Дофамин

Самопожертвование дает нам возможность жертвовать другими без угрызений совести. Джордж Бернард Шоу

Хлоя обрезала волосы в тот день, когда ей исполнилось шестнадцать. Вот так просто взяла ножницы и обрезала. Стоя перед зеркалом в ванной, и бросая их в раковину, прядь за прядью. Пока они не свернулись там дохлым зверьком в разрытой норе. Ночью она не могла заснуть. Сообщение двухгодичной давности силилось рассеять мрак, но экран телефона неумолимо гас снова и снова. Две строки. Хлоя могла читать их даже с закрытыми глазами, так и видела, как они пропечатываются на веках. Десять, двадцать, двести четырнадцать, пятьсот шестьдесят семь сообщений в ответ. В пустоту. "С днем рождения, Хлоя", - пишет она сама себе, - "Я не могу заснуть." Ну, разумеется, ничего. Два года прошло, сколько можно надеяться. "Ты мне наврала!" "Где ты???" Не доставлено. Две тысячи восемьсот девяносто шесть раз. "Я..." "тебя..." Экран вздрогнул и схлопнулся в небытие - низкий заряд батареи. Пустота. Ну, и черт с тобой! Ненавижу! Мать ненавидела, когда она курила в доме, а Хлоя ненавидела ее долбанутого хахаля, который ночевал здесь уже вторую неделю и потихоньку складывал в гараже коробки со своим вонючим барахлом. Когда он притащил туда первую, с какими-то инструментами и сменой одежды, якобы, собирался чинить стиральную машину, она пинками вышвырнула эту измочаленную коробку прямо на дорогу. Теперь он устанавливал в гараже чертов сейф! Теперь его барахло, как плесень, расползалось по полкам, висело в папином шкафу... да что там, "его барахло" прекрасно себя чувствовало, разместившись в папиной кровати, в папиной жене. Мать заявила, что этот дом все еще принадлежит ей, значит, она может делать здесь то, что ей хочется. Отлично, Хлоя тоже могла делать то, что ей хочется, а сейчас ей хотелось курить. От сухой горечи во рту подкатывал к горлу рыхлый ком тошноты. Она всю ночь просидела за письменным столом. Курила одну за одной - чтобы на запах из маминой комнаты не вломилась Полиция Нравов, пришлось открыть окно, так что все внутри выстыло и схватилось коркой. Пошарив среди старых рисунков - вороха комиксов из прошлой жизни, жизни, мать твою! - Хлоя вытащила чистый лист. Она рисовала череп с пустыми глазницами, увитый гирляндой цветов. Вспыхнул и угас рассвет. Когда стихли за дверью приглушенные голоса и шаги, маркером, зажав колпачок в зубах, она написала на стене над кроватью: "Я не могу спать". Глядя на себя в зеркало, ощетинившуюся колючими неровными прядями искромсаных волос, Хлоя глубоко затянулась, едва сдерживая кашель, и взяла с полочки над раковиной свежевыставленный там на всеобщее обозрение лосьон после бритья, поморщилась - пах он примерно так, что блевать хотелось, и вытряхнула в раковину весь пузырек. Намокнув ее состриженные волосы потемнели, съежились и сделались еще более жалкими. Тогда Хлоя затянулась еще разок, занесла руку и медленно, торжественно разжала пальцы. Погребальный костер - прощай, Хлоя Прайс! - вспыхнул чуть ли не до небес! Она едва успела отдернуть ладонь, но пламя уже облизало запястье. Гребанный Дэвид - да что у него там, чистый спирт, что ли - всегда за ним остается последнее слово! Хлоя зашипела и сунула руку под душ. В раковине с мерзким оглушительным треском стремительно сгорала ее изгаженная жизнь. Пламя билось о стеклянную полку, оставляя на ней грязные жирные пятна, которые уже никуда не денутся. Но как ни сильна была ярость, пожрав свою пищу, тут же угасло, в маленькой ванной стояла ужасная, невыносимая вонь. Тату-мастерская располагалась над прачечной, где круглосуточно кисли торчки в затянутых на горле капюшонах и втыкали на то, как вертится в барабанах цветное белье. Под их взглядами Хлое вдруг сделалось ясно, она давно уже ощущает себя линялой майкой, которую просто однажды позабыли забрать, крутится, крутится без толку. Только и остается со стороны повтыкать. В одном из кресел, похожих на зубоврачебные, длинноволосая девчонка в мини-юбке, высоко задрав босые ноги на столик с какими-то пузырьками и жестянками красила под лампой ногти. Она жевала резинку, и когда огромные розовые пузыри оглушительно лопались, длинным розовым языком она сладко облизывала губы, прежде чем снова начать жевать. Она чем-то походила на девиц из фильмов Джона Уотерса. Такая же деланно клевая и полная ехидной тоски по ушедшим винилово-пластиковым временам, когда все было еще впереди. Вообще, это место здорово подошло бы Уотерсу для съемок. Так и казалось, что эта девчонка и шаблонный парень-татуировщик с забитыми плечами и свалявшимся хвостиком давно немытых волос сейчас повскакают со своих мест и запоют что-нибудь этакое, рокенрольное, из пятидесятых. - Тебе восемнадцать-то есть? - спросил мастер, когда она остановилась в дверях, слегка растерявшись, вытряхнул на колени пару резиновых перчаток и принялся надувать их по одной, вдумчиво расправляя каждый палец, а потом запихивая их вовнутрь, пока не выставил ей в лицо один - средний. - Мне вообще-то плевать, но проблемы мне тут не нужны. - Есть. Вот прям сегодня у меня день рождения. - Чо-то не верю, - сказал он болтая своей перчаткой. - Да ладно тебе, Банни. Есть ей восемнадцать, я могу подтвердить. Мы вместе в Блэквелле учимся, - девчонка спустила босые ноги на шахматный пол в черно-белую клетку и улыбнулась. Хлоя почувствовала, что невыносимо тупит, и быстро переключила лицо в режим радостного узнавания: - Ну да, да... Рэй-чел! - повторила она за девчонкой, вытягивая гласные и медленно кивая головой, как умственно отсталая. - Ну, ладно, - усмехнулся татуировщик, - если ты так говоришь, детка. А то прибежит потом батя с ремнем и... - и шлепнул ее по заднице. Это было не то место и не то время, чтобы вспоминать о том, что ее батя никуда уже не прибежит, поэтому Хлоя вообразила мудозвона Мудисона (что поделаешь, даже фамилия у него мудацкая, мудак по жизни), с пеной у рта размахивающим своей пушкой - он даже чертов сейф для нее установил - как полный придурок. - Показывай, - уставился на нее Банни. - Показывай, говорю, что бить будем, - матерясь про себя, она вытащила из кармана сложенный листок. - Хм, а неплохо. Мне нравится, - сказал он разглядывая рисунок. - Цвета хорошие. Черепушку я тебе потемнее сделаю, блик херово будет смотреться. Сеанса за три-четыре сделаю. Сюда бы еще чего-нибудь синего добавить. Какое-нибудь яркое пятно для контраста. Во, гляди, - он грубо схватил эту Рэйчел за шею и пригнул ее голову к столу, так что ее ярко-синяя сережка-перо легла сверху рисунка. Рэйчел выгнула шею и улыбалась, глядя на нее снизу вверх. - Может, перо и набить? Или птичку? Птичка подойдет, мелкая такая, вроде сиалии или сойки. Ну, знаешь, типа Блубёрд! Привет от нациков! - заржал Банни, возя длинноволосую с ее сережкой по столу. - Да иди ты на хрен со своей конспирологией! Пусти уже! - она вывернулась у него из-под руки и мотнула головой, распространяя вокруг себя запах жасмина, аммиака и чего-то такого тревожного. Синее перышко порхало у ее лица за сеткой волос, как ... - Бабочки. Это символ чего-то нового. Перемены к лучшему, - сказала Рэйчел и улыбнулась. Хлоя сказала, что подумает. Когда Банни усадил ее в кресло, нацепил широкие пластиковые очки и перчатки и стал тщательно протирать ее плечо кусочком марли, Рейчел встала позади, свесившись сверху, перевернутая, как в объективе. В зеркале напротив Хлоя могла видеть, как ее словно бы обволакивает пологом из длинных светлых волос. - Классная стрижка, - Рэйчел одним пальцем осторожно, едва ли касаясь, провела над Хлоиным лицом, повторяя контур. - Неспокойная... - Ну да, типа какой-нибудь чингачгук собирался содрать с тебя скальп, а потом передумал, - встрял Банни и отпихнул Рэйчел с ее волосами в сторону. - Ты мне свет загораживаешь. - Я решила, так лучше, чем каждое утро выводить на лбу: "Отвали!" - ей было неприятно, что они там возятся как-то по-своему. - Эт я могу, - Банни выглянул поверх своих пластиковых очков. - Ваще на раз. Тихо-тихо, у меня инструмент! - он примирительно поднял руки с машинкой, куда прилаживал иголку, кажется Рэйчел пнула его где-то там сзади. - А тебе пойдет покрасить волосы! К глазам, - она отошла в сторонку, села на стеклянный прилавок, откинулась назад и, извернувшись, пошарила там, выставив свои длинные загорелые ноги, - только не пялься, только не пялься! - и вытащила тюбик с голубой краской, продемонстрировала его, как в рекламе по телевизору. - Ну, я не знаю. - Давай попробуем прядку сначала. Вот здесь, - Рэйчел подошла и стала перебирать ее волосы, как-то так очень запросто. У нее была шершавая сухая кожа на тыльной стороне ладони. Это было приятно. - Будет здорово. - У тебя правда день рождения? - спросила она, бережно распределяя краску, прежде чем обернуть прядь. - Ага. - Круто. Чего так кисло? Хлоя пожала плечами. Плечом. Банни крепко держал ее за руку, жужжала машинка, иголка вонзилась где-то под кожей. Больно не было. Скорее щекотно. Больнее ей теперь, наверное, вообще никогда не будет. - Хочешь повеселимся? У меня есть один приятель, у него всегда можно достать, чем полечиться, недорого. - Аптекарь, что ли? - Рэйчел фыркнула, снимая резиновые перчатки. - Вот, держи, - через минуту она растянула у нее перед глазами клочок бумаги с цифрами номера, а потом перегнулась сверху, так что на несколько мучительно долгих секунд ее грудь тяжелой поддатливой каплей шмякнулась Хлое на нос. - Позвони Фрэнки, если соскучишься. Я тоже туда сегодня собираюсь. - Хлоя почувствовала, как пальцы сунулись куда-то в карман ее джинсов приятным полузатертым воспоминанием. - Можно посидеть где-нибудь, - прибавила она, вновь перевернутая возникая над ней. А потом отражение Рэйчел приблизилась, и Хлоя почувствовала прикосновение ее теплой щеки, синее перо щекотало шею. Черты лица у нее были такими тонкими, аккуратными, как у коллекционных фарфоровых кукол, которых вручную вырезывают, шлифуют и расписывают, идеально замешивая цвета, чтобы продать подороже. - Хоть на всю ночь зависнуть, - последние слова она почти прошептала, повернув голову, так что ее дыхание просыпалось мурашками по шее и по спине, кольнуло под коленками. Это было почти совсем так же, как когда из горсти на пляже, подкравшись, сыплют тебе струйкой невесомый песок на шею, чтобы потом засмеяться... Хлоя зажмурилась. Не хотела она вспоминать. Больше ничего на свете. Где-то же говорилось об этом, в каком-то индейском поверье, что татуировка - что-то вроде маленького воскресения, старый ты со всем дерьмом уже больше не существуешь, зато вот он - новенький, с алой розой на заднице - начинает жизнь с чистого листа. Потому что злым духам тебя больше не видно, им остается только разлететься прочь вместе со всеми болезнями и неприятностями. Такой был план, мать его. Только воспоминания для них, кажется, тяжеловаты. - Я бы на твоем месте подумал про синюю птичку, - сказал на прощанье Банни. - Правительственные эксперименты - это круто! Вечером она сидела в своей комнате над рисунком татуировки, рассыпав вокруг синие карандаши. Символ обновления, значит? Синие бабочки разлетались из-под руки, от оплетенного тернием черепа, когда Джойс позвала ее ужинать. - Мам! - рявкнула она от подножия лестницы, едва заглянув на кухню, - Какого черта, он тут делает? - за столом, разумеется, восседал сержант Пеппер собственной персоной. - Хлоя, перестань. - Что? Это мой гребанный день рождения! - Хлоя, пожалуйста, мы это уже обсуждали, - Джойс закатила глаза, продолжая накрывать на стол. - Давайте просто спокойно поедим. - Не хочу я! Просто дай мне чертов конверт с деньгами и я пойду, ага? - Сядь, я прошу, - как ей только удавалось сохранять такое поразительное спокойствие. Хлоя уставилась на нее своим пронзительным взглядом, на который людей можно было, как иголкой нанизывать, говорил папа, но с Джойс это не работало. В конце концов, Хлоя сдалась, и громыхнув стулом, уселась на него верхом, выставив локти. - Подстриглась? - спросила Джойс. - Ага. - Оригинально. - Ну, может. - А это что? - она поставила на стол торт залитый белоснежной глазурью и уставилась на перемотанное полиэтиленовой пленкой плечо Хлои, с которого пялился на нее безглазый череп в окружении зеленых листьев, потрогала, повертела, чтобы убедиться. - Череп с костями? Надеюсь, ты хорошо подумала, чего хочешь. Так просто от нее уже не избавиться. - А я надеюсь, ты хорошо подумала, - мрачно заявила Хлоя, уставившись прямо на Дэвида. Она взяла нож и, ткнув его тупым носом в столешницу, раскачивала туда-сюда. - Как ты разговариваешь с матерью! - наконец, не выдержал инспектор Мудисон, видно было, он сдерживался изо всех сил, шея у него на глазах наливалась кровью, и Хлоя подумала, может его удар хватит. - Мам! Какого хера?! - Слушай меня, - он легонечко хлопнул ладонью по столу, но тарелки с вилками все равно испуганно вздрогнули. - Ты будешь вести себя прилично, пока живешь в этом доме! Следи за языком. Я не позволю тебе так обращаться с Джойс! - В этом доме? - она аж вся вперед рванулась, будто рыцарь на средневековом коне со своим столовым ножом наперевес. - Это мой дом! Мой! Дом моего отца! Ты здесь никто! Мама, скажи ему! Джойс закрыла лицо руками: - Господи, Хлоя! Мне тоже тяжело. Я просто стараюсь жить дальше. - А я не хочу жить дальше! Я не хочу так жить дальше, неужели не понятно! - Я простой солдат, - завел песню, Хлоя аж глаза закатила, - я достаточно повидал. Может быть, я не умею, как это говорят, искать подход, только детскими капризами меня не напугаешь. Ты маленькая эгоистка. - Я эгоистка?! Если бы папа не поехал тогда... - это было жестоко, но ее уже ничто не могло остановить. Даже то, что мама ушла и стояла, облокотившись о кухонную раковину, будто окаменела. - Хочешь, чтобы тебя принимали всерьез, прекрати детский сад. Ради твоей матери я не позволю тебе разрушить свою жизнь. Если понадобится, буду сам возить тебя в школу и проверять домашнее задание. Ясно? Тебя видели на свалке у железной дороги во время занятий, утром ты чуть дом не спалила, теперь это, - он махнул рукой, так что было не ясно, что именно он имеет в виду - всю Хлою целиком или ее новую татуировку. Она вскочила, вцепившись в чертов столовый нож, так что костяшки пальцев побелели. - А тебе не приходило в голову, что это не твое собачье дело?! - Мы с твоей мамой решили жить вместе, значит - мое, - он вскочил было ей на встречу, но как-то враз помягчел. - Послушай, все имеют право на счастье. Жизнь - очень ненадежная штука... - Да, я лучше вскроюсь, чем буду жить с тобой в одном доме, понял? - с размаху она всадила нож в торт, хотя успела вообразить, как занятно бы вышло прихватить его с собой - вот бы лица у них вытянулись, даже если бы она и не стала раскарябывать кожу запястья зазубренным краем - и выскочила из дома. - Хлоя! - только и успела крикнуть Джойс ей вслед. Она не знала, куда едет. Ну, не в Сиэттл же. Теперь-то зачем? Сквозь красные стволы сосен пробивались красные лучи закатного солнца - закатный, мать его, штат - и ей казалось, что-то навсегда лопнуло внутри, и теперь красное пятно пробивается на ее красной майке. Все вокруг было нестерпимо красным. А потом навстречу ей выскочил олень. Молоденький такой. Прежде чем зажмурилась, Хлоя успела рассмотреть солнечные пятнышки на шкуре и шаткие длинные ноги пирамидкой. Она нажала на тормоз, но когда машина остановилась, визжа и брыкаясь, уже не могла сказать - не было ли удара. Нужно было просто обернуться. Но Хлоя не могла заставить себя этого сделать, она не хотела смотреть назад. Ни за что! Ей пришло в голову занавесить зеркало заднего вида, и она вытряхнула все из карманов на пассажирское сиденье - ключами и сигаретами тут не обойдешься. Тогда Хлоя стащила через голову майку, ощупью набросила ее на зеркало и, глубоко вздохнув, открыла глаза. С майки ей прямо в лицо ей пялился дурацкий нарисованный череп с крестиками вместо глаз. Руки тряслись. - Вот же дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! - она саданула по рулю, вякнул гудок, но это не помогало. Слезы впервые за два года подступили так близко - не плакать, только не плакать! - иначе не остановиться. Дрожащей рукой она нашарила пачку сигарет, и ей на колени спорхнул листочек с номером, который сунула ей в карман та девчонка с загорелыми ногами. - Ну, и черт с ним! - оглядываться назад ни к чему. Чувак, который снял трубку, сказал ей ехать на пляж. Он сидел в шезлонге возле роскошного фургона и пялился на закат, попыхивая самокруткой, распространявшей вокруг густой смолистый запах. У его ног на песке свернулся щеночек с огромным конусом на шее. При виде Хлои он тут же вскочил и попытался грозно рычать, но черпанул песку и стал вертеть головой, повизгивая. - Хороший мальчик! - сказал чувак и потрепал его по шее. - Собака никогда тебя не предаст. В отличие от людей. - Да ты прямо проповедник, - буркнула Хлоя. Щенок повертелся у нее под ногами, пытаясь ухватить за штанину, и утек куда-то в сторонку. - Раз ты подруга Рэйчел, первый раз - за счет заведения. Пробуй, - он протянул ей самокрутку, оглядев с головы до ног. - Что это? - Чупа-чупс, - усмехнулся еще. - Не так. Потяни и держи, во-во-во. Ну как? - Годится, - прохрипела она. Горло щипало, будто наждаком прошлись. Фрэнк вытащил небольшой пакетик из кармана клетчатой рубахи, и вдруг щелкнуло и по глазам садануло вспышкой, Хлоя зажмурилась, заливистый лай щенка забивал уши. - Эй, ты! Ты, блять, кто такой? А ну, иди сюда! - заросли тсуги, за которыми Фрэнк свил свое укромное гнездышко, всколыхнулись. - Слышь, я сказал! Ты что, коп? - Какая-то темная фигура по ту сторону отделилась от кустарника, Фрэнк тяжело ломился следом. За кустами там что-то рухнуло, послышался глухой звук удара, потом еще и еще, будто из пакета в продуктами один за одним сыпались на пол апельсины. Голова Фрэнка болталась над тсугами маятником, будто он проделывал там какую-то важную, методичную работу. Вот блять. Если это действительно копы, мать, конечно, узнает, а Дэвид ей за травку последние мозги выебет, урод, или, вообще, пристрелит. Кажется, злые духи, и не подумали от нее отъебаться, как раз наоборот, слетаются, как мухи на говно. Ну, прям один в один сравненьице. Больше всего хотелось свалить отсюда. И никогда не оглядываться. С оленем же получилось. Но Фрэнк уже ломился обратно, волоча подмышкой своего щенка. - Валим! Чо встала?! - подхлестнул он и, ввалившись в фургон, дал заднюю. - Эй! По инерции повинуясь его напору, она ринулась в машину, повернула ключ в замке. С зеркала на нее уставился залитый кровью череп с дурацкими мультяшными крестиками вместо глаз. Хлоя вздрогнула. Обмякла на сиденье. "Ну и дура ты, Хлоя Прайс! Конченая ты дура! Садись в машину и уезжай!" На берегу было тихо, шумел океан, и только следы от шин на песке. Скоро стемнеет. - Эй! - крикнула Хлоя. Никто не ответил. А если он вообще убил там кого-нибудь, что она станет делать с трупом? Офигенный такой подарочек на днюху, лучше не придумаешь! За разросшейся тсугой на берегу корежился плавник. Темное бревно, обкатанное волнами. Кого бы там ни отлупил этот бешеный наркодилер, кажется, его уже след простыл, отчаянно успела подумать Хлоя, понимая, что на берегу одеревенел человек. Женщина. Хлоя опустилась на колени и осторожно заглянула ей в лицо. Женщина была уже немолода, наверное, старше Джойс. Резко очерченные морщины на лбу, скобочки по углам губ, заострившиеся черты. Вся она была какая-то потемневшая, будто ее действительно хорошенечко отмусолил, а потом выплюнул океан. - Блять, - прошептала Хлоя, - а если она не дышит! - Отчего-то зажмурившись, двумя пальцами она дотронулась до ее шеи, где, рассказывали на этих дурацких уроках о первой помощи, полагалось биться какой-то жизненноважной жилке. Ничего. Только шея была холодная. Класс! Просто здорово! Хлоя наклонилась пониже, чтобы послушать, вдруг она дышит, и поняла, что знает ее. Ну, конечно. Эта тетка всегда отиралась поблизости от маминой закусочной, уже не первый год. Какого хрена она здесь-то забыла? Черт! Хлоя отпрянула, что-то хрустнуло под ее рукой. "Skweekinax". Бездомная таскала с собой коробку с дурацкими кукурузными хлопьями, теперь они высыпались из ее сумки на длинном ремне. И даже показалось - сладко, приторно сладко запахло детством, какие-то желтые с голубым воспоминания, две девочки в пиратских костюмах на пляже, струйка песка на шее. Твою мать, она сидит рядом с трупом и сейчас зарыдает, оттого что Макс здесь больше нет! Папы нет! Ничего не осталось! Наверное, она все-таки всхлипнула, потому что бездомная вдруг распахнула глаза. Мутные, будто облитые молоком. - Не плачь. Неотложка приехала быстро, и Хлоя юркнула за носилками внутрь, просто потому, что не хотелось оставаться сейчас одной на пляже. И тем более домой возвращаться не хотелось. Бездомной пощупали пульс, в глаза посветили фонариком и увезли на какие-то тесты. В большой общей палате за занавесками ворочались и стонали невидимые души, Хлоя почувствовала себя бесконечно усталой. Села на кровать, рухнула на подушку, будто питание отключили, и приложилась головой обо что-то твердое. Твою мать! Придурошный санитар запихал туда сумку бездомной, и уж точно расшиблась она не о кукурузные хлопья. Усевшись на одеяле, скрестив ноги, Хлоя пошарила внутри, и вытащила разбитую камеру с выносной вспышкой. Дорогая вещь для бездомной. Об эту штуку она и треснулась. Значит, это вспышка сверкнула, когда Хлоя собиралась купить травы. Интересно, что эта тетка там делала? За птичками наблюдала? Придется завязывать с этим хобби - Фрэнк надежно ослепил объектив сетью трещин. А вот карточек не тронул, поторопился, и они выплеснулись из сумки, когда она попыталась запихнуть камеру обратно, прямо на Хлою. Козырной туз сверху - она сама, самокрутка в зубах, рядом с этим Фрэнком - зачем это было снимать? А дальше весь флеш-роял - Хлоя почувствовала, что от ярости у нее просто мозги закипают - тоже она: и возле тату-салона, и в академии, и на пляже - везде, черт возьми! "Вот урод! Вот урод!" - Дэвид, этот конченый мудачила устроил за ней слежку! Интересно, что теперь Джойс на это скажет! Он вообще имеет право? Это же частная жизнь! Она уже успела обрадоваться, вообразив, как станет показывать эти карточки матери, как вдруг наткнулась на старую фотографию, которая была снята два года назад, где они с Макс были в пиратских костюмах. И фото со дня рождения. И снимок с папой. - Блять! Да этот урод совсем охуел! - ну, ладно еще он заставил несчастную бездомную тетку таскаться за ней с фотоаппаратом, но ее детские карточки-то тут при чем? Где он вообще их взял? Как он посмел лезть в ее старую жизнь, в ее детство? Она была в такой ярости, что не сразу поняла, ее зовет доктор, и рявкнула: - Мудила! - но все-таки вышла с ним в коридор. По неотложке они тут, наверное, и не того навидались, поэтому врач сделал вид, что не обратил внимания на ее выкрик, и стал что-то там зачитывать ей со своего планшета. Хлоя смотрела на фотки, на мягкую светлую улыбку Макс, которая была у нее два года назад. - ... несколько ушибов, сломано пару ребер... - Ну и? - Возможно, полиция захочет задать несколько вопросов. - Да я при чем! Я просто нашла ее на пляже. - Что вы там делали? - Гуляла. А что? - Ничего. Я хотел поговорить не об этом. Похоже, у пациентки глиобластома. Опухоль мозга, - пояснил он, считав ее кислое недоумение, - ей осталось жить максимум несколько месяцев. Если вы знаете родственников... - Нет. Говорю же, я просто гуляла. - Что ж... Что ж. Не так-то это легко - злиться на человека, который должен вот-вот умереть. Хлоя прошлась по коридору, похлопывая толстенькой пачечкой фотографий по ладошке. Лучше всего, наверное, было уйти, показать это все маме. Если и после этого она не согласится вытурить своего Остина Пауэрса!.. Она уже повернула было к выходу, но в последний момент решила все же задать этой умирающей несколько вопросов, чтобы отрезать Мудисону все пути к отступлению. Только, как, черт его знает, с ней говорить? Первобытное чувство глухого страха - вот, вот был живой человек, и ничего не осталось! - сдавило горло. По палате гулял сквозняк, занавески зловеще вздрагивали и хлопали на ветру. Какое-то время ей понадобилось, чтобы понять - койка бездомной опустела.