проснусь, то сразу пойду искать Келли, только позволь мне быть с тобой. Тихо. — Я должен показать тебе кое-что, — голос позади кажется подавленным, и Дан медленно разворачивается, чтобы не спугнуть бедолагу. Он выглядит зашуганным, каким-то замученным и помятым, Джош уверен, что, если бы мальчик мог спать, он бы не спал порядком суток. Чтобы художник мог сесть, Тайлер выделил ему небольшое бревно, которое, как по божьему желанью, неспешно выросло у них на глазах, оно было на удивление сухим и прочным, так что, недоверчиво покосившись на него, желтоволосый всё-таки садится, облокотившись на собственные колени. Дождь всё же идёт, но он уже не такой сильный, он лишь слабо касается кожи, неприятно морося. Став перед старшим и удостоверившись, что внимание парня приковано к нему, разноглазый медленно расстёгивает молнию на собственной толстовке, неспешно стягивая её и вручая Джошуа. Под ней ничего не оказывается, и мальчик обнажает свои плечи, ключицы, грудь и живот, изрядно покрытые царапинами, синяками и незатянувшимися порезами. Но больше всего Дана потрясают изгибы локтей разноглазого: его вены сплошь и полностью усыпаны практически чёрными гематомами и кровоподтёками, обильное количество круглых ран, как от иглы, сотрясает разум, некоторые из них даже кровоточат, пуская тоненькие струйки алой жидкости вниз по трясущейся руке. Тайлер стоит, подставив тело холодным каплям, он дрожит, но Дан знает: ему не холодно. Юноша как-то рассказывал об этом, значит, причина другая. Ему страшно. Он напуган. — Это… Оно появляется постоянно, примерно в то время, когда у тебя обеденный перерыв. Сначала я д-думал, что я — наркоман, но ведь как бы я мог себя к-колоть, если я без с-сознания? Мне страшно, Джош. Я в у-ужасе. Что мне делать? Я… — он хныкает и впервые за всё время плачет. Всё вокруг начинает мерцать чёрным, белым и мертво-зелёным, темные полосы появляются и пропадают отовсюду, Небо дрожит и рассыпается где-то за горизонтом, а гром издаёт жуткий хриплый возглас, сопровождая выпады практически мёртвой уже молнии. — Джош, это так б-больно… — юноша утирает покрасневшие глазки и цепляется ноготками за свои плечи, оставляя на молочной коже длинные красные полосы. Его пробивает крупная дрожь, и он снова хнычет. — Почему мне так больно? Почему это происходит со мной, Д-Джош? Абсолютно сбитый с толку и растерянный, Дан не может сказать ни слова, он просто немо глазеет на мальчишку, корчащегося от боли. — Я не могу это терпеть больше. Как же!.. Больно. Джош, помоги мне, пожалуйста, останови это! Тайлер окончательно падает на колени, очевидно, расшибая их, и всё вокруг чернеет: ничего, кроме темноты и Тая в ней, ничего, кроме тишины и всхлипов Тая в ней. Художнику не страшно, но он боится за состояние юноши, поэтому он садится напротив него и, бережно взяв его руку в свои ладони, аккуратно проводит по едва запёкшейся крови, смазывая её. — Это будто… — он запинается, вспомнив, где видел такие раны раньше, задыхаясь и жадно хватая воздух ртом. Он хочет продолжить, но кто-то будто нагло спёр у него дыхание, так что всё, что он может - издавать хриплые звуки и надеяться на то, что он был понят. — Тайлер? Тайлер! — Джош всматривается в глаза ничего не понимающего мальчика и, что-то решив для тебя, прикрывает рот ладонью. — Я найду тебя!.. — с этого момента Тай — не единственный, кто тут плачет: по щекам Дана скатываются горячие тяжёлые слёзы, которые он пытается мгновенно смахнуть, но, сдавшись, хватает паренька за плечи и, обнимая, тихо шепчет ему в плечо. — Найду… Он открывает глаза и понимает, что обнимает совсем не тёплого разноглазого — парень раскинулся, зажимая в своих руках влажную от слёз подушку, но на его пальцах остаются красноватые мажущиеся следы крови юноши, а рядом с ним валяется чёрная толстовка, так предательски пахнущая едва уловимой сиренью и, кажется, дикой фиалкой.